– Нет. А как же Сол? Он должен знать, что его отец умер. И по закону...
   – Его отец? – Дюк коротко хохотнул. – Не пытайся дурачить меня. И не питай никаких иллюзий по этому поводу. Наш жадный сквайр был достаточно беспечен и оставил свою печать на чертах своего незаконнорожденного потомка.
   – Сол – не бастард, – резко возразила Леона.
   – По закону – нет. Но по крови, Леона, по крови, а именно это главное. Законы придумывают люди, они же их и нарушают. Но ни один закон не сможет нас с тобой теперь разделить. Мы сохраним в тайне гибель Сарна, только двое об этом знают, вернее трое: ты, я и проклятый Куртни. Солу я скажу об этом сам. Как моя жена...
   – Как я могу ею стать, если официально не будет известно, что Сарн мертв? Ты должен заявить об этом.
   – Ты не права. Пойдут расспросы, слухи, расследование и прочие неприятности. Я попаду в чертовски затруднительное положение. Я не собираюсь никуда заявлять, любовь моя. Существуют свадебные обряды и помимо церковных. Например, у цыган. Мы ускользнем однажды отсюда, и я обвенчаюсь с тобой по цыганскому обряду. я надену на твой палец кольцо, а потом, когда Сарн будет всеми забыт, отомрут все сплетни. И никто не осмелится задавать вопросы жене Дюка Дарка. И, если к тому времени нам захочется, мы обвенчаемся в церкви. Закон разрешит за давностью исчезновения Сарна.
   Леона медленно покачала головой.
   – Мне хотелось бы сделать это сейчас, чтобы все было честно и законно, обычным путем, как у всех.
   Легкая улыбка скользнула по губам Дюка.
   – Нет. Ты совсем этого не хочешь. – Он снова обнял ее. – И знаешь почему? Потому что ты сама не похожа на других, в тебе нет ничего обыденного, и никогда не будет, моя радость. Ты создана возбуждать, согревать душу и жить по законам самой природы. Ты – неистовая и сумасбродная, в тебе ветер, солнце и облака, и я хочу тебя, Леона. Один Бог знает, как я хочу тебя, – я пьян от тебя. О, Леона, Леона...
   Он целовал и гладил прекрасное лицо и шею, обнимал ее статное тело. Она сначала противилась, шепча:
   – А как же Сарн, мы забыли... – но ее голос был заглушён поцелуем.
   И потом, когда они лежали вместе, все сомнения улетучились и ужасные воспоминания о «Дыре мертвеца» были временно забыты.
   На следующее утро, когда Дюк и Сол шли к руднику, Дюк, не желая привлекать к разговору Леону, без предисловий, но по возможности осторожно сообщил мальчику печальную новость. Они стояли под деревом, Дюк разжег свою трубку, потом, взглянув в сторону подножия холма, где скрывалась зловещая яма, кратко рассказал о том, что случилось, и закончил так:
   – Не расстраивайся, парень. Его смерть была быстрой, и твой... мой брат умер сразу. И, если тебе будет легче, знай, что он не был твоим родным отцом, хотя ты так считал... – Дюк замолчал в ожидании какого-нибудь ответа: возгласа удивления, потрясения.
   Но ответом было молчание.
   Сол стоял, глядя вдаль, он стал, может быть, чуть бледнее, чем обычно. А когда заговорил, его спокойный тон поразил Дюка.
   – Я знаю. Я давно знал.
   – Ты знал?
   Сол кивнул.
   – Он никогда и не казался мне отцом. Я его почти не видел, пока был маленьким. Да и потом не чаще. А сэр Роджер...
   – Да? Что ты знаешь о нем?
   – Я видел девочку из большого дома. Встретил ее год или два назад – и она мне рассказала о нем. Она ненавидела его. Она была горничной, и ее выгнали оттуда, уволили. Сначала я думал, что это все, ну ты понимаешь, от злости. Но я много думал и складывал мелкие кусочки вместе. И потом, мама так странно реагировала при одном упоминании его имени.
   – Что ты имеешь в виду?! – Слова вылетели резко, и Дюк пожалел, что не сдержал своей ревности. После стольких лет!
   – Она презирала его, – ответил Сол, – ты же знаешь: она иногда высокомерна, но всегда горда и правдива. И ее глаза! Они прищуривались и излучали огонь. Нет, не огонь, лед. И я понимал, что он очень плохо поступил с ней в прошлом. И в конце концов догадался, что причина этому – я.
   Сол повернул голову, глядя на огромного Дюка, который обнял его за плечи.
