Страница:
— Лжец! Проклятый лжец! — сжав кулаки, выкрикнула Китиара, почти точно — ах, если бы она это знала! — воспроизводя обращенные к Танису последние слова Элистана. — Он убил меня, проклятый темный эльф!
Жуткая улыбка исказила ее лицо, и Танис содрогнулся.
— Но я ранила его! — с торжеством воскликнула Китиара. — Теперь он не сможет помочь Рейстлину. Владычица Тьмы прикончит его и уничтожит всех, всех!
Застонав, она забилась в агонии, изо всех сил вцепившись в Таниса.
Полуэльфу ничего не оставалось, как прижать ее к себе. Когда боль ненадолго отпустила ее, Китиара открыла глаза и посмотрела на него.
— Слабак, — прошептала она насмешливо и в то же время с горьким сожалением. — Весь этот мир мог бы быть нашим, твоим и моим…
— Мне и так принадлежит целый мир, — ответил Танис, сердце которого разрывалось между жалостью и отвращением. Китиара тряхнула головой и хотела сказать что-то еще, но ее блуждающий мутный взгляд вдруг остановился на чем-то еще, за спиной Таниса.
— Нет! — Воительница издала такой ужасный крик, который не смогли бы вырвать у нее ни самые жестокие пытки, ни чудовищные страдания. — Нет!!!
Скорчившись от страха, молодая женщина прижалась к груди Таниса и зашептала быстро, бессвязно, дрожа словно в лихорадке:
— Не отдавай меня ему, Танис! Прогони его! Не хочу…! Я всегда любила тебя, полуэльф! Всегда…любила…тебя…
Голос ее опустился до еле слышного — не громче дыхания — шепота.
Танис обернулся через плечо, но сзади никого не было.
«Кого она имела в виду? Даламара?» — удивился он.
— Кто? Кого прогнать, Китиара? Я Не понимаю… — начал он и осекся. Китиара уже не слышала его, ибо уши ее навеки оглохли для речей живых. Она слышала только один-единственный голос, который будет звучать теперь для нее без конца, целую вечность.
Танис почувствовал, как тело в его руках обмякло, и, отведя назад темные вьющиеся волосы, вгляделся в лицо Китиары в надежде поймать хоть какой-нибудь признак того, что душа ее обрела покой, но не было ни малейшего следа умиротворения на этом лице! В мертвых карих глазах застыло выражение ужаса и отчаяния, а чарующая кривая улыбка превратилась в оскал.
Танис поглядел на Карамона, и гигант мрачно покачал годовой. Полуэльф медленно опустил тело на пол и наклонился, чтобы поцеловать стынущий лоб, но не смог этого сделать — слишком уж угрюмым и страшным было лицо мертвой воительницы.
Накрыв Китиару своим плащом, Танис некоторое время стоял на коленях возле неподвижного тела. Темнота, темнота без просвета окружала его. Потом он услышал грузные шаги Карамона и почувствовал его тяжелую руку на своем плече.
— Танис…
— Все в порядке, — хрипло откликнулся полуэльф и поднялся. В ушах его еще звучала последняя мольба Китиары: «Не отдавай меня ему, Танис!»
Глава 7
Глава 8
Жуткая улыбка исказила ее лицо, и Танис содрогнулся.
— Но я ранила его! — с торжеством воскликнула Китиара. — Теперь он не сможет помочь Рейстлину. Владычица Тьмы прикончит его и уничтожит всех, всех!
Застонав, она забилась в агонии, изо всех сил вцепившись в Таниса.
Полуэльфу ничего не оставалось, как прижать ее к себе. Когда боль ненадолго отпустила ее, Китиара открыла глаза и посмотрела на него.
— Слабак, — прошептала она насмешливо и в то же время с горьким сожалением. — Весь этот мир мог бы быть нашим, твоим и моим…
— Мне и так принадлежит целый мир, — ответил Танис, сердце которого разрывалось между жалостью и отвращением. Китиара тряхнула головой и хотела сказать что-то еще, но ее блуждающий мутный взгляд вдруг остановился на чем-то еще, за спиной Таниса.
— Нет! — Воительница издала такой ужасный крик, который не смогли бы вырвать у нее ни самые жестокие пытки, ни чудовищные страдания. — Нет!!!
Скорчившись от страха, молодая женщина прижалась к груди Таниса и зашептала быстро, бессвязно, дрожа словно в лихорадке:
— Не отдавай меня ему, Танис! Прогони его! Не хочу…! Я всегда любила тебя, полуэльф! Всегда…любила…тебя…
Голос ее опустился до еле слышного — не громче дыхания — шепота.
Танис обернулся через плечо, но сзади никого не было.
«Кого она имела в виду? Даламара?» — удивился он.
— Кто? Кого прогнать, Китиара? Я Не понимаю… — начал он и осекся. Китиара уже не слышала его, ибо уши ее навеки оглохли для речей живых. Она слышала только один-единственный голос, который будет звучать теперь для нее без конца, целую вечность.
Танис почувствовал, как тело в его руках обмякло, и, отведя назад темные вьющиеся волосы, вгляделся в лицо Китиары в надежде поймать хоть какой-нибудь признак того, что душа ее обрела покой, но не было ни малейшего следа умиротворения на этом лице! В мертвых карих глазах застыло выражение ужаса и отчаяния, а чарующая кривая улыбка превратилась в оскал.
Танис поглядел на Карамона, и гигант мрачно покачал годовой. Полуэльф медленно опустил тело на пол и наклонился, чтобы поцеловать стынущий лоб, но не смог этого сделать — слишком уж угрюмым и страшным было лицо мертвой воительницы.
Накрыв Китиару своим плащом, Танис некоторое время стоял на коленях возле неподвижного тела. Темнота, темнота без просвета окружала его. Потом он услышал грузные шаги Карамона и почувствовал его тяжелую руку на своем плече.
— Танис…
— Все в порядке, — хрипло откликнулся полуэльф и поднялся. В ушах его еще звучала последняя мольба Китиары: «Не отдавай меня ему, Танис!»
Глава 7
— Я рад, что ты здесь, со мной, — просто сказал Карамон.
Гигант стоял перед Вратами и пристально вглядывался в кромешный мрак, наблюдая за каждым движением, тревожившим бездонную и пустую тьму. Даламар, обложенный подушками, сидел рядом с ним в своем кресле. От боли его лицо вытянулось и посерело, а правая рука висела на перевязи. Танис беспокойно мерил комнату широкими шагами. Драконьи головы светились так ярко, что на них больно было смотреть.
— Карамон, пожалуйста… — снова начал Танис.
Гигант посмотрел на него с решительным и мрачным выражением на лице, и Танис осекся. Как можно спорить с гранитной скалой?
