возмутился папа. —
Нам просто показалось, что девочке нужно дать шанс. Пусть попробует хоть один семестр, раз уж она выиграла стипендию. Но если ей там не понравится, она всегда сможет вернуться домой.
Но, как я у же говорила, я до сих пор не знаю, чего хочу. Во сне меня преследуют кошмары.
И днём тоже не лучше, потому что Руби мне теперь чужая и больше не сестра. Я надеялась, что смогу посекретничать с бабушкой и спросить, нельзя ли мне уехать на какое-то время к ней. Но я забыла, какой она бывает сердитой и ворчливой. А тут ещё Альберт, который никакой нам не дядя! Он нам не родственник, но кажется, у них с бабушкой своя семья.
Есть папа с Розой. Иногда они ссорятся, но быстро мирятся. Однажды, когда Роза хотела приготовить вкусный воскресный обед, говядина подгорела, клёцки не поднялись, картошка не поджарилась, бобы как следует не разварились, а в соусе было полно комочков, папа не только съел свою порцию до последней крошки и похвалил её стряпню, но и попросил добавки.
У них тоже своя семья.
Я часть их семьи. И бабушкиной семьи. Когда-то у меня была мама, и у нас была совершенно замечательная семья, но, даже когда мамы не стало, у меня всегда была Руби.
Руби и Гарнет.
А теперь Руби сама по себе. И Гарнет одна на свете.
Руби?
Руби.
Ах, Руби!
Глава тринадцатая
Но, как я у же говорила, я до сих пор не знаю, чего хочу. Во сне меня преследуют кошмары.
И днём тоже не лучше, потому что Руби мне теперь чужая и больше не сестра. Я надеялась, что смогу посекретничать с бабушкой и спросить, нельзя ли мне уехать на какое-то время к ней. Но я забыла, какой она бывает сердитой и ворчливой. А тут ещё Альберт, который никакой нам не дядя! Он нам не родственник, но кажется, у них с бабушкой своя семья.
Есть папа с Розой. Иногда они ссорятся, но быстро мирятся. Однажды, когда Роза хотела приготовить вкусный воскресный обед, говядина подгорела, клёцки не поднялись, картошка не поджарилась, бобы как следует не разварились, а в соусе было полно комочков, папа не только съел свою порцию до последней крошки и похвалил её стряпню, но и попросил добавки.
У них тоже своя семья.
Я часть их семьи. И бабушкиной семьи. Когда-то у меня была мама, и у нас была совершенно замечательная семья, но, даже когда мамы не стало, у меня всегда была Руби.
Руби и Гарнет.
А теперь Руби сама по себе. И Гарнет одна на свете.
Руби?
Руби.
Ах, Руби!
Глава тринадцатая
МЕМОРАНДУМ
Это моя письменная работа. Мне наплевать, если она сумбурна. Кому какое дело, что считает эта выскочка с отвисшим животом, Джеффриз?
Не собиралась я туда ехать! Во всяком случае, сейчас не хочу! Здесь гораздо интересней. Держу пари, у Гарнет кишка тонка отправиться в школу без меня.
А если сестра туда поедет, то ужасно заскучает и прольёт море слёз — вёдер не хватит, и Гарнет пришлют обратно, как плаксу-ваксу. Ей без меня не прожить! Она сама это знает.
А мне без неё живётся лучше некуда!
Это мой блокнот. Буду сюда всё записывать. На обложке написано Меморандум, мне нравятся две первые буквы ME. Если вставить между ними Н, получится, что речь пойдёт обо МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ.
Весь блокнот будет посвящён МНЕ ОДНОЙ.
И МНЕ нравится быть самой собой.
МНЕ нравится быть одной. Кажется, я об этом уже писала. Ничего. Лучше сказать дважды, получится в два раза достоверней. Я чувствую себя ПРЕВОСХОДНО.
Я знаю, что значит слово «меморандум». Я очень даже умная, хотя некоторые считают меня тупицей. «Меморандум» означает запись на память, чтобы не забыть. И я хочу официально заявить следующее:
1. Мне, Руби Баркер, начхать на то, что мне не дали стипендию.
2. Руби Баркер плевать, что её подлая сестра поедет учиться вместо неё.
3. Руби Баркер презирает свою подлую сестру.
Она в полном отчаянии(ага, я использую длинные взрослые слова, чтобы показать, что мисс Джеффриз несёт полную ЧУШЬ).
Фу! Так вот. На чём я остановилась?
Ах да, Гарнет ужасно расстроена, потому что я расторгла наш союз двойняшек. Я ей нужна.
Она, может, думает, что теперь она самая умная, но Гарнет ошибается! Без меня она места себе не находит. А мне хорошо! Мне она не нужна. Ну нисколечко!
Ну, может быть, мне бы пригодилась её рука, чтобы делать записи, когда мне всё наскучит.
Иногда мне и вправду скучновато. Я ухожу гулять, потому что не хочу сидеть в старом вонючем магазине, но в нашей дыре не разгуляешься. Поэтому слоняюсь без дела.
