Угрюмова Виктория. Пылающий мост (Кахатана - 4)

   Шеолы, по человеческим меркам, совершенно безобразны. Их тела приспособлены для жизни при невыносимом давлении огромной толщи воды, глаза занимают пол-лица, как если бы они выкатились из орбит да так и застыли распухшими отвратительными шарами бледно-желтого или зеленого цвета. Вдоль всего тела растут многочисленные щупальца - короткие, похожие на бахрому и постоянно шевелящиеся. С их помощью шеолы довольно быстро передвигаются, а также плотно закрепляются на нужном месте - лепятся к камням, к любым предметам, ибо их щупальца снабжены крохотными присосками по нескольку сотен на каждом. Череп сплющен; ушные раковины защищены двойным слоем выступающих роговых пластин, развернутых наподобие веера. Все тело плоское и гибкое, длинные пальцы - а всего их шесть- снабжены кривыми когтями, напоминающими по форме сабли. Рот акулий, с тройным рядом мелких, острых как бритва зубов. Шеолы чрезвычайно сильны и потому могли бы стать опасными противниками всего рода человеческого, однако их интересы слишком отличны, чтобы пересекаться хоть в какой-нибудь области.
   Особенно интересно, что в кратерах семи вулканов, в пресных озерах, живут дальние родичи подводных существ. Они также называют себя шеолами и считают глубоководных тварей тем, кем люди считают мардагайлов, урахагов и вампиров. Их вражда так же вечна и непримирима, а разгорелась она в основном на религиозной почве, ибо обитатели озер также поклоняются Великой Манте. Они больше знакомы людям, их иногда видели моряки, затерявшиеся во время бурь и штормов в океане Локоджа и вынужденные пристать к печально известным семи вулканам в поисках пресной воды. Люди зовут их мерроу".
   - Вот и все, что я знаю о Шеоле. - Капитан Лоой перевел дух и залпом выпил бокал вина, чтобы промочить пересохшее горло.
   Боги и люди, находившиеся в трапезной, переглянулись. Рассказ Лооя странным образом заворожил их, и они могли поклясться, что своими глазами видели и черную ледяную бездну с ее загадочными обитателями, и семь вулканов, кольцом вздымающихся из пенных волн океана Локоджа; и поющих на замшелых камнях мерроу; и красное закатное солнце, опускающееся в алую воду.
   - Когда ты успел там побывать? - спросил потрясенный А-Лахатал.
   - Когда еще служил юнгой на корабле Гатты Рваное Ухо. Старик обожал такие местечки и частенько навещал их. Всего пять человек из команды осмелились покинуть корабль и вместе с ним подняться к одному из пресноводных озер. И нам случилось увидать мерроу. Зрелище, скажу я вам, отвратительное. Но самое главное сейчас - это выяснить, где именно находится талисман: на одном из бывших вулканов или под водой?
   - Под водой, под водой, - забубнил Ниппи. - Под водой! Не просто под водой, драгоценный мой, называющий себя капитаном Лооем. А на дне - в Шеоле. Я всегда говорю точно. Я всегда указываю местонахождение талисмана, если только могу его указать.
   - Это правда, - подтвердила Каэтана. - Только как же я туда попаду?
   - Возможно, мне удастся раздобыть талисман, и я попытаюсь поднять его на поверхность, - сказал А-Лахатал.
   - Нет, - вмешался Змеебог. - Это точно невозможно. Талисман сведет тебя с ума. Не забывай, что сейчас ему будут помогать одиннадцать разгневанных братьев. Этого почти достаточно, чтобы перевернуть мир.
   - Тогда что же делать? Представь себе, что Мелькарт найдет возможность каким-либо образом поднять его со дна. Либо там, на дне, отыщет свою новую жертву и помощника?!
   - Кого отыщет? - недоверчиво спросил Траэтаона. - Кетуса, что ли?
