Уилсон Жаклин. Двойняшки

    И мы ответили:
    — Мы хотим сидеть вместе.
    И она спросила:
    — И это всё? Нет ничего проще!
    И была права. Нас посадили вместе, и я больше не плакала, а Руби не хулиганила. Ну конечно, не без этого, но гораздо меньше.
    Но привыкнуть к школе оказалось непросто. Сейчас всё встало на свои места. Нас приняли — больше не пялятся и называют двойняшками. Именно этого нам и хотелось. В каждом классе мы сидим вместе. Мы всё делаем на пару. Сидим вместе за обедом, даже в туалет бежим в одно и то же время.

    Хорошо учимся, иногда выходим в классе на первое место, особенно когда сочиняем рассказы или работаем над одним заданием.
 
   Но больше всего нам нравятся уроки по актёрскому мастерству. Мы потрясающе талантливы! Ну, это скорее обо мне. Гарнет краснеет и путает слова.
 
    Хватит, Руби!
 
   Так ведь это же правда! Если бы ты не была такой робкой, у тебя всё чудесно бы получалось! Не понимаю, в кого ты такая… Вот я ничего не боюсь!
 
    Послушай, я хотела написать…
 
   Ты уже пишешь целую вечность и бормочешь про то, какими мы были в начальной школе. Кого интересуют воспоминания детства? Пиши о том, что происходит сейчас. Не забудь рассказать о неприятностях — ничего не пропусти!
 
    Ну, давай ручку.
 
   Скажи «пожалуйста»! Эй! Отстань!
   — Вы что, девочки, ссоритесь?
   Это бабушка. Она видела, как мы вырываем друг у друга ручку.
   — Вы умеете делиться, когда захотите. Когда уедете, вам придётся вспомнить всё, чему я вас учила. Онане будет волноваться по поводу ваших манер!
   — Ах, бабушка, я не хочу уезжать! — вздохнула я, забравшись к ней на колени.
   — Смотри, не задень мне бедро и колено! Руби, ты ужасно тяжёлая! Ну-ка, брысь! — сказала бабушка, тем не менее крепко прижав меня к себе.
 
   —  А можно мне тоже к вам? — спросила я.
    Я села на подлокотник кресла, чтобы с другой стороны не задеть бабушкино бедро и колено, но она притянула меня прямо к себе на колени.

    Мы крепко прижались друг к другу. Я заплакала.
    — Прекрати, Гарнет! — сказала Руби и больно меня ущипнула.
    Она сама с трудом сдерживалась и сидела с перекошенным лицом. Руби боялась, что расплачется из-за меня, хотя она никогда не плачет. Бабушкины глаза тоже наполнились слезами.
    — Ах ты господи! — всхлипнула она.
    Бабушка погладила нас своими бедными руками. Пальцы из-за артрита её не слушались. Она поискала в рукаве носовой платок и вытерла мне и себе лицо. А потом притворилась, будто хочет высморкать Руби нос.
    — Давайте-ка закроем кран. Не хочу, чтобы в моём кресле разлилась лужа.
    — Ах, бабушка! Пожалуйста, ну пожалуйста, поедем с нами! — взмолилась сестра.
    — Не береди душу, Руби! Ты же знаешь, всё у же решено, и пути назад нет.
    — Но мы будем очень по тебе скучать, — сказала я, зарываясь носом в её шерстяную кофту.
    — И мне будет не хватать вас обеих, мои девочки! Вы будете меня навещать и спать валетом в своих мешках, и я, если буду жива, приеду на Рождество посмотреть, как вы устроились на новом месте.
   —  Не говори «если»! Ты обязательно должна приехать!
    — Посмотрим. Вдруг всё это окажется ни к чему? Она понятия не имеет, что значит вкусно готовить. Вполне вероятно, и индейку покупать не станет.
    — Тогда почему бы нам всем не приехать к тебе на Рождество? Ты приготовишь праздничный обед — клюквенный соус, маленькие сосиски, начинку из каштанов… Ням-ням! — размечталась Руби.
    — В моей новой квартире очень маленькая духовка — в ней и цыплёнок едва поместится, — сказала бабушка. — Прости, родная, рождественского ужина больше не будет.
    — Не будет больше запечённой картошки с вкусной корочкой, и рождественского торта с маленькими серебряными оберегами, и красно-жёлто-зелёного светофора из желе, — заревела Руби.
    — Кажется, ты больше будешь скучать не по мне, а по угощениям, — сказала бабушка, качая головой. — Ну ладно, хватит. Вы меня совсем придавили! Возвращайтесь-ка лучше к своей писанине. Вы к школе готовитесь?
    К школе готовиться нет никакого смысла. Нам совсем недолго осталось туда ходить. На новом месте придётся идти в новую школу. Начнётся новая жизнь, которая нам будет не в радость.
 