— Ну хорошо, — вздохнул он и вдруг спросил:
— А как, собственно, ты собираешься пройти сквозь них?
Карамон улыбнулся. Он догадался, что хотел сказать ему друг, и был рад, что он замолчал.
Танис мрачно оглядел Врата и ткнул в их сторону пальцем:
— Ты говорил мне, что Рейстлину пришлось истратить годы, чтобы стать этим…Фистандантилусом, обмануть госпожу Крисанию, заставив ее пойти с собой, и все равно он чуть было не погиб! — Полуэльф перевел взгляд на Даламара:
— Ты можешь войти в эти Врата, темный эльф? Даламар отрицательно покачал головой:
— Нет. Как сам ты сказал, для того, чтобы переступить этот порог, нужны огромные силы и знания, которых у меня нет и, наверное, уже никогда не будет. И не надо так на меня смотреть, полуэльф, мы ни минуты не потратили зря. Я уверен, — что Карамон не стал бы с таким упорством рваться к Вратам, если бы не знал, как в них войти…
Темный эльф оборвал самого себя и пристально поглядел на Карамона.
— А войти он должен, иначе нам всем конец, — подвел Даламар итог.
— Когда Рейстлин будет сражаться с Темной Королевой и ее войском, ему придется предельно сосредоточиться именно на этом, не отвлекаясь ни на что другое, — сказал Карамон ровным, устрашающе спокойным голосом. — Я прав, Даламар?
— Безусловно, — кивнул темный эльф, вздрагивая, и, действуя здоровой рукой, плотнее запахнулся в свой черный плащ. — Один лишний вздох, одно неверное движение, одна ошибка — и для него все пойдет прахом. Его разорвут в клочья, растащат по косточке и перемелют в пыль.
Карамон удовлетворенно кивнул.
«Как он может быть таким спокойным?» — удивился Танис, но внутренний голос подсказал ему, что таким бывает спокойствие человека, который знает свою судьбу и принимает ее безоговорочно.
— В книге Астинуса, — продолжал гигант, — я прочел, что Рейстлин, зная, что ему придется использовать всю свою магию для борьбы с Властительницей, открыл Врата перед решительной схваткой, чтобы ему было куда отступать. Таким образом, когда после битвы он вернется к ним, то найдет Врата готовыми впустить его обратно в наш мир.
— Рейстлин хорошо понимал, — вставил темный эльф, — что после битвы с Властительницей он будет слишком слаб для того, чтобы открыть Врата самостоятельно, ведь для этого нужны все силы, которыми он некогда обладал…Да, ты прав, Карамон. Он ненадолго откроет Врата, и это произойдет очень скоро. Тогда любой человек, обладающий достаточной силой и мужеством, сможет сквозь них пройти.
Темный эльф закрыл глаза и прикусил губу, сдерживав крик боли. Он сознательно не стал применять лечебный настой, который мог усыпить его.
— Если Карамон проиграет, — сказал Даламар, — я буду нашей последней надеждой.
«Темный эльф — единственная надежда мира на спасение! — подумал Танис. — Бред! Не может быть, чтобы все это происходило наяву…»
Облокотившись на каменную поверхность стола, он положил голову на руки и сидел неподвижно. Как же он устал! Все тело ныло и болело, раны на руках жгли, как раскаленное железо, а голова до сих пор тихо кружилась. Когда же полуэльф расстегнул нагрудную пластину доспехов, она показалась ему тяжелой, как могильная плита, но все же на душе у него было еще тяжелее.
Воспоминания обступили Таниса, протягивая к нему свои холодные руки, словно страшные хранители Башни. Вот Карамон похищает надкушенный окорок с тарелки Флинта, пользуясь тем, что старый гном отвернулся; вот Рейстлин, создающий волшебные иллюзии для сирот из Устричного; вот Китиара, смеясь, бросается ему на шею и шепчет что-то на ухо…
Сердце воина заныло, на глаза навернулись слезы, и полуэльф украдкой смахнул их рукой.
«Нет, все не правильно! — подумалось ему. — Неужели именно так должно было закончиться все то, что вначале казалось прекрасным и вечным?»
Перед глазами Таниса все плыло, и он сам уже не мог понять — от слез или от усталости. Не без труда он различил на каменной крышке стола толстый том, который показывал ему Карамон, — последнюю книгу Астинуса.
«Значит, вот что ожидало всех нас…» — Танис пришел в себя…и тут же почувствовал заботливый взгляд Карамона. Сердитым жестом вытерев глаза и лицо, полуэльф со вздохом поднялся.
Но, как он ни старался, призраки воспоминаний никуда не делись. Они оставались с ним…и витали над головой Таниса, а также над изуродованным, обожженным телом, которое осталось лежать в углу под плащом.
Человек, темный эльф и эльф-полукровка в молчании смотрели на мрачные Врата. Водяные часы на каминной полке отсчитывали время; тяжелые капли падали сквозь узкую горловину с частотой, совпадающей с биением трех сердец.
Напряжение в комнате достигло предела, казалось — еще немного, и что-нибудь здесь сломается, взорвется, и тогда все полетит в тартарары.
Даламар пробормотал что-то на эльфийском языке, и Танис бросил на него тревожный взгляд, опасаясь, не бредит ли он. Лицо мага было мертвенно-бледным, как у трупа, а вокруг запавших глаз появились иссиня-черные круги. Не отводя глаз, Даламар смотрел в пустоту Врат.
Похоже, что и Карамона начало покидать его невозмутимое спокойствие. Он нервно хрустел суставами, сжимал и разжимал огромные кулаки, а его бронзовая кожа заблестела от пота, крупные капли которого отражали сияние пяти драконьих голов. Гигант изредка вздрагивал, а его огромные мышцы судорожно напрягались.
Танис неожиданно почувствовал нечто странное. Воздух…Он был совершенно неподвижен, как перед грозой или катастрофой. Шум битвы, идущей на улицах Палантаса — крики умирающих и яростный лязг железа, — который Танис слышал, даже не осознавая этого, внезапно стих, как отрезанный. Даже хранителей Башни было не слышно, хотя Танис не был уверен, должны ли они производить какие-то звуки. Затихло и бормотание Даламара.
Тишина накрыла их, словно огромным толстым одеялом; она была такой же удушливой и пыльной, как мрак за пределами лаборатории, и в этой тиши, не особенно громко звучали падающие в часах капли. Их мерный стук гипнотизировал Таниса, пробирал до костей, и полуэльфу начало казаться, что он вот-вот сойдет с ума.
Даламар внезапно открыл глаза и с дикой силой стиснул черный плащ на груди, пальцы его побелели. Танис непроизвольно шагнул к Карамону и обнаружил, что гигант тоже потянулся к нему.
