Уилан Питер. Школа ночи

   МАРЛО. И что он вспомнил?
   РЭЛИ. Ничего. По крайней мере до сегодняшнего вечера. Но ночь длинная. Они снова обыщут его комнату. На этот раз они разберут ее по кусочкам. Я мог бы послать своего человека, чтобы он оказался там раньше их, если ты скажешь мне, где искать.
   МАРЛО. Там больше ничего нет.
   РЭЛИ. Ты знаешь, что я имею в виду. Записи. Отчет о том, что происходило в Школе ночи.
   МАРЛО. В той самой Школе, про которую ты говорил, что ее никогда не существовало в природе?
   РЭЛИ. Если эти записи не в комнате Кида, тогда где они? Только не в Скэдберри - это мне доподлинно известно.
   МАРЛО. Интересно, откуда? Ты кого-нибудь посылал произвести обыск?
   П А У З А .
   Мы все поклялись не вести никаких записей. Откуда они могли взяться?
   РЭЛИ. Помнишь Чомли? Ричард Чомли... один из твоих новообращенных...
   МАРЛО. Наших новообращенных...
   РЭЛИ. Он дал показания. Сказал, что посещал твои лекции по эстетике, и что среди прочих неизвестных в этой аудитории находился я. Он также заявил, что ты вел записи. ЧТО говорили, КТО говорил. И имена. Вот, что им нужно прежде всего. Имена! Мое имя!
   МАРЛО. Так ты полагаешь, я нарушил клятву? И составил списки всех, кто присутствовал?
   РЭЛИ. Послушай, Кит, на твоем месте я бы согласился выполнить мою маленькую просьбу, тем более, что это не бесплатно. Плачу тысячу гиней за эти бумаги. Нортумберленд заплатит вдвое больше. Найдется еще парочка других, готовых раскошелиться, лишь бы только мир не узнал про некоторые идеи, которые они имели неосторожность высказать во времена золотой юности в Кембридже.
   МАРЛО. У меня нет этих записей.
   РЭЛИ. Тем хуже для тебя. Мы могли бы уничтожить их. А так они поступят по-другому: вырвут из тебя все имена - одно за другим.
   МАРЛО. Так поступить они могли бы в любом случае.
   РЭЛИ. Ах, моя Анжелика все еще не подпускает меня к себе, хотя я знаю, это причиняет ей страдания. Она боится, что эти обвинения могут получить подтверждение. Но если бы я смог убедить ее, что никаких улик не существует, что никакой Школы ночи никогда не было, что все это лишь плод воображения, она бы снова приблизила меня к себе, и ты был бы в безопасности.
   МАРЛО. Нет в мире ничего более реального, чем плоды воображения. Когда-то ты был одним из нас. Ты знаешь, что сражаться за научную истину, значит выступить против Бога, а выступить против Бога значит выступить против НЕЕ.
   РЭЛИ. Найди мне эти бумаги!
   МАРЛО. Хорошо, ты их получишь, но при условии, что ты посвятишь меня в свои грандиозные планы, позволишь мне участвовать в их осуществлении. Ведь в Школе ночи мы говорили не только о религии и философии, не так ли?
   РЭЛИ. О чем ты говоришь? Какие грандиозные планы?
   МАРЛО. Установить республику наподобие венецианской и поставить во главе ее самые знатные фамилии, включая твою собственную.
   РЭЛИ. "Когда бы миром правили лишь юность и любовь..."
   МАРЛО. Будь хоть малейшая надежда, что Англия возродится к союзу власти, науки и поэзии,- я отдал бы за это жизнь.
   РЭЛИ. Не сомневаюсь в этом, Кит. Так где же списки с именами?
   МАРЛО. Нет никаких имен.
   РЭЛИ. Конечно, нет. Их нет нигде. Однако в списках они могут оказаться. Кроме этих имен, тебе нечего предложить в обмен на участие в моих планах.
   МАРЛО. Есть. Нашу любовь.
   Стук в дверь. РЭЛИ резко вскакивает, хватается за шпагу.