   – Мне очень жаль. О нет, не того, что ты появился на свет. Из всего происшедшего – это самое лучшее. Мы не будем грустить и сожалеть. Но в один прекрасный день ты станешь хозяином в том большом доме, я уверен в этом, как в том, что дважды два – четыре, и смерть моего брата будет отмщена. Я сделаю все для этого.
   – Если тебе этого хочется, поступай как знаешь, дядя Дюк, – сказал Сол, немного подумав, – но мне этого не надо. Я не хочу бороться и завоевывать. Мне нравится все как есть. У нас есть ферма и рудник...
   – Продолжай, мой мальчик.
   – Ну, – Сол глубоко вздохнул, – мне кажется, моей матери лучше думать о приятных вещах теперь, а не о мести, зловещей яме и обо всем, что связано с ней, – Голос его пресекся. – Я думаю, если там... Сарн, то могли быть и другие, верно? И животные тоже. Джереми Льюк с рудника говорил мне, что его дедушка рассказывал, как туда провалилась лошадь. Ужасно думать о гибели живых существ в этой грязной жиже. Я ненавижу смерть!
   Понимая теперь, что мальчик потрясен гораздо сильнее, чем это казалось на первый взгляд, Дюк обнял его.
   – Мы больше не будем вспоминать об этом. И не расстраивайся. Забудь печальные дела и не бойся за мать. С ней все теперь будет хорошо. Очень скоро, только никому не говори об этом, мы собираемся обвенчаться. И, когда вернемся, у тебя будет отец, на которого ты можешь положиться.
   Дюк не вдавался в подробности и, пока они шли к руднику, постарался убедить Сола в необходимости хранить в тайне не только то, что он и Леона будут венчаться, но и гибель Сарна.
   – Это необходимо, – внушал он племяннику, – и ты дашь мне слово, что никому не скажешь – даже если появятся какие-то разговоры и сплетни обо мне и о матери. Люди уж так созданы. Ты не будешь обращать на это внимание, хорошо?
   – Не знаю, – честно ответил Сол, – но я сделаю, как ты просишь. Я обещаю.
   – Забудь о грустном и думай о более приятных вещах. Может быть, отдохнешь денек и закончишь вырезать сову, которую ты делаешь для Арабеллы, а?
   Сол слегка покраснел.
   – Откуда ты знаешь?
   – Нюх, наверное, – отшутился Дюк, – как на золото в земле. Но тебе я скажу, что встретил ее вчера в вересковых зарослях, и мы немного поболтали. Она о тебе хорошего мнения, как я понял.
   Разговор на этом прекратился. Они уже были около машинного отделения, и к ним направлялся Том Бремойн, руководитель наземных работ, явно с целью поговорить с Дюком.
   Сол коротко попрощался с дядей и свернул влево, где стоял его сарай, из которого была видна вся долина. Несмотря на шум мотора и легкий дым от машины, отсюда все казалось волшебно-прекрасным, ясным и чистым, и его охватило детское желание бежать вприпрыжку по земле, потому что он был очень молод и вся жизнь лежала перед ним. Это чистое чувство смешивалось с желанием создать на этой земле что-то прекрасное для другого человека. Печаль, охватившая Сола, когда он представил гибель Сарна в черной бездонной яме, улетучилась, и он почувствовал радостное волнение при мысли о том моменте, когда вручит Арабелле свой подарок и увидит, как вспыхнут светом ее глаза, как появится на ее губах улыбка, как будут золотиться на солнце ее волосы, когда она произнесет нежным голосом:
   – О, Сол, как красиво!
   Да, все так и будет. Он еще мальчик пока, но в эти секунды будущее открылось ему, и в нем он и Арабелла, мужчина и женщина, которые вместе идут по жизни.
   Предвидение озарило его на короткий миг, и, как бы зарядившись энергией, Сол со всей пылкостью, на какую был способен, принялся вырезать из камня фигурку, символ своей любви.
   Он работал все утро, а после полудня встретил Арабеллу. Как будто она знала или их встреча была назначена заранее на этот день. Она шла по тропинке через вересковые заросли по направлению к ферме Оулесвик.
   Они стояли, глядя друг на друга. Природа во всей своей красоте окружала их. Они были слишком юны, что выразить словами свои чувства. Арабелла взяла из руки Сола маленький блестящий предмет и нежно погладила гладкую поверхность.
   – О, Сол, – прошептала она точно так, как он это представлял, – это для меня? Ты даришь это мне?
   Он кивнул.
   – Я готов сделать для тебя все, Арабелла.