— Танис!.. Карамон!.. — заговорили оба одновременно. Гигант схватил друга за руку:
— Позаботься о Тике, ладно?
— Я не пущу тебя туда одного! — воскликнул полуэльф. — Я пойду с тобой!..
— Нет, Танис. — Голос Карамона был тверд. — Если я погибну, Даламару понадобится твоя помощь. Попрощайся с Тикой за меня и попробуй ей объяснить…Передай ей, что я люблю ее и я… — Он не договорил. Танис крепко пожал ему руку.
— Я знаю, что сказать Тике, Карамон, — проговорил он, вспоминая свое прощальное письмо к Лоране.
Карамон кивнул, стряхнув с ресниц слезы, и прерывисто вздохнул.
— И попрощайся с Тасом. Я думаю, он так ничего и не понял…Во всяком случае не все. — Гигант с трудом улыбнулся:
— Разумеется, сначала тебе придется как-то выманить его из этой летучей крепости.
— Я думаю, он все понял, — негромко ответил Танис.
Драконьи головы, обрамляющие Врата, начали издавать пронзительные, хотя и тихие звуки. Карамон напрягся.
Визг голов Становился громче, он как будто приближался, становясь резче и тоньше. Врата пылали разноцветным пламенем, и на стенах играли переливающиеся тени.
— Готовься! — предупредил Даламар.
— До свидания, Танис! — Карамон обнял полуэльфа.
— До свидания, Карамон.
Гигант выпустил Таниса, и тот отступил.
Пустота раздвинулась, Врата открылись.
Танис заглянул внутрь — он был уверен в этом, поскольку не мог отвести глаз; однако спроси у него кто-нибудь, что же он там увидел, и полуэльф не нашел бы ответа. Даже спустя годы Врата все еще снились ему; Танис знал это, потому что с криком просыпался среди ночи, весь в поту, однако сновидение тут же растворялось в его сознании, и он никак не мог вспомнить, что же ему привиделось. Часто после подобных пробуждений он не мог больше заснуть и дожидался рассвета, дрожа под теплыми одеялами.
Но это было потом, а пока Танис знал только одно — надо остановить Карамона. Знал — и не мог сдвинуться с места, не мог даже пальцем пошевелить.
Пригвожденный к полу ужасом, он молча смотрел, как Карамон кивнул ему на прощание и спокойно взошел на золотое возвышение.
Драконьи головы завопили так, что у Таниса заложило уши. Это был вопль триумфа, ненависти, угрозы…Полуэльф и сам что-то кричал, но его голос потонул в оглушительном реве чудовищ.
Потом ослепительно вспыхнул яркий, многоцветный, радужный огонь, Танис зажмурился и вдруг стало темно.
Карамон исчез.
— Помоги ему Паладайн… — прошептал Танис и вздрогнул, услышав голос Даламара, эхом повторивший его слова:
— Такхизис, моя Королева, помоги ему…
— Я еще вижу его, — промолвил темный эльф после непродолжительного молчания. От волнения он полупривстал в кресле, но тут же тяжело рухнул обратно на подушки. Боль, о которой он на время позабыл, снова добралась до него, и Даламар поморщился и застонал. По его бледному лицу стекал пот.
Танис прекратил расхаживать по лаборатории и остановился рядом с магом.
— Вон он, — указал Даламар, с присвистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.
Танис, все еще помня потрясение, испытанное им, когда он неосторожно заглянул в открывающиеся Врата, неохотно посмотрел туда снова. Сначала он не увидел ничего, кроме голого ландшафта под куполом недобро рдеющего неба, однако вскоре полуэльф заметил красноватый свет, отражающийся от блестящих доспехов, и рассмотрел крошечную фигурку, которая, стоя спиной к Вратам, в ожидании оперлась на рукоять меча.
— Как он сумеет закрыть Врата? — спросил Танис как можно спокойнее, хотя от горя его горло то и дело сжимало судорогой.
— Он не сможет этого сделать, — отозвался Даламар.
Танис с тревогой перевел на него взгляд:
— Но тогда что помешает Властительнице Тьмы попасть в наш мир, когда…когда все будет кончено?
— Она сможет воспользоваться Вратами, только если кто-то пройдет этот путь впереди нее, полуэльф, — неожиданно раздраженно ответил Даламар. — Иначе она давно уже перебралась бы в этот мир. Рейстлин держит их открытыми, и, если он вернется через них, Владычица Тьмы последует за ним. Со смертью Рейстлина Врата закроются.
— Значит, Карамон должен убить его — своего близнеца?
— Да.
— И погибнуть сам, — пробормотал Танис.
— Молись за то, чтобы он погиб! — неожиданно взорвался Даламар, но тут же успокоился, облизывая пересохшие губы. От боли его тошнило, а голова постоянно кружилась. — Карамон тоже не сможет вернуться через Врата — это верно. Смерть от рук Властительницы Тьмы может быть ужасной, мучительной, бесконечно долгой, но поверь мне, полуэльф, жизнь там — намного хуже.
— И он знал это?
— Да, конечно знал. Зато мир будет спасен. — Даламар цинично улыбнулся.
Откинувшись в кресле, он продолжал глядеть внутрь Врат, и его тонкие пальцы то мяли, то разглаживали черный бархат плаща, расшитый серебряными рунами.
— Не мир, — поправил его Танис. — Душа. Не больше и не меньше… — Заслышав за собой скрип ведущей в лабораторию двери, он резко обернулся.
Даламар тоже отреагировал удивительно быстро. Танис еще не успел рассмотреть, что же там такое, а темный эльф уже держал в руке свиток пергамента, который он заблаговременно заткнул за пояс.
— Никто не может войти к нам, — шепнул он Танису. — Хранители Башни…
— Хранители Башни не остановят его, — перебил Танис со страхом в лице, очень похожим на гримасу ужаса, изуродовавшую черты мертвой Китиары.
Даламар мрачно улыбнулся и почти беспечно развалился в кресле, с которого, казалось, готов был вот-вот вскочить. Ему не нужно было даже заглядывать за плечо Таниса, который ненароком загородил ему всю панораму, — могильный холод растекался по комнате, подобно сырому туману, — Входи, Сот! — громко сказал Даламар. — Я ждал тебя.
Гигант стоял перед Вратами и пристально вглядывался в кромешный мрак, наблюдая за каждым движением, тревожившим бездонную и пустую тьму. Даламар, обложенный подушками, сидел рядом с ним в своем кресле. От боли его лицо вытянулось и посерело, а правая рука висела на перевязи. Танис беспокойно мерил комнату широкими шагами. Драконьи головы светились так ярко, что на них больно было смотреть.
— Карамон, пожалуйста… — снова начал Танис.
