Страница:
Хай-стрит
Кассоп, 19 мая
Уважаемая Мадам! (Извините, мы не знаем Вашего полного имени!)
Мы двойняшки. Нам десять лет, скоро исполнится одиннадцать. Мы ненавидим нашу деревенскую школу! Просто она нам не подходит — уроки скучные, книг хороших нет… Кроме футбола, ни во что не играют!
Мы участвовали в конкурсном отборе на главные роли в фильме "Близнецы в школе Сент-Клер" и почти прошли. Ну скажем, одна из нас попала в кадр. В репортаже говорилось и о Вашей школе. Когда мы ее увидели, то подумали: ах, ведь это земной рай — сцена, бассейн, спортивные мероприятия, животные и все прочее…
Пожалуйста, позвольте приехать к Вам в школу в сентябре! Обещаем стать примерными ученицами и не скучать по дому, потому что мы его ненавидим.
Искренне ваши,
Руби Баркер
Гарнет Баркер
P.S. Пожалуйста, скажите «да». Вы не пожалеете! Честное слово!
Посмотрите! Мы получили рекламный буклет!
Школа-интернат для девочек
Мы сразу помчались к папе. Думали, он будет в хорошем расположении духа, потому что одна чокнутая старая дева за кругленькую сумму купила у него коллекционное собрание журналов "Ежегодник для девочек". Оттаскивая толстенные фолианты в машину, она бормотала себе под нос: "Хорошее было время! Девочки были девочками. Наиграются в хоккей на траве, сядут у камина и лакомятся кексом…"
— А сегодня что — дискотеки да гамбургеры из «Макдоналдса»! Вы ведь об этом мечтаете, да, девочки?
— Умницы! — воскликнула старая дева и, пошатываясь, вынесла из нашего магазина последние тома ежегодников.
— О чём это вы? — удивлённо спросил папа.
Видно было, что наш разговор ему понравился. Обычно мы приводим его в ярость, потому что грубим покупателям. Я посмотрела на Гарнет. Сестра взглянула на меня. Я набрала в лёгкие побольше воздуха:
— Мы не шутим, папа. Мы прочитали все книги о школе Сент-Клер. Ну, помнишь, когда хотели получить главные роли в телевизионном сериале? Нам очень понравилось, поэтому мы с Гарнет хотим учиться в школе-интернате.
Папа рассмеялся, не приняв мои слова всерьёз.
— В жизни всё по-другому, не так, как в книжках. По-моему, ни одной из вас не понравится в школе закрытого типа. Придётся много работать и слушаться взрослых. Бедная мисс Дебенхэм говорит, что вы плохо учитесь и никто вам не указ.
— Это потому, что она глупая училка из дурацкой школы. Окажись мы в знаменитой, образцово-показательной школе Марнок-Хайтс, никому бы и в голову не пришло нас ругать.
— Где-где?
— Ну, в школе, которую выбрали для съёмок фильма "Близнецы в школе Сент-Клер". Это школа-интернат для девочек. Мы с Гарнет написали письмо директору, попросили разрешения к ним приехать, и она выслала нам рекламный буклет. Сейчас увидишь!
Я сбегала за буклетом и сунула его папе под нос.
— О господи, девочки, когда вы наконец прекратите строить козни у меня за спиной? — простонал папа.
— Скажи, что нам можно туда поехать! Ну пожалуйста, папа! Можешь посмотреть картинки. Красиво, да?
— Лучше не бывает! — пробормотал папа, небрежно пролистав буклет.
Потом взгляд его задержался на последней странице, где в маленький кармашек были вложены две квитанции.
— И доступная плата за обучение! Двенадцать тысяч фунтов в год. За каждую ученицу! Да, отличная школа, Руби, ничего не скажешь!
Я изумлённо на него уставилась и выхватила листок с ценами. Он был сплошь испещрён цифрами. Плата за обучение… Я и не представляла, что за некоторые школы нужно платить. За Марнок-Хайтс требовалось выложить кругленькую сумму.
— Ах, нет! — завыла я.
— Ах, нет! — подхватила Гарнет.
Что-то у тебя получилось не слишком жалобно! А, Гарнет?
Ну…
Нужно учиться позитивно мыслить. Ещё не всё потеряно! Может, папе не придётся платить всю сумму. Откуда ему взять средства? Мы слишком бедны. Но… но… но… В кармашке буклета, кроме квитанций с ценами за обучение, было вложено письмо.
Марнок-Хайтс
Горселеа
Суссекс, 22 мая
Дорогие Руби и Гарнет!
Прелестные имена! Вы написали чудесное письмо. Мне приятно, что вы хотите посетить Марнок-Хайтс. Высылаю вам информацию о нашей школе. Покажите её родителям или наставникам.
Хотела бы довести до вашего сведения, что ежегодно мы выделяем несколько именных стипендий. В этом году стипендии на осенний семестр уже вручены, однако одна из соискательниц не сможет ею воспользоваться, так как уезжает за границу. Не хотите ли вы приехать в школу и попробовать сдать вступительный экзамен? Мы посмотрим, насколько глубоки ваши знания, и попытаемся определить, соответствуют ли они нашим требованиям.
Пожалуйста, позвоните моему секретарю и договоритесь о встрече.
С наилучшими пожеланиями.
Искренне ваша,
Мисс Джеффриз,
директор (Теперь вы знаете, как меня зовут!)
