Не понимаю, как она могла… Как можно не щадить подруг?! Она же знает, как я переживаю по поводу своей полноты. Помнит, что в прошлой четверти я чуть не заболела анорексией. Неужели она хочет, чтобы начался рецидив и я снова стала думать об изнуряющих диетах?
   Нет, я ей не поддамся! Не буду принимать злые слова близко к сердцу! Но когда днем в гордом одиночестве сижу за школьной партой, мне кажется, Надин написала у меня на спине большими печатными буквами "ЖИРНАЯ". Мне больно. Очень! Приходится постоянно потирать спину. Начинает ныть живот. Раздувается больше обычного — отвратительный арбуз, оттопыривающий юбку. Бью его под партой. Боль нарастает. Мне знакомо это неприятное ощущение. Начинаются месячные. Нужно мчаться домой, как только прозвенит звонок. На секунду задумываюсь: а вдруг Надин посмотрит в мою сторону? После обеда она упорно меня не замечает, хотя мы сидим недалеко друг от друга, и спокойно собирает сумку, болтая с Магдой. Магда с тревогой смотрит на меня. Она мне улыбается, но остается на стороне Надин.
   Нет, не собираюсь ждать и надеяться, что они захотят со мной помириться. Да и не могу. Нужно мчаться домой в ванную. Быстро проверяю сзади юбку и убегаю.
   — Элли, подожди! — кричит Магда. — Ну что ты ведешь себя как ребенок?
   Как ей только не стыдно! Разве я веду себя по-детски? В моих поступках прослеживается здравый смысл взрослого. Надин полная идиотка, раз позволяет совсем незнакомому парню присылать глупые письма. Он может быть кем угодно. Само имя Эллис звучит подозрительно. А вдруг он и вправду извращенец?!
   Я возмущена поведением Надин, но все равно ее люблю и не хочу, чтобы у нее были серьезные неприятности. Она ясно дала понять, что не хочет прислушиваться к моим советам. Может быть, стоит кому-нибудь рассказать? Например, ее маме с папой? Нет, нельзя. Надин меня убьет. Они с Магдой больше никогда не станут со мной разговаривать.
   — Элли! Эй, Элли!
   О господи! Рассел ждет меня возле школьных ворот. Чуть не пробежала мимо него.
   — Ох, Рассел, прости!
   — О чем это ты задумалась? Уж не обо мне ли?
   — Я волновалась из-за Надин, потому что…
   — Потому что ты только и думаешь что о ней и Магде, — раздраженно говорит Рассел. — Не понимаю, почему ты вообще со мной встречаешься? Тебе гораздо больше нравится ходить в своей девчачьей тройке.
   — Если хочешь знать, мы поссорились. Я очень волнуюсь из-за Надин — она совсем спятила и…
   — Она сумасшедшая. Послушай, забудь ты о ней и Магде! Пошли ко мне домой, и мы вдвоем чудесно проведем время.
   — Не могу!
   — Ну почему?
   Не скажешь же ему, что нужно скорее бежать в ванную. Знаю, что с другом полагается говорить обо всем. Мы и обсуждаем разные темы, но только не эту. Мне неловко.
   — Не очень хорошо себя чувствую, — честно признаюсь я. — Хочу поскорей пойти домой и прилечь.
   — Пойдем ко мне и полежим вместе.
   — Вот еще!
   — Увидишь, каким нежным я буду! Помассирую тебе лоб, плечи… Все, что захочешь…
   — Отстань!
   Почему Рассел всегда такой навязчивый? Хорошо, что меня любят и обо мне заботятся, но недавно мне показалось, что Рассел проверяет, как далеко можно со мною зайти. Мне нравится, когда мы вместе, но иногда мне больше хочется, чтобы он относился ко мне как к личности, а не думал лишь о теле своей подружки Элли.
   Тело меня подводит. Схватывает живот. Чувствую опасную влагу.
   — Прости, Рассел, но мне правда нужно домой, — говорю я и пускаюсь бегом.
   Прибегаю как раз вовремя. Анна оставила записку, что ушла в город встречаться с покупателем большой сети магазинов, который интересуется недорогими шерстяными изделиями для детей, выполненными по эскизам Анны, но произведенными в массовых количествах.