Гигант посмотрел на него с решительным и мрачным выражением на лице, и Танис осекся. Как можно спорить с гранитной скалой?
— Ну хорошо, — вздохнул он и вдруг спросил:
— А как, собственно, ты собираешься пройти сквозь них?
Карамон улыбнулся. Он догадался, что хотел сказать ему друг, и был рад, что он замолчал.
Танис мрачно оглядел Врата и ткнул в их сторону пальцем:
— Ты говорил мне, что Рейстлину пришлось истратить годы, чтобы стать этим…Фистандантилусом, обмануть госпожу Крисанию, заставив ее пойти с собой, и все равно он чуть было не погиб! — Полуэльф перевел взгляд на Даламара:
— Ты можешь войти в эти Врата, темный эльф? Даламар отрицательно покачал головой:
— Нет. Как сам ты сказал, для того, чтобы переступить этот порог, нужны огромные силы и знания, которых у меня нет и, наверное, уже никогда не будет. И не надо так на меня смотреть, полуэльф, мы ни минуты не потратили зря. Я уверен, — что Карамон не стал бы с таким упорством рваться к Вратам, если бы не знал, как в них войти…
Темный эльф оборвал самого себя и пристально поглядел на Карамона.
— А войти он должен, иначе нам всем конец, — подвел Даламар итог.
— Когда Рейстлин будет сражаться с Темной Королевой и ее войском, ему придется предельно сосредоточиться именно на этом, не отвлекаясь ни на что другое, — сказал Карамон ровным, устрашающе спокойным голосом. — Я прав, Даламар?
— Безусловно, — кивнул темный эльф, вздрагивая, и, действуя здоровой рукой, плотнее запахнулся в свой черный плащ. — Один лишний вздох, одно неверное движение, одна ошибка — и для него все пойдет прахом. Его разорвут в клочья, растащат по косточке и перемелют в пыль.
Карамон удовлетворенно кивнул.
«Как он может быть таким спокойным?» — удивился Танис, но внутренний голос подсказал ему, что таким бывает спокойствие человека, который знает свою судьбу и принимает ее безоговорочно.
— В книге Астинуса, — продолжал гигант, — я прочел, что Рейстлин, зная, что ему придется использовать всю свою магию для борьбы с Властительницей, открыл Врата перед решительной схваткой, чтобы ему было куда отступать. Таким образом, когда после битвы он вернется к ним, то найдет Врата готовыми впустить его обратно в наш мир.
— Рейстлин хорошо понимал, — вставил темный эльф, — что после битвы с Властительницей он будет слишком слаб для того, чтобы открыть Врата самостоятельно, ведь для этого нужны все силы, которыми он некогда обладал…Да, ты прав, Карамон. Он ненадолго откроет Врата, и это произойдет очень скоро. Тогда любой человек, обладающий достаточной силой и мужеством, сможет сквозь них пройти.
Темный эльф закрыл глаза и прикусил губу, сдерживав крик боли. Он сознательно не стал применять лечебный настой, который мог усыпить его.
— Если Карамон проиграет, — сказал Даламар, — я буду нашей последней надеждой.
«Темный эльф — единственная надежда мира на спасение! — подумал Танис. — Бред! Не может быть, чтобы все это происходило наяву…»
Облокотившись на каменную поверхность стола, он положил голову на руки и сидел неподвижно. Как же он устал! Все тело ныло и болело, раны на руках жгли, как раскаленное железо, а голова до сих пор тихо кружилась. Когда же полуэльф расстегнул нагрудную пластину доспехов, она показалась ему тяжелой, как могильная плита, но все же на душе у него было еще тяжелее.
Воспоминания обступили Таниса, протягивая к нему свои холодные руки, словно страшные хранители Башни. Вот Карамон похищает надкушенный окорок с тарелки Флинта, пользуясь тем, что старый гном отвернулся; вот Рейстлин, создающий волшебные иллюзии для сирот из Устричного; вот Китиара, смеясь, бросается ему на шею и шепчет что-то на ухо…
Сердце воина заныло, на глаза навернулись слезы, и полуэльф украдкой смахнул их рукой.
«Нет, все не правильно! — подумалось ему. — Неужели именно так должно было закончиться все то, что вначале казалось прекрасным и вечным?»
Перед глазами Таниса все плыло, и он сам уже не мог понять — от слез или от усталости. Не без труда он различил на каменной крышке стола толстый том, который показывал ему Карамон, — последнюю книгу Астинуса.
«Значит, вот что ожидало всех нас…» — Танис пришел в себя…и тут же почувствовал заботливый взгляд Карамона. Сердитым жестом вытерев глаза и лицо, полуэльф со вздохом поднялся.
Но, как он ни старался, призраки воспоминаний никуда не делись. Они оставались с ним…и витали над головой Таниса, а также над изуродованным, обожженным телом, которое осталось лежать в углу под плащом.
Человек, темный эльф и эльф-полукровка в молчании смотрели на мрачные Врата. Водяные часы на каминной полке отсчитывали время; тяжелые капли падали сквозь узкую горловину с частотой, совпадающей с биением трех сердец.
Напряжение в комнате достигло предела, казалось — еще немного, и что-нибудь здесь сломается, взорвется, и тогда все полетит в тартарары.
Даламар пробормотал что-то на эльфийском языке, и Танис бросил на него тревожный взгляд, опасаясь, не бредит ли он. Лицо мага было мертвенно-бледным, как у трупа, а вокруг запавших глаз появились иссиня-черные круги. Не отводя глаз, Даламар смотрел в пустоту Врат.
Похоже, что и Карамона начало покидать его невозмутимое спокойствие. Он нервно хрустел суставами, сжимал и разжимал огромные кулаки, а его бронзовая кожа заблестела от пота, крупные капли которого отражали сияние пяти драконьих голов. Гигант изредка вздрагивал, а его огромные мышцы судорожно напрягались.
Танис неожиданно почувствовал нечто странное. Воздух…Он был совершенно неподвижен, как перед грозой или катастрофой. Шум битвы, идущей на улицах Палантаса — крики умирающих и яростный лязг железа, — который Танис слышал, даже не осознавая этого, внезапно стих, как отрезанный. Даже хранителей Башни было не слышно, хотя Танис не был уверен, должны ли они производить какие-то звуки. Затихло и бормотание Даламара.
Тишина накрыла их, словно огромным толстым одеялом; она была такой же удушливой и пыльной, как мрак за пределами лаборатории, и в этой тиши, не особенно громко звучали падающие в часах капли. Их мерный стук гипнотизировал Таниса, пробирал до костей, и полуэльфу начало казаться, что он вот-вот сойдет с ума.
