– Трейвик ударил его веслом, а когда я попытался остановить его, выбросил меня за борт. Я бы утонул, если бы не он, – Боб кивнул в сторону Вейла.
Пирс перевел взгляд на море, но лодка, которую преследовал Вейл, уже скрылась из виду. Успокаивая себя тем, что поиски можно продолжить и во Франции, Пирс обеспокоенно осмотрел хозяина.
– Догони его, Джон, – прохрипел Вейл.
– Он уже далеко. Мы опоздали.
Вейл закрыл глаза. Он вновь подвел Мэри и сына.
– Вы сможете встать? – спросил Пирс.
– Конечно, – машинально отозвался Вейл, но едва попытался опереться на кисть руки, по которой ударил Трейвик, как вскрикнул от боли и повалился на руки Пирса.
– Должно быть, этот мерзавец сломал ему руку, – объяснил Смитерс, помогая Пирсу. Вдвоем им удалось поставить Вейла на ноги.
Подняв голову, Вейл увидел мчащуюся к нему Мэри. Мокрая юбка облепила ее ноги, длинные волосы растрепал ветер, бросая их в лицо, обвивая шею. Вейл отпустил плечо Пирса и выпрямился.
– Он уплыл, Мэри, – выговорил он. – Я не сумел остановить его...
Мэри замерла, борясь с желанием обнять мужа, и тут увидела Смитерса.
– Значит, вы были с ним, Боб? – недоверчиво спросила она.
– Но я никого не убивал, – поспешил возразить Боб. – На убийство я не соглашусь ни за какие деньги!
Вейл горестно отвел взгляд.
– Мы найдем Ричарда, – попыталась утешить его Мэри.
– Зачем вам понадобился сын мистера Трейвика? – удивился Смитерс.
– Ричард ему не сын! – яростно выпалила Мэри, решив, что с давним обманом пора покончить. Возможно, Смитерсу известно, где Трейвик спрятал мальчика. – Ричард мой ребенок! Мой и Вейла, – добавила она, взглянув на Ника.
– Но ведь он всегда был сыном Трейвика, – возразил однорукий солдат. Он хорошо помнил предостережение торговца о том, что его враги в отместку попытаются навредить ребенку. Смитерс знал, что эти двое – самые заклятые враги Трейвика.
– Никогда он им не был! – отрезала Мэри, вспомнив весь ужас, пережитый по вине торговца. – Я отдала ему ребенка потому, что... – Она смутилась, боясь признанием причинить вред сыну. – Когда он родился, я отдала его Трейвику и Абигейл. – На лице бывшего солдата отчетливо отразилось сомнение, и Мэри поняла, что сейчас не время для долгих и запутанных объяснений. – Он – сын герцога Вейла.
– А как же... – начал Смитерс, ничего не понимая. Он с самого начала знал, что Трейвик несправедливо обвинил Мэри Уинтерс в воровстве. Неужели он солгал и про мальчика?
– Посмотрите на него, – Мэри указала на Вейла. Смитерс пристально вгляделся в лицо Вейла. Мэри ждала, затаив дыхание, надеясь, что бывший солдат сразу поймет, на кого похож Ричард.
– Я вас где-то видел... – пробормотал Смитерс. – Вы назвали его полковником? – обратился Смитерс к Пирсу.
– Это полковник Стэнтон, – подтвердил Пирс, уверенный, что имя и слава хозяина уже давно стали легендой. – Он был вместе с Веллингтоном на Пиренейском полуострове и при Ватерлоо.
– Стэнтон! – эхом повторил Смитерс. В его голосе отчетливо прозвучало благоговение. – Я видел вас в тот день, – продолжал он, – когда вы бросились спасать мальчишку-барабанщика. На своем веку я повидал немало храбрецов, но ни одному из них не сравниться с вами. Клянусь, полковник, когда я увидел, как рядом падает снаряд, я решил, что вы погибли.
– И я так думал, – подтвердил Ник, вспомнив события давнего дня, свист пуль и тяжесть тела барабанщика, лежавшего у него на руках. Вздохнув, Вейл улыбнулся товарищу по оружию с искренностью настоящего солдата, пренебрегающего рангами и чинами. – К счастью, – продолжал он, – мы оба ошиблись.
– Мне известно, что вы отличный офицер. Вы сами вели своих солдат в наступление. Ничего подобного мне не доводилось видеть. Подумать только, вы, прославленный офицер, бросились спасать какого-то мальчишку! Он даже не был...
– Это случилось так давно, – перебил Ник. Он старался не вспоминать о прошлом – даже в разговоре с Пирсом.
– При Ватерлоо? – спросила Мэри. Неужели Ник вновь был ранен? Может, поэтому он и не сумел?..
Смитерс повернулся к ней и вдруг вспомнил ее вопрос.
– Так, значит, он ваш сын? – изумленно произнес он. – Ричард Трейвик – ваш сын?
– Ричард Стэнтон, – мягко поправил Ник. Глаза Мэри наполнились слезами: она и не подозревала о том, как жаждала услышать эти слова из уст Ника, убедиться, что он открыто признал своего ребенка. – Если вам известно, где он сейчас... – начал Ник.
– Я отведу вас к нему, – пообещал Смитерс.
У Мэри перехватило дыхание.
– К Ричарду? Вы знаете, где он? – воскликнула она.
– Конечно, – кивнул старый солдат. – Я сам отвез его, куда велел мне Трейвик. Весь путь мы проделали верхом, в одном седле. Нам пришлось нелегко.
– Весь путь? Но куда? – Впервые с тех пор, как Трейвик уплыл прочь, в душе Ника проснулась надежда.
– В Шотландию. Я доставил мальчугана прямо к двери дома его бабушки, – объяснил Смитерс, искренне радуясь за ребенка. – Поначалу он держался настороженно, но перед отъездом я заметил, что мальчик постепенно оттаивает, – сообщил он. – Таким сыном можно гордиться, полковник Стэнтон.
Вейл кивнул.
– Это заслуга его матери. Я... не принимал участия в воспитании Ричарда, – признался Ник. – Но теперь все пойдет по-другому. Вы получили еще какие-нибудь распоряжения от Трейвика?
Смитерс нахмурился, припоминая.
– Я помог мальчику собрать вещи... – начал он и вдруг вспомнил мучительную подробность. – Трейвик велел мне сжечь игрушку, – со стыдом признался он, вспомнив бледное личико ребенка, крепко сжатые губы. – Он ничем не выдал себя. Он стоял молча, глядя, как горит его игрушка...
– Трейвик за все ответит, – отозвался Ник, сожалея о том, что не прикончил торговца при первой же встрече. – Вы оставили в Шотландии какое-нибудь письмо или записку? – продолжал расспрашивать он.
– Ничего, – пожал плечами Смитерс. – Мне было приказано только доставить мальчика к бабушке и забрать пакет в Лондоне.
– А он не приказывал вам в случае необходимости... убить ребенка? – напрямик осведомился Пирс.