   "Если дело выгорит, придется работать еще больше, поэтому я не уверена, что соглашусь, — нацарапала мне Анна. — Ты же знаешь, что происходит у нас с папой".
   Обязательно соглашайся, Анна! Не думай о папе.
   Читаю дальше. О боже! Моголь пошел пить чай к младшей сестренке Надин, Наташе.
   "Надеюсь, буду дома около шести. Но если не смогу, пожалуйста, Элли, будь ангелом — сходи за Моголем", — пишет Анна.
   Хоть бы ее не задержали! Не хочу идти к Надин, во всяком случае сейчас.
   Приятно быть одной дома. Долго лежу в ванне с пеной и поглаживаю свой бедный распухший живот.
 
    ЖИРНАЯ!
 
   Нет! Не буду думать о Надин! И о Магде. И о папе. И об Анне с Моголем. И даже о Расселе. Буду думать о себе.
   Насухо вытираюсь, надеваю старые удобные брюки и полосатый джемпер, сижу на кровати, положив ногу на ногу, и рисую мышку Мертл. Каких только приключений с ней не произошло! Она даже бежит в Лондон и становится мышью из подземки, скрываясь в тоннелях и каждый раз умирая от страха, когда мимо проносится поезд. Ее хорошенькая голубая шерстка становится черной как сажа, и она теряет кончик хвоста, едва не попав под тяжелый башмак тоннельного рабочего.
   Конец обязательно должен быть счастливым. Маленькая девочка заманивает ее на платформу сэндвичем с сыром, заворачивает ее грязное тельце в бумажную салфетку и кладет себе в карман. Мертл уносят домой, моют, обихаживают и дарят ей чудный новый домик. Снова кукольный, но на этот раз он похож на настоящий мышиный особняк, оформленный в оригинальной синей гамме — с красивыми сине-белыми обоями в кухне, на которых изображены ивы, голубыми розами на стенах в гостиной и полночным синим небом, усыпанным маленькими серебряными звездочками, в спальне.
   Дописав сказку, я нежно глажу малышку Мертл по нарисованной пастельным мелком головке — на последней картинке она уютно сворачивается калачиком под темно-синим ватным одеялом. Потом нахожу большой конверт и пишу на нем адрес. Прилагаю записку о том, что у меня нет специального бланка для конкурсной анкеты и я знаю, что немного запаздываю с подачей рисунков… Но не могли бы они все равно взглянуть на содержимое конверта? К шести часам Анна не вернулась. Похоже, папа тоже не торопится домой. Придется быть ответственной сестрой. По пути к Надин отношу на почту рисунки о мышке Мертл.
   Иду по опрятной гравийной дорожке к дому подруги и сильно волнуюсь. В ушах гулко отдаются собственные шаги шарк, шарк, шарк. В животе екает — ек, ек, ек. Открывает мама Надин. У нее растерянный вид. Из кухни раздаются взрывы смеха — дети заразительно хохочут.
   — Ах, это ты, Элеонора. Входи, дорогая. Я думала, придет твоя мама.
   — Нет, я. Извините, Анну задержали на работе.
   — Надеюсь, ты заберешь своего братца, милая? Он слишком уж разошелся. Перед сном это вредно. Опрокинул на себя стакан с соком, пришлось его переодевать. Хотела нарядить Моголя в Наташины джинсы и свитер, но он придумал кое-что пооригинальней…
   Не успела она это вымолвить, как в комнату вбегает братишка, за которым гонится Наташа. Она в джинсах и тяжелых мальчишечьих ботинках Моголя, длинные волосы заправлены под бейсболку.
   А братец? Только посмотрите на него! Нарядился в Наташино розовое праздничное платье с оборочками, прицепил на коротко остриженные волосы кучу розовых заколок, надел на руки огромное количество браслетов и скользит по полу в туфлях на высоких каблуках с бриллиантовыми пряжками.
   — Привет, Элли-Бэлли, я твоя сестричка Моголина, а вот мой друг Нат, — пищит Моголь глупым фальцетом.