   И всё из-за неё! Мы её терпеть не можем! ПРОСТО НЕНАВИДИМ!

 
    Да, ненавидим! Всё началось с тех самых пор, когда папа встретил Розу. Она то и дело приходила и нас расстраивала, вмешивалась куда её не просят! Всё норовила изменить!
 
   Начала с папы. И не только повлияла на его поведение — чмок-чмок — фу! Она накупила ему обновок. Был папа как папа в обычной одежде — свитерах и брюках. Костюмы, белые рубашки и полосатые галстуки по будням. Она и до его галстуков Добралась. Сначала купила ему ярко-красный в цветочек. Потом галстук с Мерилин Монро и Микки-Маусом. В своих дурацких галстуках папа сам стал похож на персонаж мультфильма. Но это её не остановило. Не тут-то было!
   Вы даже представить себе не можете — трусы с Дональдом Даком! Хорошо хоть их под брюками не видно! Потом взялась за рубашки. Зелёные в полоску… Красные в клетку… Голубые в горошек!
   Сказала, они оживят его старый костюм.
   Ещё хуже дело обстояло с одеждой, которую папа носил по выходным. Заставила сдать в магазин для бедных тренировочные штаны и удобные вельветовые брюки — они, видите ли, его старят, и превратила папу в чужого мужчину — придурковатого модника в чёрных джинсах, голубых хлопчатобумажных куртках и рубашках спортивного покроя.

   Она даже стала называть его новым именем — Рик. Рик, туда! Рик, сюда! А иногда и вообще — Рики. По-моему, уже достаточно, чтобы нас довести.
   Бабушке это тоже не понравилось.
   — Его зовут Ричард, — как-то раз прошипела она. — Мы всегда называли его Ричардом. Никто и никогда не называл его Рики или Рик.
   Гарнет всегда съёживается, когда бабушка говорит таким голосом. Но Розу этим не проймёшь — она лишь улыбнулась в ответ:
   — А я зову его Рики.
   Бабушка нахмурилась и скрипнула зубами.
   — Ах, господи! — участливо сказала Роза. — Сегодня очень болит?
   Роза — вот от кого люди болеют.
 
    У бабушки и правда всё болит. Обострился артрит — иногда она даже не может подняться с постели, и нам с Руби приходится ей помогать. Из-за больного бедра уйма времени уходит на то, чтобы спуститься с лестницы, и всё труднее подниматься наверх, в туалет. Когда она сидит в кресле, ей трудно потом встать. Нам с Руби приходится поднимать — Руби с одной стороны, а я — с другой.
    Каково ей будет без нас?
    Бабушка переезжает в так называемое защищённое жилище. Сначала мы решили, что бабушка устроится под навесом на автобусной остановке.

    Но всё оказалось не так плохо. Она поселится в маленькой квартирке, в доме, где живут пенсионеры. Ей всегда помогут, и в любой момент можно будет нажать на кнопку, чтобы вызвать врача.
    Мне кажется, похожая кнопка сидит у меня внутри, и я только и делаю, что жду, когда завоет сирена.
 