Глава одиннадцатая
Папа долго отказывался вникнуть в предложение директрисы. Ну, в общем, сначала он сопротивлялся, но мы к нему всё время приставали…
Ты приставала.
Не умолкала ни на секунду, и он пошёл на попятный.
Роза помогла. Сказала, мы должны обязательно попробовать, и добавила, что жалеет, что ей не удалось получить нормального образования.
— Уникальный случай! Школа очень знаменитая. Если одной из них дадут стипендию, то потом можно пойти учиться дальше, добиться заветной цели…
Просто ей не терпится от нас избавиться. Мы её доводим!
Иногда ты меня доводишь до полуобморочного состояния, Руби. Как прицепишься к человеку…
Или к какой-нибудь идее. Итак, мы едем в Марнок-Хайтс!
Мы едем на экзамен, вот и всё. И я не понимаю, на что ты надеешься — нас двое, а стипендия одна.
Попытаемся выбить две. Как только мисс Джеффриз с нами познакомится… Мы ей уже понравились. Судя по письму, она к нам благоволит. Мы очаровательны. Я прелестная мисс Руби, а ты неподражаемая мисс Гарнет, да? Ну, хватит волноваться, Гарнет! Мы выиграли. Будет, как мы захотим!
Как ты захочешь. А меня волнует экзамен. Она не сказала, что мы должны делать. Если это интервью, я опять провалюсь — стушуюсь, как на прослушивании.
Всё будет нормально. Говорить стану я. Положись на меня!
Итак, я доверила Руби вести беседу. Нас проводили в кабинет мисс Джеффриз. Мы пожали друг другу руки, поулыбались, и нас угостили чаем с печеньем. Пока мы потягивали чай, мисс Джеффриз задавала вопросы.
Между прочим, трудные. Например:
"Почему вы считаете, что девочки должны получить образование?"
"Чего бы вы хотели добиться в будущем"?"
"Чем вы любите заниматься в свободное время?" и даже
"Какие ощущения вы испытываете, будучи двойняшками?"
У меня совесть не на месте. Мне стыдно перед Руби — я снова её подвела. Не знала, что говорить. Просто цеплялась за окончания её фраз. Сестра была великолепна!
Сказать «великолепна» — значит ничего не сказать. Я почувствовала, что надо держать ухо востро. О сокровенных мыслях помалкивала. Рассчитывала, что мои ответы впечатлят мисс Джеффриз и помогут убедить её в том, что ещё не родились ученицы лучше нас. Мне плевать на образование, но я выпалила фразы, которые недавно услышала от крысы Розы. Произнесла с задумчивым видом, что мы мечтаем о сцене и нам пора изучать Шекспира. Если останемся в Кассопе, то начнём его проходить только в старших классах. Потом сказала, что в свободное время мы любим разыгрывать сценки и много читать. Пришлось перечислить любимые книжки Гарнет и некоторые произведения Диккенса и Харди, которых обожает папа. По-моему, мисс Джеффриз прониклась к нам уважением. Она задала несколько вопросов по содержанию, и я наплела, что сумела, но, по-видимому, она и это проглотила. Когда мисс Джеффриз спросила, нравится ли нам быть двойняшками, я ответила, что мы единое целое — просто в два раза лучше других.
Она засмеялась и сказала, что довольна моим отличным ответом.
Я продолжала заливать — раз мы едины, значит, важно, чтобы мы никогда не расставались, потому что мы всегда и все делили поровну. Может быть, нам позволят поделить стипендию?
Папа заёрзал, а мисс Джеффриз ещё больше развеселилась. Потом она провела экскурсию по школе и показала места, где ученицы отдыхают и развлекаются. Надо признаться, мы были ошеломлены увиденным.
Девчонки там тоже ничего. Одна стала воображать, но я показала ей язык, и она ответила тем же, и мы улыбнулись друг другу. У неё были рыжие волосы и злые глазки. По-моему, мы подружимся, когда станем учиться в Марнок-Хайтс.
Если станем.
Послушай, сколько раз тебе повторять? Мы обязательно будем там учиться! Ну да, нам пришлось писать в библиотеке скучное сочинение — признаться, я занервничала, потому что другая учительница велела рассесться по разным концам комнаты. Нас лишили возможности работать вместе, как всегда. Это несправедливо! Потом, когда я поймала твой взгляд и мы установили контакт, некрасиво было со стороны учительницы заставлять меня смотреть в другую сторону. Они не понимают, не собирались мы списывать! Просто мы всегда так работаем. Особенно когда дело касается арифметики и других трудных предметов. Тема сочинения оказалось ужасно скучной — "Снег зимой". Ты что написала, а?
Ты разозлишься.
Да нет! Так что же ты написала???
Я просто представила себе гору, сплошь покрытую снегом, и описала эту картину. Как странно, наверное, чувствуют себя овцы! Ещё недавно они щипали зелёную травку, а теперь им приходится заглатывать колкий снег, от которого стынут зубы.
Написала, что снежный покров часто сравнивают с одеялом, однако если им накрыться, то есть если тебя занесёт, можно погибнуть… Вспомнила, как однажды, когда мы лепили в парке ангелов, я легла на снег и замерла, чтобы представить, что значит замёрзнуть по-настоящему.
Снег всегда чистый и искристый, но, когда по нему ходят и он превращается в серую массу с жёлтыми разводами, нет ничего грязнее. Написала, что не могу понять, почему снег недолго остаётся белым и пушистым, хоть всякий раз надеешься: найдётся способ, чтобы сберечь его красоту.
