Угрюмова Виктория. Пылающий мост (Кахатана - 4)

   - Объясни точнее, - потребовал Самаэль.
   - Двенадцать избранных должны прийти на Шангайскую равнину, и каждый из них должен быть велик, иначе он просто не снесет тяжести своего могущества. Могущество дорого стоит, Самаэль. Среди тех, кто придет открыть дорогу повелителю Мелькарту, - а я буду среди них, - все должны быть равны. Но никто впоследствии не потерпит над собой иного владыки, нежели наш общий господин. И потому неизбежно разгорится новая схватка - на сей раз между избранными. Я хочу уже сейчас определить, кто будет моим хозяином, потому что уже сказал тебе меня верховная власть не влечет.
   - Ты откровенен до последнего, - подозрительно сказал Самаэль. - Почему?
   - Потому, что ты кажешься мне самым великим из тех, кто станет делить этот мир. Я не видел многих других, однако о них и не слышно ничего. А ты уже сумел войти в историю, причем с ничтожными средствами для этого. Ты взял жалкие разрозненные племена дикарей и варваров и создал из них грозный и непобедимый народ, при одном имени которого север Арнемвенда содрогается от ужаса.
   - Это правда, я создал народ танну-ула своими руками, - абсолютно спокойно согласился Молчаливый. - Я создам огромное государство, а меньшего мне не нужно.
   - Это признак величия - отказываться от мелочей во имя главного, - заметил Декла.
   - Мне нравится, что меня хвалит такой дальновидный и мудрый человек, как ты, старик. Я слушаю тебя...
   Если бы при этом разговоре присутствовали подданные урмай-гохона, то они бы сочли, что ослышались. Не в характере грозного их владыки было хвалить кого-либо. Самаэль потому и был прозван Молчаливым, что свое одобрение, равно как и неудовольствие, вслух не высказывал. Он приучал людей понимать его взгляды и жесты. Декла высоко оценил оказанную ему честь - не потому, что в этой чести нуждался, а потому, что хорошо понял, с какой сильной личностью имеет дело. И похвала урмай-гохона дорогого стоила. Значит, он действительно многого добился; достиг того, ради чего и пришел в замок Акьяб, рискуя самой своей жизнью. Но радости своей Декла ничем не выдал, а продолжил:
   - Что же касается самой войны, то ты и сам подозревал, наверное, что Аллаэлла и Мерроэ не станут помогать Зу-Л-Карнайну, ожидая, пока вы с ним решите, кто же сильнее. Обескровленную в такой войне армию победителей они захотят одолеть сами. Но тут-то они и ошибутся.
   Самаэль и сам так считал, однако счел необходимым усомниться.
   - Положим, короли не захотят вмешиваться, но ведь есть еще и бессмертные, которые могут просто приказать им сделать это. Весь мир знает, что Интагейя Сангасойя благоволит к императору - что стоит ей заставить одного из Древних или Новых богов явиться к западным правителям и огласить им свою волю выступить против меня?
   - Значит, нужно сделать так, чтобы это не произошло. И есть нужный человек, который поможет нам в этом деле.
   - Кто он?
   - Аджа Экапад - один из избранных. До недавнего времени он был верховным магом Мерроэ, однако столкновение с Интагейя Сангасойей на некоторое время лишило его этой должности. Думаю, сей змей хитер настолько, что уже придумал, как внушить королю Колумелле вражду к Зу-Л-Карнайну. В крайнем случае стравим между собой Мерроэ и Аллаэллу, подключим к этой распре Тевер и Таор, и им будет не до проблем на востоке.
   - Хитер ты, Декла.
   - Я стараюсь быть полезным тебе, урмай-гохон.
   - И будь уверен, что я оценю это сполна. Продолжай, мне нравится, как ты мыслишь.