   Наступила тишина, оба не знали, что сказать, потом он осторожно взял ее за руку, и они пошли рядом, пока не дошли до границы Фернгейта. Арабелла остановилась и сказала:
   – Теперь я должна вернуться. Он может нас увидеть, мой отчим. В доме сейчас просто ужасно, Сол. Но теперь, – она посмотрела на свое сокровище, – это поможет мне все пережить.
   – Когда ты придешь снова?
   Она улыбнулась.
   – Я буду часто приходить.
   Все осталось как было, невысказанным, но стало ясным для обоих. Когда ее фигурка исчезла из виду, Сол вспомнил слова Арабеллы: «В доме сейчас просто ужасно».
   В этот момент для Сола будущее приняло ясные очертания.
   Когда он вырастет, он женится на Арабелле и будет любить ее всю жизнь. Никто не разлучит их, даже Роджер Куртни, его отец и ее отчим.

7

   Однажды осенним утром, когда воздух был напоен запахом земли и опавших листьев, дыма и соленого дыхания моря, Дюк оседлал лошадь и поехал к Роджеру Куртни выяснять отношения.
   Дюк ехал не торопясь, прихватив с собой записную книжку Роджера – она была надежно спрятана в кармане зеленой вельветовой куртки. Раннее утреннее солнце, пробиваясь сквозь легкую туманную дымку, блестело на золотых серьгах и на булавке в галстуке. Тщательно выбритые щеки Дюка были темными от не успевшего сойти загара. Дюк походил на актера, играющего роль моряка или авантюриста, но решимость и сила, исходящие от его мощной фигуры, предполагали серьезность намерений.
   Он не поехал к заднему входу, где располагались конюшни, а остановился прямо у парадного подъезда, слез с коня, привязал его к буковому дереву. Потом поднялся по ступенькам к тяжелой массивной двери.
   Дюк взял железный молоток и стукнул в дверь три раза, оглянувшись при этом на запущенный сад, заросший сорняками и вереском. Садовые лужайки нуждались в уходе, там, где раньше росли цветы и аккуратно подстриженная трава, теперь было полное запустение. Журчала втекающая откуда-то вода. Нужны деньги, много денег, подумал Дюк, чтобы привести в порядок Фернгейт и сделать его прежним. Слухи о растущих день ото дня долгах Куртни были, очевидно, правдивы, и жаль Арабеллу и хрупкую Еву, которые вынуждены жить в таких условиях.
   Он довольно долго стучал в тяжелую дверь, пока наконец ему не открыла неряшливо выглядящая служанка в домашнем чепце на растрепанных рыжих волосах и в грязном фартуке поверх голубого в цветочек платья. Она вытерла руку об юбку, убрала с лица прядь волос и сказала недовольно:
   – Да? Что стряслось?
   – Ваш хозяин, сэр Роджер, дома? Мне надо повидать его.
   – Не знаю. Еще рано. Он не завтракал и вряд ли примет незнакомого человека...
   – Кажется, вы должны знать меня. Я – Дюк Дарк из Оулесвика.
   – О! Да. Ну что ж, пойду спрошу, примет ли он вас.
   Служанка замешкалась, и Дюк мимо нее протиснулся в холл.
   – Я подожду здесь, – сказал он твердо, – у меня к нему очень важное дело.
   Она поспешила прочь, но не успела исчезнуть из виду, как открылась одна из дверей и появился Роджер – высокий, сильно располневший за эти годы. Голова наклонена вперед, как у рассерженного быка. Пока он подходил к Дюку, тот заметил при свете, падавшем из окна, следы беспокойства на пропитом лице, глаза были красными, веки припухли, когда-то красивое лицо обрюзгло.
   Роджер шел нетвердой походкой, но, приблизившись, с усилием расправил согбенные плечи и грубо спросил:
   – Какого дьявола вам здесь надо?
   – Поговорить. И предложить сделку, если вы в состоянии выслушать.
   – Поговорить? Я не разговариваю с такими типами, как вы. Убирайтесь прочь. Слышите? – Он агрессивно выпятил челюсть и угрожающе поднял кулак.
   Дюк иронически рассмеялся, даже не подумав тронуться с места.
   – Не будьте дураком, уважаемый сэр! У меня к вам маленькое дельце, и, думаю, вы не захотите, чтобы о нем услышали ваши домашние и слуги. О той ночи около «Дыры мертвеца», о выстрелах на пустоши, которые послали человека на гибель. Помните?
   На щеках Роджера появилась легкая краска.
   – Блеф! Болтовня! – выдавил он.