Фу, фу, фу! Была охота сочинять такую чушь?! Я нацарапала несколько строчек о малиновках и сосульках и о том, как снег хрустит под ногами (в духе стихотворных строчек на рождественских открытках). Вот чего они ждут, идиотка, а не твоих глупых разглагольствований!
Прости, Руби.
Между прочим, есть за что.
Руби, а что, если тебя примут в школу, а меня нет?
Мы обе получим стипендию.
А если нет? Ты бы поехала в Марнок-Хайтс без меня?
Сколько раз тебе повторять: мы поедем вместе.
Да, а я всё спрашиваю и спрашиваю… Если примут одну тебя, ты поедешь?
Нет. Да. Не знаю.
А по-моему, надо ехать. Хотя без тебя жизнь покажется невыносимой. В то же время я больше не могу мириться с мыслью, что именно я не даю тебе идти вперёд.
Никому нас не удержать! Мы рванём вперёд! В Марнок-Хайтс!
Ты приставала.
Не умолкала ни на секунду, и он пошёл на попятный.
Роза помогла. Сказала, мы должны обязательно попробовать, и добавила, что жалеет, что ей не удалось получить нормального образования.
— Уникальный случай! Школа очень знаменитая. Если одной из них дадут стипендию, то потом можно пойти учиться дальше, добиться заветной цели…
Просто ей не терпится от нас избавиться. Мы её доводим!
Иногда ты меня доводишь до полуобморочного состояния, Руби. Как прицепишься к человеку…
Или к какой-нибудь идее. Итак, мы едем в Марнок-Хайтс!
Мы едем на экзамен, вот и всё. И я не понимаю, на что ты надеешься — нас двое, а стипендия одна.
Попытаемся выбить две. Как только мисс Джеффриз с нами познакомится… Мы ей уже понравились. Судя по письму, она к нам благоволит. Мы очаровательны. Я прелестная мисс Руби, а ты неподражаемая мисс Гарнет, да? Ну, хватит волноваться, Гарнет! Мы выиграли. Будет, как мы захотим!
Как ты захочешь. А меня волнует экзамен. Она не сказала, что мы должны делать. Если это интервью, я опять провалюсь — стушуюсь, как на прослушивании.
Всё будет нормально. Говорить стану я. Положись на меня!
Итак, я доверила Руби вести беседу. Нас проводили в кабинет мисс Джеффриз. Мы пожали друг другу руки, поулыбались, и нас угостили чаем с печеньем. Пока мы потягивали чай, мисс Джеффриз задавала вопросы.
Между прочим, трудные. Например:
"Почему вы считаете, что девочки должны получить образование?"
"Чего бы вы хотели добиться в будущем"?"
"Чем вы любите заниматься в свободное время?" и даже
"Какие ощущения вы испытываете, будучи двойняшками?"
У меня совесть не на месте. Мне стыдно перед Руби — я снова её подвела. Не знала, что говорить. Просто цеплялась за окончания её фраз. Сестра была великолепна!
Сказать «великолепна» — значит ничего не сказать. Я почувствовала, что надо держать ухо востро. О сокровенных мыслях помалкивала. Рассчитывала, что мои ответы впечатлят мисс Джеффриз и помогут убедить её в том, что ещё не родились ученицы лучше нас. Мне плевать на образование, но я выпалила фразы, которые недавно услышала от крысы Розы. Произнесла с задумчивым видом, что мы мечтаем о сцене и нам пора изучать Шекспира. Если останемся в Кассопе, то начнём его проходить только в старших классах. Потом сказала, что в свободное время мы любим разыгрывать сценки и много читать. Пришлось перечислить любимые книжки Гарнет и некоторые произведения Диккенса и Харди, которых обожает папа. По-моему, мисс Джеффриз прониклась к нам уважением. Она задала несколько вопросов по содержанию, и я наплела, что сумела, но, по-видимому, она и это проглотила. Когда мисс Джеффриз спросила, нравится ли нам быть двойняшками, я ответила, что мы единое целое — просто в два раза лучше других.
Она засмеялась и сказала, что довольна моим отличным ответом.
Я продолжала заливать — раз мы едины, значит, важно, чтобы мы никогда не расставались, потому что мы всегда и все делили поровну. Может быть, нам позволят поделить стипендию?
Папа заёрзал, а мисс Джеффриз ещё больше развеселилась. Потом она провела экскурсию по школе и показала места, где ученицы отдыхают и развлекаются. Надо признаться, мы были ошеломлены увиденным.
Если станем.
Послушай, сколько раз тебе повторять? Мы обязательно будем там учиться! Ну да, нам пришлось писать в библиотеке скучное сочинение — признаться, я занервничала, потому что другая учительница велела рассесться по разным концам комнаты. Нас лишили возможности работать вместе, как всегда. Это несправедливо! Потом, когда я поймала твой взгляд и мы установили контакт, некрасиво было со стороны учительницы заставлять меня смотреть в другую сторону. Они не понимают, не собирались мы списывать! Просто мы всегда так работаем. Особенно когда дело касается арифметики и других трудных предметов. Тема сочинения оказалось ужасно скучной — "Снег зимой". Ты что написала, а?
Ты разозлишься.
Да нет! Так что же ты написала???