Даламар внезапно открыл глаза и с дикой силой стиснул черный плащ на груди, пальцы его побелели. Танис непроизвольно шагнул к Карамону и обнаружил, что гигант тоже потянулся к нему.
— Танис!.. Карамон!.. — заговорили оба одновременно. Гигант схватил друга за руку:
— Позаботься о Тике, ладно?
— Я не пущу тебя туда одного! — воскликнул полуэльф. — Я пойду с тобой!..
— Нет, Танис. — Голос Карамона был тверд. — Если я погибну, Даламару понадобится твоя помощь. Попрощайся с Тикой за меня и попробуй ей объяснить…Передай ей, что я люблю ее и я… — Он не договорил. Танис крепко пожал ему руку.
— Я знаю, что сказать Тике, Карамон, — проговорил он, вспоминая свое прощальное письмо к Лоране.
Карамон кивнул, стряхнув с ресниц слезы, и прерывисто вздохнул.
— И попрощайся с Тасом. Я думаю, он так ничего и не понял…Во всяком случае не все. — Гигант с трудом улыбнулся:
— Разумеется, сначала тебе придется как-то выманить его из этой летучей крепости.
— Я думаю, он все понял, — негромко ответил Танис.
Драконьи головы, обрамляющие Врата, начали издавать пронзительные, хотя и тихие звуки. Карамон напрягся.
Визг голов Становился громче, он как будто приближался, становясь резче и тоньше. Врата пылали разноцветным пламенем, и на стенах играли переливающиеся тени.
— Готовься! — предупредил Даламар.
— До свидания, Танис! — Карамон обнял полуэльфа.
— До свидания, Карамон.
Гигант выпустил Таниса, и тот отступил.
Пустота раздвинулась, Врата открылись.
Танис заглянул внутрь — он был уверен в этом, поскольку не мог отвести глаз; однако спроси у него кто-нибудь, что же он там увидел, и полуэльф не нашел бы ответа. Даже спустя годы Врата все еще снились ему; Танис знал это, потому что с криком просыпался среди ночи, весь в поту, однако сновидение тут же растворялось в его сознании, и он никак не мог вспомнить, что же ему привиделось. Часто после подобных пробуждений он не мог больше заснуть и дожидался рассвета, дрожа под теплыми одеялами.
Но это было потом, а пока Танис знал только одно — надо остановить Карамона. Знал — и не мог сдвинуться с места, не мог даже пальцем пошевелить.
Пригвожденный к полу ужасом, он молча смотрел, как Карамон кивнул ему на прощание и спокойно взошел на золотое возвышение.
Драконьи головы завопили так, что у Таниса заложило уши. Это был вопль триумфа, ненависти, угрозы…Полуэльф и сам что-то кричал, но его голос потонул в оглушительном реве чудовищ.
Потом ослепительно вспыхнул яркий, многоцветный, радужный огонь, Танис зажмурился и вдруг стало темно.
Карамон исчез.
— Помоги ему Паладайн… — прошептал Танис и вздрогнул, услышав голос Даламара, эхом повторивший его слова:
— Такхизис, моя Королева, помоги ему…
— Я еще вижу его, — промолвил темный эльф после непродолжительного молчания. От волнения он полупривстал в кресле, но тут же тяжело рухнул обратно на подушки. Боль, о которой он на время позабыл, снова добралась до него, и Даламар поморщился и застонал. По его бледному лицу стекал пот.
Танис прекратил расхаживать по лаборатории и остановился рядом с магом.
— Вон он, — указал Даламар, с присвистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.
Танис, все еще помня потрясение, испытанное им, когда он неосторожно заглянул в открывающиеся Врата, неохотно посмотрел туда снова. Сначала он не увидел ничего, кроме голого ландшафта под куполом недобро рдеющего неба, однако вскоре полуэльф заметил красноватый свет, отражающийся от блестящих доспехов, и рассмотрел крошечную фигурку, которая, стоя спиной к Вратам, в ожидании оперлась на рукоять меча.
— Как он сумеет закрыть Врата? — спросил Танис как можно спокойнее, хотя от горя его горло то и дело сжимало судорогой.
— Он не сможет этого сделать, — отозвался Даламар.
Танис с тревогой перевел на него взгляд:
— Но тогда что помешает Властительнице Тьмы попасть в наш мир, когда…когда все будет кончено?
— Она сможет воспользоваться Вратами, только если кто-то пройдет этот путь впереди нее, полуэльф, — неожиданно раздраженно ответил Даламар. — Иначе она давно уже перебралась бы в этот мир. Рейстлин держит их открытыми, и, если он вернется через них, Владычица Тьмы последует за ним. Со смертью Рейстлина Врата закроются.
— Значит, Карамон должен убить его — своего близнеца?
— Да.
— И погибнуть сам, — пробормотал Танис.
— Молись за то, чтобы он погиб! — неожиданно взорвался Даламар, но тут же успокоился, облизывая пересохшие губы. От боли его тошнило, а голова постоянно кружилась. — Карамон тоже не сможет вернуться через Врата — это верно. Смерть от рук Властительницы Тьмы может быть ужасной, мучительной, бесконечно долгой, но поверь мне, полуэльф, жизнь там — намного хуже.
— И он знал это?
— Да, конечно знал. Зато мир будет спасен. — Даламар цинично улыбнулся.
Откинувшись в кресле, он продолжал глядеть внутрь Врат, и его тонкие пальцы то мяли, то разглаживали черный бархат плаща, расшитый серебряными рунами.
— Не мир, — поправил его Танис. — Душа. Не больше и не меньше… — Заслышав за собой скрип ведущей в лабораторию двери, он резко обернулся.
Даламар тоже отреагировал удивительно быстро. Танис еще не успел рассмотреть, что же там такое, а темный эльф уже держал в руке свиток пергамента, который он заблаговременно заткнул за пояс.
— Никто не может войти к нам, — шепнул он Танису. — Хранители Башни…
— Хранители Башни не остановят его, — перебил Танис со страхом в лице, очень похожим на гримасу ужаса, изуродовавшую черты мертвой Китиары.
Даламар мрачно улыбнулся и почти беспечно развалился в кресле, с которого, казалось, готов был вот-вот вскочить. Ему не нужно было даже заглядывать за плечо Таниса, который ненароком загородил ему всю панораму, — могильный холод растекался по комнате, подобно сырому туману, — Входи, Сот! — громко сказал Даламар. — Я ждал тебя.
Глава 8
Чудовищный свет Врат ослепил Карамона, несмотря на то что он крепко зажмурился. Затем его окружила прохладная тьма, и он открыл глаза. В первое мгновение он не видел ничего и едва не запаниковал, вспомнив, как был ослеплен Крисанией и чуть не погиб во мраке Башни Высшего Волшебства.