   - Если его самого, то это будет конец, - негромко произнес капитан Лоой. Настоящий конец - неотвратимый и мучительный. Потому что мир не видел подобного чудища. И если найдется сила, способная поднять его на поверхность, которая заставит его обратиться против людей, то им не выжить. Кетус слишком огромен; и сам Йа Тайбрайя уступит ему дорогу, чтобы уцелеть.
   - Очаровательный прогноз, - сказала Каэ.
   - А ты-то откуда это знаешь, капитан? - поинтересовался Куланн, вглядываясь в изменившееся, побледневшее лицо Лооя. - Ты так говоришь, будто сам его видел. А вдруг это просто выдумка, сказка, придуманная теми же мерроу или шеолами, чтобы отпугнуть прочих от их крохотной страны? Не так уж у них много места в этом мире: возможно, они хотят оградить его от любых посягательств извне.
   - Он не капитан, - пробормотал Ниппи, обращаясь к своей госпоже. - Он только тот, кто называет себя Лооем.
   - Пожалуй, ты прав. Только не кричи об этом на всех перекрестках, погоди. Капитан Лоой, может, и сам не сознает, насколько он изменился. Дай ему возможность самому все понять и пережить.
   - Только ради тебя, - пискнул неугомонный перстень.
   - Что же касается остального, - Кахатанна повысила голос, - у меня есть одна догадка. Должна сразу предупредить, что она довольно-таки безумная, однако я надеюсь, что окажусь права. Только мне необходимо побыть одной в своем храме.
   С этими словами она легко поднялась из-за стола и вышла из трапезной. Уже в дверях обернулась и приказала:
   - Если появится Тиермес, немедленно ко мне. А еще я очень рассчитываю на твоих грифонов, Солнцеликий! Так что позаботься о них.
   Когда Каэ скрылась из виду, ошарашенный Барнаба произнес:
   - Редко удается видеть ее такой грозной. Большие события грядут и большие потрясения.
   В Храме Истины было тепло и уютно. Зеленое пламя на каменном алтаре ворчало и мурлыкало, словно домашний кот, пригревшийся на руках своей хозяйки. Двери, многажды смазанные и вычищенные, тем не менее тихо поскрипывали, поддерживая беседу с госпожой. Мягко плескалась вода в прямоугольном бассейне с изумрудным дном.
   Каэтана сидела на полу у ног своего собственного изображения, которое так часто вынуждено было исполнять вместо нее обязанности владычицы сангасоев. Изваяние вышло у скульптора довольно похожим на настоящую Интагейя Сангасойю, только более грозным, величественным и важным, нежели она была в жизни. Впрочем, с изваяниями всегда так - и тут уж ничего не поделаешь.
   - Как ты считаешь, это мне не снилось, не грезилось? Я ведь правда могу дышать под водой?
   Пламя потрескивало, соглашаясь.
   Когда-то давно расщедрившийся Йабарданай, зная о том, как страстно, как неистово Кахатанна любит его родную стихию, преподнес ей подарок - способность не просто опускаться под воду, как умели делать его многочисленные родственники, но и жить там - что было доступно ему одному. Но дабы остальные не попросили того же и не обиделись, получив решительный отказ (не терпел Морской бог никого в своем лазурном королевстве), подарок этот просил сохранить в глубокой тайне. Каэ тогда клятвенно пообещала и клятву свою исполнила. Да так хорошо, что теперь не было ни единой живой либо бессмертной души, которая могла бы подтвердить сам факт его существования. А беда заключалась в том, что теперь она не помнила - было ли это на самом деле или являлось плодом ее воображения. Правда, до сих пор почти все ее озарения соответствовали действительности, но вот это самое "почти" немного угнетало Богиню Истины - пару раз она все же промахнулась. И ей вовсе не хотелось погибнуть из-за какой-то неточности в своих воспоминаниях. Тем более что Шеола находилась слишком глубоко, чтобы ее домыслы можно было проверить опытным путем.
