Наскоро одевшись, я помчалась к автобусу. Погода была прекрасная, и даже не верилось, что всего-то пару часов назад шел ливень. В какой-то момент почудилось, что все, что меня тревожит, — сущие пустяки, просто собственные домыслы. Переизбыток фантазии мешает. И я представила себе, как Леночка высмеет все мои страхи и как дважды два объяснит, что, убегая в спешке, я сама могла перепутать вещи в шкафу; а уж на что способна тетя Даша, отыскавшая новый детектив, — этому стоит посвятить большой роман.
Удача тоже была на моей стороне. Транспорт приходил быстро и почти пустой, ждать на остановках не приходилось, и, трясясь в полупустом автобусе, я уже совсем размечталась о том, как позвонит на днях Володя и я надену новое красное платье «в облипку» (нужно в конце концов выбраться в Дарницу и купить те серьги со шпинелью)… Мерзкий тип соскочил с задней подножки и попытался скрыться в толпе. Обычно здесь, на конечной, всегда толпа, и потому его намерение можно считать вполне правильным. Но в данную минуту всего несколько человек дожидались автобуса, и потому я сразу его заметила. Меня передернуло от совершенно субъективной неприязни. В самом деле, что я прицепилась к человеку? В конечном итоге не первый, не второй и даже не десятый раз я обнаруживаю, что начинаю встречать совершенно незнакомых, но уже узнаваемых мною людей в самых разных концах города. Не зря говорят, что Киев — это всего лишь большая деревня. Мы снова столкнулись нос к носу — это ведь ничего не значит, верно? Зато я воспользовалась возможностью рассмотреть его вблизи. И если рассуждать объективно, то ничего неприятного в нем не заметила — обычный мужчина лет сорока с небольшим, немного грузный для своего роста, лысоватый, с крупным носом и глубоко посаженными глазами. Без особых примет. Он быстрым шагом дошел до перехода и побежал вниз, по ступенькам, даже не взглянув на меня ни разу. Наверное, я все преувеличиваю.
Я же говорила — не один десяток людей встречаю изо дня в день на привычных маршрутах.
Обретя на раскладке газету, я углубилась в изучение какого-то малоутешительного экономического обзора. Из него следовало, что все нынешние трудности — это сплошной марципанчик, но уже ближе к зиме мы узнаем, почем фунт лиха. Поезд не приходил относительно долго, и нетерпеливые граждане уже принялись заглядывать в тоннель, пытаясь рассмотреть в темноте отдельные признаки его приближения, мигание фонарей и скольжение теней, и почувствовать долгожданный сквозняк. Сильной давки не было, но все равно я благоразумно отошла от края перрона. Просто диву даюсь, какая я иногда бываю осторожная. Дальше все случилось мгновенно. Появился состав, люди сразу заняли активную жизненную позицию и принялись пробиваться в первые ряды. Мне думается, значительная часть населения искренне верит в то, что поезд подали по чистой случайности и недосмотру, но больше такого не повторится, поэтому нужно успеть на этот. Передо мной имелось немного пустого места — и в тот момент, когда мычащий поезд показался у входа, кто-то с силой толкнул меня в спину.
Толчок был не только сильный, но и совершенно неожиданный, поэтому устоять на месте я не смогла. И удержаться на краю платформы — тоже. И рядом никого не оказалось. Раскинув руки в бесполезной попытке ухватиться за воздух, я летела вниз, и почему-то бросились в глаза грязные рельсы в потеках чего-то черного и густого, рассыпанные семечки и смятая сигаретная пачка.
А подумать я ни о чем не успела…
И только несколько смертельно долгих секунд спустя осознала, что меня с силой тащит обратно, к спасительной твердой стене, что-то невероятно мощное и непреклонное. Тащит совершенно непочтительно, за шиворот. И я одновременно выдохнула с ужасом, понимая, что оказалась на волосок от гибели, но уже успела возмутиться, что меня держат за шкирку, как котенка. Странное все-таки существо — человек. Я совершенно уверена в том, что где-то там, на пушистом облачке, сидит, болтая ногами, мой ангел-хранитель — гениальный и, как все гении, рассеянный и забывчивый донельзя. Ведь какие-то случаи в моей жизни я могу воспринимать только как его вмешательство в ход событий. Он помогает и оберегает, исполняет самые потаенные желания, но при этом часто все путает и делает по-своему.
Например, сегодня он ошибся в количестве мужчин моей мечты, положенных мне по всем существующим правилам. Говорят, где-то в мире ходит твоя половинка. Главное — ее найти. Но при этом само собой разумеется, что половинка есть лишь одна-единственная. И я была уверена в том, что дождливым утром уже познакомилась с этим человеком. Однако же не все так просто.
Надо мной возвышался совершенно очаровательный молодой человек. Чем-то он удивительно напоминал давешнего Владимира Ильича, чем-то — разительно отличался, но все отличия только сильнее привлекали меня к нему. Он был неописуемо лохмат, и светлые волосы развевались под порывами ветра, всегда дующего в метро; голубые — простите за банальность — как небо глаза глядели весело, и взгляд — открытый, располагающий. Белесые брови, свежая золотистая кожа, запах хорошего одеколона… Четко очерченный рот, яркие губы — сразу представилось, что их будет вкусно целовать. Чем-то он был похож на шведа. А легкая не по сезону тенниска с короткими рукавами давала прекрасную возможность рассмотреть его солидные мускулы. Я же говорю: не мужчина, а мечта.
Не многовато ли для одного дня?
— Ну как вы? — тревожно спросил он, вглядываясь в мое лицо.
При этом он все еще держал меня за шиворот, так что я покривила бы душой, если бы сказала, что совершенно хорошо. Чувствовала я себя глупо, и ноги у меня тряслись, и руки. Но при желании во всем этом можно усмотреть и огромную положительную часть — я была жива!
— Спасибо, — произнесла я искренне. — Огромное спасибо. Главное, что я себя чувствую. Как — в данный момент не важно.
— Вы совершенно правы, — серьезно согласился он, осторожно отпуская мой воротник.