Мне не нужна Гарнет, чтобы выдумывать игры. Сама их выдумаю! Чаще всего я представляю себя отважным следопытом, продирающимся сквозь джунгли, которые кишмя кишат ядовитыми змеями, огромными волосатыми пауками
свирепыми тиграми
и мне приходится переходить реку вброд
и цепляться за горные вершины
Как только вдалеке завижу врагов, нужно спрятаться, потому что, несмотря на сверхчеловеческие качества и смекалку, мне не справиться с их полчищами.
Хочу устроить Бугаю засаду, когда встречусь с ним один на один.
Отважный следопыт иногда целыми днями голодает. Ему приходится осуществлять набеги на вражескую территорию, но часто приходится довольствоваться подножным кормом или тем, что растёт на деревьях.
Отважный следопыт даже подумывал об охоте,
но решил остаться вегетарианцем, хоть и не очень любит овощи. Брюссельская капуста… Фу! Обычная капуста… Фу! Цветная капуста… «Фу» в квадрате!
Если на блокноте написано МЕМОРАНДУМ, значит, это только обо МНЕ и можно записывать туда разные ДУМы. МНЕ и без вас ясно, что значит слово «меморандум», мисс Джеффриз. Записывай о себе что хочешь и когда хочешь. Ты не ограничен никакими рамками. Поэтому пишу, что хочу.
Я Руби Баркер, блистательная актриса, и если бы моя бывшая сестра-двойняшка всё не испортила, то этим летом я бы получила главную роль в телевизионном сериале.
Я попыталась позвонить телевизионщикам, сказав, что готова сыграть любую эпизодическую роль. Они меня поблагодарили и обещали связаться. Но слова своего не сдержали. Я снова позвонила, и на этот раз они уже не стали церемониться и ответили, что, к сожалению, все роли распределены, поэтому они просят оставить их в покое. Если я действительно хочу стать актрисой, почему бы мне не обратиться к агенту и не поступить в хорошую театральную школу?
Ну, и как мне пойти в хорошую театральную школу, если мой отвратительный отец меня туда ни за что не отправит, хотя посылает мою сестру учиться в самую шикарную школу страны?!
Положим, ему не надо платить за обучение. Так ведь у неё форма стоит целое состояние!
Вы бы посмотрели на эту форму! Сказать "ужасная и старомодная" — значит, ничего не сказать. Меня под страхом смерти не заставишь её на себя напялить. Гарнет похожа на пугало огородное!
Ну, скажем, папе не надо платить из своего кармана. Роза помогла Гарнет продать свою фарфоровую куклу на аукционе, жалкую малышку, такую же, как у меня. Я продала свою на блошином рынке и получила 30 фунтов.
Мне очень горько писать об этом — кукла Гарнет ушла за 900 фунтов. Да. За мою дали бы столько же. Куклу произвели на какой-то фирме во Франции, которая пользуется спросом у чокнутых коллекционеров, готовых выложить за неё кругленькую сумму. За эти деньги не то что куклу — живого ребёнка можно купить!
Роза пришла в ярость, когда узнала, что рыночные торговцы дали за мою только 30 фунтов. Не на меня рассердилась — на них! Она отправилась с ними разбираться, нашла их и закатила скандал, но они утверждали, что сделка была честной. Роза сама была в этом бизнесе и знает, что они не занимаются благотворительностью. С большой неохотой они всё же вернули 150 фунтов. Сделали благородный жест. Роза не успокоилась и сказала, что они наварили на этом кучу денег, но я обрадовалась, потому что 150 фунтов теперь мои, и, хотя зануда папа твердит, что нужно положить их на счёт в банке, Роза сказала, что мне нужны карманные деньги, потому что у меня тяжёлый период в жизни. И я решила потратить 75 фунтов на себя, а на оставшиеся 75 приобрести заём и положить на дурацкий папин счёт.
Мне не надо тратить деньги на ужасную, глупую школьную форму. И специальные чемоданы, хоккейные клюшки и уродливые, грубые туфли фирмы "Кларкс".
Их можно потратить на компьютерные игры
или
или
или
или
или
или
Странно. Раньше у меня никогда не было собственных денег, которые я могла потратить на себя одну. Мне всегда приходилось делиться. Поэтому здорово, когда у тебя в два раза больше возможностей.
Просто я никак не привыкну к себе новой.
Я даже выгляжу по-другому. Каждый раз, глядя в зеркало, испытываю шок. Волосы немного подросли, но законы затылочного притяжения на них не действуют, и они торчат в разные стороны.
Моя причёска побудила неотёсанных местных придурков выступить с комментариями и задаться вопросом, кто же я на самом деле — мальчик или девочка.
Им не пришлось долго ждать — я им показала, где раки зимуют.
А потом огромный и ужасный Бугай открыл свой грязный рот и наградил меня весьма «остроумным» прозвищем.
"ЛЫСАЯ"
Мне, в свою очередь, пришлось одарить прозвищами Бугая и его тупых приятелей.
Прозвища настолько отвратительные и грубые, что пришлось их вымарать!
Ну, парни нащипали травы и, спросив, не хочу ли я зелёный парик, обсыпали меня ею с головы до ног.
Потом я спряталась за кустом, а услышав их шаги, выпрыгнула из укрытия и заорала, что у них в башке один мусор…
и вытряхнула им на головы пакет, полный всякой дряни.