Между тем темнота понемногу рассеивалась, и Карамон начал осматриваться. Небо светилось странным малиново-розовым светом, как будто солнце только что село, если воспользоваться выражением Тассельхофа. Ландшафт был точно таким, как его описывал кендер, — ровным, пустым, бесконечным. Куда бы Карамон ни смотрел, по своему цвету небо почти не отличалось от земли.
Только обернувшись назад, Карамон увидел нечто неоднородное и резко контрастирующее с окружающим. Это были Врата — единственный предмет, единственное цветное пятно на безликой голой равнине. Обрамленные пятью головами драконов на длинных шеях, они казались Карамону далекими и маленькими, хотя гигант знал, что не миг настолько от них удалиться.
Врата чем-то напомнили ему картину в раме, висящую на стене. На этой картине он видел Таниса и Даламара, но они почему-то не двигались, словно и в самом деле были нарисованы кистью талантливого художника, обреченные жить на холсте всю жизнь, пристально вглядываясь в никуда.
Задумавшись на мгновение, могут ли они видеть его, Карамон решительно повернулся к Вратам спиной и вытащил меч из ножен. Широко расставив ноги, он оперся на клинок и стал ждать своего близнеца.
У Карамона не было никаких сомнений, что битва между ним и Рейстлином закончится его собственной смертью. Даже ослабевший и раненый, маг был достаточно силен, чтобы смять его, как былинку. Он знал своего брата достаточно хорошо и не обольщался на его счет — Рейстлин никогда и никому не позволял застать себя врасплох и всегда держал в запасе пару заклинаний, а на худой конец мог воспользоваться спрятанным в рукаве серебряным кинжалом.
«Но даже если я умру, — спокойно размышлял Карамон, — моя цель будет достигнута. Я силен, здоров и нахожусь в отличной форме. Все, что мне нужно,
— лишь пронзить мечом его хрупкое тело, а там — будь что будет…»
Он знал, что успеет нанести удар до того, как магия Рейстлина оглушит, ослепит, лишит его силы, как это уже было однажды в Башне Высшего Волшебства…Слезы выступили на глазах Карамона и потекли вниз по щекам и подбородку. Гигант упрямо мотнул головой и вытер кулаком глаза, стараясь думать о чем-нибудь таком, что отвлекло бы от печальных мыслей и заставило — хоть на мгновение — забыть о пронизывающем его страхе.
Крисания…
Бедная госпожа Крисания. Карамон искренне надеялся, что она умерла быстро, так ничего и не успев понять…
Внезапно воин вздрогнул и заморгал, вглядываясь вперед. Там, где секунду назад ничего не было видно, кроме далекого розовато-серого горизонта, возник какой-то предмет. Возвышаясь на светлом фоне неба, он казался совершенно черным и Плоским, словно вырезанным из бумаги, как сказал бы Тассельхоф. Карамон узнал этот столб — он был поразительно похож на те, что использовались в старые времена для сожжения на них ведьм и колдунов.
Воспоминания нахлынули на него снова, и он увидел Рейстлина, привязанного к такому же столбу, кучи хвороста у ног брата, который изо всех сил старался освободиться и выкрикивал оскорбления тем, кто хотел свалить все свои промахи и глупости на «колдуна-шарлатана».
— Мы со Стурмом подоспели как раз вовремя, — пробормотал Карамон, припоминая, как сверкал на солнце блестящий меч рыцаря — одно это уже обращало в бегство суеверных крестьян.
Пристальнее взглянув на столб для казней, сам собой придвинувшийся ближе, Карамон увидел распростертую под ним человеческую фигурку. Неужели Рейстлин?
Столб ли приблизился к Карамону, или он сам шел к нему, не замечая этого,
— гигант так и не понял. Обернувшись на Врата, он заметил, что они значительно отдалились от него, однако все еще были видны.
Боясь, как бы ему не потеряться в этой однообразной местности, Карамон решил остановиться. В ушах его снова зазвучал голос кендера: «Если хочешь куда-нибудь попасть, нужно об этом просто подумать. Если хочешь что-нибудь получить, достаточно это представить, однако будь осторожен — Бездна умеет искажать все, что ты видишь перед собой!»
Карамон так и поступил. Пристально поглядев на столб, он представил себя у его подножия и мгновенно перенесся туда. Обернувшись к Вратам, он увидел их висящими между небом и землей, наподобие миниатюры, написанной ярким лаком.
Поняв, что в любой момент сможет вернуться, Карамон поспешил к лежащему на земле телу.
Сначала ему показалось; будто человек одет в черную мантию, и сердце подпрыгнуло в его груди, однако при ближайшем рассмотрении Карамон понял, что черной она казалась лишь на фоне розовато-серой земли. Тело, лежавшее под столбом, было одето в белое платье.
Карамон догадался, кто перед ним.
Ну конечно, ведь он только что думал о ней…
— Крисания! — позвал он.
Жрица подняла веки и повернула голову на звук, однако ее глаза смотрели куда-то сквозь него, и Карамон догадался, что она слепа.
— Рейстлин! — прошептала она с такой надеждой и отчаянием в голосе, что Карамону захотелось отдать все на свете, даже саму жизнь, чтобы хоть на несколько минут стать тем, кого с невыразимой тоской звала Крисания.
Покачав головой, он опустился на колени и взял ее руку в свою.
— Это Карамон, госпожа Крисания.
Она посмотрела на него невидящим взглядом и легонько стиснула пальцы гиганта. На ее запачканном сажей лице отразилось смятение.
— Карамон? Где я?
— Я прошел через Врата, Крисания, — объяснил воин.
Молодая женщина вздохнула и закрыла глаза.
— Значит, и ты тоже в Бездне, вместе с…с нами…
— Да.
— Я была глупа, Карамон, — прошептала Крисания. — И теперь расплачиваюсь за свою ошибку. Я хотела бы только узнать…пострадал ли кто-нибудь еще…кроме меня…и его? — Последние слова она произнесла едва слышно.
Карамон не знал, что сказать.
— Госпожа Крисания… — начал он, но Крисания остановила его. Услышав в его голосе печаль, она опустила ресницы и тихо заплакала, приложив ладонь гиганта к своим губам.
— Конечно… — всхлипнула она. — Вот почему ты пришел сюда. Мне очень жаль, Карамон, мне так жаль…
Плечи Крисании затряслись, и Карамон прижал ее к груди, слегка покачивая, словно ребенка. Он понимал, что она умирает; жизнь покидала тело молодой жрицы, однако он никак не мог сообразить, что нанесло ей смертельный удар, ибо никаких ран не обнаружил.