   Мы с Гарнет тоже переезжаем. И папа с Ней.Папа потерял работу. Это называется попасть под сокращение. Он сказал, что его это не волнует, к тому же он всегда ненавидел свой скучный офис. Но вид у него встревоженный.
   — Как же ты проживёшь без скучной зарплаты? — спросила, фыркнув, бабушка. — Ох, Ричард, какой же ты дурак! Разве можно было до этого доводить? У тебя ведь двойняшки на руках!
   — Я не виноват, — ответил папа.
   — Ты никогда не выказывал особого рвения. А с тех пор, как связался с этой Розой, вообще превратился в хиппи.
   — Ах, ради всего святого…
   — Твои дурацкие галстуки и рубашки стали последней каплей. Ну конечно, от тебя поспешили избавиться! И что ты теперь будешь делать? Ты читал в газете колонку с объявлениями "Требуется помощь"?
   — Я больше не хочу этим зарабатывать на жизнь, — сказал папа. — Дали довольно приличное выходное пособие, и появился шанс начать своё дело. Можно продать дом и купить магазин где-нибудь в деревне. Да, книжный магазин! Ты меня всегда пилила и уговаривала продать часть книг.
   — Ты говоришь чепуху! На меня не рассчитывай!
   И на нас, папа, не рассчитывай! Мы с Гарнет не хотим в этом участвовать! Не хотим переезжать в деревню и открывать там дурацкий магазин. Не хотим покидать бабушку. Не хотим расставаться с друзьями и уходить из школы. Не хотим начинать новую жизнь и жить с тобой, если это означает, что мы должны жить с Ней! Потому что Роза едет с нами. Пусть на ней заведётся тля и ложномучнистая роса. Чтоб ей засохнуть!

 

Глава четвёртая

    Если буквы вкривь и вкось, это потому, что мы пишем в пути.
   Фургон трясёт, и нас укачивает — жизнь перевернулась.

   Папа и вправду купил магазин и даже не взял нас с собой, когда поехал его смотреть. Исчез на выходные с Розой, а вернувшись, объявил:
   — Ну-ка, угадайте, что я купил? Магазин!
   Мы на него изумлённо уставились. Он вёл себя глупо, совсем не как папа. Нашпапа.
   Мы привыкли к тому, что он говорил:
   — Ну-ка, угадайте, что я купил? Целый ящик книг!
   Но книжные магазины не покупают в один день. У нормальных людей месяцы уходят на раздумья, осматривание помещений и встречи с юристами.
   — Всё очень просто. Одна милая пожилая пара решила уйти на пенсию. Они будут счастливы хоть сейчас освободить дом. Если не удастся сразу же продать наш, то на какое-то время придётся сдать его студентам. Бабушка переезжает на новую квартиру, где ей как пенсионерке будет обеспечен полный уход. Роза снимает комнату, поэтому в любой момент может закрыть свой киоск. Значит, и у неё не будет проблем с отъездом.
   Похоже, проблемы только у нас с Гарнет. Наше мнение никого не интересует.
   — А почему ты не взял нас с собой, чтобы узнать, понравится ли нам новое жильё? — спросила я.
   — Вам там не может не понравиться! — пообещал папа. — Деревня находится вдали от города, у реки. Кругом холмы… Сказочное место! Пруд с утками, как из книжек Беатрис Поттер… Всего одна центральная улица с магазинами… Наш стоит как раз посередине. Закажем полки для книг, а Роза оборудует витрину для своих безделушек. У неё полно дизайнерских идей. Места наверху — сколько хочешь… Вы, девочки, чудесно устроитесь на чердаке. У вас будут свои апартаменты! Вот увидите, как мы здорово заживём!
 
    Сару Кру из "Маленькой принцессы" тоже поселили на чердаке, заставив на всех батрачить, но ей хоть разрешили остаться жить при школе..
 
   А нам пришлось из своей школы уйти.
   Было очень грустно прощаться с ребятами и учителями.