   - Что касается нейтралитета Хадрамаута, то теперь его нет и не будет никогда. Понтифик Дайнити Нерай - заплывший жиром тунец, в нем ровно столько же разума и жажды деятельности. Первый советник Вегонаба Лин мертв, а по этой причине не сможет помешать нам в наших планах. Главное место на политической арене этой страны сегодня занимает некий Дженнин Эльваган.
   - Я слышал о нем, - сказал урмай-гохон. - Это знаменитый флотоводец.
   - И избранник Мелькарта. Он сделает все, что посчитает нужным наш повелитель и отец. А поскольку мы также можем диктовать его волю остальным, то мы и заставим Эльвагана напасть на Сонандан с юга. Суда хаанухов поднимутся вверх по Охе. Так уже было когда-то. Но если мы тщательно все подготовим, то на сей раз ошибки не случится.
   - Ты хорошо осведомлен о том, что творится в мире, - одобрительно заметил Молчаливый. - Знаешь, чем дольше я слушаю тебя, тем больше думаю, что я хочу иметь такого советчика. Будешь моим гохоном, если не сочтешь это недостаточной честью для себя.
   - Какая разница, как называться, - отмахнулся Декла. - Главное, чтобы твои подданные знали, что остальные гохоны не могут противоречить мне. Если им что-то не по душе, то они должны обращаться к тебе, чтобы решить спор.
   - Это обрадует тебя?
   - Нет, но сильно поможет в работе. Ты вообрази, Самаэль, что ведешь войска на приступ, а твои гохоны начинают сомневаться, колебаться и задавать вопросы. Что делать?
   - Убью. - Урмай-гохон был краток.
   - Я не смогу убивать твоих военачальников. Но какие-то меры принимать буду должен. Вот и прошу о таком указе.
   - Согласен. Ты будешь служить именно мне?
   - Да, Самаэль. Но только об этом никто не должен знать.
   - Умно, - кивнул головой Молчаливый. - Продолжай про войну.
   - В Джералане восстание. Зу-Л-Карнайну придется трудно, потому что тагары - народ сильный и отчаянный. Для них смерть значит гораздо меньше, чем бесчестье. Прибудет помощь с Иманы. И еще - если все будет развиваться по плану, то очень скоро я смогу сообщить тебе новые сведения.
   - Это хорошо. А теперь расскажи мне о твоей бывшей повелительнице, об Интагейя Сангасойе. Мне нужно знать, что она собой представляет.
   - Этого я доподлинно не ведаю, Самаэль. Потому что я ушел из Сонандана почти одновременно с ее прибытием. Скажем так, мы разминулись. Однако я видел ее несколько раз и уверен, что в ней есть скрытая сила при кажущейся внешней слабости. Внешность ее обманчива, и потому нужно всегда помнить, кто стоит перед тобой в обличье юной, хрупкой, ранимой женщины.
   - Ладно, это мы обсудим позже. А теперь ответь - есть у тебя еще какие-нибудь просьбы или пожелания? Я постараюсь исполнить их, чтобы показать тебе, что по-настоящему ценю преданных и умных людей.
   - Есть, урмай-гохон, - ответил старик и твердо посмотрел в глаза Самаэлю. - Мне нужен один человек ежедневно. Все равно кто - мужчина, женщина или ребенок. Главное, чтобы он был не стар и не болен.
   - И что ты будешь с ним делать? - заинтересовался Самаэль.
   - Это неинтересно, урмай-гохон, а потому позволь мне не отвечать на этот вопрос.
   - Пусть. Тогда я спрошу иначе: тебе нужен каждый день новый человек значит ли это, что предыдущего в живых уже не будет?
   - Да.
   - Это я и хотел услышать с самого начала. Я велю воинам приводить к тебе пленников и рабов. Ты будешь сам выбирать свою еду, - безразличным голосом сказал Молчаливый, делая вид, что не замечает удивления Деклы. Ему было необходимо доказать старику свою проницательность и остроту ума, дабы тот с самого начала понял, что обманывать урмай-гохона бесполезно и даже опасно.