И тут же выяснилось, что стоять самостоятельно я не могу: колени подкашиваются. Пришлось опуститься на лавочку, закрыть глаза и несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Как это говорится? «Я большой оранжевый апельсин, я пышу энергией, я совершенно спокойна, уравновешенна…» Чушь! Апельсины под поезд никто не сталкивает.
— Как это произошло? — спросил мой спаситель, присаживаясь рядом. — Голова закружилась?
Голос у него был участливый, но легче мне не стало. Если он, стоя сзади, ничего не увидел, кроме падающей женщины, значит, никто меня и не толкал. И похоже, что все-таки стала развиваться у меня мания преследования. Да что же это такое? Что это за день?!
— Не знаю, — призналась я совершенно честно. — Читала себе противную статью о грядущем кризисе, но кидаться под поезд пока не собиралась. Мне показалось, что меня толкнули в спину, но утверждать наверняка не берусь. Глаз на затылке нет. И если вы ничего не видели…
— Все может быть, — согласился молодой человек. И меня снова поразил его спокойный серьезный голос. С таким можно не бояться, что тебя поймут превратно. — Может, людей ведь было очень много. А вас я заметил только в последнюю секунду, краем глаза. Признаться, я вами любовался, когда вы газету читали, старался подойти поближе, а когда появился поезд, меня немного оттеснили. Выпустил вас из поля зрения всего на несколько секунд. Гляжу — вы падаете туда. Еле успел руку выбросить. — Он заглянул мне в лицо и с обезоруживающей откровенностью признался: — Ох, вы меня и напугали.
— Себя тоже, — вздохнула я.
— Знаете, сейчас посидим немного, дух переведете, а потом я вас доставлю, куда скажете.
Полагаю, мой ангел-хранитель старался сейчас вовсю. Но что-то мешало мне принять столь нужное предложение: не говоря о том, как симпатичен мне был этот молодой человек, и о том, чем я ему обязана, язык не поворачивался сказать коротенькое «да».
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — ответила я как можно любезнее. Обижать молодого человека в мои планы не входило. — Сама доберусь. Тут уж совсем недалеко.
— Вы уверены?
Мне показалось, что голос его чуть-чуть погрустнел.
— Совершенно уверена.
— Ну что же. Не смею вам навязываться. — Он поднялся, несколько секунд потоптался рядом. — Может, все-таки…
Я только головой покачала. Мне явно следовало на какое-то время остаться одной и собрать воедино разбегающиеся мысли. Молодой человек вытащил из кармана бумажник, добыл из отделения светлый картонный прямоугольничек и протянул его мне на раскрытой ладони:
— Это моя визитка. Здесь и рабочий телефон, и домашний. Позвоните, если захотите. И если будет плохо или страшно, позвоните мне. Я с радостью помогу.
Я недоверчиво на него посмотрела. Откуда он знает про страшно и плохо и про необходимость помощи?
— У вас на лице написано, — пожал он плечами, демонстрируя пугающую способность читать чужие мысли. — Пожалуйста, позвоните. Только скажите напоследок, как вас зовут, прекрасное видение?
— Ника, — ответила я, ибо не отвечать неприлично.
— Ника Самофракийская, — расцвел он. — Крылатая рыжая Ника с зелеными глазами. Ну разве не мечта? — И пошагал прочь, повергнув меня в полное изумление. Ведь собирался же садиться в поезд! Ничего не понимаю… Потом я сообразила, что не поблагодарила его так, как приличествует моменту, но догонять не стала. На меня словно ступор нашел.
Визитная карточка гласила: «Игорь Разумовский. Директор фирмы „Ахилл“». Дальше шли телефоны, и никаких пояснений — что это еще за фирма, какие услуги она оказывает.
Ангел-хранитель выглянул из-за плеча и ехидно улыбнулся…
Глава 2
Удача тоже была на моей стороне. Транспорт приходил быстро и почти пустой, ждать на остановках не приходилось, и, трясясь в полупустом автобусе, я уже совсем размечталась о том, как позвонит на днях Володя и я надену новое красное платье «в облипку» (нужно в конце концов выбраться в Дарницу и купить те серьги со шпинелью)… Мерзкий тип соскочил с задней подножки и попытался скрыться в толпе. Обычно здесь, на конечной, всегда толпа, и потому его намерение можно считать вполне правильным. Но в данную минуту всего несколько человек дожидались автобуса, и потому я сразу его заметила. Меня передернуло от совершенно субъективной неприязни. В самом деле, что я прицепилась к человеку? В конечном итоге не первый, не второй и даже не десятый раз я обнаруживаю, что начинаю встречать совершенно незнакомых, но уже узнаваемых мною людей в самых разных концах города. Не зря говорят, что Киев — это всего лишь большая деревня. Мы снова столкнулись нос к носу — это ведь ничего не значит, верно? Зато я воспользовалась возможностью рассмотреть его вблизи. И если рассуждать объективно, то ничего неприятного в нем не заметила — обычный мужчина лет сорока с небольшим, немного грузный для своего роста, лысоватый, с крупным носом и глубоко посаженными глазами. Без особых примет. Он быстрым шагом дошел до перехода и побежал вниз, по ступенькам, даже не взглянув на меня ни разу. Наверное, я все преувеличиваю.
Я же говорила — не один десяток людей встречаю изо дня в день на привычных маршрутах.
Обретя на раскладке газету, я углубилась в изучение какого-то малоутешительного экономического обзора. Из него следовало, что все нынешние трудности — это сплошной марципанчик, но уже ближе к зиме мы узнаем, почем фунт лиха. Поезд не приходил относительно долго, и нетерпеливые граждане уже принялись заглядывать в тоннель, пытаясь рассмотреть в темноте отдельные признаки его приближения, мигание фонарей и скольжение теней, и почувствовать долгожданный сквозняк. Сильной давки не было, но все равно я благоразумно отошла от края перрона. Просто диву даюсь, какая я иногда бываю осторожная. Дальше все случилось мгновенно. Появился состав, люди сразу заняли активную жизненную позицию и принялись пробиваться в первые ряды. Мне думается, значительная часть населения искренне верит в то, что поезд подали по чистой случайности и недосмотру, но больше такого не повторится, поэтому нужно успеть на этот. Передо мной имелось немного пустого места — и в тот момент, когда мычащий поезд показался у входа, кто-то с силой толкнул меня в спину.