   – О нет! Вы помните все, и если не глупы, то выслушаете, что я собираюсь предпринять по этому поводу. У меня к вам предложение. И это дело нужно обсудить без посторонних ушей. Для вас же лучше, если об этом не узнают в округе или в суде. Я не просто пугаю вас, у меня есть доказательства. – Достав записную книжку, Дюк помахал ею прямо перед носом Роджера и проворно спрятал обратно в карман. – Я подобрал ее, когда вы ускакали прочь, так заботливо оставив моего брата...
   – Ладно-ладно, – торопливо прервал Роджер, оглядываясь, не подслушивает ли кто. – Идите за мной.
   Дюк прошел за Роджером через холл в ту дверь, откуда тот появился. Сильный запах алкоголя витал в комнате, служившей, по-видимому, кабинетом. Две стены занимали книжные полки, в углублении третьей стены виднелся камин. Картин не было, за исключением портрета какого-то далекого предка Куртни. Пыльное полотно, написанное маслом, придавало помещению еще более угрюмый вид. Когда-то, подумал Дюк, обстановка была элегантной. Теперь разбросанные кругом скомканные бумаги, бутылка и стакан с недопитым виски выдавали все отчаяние проигранной борьбы.
   – Ну, – сказал Роджер, нетвердыми шагами направляясь к камину, где еще тлели несколько поленьев, – начинайте. И покороче, у меня много дел. Да садитесь же вы ради Бога! – Он махнул рукой в сторону кресла и уселся сам. – Боль в ноге разыгралась сегодня. Вы нависли надо мной как скала, садитесь, чтобы я мог видеть ваше лицо.
   Дюк повиновался.
   – Новая привычка? – насмешливо поинтересовался он.
   – Какая именно?
   – Видеть лицо собеседника. Непохоже на человека, пославшего на смерть моего брата той ночью. О, вы не знали, что я видел все тогда, не так ли, сэр Роджер? Я был наверху и видел, как вы поскакали и выстрелили – сколько раз? Я выстрелы не считал, но их было достаточно, чтобы заставить Сарна поползти в эту чертову яму на вашей территории и провалиться в нее.
   Какое-то время оба молчали. Дюк пристально наблюдал за лицом собеседника. Наконец Роджер сказал хриплым от накопленной годами ненависти голосом:
   – Вы лжете. Как все проклятые Дарки. Этот вор и бродяга был на моей земле. Я выстрелами отгоняю проходимцев и бродяг. И, если вы начнете разносить вокруг сплетни, порочащие мое имя, я упрячу вас за решетку. Вы поняли? И еще: кто поверит слову Дарка против слова Куртни? Я все еще сквайр этих мест, не забывайте об этом!
   – У меня есть доказательство, – Дюк похлопал по карману, – и на книжке грязь, которая подтверждает, что вы в ту ночь столкнули невинного человека в пропасть и ускакали. Яма в темноте смертельная ловушка, и вы сознательно подтолкнули Сарна к ней.
   – Он сам свалился. И это было для него лучшим выходом, если хотите знать мое мнение.
   – А я не спрашиваю ваше мнение. Достаточно наслушался о ненависти к нам, Даркам. Но ваши угрозы не сработают теперь, если вы попытаетесь опять затеять опасные игры. Скоро вас притянут за долги к ответу. Ведь вы не только подлец, оставивший беспомощного человека гибнуть в мерзкой грязи, но еще и глупец, утонувший по уши в долгах. Я многое почерпнул из записей в этой маленькой книжечке, которую вы обронили.
   – Отдайте ее мне! Это моя собственность!
   Дюк оскалил в усмешке белые зубы.
   – О нет, сэр Роджер. Нет, пока мы не заключим небольшую сделку!
   Роджер вытер испарину со лба, налил виски и проглотил залпом.
   – Какого дьявола вы хотите? Что за сделка?
   – Вам нужны деньги, – сказал Дюк холодно, ~ и я дам их вам, но при одном условии.
   Роджер встал, поставил стакан, подошел к окну и заложил руки за спину. Он боролся с собой, чтобы не взорваться. Потом обернулся к Дюку, который тоже встал, словно собираясь уходить. Вспышка гнева прошла, и лицо Роджера казалось старым и изможденным в солнечном свете, падавшем из окна. И хозяин Фернгейта вдруг произнес тихо:
   – Объясните же, в чем дело.
   – Ну что ж.