– Убить?.. – недоверчиво переспросил Смитерс, подумал и с достоинством ответил: – Он бы не осмелился отдать мне такой приказ. Ему известно, что я бы и пальцем не тронул Ричарда. Это... безумие.
– Вот именно, – подтвердил Вейл. – Должно быть, вы хорошо знаете Трейвика?
– Знаю, что ни один человек в здравом уме не отважится встать у него на пути. С ним лучше не связываться. – Помолчав, старый солдат тронул пустой рукав рубашки. – Но у меня не было выбора. Кому нужен однорукий слуга?
– Сегодня ваша единственная рука сослужила мне добрую службу, – возразил Вейл. – Вы хотите работать в моем доме?
– Разумеется, сэр! Я буду счастлив стать вашим слугой.
– Надеюсь, мы оба останемся довольны, – с улыбкой заключил Вейл, и растроганный Смитерс шмыгнул носом.
– А если Трейвик предъявит права на ребенка?
– Я буду бороться, если понадобится, – отстаивать свои права в суде. Но, по-моему, сегодня мы видели Маркуса Трейвика в последний раз, – заявил Вейл. – Он не осмелится вернуться.
– Трейвик – человек со странностями, – предостерег Смитерс и вдруг вспомнил о титуле нового хозяина: – Прошу прощения, ваша светлость, но с такими враждовать опасно.
– Он не вернется в Англию, – уверенно произнес Пирс. – Зачем ему обвинения в покушении на убийство и контрабанде?
Но Смитерс по-прежнему недоверчиво качал головой.
– Вы покажете нам дом, куда отвезли ребенка? – спросил Вейл, и солдат вдруг увидел, что у него серые глаза – точь-в-точь как у Ричарда.
– Когда пожелаете. Мне не терпится отомстить Трейвику, – ответил Смитерс: сегодня торговец чуть не прикончил его.
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Пирс перевел взгляд на море, но лодка, которую преследовал Вейл, уже скрылась из виду. Успокаивая себя тем, что поиски можно продолжить и во Франции, Пирс обеспокоенно осмотрел хозяина.
– Догони его, Джон, – прохрипел Вейл.
– Он уже далеко. Мы опоздали.
Вейл закрыл глаза. Он вновь подвел Мэри и сына.
– Вы сможете встать? – спросил Пирс.
– Конечно, – машинально отозвался Вейл, но едва попытался опереться на кисть руки, по которой ударил Трейвик, как вскрикнул от боли и повалился на руки Пирса.
– Должно быть, этот мерзавец сломал ему руку, – объяснил Смитерс, помогая Пирсу. Вдвоем им удалось поставить Вейла на ноги.
Подняв голову, Вейл увидел мчащуюся к нему Мэри. Мокрая юбка облепила ее ноги, длинные волосы растрепал ветер, бросая их в лицо, обвивая шею. Вейл отпустил плечо Пирса и выпрямился.
– Он уплыл, Мэри, – выговорил он. – Я не сумел остановить его...
Мэри замерла, борясь с желанием обнять мужа, и тут увидела Смитерса.
– Значит, вы были с ним, Боб? – недоверчиво спросила она.
– Но я никого не убивал, – поспешил возразить Боб. – На убийство я не соглашусь ни за какие деньги!
Вейл горестно отвел взгляд.
– Мы найдем Ричарда, – попыталась утешить его Мэри.
– Зачем вам понадобился сын мистера Трейвика? – удивился Смитерс.
– Ричард ему не сын! – яростно выпалила Мэри, решив, что с давним обманом пора покончить. Возможно, Смитерсу известно, где Трейвик спрятал мальчика. – Ричард мой ребенок! Мой и Вейла, – добавила она, взглянув на Ника.
– Но ведь он всегда был сыном Трейвика, – возразил однорукий солдат. Он хорошо помнил предостережение торговца о том, что его враги в отместку попытаются навредить ребенку. Смитерс знал, что эти двое – самые заклятые враги Трейвика.
– Никогда он им не был! – отрезала Мэри, вспомнив весь ужас, пережитый по вине торговца. – Я отдала ему ребенка потому, что... – Она смутилась, боясь признанием причинить вред сыну. – Когда он родился, я отдала его Трейвику и Абигейл. – На лице бывшего солдата отчетливо отразилось сомнение, и Мэри поняла, что сейчас не время для долгих и запутанных объяснений. – Он – сын герцога Вейла.
– А как же... – начал Смитерс, ничего не понимая. Он с самого начала знал, что Трейвик несправедливо обвинил Мэри Уинтерс в воровстве. Неужели он солгал и про мальчика?
– Посмотрите на него, – Мэри указала на Вейла. Смитерс пристально вгляделся в лицо Вейла. Мэри ждала, затаив дыхание, надеясь, что бывший солдат сразу поймет, на кого похож Ричард.
– Я вас где-то видел... – пробормотал Смитерс. – Вы назвали его полковником? – обратился Смитерс к Пирсу.
– Это полковник Стэнтон, – подтвердил Пирс, уверенный, что имя и слава хозяина уже давно стали легендой. – Он был вместе с Веллингтоном на Пиренейском полуострове и при Ватерлоо.
– Стэнтон! – эхом повторил Смитерс. В его голосе отчетливо прозвучало благоговение. – Я видел вас в тот день, – продолжал он, – когда вы бросились спасать мальчишку-барабанщика. На своем веку я повидал немало храбрецов, но ни одному из них не сравниться с вами. Клянусь, полковник, когда я увидел, как рядом падает снаряд, я решил, что вы погибли.
– И я так думал, – подтвердил Ник, вспомнив события давнего дня, свист пуль и тяжесть тела барабанщика, лежавшего у него на руках. Вздохнув, Вейл улыбнулся товарищу по оружию с искренностью настоящего солдата, пренебрегающего рангами и чинами. – К счастью, – продолжал он, – мы оба ошиблись.
– Мне известно, что вы отличный офицер. Вы сами вели своих солдат в наступление. Ничего подобного мне не доводилось видеть. Подумать только, вы, прославленный офицер, бросились спасать какого-то мальчишку! Он даже не был...
– Это случилось так давно, – перебил Ник. Он старался не вспоминать о прошлом – даже в разговоре с Пирсом.
– При Ватерлоо? – спросила Мэри. Неужели Ник вновь был ранен? Может, поэтому он и не сумел?..
Смитерс повернулся к ней и вдруг вспомнил ее вопрос.
– Так, значит, он ваш сын? – изумленно произнес он. – Ричард Трейвик – ваш сын?
– Ричард Стэнтон, – мягко поправил Ник. Глаза Мэри наполнились слезами: она и не подозревала о том, как жаждала услышать эти слова из уст Ника, убедиться, что он открыто признал своего ребенка. – Если вам известно, где он сейчас... – начал Ник.
– Я отведу вас к нему, – пообещал Смитерс.
У Мэри перехватило дыхание.