   РЭЛИ (в сторону). Сейчас!
   К Марло.
   Ты должен будешь дать подписку с обязательством являться сюда каждое утро и не удаляться более чем на три мили от дворца. Ты не сможешь вернуться в Скэдберри. Не думаю, что ты захочешь поселиться в комнате, которую когда-то делил с Томом Кидом. Найди себе безопасное убежище, потому что если я узнаю, что в этих бумагах содержатся имена, и часа не пройдет, как ты будешь трупом.
   У х о д и т.
   МАРЛО. Чего ты ждешь, сын непорочной суки? Что сталось с божественным нюхом твоим. Ищи! Укажи мне путь. Я знаю. Мы переправимся через реку. Мы пойдем в театр. В добрый старый "Роуз". Конечно, он закрыт. Но для меня-то найдется узенькая щелка.
   З а т е м н е н и е.
   СЦЕНА 3
   За кулисами театра "Роуз", который уже несколько месяцев закрыт по причине чумы. Повсюду сваленные в кучу предметы бутафории, задники, декорации "Врата ада" из какого-то спектакля - достаточно больших размеров, чтобы впустить в себя толпы грешников, щиты, копья, барабаны и т.д. - все это покрыто толстым слоем пыли. Слышно, как жужжат насекомые.
   РОЗАЛИНДА опрыскивает пол и стены жидкостью из театральной чаши, разбрасывает по всюду лекарственные травы против чумы. СТОУН растянулся на полу. Сквозь дыры в крыше на него льются лучи солнца. В руках у него рукопись.
   СТОУН.
   "Твои глаза на звезды не похожи,
   Нельзя уста кораллами назвать,
   Не белоснежна плеч открытых кожа,
   И черной проволокой вьется прядь.
   С дамасской розой, алой или белой,
   Нельзя сравнить оттенок этих щек.
   А тело пахнет так, как пахнет тело,
   Не как фиалки нежный лепесток.
   Ты не найдешь в ней совершенных линий,
   Особенного света на челе.
   Не знаю я, как шествуют богини,
   Но милая ступает по земле.
   И все ж она уступит тем едва ли,
   Кого в сравненьях пышных оболгали".
   РОЗАЛИНДА стоит неподвижно, слушая Стоуна. Взгляд выдает муку, которую она испытывает от того, что не может любить его. МАРЛО вошел раньше, незамеченный никем. В руках у него две шпаги. Он слушает сонет с видом человека, потерпевшего поражение. Когда СТОУН заканчивает чтение, настроение МАРЛО меняется. Он бросает Стоуну одну шпагу.
   МАРЛО. Держи. Умеешь обращаться с этой штукой?
   СТОУН. Когда-то упражнялся. Ну и еще, конечно, в спектаклях.
   МАРЛО. О "Роуз"! Милый "Роуз". Где нынче твои войска? Теперь ты беззащитен, безоружен. Кстати, об оружии. Почему ты не носишь оружия? У тебя нет даже кинжала.
   СТОУН. Да так...
   МАРЛО. Если ты считаешь себя джентельменом, а именно таковым ты должен себя считать, тебе необходимо носить оружие. Так положено. И поверь мне, считаться джентельменом очень даже выгодно. Твое слово имеет больший вес в суде. В любом случае, актер должен быть вооружен. А вдруг твоя игра кому-то не понравится?
   Становятся в позицию.
   МАРЛО. Ты джентельмен. Итак, кто ты?
   СТОУН. Джентельмен.
   РОЗАЛИНДА. Прекратите эти игры.
   МАРЛО. Это не игра. Ты знаешь, однажды меня забрали в тюрьму за уличную драку.
   СТОУН. Да, я слышал...
   МАРЛО. Я встал между прохожим и тем, кто на него напал. Считай, что теперь ты делаешь то же самое.
   Б ь ю т с я.
   РОЗАЛИНДА. Я пойду к Рэли. Я сама ему все расскажу. Пусть забирает эти бумаги. Я знаю, где искать.
   СТОУН. Она и вправду знает?