Я просто представила себе гору, сплошь покрытую снегом, и описала эту картину. Как странно, наверное, чувствуют себя овцы! Ещё недавно они щипали зелёную травку, а теперь им приходится заглатывать колкий снег, от которого стынут зубы.
Написала, что снежный покров часто сравнивают с одеялом, однако если им накрыться, то есть если тебя занесёт, можно погибнуть… Вспомнила, как однажды, когда мы лепили в парке ангелов, я легла на снег и замерла, чтобы представить, что значит замёрзнуть по-настоящему.
Снег всегда чистый и искристый, но, когда по нему ходят и он превращается в серую массу с жёлтыми разводами, нет ничего грязнее. Написала, что не могу понять, почему снег недолго остаётся белым и пушистым, хоть всякий раз надеешься: найдётся способ, чтобы сберечь его красоту.
Фу, фу, фу! Была охота сочинять такую чушь?! Я нацарапала несколько строчек о малиновках и сосульках и о том, как снег хрустит под ногами (в духе стихотворных строчек на рождественских открытках). Вот чего они ждут, идиотка, а не твоих глупых разглагольствований!
Прости, Руби.
Между прочим, есть за что.
Руби, а что, если тебя примут в школу, а меня нет?
Мы обе получим стипендию.
А если нет? Ты бы поехала в Марнок-Хайтс без меня?
Сколько раз тебе повторять: мы поедем вместе.
Да, а я всё спрашиваю и спрашиваю… Если примут одну тебя, ты поедешь?
Нет. Да. Не знаю.
А по-моему, надо ехать. Хотя без тебя жизнь покажется невыносимой. В то же время я больше не могу мириться с мыслью, что именно я не даю тебе идти вперёд.
Никому нас не удержать! Мы рванём вперёд! В Марнок-Хайтс!
Марнок-Хайтс
Горселеа
Суссекс, 29 мая
Уважаемый мистер Баркер!
Я получила колоссальное удовольствие от знакомства с Вами и Вашими очаровательными дочками.
Руби чудная девочка, энергичная и сильная. Неудивительно, что она хочет стать актрисой. Уверена, что однажды её мечта исполнится. К сожалению, мы не можем предложить ей стипендию в Марнок-Хайтс. Безусловно, она остроумная и способная, прекрасно владеет речью, хотя часто увлекается и говорит не на тему и даже не прочь присочинить, если не знает, что сказать. Её сочинение написано довольно живо, но сумбурно. Она не выдержала несколько наших тестов. Если бы она больше занималась, результаты не заставили бы себя ждать. Мне кажется, её сестра всегда делала за неё уроки, и Руби не удавалось реализовать свой творческий потенциал.
Гарнет тоже пойдёт на пользу разлука с сестрой. Она разрешает Руби говорить вместо себя, поэтому результаты интервью слабоваты. Хотя письменные тесты подтвердили её неординарные способности. Конечно, у Гарнет есть пробелы в учёбе, но в целом она справилась с работой очень хорошо и написала замечательное сочинение, продемонстрировавшее её зрелость и тонкость мировосприятия.
Мы бы хотели предложить ей полную стипендию на обучение в Марнок-Хайтс, начиная со следующего осеннего семестра.
С наилучшими пожеланиями.
Искренне Ваша,
Мисс Джеффриз
директор
Глава двенадцатая
М
ы не могли в это поверить и думали, что мисс Джеффриз нас перепутала.
— Она пишет обо мне, — сказала Руби. — Ну конечно, обо мне!
— Да, не может быть, чтобы меня выбрали. Наверное, Руби выиграла стипендию.
— Нет, — сказал папа. — Определённо говорится о Гарнет.
— Дайте мне взглянуть! — велела Роза.
Папа не хотел, чтобы мы с Руби читали письмо.
— Оно адресовано мне. В нём чёрным по белому написано, что директриса имеет в виду. Ошибки быть не может.
— Она перепутала имена. Так часто бывает, — настаивала Руби.
— Но не на этот раз, — вмешалась Роза.
— Послушай, несправедливо, что ты разрешил Розе прочитать письмо, когда её это не касается. Она нам не мать, — возмутилась Руби.
— Нет, но я ваш отец и не хочу, чтобы ты задиралась, Руби. Надо всё спокойно обсудить.
— Сначала покажи мне письмо!
— Я бы показала письмо обеим девочкам, — сказала Роза. — Они не маленькие и имеют право знать, что в нём написано.
Папе пришлось дать нам его почитать.
Как гром среди ясного неба.
Не для меня, для Руби.
Я читаю быстрее. Дочитав письмо до конца, я стала следить за выражением её лица, но ничего не сумела понять.
— Она чушь написала, — пролепетала я. — Она всего один раз нас видела и думает, что хорошо знает. Ведь она не может ни о чём судить, да, Руби?
Руби сильно покраснела и закатила глаза. Похоже, она с трудом сдерживала слёзы. Но сестра никогда не плачет.
— Руби, — сказала я, обняв её за плечи.
Она вывернулась, точно вместо моей руки к ней на плечи заползла змея.
—
Ах, Руби! —
воскликнула я и залилась слезами. —
Послушай, я не поеду в Марнок-Хайтс! Я тебе сразу сказала. Это ты решила ехать, а не я.
Я только усугубила ситуацию.
— По-моему, тебе нужно ехать, — сказала Роза. — Ты показала великолепный результат, и мы все должны тебя поздравить. Я понимаю, что Руби сейчас тяжело, но…
— Ничего вы не понимаете! — закричала я.