Я вытащила пакет с мусором из контейнера и не посмотрела, что внутри. Оказалось, там было полно вонючих и мерзких объедков — кислое молоко, кофейная гуща, недоеденная китайская еда навынос… В общем, они не на шутку рассвирепели и завопили: "Давайте её заловим!"
Я не успела далеко убежать, и меня поймали. Вымазали остатками протухшей снеди из мусорного пакета… Я здорово работала кулаками и брыкалась… но их было много, а я одна.
И когда мы с Бугаем сцепились в мёртвой хватке, отвратительный мальчишка с зубами, как у хорька, обхватил мне шею рукой и стал душить. Я стукнула его туда, куда бить нельзя, но он продолжал меня душить, надавливая на горло, и я не могла пошевелиться, и Хорёк заорал: "Давай, Джерри! Дай ей хорошенько по роже!"
И я подумала: "Ну вот. Волосы я уже потеряла. А теперь — прощай моя внешность!" Придётся до скончания века ходить без зубов и со сломанным носом, что, конечно, никак не поспособствует моей артистической карьере. Я сморщилась и приготовилась к тому, что мне заедут по физиономии, но Бугай замешкался.
— Пусти её, Брайан! Не видишь — она задыхается! — сказал он.
— Тогда стукни её как следует!
— Нечего её держать! И вы все, отойдите! Это несправедливо! Мы с ней сами разберёмся, без вашей помощи!
Хорёк что-то забухтел себе под нос и заворчал, но меня отпустил. Я встала, пошатываясь.
— Ты как? — спросил Бугай.
— Нормально, — прохрипела я.
— Ну ладно. Давай драться, — сказал Бугай.
И он ударил меня кулаком в плечо. Совсем не больно. А я стукнула его в живот, но не сильно. А потом он повалил меня на землю. Но осторожно. И я его стукнула, почти к нему не прикасаясь. Нам уже было неинтересно продолжать жестокую драку. Мы просто проходили её стадии — как будто понарошку.
Хорьку и другим тоже всё надоело. Им хватило впечатлений от содержимого мусорного пакета, и они отправились домой.
Нас оставили вдвоём.
— Признай, что я победил в драке, и мы в расчёте, — сказал Бугай.
— Вот ещё! Ничего ты не победил! — возмутилась я, легонько его стукнув.
— Ладно, ладно. Ну, ничья? — спросил Бугай.
Я немного подумала и кивнула в знак согласия.
— Ладно, но я могла победить! — продолжала настаивать я.
— Ты настоящий боец, хоть и девчонка, — сказал Бугай.
— Ты тоже классно дерёшься, хоть здоровый и жирный.
Кажется, он обиделся.
— Незачем обзываться! Я за тебя заступился! Не дал Брайану свернуть тебе шею.
— Ты первый обозвал меня лысой!
— А ты действительно облысела, с тех пор как сделала эту дурацкую стрижку.
— И ты не худенький!
— Ну и видок у нас с тобой! Фу, как противно! — сказал он, вынимая росток бамбука из глаза.
— Можешь повторить это ещё раз, — согласилась я, стряхивая со щёк остатки кофейной гущи.
Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. И вот что странно — мы больше не враги, а, можно сказать, приятели.
Иногда в их компании я брожу по деревне, хотя не выношу Хорька. Бугаю он тоже не очень нравится.
Одним словом, мы начали вместе гулять. Мы вдвоём.
Он продолжает называть меня Лысой, а я его — Бугаем.
Но это не имеет никакого значения, потому что мы приятели.
Классно, когда у тебя есть друг, который отличается от тебя.
Теперь мы вдвоём ходим в большую школу. Я рада, что ушла от Дубины Дебенхэм. Буду новенькойв новойшколе с новымиучителями. Можно, если захочу, начать с чистого листа. И поучиться…
Ну, это папа говорит.
Посмотрим.
Но в новой школе всё же есть что-то хорошее — сцена. Не такая шикарная, конечно, как в Марнок-Хайтс, но тоже с бархатными кулисами и спецосвещением… И кое-какими декорациями… Там устраивают маскарад на Рождество, и летом, к концу учебного года, готовят спектакль. Мне Бугай рассказывал, потому что его сестра участвовала в постановках.
Я тоже постараюсь принять в них участие.
Обязательно.
Ещё прославлюсь!
Я просто счастлива.
А Гарнет нет. Она стала плакать по ночам, потому что боится одна ехать в школу-интернат. Но дело не только в этом. Она говорит, что больше не может не дружить со мной.
Я слушаю. Иногда у меня начинает пощипывать глаза, но в темноте можно. Она ничего не видит.
Открываю рот, чтобы много-много ей сказать. Но в тишине не получается. Не могу произнести ни слова. Прости.
Не понимаю, с какой радости я должна просить прощения. Гарнет сама виновата, что едет. Нечего было выпендриваться на вступительном экзамене.
Лучше бы на прослушивании постаралась! Тогда бы мы получили роли в фильме "Близнецы в школе Сент-Клер". Снимались бы вместе! Вместе.
Мы всё лето не общались.
Иногда это кажется странным.
Когда она уедет, будет ещё хуже.
Сегодня сестра последний вечер дома.
Роза приготовила курицу с жареной картошкой, любимое блюдо Гарнет, и испекла торт.