   МАРЛО. (К Розалинде). Величество! Не пройдет и часа, как мы узнаем, агент он Рэли или нет.
   СТОУН. Разве ты не мог сделать копии?
   МАРЛО. Чего?
   СТОУН. Этих бумаг.
   МАРЛО. Каких бумаг? Ей только кажется, что она знает.
   СТОУН. Зачем притворяться, когда на карту поставлена твоя жизнь?
   МАРЛО. Потому что на карту поставлена моя жизнь! Пока нет улик, они ничего не предпримут. Может, вообще все как-то само собой забудется.
   Снова бьются. РОЗАЛИНДА садится. Ее бьет дрожь. Она не видит выхода. Неожиданно она кричит.
   РОЗАЛИНДА. Ты не имеешь права так говорить! Не имеешь. Я никогда не выдам тебя ему. Кто я? Кто я? Как это слово? "Конданата". Проклятая? На мне проклятье, да? Проклятье всюду следовать за тобой?
   МАРЛО. Такой негодяй, как я, не может рассчитывать, что за ним повсюду будет следовать Мария Магдалина. Ты свободна!
   РОЗАЛИНДА. Я не могу быть свободной. Моя мать была рабыней. Вчера ночью дул ветер с юга, и я вспомнила о ней. Закованную в цепи, ее купил мой отец на невольничьем рынке. Купил за деньги. Венецианские деньги. Почему он не освободил ее? Вместо того, чтобы платить за нее, как за кусок мяса, он мог бы выхватить меч и разрубить эти цепи. И если бы это стоило им обоим жизни, и я никогда бы не появилась на свет, все же это было бы лучше. Лучше, чем теперь.
   СТОУН слышит какой-то звук.
   МАРЛО. Держи! И будь осторожен - курок взведен.
   Дает Стоуну пистолет.
   СТОУН. Инграм?
   Слышно, как кто-то бросил камешек в стену. Потом еще раз. Медленно они идут на звук.
   Позади них, и незаметно для них, возникают ПОЛИ и СКЕРС. Мы узнаем в них двух офицеров, которые производили обыск в комнате ТОМА КИДА. Один из них бросает камешек поверх голов Стоуна, Марло и Розалинды.
   РОЗАЛИНДА чувствует их присутствие и оборачивается.
   РОЗАЛИНДА. Чи э ла?18(
   СТОУН резко поворачивается, чтобы выстрелить, но СКЕРС успевает перехватить его руку, так что пуля уходит в воздух.
   СТОУН и СКЕРС начинают биться на шпагах. РОЗАЛИНДА и МАРЛО узнают Поли и Скерса. Молча наблюдают. СТОУН сражается яростно, но не очень умело.
   СКЕРС. Эй, эй! Нет, сэр, нет. Я друг. Друг.
   РОЗАЛИНДА. Да остановите же их! Идиоты!
   ПОЛИ (комментирует). Легкое касание... Отрыв... Вращательное отражение выпада... А это уж и не знаю, как назвать...
   СТОУН уже понял, что эти двое не враги. Он опускает шпагу. СКЕРС ловко выбивает шпагу из рук Стоуна. ПОЛИ аплодирует.
   ПОЛИ. Отличная работа, сэр. А? Скажи, Кристофер. Вот, это я называю мастерство. Увертываться от удара, но ни на мгновение не спускать глаз с клинка.
   МАРЛО. Надеюсь, вы понимаете, что здесь никого не должно быть.
   ПОЛИ. Ты забыл запереть заднюю дверь, приятель. Впредь будь повнимательней.
   РОЗАЛИНДА. А если бы один из них убил другого!
   ПОЛИ. Скузи! Скузи!19- Улыбнись, твое высочество! Улыбнись. Знаешь, твоя улыбка снится мне во сне.
   МАРЛО представляет Поли и Скерса Стоуну.
   МАРЛО. Ник Скерс. Робин Поли. Два мерзавца на службе Уолсинхэма. Ловцы кроликов. Впрочем, правильнее было бы сказать на службе у того, кто больше платит.
   РОЗАЛИНДА. А если кто-то слышал выстрел?