– К Ричарду? Вы знаете, где он? – воскликнула она.
– Конечно, – кивнул старый солдат. – Я сам отвез его, куда велел мне Трейвик. Весь путь мы проделали верхом, в одном седле. Нам пришлось нелегко.
– Весь путь? Но куда? – Впервые с тех пор, как Трейвик уплыл прочь, в душе Ника проснулась надежда.
– В Шотландию. Я доставил мальчугана прямо к двери дома его бабушки, – объяснил Смитерс, искренне радуясь за ребенка. – Поначалу он держался настороженно, но перед отъездом я заметил, что мальчик постепенно оттаивает, – сообщил он. – Таким сыном можно гордиться, полковник Стэнтон.
Вейл кивнул.
– Это заслуга его матери. Я... не принимал участия в воспитании Ричарда, – признался Ник. – Но теперь все пойдет по-другому. Вы получили еще какие-нибудь распоряжения от Трейвика?
Смитерс нахмурился, припоминая.
– Я помог мальчику собрать вещи... – начал он и вдруг вспомнил мучительную подробность. – Трейвик велел мне сжечь игрушку, – со стыдом признался он, вспомнив бледное личико ребенка, крепко сжатые губы. – Он ничем не выдал себя. Он стоял молча, глядя, как горит его игрушка...
– Трейвик за все ответит, – отозвался Ник, сожалея о том, что не прикончил торговца при первой же встрече. – Вы оставили в Шотландии какое-нибудь письмо или записку? – продолжал расспрашивать он.
– Ничего, – пожал плечами Смитерс. – Мне было приказано только доставить мальчика к бабушке и забрать пакет в Лондоне.
– А он не приказывал вам в случае необходимости... убить ребенка? – напрямик осведомился Пирс.
– Убить?.. – недоверчиво переспросил Смитерс, подумал и с достоинством ответил: – Он бы не осмелился отдать мне такой приказ. Ему известно, что я бы и пальцем не тронул Ричарда. Это... безумие.
– Вот именно, – подтвердил Вейл. – Должно быть, вы хорошо знаете Трейвика?
– Знаю, что ни один человек в здравом уме не отважится встать у него на пути. С ним лучше не связываться. – Помолчав, старый солдат тронул пустой рукав рубашки. – Но у меня не было выбора. Кому нужен однорукий слуга?
– Сегодня ваша единственная рука сослужила мне добрую службу, – возразил Вейл. – Вы хотите работать в моем доме?
– Разумеется, сэр! Я буду счастлив стать вашим слугой.
– Надеюсь, мы оба останемся довольны, – с улыбкой заключил Вейл, и растроганный Смитерс шмыгнул носом.
– А если Трейвик предъявит права на ребенка?
– Я буду бороться, если понадобится, – отстаивать свои права в суде. Но, по-моему, сегодня мы видели Маркуса Трейвика в последний раз, – заявил Вейл. – Он не осмелится вернуться.
– Трейвик – человек со странностями, – предостерег Смитерс и вдруг вспомнил о титуле нового хозяина: – Прошу прощения, ваша светлость, но с такими враждовать опасно.
– Он не вернется в Англию, – уверенно произнес Пирс. – Зачем ему обвинения в покушении на убийство и контрабанде?
Но Смитерс по-прежнему недоверчиво качал головой.
– Вы покажете нам дом, куда отвезли ребенка? – спросил Вейл, и солдат вдруг увидел, что у него серые глаза – точь-в-точь как у Ричарда.
– Когда пожелаете. Мне не терпится отомстить Трейвику, – ответил Смитерс: сегодня торговец чуть не прикончил его.
Глава двенадцатая
Когда усталые путники поднялись на вершину утеса, Пирс решил: сегодня предпринимать что-либо бессмысленно. Все валились с ног от усталости, Вейл нуждался в помощи врача. Даже лошади изнемогли.
Было решено переночевать поблизости, а наутро отправиться в путь.
Пирс чувствовал, что Вейл мысленно спорит с самим собой: сердце приказывало ему отправляться в дорогу немедленно. Он перевел взгляд на Мэри, предоставив ей право принимать решение. Мэри понимала, что стоит ей попросить – и Ник вскочит в седло, но она видела, как он бледен и слаб.
– Подождем до завтра, – произнесла она вопреки собственному желанию. – Пирс прав – нам некуда спешить. Одна ночь ничего не изменит.
Поразмыслив, Ник кивнул.
В предместье Дила им удалось найти постоялый двор. Содержимого увесистого кошелька хватило, чтобы хозяйка двора согласилась вновь развести огонь в камине и приготовить ужин. Редким постояльцам были отведены три лучшие комнаты, в которые заспанные служанки поспешно принесли горячую воду для мытья. Тем временем Пирс позаботился о лошадях.
– Деньги способны сотворить любое чудо, – заметил Пирс, обращаясь к Мэри. Вейл сидел перед пылающим камином, закрыв глаза и придерживая на груди раненую руку. От его сырой одежды поднимался пар. Перехватив встревоженный взгляд Мэри, Пирс объяснил: – Он солдат, Мэри, он все выдержит. Просто, как и все мы, он нуждается в отдыхе.
– Спасибо вам, Джон, – сердечно произнесла Мэри. – Я уже убедилась, что ради герцога вы готовы на все. Будем надеяться, что мы найдем Ричарда.
– А что будет дальше? – многозначительно осведомился Пирс, понизив голос.
Мэри задумалась, потупившись под проницательным взглядом темных глаз.
– Пусть решает сам, – наконец произнесла она, кивнув в сторону Вейла.
– Он искал вас семь лет. Конечно, он не подозревал о существовании ребенка, но вы остались его единственной любовью.
– Если это правда, почему же он так медлил? – возразила Мэри. – Почему не пришел к моему отцу сразу, как только вернулся из Европы? Я понимаю, что гибель отца и брата стала для него... – начала она, пытаясь найти оправдание поступку Вейла. С годами Вейл отнюдь не превратился в надменного и бессердечного аристократа. Следовательно, разыскать ее Нику помешала какая-то веская причина.
Пирс решительно-покачал головой, отметая придуманное Мэри объяснение.
– Конечно, он горевал. Особенно потому... – Пирс осекся, понимая, что Мэри вряд ли поймет, как дорого обошлась Вейлу его храбрость на поле битвы. – Он страдал от одиночества. В лондонский дом его привез я. Мы остались вдвоем в огромном пустом доме, только мы знали, в чем дело. Заставьте его рассказать правду, Мэри, и тогда вы все поймете. И сумеете простить его – хотя бы ради вашего ребенка.
Разговор прервало появление врача, за которым послал Пирс. Пока тот осматривал поврежденную руку Вейла, Мэри поднялась наверх, в отведенную ей комнату, куда по требованию Пирса уже принесли ее саквояж. Пирс вновь сумел предусмотреть все до мелочей. Разложив мокрую одежду перед камином, Мэри легла в ванну с горячей водой. В ушах у нее непрестанно звучали слова Пирса: «Заставьте его рассказать правду».