   И это мой брат, трансвестит несчастный!
   — Сию же минуту снимай платье — испачкаешь! — говорю я. — Пора домой!
   Моголь не обращает на мои слова никакого внимания. Проносится мимо с веселым гиканьем и пускается в пляс — танцует канкан, еле удерживая равновесие на высоких каблуках. Наташа заливается веселым смехом, особенно когда он всем демонстрирует ее панталоны в рюшках.
   — Оставь его со мной, — устало говорит мама Надин. — Иди поговори с подругой. Она в кабинете, работает на компьютере. В последнее время Надин часто пользуется Интернетом, когда делает уроки.
   Можно подумать! Не хочу с ней встречаться, а с другой стороны, не говорить же ее маме, что мы в ссоре! Плетусь в кабинет. Надин сгорбилась у компьютерного экрана и самодовольно улыбается, читая какое-то сообщение. Когда я вхожу в комнату, она испуганно вскакивает, быстро закрывает сайт и, обернувшись, видит меня. Краснея, смотрим друг на друга.
   — Надин!
   Повисает небольшая пауза. Что на нас нашло? Мы ведь лучшие подруги — всегда ими были и навеки останемся!
   — Пришла твоя жирная подружка, — говорю я дрожащим голосом.
   — Ой, Эл, прости!
   — А ты меня прости! — говорю я.
   Бросаемся друг к другу и крепко обнимаемся.
   — Какие мы дуры! — восклицаю я.
   — Ну конечно, Элли! Я не хотела тебя обижать!
   — И я не хотела вести себя как ханжа и зануда, ну, ты понимаешь… — говорю я, показывая рукой на экран.
   — Знаю, что это небезопасно, — в Интернете встречаются разные придурки… Но Эллис другой, Элли! Он… Ой, он парень, о котором я всю жизнь мечтала. Рассказывает удивительные вещи… Ему все обо мне интересно, не болтает только о себе, как Лайам, и не пытается морочить голову, будто он мистер Крутой. Поверяет мне тайны: как всего боится, какой он застенчивый… Говорит, если мы когда-нибудь увидимся, он слова вымолвить не сможет.
   — Ты же не собираешься с ним встречаться? — волнуюсь я, а в душе звенит предостерегающий колокольчик.
   — Нет, нет, конечно, нет, — поспешно отвечает Надин. — Не смотри на меня так испуганно, Элли! Он замечательный, правда! Слушай, я сейчас тебе покажу!
   Она включает компьютер и дает мне почитать некоторые письма Эллиса. Он действительно производит приятное впечатление. Рассуждает о сайте Xanadu и о том, что значит для него стиль фэнтези. Вспоминает, как целых пять раз читал "Властелина колец". Он считает, что это книга для мальчиков, a Xanadu любит за то, что там очень много говорится о девочках, которых он обожает. Эллис долго распространяется о том, что с двенадцати лет мечтал о необыкновенной, застенчивой девочке, как из готического романа, с которой мог бы делиться своими переживаниями. Он не хочет быть слишком назойливым и торопить события, но чувствует, Надин — именно такая девочка, только лучше, потому что очень красивая и гораздо симпатичнее актрисы, которая играет Ксанаду в телевизионном сериале.
   — Потом он говорит об очень личном, Элли, и я тебе этого не покажу. Даже Магда не читала…
   — Ну, Над, пожалуйста!
   Она уступает. Читаю, а сердце тревожно бьется. В глубине души я все равно считаю, что это бред. Только подумайте — какой-то придурок пишет Надин письма на интимные темы, а ей всего четырнадцать лет! Но он действительно красиво сочиняет — никакой пошлости, нежно, трепетно и романтично. Я бы мечтала, мечтала, мечтала услышать это от Рассела!

Глава десятая
ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ, КОГДА ИХ НЕ ПОНИМАЮТ ДРУЗЬЯ-МАЛЬЧИШКИ

   — Ах, Элли, я люблю тебя.
   Поцелуи.
   — Ах, Элли, я люблю тебя. Ну, пожалуйста!
   Снова поцелуи.
   — Ох, Элли, я люблю тебя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
   Уже не только поцелуи.