Я не смогла этого перенести. Почему они все поддерживают меня?! Я на стороне Руби!
— Эй, что за наглый тон! — возмутился папа. — Роза, дорогая, не могла бы ты сварить нам по чашке какао? Давайте поговорим спокойно. Это письмо потрясло нас всех. Руби! Дочка, куда ты пошла?
— Не о чем нам разговаривать! — сказала, как отрезала, Руби.
У неё в голосе были слёзы. Она изо всех сил пыталась говорить равнодушным тоном, но казалось, у неё перехватило дыхание.
— Гарнет получила стипендию, а я нет. Вот и всё.
— Я никуда не поеду, Руби! Пожалуйста, поверь мне! Обещаю, что никуда не поеду! Мне там нечего делать. Особенно без тебя!
— Тогда почему ты постаралась хорошо выполнить все тесты и написала дурацкое сочинение?! — возмущённо спросила Руби.
— Не знаю. Просто не подумала! Ах, Руби, прости!
Я попыталась снова её обнять, но она мне не позволила.
— Отстань от меня! — увернувшись, сказала она.
— Ну, это уже переходит все границы! — воскликнул папа. — Руби, возьми себя в руки! Мне за тебя стыдно. Понимаю, ты разочарована, но зачем мучить бедняжку Гарнет? Пора тебе повзрослеть. Неужели ты не можешь найти в себе силы, чтобы её поздравить? На прослушивании она вела себя совершенно по-другому. Гордилась твоими успехами!
Папа только подлил масла в огонь. Я увидела глаза Руби, когда она от меня увернулась. Они были полны слёз.
— Ах, поздравим умницу Гарнет! — насмешливо произнесла Руби и выскочила из комнаты.
Я попыталась её догнать, но меня остановил папа.
— Не надо, Гарнет! Пусть она побудет одна. Ей сейчас не до тебя, тем более когда она плачет, — сказал он.
Может быть, он нас всё-таки чуть-чуть понимает?
— А тебе, родная, плакать не стоит. Роза права. Ты прекрасно выдержала испытание, и я тобой горжусь.
— Никуда не поеду! — зарыдала я.
— Ну, я не могу тебя заставить. Не от меня исходила идея о школе-интернате. Но сейчас я думаю, что нельзя упускать уникальный шанс.
— Послушай, — сказала Роза, раздавая чашки с какао, — тебе нужно попробовать, Гарнет!
— Я не могу покинуть Руби!
— Но она бы без тебя уехала! — воскликнула Роза.
— Потому что Руби — это Руби!
— Но так не должно быть, — ответил папа и посадил меня к себе на колени. — Письмо заставило меня задуматься над тем, что, может быть, вам с Руби нужно пожить порознь. Вы мешаете друг другу и не даёте проявить себя. Сейчас вы растете, и нужно помочь вам выбрать свой путь.
— Но мы не просто сестры. Мы близнецы и не можем обойтись друг без друга!
— Когда-нибудь придётся учиться, — сказал папа. — Вы обе вырастете, найдёте разную работу, у вас будут семьи и свой стиль жизни.
— Нет, мы будем всегда вместе, — сказала я.
Мы уже давно всё продумали.
Вместе были маленькими.
И не расстанемся, когда повзрослеем.
И когда состаримся.
И если соберёмся замуж, выйдем за близнецов.
У нас родятся двойняшки.
И когда они вырастут, то тоже будут держаться друг за друга, и, может быть, у них появятся близнецы, и потом…
От всех двойняшек у меня голова пошла кругом. Мне хотелось к своей сестре. Я слышала, как она рыдает в нашей комнате.
Не знаю, что делать. Мне ещё хуже, чем было, когда Руби не хотела со мной разговаривать.
Нельзя сказать, что она вообще со мной не общается. В присутствии других Руби мне отвечает, а когда мы остаёмся наедине, почти ничего не говорит. Не хочет играть ни в одну из наших игр, не подбивает на проказы, когда мы фокусничаем и делаем всё одновременно…
Кажется, ей надоело быть двойняшкой.
Не хочет одеваться, как я. Ждёт, пока я соберусь, а потом надевает что-то совсем другое. У неё новая причёска.
Я попробовала причесаться так же, как она, но Руби снова поменяла причёску.
Ну, и я последовала её примеру. Потом она совершила нечто ужасное. Взяла ножницы…мне показалось, она придуривается… вдруг я поняла, что сестра не шутит.
— Не надо! — взмолилась я.
Но она всё равно остриглась.
— Ах, Руби! Ну что ты наделала?!
— воскликнула я, глядя на её бедную голову, в один миг ставшую похожей на швабру.
— Меняю образ, — ответила она, проведя рукой по кустикам волос. Потом усмехнулась и добавила: — Тебе незачем стричься! А мне нравится моя стрижка. Всю жизнь о такой мечтала. Я похожа на панка. Здорово!
Я не знала, как быть. У нас всегда, с самого детства, были длинные волосы. Когда бабушка заставляла нас заплетать косички, я всегда причёсывала Руби. Порой я забывала, где чья голова, особенно когда сильно хотелось спать.
Я уставилась на Руби, и мне показалось, что меня обкорнали, хотя ощущала на плечах вес собственных кос. Вдруг мною овладело странное чувство, как будто смотришь фильм, в котором голос за кадром не поспевает за артикуляцией актёра — ты слышишь чьи-то слова и видишь, как артист невпопад шевелит губами.