Вечерняя суета на постоялом дворе давно утихла, путники погрузились в блаженный сон, но, несмотря на усталость, Мэри никак не удавалось уснуть. Она долго сидела перед камином, расчесывая спутанные ветром волосы и размышляя о случившемся.
Нику давно пора рассказать ей всю правду. Завтра они отправятся в Шотландию, вскоре Ник встретится с сыном, а между ним и Мэри осталось еще слишком много недосказанного. Джон Пирс сделал все, что мог. Остальное Мэри должна была узнать у человека, спящего в соседней комнате.
Ждать утра бессмысленно: назавтра они вновь окажутся в кругу посторонних людей. И Мэри направилась в соседнюю комнату, которую занимал ее муж.
Вейлу тоже не спалось: слишком много мыслей теснилось в голове. Он сидел у огня, глядя на пламя. На стенах комнаты плясал алый отблеск. Услышав негромкий скрип двери, герцог поднял голову и увидел Мэри. В нерешительности она застыла на пороге.
Вейл удивленно поднял брови, не понимая, сон это или явь. Мэри шагнула в комнату, закрыла за собой дверь, на миг исчезла в полосе тени, а потом снова появилась перед ним. Ее ночную рубашку приподнимали упругие груди, темные волосы разметались по плечам, как шелковые ленты, контрастирующие с нежной белизной кожи. Не в силах вымолвить ни слова, Вейл смотрел, как она опустилась перед ним на колени. Оба долго молчали. Наконец Мэри положила ладонь на колено Ника, и он вздрогнул, точно от ожога. Мэри подняла голову и улыбнулась. В мягком отблеске света от огня ее лицо казалось таким прекрасным, как семь лет назад, когда Ник был без памяти влюблен в нее. Но с тех пор прошла целая вечность...
– Расскажи обо всем, – попросила она. – Объясни, в чем дело. Я должна понять, почему ты не приехал за мной.
Минуту Ник боролся с желанием подхватить ладонью тяжелую волну ее волос и наконец не выдержал. Он долго перебирал пальцами мягкие кудри, любуясь игрой света и тени, затем медленно склонился к ее губам, давая Мэри возможность отстраниться. Но она не отпрянула, только длинные ресницы чуть дрогнули, прикрывая глаза. Прервав поцелуй, Ник взглянул в синие глаза и прочел в них то же желание, которое сразило его семь лет назад. Скользя взглядом по ее лицу, Ник блаженно впитывал изящные очертания скул, красоту длинных ресниц, нежность кожи, изгиб чувственных губ. Он не видел красноречивых следов времени: для него Мэри по-прежнему оставалась юной девушкой.
Мэри робко улыбнулась, в ее глазах поблескивали непролитые слезы. Протянув руку, она прикоснулась к щеке Ника, понимая, что ответы, которых она требовала, уже не нужны. Ее пальцы заскользили по шее, спустились чуть ниже, к шраму, оставленному пулей Трейвика. Она ощущала под кожей упругие мускулы, коснулась маленького коричневого соска, провела указательным пальцем по едва заметной ложбинке на груди. Вейл вдруг крепко сжал ее руку, и Мэри испуганно вскинула голову.
– Что случилось? – прошептала она. – В чем дело?
Внезапно он поднялся, словно собираясь уйти. Мэри охватил страх. Ник поставил ее на ноги, чувствуя, как дрожат пальцы Мэри, усадил ее на край кровати. Она ждала, но вместо того, чтобы сесть рядом, Ник подошел к камину. Черты его лица заметно затвердели, на щеке задергался мускул. С трудом действуя одной рукой – вторая висела на перевязи, – Ник сбросил халат. Мэри, которая собиралась спросить, что сказал врач про руку, замерла: Ник стоял перед ней совершенно обнаженный. Ее взгляд заскользил от упавшего на пол халата вверх по его телу. Даже в неярком свете камина зрелище, представшее ее глазам, оказалось ужасным. Ниже пояса все тело Ника было испещрено шрамами. Самый глубокий из них виднелся на правом бедре. Остальные покрывали кожу почти сплошь – на обеих ногах, даже на...
Она не удержалась и ахнула. Семь лет назад, на поляне, она видела его тело – молодым, сильным и безупречно прекрасным. Эти шрамы оставила на нем битва при Ватерлоо. Он пострадал, спасая барабанщика! В то лето Ник был тяжело ранен, а Мэри даже не подозревала об этом.
– Я не знала... – прошептала она. – Отец не сказал мне, что ты был ранен. Но почему? Почему?
– Этого не знал никто. Никто даже не догадывался – я прятал шрамы под одеждой. Врачи сказали Веллингтону, что я обречен. Не знаю, что он написал моим родным, но... торопясь прийти ко мне на помощь, Чарлз и отец решили переплыть пролив в шторм, их яхта перевернулась...
– Ник, мне так жаль... – прошептала она.
– Возможно, отец вез мне кольцо, которое я оставил тебе. Но клянусь, Мэри, я не получал от него никаких писем! Я ничего не знал. Может, он медлил потому, что... – Ник замолчал, вспоминая то, что на протяжении многих лет старался забыть.
Поначалу врачи не знали, выживет ли он, а потом, когда раненый постепенно начал приходить в себя, сошлись во мнении, что он навсегда останется бездетным. Тогда Ник думал только о Мэри – его терзали чувства горечи и вины. Он понимал, что не сумеет стать ей достойным мужем.
– Я думал, – продолжал он, оглядывая собственное тело, – что больше никогда не смогу любить тебя, никогда не стану отцом. Мне и в голову не приходило, что это уже свершилось. В то время я считал, что ты ни о чем не сообщила моему отцу, и поскольку прошло уже достаточно времени... – Он замолчал, качая головой. – По правде говоря, единственно возможное объяснение почему-то ускользнуло от меня. Я даже стал надеяться, что ты забыла обо мне. О нашей тайне – о записи в старой церковной книге – никто не узнает. Ты была так молода и прекрасна. Я искренне желал тебе найти достойного мужа, – горестно закончил он.
– Неужели ты до сих пор не понял, Ник, что никто не может заменить тебя?
– Должно быть, потрясение оказалось для меня слишком сильным. Я был так молод и, боюсь, думал только о себе...
– И никто ни о чем не знал?
– Только Пирс, – сказал Ник. – Мы с ним попали в один полевой госпиталь – правда, Джон отделался легким ранением. Раненых было так много, что врачи сбивались с ног, и Пирс взялся ухаживать за мной. Он случайно подслушал разговор Веллингтона о смерти Чарлза и моего отца, знал он и о другой моей беде... – На лице Ника отразилось бесконечное унижение тех дней. – Если бы не Пирс...
– Я бы приехала к тебе, Ник, – перебила Мэри. – Ты же знал, что я тебя не брошу!