Мне она вкусных тортов не пекла.
Гарнет смогла проглотить лишь маленький кусочек.
Потом нам всем пришлось играть в глупые карточные игры, как в мультфильме "Снэп, или Счастливые семьи", притворяясь счастливой семьёй. Казалось, Гарнет вот-вот упадёт в обморок.
Но она не плакала. Даже когда мы пошли спать. По крайней мере, мне так показалось. Я залезла с головой под одеяло, чтобы ничего не слышать. Я почувствовала, что разваливаюсь. Пополам.
Притворялась и притворялась, что ничего особенного не происходит… Когда на следующее утро мы проснулись и Гарнет оделась в дурацкую новую форму, я поняла, что никогда в жизни мы не выглядели такими разными.
Роза пришла в нашу комнату помочь упаковать вещи и подготовиться к отъезду.
Я посмотрела на новую одежду сестры: пижаму, ботинки для игры в хоккей, другие вещи — все моего размера. Но не для меня.
И в первый раз по-настоящему обрадовалась, что мне не надо никуда ехать. Я бы очень испугалась, я знаю. Гарнет сильно разволновалась, и у неё расстроился желудок — ей пришлось несколько раз бегать в туалет. Пока она туда бегала, я схватила её ночную рубашку, которая лежала на подушке, и уткнулась в неё носом, как испуганный ребёнок в своё одеяльце.
Роза склонилась над чемоданом Гарнет, но, обернувшись, увидела меня.
Она ничего не сказала, просто выпрямилась, подошла ко мне и быстро обняла.
Я стала вырываться, но она только крепче прижала меня к себе, и я почувствовала, что отвечаю на её ласку.
А потом я заплакала.
— Ты никогда не плачешь. Ты меня пугаешь, — прошептала Роза.
— Не надо быть со мной доброй! Я была отвратительной! По отношению к Гарнет, — рыдала я.
— Нельзя сказать, что и со мной ты была мила и любезна, — нервно рассмеявшись, ответила Роза, — или с папой. Но ты права. Сейчас надо думать о Гарнет.
Нужно думать о Гарнет.
О моей сестричке-близняшке, о моей лучшей подруге. О моей половинке.
Она вернулась из туалета, и я бросилась к ней и обняла её за шею.
— Ах, Гарнет, прости! Я была настоящей свиньей. Я не хотела, но очень тебе завидовала и по-дурацки себя чувствовала, как будто меня оставили в стороне. Но ты же будешь моей сестрой-близняшкой, да? Даже если уедешь в Марнок-Хайтс?
— Я всегда-всегда буду твоей двойняшкой! — ответила Гарнет.
И мы крепко-крепко обнялись, точно сиамские близнецы, которых не разделить. Только нас разлучат.
— Это я во всём виновата, — рыдала я. — Ах, Гарнет, как сильно я буду по тебе скучать!
— Я тоже буду по тебе скучать, Руби, сильно-пресильно, но папа сказал, что, если мне там совсем не понравится, я могу вернуться домой.
— Ты будешь иногда приезжать домой на выходные и на каникулы. Как же я могла быть такой чокнутой и упустить всё лето?! Ненавижу себя за это! Почему мне надо всегда быть плохой двойняшкой?!
— А почему я всегда должна быть хорошей? — воскликнула Гарнет. — Слушай, может быть, мы меняемся? Во всяком случае, начали… Ты плачешь, а я нет.
— Ты останешься моей лучшей подругой, да? Не будешь задирать нос и смотреть на меня свысока?
— Не говори чепухи! — воскликнула Гарнет.
— А ты будешь мне писать?
— Каждый день, — пообещала Гарнет. — А ты — мне.
— Обещаю!
— Ты не всегда держишь слово!
— На этот раз не подведу! Сама убедишься! Клянусь никогда больше тебя не обижать, Гарнет.
— Лучше бы тебе не клясться! — рассмеялась Гарнет.
Но она немного поплакала, когда пошла с папой к машине. Мы все плакали.
Гарнет забрала с собой бухгалтерскую книгу. Она каждый день будет записывать в неё свои впечатления, а когда вернётся, покажет мне. А я почти закончила свой блокнот.
Нужно купить другой, пообъёмистее, чтобы больше написать.
В субботу посмотрю, нет ли магазина канцелярских товаров в Хайнфорде. Меня туда Роза отвезёт. Она узнала про драмкружок в Хайнфорде. Я туда запишусь.
Я сильно покраснела, когда она мне об этом сказала.
— Спасибо, Роза, — пробормотала я.
Очень тихо, но она услышала.
— Пожалуйста, Руби. Скорей бы поехать в Хайнфорд и пойти в нормальный магазин! Я чудесно проведу время в торговом центре, пока ты будешь занята в драмкружке, а потом мы встретимся и вместе пообедаем, идёт?
— Идёт! — воскликнула я.
Роза не такая плохая, как мне казалось.
Пора всерьёз заняться актёрским мастерством. Нужно готовиться к тому счастливому моменту, когда мне позвонят телевизионщики и пригласят на прослушивание. Потому что, кто знает… Если дурацкий фильм "Близнецы в школе Сент-Клер" будет пользоваться успехом, может, они захотят экранизировать другую книгу Инид Блайтон и снимут фильм по одному из её знаменитых "Пяти рассказов". Главную роль девчонки-сорванца Джорджины мне сыграть проще простого. У меня и причёска подходит.