Толчок был не только сильный, но и совершенно неожиданный, поэтому устоять на месте я не смогла. И удержаться на краю платформы — тоже. И рядом никого не оказалось. Раскинув руки в бесполезной попытке ухватиться за воздух, я летела вниз, и почему-то бросились в глаза грязные рельсы в потеках чего-то черного и густого, рассыпанные семечки и смятая сигаретная пачка.
А подумать я ни о чем не успела…
И только несколько смертельно долгих секунд спустя осознала, что меня с силой тащит обратно, к спасительной твердой стене, что-то невероятно мощное и непреклонное. Тащит совершенно непочтительно, за шиворот. И я одновременно выдохнула с ужасом, понимая, что оказалась на волосок от гибели, но уже успела возмутиться, что меня держат за шкирку, как котенка. Странное все-таки существо — человек. Я совершенно уверена в том, что где-то там, на пушистом облачке, сидит, болтая ногами, мой ангел-хранитель — гениальный и, как все гении, рассеянный и забывчивый донельзя. Ведь какие-то случаи в моей жизни я могу воспринимать только как его вмешательство в ход событий. Он помогает и оберегает, исполняет самые потаенные желания, но при этом часто все путает и делает по-своему.
Например, сегодня он ошибся в количестве мужчин моей мечты, положенных мне по всем существующим правилам. Говорят, где-то в мире ходит твоя половинка. Главное — ее найти. Но при этом само собой разумеется, что половинка есть лишь одна-единственная. И я была уверена в том, что дождливым утром уже познакомилась с этим человеком. Однако же не все так просто.
Надо мной возвышался совершенно очаровательный молодой человек. Чем-то он удивительно напоминал давешнего Владимира Ильича, чем-то — разительно отличался, но все отличия только сильнее привлекали меня к нему. Он был неописуемо лохмат, и светлые волосы развевались под порывами ветра, всегда дующего в метро; голубые — простите за банальность — как небо глаза глядели весело, и взгляд — открытый, располагающий. Белесые брови, свежая золотистая кожа, запах хорошего одеколона… Четко очерченный рот, яркие губы — сразу представилось, что их будет вкусно целовать. Чем-то он был похож на шведа. А легкая не по сезону тенниска с короткими рукавами давала прекрасную возможность рассмотреть его солидные мускулы. Я же говорю: не мужчина, а мечта.
Не многовато ли для одного дня?
— Ну как вы? — тревожно спросил он, вглядываясь в мое лицо.
При этом он все еще держал меня за шиворот, так что я покривила бы душой, если бы сказала, что совершенно хорошо. Чувствовала я себя глупо, и ноги у меня тряслись, и руки. Но при желании во всем этом можно усмотреть и огромную положительную часть — я была жива!
— Спасибо, — произнесла я искренне. — Огромное спасибо. Главное, что я себя чувствую. Как — в данный момент не важно.
— Вы совершенно правы, — серьезно согласился он, осторожно отпуская мой воротник.
И тут же выяснилось, что стоять самостоятельно я не могу: колени подкашиваются. Пришлось опуститься на лавочку, закрыть глаза и несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Как это говорится? «Я большой оранжевый апельсин, я пышу энергией, я совершенно спокойна, уравновешенна…» Чушь! Апельсины под поезд никто не сталкивает.
— Как это произошло? — спросил мой спаситель, присаживаясь рядом. — Голова закружилась?
Голос у него был участливый, но легче мне не стало. Если он, стоя сзади, ничего не увидел, кроме падающей женщины, значит, никто меня и не толкал. И похоже, что все-таки стала развиваться у меня мания преследования. Да что же это такое? Что это за день?!
— Не знаю, — призналась я совершенно честно. — Читала себе противную статью о грядущем кризисе, но кидаться под поезд пока не собиралась. Мне показалось, что меня толкнули в спину, но утверждать наверняка не берусь. Глаз на затылке нет. И если вы ничего не видели…
— Все может быть, — согласился молодой человек. И меня снова поразил его спокойный серьезный голос. С таким можно не бояться, что тебя поймут превратно. — Может, людей ведь было очень много. А вас я заметил только в последнюю секунду, краем глаза. Признаться, я вами любовался, когда вы газету читали, старался подойти поближе, а когда появился поезд, меня немного оттеснили. Выпустил вас из поля зрения всего на несколько секунд. Гляжу — вы падаете туда. Еле успел руку выбросить. — Он заглянул мне в лицо и с обезоруживающей откровенностью признался: — Ох, вы меня и напугали.
— Себя тоже, — вздохнула я.
— Знаете, сейчас посидим немного, дух переведете, а потом я вас доставлю, куда скажете.
Полагаю, мой ангел-хранитель старался сейчас вовсю. Но что-то мешало мне принять столь нужное предложение: не говоря о том, как симпатичен мне был этот молодой человек, и о том, чем я ему обязана, язык не поворачивался сказать коротенькое «да».
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — ответила я как можно любезнее. Обижать молодого человека в мои планы не входило. — Сама доберусь. Тут уж совсем недалеко.
— Вы уверены?
Мне показалось, что голос его чуть-чуть погрустнел.
— Совершенно уверена.
— Ну что же. Не смею вам навязываться. — Он поднялся, несколько секунд потоптался рядом. — Может, все-таки…
Я только головой покачала. Мне явно следовало на какое-то время остаться одной и собрать воедино разбегающиеся мысли. Молодой человек вытащил из кармана бумажник, добыл из отделения светлый картонный прямоугольничек и протянул его мне на раскрытой ладони:
— Это моя визитка. Здесь и рабочий телефон, и домашний. Позвоните, если захотите. И если будет плохо или страшно, позвоните мне. Я с радостью помогу.
Я недоверчиво на него посмотрела. Откуда он знает про страшно и плохо и про необходимость помощи?
— У вас на лице написано, — пожал он плечами, демонстрируя пугающую способность читать чужие мысли. — Пожалуйста, позвоните. Только скажите напоследок, как вас зовут, прекрасное видение?