   — Ох, Элли, я люблю тебя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
   Борьба. Недовольство. Еще один поцелуй, часто прощальный. Иногда все начинается сначала. Становится немножко… скучно.
   Да нет, вовсе нет! Что это на меня нашло? Я же люблю Рассела! Он для меня единственный в мире. Ношу его кольцо не снимая.
   Просто как только мы встретимся, происходит одно и то же. Точно Рассел ни о чем другом думать не может! Ловлю себя на мысли, что мечтаю, чтобы он хоть раз отошел от сложившегося стереотипа — придумал бы что-нибудь поинтересней, как Эллис у Надин. Когда ложусь спать, в голове сам собою складывается сценарий, в котором Рассел не только говорит, но и делает самые увлекательные вещи. Однако когда мы опять начинаем целоваться и обниматься, действительность намного уступает вымыслу.
   Ну, не намного, конечно. Снова я ко всему придираюсь и ищу недостатки! Нельзя сказать, что я сама слишком уж романтичная и из кожи вон лезу, чтобы угодить Расселу. Есть одно, о чем он меня просит, и я ничего не имею против, но не могу не хихикать, что бесит Рассела, а меня еще больше смешит.
   — Ну что ты все время хихикаешь, Элли? — раздраженно спрашивает он.
   — Ну, я же девочка, а все девчонки хохотушки. Смех у нас в крови.
   — Да, но некоторые девочки знают, когда нужно быть серьезными, — настаивает Рассел.
   — Ну и дружил бы тогда с ними! — обижаюсь я.
   — Ты же знаешь, что ты лучше всех на свете!
   Успокаиваюсь и нежно его целую. Он по-прежнему очень милый. Просто мне не нравится, что он постоянно пытается заставить меня делать то, чего мне совсем не хочется. Конечно, меня к нему сильно тянет, но я еще не готова к более близким отношениям.
   — Подруга Джеффа, Джули, ему позволяет. И Яами, и Биг Мак проделывали это со многими девочками.
   — Слушай больше! — возмущаюсь я. — Ты что, обсуждаешь нашу личную жизнь со всеми приятелями-одиннадцатиклассниками?
   — Нет, — отвечает, краснея, Рассел. — Кто бы говорил! Я-то знаю, что ты обо всем рассказываешь Надин и Магде, поэтому нечего лицемерить!
   — Вот и нет! По крайней мере не столько, сколько они мне. Слышал бы ты, о чем говорит Надин ее Эллис!
   — А Магда? С кем она сейчас встречается?
   — В общем-то ни с кем. Она хотела вернуться к Грегу, но считает его бесчувственным. Ее хомячиха Помадка свалилась с лестницы, а Грег тут же предложил ей Тоффи и Мэллоу, детенышей своего хомяка. Магда ответила, что до сих пор оплакивает Помадку и ни о каких других хомяках думать не может. С Грегом ей тоже не хочется связываться.
   — Здорово! — говорит Рассел. — Биг Мак задумал повеселее отпраздновать свой день рождения и приглашает почти всех парней из нашего класса, а девочек явно не хватает.
   — Магда не такая! — свирепо говорю я. — Знаю я, что на уме у твоего Биг Мака!
   — Нет, нет! Вечеринка как вечеринка, все чин-чинарем — без глупостей. Родители тоже будут, клянусь. Я пообещал ему прийти с тобой. Пойдем?
   — Для начала мог бы меня спросить! Никогда мне ни о чем не говоришь! Как с конкурсом было…
   — Не ворчи, Элли! Ладно, все понял. Прости! Нужно было тебе раньше сказать. Это же не последний конкурс.
   — Да, но больше тебе не удастся экспроприировать моего Элли-слоника, — говорю я и легонько щелкаю его по носу.
   — Она не твоя слониха! Кто угодно нарисует веселого слоненка!
   — Да, но не классную слониху — девочку с изогнутым хоботом и накрашенными ногтями. Она Элли-слоник. Мое творение!
   И я щелкаю его сильнее.
   — Ой! Ну-ка, перестань, — говорит Рассел, схватив меня за руки.