   Декла оценил этот ход. Внимательно посмотрел на урмай-гохона, взвешивая, стоит ли сейчас открывать ему тайны, связанные с его происхождением. Но потом решил, что для этого еще не пришло время. И пошел к выходу, твердо печатая шаг.
   - А как мы свяжемся с избранными? - внезапно спросил Самаэль.
   - Не нужно с ними связываться. Они сами найдут, нас, когда придет срок.
   Понтифик Хадрамаута Дайнити Нерай пребывал в глубоком унынии.
   Внезапная и трагическая гибель первого советника Вегонабы Лина не просто удручила его, но и лишила единственного человека, которому он по-настоящему доверял. За последние несколько дней понтифик очень много думал и пришел к выводу, что даже при небезразличном отношении к судьбе своей страны он понятия не имеет, как поступать. Дайнити Нераю было поздно вступать на зыбкую почву интриг и политики - слишком много лет своей жизни он проходил мимо очевидных вещей, и нынче, за неделю-две, было немыслимо им обучиться. Требовались для этого долгие годы кропотливого и вдумчивого труда, а именно этих долгих лет у Нерая и не было.
   После последнего разговора с Вегонабой понтифик как бы ожил и включился в окружающую его жизнь. Отпуская первого советника, он с нетерпением ждал, когда тот вернется и продолжит поучительную беседу со своим повелителем, когда ознакомит его со всеми трудностями и сложностями. Дайнити Нерай хотел и стремился стать полезным. И когда слуга доложил о прибытии Дженнина Эльвагана, понтифик даже обрадовался. Ему предоставлялась прекрасная возможность не просто сидеть и томиться бесплодным ожиданием, но и поговорить с настоящим мастером своего дела. Он помнил, как лестно отзывался Вегонаба Лин о молодом флотоводце, как высоко ценил его талант.
   Но Джаннин Эльваган принес страшную весть.
   По его словам выходило, что, забывшись, с головой уйдя в работу, первый советник оказался настолько неосторожным, что распечатал какой-то конверт. Будучи молодым человеком, к тому же воином, Дженнин успел отскочить назад, почуяв опасность, но сам Вегонаба остался на месте, парализованный дымком, струившимся из конверта. А после явился демон, которого было невозможно одолеть сталью, и Эльвагану пришлось просто-напросто сбежать, ибо его друг был мертв, а шаммемм не был силен в магии и ничего не мог противопоставить исчадию зла.
   К счастью Дайнити Нерая, Вегонаба не рассказал ничего о том, что случилось между ними несколько часов назад. Так, упомянул вскользь, считая подробности делом сугубо личным. Именно деликатность советника спасла жизнь понтифика Хадрамаута. Дженнин Эльваган продолжал считать его полным ничтожеством, неспособным заметить - в силу своей лени - даже конец света, буде тот состоится прямо у него под носом. И он не считал необходимым слишком притворяться перед этим жирным тупицей. Ему бы стоило уничтожить Нерая, но он сдерживал себя из тех соображений, что это-то всегда успеется, а пока необходимо заняться более важными и неотложными делами.
   Понтифик слушал и всматривался в лицо адмирала-шаммемма.
   И чем больше он слушал, тем меньше верил его рассказу. Как бы ни был он раньше безразличен ко всем делам, но все же не был слеп. И он прекрасно помнил, что молодой Эльваган никогда так не выглядел. Прежде, когда понтифику случалось видеть его на празднествах или больших приемах, где Нераю волей-неволей приходилось появляться перед своими подданными, чтобы таким образом засвидетельствовать факт своего существования, шаммемм казался скромным, совсем еще юным. Несмотря на свой высокий пост и несомненный талант флотоводца, он был скромен, тих и застенчив. Легко краснел.
   "Да-да, - вспомнил понтифик, - конечно же, краснел. Вегонаба представлял его мне в первый раз после какой-то там морской баталии, где Эльваган проявил себя с лучшей стороны, и мальчик смущался и был абсолютно бордовым. Что же с ним произошло?"