— Ника, — ответила я, ибо не отвечать неприлично.
— Ника Самофракийская, — расцвел он. — Крылатая рыжая Ника с зелеными глазами. Ну разве не мечта? — И пошагал прочь, повергнув меня в полное изумление. Ведь собирался же садиться в поезд! Ничего не понимаю… Потом я сообразила, что не поблагодарила его так, как приличествует моменту, но догонять не стала. На меня словно ступор нашел.
Визитная карточка гласила: «Игорь Разумовский. Директор фирмы „Ахилл“». Дальше шли телефоны, и никаких пояснений — что это еще за фирма, какие услуги она оказывает.
Ангел-хранитель выглянул из-за плеча и ехидно улыбнулся…
Глава 2
Володька проснулся в половине шестого утра. Мог бы спать и до полудня, но сработала старая привычка. Он с удовольствием потянулся под тончайшим шелковым одеялом, обвел взглядом спальню, залитую лучами утреннего умытого солнца. Он любил эту комнату — оливковые шпалеры в мелкие чайные розочки и большой камин, специально привезенный из Италии, старинный, тяжелый, с бронзовой кованой решеткой и мраморной полкой, на которой теснились мелкие серебряные и бронзовые фигурки; и лохматые шкуры, устилавшие дубовый пол; и картины, и коллекцию холодного оружия, занимавшую две стены. Здесь легко дышалось и хорошо спалось. Как и должно спать счастливому человеку с чистой совестью.
Он выпрыгнул на шкуры и принялся делать упражнения. В принципе мог бы и подождать немного: все равно собирался ехать в зал, к старику Шу, но тело откликалось на каждое движение таким восторгом и всплеском энергии, что жаль было не использовать любую возможность. Позанимавшись полчаса, Володька направился в ванную. Все это время он пытался вспомнить, что же ему такое приятное снилось, вызывающее улыбку. Он любил просыпаться в одиночестве и в тишине вспоминать свои сны, которые, как и в детстве, оставались цветными, яркими и волшебными.
Он вообще был из породы одиночек. Обладая гордым и независимым нравом, он не выносил, когда кто-нибудь пытался им распоряжаться. По этой причине не стал заканчивать учебу в университете, куда с блеском поступил на отделение восточных языков; по этой же причине не удовлетворился работой в должности старшего инженера какого-то из министерств, куда по большому знакомству пристроил его отец-профессор. Лет десять назад он нашел себе дело по душе и делал его хорошо, не задумываясь над этическими вопросами.
В самом начале, когда в стране были огромным дефицитом хорошие иномарки, возил машины с Дальнего Востока. С ним предпочитали иметь дело очень солидные люди: его знание японского и китайского сослужило добрую службу. Эти же солидные люди, присмотревшись к молодому человеку, предложили дело посерьезнее. Он согласился и спустя два года уже возил оружие, в котором стал разбираться не хуже любого специалиста.
В середине 80-х его занесло в Китай, и там он познакомился со стариком Шу — Да-Дао-Шу, что является названием холодного оружия, но не человеческим именем. Видимо, Володька показался ему человеком действительно незаурядным. Иначе как понять старого китайца, который бросил дом и близких и отправился за ним в далекую Украину, объявив, что наконец-то нашел себе ученика.
В Киеве китаец был нарасхват. Наступали новые времена; многие хотели сами постичь хотя бы азы его великого искусства, другие платили бешеные деньги за обучение своих телохранителей. Старый Шу деньгами и покровительством не пренебрегал и старательно учил тех, кто приходил по рекомендации. Очень скоро он оборудовал спортивный зал по всем правилам — с тяжелыми бронзовыми треножниками, на которых курились благовония, с коллекцией оружия и прочими приятными мелочами — и добился того, чтобы сам факт знакомства с ним являлся некой наградой и пропуском в иные, высшие сферы.
Однако единственным настоящим своим учеником он считал Володьку, которого и посвящал во все секреты и тайны. Во всяком случае, ни у кого иного не хватало выдержки и терпения выслушивать длинные рассуждения о способах накопления энергии, о пути сильного, о силе слабого. Мускулистые парни до седьмого пота махали ногами и руками, издавая дикие вопли, и даже чему-то обучались; Володька становился настоящим мастером.
Теперь ему поручали самые рискованные операции, но все шло к тому, что бывшие одиночки объединялись в стаи под руководством не самых сильных и умных, а экзотическое слово «мафия» постепенно стало привычным и вошло в разговорную речь. У тех, кто не собирался подчиняться никому, выбор был невелик. И хотя Володя Абессинов не боялся ни Бога, ни черта, но вскоре обнаружил, что существует всего один реальный путь остаться независимым и свободным. Он еще слегка сомневался и сомнениями поделился с учителем. Шу не протестовал…
За завтраком, состоящим из фруктов, Володька наконец вспомнил, что же ему снилось. Ну да, точно. Это милое и застенчивое чучело, которое он вчера проводил до дому. Почему он подошел к этой девочке в магазине? Очень просто — наверняка бедная замухрышка в стареньком, выцветшем плащике и резиновых допотопных сапожках никогда не встречалась с состоятельным мужчиной. А судя по тому, как отчаянно она стеснялась, как встревоженно, даже затравленно, смотрела, то вообще ни с кем не встречалась. И ему так захотелось устроить девочке праздник, красиво познакомиться, красиво поухаживать. Всего несколько минут, ему это ничего не стоило, а ей будет о чем вспомнить. Добрые поступки совершать приятно — даже теперь на душе тепло. Володька широко улыбнулся: а что если продолжить творить чудеса? Взять и позвонить ей, пригласить куда-нибудь. Тем более шикарные и глупые подружки давно уже ему надоели и для разнообразия можно провести время с такой наивной и милой девчушкой. Личико у нее симпатичное, только прическа подкачала. Но это, как и душераздирающий наряд, дело вполне поправимое…
Сбегая по лестнице, он столкнулся с соседкой, старушкой, одиноко доживающей свой век в большой квартире тремя этажами выше. Раскланялся, легко подхватил авоську с продуктами.