   Но ещё печальнее было прощаться…
 
    Руби не хочет об этом писать. Вечно она оставляет мне самое неприятное — и без того на душе кошки скребут!
    Ах, бабушка! Как нам без тебя плохо! Мы очень, очень по тебе скучаем. Ты нас гоняла, порой была строгой, могла даже шлёпнуть, но нам не было больно, потому что пальцы тебя не слушались. Ворчала ты от старости, а злилась, когда мы и вправду безобразничали.
    Ах, если бы ты сейчас была с нами! Сердилась бы сколько угодно, воспитывала, шлёпала — мы бы ничего не имели против!
    Ты не злилась, не раздавала подзатыльники направо и налево, когда мы перевезли тебя на новую квартиру, но и радости не испытывала и ни разу не улыбнулась. Как-то вдруг сгорбилась и скукожилась… В общем, без слёз на это…
    Мы помогли обставить комнату — принесли твоё любимое кресло, горку с фарфоровым сервизом и другие вещи, но на новом месте они показались чужими, и то, что получилось в результате наших усилий, мало напоминало дом.
    К тебе зашёл поздороваться смешной дедушка-сосед и подарил в честь приезда букетик цветов из своего сада. Папа пошутил, что ты сразу нашла себе ухажёра, но ты не улыбнулась. А когда папа сказал, что всё к лучшему и тебе понравится на новом месте, ты лишь фыркнула в ответ. Промолчала, но так на него посмотрела, точно хотела крикнуть: "Кого ты пытаешься обмануть?!"

    Даже не поцеловала папу на прощание, а просто подставила ему щёку, и мы тебя за это не осуждаем, бабушка.
    Ты поцеловала нас, а мы — тебя… много-много раз.
 
   Мы лишь односложно отвечаем на папины вопросы и до сих пор с ним не разговариваем. И с Розой тоже. В этом нет необходимости. Общаемся с Гарнет на своём, нами изобретённом, близнецовском наречии, чтобы они непоняли.
   Придумываем множество названий для предметов. Иногда слова вообще не нужны, и мы переговариваемся при помощи знаков. По сигналу заходимся в кашле, чихаем или корчимся от смеха.
   Розе не позавидуешь — она не привыкла к нашим фокусам.

   — Прекратите! — велит папа.
   — Что прекратить, папа? — спрашиваем мы хором.
   — Хватит паясничать! — восклицает он, замахнувшись на нас свободной от руля рукой.
   — Как им это удаётся? — удивляется Роза.
   — Что удаётся? — интересуемся мы в один голос.
   — Перестаньте! У меня по спине мурашки бегут! Неужели вы действительно умеете читать мысли друг друга? — поёжившись, спрашивает она.
   — Ничего они не умеют! — ворчит папа.
   — Как же девочки не сбиваются, когда говорят хором, точно клоуны? — удивляется Роза, пристально на нас уставившись.
   — Не знаю, — пожимает плечами папа.

   — Зато мы знаем! — отвечают Розины мучители, синхронно приподняв брови и таинственно сверкнув глазами.
   Терпеливо ждём, пока Роза повернётся к нам спиной и начнёт искать на нашем старом приёмнике какую-нибудь музыкальную программу. Я подаю знак Гарнет, слегка толкнув её локтем. Мы дружно запеваем дурным голосом.
   Роза вздыхает в изнеможении.
   — Прекратите хор голодных, двойняшки! — сердится папа.
   Притворяемся, будто берём ложки и с жадностью набрасываемся на еду.
   — Очень смешно! — вздыхает папа.
   Видно, ему не до шуток.
   Когда он пытается сосредоточиться на дороге, я хватаюсь за воображаемый кинжал и потешно показываю, как нападаю на Розу. Гарнет старательно попугайничает, но не успевает вовремя остановиться. Папа замечает подвох, и сестра испуганно трясёт рукой, словно она онемела.
   — Во что это вы играете, девочки? — спрашивает папа.
   Мы глупо на него таращимся и пожимаем плечами.
   Папа устало вздыхает, потом убирает одну руку с руля и обнимает ею Розу.
   Я снова толкаю Гарнет локтем, и мы грубо хохочем.
   Папа сжимает Розино плечо, но молчит. Она тоже не реагирует. Притихли и мы. Слышен лишь треск приёмника — он то замолкает, то странно пищит.
   Ему подыгрывают мои внутренности. Может, меня укачивает? И прекрасно! Если начнёт тошнить, буду целиться в Розу.
 