   СКЕРС. Ну и что? Подумают, что какой-то бедолага решил пойти самым коротким путем.
   ПОЛИ. Здесь все дома переполнены. Отличное место, чтобы лечь на дно и затеряться. Ах, этот театр-цветок. Помню, пару раз я тут славно повеселился.
   РОЗАЛИНДА. Что вам надо?
   ПОЛИ. Дружище, мы здесь всего лишь, чтобы присматривать за тобой. Как сказал тот мальчик, игравший в пьесе женщину, обращаясь к иезуиту, главное ( не выпускать из рук предмет вожделения. А где взять лучший предмет вожделения, чем... Шучу, добрейший сэр. Всего лишь шутка. Кстати сказать, мы в некотором смысле передовой отряд.
   МАРЛО. Ах вот как!
   СКЕРС. А твой приятель-стихоплет вполне хорош. Этот последний куплет. Проняло меня, истинный Бог, проняло, до самых потрохов.
   РОЗАЛИНДА. Выпотрошить тебя не мешало бы.
   СКЕРС. А главное, что она все-таки уступит. Так уступит или нет, Кит? Ты как полагаешь? А может, уже уступила?
   ПОЛИ. И дерется здорово. Настоящий швейцарец! Как это там? "Раздвинь пошире ноги, крошка, уж я тогда не промахнусь".
   К Розалинде.
   Скузи! Скузи!
   СКЕРС. Да нет, не как швейцарец.
   К Марло.
   У него твоя манера, Кит. Так бьются на севере Франции. Реймс. Я угадал?
   МАРЛО делает резкое движение к Скерсу.
   СКЕРС. Эй-эй! Стой! Держите его! Без глупостей...
   СТОУН тоже поднял шпагу и вдруг разражается смехом.
   Эй, ты чего? А? Слушайте, я разве сказал что-нибудь смешное?
   СТОУН. Насадка. На шпаге.
   П о к а з ы в а е т.
   Это бутафорская шпага.
   СКЕРС. Сказал бы раньше, и я бы вам здесь исполнил смерть Приама.
   ПОЛИ. Но если говорить серьезно, с острым концом гораздо сподручнее.
   СКЕРС. Сказал жене старый дятел, и она поверила.
   ПОЛИ. Люди Рэли... Концы их шпаг не только заостренные, но еще и смазаны ядом. Лишь капля яда на острие клинка. Слыхал про эти фокусы.
   СТОУН как-то внезапно затих. В словах Поли ему послышалось что-то зловещее.
   ПОЛИ. Такая шпага не предназначена для боя. Достаточно лишь как бы случайно коснуться острием бедра или руки. Ты даже ничего не почувствуешь.
   РОЗАЛИНДА. Не хочу это слушать!
   ПОЛИ (прислушивается). Стойте!
   П А У З А.
   Это они. Ну вот, теперь мы заберем тебя отсюда.
   МАРЛО. Что?
   ПОЛИ (Скерсу). Объясни ему.
   ПОЛИ уходит, чтобы встретить вновь прибывших. СКЕРС чувствует себя неловко, опасаясь гнева Марло.
   МАРЛО. Ник! Что значит "заберем"? Куда?
   СКЕРС. В Дептфорд. Завтра. Ты поплывешь в Голландию. На торговом судне из Венеции.
   РОЗАЛИНДА (радостно). Так мы отправимся в Венецию?
   СКЕРС. Ну... В Венеции он мог бы отсидеться. Воспользовавшись паспортом твоего отца. Кстати, он при тебе?
   РОЗАЛИНДА. Да! Да!
   Входят УОЛСИНХЭМ, ОДРИ, ФРАЙЗЕР в сопровождении ПОЛИ.
   МАРЛО. И ты, красавица! Выходит, все рады избавиться от меня.
   УОЛСИНХЭМ. Нам надо торопиться, Кит. На тебя поступил донос.
   МАРЛО. Кому?
   ФРАЙЗЕР. Мартышке королевы.