— Позвольте, Наталья Карповна, — предложил руку.
Соседка расцвела:
— Вы такой, Володюшка, милый, такой галантный. Смотрю на вас, и грех хаять нынешнюю молодежь. Но невозможно не возмутиться! Вы не видели, как опять все парадное расписали, почти чистую стену испортили! Спасибо, спасибо, голубчик, за помощь. Может, зайдете блинчиков свеженьких покушать? Небось питаетесь от случая к случаю…
Проводив ее до квартиры и еле-еле отклонив радушное приглашение, Володька спустился по лестнице, обводя внимательным взглядом пестрящие надписями стены. Одна из надписей была совершенно новой, даже краска местами еще не высохла: «Вова+Клава». Детские глупые шалости. Впрочем, молодой человек так не думал. Широко шагая к своему гаражу, он размышлял о том, что планы на ближайшее время у него полностью изменились.
Клавдия Петровна души в своем ученике не чаяла. Он всегда был умен, начитан, блестяще образован, к тому же еще и красавец. И навещал ее хотя и не очень часто, но все же навещал. Другие ученики вообще не вспоминали.
Они сидели на ее крошечной кухоньке, пили крепкий чай из кобальтовых чашек с золотыми цветами и лакомились тортом. Болтали о том о сем, рассуждали о политике, вспоминали прошлое и смеялись над Володиными проказами. Прервали их единственный раз: кто-то ошибся номером и долго и нудно уточнял, какие именно цифры собирался набрать. Вскоре после того Владимир откланялся, обещал вскоре зайти еще раз и поехал на встречу.
Таких контактных адресов оставил он в свое время Координатору около шести, а каждую операцию производил отдельный человек, на то и существующий, чтобы НЕ знать, что он делает. Вычислить местонахождение того, кого вызывают в Центр, не будучи Координатором, не представлялось возможным.
Владимир прибыл минута в минуту. Его уже ждали в просторном светлом кабинете, обставленном антикварной мебелью и с большим зеркалом в ореховой раме во всю стену. Назначение зеркала было известно только избранным.
Координатор казался усталым и встревоженным. Красноречивые взгляды, которые он бросал в сторону серебристой сверкающей поверхности, свидетельствовали о том, что в крохотной комнатке по ту сторону зеркала, служившего окном в кабинет, уже находился клиент. И раз он проследовал в святая святых и наблюдает за происходящим оттуда, значит, это лицо высокопоставленное и известное. Такое лицо, которому ни в чем отказать нельзя, ибо себе дороже, и ради которого нарушаются все неписаные законы. Впрочем, к Координатору и в Центр другие обращались редко — слишком серьезной считалась организация, и слишком дорого стоили ее услуги. Абессинов никогда не мог пожаловаться на свои гонорары: ему платили столько, сколько он стоил, — однако же знал, что Координатору отстегивают вдвое больше. А накладные расходы, а непредвиденные? Да чтобы просто узнать о существовании Центра, нужно обладать нешуточной властью…
— Вот что, Даос, — обратился к нему Координатор. — Заказчик хочет лучшего из лучших.
Владимир промолчал, и ни один мускул на его лице не дрогнул: это был не комплимент, а простая констатация факта. Он, Даос, действительно лучший и дорого заплатил за такое признание. Правда, смущал пафос вступления и неестественно торжественный тон: у Координатора иногда не хватало чувства меры и вкуса, но от него никто и не требовал литературных талантов.
— В какой ты форме? — продолжал Координатор. — Дело хитрое, нужно все взвесить. Проблема в том, что работать придется тут.
Это было неожиданным. Впервые за все время, что он сотрудничал с Центром, ему предлагали работу на месте. Чаще всего он выезжал с заданием или в страны бывшего СССР, или еще дальше, за рубеж, где работать было одновременно и проще, и значительно опаснее. Таких специалистов, как Даос, можно пересчитать по пальцам одной руки, и вряд ли им стали бы рисковать просто так. Кого же так боится заказчик? Что он перепроверяет и высчитывает сейчас в своем укрытии?
— Досье, — проронил он сквозь зубы. Сперва нужно все просчитать, а затем уже соглашаться или отказываться. Тем и прекрасно его взаимодействие с Центром, что даже всесильный Координатор не имел права ему приказывать. Просто обе стороны соблюдали определенные правила игры, и пока их никто не нарушал, все происходило к обоюдному удовлетворению.
— Сперва «да» или «нет». — Координатор всем своим видом давал понять, что ему самому не нравятся такие условия. Мог бы, так вообще Даоса в эту историю не впутывал — не внушал ему доверия нагловатый и заносчивый заказчик. Но тот сам потребовал вызвать конкретного специалиста, а не кого-нибудь первого попавшегося: дескать, он наводил справки и солидные люди рекомендовали ему именно Даоса. Здесь Даосу самое время было отказаться. Его никто бы за это не стал порицать, искали бы другого. Более того, Координатор первый бы одобрил такое поведение: Владимир был на особом положении в Центре и рисковать им ради не в меру капризного клиента глупо. Но только Даос слишком уж уверен в себе, чтобы сомневаться. Более того, его привлекла возможность поиграть на своей территории, ощутить нечто новое, необычное, проверить себя.
— Да, — сказал он минуту спустя.
— Досье доставят через неделю, в это же время, — сообщил Координатор голосом синхронного переводчика, и Володька понял, что он просто повторяет то, что бубнит заказчик в крохотном наушнике.
— Я приду.
— Это, — Координатор пододвинул к нему пухлый конверт, — гонорар за визит.
Даос и этому не удивился. Напротив, его бы оскорбило, буде ему не оплатили потраченное время. Это начинающие бежали по первому зову и выжидательно смотрели в глаза Координатору — уж очень им хотелось выслужиться. Каждый час Даоса стоил баснословных денег, но чем дальше, тем больше людей согласны были их платить. Конкуренции со стороны молодых, хватких и талантливых он еще не боялся.