   Надменный, сильно повзрослевший, с холодными, льдистыми глазами, суровый человек, стоявший сейчас перед ним, лишь отдаленно походил на того Дженнина Эльвагана, которого он знал прежде. И этот человек отчаянно лгал понтифику. Но доказать сам факт лжи Дайнити Нерай не мог ничем, а заяви он о своих подозрениях кому-либо из придворных, те сочтут это еще одним монаршим капризом, еще одним проявлением его беспросветного безразличия к окружающим, обернувшегося своей противной стороной - подозрительностью.
   О, как горько жалел теперь понтифик Хадрамаута о том, что прослыл среди своих подданных ленивым и неразумным человеком!
   Но он уже достаточно хорошо ориентировался в событиях, чтобы прикинуться собою прежним, чтобы не пробудить у Эльвагана никаких подозрений.
   - Ладно, - вяло шевельнул кистью. - Это... благодарю.
   Шаммемм поклонился до неприличного небрежно и быстро вышел из комнаты, окна которой выходили на море. Его вел тихий, шелестящий голос Корс Торуна, указывавший путь и последовательность его дальнейших действий.
   - Ты убедишь этих тупиц в необходимости рейда на Сарконовы острова. Ты должен победить пиратов. Ты должен добыть еще один талисман. Без тебя, шаммемм, никто не сможет ничего сделать. Ты избран повелителем Мелькартом, и блестящее будущее ждет тебя.
   Ты отдашь другому избранному добытый тобой талисман, а взамен получишь корону Морских эльфов. И ты станешь братом Йа Тайбрайя. Стоит ли говорить тебе, что Хадрамаут будет лежать у твоих ног? Но и это лишь малая толика тех благодеяний, которыми осыплет тебя наш повелитель, когда придет в этот мир.
   - Что скажешь, господин? - спрашивало украшение, висевшее под одеждой, на груди шаммемма.
   - Я сделаю все, я все сделаю, - твердил он, шагая по направлению ко дворцу Войны, где располагались все службы, связанные с ведением боевых действий на море.
   Сказать, что Тхагаледжа был приятно удивлен, обнаружив Каэтану во дворце, - значит не сказать ничего. На самом деле владыка Сонандана испытывал смутные чувства. Он собирался завтракать, и ему уже доложили о том, что стол накрыт, так что повелитель может приступать к трапезе когда пожелает. Татхагатха весьма желал пригласить во дворец Нингишзиду, потому что вездесущего жреца везде видели, но никому не удавалось настолько приблизиться к нему, чтобы поговорить. Тхагаледжа очень хотел обсудить с верховным жрецом текущие дела, а потому принял самые решительные меры, приказав посланным не возвращаться без него.
   Те прониклись значимостью задания, исчезли и не появлялись так долго, что оголодавший татхагатха наконец постановил пренебречь приличиями и сесть за стол без Нингишзиды.
   Выходя из своих покоев, он специально сделал крюк, прошел через галерею и попал во внутренний двор, где недавно расцвели золотыми цветами фруктовые деревья, привезенные с юго-востока страны, в дар повелителям Сонандана. Деревья носили диковинное название - шуша, - но теперь Тхагаледжа понял отчего.
   Плотные, сияющие на солнце лепестки терлись друг о друга при самом слабом и незначительном ветерке, и дерево начинало тихо-тихо шептать - шушукать. Тхагаледжа постоял возле чудных растений несколько минут, послушал их сбивчивый и торопливый шепот, рассмеялся. И двинулся завтракать, предвкушая удовольствие.
   Зайдя в трапезную, он обнаружил там идиллическую картину: во главе стола мирно ворковали Кахатанна и Тиермес. Владыка Ада Хорэ выглядел каким-то притихшим и счастливым; как ни странно, это ему тоже шло. Его невероятная красота приобрела новое качество и из суровой и холодной превратилась в живую и теплую. Некоторое время Тхагаледжа стоял на пороге, пытаясь осмыслить увиденное. Наконец его осенило и он спросил:
   - Вы уже вернулись? А когда?