Когда папа меня обнимает и треплет по волосам, то называет своей Шваброй. Папу нужно почаще обнимать, особенно теперь, когда он скучает по Гарнет.
Мы все по ней скучаем.
Я больше всех!
С ней всё нормально. Ей даже нравится в новой школе. Я приклею её письмо на первой странице нового блокнота.
Ах, Гарнет! Я сама по тебе скучаю! Сильно-пресильно!
Всё равно мы будем Руби и Гарнет, даже если ты там, а я здесь.
Мы навсегда останемся Руби и Гарнет
Это моя письменная работа. Мне наплевать, если она сумбурна. Кому какое дело, что считает эта выскочка с отвисшим животом, Джеффриз?
Не собиралась я туда ехать! Во всяком случае, сейчас не хочу! Здесь гораздо интересней. Держу пари, у Гарнет кишка тонка отправиться в школу без меня.
А если сестра туда поедет, то ужасно заскучает и прольёт море слёз — вёдер не хватит, и Гарнет пришлют обратно, как плаксу-ваксу. Ей без меня не прожить! Она сама это знает.
А мне без неё живётся лучше некуда!
Это мой блокнот. Буду сюда всё записывать. На обложке написано Меморандум, мне нравятся две первые буквы ME. Если вставить между ними Н, получится, что речь пойдёт обо МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ МНЕ.
Весь блокнот будет посвящён МНЕ ОДНОЙ.
И МНЕ нравится быть самой собой.
МНЕ нравится быть одной. Кажется, я об этом уже писала. Ничего. Лучше сказать дважды, получится в два раза достоверней. Я чувствую себя ПРЕВОСХОДНО.
Я знаю, что значит слово «меморандум». Я очень даже умная, хотя некоторые считают меня тупицей. «Меморандум» означает запись на память, чтобы не забыть. И я хочу официально заявить следующее:
1. Мне, Руби Баркер, начхать на то, что мне не дали стипендию.
2. Руби Баркер плевать, что её подлая сестра поедет учиться вместо неё.
3. Руби Баркер презирает свою подлую сестру.
Она в полном отчаянии(ага, я использую длинные взрослые слова, чтобы показать, что мисс Джеффриз несёт полную ЧУШЬ).
Фу! Так вот. На чём я остановилась?
Ах да, Гарнет ужасно расстроена, потому что я расторгла наш союз двойняшек. Я ей нужна.
Она, может, думает, что теперь она самая умная, но Гарнет ошибается! Без меня она места себе не находит. А мне хорошо! Мне она не нужна. Ну нисколечко!
Ну, может быть, мне бы пригодилась её рука, чтобы делать записи, когда мне всё наскучит.
Иногда мне и вправду скучновато. Я ухожу гулять, потому что не хочу сидеть в старом вонючем магазине, но в нашей дыре не разгуляешься. Поэтому слоняюсь без дела.
Мне не нужна Гарнет, чтобы выдумывать игры. Сама их выдумаю! Чаще всего я представляю себя отважным следопытом, продирающимся сквозь джунгли, которые кишмя кишат ядовитыми змеями, огромными волосатыми пауками
свирепыми тиграми
и мне приходится переходить реку вброд
и цепляться за горные вершины
Как только вдалеке завижу врагов, нужно спрятаться, потому что, несмотря на сверхчеловеческие качества и смекалку, мне не справиться с их полчищами.
Хочу устроить Бугаю засаду, когда встречусь с ним один на один.
Отважный следопыт иногда целыми днями голодает. Ему приходится осуществлять набеги на вражескую территорию, но часто приходится довольствоваться подножным кормом или тем, что растёт на деревьях.
Отважный следопыт даже подумывал об охоте,
но решил остаться вегетарианцем, хоть и не очень любит овощи. Брюссельская капуста… Фу! Обычная капуста… Фу! Цветная капуста… «Фу» в квадрате!
Если на блокноте написано МЕМОРАНДУМ, значит, это только обо МНЕ и можно записывать туда разные ДУМы. МНЕ и без вас ясно, что значит слово «меморандум», мисс Джеффриз. Записывай о себе что хочешь и когда хочешь. Ты не ограничен никакими рамками. Поэтому пишу, что хочу.
Я Руби Баркер, блистательная актриса, и если бы моя бывшая сестра-двойняшка всё не испортила, то этим летом я бы получила главную роль в телевизионном сериале.
Я попыталась позвонить телевизионщикам, сказав, что готова сыграть любую эпизодическую роль. Они меня поблагодарили и обещали связаться. Но слова своего не сдержали. Я снова позвонила, и на этот раз они уже не стали церемониться и ответили, что, к сожалению, все роли распределены, поэтому они просят оставить их в покое. Если я действительно хочу стать актрисой, почему бы мне не обратиться к агенту и не поступить в хорошую театральную школу?
Ну, и как мне пойти в хорошую театральную школу, если мой отвратительный отец меня туда ни за что не отправит, хотя посылает мою сестру учиться в самую шикарную школу страны?!