    Руби стало плохо. Она не промахнулась — попала в Розу и… в меня.

   Тебе ещё повезло!
 
    Зачем ты пишешь? Вдруг снова начнёт тошнить?
 
   Здорово получилось, правда?
 
    Да, но уж в следующий раз постарайся перетерпеть! Роза израсходовала целую коробку бумажных салфеток. Папе пришлось остановиться на ближайшей станции техобслуживания, и мы с сестрой направились отмываться в женский туалет. Роза долго соскребала вонючий привет Руби с перепачканных джинсов и свитера. Целлофановый пакет пришёлся как нельзя кстати!
    — Вот бы вас посадить в этот пакет! — вздохнув, сказала она. — Послушайте, можете сколько угодно вести себя как идиотки — мне наплевать, но папа ужасно расстраивается.
    Мы промолчали, а Руби, несмотря на плохое самочувствие и озноб, нагло улыбнулась.
    — Неужели вы не хотите, чтобы он был счастлив"? — спросила Роза, пристально на нас взглянув.
    Только не с тобой!
    — В последние годы папе пришлось нелегко. Вы обе были от горшка два вершка и наверняка не помните, что, когда умерла ваша мама, он чуть не свихнулся от горя.
    Мы молча, с ненавистью на неё уставились.
    Какое она имеет право?! Нам показалось, что мы сами вот-вот чокнемся.
   —  Ему было очень тяжело, но он жил ради вас. Старался подстроиться под вашу бабушку. Не мне вам рассказывать, какой нелёгкий у неё характер!
    Как она смеет критиковать нашу бабушку?!
    — Он не развлекался, никуда не ходил, жил один-одинёшенек, — продолжала Роза.
    Как это один? А мы?!
    — Страдал от невыносимо скучной работы в офисе. Чуть в старика не превратился, хотя ему едва исполнилось тридцать.
    С ума она, что ли, сошла? Это же наш папа — он и должен быть пожилым!
    — А сейчас у него появился шанс начать жизнь с чистого листа, заняться любимым делом… Он радуется, как ребёнок! А вы не даёте ему покоя! Неужели сами не замечаете?!
    Как же, не замечаем! Именно этого и добиваемся! И не мы его мучаем, а она. Из-за неё одни неприятности, из-за неё, из-за неё!

 
 

Глава пятая

    Наконец-то мы прибыли. Глаза бы мои ни на что не глядели!
 
    И мои тоже!
 
   Жаль, что не нашли места похуже! Да ещё прилипли к нему с самыми ужасными людьми на свете! Прилипли, прилипли, прилипли!

    Ну, нельзя сказать, что здесь совсем уж плохо.
 
   Нет, отвратительно!
 
    Ну погоди, Руби! Я говорю не про магазин. И не про деревню. А пейзаж вокруг? Особенно холмы.
    Мне до жути не хотелось идти на прогулку с папой и Розой, но, когда мы поднялись на вершину холма, когда любовались открывшимся чудесным видом на много километров вокруг… оказались чуть ли не на облаках… увидели внизу овечек, диких пони… я вдруг почувствовала, что стоит сделать шаг — и полетишь…
 
   Хватит разглагольствовать, мисс Художница-Выпендрёжница! Надо же, до чего договорилась! Облака… охота полетать… Точно стихотворение к уроку литературы сочиняешь: "Как я провела день в деревне". Скука смертная! И пейзаж — хуже не бывает! Серые холмы, серые поля, серые деревья и серый дождь.
   Розе тут тоже не по себе. Она по-прежнему воркует с папой, но мы её постоянно доводим, поэтому ей не до красот природы. Как она позеленела, когда я будто случайно, а на самом деле нарочно, зацепила веткой её дурацкие колготки с рисунком, которые сохли на верёвке. В деревенском магазине нашлись только дамские бежевые, и старушка Роза готова была душу продать — лишь бы поскорее оказаться в универмаге в отделе "Носки-чулки".