   Мы затеваем шутливую потасовку, а потом Рассел снова принимается за старое:
   — Ах, Элли, я люблю тебя! Ну, пожалуйста!
   — Рассел! У тебя лишь одно на уме!
   — Слушай, когда выиграю приз, обязательно поделюсь с тобой, если ты настаиваешь, что сама придумала маленькую глупую слониху.
   До чего же мило и щедро с его стороны, хотя меня все равно что-то раздражает. К тому же надоело продолжать затянувшуюся борьбу.
   — Хватит, Рассел! Мне пора. Нужно успеть в магазины, пока не закрылись.
   — Значит, тебе интереснее ходить по скучным магазинам, чем быть со мной? — обиженно спрашивает Рассел.
   — Я не для удовольствия туда иду. Надо купить продукты домой.
   За завтраком я предложила сходить в «Уэйтроуз» вместо Анны, потому что у нее дел невпроворот. Специально сказала это при папе, потому что знала — он поймет.
   — Послушай, мы поедем за продуктами в воскресенье. Элли, не смотри на меня так! Хватит изображать из себя мученицу!
   Ничего бы не получилось, если бы мы все вместе отправились в воскресенье по магазинам. Мы больше не ведем себя как дружная семья. Папа с Анной почти не разговаривают. Вечером он возвращается по-прежнему поздно. Анна все так же работает не покладая рук. Теперь у нее на лбу не разглаживается тревожная морщинка, а под глазами не проходят темные круги. Моголь постоянно хнычет, хотя Анна всегда покупает ему маленькие подарки, чтобы он не грустил. Братишка всюду ходит за ней хвостом, точно маленький. Знаю: Анна очень из-за него переживает. Не хочу, чтобы она и из-за меня расстраивалась.
   Иду по магазинам, хотя это еще скучнее и тяжелее, чем я думала. Не могу найти и половину того, что нужно купить. Медленно передвигаюсь между полками. Застреваю в очереди в кассу. Передо мной остается только одна женщина. Начинаю вытаскивать продукты из тележки и вдруг чихаю. Роюсь в карманах, ищу бумажный носовой платок. О, нет! Носовые платки! Совсем про них забыла!
   Бегу в отдел. Громыхают разболтанные колеса тележки. Врезаюсь в высокого блондина в белом комбинезоне и шапочке, который ставит в холодильник пакеты с молоком. Один падает на пол — оба охаем. К счастью, пакет не лопнул и молоко не разлилось.
   — Хорошо, что нам не придется плакать над пролитым молоком, — замечаю я и не понимаю, откуда мне знакома его улыбка.
   Вдруг до меня доходит — да это же парень моей мечты, парень, с которым я часто сталкиваюсь по дороге в школу. В буквальном смысле. И надо же — опять встретились!
   — Прости, пожалуйста! Не думай, что я всегда в кого-нибудь врезаюсь.
   — Только в меня.
   — Не знала, что ты здесь работаешь.
   — Нельзя сказать, что в этой одежде я чувствую себя крутым, — смеется он, лихо сдвигая набекрень свою белую шапочку, — но сейчас работа меня вполне устраивает. Я решил пропустить год и не поступать в университет.
   — И я тоже после школы не сразу пойду учиться дальше. Мы с подругами уже обо всем договорились. Полгода поработаем, а полгода будем путешествовать.
   Хочется поехать в какое-нибудь необыкновенное место, скажем, в Австралию. Надин мечтает об экзотической стране, например Индии, а Магда спит и видит взять напрокат машину и отправиться по Америке — ну, конечно, если сдаст экзамен по вождению.
   Я ему все это говорю, он вежливо кивает, а сам, наверное, думает, что мечтать не вредно… Потом вспоминает, как путешествовал месяц по Европе и останавливался в палаточных лагерях. Не люблю кочевой образ жизни! До покупки коттеджа мы тоже много ездили по Уэльсу. Было сыро и противно. В спальный мешок заползали муравьи, и я уверена, что однажды ночью по моей голове пробежала мышь. Может, и не мышь вовсе, а лишь волосы пощекотали лицо, но я подняла ужасный крик.