Положим, ему не надо платить за обучение. Так ведь у неё форма стоит целое состояние!
Вы бы посмотрели на эту форму! Сказать "ужасная и старомодная" — значит, ничего не сказать. Меня под страхом смерти не заставишь её на себя напялить. Гарнет похожа на пугало огородное!
Ну, скажем, папе не надо платить из своего кармана. Роза помогла Гарнет продать свою фарфоровую куклу на аукционе, жалкую малышку, такую же, как у меня. Я продала свою на блошином рынке и получила 30 фунтов.
Мне очень горько писать об этом — кукла Гарнет ушла за 900 фунтов. Да. За мою дали бы столько же. Куклу произвели на какой-то фирме во Франции, которая пользуется спросом у чокнутых коллекционеров, готовых выложить за неё кругленькую сумму. За эти деньги не то что куклу — живого ребёнка можно купить!
Роза пришла в ярость, когда узнала, что рыночные торговцы дали за мою только 30 фунтов. Не на меня рассердилась — на них! Она отправилась с ними разбираться, нашла их и закатила скандал, но они утверждали, что сделка была честной. Роза сама была в этом бизнесе и знает, что они не занимаются благотворительностью. С большой неохотой они всё же вернули 150 фунтов. Сделали благородный жест. Роза не успокоилась и сказала, что они наварили на этом кучу денег, но я обрадовалась, потому что 150 фунтов теперь мои, и, хотя зануда папа твердит, что нужно положить их на счёт в банке, Роза сказала, что мне нужны карманные деньги, потому что у меня тяжёлый период в жизни. И я решила потратить 75 фунтов на себя, а на оставшиеся 75 приобрести заём и положить на дурацкий папин счёт.
Мне не надо тратить деньги на ужасную, глупую школьную форму. И специальные чемоданы, хоккейные клюшки и уродливые, грубые туфли фирмы "Кларкс".
Их можно потратить на компьютерные игры
или
или
или
или
или
или
Странно. Раньше у меня никогда не было собственных денег, которые я могла потратить на себя одну. Мне всегда приходилось делиться. Поэтому здорово, когда у тебя в два раза больше возможностей.
Просто я никак не привыкну к себе новой.
Я даже выгляжу по-другому. Каждый раз, глядя в зеркало, испытываю шок. Волосы немного подросли, но законы затылочного притяжения на них не действуют, и они торчат в разные стороны.
Моя причёска побудила неотёсанных местных придурков выступить с комментариями и задаться вопросом, кто же я на самом деле — мальчик или девочка.
Им не пришлось долго ждать — я им показала, где раки зимуют.
А потом огромный и ужасный Бугай открыл свой грязный рот и наградил меня весьма «остроумным» прозвищем.
"ЛЫСАЯ"
Мне, в свою очередь, пришлось одарить прозвищами Бугая и его тупых приятелей.
Прозвища настолько отвратительные и грубые, что пришлось их вымарать!
Ну, парни нащипали травы и, спросив, не хочу ли я зелёный парик, обсыпали меня ею с головы до ног.
Потом я спряталась за кустом, а услышав их шаги, выпрыгнула из укрытия и заорала, что у них в башке один мусор…
и вытряхнула им на головы пакет, полный всякой дряни.
Я вытащила пакет с мусором из контейнера и не посмотрела, что внутри. Оказалось, там было полно вонючих и мерзких объедков — кислое молоко, кофейная гуща, недоеденная китайская еда навынос… В общем, они не на шутку рассвирепели и завопили: "Давайте её заловим!"
Я не успела далеко убежать, и меня поймали. Вымазали остатками протухшей снеди из мусорного пакета… Я здорово работала кулаками и брыкалась… но их было много, а я одна.
И когда мы с Бугаем сцепились в мёртвой хватке, отвратительный мальчишка с зубами, как у хорька, обхватил мне шею рукой и стал душить. Я стукнула его туда, куда бить нельзя, но он продолжал меня душить, надавливая на горло, и я не могла пошевелиться, и Хорёк заорал: "Давай, Джерри! Дай ей хорошенько по роже!"
И я подумала: "Ну вот. Волосы я уже потеряла. А теперь — прощай моя внешность!" Придётся до скончания века ходить без зубов и со сломанным носом, что, конечно, никак не поспособствует моей артистической карьере. Я сморщилась и приготовилась к тому, что мне заедут по физиономии, но Бугай замешкался.
— Пусти её, Брайан! Не видишь — она задыхается! — сказал он.
— Тогда стукни её как следует!
— Нечего её держать! И вы все, отойдите! Это несправедливо! Мы с ней сами разберёмся, без вашей помощи!
Хорёк что-то забухтел себе под нос и заворчал, но меня отпустил. Я встала, пошатываясь.
— Ты как? — спросил Бугай.
— Нормально, — прохрипела я.
— Ну ладно. Давай драться, — сказал Бугай.
И он ударил меня кулаком в плечо. Совсем не больно. А я стукнула его в живот, но не сильно. А потом он повалил меня на землю. Но осторожно. И я его стукнула, почти к нему не прикасаясь. Нам уже было неинтересно продолжать жестокую драку. Мы просто проходили её стадии — как будто понарошку.