   Супермаркет ей тоже не нравится, потому что в нём не найти свежих овощей и фруктов и хлеб продаётся в нарезке в целлофановых пакетах.
 
    Да, но папа говорит, что будет выращивать в саду малину, помидоры и зелёную фасоль и попробует сам испечь хлеб.
 
   Ты и уши развесила! Папа и тоста подсушить не может! Бабушка всегда говорила, что он ни на что не способен!
 
    А папа говорит, это всё потому, что она никогда не позволяла ему как следует развернуться, вечно ворчала: "Ну-ка, нечего путаться под ногами! Марш из кухни!" Господи, как нам плохо без бабушки! Хоть бы она жила здесь, с нами!
 
   Нет, хоть бы мы жили в старом доме, а не в этой дыре. Мы в неё не вписываемся!
 
    Папин магазин тоже не вписывается, особенно сейчас. Обычно антикварные магазины красят белой или бледно-бежевой краской. Стены папиного магазина сначала тоже были грязно-белого цвета — вот он и решил их немного оживить.
   —  Назову его "Красный книжный магазин", — сказал он. — В честь моих трёх девочек. Рубины красные, гранаты и розы — тоже. Давайте попробуем выкрасить его в красный цвет!
    Он поехал в ближайший хозяйственный, что в нескольких километрах от нашей деревни, и вернулся с тяжёлыми банками ослепительно алой краски. Предполагалось, что мы с Руби будем помогать Розе зачищать стены от старой побелки, но через десять минут работы сестра швырнула губку в ведро, процедив сквозь зубы:
   —  Нам надоело играть в эту игру, — и гордо удалилась.
    Что мне оставалось делать — я последовала за ней.
    — Эй, ну-ка вернитесь, лентяйки! — крикнула Роза и запустила в нас губкой.
    Руби вовремя уклонилась. С губки капала вода. Руби поймала губку и прицелилась. Надо признаться, у неё глаз — алмаз, губка угодила прямо Розе в нос.

    Мы бросились бежать со всех ног. Бродили по деревне, гуляли вдоль ручья, пошли на речку, но было очень грязно, а мы без сапог… Я поскользнулась и плюхнулась прямо в грязь. Вид у меня был ещё тот! Руби нещадно надо мной подтрунивала, и настроение вконец испортилось. Попробовала оттереть грязь травой, но ничего не получилось.
    Я расплакалась, а Руби рассердилась:
   —  Почему ты вечно ведёшь себя как маленький ребёнок? Сама виновата, что поскользнулась. Ну и что в этом страшного? Подумаешь — испачкала старые джинсы! Она не посмеет нас отругать, потому что она нам никто — не мама и даже не родственница. Хватит хныкать!
    — Как я в заляпанных джинсах пойду по деревне?! Меня же засмеют!
    — Больше им делать нечего! Никто и внимания не обратит — ты уж мне поверь! — заявила Руби.
    Но она покривила душой. Меня заметили. Ребята, что ловили рыбу с моста, во все глаза уставились на нас. Ну, во-первых, мы недавно приехали, а во-вторых, мы же двойняшки! Мальчишки сразу заулюлюкали и стали кричать разные глупости.
    Руби и не подумала улизнуть, как я рассчитывала, а схватила меня за руку, крепко её сжала и слегка тряхнула, чтобы я опять не вздумала разреветься. Потом направилась прямиком к мальчишкам. Лицо у сестры сделалось красное, как рубин, что вполне соответствовало её имени.
    — Ну и что здесь смешного? — спросила она, подойдя ближе и подав мне знак, чтобы я её слушалась.
    — Что смешного? — повторили мы хором.
    Среди парней были не только наши ровесники, но и ребята постарше. Руби это ничуть не смутило.
    Мальчишки поменьше отступили. Я их тоже здорово напугала. А как же — маршировала с Руби нога в ногу, говорила с ней в один голос… Когда мы ведём себя подобным образом, многие впадают в панику.
    На парней постарше это вряд ли произвело должное впечатление. Толстый бугай грязно выругался, и все снова загоготали.
    — Ах, оказывается, вам смешно, что кто-то случайно испачкался?! — сурово спросила Руби.
    — Смешно, да? — повторили мы в унисон.
    Потом Руби посмотрела на меня, перевела взгляд на грязную траву, и я знала, что за этим последует — нужно было, как автомат, повторять за ней. Мы нагнулись, окунули руки в лужу, распрямились — и, пока они на нас глазели, залепили им грязными комьями прямо по физиономиям.