   Рассказываю об этом принцу, и он весело хохочет. Вдруг поднимаю голову и вижу, что на нас во все глаза смотрит Рассел, хотя мы расстались всего полчаса назад.
   — Рассел, что ты здесь делаешь?
   — Не волнуйся. Не хочу вам мешать, мрачно говорит он.
   — Ладно, пора и поработать, — замечает мой знакомый и, наклонив ко мне голову, спрашивает: — Это твой друг? Какой милый!
   Однако поведение Рассела милым не назовешь. Он быстро удаляется, и я вынуждена догонять его бегом. Тележка виляет из стороны в сторону, милым старушкам и мамам с малышами ничего не остается, как в ужасе отскакивать, чтобы уступить мне дорогу.
   — Рассел, ну подожди! — жалобно кричу я. — Что ты здесь делаешь?
   — Меня совесть замучила, когда ты одна пошла в магазин. И я подумал: нужно тебя найти и помочь нести сумки. Мне и в голову не могло прийти, что ты вообразишь себя мисс "Уэйтроуз".
   — Что? — не понимаю я.
   — Не смотри на меня невинными глазами, Элли! Я и не подозревал, что у тебя что-то может быть с этим парнем в глупом колпаке.
   Не могу удержаться от хохота, но Рассела это еще больше раздражает.
   — Ах, Рассел, ну послушай! Мы с ним почти не знакомы!
   — Да что ты говоришь! Меня чуть не стошнило, когда я увидел, как он на тебя смотрит. Наверное, влюблен по уши.
   — Я только знаю, что он голубой.
   Теперь наступила очередь Рассела широко раскрыть рот.
   — Что?!
   — То, что слышал, Рассел. И уж если ему кто-нибудь понравился, так это ты. Говорит, ты очень симпатичный. В общем, ты его сразил наповал!
   Рассел густо краснеет.
   — Понял. Ладно. Надо же! Кто бы мог подумать! Надеюсь, ты ему дала понять, что я твой друг?
   — Мне показалось, ты ревнуешь, — замечаю я.
   — Этого еще не хватало! Просто я не хотел, чтобы ты делала из меня дурака.
   — Да брось ты!
   — Теперь все понятно.
   — Ну, снова друзья?
   — Мы гораздо больше, чем друзья, глупая, — говорит Рассел, беря меня за руку и нежно поворачивая кольцо на пальце.
   Он помогает мне донести тяжелые сумки до дома. Анна очень благодарна нам обоим. Рассел пьет с нами чай, и в это время приходит папа — так рано он уже давно не возвращался. Он приносит большой пакет с продуктами из "Сэйнзбери".
   — Папа, я была в «Уэйтроузе», — сообщаю я.
   — Ну, теперь у нас не скоро кончатся носовые платки и масло.
   — Спасибо за покупки, — говорит Анна и роется в сумочке. — Сколько я должна? Я тебе заплачу из денег, отложенных на хозяйство.
   — С какой стати? Что, мне нельзя принести продукты? Я еще зарабатываю! Может быть, меньше, чем ты, но все же, — возмущается папа.
   Никакой надежды! Я думала, родители помирятся, а они по-прежнему ненавидят друг друга, хотя при Расселе им приходится демонстрировать холодную вежливость. Помогаю Анне выгружать второй пакет, открываю коробку с бумажными носовыми платками, которую принес папа, и снова чихаю. Хоть бы не подхватить простуду от Моголя! Он больше не хлюпает носом, но часто кашляет.
   Папа с Расселом пытаются завести беседу, но у них это плохо получается, особенно когда Рассел начинает рассказывать о том, как Цинтия бросилась покупать свитер от Анны Аллард. Папа лишь мычит в ответ, и Рассел, поняв свою оплошность, старается перевести разговор на конкурс рисунков. У него хватает наглости хвастаться комиксом со слоненком!
   — Это мой слоник! — бормочу я.
   — Элли, я же обещал поделить денежную премию, хотя слоник мой, а не твой!
   — Надо сказать, Элли с детства рисует забавных слонят, — замечает папа, попивая чай, налитый Анной, которую он даже не поблагодарил. — Почему ты сама не нарисовала слоненка, Элли?