   МАРЛО разворачивается, чтобы уйти
   ОДРИ. Ах так! Ну и уходи! Черт с тобой. Инграм перехватил донос, и до утра он не попадет к членам Тайного совета. Инграм спас тебе жизнь, и на мой взгляд, совершенно напрасно. Твой гнусный язык все равно рано или поздно погубит тебя.
   УОЛСИНХЭМ. Инграм действовал согласно моему распоряжению. Давайте обсудим все спокойно. Во-первых, дайте ему прочесть...
   ФРАЙЗЕР передает листок с доносом Марло, тот отказывается брать.
   МАРЛО. Кто сочинил все это?
   ФРАЙЗЕР. Ричард Бэйнс.
   МАРЛО. Бэйнс! Да нет, быть этого не может.
   УОЛСИНХЭМ. Кит...
   МАРЛО. Ник. Помнишь во Фландерсе? Этот человек давно бы гнил в могиле, если б я не пришел ему на помощь.
   ПОЛИ. Дружище, шпион не знает, что такое честь.
   УОЛСИНХЭМ. Прочти ему, прочти...
   ФРАЙЗЕР. "...Кристофер Марло кощунственно отрицает богодуховность священного писания. ...Что пророк Моисей лишь дурачил своими фокусами невежественных евреев... ...Что некий Хэрриот, приближенный сэра Уолтера Рэли, дал бы ему сто очков вперед..."
   МАРЛО. Рэли это видел?
   УОЛСИНХЭМ. Да...
   ФРАЙЗЕР. "...Марло отрицает божественность Христа: он-де не родной, но вполне земной сын Иосифа. Марло утверждал, что Иисус распутничал с сестрами из Вифании и с Иоанном Богословом, а иудеи сделали правильный выбор, когда предпочли разбойника Варраву Христу. Он говорил, что все, кто не курит табак и не спит с хорошенькими мальчиками - дураки..."
   ОДРИ. В тюрьму его! На костер!
   УОЛСИНХЭМ. Кит, здесь указан свидетель. Ричард Чомли, который даст показания относительно Школы ночи. Здесь о Школе ничего не говорится, но на суде она непременно всплывет. Теперь слушай заключительную часть: "Полагаю, что долг каждого истинного христианина сделать все возможное, чтобы источник столь богохульных мыслей и высказываний иссяк навсегда..." Этого достаточно, чтобы тебя подвергли допросу. И наверняка дело кончится судом. Но как ты наверняка догадываешься, есть люди, которые не допустят, чтобы ты дожил до суда, опасаясь, что своими показаниями ты их изобличишь...
   МАРЛО. Имя Рэли здесь уже упомянуто.
   ФРАЙЗЕР. Он заплатил мне, чтобы я вычеркнул его имя.
   УОЛСИНХЭМ. Он страшно напуган. От него всего можно ждать. Поэтому я попросил Ника и Робина не отходить от тебя ни на шаг. Завтра утром явись ко двору, как это тебе предписано. Делай вид, что ничего не случилось. Инграм задержит донос на сутки. Потом они отправятся в Дептфорд вместе с тобой. Вы должны успеть до вечернего прилива.
   РОЗАЛИНДА. А я?
   УОЛСИНХЭМ. Ты не можешь плыть с ним на одном корабле.
   МАРЛО. Если она останется, они возьмут ее.
   СТОУН. Я спрячу ее. Доверься мне.
   РОЗАЛИНДА кивает Марло.
   РОЗАЛИНДА. Нас слишком часто видели вместе. И меня трудно с кем-то спутать. Из-за меня ты можешь быть раскрыт.
   МАРЛО. Как я могу вот так сорваться и бросить всех остальных на произвол судьбы. Что будет с тобой, Тэм? Ради меня ты совершаешь государственную измену.
   УОЛСИНХЭМ. Не совсем так, друг мой. Мы все предусмотрели.
   УОЛСИНХЭМ кивает Поли, тот с сомнением смотрит на Стоуна.
   ПОЛИ. Хотите, чтоб он слышал?
   УОЛСИНХЭМ. Да. Он должен знать.