Он испытующе вгляделся в ее лицо. Мэри говорила правду: она сумела бы позаботиться о нем, но разве вправе он был доставлять ей столько хлопот?
– Мне казалось, это будет невыносимая пытка. Я боялся, что больше никогда не сумею доставить тебе наслаждение, что превращусь в подобие Трейвика...
– Не надо, Ник! – воскликнула Мэри, понимая то, что прежде казалось бессмысленным. Он и вправду любил ее – она не ошиблась!
– Немного погодя Пирс привез меня домой. Я никому не сообщил о случившемся, обращался к лучшим лондонским врачам, но они отделывались неопределенными ответами, – с горечью объяснил он, вспоминая годы беспомощности и досады. – Но у меня по крайней мере было время, а у тебя – нет. – Заметив, что щеки Мэри зарумянились, он улыбнулся: – Впервые вижу, как ты краснеешь. Ты всегда казалась мне такой уравновешенной и сдержанной...
– До тех пор пока мы не встретились в лесу, неподалеку от поляны.
Ник протянул руку, Мэри взялась за нее и встала.
– С тех пор как я узнал о Ричарде, я успел о многом подумать, – продолжал он, поглаживая пальцы Мэри. – Помнишь, ты сказала, что он – мой единственный сын? Ты права: он навсегда останется нашим единственным ребенком. Боюсь, больше я не смогу стать отцом. Если бы в тот день мы не поддались страсти, мы вообще остались бы бездетными.
– Значит, я не согрешила... – прошептала Мэри, вспоминая годы стыда – за смерть отца, за бесконечные, но безответные молитвы о том, чтобы Ник поскорее вернулся, за детство, которое Ричард провел в чужом доме. – Правду говорят: нет худа без добра...
– Теперь у нас есть Ричард. Но ты должна знать: возможно, я никогда не сумею подарить тебе второго ребенка.
Мэри посмотрела вниз. Несмотря на шрамы, его желание было очевидным.
– Ты хочешь знать, смогу ли я любить тебя? – произнес за нее Ник. – Я намерен попытаться, дорогая, – тихо пообещал он, – если ты не против.
– Даже в те годы, когда я считала, что ты предал нас, я ни на минуту не переставала испытывать, влечение к тебе, – призналась Мэри. – И гадала, сумеешь ли ты понять, как одиноко и тоскливо мне было...
– Ты не одинока, Мэри, – возразил он. – Ты вправе решать, что произойдет сегодня.
Дрожащие пальцы Мэри потянулись к тонким атласным ленточкам, стягивавшим ворот ночной рубашки, и развязали бант. Но едва рубашка начала сползать с плеч, Мэри придержала ее на груди, не зная, поймет ли Ник, как она нуждается в ободрении. Когда-то она без смущения показала ему тело, уверенная, что Ник сочтет его прекрасным. А сейчас ей вдруг вспомнились крохотные шрамики, бесчисленные растяжки, оставшиеся на груди и животе после беременности и кормления. Ее тело заметно изменилось, но прежде Мэри не задумывалась об этом. Набравшись смелости, она позволила рубашке упасть к ногам.
Ник окинул взглядом плавные изгибы и загадочные тени в укромных местечках ее тела. Оно не утратило совершенства, только стало более зрелым, и это тело принадлежало ему. Мэри вынашивала под сердцем его ребенка. Он заметил крохотные метки на животе, где кожа растянулась, чтобы вместить растущий– плод. Невольно он протянул руки, чтобы обнять ее тонкую талию, пытаясь представить себе, как выглядела Мэри во время беременности.
Мэри же думала о том, что ни на секунду не забывала его нежность, легкие движения гибких пальцев, так не похожие на... она поспешно отогнала страшные воспоминания, закрыла глаза и всецело сосредоточилась на прикосновении рук Ника. Ее тело охватил жар, и постепенно оно превратилось в растопленный воск. Мэри невольно придвинулась ближе к Нику. Как долго она ждала этой минуты!
– Жаль, что я не видел тебя раньше... – прошептал он, и Мэри поняла, что он имеет в виду беременность. – Я так хотел бы оказаться рядом, когда ты рожала.
Пальцы Ника заскользили вниз, запутались в мягких темных завитках. Теплые губы коснулись груди Мэри, лаская затвердевающий сосок. Рука продвинулась чуть ниже, и Мэри целиком отдалась ласке, запрокинув голову. Сама о том не подозревая, она мечтала об этой минуте все долгие семь лет. Он обвел языком ее сосок, сжал его губами и принялся прокладывать горячую влажную дорожку по груди Мэри. Она нетерпеливо, каждой частицей своего существа, ждала продолжения. Желание нарастало с каждой секундой.
Ник поднял ее и положил на постель. Серые глаза потемнели. Его тело покрывали шрамы, но лицо осталось таким же прекрасным, как прежде, – несмотря на долгие годы боли и лишений. Мэри улыбнулась, прощая его за все и требуя заглушить яростное пламя желания. Стена отчуждения, которая так долго разделяла их, рухнула.
Было решено переночевать поблизости, а наутро отправиться в путь.
Пирс чувствовал, что Вейл мысленно спорит с самим собой: сердце приказывало ему отправляться в дорогу немедленно. Он перевел взгляд на Мэри, предоставив ей право принимать решение. Мэри понимала, что стоит ей попросить – и Ник вскочит в седло, но она видела, как он бледен и слаб.
– Подождем до завтра, – произнесла она вопреки собственному желанию. – Пирс прав – нам некуда спешить. Одна ночь ничего не изменит.
Поразмыслив, Ник кивнул.
В предместье Дила им удалось найти постоялый двор. Содержимого увесистого кошелька хватило, чтобы хозяйка двора согласилась вновь развести огонь в камине и приготовить ужин. Редким постояльцам были отведены три лучшие комнаты, в которые заспанные служанки поспешно принесли горячую воду для мытья. Тем временем Пирс позаботился о лошадях.
– Деньги способны сотворить любое чудо, – заметил Пирс, обращаясь к Мэри. Вейл сидел перед пылающим камином, закрыв глаза и придерживая на груди раненую руку. От его сырой одежды поднимался пар. Перехватив встревоженный взгляд Мэри, Пирс объяснил: – Он солдат, Мэри, он все выдержит. Просто, как и все мы, он нуждается в отдыхе.
– Спасибо вам, Джон, – сердечно произнесла Мэри. – Я уже убедилась, что ради герцога вы готовы на все. Будем надеяться, что мы найдем Ричарда.
– А что будет дальше? – многозначительно осведомился Пирс, понизив голос.
Мэри задумалась, потупившись под проницательным взглядом темных глаз.
– Пусть решает сам, – наконец произнесла она, кивнув в сторону Вейла.
– Он искал вас семь лет. Конечно, он не подозревал о существовании ребенка, но вы остались его единственной любовью.