Покинув здание Центра, Володька по привычке огляделся, нет ли за ним «хвоста», сел в машину и минут десять ездил по городу безо всякой цели, только чтобы оторваться от возможных соглядатаев. Выполнял он эти действия на автопилоте, хотя ни сегодня, ни обычно за ним никто не шел. Однако соблюдал святую заповедь: береженого Бог бережет и расслабляться нельзя.
Заказ действительно казался странным Володе Абессинову и даже вызывал определенные сомнения, но не в обычаях Даоса было теряться в догадках. У него целая неделя в запасе, и он намеревался провести ее со вкусом. И уже составил план, как будет ухаживать за этой наивной малышкой. Интересно почувствовать себя Пигмалионом, и даже приятно.
Он заехал в салон за скромным, безумно дорогим букетом, а затем в Оперный. Ему повезло, вечером давали «Набукко», а эта опера даже не в самом блестящем исполнении заслуживала того, чтобы ее послушать. Затем он позвонил в китайский ресторан и заказал столик на двоих. В какой-то момент Володька поймал себя на мысли, как он будет выглядеть рядом с этой Никой, но тут же отмахнулся от нее. Какая разница, кто и что подумает.
Наконец он набрал ее номер телефона и с удивлением отметил, что волнуется, дома ли она. А вот это уже и вовсе странно.
Отдышавшись и придя в себя, я направила свои стопы к Леночке, но той уже дома не оказалось. Сперва я решила, что она выскочила в магазин на минутку, и доверчиво ждала ее на лавочке под домом в течение часа. Еще полчаса трезвонила в двери, но никто не откликался. Разумнее всего было бы позвонить по телефону, но наш город так прекрасно устроен, что телефоны встречаются тем реже, чем больше ты удаляешься от центра. Как сказал некто наблюдательный: трудно жить там, где отсутствуют телефоны; еще труднее там, где они есть; но сложнее всего жить в месте, где телефоны есть, но не действуют. Это как раз про нас. Так что осуществить свое прекрасное намерение я смогла, только вернувшись домой. У подруги было постоянно занято, но и это не редкость, так что я просто махнула рукой на сие безнадежное дело.
Попыталась сосредоточиться на новом знакомом, а в частности на его фирме с таким судьбоносным названием, и потратила большую часть вечера на добывание сведений. Мои попытки закончились оглушительным поражением — единственное, что могли сообщить мне справочные службы: справок они по частным фирмам не дают. Причем утверждали это обиженно и зло, так что любой поневоле чувствовал себя нарушителем спокойствия в славном городе Багдаде, и уже мерещилась ехидная улыбка палача, призванного навсегда призвать тебя к порядку.
Словом, ни перестройка, ни пресловутая независимость, ни, прости господи, демократизация всей страны результатов не дали: службы быта по-прежнему полагали любого клиента своим личным и кровным врагом. И я вовсе не удивлюсь, если сколько-нибудь лет спустя выяснится, что это действовал какой-то тайный орден, вступая в который его члены давали страшную клятву всемерно усложнять жизнь своим доверчивым согражданам. Правда, я порадовалась за безопасность своей страны — ни один шпион ни черта тут не выяснит, это точно. Так что Игорь Разумовский оставался все еще прекрасным все еще незнакомцем, и я не была уверена, хочу ли ему звонить.
Мне крайне требовался совет. Дело в том, что мне понравились оба сегодняшних знакомых, но совершенно по-разному. Рядом с Владимиром Ильичом я чувствовала себя как в шестнадцать лет — сердце сжималось, голова кружилась; а около Игоря было тепло, спокойно и уютно, словно всегда его знала и доверяла ему. Недаром поляки говорят: что слишком, то не здорово, — я совершенно не представляла себе, кого выбрать. Правда, кто меня заставляет выбирать? Поживем — увидим.
Он выпрыгнул на шкуры и принялся делать упражнения. В принципе мог бы и подождать немного: все равно собирался ехать в зал, к старику Шу, но тело откликалось на каждое движение таким восторгом и всплеском энергии, что жаль было не использовать любую возможность. Позанимавшись полчаса, Володька направился в ванную. Все это время он пытался вспомнить, что же ему такое приятное снилось, вызывающее улыбку. Он любил просыпаться в одиночестве и в тишине вспоминать свои сны, которые, как и в детстве, оставались цветными, яркими и волшебными.
Он вообще был из породы одиночек. Обладая гордым и независимым нравом, он не выносил, когда кто-нибудь пытался им распоряжаться. По этой причине не стал заканчивать учебу в университете, куда с блеском поступил на отделение восточных языков; по этой же причине не удовлетворился работой в должности старшего инженера какого-то из министерств, куда по большому знакомству пристроил его отец-профессор. Лет десять назад он нашел себе дело по душе и делал его хорошо, не задумываясь над этическими вопросами.
В самом начале, когда в стране были огромным дефицитом хорошие иномарки, возил машины с Дальнего Востока. С ним предпочитали иметь дело очень солидные люди: его знание японского и китайского сослужило добрую службу. Эти же солидные люди, присмотревшись к молодому человеку, предложили дело посерьезнее. Он согласился и спустя два года уже возил оружие, в котором стал разбираться не хуже любого специалиста.
В середине 80-х его занесло в Китай, и там он познакомился со стариком Шу — Да-Дао-Шу, что является названием холодного оружия, но не человеческим именем. Видимо, Володька показался ему человеком действительно незаурядным. Иначе как понять старого китайца, который бросил дом и близких и отправился за ним в далекую Украину, объявив, что наконец-то нашел себе ученика.
В Киеве китаец был нарасхват. Наступали новые времена; многие хотели сами постичь хотя бы азы его великого искусства, другие платили бешеные деньги за обучение своих телохранителей. Старый Шу деньгами и покровительством не пренебрегал и старательно учил тех, кто приходил по рекомендации. Очень скоро он оборудовал спортивный зал по всем правилам — с тяжелыми бронзовыми треножниками, на которых курились благовония, с коллекцией оружия и прочими приятными мелочами — и добился того, чтобы сам факт знакомства с ним являлся некой наградой и пропуском в иные, высшие сферы.