   ПОЛИ. Значит так. План называется "Последнее явление Мерлина". В Дептфорде тебе предстоит умереть. Подмена трупа, понимаешь?
   Кивает на Фрайзера и Скерса.
   Они этим занимались в течение двух дней - подыскивали подходящий труп.
   МАРЛО. Нашли?
   СКЕРС. Что? Труп? Во время чумы? Нашел, о чем спросить!
   ФРАЙЗЕР. Один поляк. Приплыл в Лондон матросом на торговом судне. А вчера отдал Богу душу.
   МАРЛО. И как же я умру?
   СКЕРС. Ты утонешь. Мы бросим труп поляка в реку, потом извлечем его и скажем, что это ты. Разумеется, мы его переоденем. В Скэдберри осталось кое-что от твоей одежды. Не волнуйся, бархат мы не тронем.
   ПОЛИ. Мы опознаем труп. Никто ведь не будет знать, что ты в Дептфорде.
   МАРЛО. Да.
   ПОЛИ. Мы сохраним все в тайне. Да ладно тебе, Кит! Мы это проделывали и прежде. И сколько таких мертвецов сейчас живут припеваючи! Ты будешь в безопасности, а его похоронят на кладбище при Церкви Святого Николы.
   ФРАЙЗЕР. В любом случае, мы сможем договориться со следователем.
   МАРЛО. Каким образом?
   ФРАЙЗЕР. Ты умрешь в пределах Тауэра, то есть не далее чем в двенадцати милях от королевской резиденции. И по закону расследование будет вести Дэнби, следователь королевы.
   УОЛСИНХЭМ. Я уже переговорил с ним.
   МАРЛО. Дэнби ни за что не пойдет против нее.
   УОЛСИНХЭМ. Когда ты, наконец, поймешь, что только Архиепископ жаждет твоей казни. Архиепископ, а не королева. Дэнби уже получил указания.
   МАРЛО. Чьи указания?
   УОЛСИНХЭМ. Она ничего не узнает.
   ОДРИ. И не захочет ничего знать.
   МАРЛО отходит чуть в сторону, напряженно думает
   МАРЛО. Если я умру, что будет с моими трудами?
   УОЛСИНХЭМ. Возможно, с них снимут запрет.
   МАРЛО. Я говорю про будущие труды. Или у меня уже нет будущего?
   УОЛСИНХЭМ (К Стоуну). Расскажи ему о нашем разговоре.
   МАРЛО. Так, так! Очень любопытно.
   СТОУН. Я ничего не знал о подмене. Мы обсуждали в самых общих чертах возможность мне выступить в роли посредника.
   МАРЛО. Ты хочешь сказать, моего агента? Как это мило с твоей стороны!
   РОЗАЛИНДА. Мы придумаем какой-нибудь шифр... Для писем.
   МАРЛО. Прелесть, как интересно!
   СТОУН. Она будет сообщать мне, когда ты закончишь очередную пьесу. Я приеду в Венецию, выслушаю твои указания и вернусь в Англию с рукописью.
   МАРЛО. Я придумал себе псевдоним. Один критик переделал мое имя Марло на "Марало". А что до прозвища Кристофер, я переиначу его в Фертокрист. Я буду Фертокристом Марало.
   ОДРИ. Превосходно! Вот уж будет над чем поломать голову. Не успел Кристофер Марло отбыть в мир иной, как театры Лондона одну за другой ставят пьесы Фертокриста Марало!
   МАРЛО. "Одну за другой"? Неужели Венеция способна творить чудеса?
   РОЗАЛИНДА. Да!
   СТОУН. Предполагается, что твои пьесы будут идти вместе с моими.
   МАРЛО. То есть под твоим именем?
   СТОУН. Да.
   МАРЛО. Под каким из двух? Или у тебя их больше?
   СТОУН. Под моим подлинным именем.
   МАРЛО. Но как ты объяснишь различие? Ты видишь мир не так, как я. В твоих пьесах мир отражен, как в зеркале, меня же интересует зазеркалье.