   Каэ открыла было рот, чтобы ответить, но тут прямо сквозь стену шагнул в зал отдохнувший, а потому величественный и серьезный Траэтаона.
   - Доброе утро. Где мой завтрак? - спросил он хищно.
   - Что тебе положить? - осведомилась Каэ голосом приветливой, гостеприимной хозяйки и, обернувшись к Тхагаледже, пригласила: - Входи, татхагатха. Садись и принимайся за еду. Все-таки это твой завтрак, а наше нашествие грозит тебе полным истреблением всех этих восхитительных кушаний.
   Затем обратилась к Траэтаоне, который удобно устроился прямо под распахнутым окном, выходящим в сад:
   - Я не расслышала, что тебе положить?
   - Еду, - ответил Вечный Воин решительно. - Много еды.
   - Узнаю тебя, - не удержался от комментария Жнец. - Наконец-то ты снова стал самим собой.
   - Это верно. - Траэтаона завладел целым жареным поросенком и теперь не спеша и методично поглощал его.
   - Как у нас? - спросила Каэ у татхагатхи.
   - Хвала богам, что вы вернулись, дорогая госпожа, - выпалил тот. Конечно, я знаю, что утро не начинают с таких новостей, но вам все равно нужно быть в курсе всех событий. Тагары пересекли хребет Онодонги и совершили нападение на наши уальяги, выше по течению...
   - Хентей, что, с ума сошел?! - в сердцах воскликнула богиня.
   - Хентей-хан тут ни при чем. Он едва успел предупредить нас своим посланием, что его родич - Альбин-хан поднял мятеж и какая-то часть тагаров, недовольных тем, что Джералан входит в империю, примкнула к нему. Печальная новость стала нам известна: старый хан Хайя Лобелголдой был зверски убит восставшими. - Татхагатха перешел с официального тона на домашний. Представьте себе, Каэ, дорогая, эти мерзавцы пытали старика, выкололи ему глаза; я его никогда особенно не любил - он мне казался каким-то хитрым, скользким как рыба. И я искренне радовался тому, что он уступил трон Хентею. Тем более что молодой хан так в вас влюблен... Но я испытал искреннюю, настоящую душевную боль, когда узнал, что случилось с Лобелголдоем. Потом всадники Альбин-хана нарушили границу Урукура и выжгли дотла два поселения саракоев.
   - О боги! Я представляю себе, что должно было последовать за этим! сказала Каэтана с тревогой в голосе. Она помнила суровых и хладнокровных саракоев, превыше всего чтивших святость и неприкосновенность домашнего очага. - Там же может начаться резня!
   - Чуть было не началась. Но Хентей-хан попросил помощи и защиты у Зу-Л-Карнайна, и наш император успел предотвратить надвигающуюся войну между Урукуром и Джераланом.
   - Наверняка это было сделано нарочно, - сказал Траэтаона. - Но довольно-таки бездарно. Чтобы выступать от имени Джералана, Альбин-хан должен был убить Хентея. По возможности устранить так, чтобы его самого никто в преступлении не обвинил. Иначе он ставит себя вне закона и Джералан только косвенно отвечает за все его действия.
   - Ну что ты такое говоришь? - умоляюще спросила Интагейя Сангасойя.
   - Ничего особенного. Я же не говорю, что хочу, чтобы Хентея убили, я просто рассматриваю ситуацию и нахожу в ней множество слабых мест. Альбин-хан обречен на провал.
   - Неизвестно, - вздохнул Тхагаледжа. - Конечно, он допустил массу ошибок, но все же тагары не могут простить аите смерть хана Богдо Даина Дерхе. Он стал для них символом гордости, свободолюбия и независимости. Так что, пожалуй, значительная часть населения сочувствует мятежникам. Пусть не в открытую, но дай им время или несколько успехов в боевых действиях, и тогда страна превратится в кровавое месиво.