Однако единственным настоящим своим учеником он считал Володьку, которого и посвящал во все секреты и тайны. Во всяком случае, ни у кого иного не хватало выдержки и терпения выслушивать длинные рассуждения о способах накопления энергии, о пути сильного, о силе слабого. Мускулистые парни до седьмого пота махали ногами и руками, издавая дикие вопли, и даже чему-то обучались; Володька становился настоящим мастером.
Теперь ему поручали самые рискованные операции, но все шло к тому, что бывшие одиночки объединялись в стаи под руководством не самых сильных и умных, а экзотическое слово «мафия» постепенно стало привычным и вошло в разговорную речь. У тех, кто не собирался подчиняться никому, выбор был невелик. И хотя Володя Абессинов не боялся ни Бога, ни черта, но вскоре обнаружил, что существует всего один реальный путь остаться независимым и свободным. Он еще слегка сомневался и сомнениями поделился с учителем. Шу не протестовал…
За завтраком, состоящим из фруктов, Володька наконец вспомнил, что же ему снилось. Ну да, точно. Это милое и застенчивое чучело, которое он вчера проводил до дому. Почему он подошел к этой девочке в магазине? Очень просто — наверняка бедная замухрышка в стареньком, выцветшем плащике и резиновых допотопных сапожках никогда не встречалась с состоятельным мужчиной. А судя по тому, как отчаянно она стеснялась, как встревоженно, даже затравленно, смотрела, то вообще ни с кем не встречалась. И ему так захотелось устроить девочке праздник, красиво познакомиться, красиво поухаживать. Всего несколько минут, ему это ничего не стоило, а ей будет о чем вспомнить. Добрые поступки совершать приятно — даже теперь на душе тепло. Володька широко улыбнулся: а что если продолжить творить чудеса? Взять и позвонить ей, пригласить куда-нибудь. Тем более шикарные и глупые подружки давно уже ему надоели и для разнообразия можно провести время с такой наивной и милой девчушкой. Личико у нее симпатичное, только прическа подкачала. Но это, как и душераздирающий наряд, дело вполне поправимое…
Сбегая по лестнице, он столкнулся с соседкой, старушкой, одиноко доживающей свой век в большой квартире тремя этажами выше. Раскланялся, легко подхватил авоську с продуктами.
— Позвольте, Наталья Карповна, — предложил руку.
Соседка расцвела:
— Вы такой, Володюшка, милый, такой галантный. Смотрю на вас, и грех хаять нынешнюю молодежь. Но невозможно не возмутиться! Вы не видели, как опять все парадное расписали, почти чистую стену испортили! Спасибо, спасибо, голубчик, за помощь. Может, зайдете блинчиков свеженьких покушать? Небось питаетесь от случая к случаю…
Проводив ее до квартиры и еле-еле отклонив радушное приглашение, Володька спустился по лестнице, обводя внимательным взглядом пестрящие надписями стены. Одна из надписей была совершенно новой, даже краска местами еще не высохла: «Вова+Клава». Детские глупые шалости. Впрочем, молодой человек так не думал. Широко шагая к своему гаражу, он размышлял о том, что планы на ближайшее время у него полностью изменились.
* * *
Система связи была сложной и многоэтажной, однако отработанной до мелочей и никогда не подводившей. Тот, кто писал на стене классическое «Вова+Клава», действительно полагал, что дразнит каких-то юных влюбленных, и уж наверняка никто не мог бы связать эту надпись с внезапно возникшим у Володи Абессинова желанием навестить свою старую учительницу русского языка и литературы.Клавдия Петровна души в своем ученике не чаяла. Он всегда был умен, начитан, блестяще образован, к тому же еще и красавец. И навещал ее хотя и не очень часто, но все же навещал. Другие ученики вообще не вспоминали.
Они сидели на ее крошечной кухоньке, пили крепкий чай из кобальтовых чашек с золотыми цветами и лакомились тортом. Болтали о том о сем, рассуждали о политике, вспоминали прошлое и смеялись над Володиными проказами. Прервали их единственный раз: кто-то ошибся номером и долго и нудно уточнял, какие именно цифры собирался набрать. Вскоре после того Владимир откланялся, обещал вскоре зайти еще раз и поехал на встречу.
Таких контактных адресов оставил он в свое время Координатору около шести, а каждую операцию производил отдельный человек, на то и существующий, чтобы НЕ знать, что он делает. Вычислить местонахождение того, кого вызывают в Центр, не будучи Координатором, не представлялось возможным.
Владимир прибыл минута в минуту. Его уже ждали в просторном светлом кабинете, обставленном антикварной мебелью и с большим зеркалом в ореховой раме во всю стену. Назначение зеркала было известно только избранным.
Координатор казался усталым и встревоженным. Красноречивые взгляды, которые он бросал в сторону серебристой сверкающей поверхности, свидетельствовали о том, что в крохотной комнатке по ту сторону зеркала, служившего окном в кабинет, уже находился клиент. И раз он проследовал в святая святых и наблюдает за происходящим оттуда, значит, это лицо высокопоставленное и известное. Такое лицо, которому ни в чем отказать нельзя, ибо себе дороже, и ради которого нарушаются все неписаные законы. Впрочем, к Координатору и в Центр другие обращались редко — слишком серьезной считалась организация, и слишком дорого стоили ее услуги. Абессинов никогда не мог пожаловаться на свои гонорары: ему платили столько, сколько он стоил, — однако же знал, что Координатору отстегивают вдвое больше. А накладные расходы, а непредвиденные? Да чтобы просто узнать о существовании Центра, нужно обладать нешуточной властью…
— Вот что, Даос, — обратился к нему Координатор. — Заказчик хочет лучшего из лучших.
Владимир промолчал, и ни один мускул на его лице не дрогнул: это был не комплимент, а простая констатация факта. Он, Даос, действительно лучший и дорого заплатил за такое признание. Правда, смущал пафос вступления и неестественно торжественный тон: у Координатора иногда не хватало чувства меры и вкуса, но от него никто и не требовал литературных талантов.
— В какой ты форме? — продолжал Координатор. — Дело хитрое, нужно все взвесить. Проблема в том, что работать придется тут.