   ОДРИ. Да, да! Давайте еще поговорим о театре, об искусстве. Самое время! По мне, так мир бы ничего не потерял, лишившись всех своих гениев. К черту поэтов. По крайней мере женщине вовсе не обязательно читать Виргилия, а к Овидию мне даже прикасаться запрещали.
   К Марло.
   Ну что, мистер длинный язык. Ты отвергаешь наше предложение?
   МАРЛО. Ник, Робин. Мы едем в Дептфорд.
   Собирается уйти.
   ОДРИ. Постой! Это еще не все. За эту маленькую услугу нам кое-что причитается.
   МАРЛО. А я было подумал...
   ФРАЙЗЕР. Имена. Список имен.
   МАРЛО. Нет никаких имен. Никаких списков. Я так и сказал Рэли. Но есть воспоминания, мемуары, если угодно. После каждой встречи, я записывал на память высказанные мнения, предметы споров, идеи. Я должен был это сделать. Впервые в жизни я оказался в месте, где люди пытались познать истину. Истину, запрещенную Богом, как знание было под запретом в садах Эдема. Если б вы только знали, как сладка истина! Это вам не беспредметные упражнения в логике на университетских кафедрах. И не пошлый страх ляпнуть что-нибудь лишнее во время публичных выступлений. Нет! Мы стояли друг перед другом, обнаженные, и каждый мог предать каждого, но никто этого не сделал. И это тоже истина. Нет, я не вел список имен. Только то, что говорилось. И этого им из меня не вырвать, как бы они не старались. Мысль для них опасней, чем мыслитель. Эти мысли я возьму с собой, чтобы облечь их в нечто такое под чем...
   К Стоуну.
   ...ты не решишься поставить свое имя. И когда будущая цивилизация обратит взгляд в прошлое, она увидит трещину, которая благодаря нам, пролегла через всю Европу, через весь мир, через самые отдаленные города и веси.
   К Стоуну.
   Ты понимаешь, о чем я? Два Бога. Два символа веры. Два великих обмана. Тираны, рядящиеся в одежды богоданной власти. Законы государства, загоняющие людей в храмы и заставляющие их преклонять колена перед алтарем, за которым спрятана дыба. Я хочу, чтобы они знали - были люди, которые не боялись говорить, и есть люди, которые продолжают верить, что единственный грех на земле - невежество.
   На протяжение этого монолога свет меркнет до полного затемнения.
   СЦЕНА 4.
   За кулисами театра "Роуз". Предрассветный час.
   СТОУН на авансцене переписывает при свете светильника "Геро и Леандра".
   В глубине сцены спит РОЗАЛИНДА, укрывшись каким-то роскошным театральным платьем.
   Еще дальше СКЕРС, завернувшись в одеяло, клюет носом и попивает вино.
   Входит МАРЛО. он бледен, пьян, на руках кровь.
   МАРЛО. Кровь!
   Поднимает руку с бутылкой.
   Ах где эти славные денечки, когда они выходили на эту сцену, чтобы играть, истекать кровью, умирать, а потом ужинать бифштексом и бросать жребий, кому и когда репетировать.
   СКЕРС подходит к Марло.
   СКЕРС. Где тут можно отлить?
   МАРЛО (показывает за сцену). Там целая гора шлемов из "Помпея Великого".
   СКЕРС. Зря ты им сказал, что никаких списков с именами не существует.
   МАРЛО. Да-а? А почему-у?
   СКЕРС. Я бы их приберег. На всякий случай. Я знал одного шпиона на службе ее величества. Так вот, он поклялся на Священном Писании, что знает местонахождение окровавленной сорочки Марии Шотландской, той самой сорочки, в которой ее казнили. Так вот, он сказал, что распорядился, чтобы в случае его преждевременной кончины эту сорочку передали в руки папистов. Тебе следовало бы перестраховаться, Кит.
   РОЗАЛИНДА шевелится.
   РОЗАЛИНДА. Идите спать! Когда вы, наконец, угомонитесь?
   Пошатываясь, СКЕРС отходит в глубину сцены. РОЗАЛИНДА снова засыпает.