   Вот Каэ и взывала сейчас к своей божественной душе, пытаясь получить от нее многострадальной ответ на этот жизненно важный теперь вопрос.
   - Это сущая правда, повелительница, - сказал кто-то тяжелым мужским голосом.
   Как бы ни многогранна была Интагейя Сангасойя, но таким голосом она отродясь не разговаривала и потому ни на секунду не приняла его за свой. А пружиной взвилась на ноги, еще в прыжке успев выхватить свои верные мечи.
   - Браво, - сказал Аннораттха. - Вы можете гордиться. Сам Вечный Воин редко делает такие прыжки.
   - Спасибо за комплимент. Но позволь узнать, что ты здесь делаешь в такой час?
   - Ничего особенного. Просто стараюсь полностью осветить волнующий вас вопрос. Помогаю разобраться досконально, если вы, конечно, позволите.
   Каэтана внимательно разглядывала позднего гостя. Странная улыбка блуждала по ее лицу, и ресницы лукаво трепетали.
   - Удивительное дело...
   - Что? - встрепенулся Аннораттха.
   - Удивительное дело, говорю. Последнее время в Салмакиде происходят не просто чудеса, что еще как-то объяснимо, но чудеса, которые пытаются скрыть от меня. А это уже противоречит всем писаным и неписаным законам - ведь хозяйка здесь пока что еще я. И мне эта скрытность не совсем приятна.
   - А если чудеса тебе же на благо, великая богиня?
   - Неважно. Помимо благодеяний существуют правила приличия. И иногда запомни это, Аннораттха, - потребность в том, чтобы твое достоинство блюли выше потребности в помощи и милости, оказанной тем, кто относится к тебе свысока. Я ясно выразилась?
   - Более чем ясно, госпожа. Рад, что ты осталась верна себе. Искренне рад.
   - Я тоже рада, странный ты человек. А что, сиреневые моря и зеленые закаты тебя уже больше не привлекают?
   Аннораттха удивленно на нее взглянул:
   - Так ты все знаешь?
   - Всего не знает никто. А вот ты второй раз во мне ошибаешься. Конечно, отец, было бы странно, если бы я тебя не узнала с первого взгляда. К тому же ты так старательно избегал встречи со мной, что я поневоле заинтересовалась таким таинственным персонажем.
   Барахой, великий Древний бог, уселся на какой-то мраморный пьедестал и расхохотался. Он смеялся до слез, вытирая их пышным рукавом синей рубахи, размазывая по лицу. На несколько секунд ему удавалось утихнуть, но потом он снова принимался смеяться, еще сильнее, еще безудержнее.
   - Ах я старый глупец! Ах я наивный! Однако же выросла ты, дочь, помудрела. А я все никак не хотел этого признавать. Ты уж прости меня, дурака такого.
   - А я давно простила. С тех пор, как почувствовала, что ты здесь. Я ведь все понимаю, отец. Понимаю, что гордость не позволит тебе просить прощения, а порядочность не даст остаться в стороне и смотреть из укромного местечка, как мы здесь умираем. У тебя не было иного выхода, чем принять чужой облик и попытаться все начать заново, с чистого листа. Так проще, и объясняться незачем и не с кем. Ведь Аннораттха не только никому ничего не должен, но еще и снискал всеобщее уважение и приязнь. Ты правильно поступил, великий Барахой, ты избавил себя от глупых споров о том, принимать ли нам твою помощь в предстоящем сражении или нет...