Руби не отрастить косы. Оставалось лишь одно средство.
— Не смей! — закричала Руби, когда я занесла над головой ножницы. Она выхватила их у меня из рук. — Предупреждаю тебя, Гарнет! Только попробуй остричься! Я тебе голову оторву!
У неё был ужасно свирепый вид, и я ей поверила.
Кажется, в ту минуту она меня ненавидела.
Взяв газету, Руби начала вырезать бумажных кукол-двойняшек. Потом, чтобы разделить их, щёлкнула ножницами там, где у них были руки, и оттяпала их до предплечья.
Это опять я. Руби больше не хочет писать в нашем дневнике, и мне тоже много писать не хочется. Как я могу отчитываться о нашей жизни, если двойняшек больше не существует?!
Если бы только можно было вырвать все страницы о школе и стипендии! Стереть их, как будто ничего и не было!
Руби ведёт себя так, словно хочет вычеркнуть меня из своей жизни. Наступили каникулы, но она со мной никуда не ходит. Отправляется куда-нибудь сама по себе, а если я плетусь следом, убегает. Она всегда быстрее бегала. И прячется она лучше. Не знаю, куда она уходит и с кем дружит. Я ей больше не нужна.
Ночью, уже лёжа в кровати, я её спросила, простит ли она меня, если я напишу письмо мисс Джеффриз в Марнок-Хайтс и откажусь от стипендии.
Я ждала.
В комнате было темно, и я видела, что за мной наблюдают её открытые глаза. Она тоже ждала.
Потом она произнесла в темноте:
— Мне всё равно, поедешь ты туда или нет, Гарнет. Делай как знаешь. А я буду делать что хочу. Мы больше не одно целое. К прошлому нет возврата. Даже если останемся вместе, мы теперь чужие.
Но мне это не нравится. Я не знаю, что мне нравится.
Не хочу ехать в Марнок-Хайтс! Хотя дома прочитала почти все книги. Не о близнецах. Мне становится плохо, когда я их вижу. Нет, у нас в магазине есть целая полка повестей о девочках, которые едут в школы Эббиз, Шале и Тауэрз. Одну книжку я читаю утром, вторую — днём, третью — вечером, и иногда, только иногда, мне становится интересно.
Джуди мне завидует. Она приходит к нам в магазин. Я ходила к ней в гости. У неё полно разных музыкальных записей и видео. Нужно просто сидеть, смотреть и слушать. Или мы идём в её комнату, чтобы поиграть. Но это не наши с Руби игры, а настольные. Мне становится скучно в них играть. Джуди нормальная, но с ней тоже скучновато.
Она говорит, что видела Руби с Джереми Тредгоулдом и его бандой.
Руби и Бугай?! Я спросила Руби, но она только почесала кончик носа, мол, не суйся в чужие дела.
Руби больше не хочет посвящать меня в свои.
Она изменилась.
Изменила себе внешность.
Может быть, никто больше не примет нас за двойняшек. Бабушка ужасно разозлилась, когда приехала навестить нас на выходные. Её привёз старик Альберт, сосед по дому, где она теперь живёт. Он тоже у нас остался, и нам пришлось потесниться. Бабушка велела нам называть его дядей Альбертом, хотя он нам никакой не дядя.
Я посмотрела на Руби. Руби взглянула на меня. И на секунду мне показалось, что вернулись прежние дни.
Но прошлого не вернёшь — мы переменились, и Руби больше всех.
— Что ты с собой сотворила, Руби?! — потребовала ответа бабушка. — На кого ты похожа? У тебя неряшливый вид. Как беспризорник! Вы только посмотрите на её волосы! О боже, у тебя что, появились вши?
— Оставь меня в покое, бабушка,
— сказала Руби, криво ухмыльнувшись.
— Как же вы могли разрешить ей бегать повсюду, как оборванке? — спросила бабушка Розу.
К бабушкиному приезду Роза попробовала привести Руби в порядок. Она выстирала и погладила её лучшую одежду и умоляла Руби позволить хоть чуть-чуть пригладить ей волосы. Руби отказалась. Она нарядилась во всё грязное и специально вытащила из мусорного бачка старые кроссовки, хотя Роза, ради бабушки, купила ей новые.
Роза промолчала.
— Руби нравится одеваться и причёсываться, как она считает нужным. И нам кажется, ей идёт стрижка, да, Рики?
— Конечно, — ответил папа и обнял Розу.
— Ну, хоть Гарнет нормально выглядит, — проворчала бабушка. — Что это я слышу, будто ты сидишь на чемоданах и собираешься уехать в школу-интернат, Гарнет? Я не одобряю этой затеи. В чём дело? Они что, хотят от тебя избавиться?
— Никто не собирается от неё избавляться! —
— Она пишет обо мне, — сказала Руби. — Ну конечно, обо мне!
— Да, не может быть, чтобы меня выбрали. Наверное, Руби выиграла стипендию.
— Нет, — сказал папа. — Определённо говорится о Гарнет.
— Дайте мне взглянуть! — велела Роза.
Папа не хотел, чтобы мы с Руби читали письмо.
— Оно адресовано мне. В нём чёрным по белому написано, что директриса имеет в виду. Ошибки быть не может.
— Она перепутала имена. Так часто бывает, — настаивала Руби.