— Жалеть не о чем, — сказал он, отвода назад блестящие черные волосы, упавшие на белое, словно мраморное, лицо Крисании. — Ты ведь любила его. И эта ошибка не только твоя, но и моя, и я с радостью заплачу за нее.
— Если бы дело было только в этом!.. — простонала Крисания. — Моя гордыня, мое честолюбие привели меня к такому концу…
— Разве? — удивился Карамон. — Если так, то почему Паладайн отвечал на твои молитвы, почему для тебя он открыл Врата, а на Короля-Жреца сбросил огненную гору? Почему, ты считаешь, он наградил тебя? Не потому ли, что он лучше тебя видел, что творится в твоем сердце?
— Паладайн отвернулся от меня! — выкрикнула Крисания и, схватив рукой медальон, попыталась сорвать его с шеи, но то ли она была слишком слаба, то ли цепочка оказалась слишком крепкой…Тонкая рука молодой женщины опустилась на грудь, так и не выпустив платинового изображения дракона, а на лице жрицы появилось выражение безмятежного покоя.
— Нет, — прошептала она, обращаясь больше к самой себе, нежели к Карамону.
— Он здесь, он поддерживает меня. Я так ясно вижу его…
Карамон встал, легко подняв Крисанию над землей. Ее голова прислонилась к плечу гиганта, а тело расслабилось, почувствовав человеческое тепло.
— Мы возвращаемся к Вратам, — сказал ей Карамон.
Крисания не ответила, только улыбнулась. Слышала ли она его или прислушивалась к другому зовущему ее голосу?
Воин не стал долго раздумывать об этом. Повернувшись лицом к Вратам, Карамон представил, что находится напротив них, и они стремительно приблизились.
Не успел он, однако, опустить Крисанию на землю, как с неба ударила молния, какой Карамон никогда прежде не видел. Вокруг него в мгновение ока из земли вылезли десятки потрескивающих и шипящих деревьев малиново-красного цвета, и гигант на краткий миг представил себя заключенным в раскаленную клетку, прикосновение к прутьям которой означало быструю и мучительную смерть.
Страх и неожиданность парализовали Карамона, и, даже когда молния погасла, он все еще стоял неподвижно, втянув голову в плечи и ожидая оглушительного удара грома.
Но гром так и не прогремел, лишь издалека донесся звук, похожий на вопль отчаяния и боли.
Крисания медленно открыла невидящие глаза.
— Рейстлин, — прошептала она, еще крепче сжимая свой платиновый медальон.
— Рейстлин, — подтвердил Карамон.
Слезы снова покатились по щекам Крисании. Закрыв глаза, молодая женщина крепче прижалась к плечу воина. Карамон вздохнул и медленно пошел к Вратам, соблюдая осторожность, хотя и не представлял себе, чем кончится его рискованная затея. Мысль, пришедшая ему в голову, была неожиданной, опасной и практически неосуществимой, но он хотел попробовать.
Крисания умирала. Пульс на ее шее был слабым, но частым, словно у неоперившегося птенца. Возможно, если ему удастся переправить ее сквозь Врата, она останется жить…
Вот только сможет ли он переправить Крисанию, не выходя из Бездны?
Держа молодую женщину на руках, Карамон сделал несколько шагов к Вратам, а точнее, это они приблизились к нему, стоило только Карамону подумать о том, что нужно подойти поближе. Драконьи головы уставились на него своими сверкающими глазами, а разинутые пасти, казалось, готовы были проглотить Карамона вместе с его ношей.
Между тем темнота понемногу рассеивалась, и Карамон начал осматриваться. Небо светилось странным малиново-розовым светом, как будто солнце только что село, если воспользоваться выражением Тассельхофа. Ландшафт был точно таким, как его описывал кендер, — ровным, пустым, бесконечным. Куда бы Карамон ни смотрел, по своему цвету небо почти не отличалось от земли.
Только обернувшись назад, Карамон увидел нечто неоднородное и резко контрастирующее с окружающим. Это были Врата — единственный предмет, единственное цветное пятно на безликой голой равнине. Обрамленные пятью головами драконов на длинных шеях, они казались Карамону далекими и маленькими, хотя гигант знал, что не миг настолько от них удалиться.
Врата чем-то напомнили ему картину в раме, висящую на стене. На этой картине он видел Таниса и Даламара, но они почему-то не двигались, словно и в самом деле были нарисованы кистью талантливого художника, обреченные жить на холсте всю жизнь, пристально вглядываясь в никуда.
Задумавшись на мгновение, могут ли они видеть его, Карамон решительно повернулся к Вратам спиной и вытащил меч из ножен. Широко расставив ноги, он оперся на клинок и стал ждать своего близнеца.
У Карамона не было никаких сомнений, что битва между ним и Рейстлином закончится его собственной смертью. Даже ослабевший и раненый, маг был достаточно силен, чтобы смять его, как былинку. Он знал своего брата достаточно хорошо и не обольщался на его счет — Рейстлин никогда и никому не позволял застать себя врасплох и всегда держал в запасе пару заклинаний, а на худой конец мог воспользоваться спрятанным в рукаве серебряным кинжалом.
«Но даже если я умру, — спокойно размышлял Карамон, — моя цель будет достигнута. Я силен, здоров и нахожусь в отличной форме. Все, что мне нужно,
— лишь пронзить мечом его хрупкое тело, а там — будь что будет…»
Он знал, что успеет нанести удар до того, как магия Рейстлина оглушит, ослепит, лишит его силы, как это уже было однажды в Башне Высшего Волшебства…Слезы выступили на глазах Карамона и потекли вниз по щекам и подбородку. Гигант упрямо мотнул головой и вытер кулаком глаза, стараясь думать о чем-нибудь таком, что отвлекло бы от печальных мыслей и заставило — хоть на мгновение — забыть о пронизывающем его страхе.
Крисания…
Бедная госпожа Крисания. Карамон искренне надеялся, что она умерла быстро, так ничего и не успев понять…
Внезапно воин вздрогнул и заморгал, вглядываясь вперед. Там, где секунду назад ничего не было видно, кроме далекого розовато-серого горизонта, возник какой-то предмет. Возвышаясь на светлом фоне неба, он казался совершенно черным и Плоским, словно вырезанным из бумаги, как сказал бы Тассельхоф. Карамон узнал этот столб — он был поразительно похож на те, что использовались в старые времена для сожжения на них ведьм и колдунов.
Воспоминания нахлынули на него снова, и он увидел Рейстлина, привязанного к такому же столбу, кучи хвороста у ног брата, который изо всех сил старался освободиться и выкрикивал оскорбления тем, кто хотел свалить все свои промахи и глупости на «колдуна-шарлатана».
— Мы со Стурмом подоспели как раз вовремя, — пробормотал Карамон, припоминая, как сверкал на солнце блестящий меч рыцаря — одно это уже обращало в бегство суеверных крестьян.