   - Именно так, - согласился бессмертный. - Так я и рассуждал. Я огляделся по сторонам однажды и вдруг понял, что та ноша, которую ты взвалила себе на плечи, еще более непосильна, чем мне казалось. Я перестал относиться к тебе как к дочери и внезапно увидел в тебе равного, а во многом и превосходящего меня соратника, которому я могу доверять, на которого могу положиться. Я был плохим владыкой Арнемвенда и еще худшим отцом тебе, девочка. И потому я не предлагаю Интагейя Сангасойе принять в ряды своих союзников и друзей старого и трусливого, растерянного и не верящего ни во что Барахоя. Зато я могу предложить ей крепкую руку и верный меч Аннораттхи. Этот чудак, быть может, и не слишком велик и могуч, зато расторопен, сообразителен и во многом разбирается. Он может оказаться полезен в самых неожиданных ситуациях, к тому же у тебя есть шанс подружиться с ним - он твой горячий поклонник и верит тебе во всем. Это уже много, правда?
   - Это очень много.
   - Вот и ладно. - Барахой еще больше повеселел. - Знаешь, Каэ, дорогая, вот сказал тебе все, что хотел, и даже на сердце полегчало.
   - Я рада за тебя... - Она запнулась, но все же произнесла: - Отец. А теперь возвратимся к моему вопросу: откуда ты знаешь, что тогда произошло?
   - Подсматривал, - просто отвечал бог. - Подглядывал, подслушивал. И мне стыдно, но ведь прошлого не вернуть. Зато мое любопытство теперь пригодилось, и ты можешь спокойно отправляться на Шеолу. Тебе грозит множество опасностей, но под водой ты всегда будешь своей - желанной, родной и близкой. Море примет тебя. Кстати, ты не хочешь поговорить со мной о Лоое?
   - Пока нет. Но если ты хочешь сообщить мне, что он не совсем тот, за кого себя выдает или даже сам принимает, то спасибо за беспокойство: я и сама это поняла.
   - Не сомневался, - покивал головой Верховный владыка. - Но подумал, что стоит обратить твое внимание, на тот случай если ты еще не задумывалась... - Он махнул рукой. - Ты правду говоришь, я тебя все время недооцениваю. Может, всем родителям их дети кажутся маленькими?
   - И сколько тысяч лет еще должно минуть, чтобы убедить тебя в полной моей состоятельности?
   - Неизвестно. Поэтому я и не хочу, чтобы ты признавала во мне своего отца. Грустно, но в этом качестве я тебе не только не нужен, но и мешать буду. Поэтому забудь, что ты меня видела. Лучше езжай на Шеолу и сделай все, что нужно, - так же блестяще, как ты справлялась до сих пор.
   - Если бы, - вздохнула Каэ. - Ладно. Отправляйся-ка ты во дворец, найди Аэ Кэбоалана и скажи ему, что я буду готова приблизительно через час. Мы не можем мешкать.
   - Слушаюсь, - ответил Аннораттха уже на ходу.
   Ровно через час золотые грифоны Солнцеликого бога подняли в небо колесницу, в которой находились трое - Кахатанна, Аэ Кэбоалан и тот, кто теперь называл себя капитаном Лооем.
   Часть 3
   Агатияр был искренне признателен своему сердцу за то, что оно не отказало в тот момент, когда немолодой мужчина, крупный и с хорошими мускулами, материализовался прямо в центре обеденного стола. Если быть точным - на блюде, где лежала аппетитная пулярка в густом, ароматном белом соусе. Появление мужчины было неожиданным, а бесславная гибель пулярки, безнадежно испорченной его кожаными штанами - потертыми, рваными и заляпанными грязью невесть каких дорог, - явилась уже настоящей трагедией. Кроме того, мужчина угодил сапогом прямо в тарелку императора, и теперь разгневанный Зу-Л-Карнайн с нечленораздельным ворчанием поднимался со своего места. Отборные телохранители, акара, не стали терять ни секунды на немое и неподвижное изумление, а окружили нежданного гостя, выставив свои мечи. У последнего явно не было никаких шансов. Кажется, лишенный обеда аита пытался отобрать у кого-то из акара меч, поскольку его собственный был оставлен в личных покоях. Кто знает, чем бы завершилась его попытка, однако Агатияр обратился к нему строгим тоном:
   - Аита, я смиренно умоляю тебя не начинать разбирательство с обнаженных клинков и затуманенного гневом рассудка. Правда, я тебя понимаю. - И, обернувшись к гостю, добавил: - Вы хоть понимаете, милейший, что вы сейчас натворили?