   — Она опоздала вовремя отправить рисунок, — говорит Рассел, словно я поленилась заранее подготовить материалы к конкурсу.
   — И все же я успела, только послала не слоненка, а маленькую голубую мышку.
   Папа удивленно смотрит на меня и спрашивает:
   — Уж не мышку ли Мертл?
   — Да.
   — Это тоже твой любимый персонаж? — спрашивает Рассел. — Мне теперь и мышей нельзя рисовать, а то ты будешь сердиться? Может, ты и компании Уолта Диснея прикажешь поменьше высовываться?
   Я не обращаю внимания на Рассела и смотрю на папу. Надеюсь, он промолчит, но не тут-то было.
   — Мертл придумала мама Элли, — объясняет папа.
   Рассел смотрит на Анну.
   — Нет, ее родная мама.
   Анна вздрагивает. Не думаю, что папа хочет ее обидеть. Выражение его лица смягчается:
   — Когда Элли была совсем крохой, ее мама придумала мышку Мертл, потому что малышка отказывалась ложиться спать без очередной сказки.
   — Мы вместе ее придумали, папа. И я всегда ее рисовала. Ну, сначала, конечно, использовала образ маминой мышки, а потом придумала свой.
   — Так ты скопировала мышку для конкурса с маминых рисунков?! — кипятится Рассел. — Ах ты маленькая лицемерка! Еще ко мне придираешься, будто я повторил твоего Элли-слоника! Ничего я у тебя не срисовывал!
   — А я у мамы не срисовывала!
   — Ты сама нам только что об этом сказала! — настаивает Рассел.
   — Когда была маленькой, я действительно подражала маме, а теперь придумала другую мышку. Она совсем не похожа на ту Мертл, которую создала мама, — отбиваюсь я.
   — Ерунду ты говоришь, а если взяла мамин эскиз, это — нечестно! — заявляет папа.
   Мне хочется его ударить. Кажется, Анне тоже.
   — Ты несправедлив! Элли просто использовала сказочный образ мышки как мотив для собственного персонажа. Конечно, она никого не обманывает! Как можно говорить такие вещи собственной дочери! Что на тебя нашло?
   — Я завидую, да? Так, во всяком случае, думает моя драгоценная дочь.
   — Папа, меня, наверное, не допустят к этому дурацкому конкурсу. Я слишком поздно отправила рисунок. Может быть, они его уже выбросили.

Глава одиннадцатая
ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ, КОГДА СБЫВАЮТСЯ ИХ МЕЧТЫ!

   Умираю! Вся горю, но не могу согреться. Нос забит, горло дерет, голова раскалывается, в груди давит. Знаю, я очень, очень, очень сильно заболела. Уверена, что у меня воспаление легких. Двустороннее воспаление. Нет, трехстороннее. Подождите, ведь у меня всего два легких! Кажется, они надулись, как шары, и вот-вот лопнут.
   Все думают, я просто заразилась от Моголя. Но это не обычная простуда. Как можно при простуде настолько плохо себя чувствовать? Кажется, никто меня не жалеет. Папа с Анной заставили меня вчера пойти в школу, и это несправедливо. Пустая трата времени! На уроках я не могла сосредоточиться и еле ползала по хоккейному полю. Ладно, ладно, я не очень сильна в спортивных играх, но даже на рисовании, моем любимом предмете, я не могла нормально работать.
   Мы застряли на натюрмортах. Гораздо больше люблю рисовать сцены из жизни, хотя мистер Виндзор постарался нас увлечь. Он показал нам репродукции изящных испанских натюрмортов с кочанами капусты на веревке, а потом достал настоящую связку капусты, потряс ею в воздухе и предложил ее нарисовать. Магда попробовала стукнуть один кочан о другой, чтобы посмотреть, не зазвенят ли они, как подвески, но вместо звона получился глухой щелчок, и все веревки перепутались. Мистер Виндзор пригрозил открутить нам головы и связать их, как капусту, если мы сейчас же не успокоимся. На какое-то время мы притихли, хотя Магда продолжала ныть, что от запаха капусты ее тошнит.