Это было неожиданным. Впервые за все время, что он сотрудничал с Центром, ему предлагали работу на месте. Чаще всего он выезжал с заданием или в страны бывшего СССР, или еще дальше, за рубеж, где работать было одновременно и проще, и значительно опаснее. Таких специалистов, как Даос, можно пересчитать по пальцам одной руки, и вряд ли им стали бы рисковать просто так. Кого же так боится заказчик? Что он перепроверяет и высчитывает сейчас в своем укрытии?
— Досье, — проронил он сквозь зубы. Сперва нужно все просчитать, а затем уже соглашаться или отказываться. Тем и прекрасно его взаимодействие с Центром, что даже всесильный Координатор не имел права ему приказывать. Просто обе стороны соблюдали определенные правила игры, и пока их никто не нарушал, все происходило к обоюдному удовлетворению.
— Сперва «да» или «нет». — Координатор всем своим видом давал понять, что ему самому не нравятся такие условия. Мог бы, так вообще Даоса в эту историю не впутывал — не внушал ему доверия нагловатый и заносчивый заказчик. Но тот сам потребовал вызвать конкретного специалиста, а не кого-нибудь первого попавшегося: дескать, он наводил справки и солидные люди рекомендовали ему именно Даоса. Здесь Даосу самое время было отказаться. Его никто бы за это не стал порицать, искали бы другого. Более того, Координатор первый бы одобрил такое поведение: Владимир был на особом положении в Центре и рисковать им ради не в меру капризного клиента глупо. Но только Даос слишком уж уверен в себе, чтобы сомневаться. Более того, его привлекла возможность поиграть на своей территории, ощутить нечто новое, необычное, проверить себя.
— Да, — сказал он минуту спустя.
— Досье доставят через неделю, в это же время, — сообщил Координатор голосом синхронного переводчика, и Володька понял, что он просто повторяет то, что бубнит заказчик в крохотном наушнике.
— Я приду.
— Это, — Координатор пододвинул к нему пухлый конверт, — гонорар за визит.
Даос и этому не удивился. Напротив, его бы оскорбило, буде ему не оплатили потраченное время. Это начинающие бежали по первому зову и выжидательно смотрели в глаза Координатору — уж очень им хотелось выслужиться. Каждый час Даоса стоил баснословных денег, но чем дальше, тем больше людей согласны были их платить. Конкуренции со стороны молодых, хватких и талантливых он еще не боялся.
Покинув здание Центра, Володька по привычке огляделся, нет ли за ним «хвоста», сел в машину и минут десять ездил по городу безо всякой цели, только чтобы оторваться от возможных соглядатаев. Выполнял он эти действия на автопилоте, хотя ни сегодня, ни обычно за ним никто не шел. Однако соблюдал святую заповедь: береженого Бог бережет и расслабляться нельзя.
Заказ действительно казался странным Володе Абессинову и даже вызывал определенные сомнения, но не в обычаях Даоса было теряться в догадках. У него целая неделя в запасе, и он намеревался провести ее со вкусом. И уже составил план, как будет ухаживать за этой наивной малышкой. Интересно почувствовать себя Пигмалионом, и даже приятно.
Он заехал в салон за скромным, безумно дорогим букетом, а затем в Оперный. Ему повезло, вечером давали «Набукко», а эта опера даже не в самом блестящем исполнении заслуживала того, чтобы ее послушать. Затем он позвонил в китайский ресторан и заказал столик на двоих. В какой-то момент Володька поймал себя на мысли, как он будет выглядеть рядом с этой Никой, но тут же отмахнулся от нее. Какая разница, кто и что подумает.
Наконец он набрал ее номер телефона и с удивлением отметил, что волнуется, дома ли она. А вот это уже и вовсе странно.
* * *
Вчерашний день закончился бездарно.Отдышавшись и придя в себя, я направила свои стопы к Леночке, но той уже дома не оказалось. Сперва я решила, что она выскочила в магазин на минутку, и доверчиво ждала ее на лавочке под домом в течение часа. Еще полчаса трезвонила в двери, но никто не откликался. Разумнее всего было бы позвонить по телефону, но наш город так прекрасно устроен, что телефоны встречаются тем реже, чем больше ты удаляешься от центра. Как сказал некто наблюдательный: трудно жить там, где отсутствуют телефоны; еще труднее там, где они есть; но сложнее всего жить в месте, где телефоны есть, но не действуют. Это как раз про нас. Так что осуществить свое прекрасное намерение я смогла, только вернувшись домой. У подруги было постоянно занято, но и это не редкость, так что я просто махнула рукой на сие безнадежное дело.
Попыталась сосредоточиться на новом знакомом, а в частности на его фирме с таким судьбоносным названием, и потратила большую часть вечера на добывание сведений. Мои попытки закончились оглушительным поражением — единственное, что могли сообщить мне справочные службы: справок они по частным фирмам не дают. Причем утверждали это обиженно и зло, так что любой поневоле чувствовал себя нарушителем спокойствия в славном городе Багдаде, и уже мерещилась ехидная улыбка палача, призванного навсегда призвать тебя к порядку.
Словом, ни перестройка, ни пресловутая независимость, ни, прости господи, демократизация всей страны результатов не дали: службы быта по-прежнему полагали любого клиента своим личным и кровным врагом. И я вовсе не удивлюсь, если сколько-нибудь лет спустя выяснится, что это действовал какой-то тайный орден, вступая в который его члены давали страшную клятву всемерно усложнять жизнь своим доверчивым согражданам. Правда, я порадовалась за безопасность своей страны — ни один шпион ни черта тут не выяснит, это точно. Так что Игорь Разумовский оставался все еще прекрасным все еще незнакомцем, и я не была уверена, хочу ли ему звонить.
Мне крайне требовался совет. Дело в том, что мне понравились оба сегодняшних знакомых, но совершенно по-разному. Рядом с Владимиром Ильичом я чувствовала себя как в шестнадцать лет — сердце сжималось, голова кружилась; а около Игоря было тепло, спокойно и уютно, словно всегда его знала и доверяла ему. Недаром поляки говорят: что слишком, то не здорово, — я совершенно не представляла себе, кого выбрать. Правда, кто меня заставляет выбирать? Поживем — увидим.