   - Прошу прощения, - растерянно пробормотал тот, пытаясь слезть со стола, избегнув дальнейших разрушений. - Я сознаю, что оскорбил величие славного императора, и готов понести соответствующее наказание. Но у меня дело к блистательному аите, и я прошу выслушать меня прежде, чем призвать к ответу за грубость, хоть она и была невольной.
   - Да какое, к драконам, величие?! - рявкнул Зу-Л-Карнайн. - Величия ты не затронул, ты, балбес, пулярку угробил! Ах, какая была птица. А я голодный... Ладно, кто ты и как сюда попал?
   - Попал он сюда не по своей воле, - загремел всепроникающий голос, так хорошо знакомый императору. - Его сюда я приволок, а вот со столом немного ошибся. С кем не бывает?
   - Тиермес! - в один голос воскликнули император и его визирь.
   - Представь себе, - насмешливо молвил прекрасный бог, появляясь в серебристо-голубом сиянии. - За пулярку несу ответственность только я, а посему... - Вместо продолжения он небрежно указал рукой на стол, и тот моментально изменился: появилась на нем иная скатерть, посуда и приборы, выросли сосуды с диковинными напитками, бесчисленные тарелки и чаши с салатами и закусками, о которых при дворе Зу-Л-Карнайна никто слыхом не слыхивал, и три золотых блюда с благоухающими, дымящимися, истекающими свежим соком упитанными птицами. - Прошу.
   А когда Зу-Л-Карнайн и Агатияр снова уселись в свои кресла, повинуясь его знаку, Тиермес молвил:
   - Разрешите представить вам доблестного гуахайоку Гейерреда, которому мы обязаны важными сведениями. Он вел себя как достойнейший и должен быть вознагражден. Впрочем, это уже дело Каэтаны, мне эта часть никогда не удавалась. Вы обедайте, а я расположусь рядом, послушаю ваш разговор.
   - Акара удалить? - спросил предусмотрительный Агатияр.
   - Пусть останутся. Они все равно ничего не будут слышать, кроме, естественно, необходимых распоряжений.
   Прекрасный бог вольно раскинулся в воздухе на уровне стола, его прозрачные крылья легли на пол тяжелым светом.
   - Что-то не так в этом странном мире, - начал он. - Но вот что?..
   В течение следующего часа гуахайока подробно рассказывал императору все, что стало ему известно о возвращении Аджи Экапада, о повальном безумии, охватившем членов королевского совета, о гибели графа Коннлайха и его рыцарей, а также о своем аресте и побеге из башни Черной Крысы и о том, что случилось в храме Тиермеса.
   - Боюсь, что доблестного графа действительно нет в живых, - печально молвил аита, выслушав Гейерреда. - Сейчас в Джералане происходит приблизительно то же, что и в твоем Мерроэ, с той только разницей, что происходит уже довольно давно. Мне докладывали о том, что отряд Альбин-хана истребил двести западных рыцарей, но случилось это в Сарагане, так что тагары были в своем праве - они всегда могут сослаться на то, что защищали земли империи от вторжения чужаков. Скажи, граф был обязан подчиняться вашему магу беспрекословно?
   - Да, - горестно молвил гуахайока. - Подумать только, что я сам, своим распоряжением послал на смерть старого друга. Что же теперь будет, аита?
   - Сам не знаю, - пожал плечами Зу-Л-Карнайн и спросил у Агатияра: - Вот ты скажи, что мне делать? Правду мы, положим, знаем, но если эти безумцы перейдут границу и начнут сражение, не могу же я уступать им свои земли без боя. Не могу же я не сопротивляться вообще!