   - А что же Зу?
   - Император сейчас в самом невыгодном положении. Конечно, он послал несколько отрядов тхаухудов, чтобы подавить мятеж, однако мертвый Альбин-хан моментально станет мучеником, принявшим страдания и смерть за свой народ, а живой - он будет гонять тхаухудов по всему Джералану, заставляя их совершать ошибку за ошибкой. Стоит ему заманить их в одно-два селения и учинить там разбирательство, и страна восстанет. Положение может спасти только сам Хентей-хан, но и ему это будет сделать непросто. Большинство его сановников втайне симпатизируют бунтовщикам.
   - А что они делали у нас? - заинтересовалась Каэ. - Не хотят же они напасть на Сонандан? Мы их не угнетали, это будет уже началом войны, и они сами развяжут нам руки, особенно если и Хентей попросит нас вмешаться. Мы будем в своем праве - станем мстить за нарушение границы и, скажем, за убийство наших подданных.
   - Видимо, они разведывали тайные тропы, - ответил татхагатха. - И старались какое-то время остаться незамеченными. Но потом внезапно сменили тактику и обстреляли с берега наши уальяги, воспользовавшись полным штилем и тем, что суда шли не посредине реки. Может, они хотели захватить их, чтобы переправиться на другой берег? Отряд был довольно большой, командовал им некий Тайжи-хан - мы уже связались с Джераланом; это соратник Богдо Даина Дерхе, безумец, который поклялся отомстить императору за гибель своего господина. Очень опасный человек, - и хорошо, что его уже нет в мире живых. Наши воины перебили весь отряд Тайжи-хана, а его самого убил капитан Лоой. Правда, наш доблестный мореход пострадал в этом бою... Но только не пугайтесь, Каэ, дорогая, все уже хорошо!
   Побледневшая и испуганная Кахатанна несколько минут глубоко дышала, приходя в себя. Ей было страшно подумать о том, что добрый, милый капитан Лоой мог умереть - и где? - в родном и безопасном Сонандане, в нескольких милях от Салмакиды. Нет, это было уже слишком.
   - Ты бы поосторожнее с ней, Тхагаледжа, - пробормотал Вечный Воин. - Она же за них за всех переживает.
   - Простите, Каэ. Я не с того начал, наш капитан себя неплохо чувствует: ему успел помочь Астерион, и все обошлось.
   - Я уже ничего не понимаю, - мягко прервала его Интагейя Сангасойя. - Ты бы помедленнее и все по порядку. Я ведь отсутствовала не так уж много времени, а ощущение такое, что несколько лет пробыла в полной изоляции. Астерион, тагары, Лоой... что еще?
   - Да, здесь много что напроисходило, - согласился татхагатха. - Но ничего особо страшного, все образовалось.
   - Кстати, о времени, - заметил Жнец, который все это время успокаивающе поглаживал Каэ по руке. - Наверное, нужно пригласить и Барнабу, и Нингишзиду, и Магнуса, и Номмо... короче, всех.
   - Нингишзиду ловят, - машинально ответил Тхагаледжа, - а остальных я сейчас прикажу оповестить.
   - А зачем ловят Нингишзиду и где? - изумился Траэтаона. - Он тоже что-то натворил?
   - Не появляется мне на глаза все время, что вас не было. Словом с ним перекинуться не могу. Он озабочен какой-то новой проблемой, и, с одной стороны, я его понимаю, но все-таки я его повелитель, а не наоборот, - прошу прощения у госпожи, что при ней рассуждаю о верховенстве. Я немного устал гоняться за ним по всей Салмакиде. В храме его застать невозможно, в роще его видели несколько минут назад, у себя в покоях он не появлялся несколько дней, во дворец забегал как раз во время моего отсутствия. Согласитесь, что это даже как-то несолидно.