Хорьку и другим тоже всё надоело. Им хватило впечатлений от содержимого мусорного пакета, и они отправились домой.
Нас оставили вдвоём.
— Признай, что я победил в драке, и мы в расчёте, — сказал Бугай.
— Вот ещё! Ничего ты не победил! — возмутилась я, легонько его стукнув.
— Ладно, ладно. Ну, ничья? — спросил Бугай.
Я немного подумала и кивнула в знак согласия.
— Ладно, но я могла победить! — продолжала настаивать я.
— Ты настоящий боец, хоть и девчонка, — сказал Бугай.
— Ты тоже классно дерёшься, хоть здоровый и жирный.
Кажется, он обиделся.
— Незачем обзываться! Я за тебя заступился! Не дал Брайану свернуть тебе шею.
— Ты первый обозвал меня лысой!
— А ты действительно облысела, с тех пор как сделала эту дурацкую стрижку.
— И ты не худенький!
— Ну и видок у нас с тобой! Фу, как противно! — сказал он, вынимая росток бамбука из глаза.
— Можешь повторить это ещё раз, — согласилась я, стряхивая со щёк остатки кофейной гущи.
Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. И вот что странно — мы больше не враги, а, можно сказать, приятели.
Иногда в их компании я брожу по деревне, хотя не выношу Хорька. Бугаю он тоже не очень нравится.
Одним словом, мы начали вместе гулять. Мы вдвоём.
Он продолжает называть меня Лысой, а я его — Бугаем.
Но это не имеет никакого значения, потому что мы приятели.
Классно, когда у тебя есть друг, который отличается от тебя.
Теперь мы вдвоём ходим в большую школу. Я рада, что ушла от Дубины Дебенхэм. Буду новенькойв новойшколе с новымиучителями. Можно, если захочу, начать с чистого листа. И поучиться…
Ну, это папа говорит.
Посмотрим.
Но в новой школе всё же есть что-то хорошее — сцена. Не такая шикарная, конечно, как в Марнок-Хайтс, но тоже с бархатными кулисами и спецосвещением… И кое-какими декорациями… Там устраивают маскарад на Рождество, и летом, к концу учебного года, готовят спектакль. Мне Бугай рассказывал, потому что его сестра участвовала в постановках.
Я тоже постараюсь принять в них участие.
Обязательно.
Ещё прославлюсь!
Я просто счастлива.
А Гарнет нет. Она стала плакать по ночам, потому что боится одна ехать в школу-интернат. Но дело не только в этом. Она говорит, что больше не может не дружить со мной.
Я слушаю. Иногда у меня начинает пощипывать глаза, но в темноте можно. Она ничего не видит.
Открываю рот, чтобы много-много ей сказать. Но в тишине не получается. Не могу произнести ни слова. Прости.
Не понимаю, с какой радости я должна просить прощения. Гарнет сама виновата, что едет. Нечего было выпендриваться на вступительном экзамене.
Лучше бы на прослушивании постаралась! Тогда бы мы получили роли в фильме "Близнецы в школе Сент-Клер". Снимались бы вместе! Вместе.
Мы всё лето не общались.
Иногда это кажется странным.
Когда она уедет, будет ещё хуже.
Сегодня сестра последний вечер дома.
Роза приготовила курицу с жареной картошкой, любимое блюдо Гарнет, и испекла торт.
Мне она вкусных тортов не пекла.
Гарнет смогла проглотить лишь маленький кусочек.
Потом нам всем пришлось играть в глупые карточные игры, как в мультфильме "Снэп, или Счастливые семьи", притворяясь счастливой семьёй. Казалось, Гарнет вот-вот упадёт в обморок.
Но она не плакала. Даже когда мы пошли спать. По крайней мере, мне так показалось. Я залезла с головой под одеяло, чтобы ничего не слышать. Я почувствовала, что разваливаюсь. Пополам.
Притворялась и притворялась, что ничего особенного не происходит… Когда на следующее утро мы проснулись и Гарнет оделась в дурацкую новую форму, я поняла, что никогда в жизни мы не выглядели такими разными.
Роза пришла в нашу комнату помочь упаковать вещи и подготовиться к отъезду.
Я посмотрела на новую одежду сестры: пижаму, ботинки для игры в хоккей, другие вещи — все моего размера. Но не для меня.
И в первый раз по-настоящему обрадовалась, что мне не надо никуда ехать. Я бы очень испугалась, я знаю. Гарнет сильно разволновалась, и у неё расстроился желудок — ей пришлось несколько раз бегать в туалет. Пока она туда бегала, я схватила её ночную рубашку, которая лежала на подушке, и уткнулась в неё носом, как испуганный ребёнок в своё одеяльце.
Роза склонилась над чемоданом Гарнет, но, обернувшись, увидела меня.
Она ничего не сказала, просто выпрямилась, подошла ко мне и быстро обняла.
Я стала вырываться, но она только крепче прижала меня к себе, и я почувствовала, что отвечаю на её ласку.
А потом я заплакала.
— Ты никогда не плачешь. Ты меня пугаешь, — прошептала Роза.
— Не надо быть со мной доброй! Я была отвратительной! По отношению к Гарнет, — рыдала я.