– Если это правда, почему же он так медлил? – возразила Мэри. – Почему не пришел к моему отцу сразу, как только вернулся из Европы? Я понимаю, что гибель отца и брата стала для него... – начала она, пытаясь найти оправдание поступку Вейла. С годами Вейл отнюдь не превратился в надменного и бессердечного аристократа. Следовательно, разыскать ее Нику помешала какая-то веская причина.
Пирс решительно-покачал головой, отметая придуманное Мэри объяснение.
– Конечно, он горевал. Особенно потому... – Пирс осекся, понимая, что Мэри вряд ли поймет, как дорого обошлась Вейлу его храбрость на поле битвы. – Он страдал от одиночества. В лондонский дом его привез я. Мы остались вдвоем в огромном пустом доме, только мы знали, в чем дело. Заставьте его рассказать правду, Мэри, и тогда вы все поймете. И сумеете простить его – хотя бы ради вашего ребенка.
Разговор прервало появление врача, за которым послал Пирс. Пока тот осматривал поврежденную руку Вейла, Мэри поднялась наверх, в отведенную ей комнату, куда по требованию Пирса уже принесли ее саквояж. Пирс вновь сумел предусмотреть все до мелочей. Разложив мокрую одежду перед камином, Мэри легла в ванну с горячей водой. В ушах у нее непрестанно звучали слова Пирса: «Заставьте его рассказать правду».
Вечерняя суета на постоялом дворе давно утихла, путники погрузились в блаженный сон, но, несмотря на усталость, Мэри никак не удавалось уснуть. Она долго сидела перед камином, расчесывая спутанные ветром волосы и размышляя о случившемся.
Нику давно пора рассказать ей всю правду. Завтра они отправятся в Шотландию, вскоре Ник встретится с сыном, а между ним и Мэри осталось еще слишком много недосказанного. Джон Пирс сделал все, что мог. Остальное Мэри должна была узнать у человека, спящего в соседней комнате.
Ждать утра бессмысленно: назавтра они вновь окажутся в кругу посторонних людей. И Мэри направилась в соседнюю комнату, которую занимал ее муж.
Вейлу тоже не спалось: слишком много мыслей теснилось в голове. Он сидел у огня, глядя на пламя. На стенах комнаты плясал алый отблеск. Услышав негромкий скрип двери, герцог поднял голову и увидел Мэри. В нерешительности она застыла на пороге.
Вейл удивленно поднял брови, не понимая, сон это или явь. Мэри шагнула в комнату, закрыла за собой дверь, на миг исчезла в полосе тени, а потом снова появилась перед ним. Ее ночную рубашку приподнимали упругие груди, темные волосы разметались по плечам, как шелковые ленты, контрастирующие с нежной белизной кожи. Не в силах вымолвить ни слова, Вейл смотрел, как она опустилась перед ним на колени. Оба долго молчали. Наконец Мэри положила ладонь на колено Ника, и он вздрогнул, точно от ожога. Мэри подняла голову и улыбнулась. В мягком отблеске света от огня ее лицо казалось таким прекрасным, как семь лет назад, когда Ник был без памяти влюблен в нее. Но с тех пор прошла целая вечность...
– Расскажи обо всем, – попросила она. – Объясни, в чем дело. Я должна понять, почему ты не приехал за мной.
Минуту Ник боролся с желанием подхватить ладонью тяжелую волну ее волос и наконец не выдержал. Он долго перебирал пальцами мягкие кудри, любуясь игрой света и тени, затем медленно склонился к ее губам, давая Мэри возможность отстраниться. Но она не отпрянула, только длинные ресницы чуть дрогнули, прикрывая глаза. Прервав поцелуй, Ник взглянул в синие глаза и прочел в них то же желание, которое сразило его семь лет назад. Скользя взглядом по ее лицу, Ник блаженно впитывал изящные очертания скул, красоту длинных ресниц, нежность кожи, изгиб чувственных губ. Он не видел красноречивых следов времени: для него Мэри по-прежнему оставалась юной девушкой.
Мэри робко улыбнулась, в ее глазах поблескивали непролитые слезы. Протянув руку, она прикоснулась к щеке Ника, понимая, что ответы, которых она требовала, уже не нужны. Ее пальцы заскользили по шее, спустились чуть ниже, к шраму, оставленному пулей Трейвика. Она ощущала под кожей упругие мускулы, коснулась маленького коричневого соска, провела указательным пальцем по едва заметной ложбинке на груди. Вейл вдруг крепко сжал ее руку, и Мэри испуганно вскинула голову.
– Что случилось? – прошептала она. – В чем дело?
Внезапно он поднялся, словно собираясь уйти. Мэри охватил страх. Ник поставил ее на ноги, чувствуя, как дрожат пальцы Мэри, усадил ее на край кровати. Она ждала, но вместо того, чтобы сесть рядом, Ник подошел к камину. Черты его лица заметно затвердели, на щеке задергался мускул. С трудом действуя одной рукой – вторая висела на перевязи, – Ник сбросил халат. Мэри, которая собиралась спросить, что сказал врач про руку, замерла: Ник стоял перед ней совершенно обнаженный. Ее взгляд заскользил от упавшего на пол халата вверх по его телу. Даже в неярком свете камина зрелище, представшее ее глазам, оказалось ужасным. Ниже пояса все тело Ника было испещрено шрамами. Самый глубокий из них виднелся на правом бедре. Остальные покрывали кожу почти сплошь – на обеих ногах, даже на...
Она не удержалась и ахнула. Семь лет назад, на поляне, она видела его тело – молодым, сильным и безупречно прекрасным. Эти шрамы оставила на нем битва при Ватерлоо. Он пострадал, спасая барабанщика! В то лето Ник был тяжело ранен, а Мэри даже не подозревала об этом.
– Я не знала... – прошептала она. – Отец не сказал мне, что ты был ранен. Но почему? Почему?
– Этого не знал никто. Никто даже не догадывался – я прятал шрамы под одеждой. Врачи сказали Веллингтону, что я обречен. Не знаю, что он написал моим родным, но... торопясь прийти ко мне на помощь, Чарлз и отец решили переплыть пролив в шторм, их яхта перевернулась...
– Ник, мне так жаль... – прошептала она.
– Возможно, отец вез мне кольцо, которое я оставил тебе. Но клянусь, Мэри, я не получал от него никаких писем! Я ничего не знал. Может, он медлил потому, что... – Ник замолчал, вспоминая то, что на протяжении многих лет старался забыть.
Поначалу врачи не знали, выживет ли он, а потом, когда раненый постепенно начал приходить в себя, сошлись во мнении, что он навсегда останется бездетным. Тогда Ник думал только о Мэри – его терзали чувства горечи и вины. Он понимал, что не сумеет стать ей достойным мужем.