   МАРЛО (глядя на Розалинду). Я знаю, что напишу в Венеции. Венецианскую историю, которую она нам однажды рассказывала. Историю любви и ревности мавританского генерала. Хорошая тема - ревность.
   Смотрит на Стоуна.
   Она будет Дездемоной, а я мавром. Она в белом гриме, я - в черном... А из тебя получится превосходный Яго. Тот негодяй-офицер, подлым обманом подбивший Мавра на убийство Дездемоны. Вот они вдвоем крадутся в ее комнату, бьют ее по голове мешком с песком, а потом обрушивают крышу, чтобы все выглядело, как несчастный случай...
   МАРЛО склоняется над ведром и ополаскивает лицо водой.
   Нет, слишком похоже на "Мальтийского еврея".
   СТОУН. Я думаю, Мавр должен сам совершить убийство. В одиночку. Без Яго.
   МАРЛО. Без злодея? Но как?
   СТОУН. Любовник убивает возлюбленную. Он должен зацеловать ее до смерти... и придушить подушкой.
   Слова СТОУНА произвели впечатление на Марло и одновременно усилили в нем страх собственного творческого бессилия.
   МАРЛО. Ладно, посмотрим, как это у тебя выйдет.
   СТОУН. Но это твоя пьеса.
   МАРЛО. Твоя. Как только ты заговорил, я понял, что эта история уже в тебе. Ну что ж, посмотрим, как говорят критики, какое развитие получит сюжет...
   СТОУН. Нет.
   МАРЛО. А я говорю, да! Не удивлюсь, если узнаю, что ты уже сочинил эту пьесу. В промежутке между любовными утехами и попытками убедить меня, что нет ничего страшного в том, что за все это время я не написал ни строчки. О да! За то время, что ты сочинил "Венеру и Адониса", я б едва успел написать треть "Леандра". И в добавок этот неостановимый поток сонетов. Может, ты маг?
   СТОУН. Все это уже было во мне, когда я прибыл в Скэдберри. Все, что мне было нужно, это вовремя поесть и не думать, как прожить завтрашний день.
   МАРЛО. Все это очень мило с твоей стороны...
   П А У З А.
   Говорят, когда кит заглатывает пловца, он всего лишь заглатывает морскую воду, а против пловца он ничего не имеет. Ты заметил, что кит всегда улыбается?
   РОЗАЛИНДА встает, кутаясь в платье, служившее ей одеялом.
   РОЗАЛИНДА. Будь что будет. Не важно, как мы доберемся до Венеции и на чем. Я просто хочу спать.
   МАРЛО. Дездемона! Дездемона! Читай молитву. Сейчас я зацелую тебя до смерти.
   РОЗАЛИНДА. Ио хо бисоньо ди дормире.20(
   РОЗАЛИНДА встает и идет в том же направлении, в котором некоторое время назад ушел Скерс. Увидев нечто омерзительное, уходит в противоположном направлении. Как только она ушла, СТОУН торопится сказать Марло что-то очень важное.
   СТОУН. У тебя есть возможность скрыться. Зачем тебе ехать в Дептфорд с ними? Есть полдюжины портов, откуда можно добраться до Европы, до Венеции.
   МАРЛО. Что ты хочешь сказать?
   СТОУН. Я лишь пытаюсь предвидеть опасность. Что если тебя и в самом деле убьют в Дептфорде? Тебе незачем ехать туда с ними.
   МАРЛО. Говорят, что при подмене трупа, нужно как можно дольше находиться вблизи того, чей труп выдадут за твой. Иначе вся затея может кончиться ничем. Ты все успел переписать?
   СТОУН. Да.
   МАРЛО. Если хочешь, можешь сам закончить поэму. Это явно не моя тема. Казалось бы все просто: Леандр видит Геро и вожделеет ее. Он переплывает Геллеспонт и уговаривает ее лечь с ним в постель. Ну вот. А я еще не дошел даже до середины. Боюсь, я вообще взялся за эту тему только потому, что на протяжение всей истории Леандр ходит совершенно голым.