Пристальнее взглянув на столб для казней, сам собой придвинувшийся ближе, Карамон увидел распростертую под ним человеческую фигурку. Неужели Рейстлин?
Столб ли приблизился к Карамону, или он сам шел к нему, не замечая этого,
— гигант так и не понял. Обернувшись на Врата, он заметил, что они значительно отдалились от него, однако все еще были видны.
Боясь, как бы ему не потеряться в этой однообразной местности, Карамон решил остановиться. В ушах его снова зазвучал голос кендера: «Если хочешь куда-нибудь попасть, нужно об этом просто подумать. Если хочешь что-нибудь получить, достаточно это представить, однако будь осторожен — Бездна умеет искажать все, что ты видишь перед собой!»
Карамон так и поступил. Пристально поглядев на столб, он представил себя у его подножия и мгновенно перенесся туда. Обернувшись к Вратам, он увидел их висящими между небом и землей, наподобие миниатюры, написанной ярким лаком.
Поняв, что в любой момент сможет вернуться, Карамон поспешил к лежащему на земле телу.
Сначала ему показалось; будто человек одет в черную мантию, и сердце подпрыгнуло в его груди, однако при ближайшем рассмотрении Карамон понял, что черной она казалась лишь на фоне розовато-серой земли. Тело, лежавшее под столбом, было одето в белое платье.
Карамон догадался, кто перед ним.
Ну конечно, ведь он только что думал о ней…
— Крисания! — позвал он.
Жрица подняла веки и повернула голову на звук, однако ее глаза смотрели куда-то сквозь него, и Карамон догадался, что она слепа.
— Рейстлин! — прошептала она с такой надеждой и отчаянием в голосе, что Карамону захотелось отдать все на свете, даже саму жизнь, чтобы хоть на несколько минут стать тем, кого с невыразимой тоской звала Крисания.
Покачав головой, он опустился на колени и взял ее руку в свою.
— Это Карамон, госпожа Крисания.
Она посмотрела на него невидящим взглядом и легонько стиснула пальцы гиганта. На ее запачканном сажей лице отразилось смятение.
— Карамон? Где я?
— Я прошел через Врата, Крисания, — объяснил воин.
Молодая женщина вздохнула и закрыла глаза.
— Значит, и ты тоже в Бездне, вместе с…с нами…
— Да.
— Я была глупа, Карамон, — прошептала Крисания. — И теперь расплачиваюсь за свою ошибку. Я хотела бы только узнать…пострадал ли кто-нибудь еще…кроме меня…и его? — Последние слова она произнесла едва слышно.
Карамон не знал, что сказать.
— Госпожа Крисания… — начал он, но Крисания остановила его. Услышав в его голосе печаль, она опустила ресницы и тихо заплакала, приложив ладонь гиганта к своим губам.
— Конечно… — всхлипнула она. — Вот почему ты пришел сюда. Мне очень жаль, Карамон, мне так жаль…
Плечи Крисании затряслись, и Карамон прижал ее к груди, слегка покачивая, словно ребенка. Он понимал, что она умирает; жизнь покидала тело молодой жрицы, однако он никак не мог сообразить, что нанесло ей смертельный удар, ибо никаких ран не обнаружил.
— Жалеть не о чем, — сказал он, отвода назад блестящие черные волосы, упавшие на белое, словно мраморное, лицо Крисании. — Ты ведь любила его. И эта ошибка не только твоя, но и моя, и я с радостью заплачу за нее.
— Если бы дело было только в этом!.. — простонала Крисания. — Моя гордыня, мое честолюбие привели меня к такому концу…
— Разве? — удивился Карамон. — Если так, то почему Паладайн отвечал на твои молитвы, почему для тебя он открыл Врата, а на Короля-Жреца сбросил огненную гору? Почему, ты считаешь, он наградил тебя? Не потому ли, что он лучше тебя видел, что творится в твоем сердце?
— Паладайн отвернулся от меня! — выкрикнула Крисания и, схватив рукой медальон, попыталась сорвать его с шеи, но то ли она была слишком слаба, то ли цепочка оказалась слишком крепкой…Тонкая рука молодой женщины опустилась на грудь, так и не выпустив платинового изображения дракона, а на лице жрицы появилось выражение безмятежного покоя.
— Нет, — прошептала она, обращаясь больше к самой себе, нежели к Карамону.
— Он здесь, он поддерживает меня. Я так ясно вижу его…
Карамон встал, легко подняв Крисанию над землей. Ее голова прислонилась к плечу гиганта, а тело расслабилось, почувствовав человеческое тепло.
— Мы возвращаемся к Вратам, — сказал ей Карамон.
Крисания не ответила, только улыбнулась. Слышала ли она его или прислушивалась к другому зовущему ее голосу?
Воин не стал долго раздумывать об этом. Повернувшись лицом к Вратам, Карамон представил, что находится напротив них, и они стремительно приблизились.
Не успел он, однако, опустить Крисанию на землю, как с неба ударила молния, какой Карамон никогда прежде не видел. Вокруг него в мгновение ока из земли вылезли десятки потрескивающих и шипящих деревьев малиново-красного цвета, и гигант на краткий миг представил себя заключенным в раскаленную клетку, прикосновение к прутьям которой означало быструю и мучительную смерть.
Страх и неожиданность парализовали Карамона, и, даже когда молния погасла, он все еще стоял неподвижно, втянув голову в плечи и ожидая оглушительного удара грома.
Но гром так и не прогремел, лишь издалека донесся звук, похожий на вопль отчаяния и боли.
Крисания медленно открыла невидящие глаза.
— Рейстлин, — прошептала она, еще крепче сжимая свой платиновый медальон.
— Рейстлин, — подтвердил Карамон.
Слезы снова покатились по щекам Крисании. Закрыв глаза, молодая женщина крепче прижалась к плечу воина. Карамон вздохнул и медленно пошел к Вратам, соблюдая осторожность, хотя и не представлял себе, чем кончится его рискованная затея. Мысль, пришедшая ему в голову, была неожиданной, опасной и практически неосуществимой, но он хотел попробовать.
Крисания умирала. Пульс на ее шее был слабым, но частым, словно у неоперившегося птенца. Возможно, если ему удастся переправить ее сквозь Врата, она останется жить…
Вот только сможет ли он переправить Крисанию, не выходя из Бездны?
Держа молодую женщину на руках, Карамон сделал несколько шагов к Вратам, а точнее, это они приблизились к нему, стоило только Карамону подумать о том, что нужно подойти поближе. Драконьи головы уставились на него своими сверкающими глазами, а разинутые пасти, казалось, готовы были проглотить Карамона вместе с его ношей.