— Но не на этот раз, — вмешалась Роза.
— Послушай, несправедливо, что ты разрешил Розе прочитать письмо, когда её это не касается. Она нам не мать, — возмутилась Руби.
— Нет, но я ваш отец и не хочу, чтобы ты задиралась, Руби. Надо всё спокойно обсудить.
— Сначала покажи мне письмо!
— Я бы показала письмо обеим девочкам, — сказала Роза. — Они не маленькие и имеют право знать, что в нём написано.
Папе пришлось дать нам его почитать.
Как гром среди ясного неба.
Не для меня, для Руби.
Я читаю быстрее. Дочитав письмо до конца, я стала следить за выражением её лица, но ничего не сумела понять.
— Она чушь написала, — пролепетала я. — Она всего один раз нас видела и думает, что хорошо знает. Ведь она не может ни о чём судить, да, Руби?
Руби сильно покраснела и закатила глаза. Похоже, она с трудом сдерживала слёзы. Но сестра никогда не плачет.
— Руби, — сказала я, обняв её за плечи.
Она вывернулась, точно вместо моей руки к ней на плечи заползла змея.
Я только усугубила ситуацию.
— По-моему, тебе нужно ехать, — сказала Роза. — Ты показала великолепный результат, и мы все должны тебя поздравить. Я понимаю, что Руби сейчас тяжело, но…
— Ничего вы не понимаете! — закричала я.
Я не смогла этого перенести. Почему они все поддерживают меня?! Я на стороне Руби!
— Эй, что за наглый тон! — возмутился папа. — Роза, дорогая, не могла бы ты сварить нам по чашке какао? Давайте поговорим спокойно. Это письмо потрясло нас всех. Руби! Дочка, куда ты пошла?
— Не о чем нам разговаривать! — сказала, как отрезала, Руби.
У неё в голосе были слёзы. Она изо всех сил пыталась говорить равнодушным тоном, но казалось, у неё перехватило дыхание.
— Гарнет получила стипендию, а я нет. Вот и всё.
— Я никуда не поеду, Руби! Пожалуйста, поверь мне! Обещаю, что никуда не поеду! Мне там нечего делать. Особенно без тебя!
— Тогда почему ты постаралась хорошо выполнить все тесты и написала дурацкое сочинение?! — возмущённо спросила Руби.
— Не знаю. Просто не подумала! Ах, Руби, прости!
Я попыталась снова её обнять, но она мне не позволила.
— Отстань от меня! — увернувшись, сказала она.
— Ну, это уже переходит все границы! — воскликнул папа. — Руби, возьми себя в руки! Мне за тебя стыдно. Понимаю, ты разочарована, но зачем мучить бедняжку Гарнет? Пора тебе повзрослеть. Неужели ты не можешь найти в себе силы, чтобы её поздравить? На прослушивании она вела себя совершенно по-другому. Гордилась твоими успехами!
Папа только подлил масла в огонь. Я увидела глаза Руби, когда она от меня увернулась. Они были полны слёз.
— Ах, поздравим умницу Гарнет! — насмешливо произнесла Руби и выскочила из комнаты.
Я попыталась её догнать, но меня остановил папа.
— Не надо, Гарнет! Пусть она побудет одна. Ей сейчас не до тебя, тем более когда она плачет, — сказал он.
Может быть, он нас всё-таки чуть-чуть понимает?
— А тебе, родная, плакать не стоит. Роза права. Ты прекрасно выдержала испытание, и я тобой горжусь.
— Никуда не поеду! — зарыдала я.
— Ну, я не могу тебя заставить. Не от меня исходила идея о школе-интернате. Но сейчас я думаю, что нельзя упускать уникальный шанс.
— Послушай, — сказала Роза, раздавая чашки с какао, — тебе нужно попробовать, Гарнет!
— Я не могу покинуть Руби!
— Но она бы без тебя уехала! — воскликнула Роза.
— Потому что Руби — это Руби!
— Но так не должно быть, — ответил папа и посадил меня к себе на колени. — Письмо заставило меня задуматься над тем, что, может быть, вам с Руби нужно пожить порознь. Вы мешаете друг другу и не даёте проявить себя. Сейчас вы растете, и нужно помочь вам выбрать свой путь.
— Но мы не просто сестры. Мы близнецы и не можем обойтись друг без друга!
— Когда-нибудь придётся учиться, — сказал папа. — Вы обе вырастете, найдёте разную работу, у вас будут семьи и свой стиль жизни.
— Нет, мы будем всегда вместе, — сказала я.
Мы уже давно всё продумали.
Вместе были маленькими.
От всех двойняшек у меня голова пошла кругом. Мне хотелось к своей сестре. Я слышала, как она рыдает в нашей комнате.
Не знаю, что делать. Мне ещё хуже, чем было, когда Руби не хотела со мной разговаривать.
Нельзя сказать, что она вообще со мной не общается. В присутствии других Руби мне отвечает, а когда мы остаёмся наедине, почти ничего не говорит. Не хочет играть ни в одну из наших игр, не подбивает на проказы, когда мы фокусничаем и делаем всё одновременно…
Кажется, ей надоело быть двойняшкой.
Не хочет одеваться, как я. Ждёт, пока я соберусь, а потом надевает что-то совсем другое. У неё новая причёска.
— Не надо! — взмолилась я.
Но она всё равно остриглась.
— воскликнула я, глядя на её бедную голову, в один миг ставшую похожей на швабру.