– Я думал, – продолжал он, оглядывая собственное тело, – что больше никогда не смогу любить тебя, никогда не стану отцом. Мне и в голову не приходило, что это уже свершилось. В то время я считал, что ты ни о чем не сообщила моему отцу, и поскольку прошло уже достаточно времени... – Он замолчал, качая головой. – По правде говоря, единственно возможное объяснение почему-то ускользнуло от меня. Я даже стал надеяться, что ты забыла обо мне. О нашей тайне – о записи в старой церковной книге – никто не узнает. Ты была так молода и прекрасна. Я искренне желал тебе найти достойного мужа, – горестно закончил он.
– Неужели ты до сих пор не понял, Ник, что никто не может заменить тебя?
– Должно быть, потрясение оказалось для меня слишком сильным. Я был так молод и, боюсь, думал только о себе...
– И никто ни о чем не знал?
– Только Пирс, – сказал Ник. – Мы с ним попали в один полевой госпиталь – правда, Джон отделался легким ранением. Раненых было так много, что врачи сбивались с ног, и Пирс взялся ухаживать за мной. Он случайно подслушал разговор Веллингтона о смерти Чарлза и моего отца, знал он и о другой моей беде... – На лице Ника отразилось бесконечное унижение тех дней. – Если бы не Пирс...
– Я бы приехала к тебе, Ник, – перебила Мэри. – Ты же знал, что я тебя не брошу!
Он испытующе вгляделся в ее лицо. Мэри говорила правду: она сумела бы позаботиться о нем, но разве вправе он был доставлять ей столько хлопот?
– Мне казалось, это будет невыносимая пытка. Я боялся, что больше никогда не сумею доставить тебе наслаждение, что превращусь в подобие Трейвика...
– Не надо, Ник! – воскликнула Мэри, понимая то, что прежде казалось бессмысленным. Он и вправду любил ее – она не ошиблась!
– Немного погодя Пирс привез меня домой. Я никому не сообщил о случившемся, обращался к лучшим лондонским врачам, но они отделывались неопределенными ответами, – с горечью объяснил он, вспоминая годы беспомощности и досады. – Но у меня по крайней мере было время, а у тебя – нет. – Заметив, что щеки Мэри зарумянились, он улыбнулся: – Впервые вижу, как ты краснеешь. Ты всегда казалась мне такой уравновешенной и сдержанной...
– До тех пор пока мы не встретились в лесу, неподалеку от поляны.
Ник протянул руку, Мэри взялась за нее и встала.
– С тех пор как я узнал о Ричарде, я успел о многом подумать, – продолжал он, поглаживая пальцы Мэри. – Помнишь, ты сказала, что он – мой единственный сын? Ты права: он навсегда останется нашим единственным ребенком. Боюсь, больше я не смогу стать отцом. Если бы в тот день мы не поддались страсти, мы вообще остались бы бездетными.
– Значит, я не согрешила... – прошептала Мэри, вспоминая годы стыда – за смерть отца, за бесконечные, но безответные молитвы о том, чтобы Ник поскорее вернулся, за детство, которое Ричард провел в чужом доме. – Правду говорят: нет худа без добра...
– Теперь у нас есть Ричард. Но ты должна знать: возможно, я никогда не сумею подарить тебе второго ребенка.
Мэри посмотрела вниз. Несмотря на шрамы, его желание было очевидным.
– Ты хочешь знать, смогу ли я любить тебя? – произнес за нее Ник. – Я намерен попытаться, дорогая, – тихо пообещал он, – если ты не против.
– Даже в те годы, когда я считала, что ты предал нас, я ни на минуту не переставала испытывать, влечение к тебе, – призналась Мэри. – И гадала, сумеешь ли ты понять, как одиноко и тоскливо мне было...
– Ты не одинока, Мэри, – возразил он. – Ты вправе решать, что произойдет сегодня.
Дрожащие пальцы Мэри потянулись к тонким атласным ленточкам, стягивавшим ворот ночной рубашки, и развязали бант. Но едва рубашка начала сползать с плеч, Мэри придержала ее на груди, не зная, поймет ли Ник, как она нуждается в ободрении. Когда-то она без смущения показала ему тело, уверенная, что Ник сочтет его прекрасным. А сейчас ей вдруг вспомнились крохотные шрамики, бесчисленные растяжки, оставшиеся на груди и животе после беременности и кормления. Ее тело заметно изменилось, но прежде Мэри не задумывалась об этом. Набравшись смелости, она позволила рубашке упасть к ногам.
Ник окинул взглядом плавные изгибы и загадочные тени в укромных местечках ее тела. Оно не утратило совершенства, только стало более зрелым, и это тело принадлежало ему. Мэри вынашивала под сердцем его ребенка. Он заметил крохотные метки на животе, где кожа растянулась, чтобы вместить растущий– плод. Невольно он протянул руки, чтобы обнять ее тонкую талию, пытаясь представить себе, как выглядела Мэри во время беременности.
Мэри же думала о том, что ни на секунду не забывала его нежность, легкие движения гибких пальцев, так не похожие на... она поспешно отогнала страшные воспоминания, закрыла глаза и всецело сосредоточилась на прикосновении рук Ника. Ее тело охватил жар, и постепенно оно превратилось в растопленный воск. Мэри невольно придвинулась ближе к Нику. Как долго она ждала этой минуты!
– Жаль, что я не видел тебя раньше... – прошептал он, и Мэри поняла, что он имеет в виду беременность. – Я так хотел бы оказаться рядом, когда ты рожала.
Пальцы Ника заскользили вниз, запутались в мягких темных завитках. Теплые губы коснулись груди Мэри, лаская затвердевающий сосок. Рука продвинулась чуть ниже, и Мэри целиком отдалась ласке, запрокинув голову. Сама о том не подозревая, она мечтала об этой минуте все долгие семь лет. Он обвел языком ее сосок, сжал его губами и принялся прокладывать горячую влажную дорожку по груди Мэри. Она нетерпеливо, каждой частицей своего существа, ждала продолжения. Желание нарастало с каждой секундой.
Ник поднял ее и положил на постель. Серые глаза потемнели. Его тело покрывали шрамы, но лицо осталось таким же прекрасным, как прежде, – несмотря на долгие годы боли и лишений. Мэри улыбнулась, прощая его за все и требуя заглушить яростное пламя желания. Стена отчуждения, которая так долго разделяла их, рухнула.
Глава тринадцатая
Проникший в окно солнечный луч не потревожил обитателей спальни. Мэри Уинтерс спала, разметав темные кудри по подушке, прижавшись щекой к плечу мужа. Прошлой ночью она забыла о тайне, которую так долго хранил Ник, забыла о безотрадном прошлом – обо всем на свете. Подчиняясь упоительным движениям его тела, она помнила лишь о себе и муже. Все остальное не имело значения – кроме их сына.
Ник любил ее всю ночь: сначала – с нарастающей жаждой, стремлением выплеснуть накопившуюся страсть и прогнать возникшие опасения, затем – все медленнее и нежнее, давая ей возможность прочувствовать волны наслаждения. Наконец оба уснули, прошептав друг другу краткие заверения в любви.