   Бессмертные посмеялись причудам верховного жреца, но через несколько минут разговор перешел на другие, куда более волнующие темы. Из хороших новостей главной было выздоровление Лооя, а также новые пополнения, пришедшие из дальних провинций. Несколько полков лучников, около пяти или пяти с половиной тысяч копейщиков, - татхагатха вызвал своего секретаря и упоенно зашелестел какими-то бумагами, роняя их попеременно то в соус, то в жаркое. Каэ стало жалко трудов повара, и она сказала:
   - Верю на слово, что много. После покажешь.
   - Как велит госпожа, - согласился Тхагаледжа и принялся наставлять секретаря и гонцов на предмет первоочередных задач. Соблюдая правила приличия, все ждали, когда он освободится, чтобы наконец приступить к еде.
   Когда все приказы были отданы и бессмертные в компании правителя Сонандана накинулись на завтрак, Тхагаледжа спросил с надеждой и тревогой:
   - Что с талисманами, госпожа?
   - А при чем тут госпожа? - моментально ответил до боли знакомый голос сварливого перстня. - Я долго терпел эти издевательства, я молчал, хотя меня намеренно игнорировали, третировали и еще что-то ужасное, просто я не могу сейчас припомнить нужного слова. Но я его вспомню и тогда уже скажу, смело глядя в лицо угнетателям и кровопийцам моим...
   Все, кто находился в этот момент за столом, затаив дыхание слушали бесконечный поток жалоб, высказанных Ниппи. Оказалось, что все успели соскучиться по немыслимому существу и по его публичным выступлениям.
   - Но сейчас я отвечу по существу. - Внезапно и тон, и сам голос перстня переменились, и он продолжил значительно тише: - Я ведь почему молчал - я пытался составить себе представление о том, что с этими клятыми талисманами происходит. И меня не хватает на все...
   - А что с ними? - с тревогой спросил Жнец.
   Именно грозный Владыка Ада Хорэ, никогда прежде не имевший равных себе, понимал, сколь опасен враг. Столкнувшись с тем, что и его можно поймать в ловушку, что и ему можно расставить западню, он день ото дня все больше беспокоился о происходящем. Что же может случиться с остальными и особенно со слабыми людьми, если даже ему нет спасения от козней Мелькарта? Тем более что какая-нибудь ошибка грозит стать и последней - даже Каэтана не сможет помочь. Хотя бы потому, что она не может оказаться одновременно в нескольких местах.
   - Видишь ли, я все время боялся сказать, но выхода у меня нет - я не успеваю почувствовать, когда талисманы извлекаются из тайника. Многие из них сейчас перемещаются по Арнемвенду, только малая часть их постоянно пребывает в одном и том же месте. Какие-то страшные силы ведут со мной жестокую игру. Много талисманов двигается в разных направлениях, и мне трудно уследить за ними. Какие-то попали к владельцам настолько искушенным в магии либо к существам Древней крови, что я могу только приблизительно указать место их нахождения. Ниппи помолчал, а потом спросил несчастным голосом: - Вы меня теперь выбросите, да? Когда все мои возможности исчерпаются?
   - Твоя отличительная черта - крайняя глупость, это я всегда отмечал, заметил Тиермес. - Кто же разбрасывается такими дурнями, как ты?
   - Каэтана обещала отвезти меня назад и замуровать в храме Нуш-и-Джан. Я не хочу назад, там водопад, там сыро и мокро, а я почти что мертвый и никому не нужный!
   - А тогда тем более глупо сетовать на свою беспросветную и трагическую судьбу, - сказала Каэ внушительно.
   На самом деле ей было искренне жаль глупый перстень, тем более что она давно относилась к нему как к живому и разумному существу, но было очевидно, что если сейчас ему кто-нибудь выразит сочувствие, то потоку жалоб и стонов конца не будет. А разговор только-только начинался. И разговор серьезный...
   - Хватит хныкать и немедленно займись делом!