— Нельзя сказать, что и со мной ты была мила и любезна, — нервно рассмеявшись, ответила Роза, — или с папой. Но ты права. Сейчас надо думать о Гарнет.
Нужно думать о Гарнет.
О моей сестричке-близняшке, о моей лучшей подруге. О моей половинке.
Она вернулась из туалета, и я бросилась к ней и обняла её за шею.
— Ах, Гарнет, прости! Я была настоящей свиньей. Я не хотела, но очень тебе завидовала и по-дурацки себя чувствовала, как будто меня оставили в стороне. Но ты же будешь моей сестрой-близняшкой, да? Даже если уедешь в Марнок-Хайтс?
— Я всегда-всегда буду твоей двойняшкой! — ответила Гарнет.
И мы крепко-крепко обнялись, точно сиамские близнецы, которых не разделить. Только нас разлучат.
— Это я во всём виновата, — рыдала я. — Ах, Гарнет, как сильно я буду по тебе скучать!
— Я тоже буду по тебе скучать, Руби, сильно-пресильно, но папа сказал, что, если мне там совсем не понравится, я могу вернуться домой.
— Ты будешь иногда приезжать домой на выходные и на каникулы. Как же я могла быть такой чокнутой и упустить всё лето?! Ненавижу себя за это! Почему мне надо всегда быть плохой двойняшкой?!
— А почему я всегда должна быть хорошей? — воскликнула Гарнет. — Слушай, может быть, мы меняемся? Во всяком случае, начали… Ты плачешь, а я нет.
— Ты останешься моей лучшей подругой, да? Не будешь задирать нос и смотреть на меня свысока?
— Не говори чепухи! — воскликнула Гарнет.
— А ты будешь мне писать?
— Каждый день, — пообещала Гарнет. — А ты — мне.
— Обещаю!
— Ты не всегда держишь слово!
— На этот раз не подведу! Сама убедишься! Клянусь никогда больше тебя не обижать, Гарнет.
— Лучше бы тебе не клясться! — рассмеялась Гарнет.
Но она немного поплакала, когда пошла с папой к машине. Мы все плакали.
Гарнет забрала с собой бухгалтерскую книгу. Она каждый день будет записывать в неё свои впечатления, а когда вернётся, покажет мне. А я почти закончила свой блокнот.
Нужно купить другой, пообъёмистее, чтобы больше написать.
В субботу посмотрю, нет ли магазина канцелярских товаров в Хайнфорде. Меня туда Роза отвезёт. Она узнала про драмкружок в Хайнфорде. Я туда запишусь.
Я сильно покраснела, когда она мне об этом сказала.
— Спасибо, Роза, — пробормотала я.
Очень тихо, но она услышала.
— Пожалуйста, Руби. Скорей бы поехать в Хайнфорд и пойти в нормальный магазин! Я чудесно проведу время в торговом центре, пока ты будешь занята в драмкружке, а потом мы встретимся и вместе пообедаем, идёт?
— Идёт! — воскликнула я.
Роза не такая плохая, как мне казалось.
Пора всерьёз заняться актёрским мастерством. Нужно готовиться к тому счастливому моменту, когда мне позвонят телевизионщики и пригласят на прослушивание. Потому что, кто знает… Если дурацкий фильм "Близнецы в школе Сент-Клер" будет пользоваться успехом, может, они захотят экранизировать другую книгу Инид Блайтон и снимут фильм по одному из её знаменитых "Пяти рассказов". Главную роль девчонки-сорванца Джорджины мне сыграть проще простого. У меня и причёска подходит.
Когда папа меня обнимает и треплет по волосам, то называет своей Шваброй. Папу нужно почаще обнимать, особенно теперь, когда он скучает по Гарнет.
Мы все по ней скучаем.
Я больше всех!
С ней всё нормально. Ей даже нравится в новой школе. Я приклею её письмо на первой странице нового блокнота.
Моя любимая Руби!
Я приехала. В Марнок-Хайтс. Я чувствую себя как девочка из старой школьной повести. Когда папа уехал, я немного поплакала, но ко мне подошла красивая старшеклассница и обняла. Ее зовут Джамилла. Она моя собака-поводырь, но на меня не лает, а просто повсюду водит и показывает, где что находится: аудитории для занятий, спальни, столовая…
На ужин нам дали курицу с жареной картошкой, и Джамилла угостила мне половинкой "Кит-Кат".
Сейчас я пишу в спальне. Со мной еще три девочки. Мы поставили будильники на двенадцать часов ночи, чтобы устроить наш первый пир! Соседку, кровать которой стоит рядом с моей, зовут Люси. Она носит очки. Когда ложится спать, берет с собой плюшевого кролика. У нее есть живой кролик в местном зверинце, и она разрешила мне за ним ухаживать, если пожелаю. Она хочет стать моей лучшей подругой, но я сказала, что ты моя лучшая из лучших подруг. Моя Руби.
Крепко целую.
С огромной-преогромной любовью,
Гарнет
P.S. Я очень по тебе скучаю.
Ах, Гарнет! Я сама по тебе скучаю! Сильно-пресильно!
Всё равно мы будем Руби и Гарнет, даже если ты там, а я здесь.
Мы навсегда останемся Руби и Гарнет