   - Не можешь, - согласился Тиермес. - Вообще, тебя, аита, поставили в безвыходное положение. И сам ты из него не выпутаешься, но ты счастливчик, и о тебе есть кому позаботиться. И ты, Гейерред, не волнуйся. Этой войной мы займемся сами.
   - Кто "мы"? - осведомился Агатияр.
   - Те, кто в ответе за людей, как постоянно твердит наша очаровательная Истина. И что бы мы ни думали по этому поводу, не станем же мы с ней спорить, правда? Вот и приходится отвечать за людей, а заодно и за всех остальных.
   Когда усталого, но счастливого гуахайоку проводили в отведенные ему покои, император нерешительно подошел к Тиермесу:
   - А как она, Жнец?
   - Ты хочешь спросить, не передавала ли тебе Великая Богиня отдельных указаний?
   - Ты прав... Это так.
   - Вынужден тебя огорчить - я не видел ее с тех пор, как она отправилась на Алан вместе с Солнцеликим. И потому наша Каэ понятия не имеет, что я нахожусь здесь, в твоем обществе. Правду говоря, я и сам не подозревал о том, что такое может случиться... - Тиермес смотрел на красавца атлета, стоявшего перед ним, и понимал, что это стоит его соперник, еще один из тех, кто отнимает у него, грозного и величественного Владыки Ада Хорэ, часть любви и нежности Каэтаны, кто желает того же и хочет обладать тем же. И значит, император должен быть его врагом. Но ничего, кроме странного теплого чувства сострадания, не находил в себе Жнец. И то, что он произнес, повинуясь внезапному порыву, было для него гораздо большей неожиданностью, чем для самого императора: - Но я уверен, что Каэ попросила бы меня передать тебе самые добрые и нежные слова, знай она заранее о нашей встрече.
   Распрощавшись с аитой и его старым визирем, Тиермес отправился прямиком в Салмакиду. Ему предстояло еще очень много дел, и никто не мог их сделать вместо него.
   Уходя, он обернулся. Зу-Л-Карнайн стоял у высокого стрельчатого окна, распахнутого по случаю прекрасной погоды настежь. Легкий ветер играл его пышными длинными волосами, и Жнец - в который уже раз - подумал, что этот юноша настолько похож на Джоу Лахатала, что было бы забавно свести их вместе. Правда, пока что Змеебог отчаянно сопротивлялся этой встрече - не мог забыть, что аита открыто восстал против него, помогая Каэтане.
   Джоу Лахатал полностью одобрял выбор императора и втайне считал его абсолютно правым, но простить неповиновения не мог до сих пор.
   Объявившись в Салмакиде ближе к вечеру, Тиермес узнал, что маленькая богиня, не дождавшись его возвращения, отбыла на Шеолу в поисках последнего талисмана Джаганнатхи. То, что талисман был последним, несколько утешало, но само отсутствие Каэтаны огорчило Жнеца. Впрочем, переживал он недолго и незаметно для постороннего взгляда. И уже через полчаса срочно созвал всех бессмертных на совет. Ему хватило гораздо меньше времени, нежели Гейерреду, чтобы рассказать богам, что произошло в Мерроэ за последние несколько дней, а объяснять, чем грозит миру грядущее столкновение двух могучих держав накануне всеобщей войны со слугами Мелькарта, нужды не было. Все моментально согласились помочь Зу-Л-Карнайну, а заодно и королю Колумелле - избежать ненужного кровопролития и полностью одобрили предложенный Жнецом план.
   Только присутствовавший на совете Тхагаледжа набрался храбрости и подошел к Тиермесу, когда остальные уже разошлись.
   - Прости, Владыка! Могу ли я откровенно поговорить с тобой?
   - Если кто-то из смертных и вправе рассчитывать на мою искренность и откровенность, то это ты, мудрый татхагатха, - любезно ответил Жнец.