    — Ну что, получили? Что ж вы не смеётесь? — спросила Руби, и мы бросились наутёк.
    Парни помчались за нами, но мы бегаем очень быстро, поэтому скоро они остались далеко позади. Легче от этого не стало — ведь в перепачканных джинсах до нормального вида мне тоже было далеко.
    — Они сейчас выглядят не лучше, — пробормотала Руби, переводя дыхание. — Ну и рожи у них были! Ах, вот здорово! Ну-ка, улыбнёмся нашей фирменной улыбкой! Мы молодцы, близнецы-удальцы! — оскалив зубы, скомандовала Руби.
    — Мы молодцы, близнецы-удальцы! — покорно отозвалась я, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.
    Обычно, находясь в приподнятом расположении духа, мы исполняем близнецовский ритуал. Руби засовывает пальцы в уголки моего рта и растягивает его в улыбку, и я проделываю с ней то же самое.

    С большим трудом мне удалось изобразить улыбку, какую вырезают в тыкве на Хэллоуин. Я постоянно оглядывалась назад — не пришло ли кому-нибудь в голову продолжить погоню.
    — Не волнуйся! Мальчишки вернулись к своим дурацким удочкам, — почувствовав моё волнение, успокоила Руби.
    — Но они всё равно когда-нибудь нас поймают, да? — пролепетала я, пытаясь удержать на лице близнецовский оскал.
    — Ну, мы их сами заловим, — беспечно сказала Руби. — Особенно того, толстого!
    — Они нас возненавидят. Ведь придётся учиться в одной школе, да? — Мой оскал превратился в печальную гримасу.
    — Не пойдём в их дурацкую школу! Будем прогуливать! — воскликнула Руби.
    — Папа узнает — неприятностей не оберёшься! Мы и так попали в переплёт: домой пойти не можем — там Роза, а на реке — мальчишки.
    Кажется, прошла целая вечность, пока мы прятались. В изнеможении я прислонилась к каменной стене, которая кололась через майку. Грязные джинсы были мокрыми и липкими. Мышцы на лице ныли от безуспешных попыток улыбнуться. Глаза щипало от подступивших слёз.
   —  Гарнет! — ласково сказала Руби.
    Потом обняла меня и крепко прижала к себе. Я к ней прильнула. Наши тени переплелись и стали похожи на сиамских близнецов.
    — Может, вернёмся в книжный магазин? — в конце концов осмелилась я произнести свои мысли вслух.
    — Пока рано. Нас не было каких-нибудь полтора часа. Она просто рассердится. Нет, нужно подольше не возвращаться — пусть как следует побеспокоится. Ещё лучше не появляться до тех пор, пока не вернётся папа — тогда он тоже разнервничается, и они поссорятся. А когда они уже решат, что нас похитили или убили, мы и придём, и нам ничего не будет. Ну а если и влетит, то совсем чуть-чуть.