— Меняю образ, — ответила она, проведя рукой по кустикам волос. Потом усмехнулась и добавила: — Тебе незачем стричься! А мне нравится моя стрижка. Всю жизнь о такой мечтала. Я похожа на панка. Здорово!
Я не знала, как быть. У нас всегда, с самого детства, были длинные волосы. Когда бабушка заставляла нас заплетать косички, я всегда причёсывала Руби. Порой я забывала, где чья голова, особенно когда сильно хотелось спать.
Я уставилась на Руби, и мне показалось, что меня обкорнали, хотя ощущала на плечах вес собственных кос. Вдруг мною овладело странное чувство, как будто смотришь фильм, в котором голос за кадром не поспевает за артикуляцией актёра — ты слышишь чьи-то слова и видишь, как артист невпопад шевелит губами.
Руби не отрастить косы. Оставалось лишь одно средство.
— Не смей! — закричала Руби, когда я занесла над головой ножницы. Она выхватила их у меня из рук. — Предупреждаю тебя, Гарнет! Только попробуй остричься! Я тебе голову оторву!
У неё был ужасно свирепый вид, и я ей поверила.
Кажется, в ту минуту она меня ненавидела.
Взяв газету, Руби начала вырезать бумажных кукол-двойняшек. Потом, чтобы разделить их, щёлкнула ножницами там, где у них были руки, и оттяпала их до предплечья.
Это опять я. Руби больше не хочет писать в нашем дневнике, и мне тоже много писать не хочется. Как я могу отчитываться о нашей жизни, если двойняшек больше не существует?!
Если бы только можно было вырвать все страницы о школе и стипендии! Стереть их, как будто ничего и не было!
Руби ведёт себя так, словно хочет вычеркнуть меня из своей жизни. Наступили каникулы, но она со мной никуда не ходит. Отправляется куда-нибудь сама по себе, а если я плетусь следом, убегает. Она всегда быстрее бегала. И прячется она лучше. Не знаю, куда она уходит и с кем дружит. Я ей больше не нужна.
Ночью, уже лёжа в кровати, я её спросила, простит ли она меня, если я напишу письмо мисс Джеффриз в Марнок-Хайтс и откажусь от стипендии.
Я ждала.
В комнате было темно, и я видела, что за мной наблюдают её открытые глаза. Она тоже ждала.
Потом она произнесла в темноте:
— Мне всё равно, поедешь ты туда или нет, Гарнет. Делай как знаешь. А я буду делать что хочу. Мы больше не одно целое. К прошлому нет возврата. Даже если останемся вместе, мы теперь чужие.
Но мне это не нравится. Я не знаю, что мне нравится.
Не хочу ехать в Марнок-Хайтс! Хотя дома прочитала почти все книги. Не о близнецах. Мне становится плохо, когда я их вижу. Нет, у нас в магазине есть целая полка повестей о девочках, которые едут в школы Эббиз, Шале и Тауэрз. Одну книжку я читаю утром, вторую — днём, третью — вечером, и иногда, только иногда, мне становится интересно.
Джуди мне завидует. Она приходит к нам в магазин. Я ходила к ней в гости. У неё полно разных музыкальных записей и видео. Нужно просто сидеть, смотреть и слушать. Или мы идём в её комнату, чтобы поиграть. Но это не наши с Руби игры, а настольные. Мне становится скучно в них играть. Джуди нормальная, но с ней тоже скучновато.
Она говорит, что видела Руби с Джереми Тредгоулдом и его бандой.
Руби и Бугай?! Я спросила Руби, но она только почесала кончик носа, мол, не суйся в чужие дела.
Она изменилась.
Изменила себе внешность.
Может быть, никто больше не примет нас за двойняшек. Бабушка ужасно разозлилась, когда приехала навестить нас на выходные. Её привёз старик Альберт, сосед по дому, где она теперь живёт. Он тоже у нас остался, и нам пришлось потесниться. Бабушка велела нам называть его дядей Альбертом, хотя он нам никакой не дядя.
Я посмотрела на Руби. Руби взглянула на меня. И на секунду мне показалось, что вернулись прежние дни.
— Что ты с собой сотворила, Руби?! — потребовала ответа бабушка. — На кого ты похожа? У тебя неряшливый вид. Как беспризорник! Вы только посмотрите на её волосы! О боже, у тебя что, появились вши?
— сказала Руби, криво ухмыльнувшись.
— Как же вы могли разрешить ей бегать повсюду, как оборванке? — спросила бабушка Розу.
К бабушкиному приезду Роза попробовала привести Руби в порядок. Она выстирала и погладила её лучшую одежду и умоляла Руби позволить хоть чуть-чуть пригладить ей волосы. Руби отказалась. Она нарядилась во всё грязное и специально вытащила из мусорного бачка старые кроссовки, хотя Роза, ради бабушки, купила ей новые.
Роза промолчала.
— Руби нравится одеваться и причёсываться, как она считает нужным. И нам кажется, ей идёт стрижка, да, Рики?
— Конечно, — ответил папа и обнял Розу.
— Ну, хоть Гарнет нормально выглядит, — проворчала бабушка. — Что это я слышу, будто ты сидишь на чемоданах и собираешься уехать в школу-интернат, Гарнет? Я не одобряю этой затеи. В чём дело? Они что, хотят от тебя избавиться?
— Никто не собирается от неё избавляться! —