   - У меня возникло странное впечатление: будто бы ты не вполне уверен в том, что мы будем вынуждены воевать всего лишь со слугами Мелькарта. В твоих речах все время мелькает имя самого врага, словно ты считаешь, что его вторжение на Арнемвенд все еще возможно.
   - Я именно так и считаю, - ответил Тиермес после довольно долгой паузы. Я привык доверять своим ощущениям, а они подсказывают мне, что Мелькарт слишком, слишком близко.
   - Да, но ведь, если госпоже Каэтане удастся уничтожить девятнадцатый талисман, непосредственная опасность минет. А там уж мы справимся с этими хранителями. Я, конечно, не рассчитываю, что все пройдет легко и безболезненно, но...
   - Но, - согласился Жнец. - Вот это самое "но" и не дает мне покоя довольно долгое время. Скажи, ты никогда не играл в карты с профессионалом?
   - Во что? - ошарашенно спросил правитель Сонандана.
   - А в кости? - не стал вдаваться в подробности бессмертный.
   - В кости случалось играть, но только с придворными.
   - Жаль. Жаль, что тебе не случалось сыграть с мастером, тогда бы ты знал, что у профессиональных игроков всегда есть в рукаве какой-нибудь сюрприз на крайний случай. Так что выиграть тебе просто невозможно, если, конечно, ты не примешь соответствующих мер.
   - И какие же меры ты советуешь принять нам?
   - Не расслабляться, даже если наша дорогая Каэ все сделает как следует и победа покажется такой близкой, - прошу тебя, татхагатха, не позволяй себе обрадоваться. Если бы у меня было сердце, я бы сказал тебе, что у меня на сердце неспокойно...
   - А что, нет его? - как-то по-детски растерянно спросил Тхагаледжа.
   - Нет, кажется, - просто ответил Жнец. - Готовься к войне, правитель. Готовь войска, укрепляй Салмакиду и стереги Шангайскую равнину. А мы пока позаботимся о нашем драгоценном императоре, потому что опасность столкновения Мерроэ с империей очень велика, а опасность, что Каэтана на нас рассердится за то, что не уберегли Зу от неприятностей, - еще больше. И страшнее.
   Тиермес исчез в голубой вспышке света, оборвав разговор на середине. Видимо, посчитал, что и так сказал достаточно.
   Нингишзида подошел к своему владыке, который так и остался стоять посреди зала с выражением глубокой озабоченности на лице.
   - Что-то случилось с госпожой? - спросил негромко.
   - Что? - встрепенулся Тхагаледжа. - А-а, нет, надеюсь, что нет. Просто меня немного встревожили слова Жнеца. Ему неспокойно, видишь ли.
   - Да, - согласился жрец. - Если уж Владыке Ада Хорэ неспокойно, то смертным впору сходить с ума от беспокойства. Вы это имеете в виду?
   - Ты прекрасно пояснил создавшуюся ситуацию.
   - Тогда я бы особенно хотел переговорить с вами сейчас же. Это касается плана обороны Шангайской равнины на самый непредвиденный случай.
   Молодой лесок таял в утренней серой дымке. От реки тянуло теплом. Птицы еще не пели, они едва проснулись и теперь решали, не слишком ли рано это сделали. Только самые отчаянные изредка подавали голос, но тут же сонно замолкали. Трава была мокрой от росы.
   В этот ранний час несколько тысяч закованных в железо всадников и столько же тяжеловооруженных пехотинцев вброд пересекли мелкую речушку, которая протекала как раз на границе Сарагана и Мерроэ. Названия ее никто не знал, а возможно, его и в помине не было, потому что в период летней жары речушка почти полностью пересыхала и по ее глинистому, потрескавшемуся руслу змеился худосочный, мутноватый ручеек. Сейчас вода доходила до пояса человеку среднего роста, и поэтому переправа не отняла много сил и времени. Однако армия была на марше уже почти сутки, и потому люди передвигались с трудом.