Но в предрассветной тишине Ник снова придвинулся к Мэри. Открыв глаза, она увидела над собой лицо мужа, точно высеченное из мрамора искусным мастером. Серые глаза сияли. Он медленно погрузился в лоно Мэри, начиная новую череду атак и отступлений. Но на этом поле боя он не ждал победы. Вихрь ощущений стал невыносимым. Мэри приоткрыла рот, ее дыхание участилось, тело выгнулось, как лук, радостно отзываясь на мощные удары бедер Ника. Наконец наслаждение достигло высшей точки, с губ Мэри сорвалось имя Ника. Он настиг ее на вершине и вместе с ней испытал неописуемый экстаз, надеясь, что его последствием станет ребенок. Второй ребенок.
Утром в спальню герцога вошел Пирс с бритвенными принадлежностями и ковшиком горячей воды в руках. Насвистывая сквозь зубы, он расставил принесенные предметы на столе у постели и уже собирался раздвинуть шторы, когда с опозданием понял, что минувшую ночь герцог провел не один. Пирс смутился, и Вейл лишь усмехнулся при виде румянца на щеках денщика.
– Ты покраснел, – не выдержал герцог и улыбнулся, – точно школьная учительница или старая дева.
– Прошу прощения, ваша светлость, – Пирс попятился к двери. Разбуженная голосами Мэри открыла глаза и огляделась, не сразу вспомнив, где она находится.
– Уже пора вставать? – спросила она.
– Давно пора! – При виде ее растерянности Пирс приободрился. – Конечно, если вы не собираетесь весь день провести в постели. Я принес бритву и горячую воду, – добавил он, обращаясь к герцогу.
– Позднее, – махнул рукой Вейл.
– Вода остынет.
– Какая разница? Ступай, Пирс. Услышав это, денщик изумленно поднял брови, но послушно покинул комнату.
– Зачем ты выставил его? – спросила Мэри, садясь на постели и придерживая простыню на груди. Почему-то ей вдруг стало неловко. Ник поднялся, и она окинула нежным взглядом его тело, которое вновь познала за прошедшую ночь. Шрамы при утреннем свете были видны отчетливее, но они перестали ужасать Мэри.
– Чтобы увести тебя отсюда, – объяснил Ник, указывая на смятые простыни, – туда, – он указал на дверь спальни Мэри. Внезапно смешливые искры в его глазах погасли, и он потянулся к Мэри. – Пирсу придется нанять самых быстрых лошадей – иначе путешествие получится слишком длинным.
Путешествие заняло почти два дня. Мэри наотрез отказалась переночевать на постоялом дворе, зная, что, будь Вейл один, он не стал бы отдыхать. Им обоим не терпелось увидеть Ричарда. Дом, указанный Смитерсом, оказался огромным, напоминая старинную крепость. Он возвышался на вершине неприступного холма, его окружал суровый и вместе с тем живописный шотландский ландшафт. Должно быть, из окон крепости открывается изумительный вид, подумала Мэри, когда карета остановилась у извилистой дороги, ведущей на вершину холма.
– Абигейл никогда не упоминала ни о своих родных, ни о родительском доме, – заметила Мэри. – Я считала, что она одинока, что ей не к кому обратиться, не у кого просить защиты от побоев Трейвика. Но похоже, я ошибалась: ее родные наверняка занимают высокое положение в обществе.
Ник любил ее всю ночь: сначала – с нарастающей жаждой, стремлением выплеснуть накопившуюся страсть и прогнать возникшие опасения, затем – все медленнее и нежнее, давая ей возможность прочувствовать волны наслаждения. Наконец оба уснули, прошептав друг другу краткие заверения в любви.
Но в предрассветной тишине Ник снова придвинулся к Мэри. Открыв глаза, она увидела над собой лицо мужа, точно высеченное из мрамора искусным мастером. Серые глаза сияли. Он медленно погрузился в лоно Мэри, начиная новую череду атак и отступлений. Но на этом поле боя он не ждал победы. Вихрь ощущений стал невыносимым. Мэри приоткрыла рот, ее дыхание участилось, тело выгнулось, как лук, радостно отзываясь на мощные удары бедер Ника. Наконец наслаждение достигло высшей точки, с губ Мэри сорвалось имя Ника. Он настиг ее на вершине и вместе с ней испытал неописуемый экстаз, надеясь, что его последствием станет ребенок. Второй ребенок.
Утром в спальню герцога вошел Пирс с бритвенными принадлежностями и ковшиком горячей воды в руках. Насвистывая сквозь зубы, он расставил принесенные предметы на столе у постели и уже собирался раздвинуть шторы, когда с опозданием понял, что минувшую ночь герцог провел не один. Пирс смутился, и Вейл лишь усмехнулся при виде румянца на щеках денщика.
– Ты покраснел, – не выдержал герцог и улыбнулся, – точно школьная учительница или старая дева.
– Прошу прощения, ваша светлость, – Пирс попятился к двери. Разбуженная голосами Мэри открыла глаза и огляделась, не сразу вспомнив, где она находится.
– Уже пора вставать? – спросила она.
– Давно пора! – При виде ее растерянности Пирс приободрился. – Конечно, если вы не собираетесь весь день провести в постели. Я принес бритву и горячую воду, – добавил он, обращаясь к герцогу.
– Позднее, – махнул рукой Вейл.
– Вода остынет.
– Какая разница? Ступай, Пирс. Услышав это, денщик изумленно поднял брови, но послушно покинул комнату.
– Зачем ты выставил его? – спросила Мэри, садясь на постели и придерживая простыню на груди. Почему-то ей вдруг стало неловко. Ник поднялся, и она окинула нежным взглядом его тело, которое вновь познала за прошедшую ночь. Шрамы при утреннем свете были видны отчетливее, но они перестали ужасать Мэри.
– Чтобы увести тебя отсюда, – объяснил Ник, указывая на смятые простыни, – туда, – он указал на дверь спальни Мэри. Внезапно смешливые искры в его глазах погасли, и он потянулся к Мэри. – Пирсу придется нанять самых быстрых лошадей – иначе путешествие получится слишком длинным.
Путешествие заняло почти два дня. Мэри наотрез отказалась переночевать на постоялом дворе, зная, что, будь Вейл один, он не стал бы отдыхать. Им обоим не терпелось увидеть Ричарда. Дом, указанный Смитерсом, оказался огромным, напоминая старинную крепость. Он возвышался на вершине неприступного холма, его окружал суровый и вместе с тем живописный шотландский ландшафт. Должно быть, из окон крепости открывается изумительный вид, подумала Мэри, когда карета остановилась у извилистой дороги, ведущей на вершину холма.
– Абигейл никогда не упоминала ни о своих родных, ни о родительском доме, – заметила Мэри. – Я считала, что она одинока, что ей не к кому обратиться, не у кого просить защиты от побоев Трейвика. Но похоже, я ошибалась: ее родные наверняка занимают высокое положение в обществе.