   И Дюк объяснил коротко и сжато, не оставляя времени на споры или возражения. Куртни должен за определенную сумму, впрочем, немалую, продать ему часть земель Фернгейта, граничащих с Оулесвиком. Новый владелец обязывался обезопасить «Дыру мертвеца», чтобы предотвратить гибель людей и животных. Большая часть долгов Роджера будет выплачена за счет предлагаемой суммы.
   Перечислив условия, Дюк замолчал и стал ждать ответной реакции. Но на бледном лице Роджера застыла маска ненависти.
   – Это все? – наконец глухо спросил Роджер.
   – Нет. Вы напишите письменное обязательство в следующем: ваша дочь Ева и падчерица Арабелла получают разрешение посещать Оулесвик, когда им вздумается. Никаких угроз, наказаний. Не говорю, что вы бьете их кнутом, сэр, но вы тиранили их, а мне это не нравится. И если вы принимаете мое предложение, то позаботьтесь о них, как я вам сказал, или я вымажу вас в грязи, ославлю на всю страну. Итак, что скажете?
   Первым поползновением Роджера было разбить кулаком ненавистное лицо Дарка. Перед ним стоял вырядившийся цыган в щегольской одежде, со сверкающими на пальцах золотыми перстнями, загорелый фигляр из какой-то пьесы о нездешней жизни, такого нельзя не проучить. Но... Роджер колебался, и в эти секунды благоразумие взяло верх.
   Золото ему может пригодиться, да еще как. Он не питал иллюзий по поводу той долговой ямы, в которой очутился. Его ждет бесчестье, если не произойдет чуда. И вот это чудо ему предлагают, правда, в унизительной для него форме.
   – Ну что ж, – наконец сказал Роджер, – хоть вы шантажист и подлец, мистер Дарк, дела обстоят так, что я вынужден согласиться. Но не думайте, что ваша победа долговечна. Я еще отыграюсь. А пока я требую, чтобы все было оформлено по закону.
   – У меня есть нотариус и все, что требуется для оформления сделки, – ответил спокойно Дюк. – Итак, решено.
   И он повернулся к выходу.
   – Минутку, – остановил его Роджер, – мою записную книжку.
   Лукавая усмешка скользнула по губам Дюка, когда он полез в карман и, достав оттуда книжку, протянул Роджеру.
   – Все здесь, за исключением нескольких страниц, так, на всякий случай, если вы вздумаете уклониться от данного слова.
   Роджер скрипнул зубами.
   – Убирайся, – процедил он, – убирайся, пока я...
   – Не вышвырнете меня? Но вы не сделаете этого сейчас, я же ваш спаситель, спаситель Фернгейта. Увидимся вскоре, всего хорошего, Куртни.
   Дюк отвесил шутовской поклон и несколько секунд спустя за ним захлопнулась дверь.

8

   Несмотря на оскорбительное для помещика и аристократа соглашение с Дарком, Роджер, как только дело было улажено, умудрился представить все в выгодном для себя свете. Безжалостный авантюрист временно одержал верх, получил часть земель Фернгейта. Роджер ничего ему больше не должен. Честь рода Куртни почти не была задета.
   Дюк оказался щедрым, и представленная им сумма почти погасила долги Куртни. Но Дюк Дарк теперь был богат, и эта сумма не имела для него большого значения. Зато теперь он испытывал радость, глядя на двух девочек, получивших свободу.
   Располагая деньгами, Роджер нанял садовника, который привел в порядок усадьбу, и Арабелла сказала Леоне в один из своих визитов в Оулесвик, что на кухню взяли в помощь еще одну девушку.
   – Конечно, работы еще осталось много, – призналась она, – но мой отчим теперь не такой раздражительный и сварливый. Хотя... – Она не договорила и нахмурилась.
   – Что ты хотела сказать? – спросила Леона.
   – Он немного странный. Все время о чем-то думает, и это, по-видимому, очень беспокоит его. Его мысли бродят где-то далеко. Откуда он взял столько денег? Он никогда не говорит об этом, хотя дарит мне небольшие подарки. Мне это не очень нравится, если честно. И временами он странно на меня смотрит. А когда дотрагивается до меня... я не хочу жаловаться, но он делает это так, как будто обожает меня, а я ведь всего-навсего его падчерица. Если бы на моем месте была Ева, тогда другое дело. Но самое печальное – он вообще не обращает на нее внимания. А она такая милая.
   – Да, очень милая, – согласилась Леона, – но не беспокойся за Еву. Ее кумир Дюк, а он готов для нее на все, как будто она его собственный ребенок.
   Арабелла, уловив мелькнувшую на лице Леоны гордость при упоминании имени Дюка, вдруг опрометчиво спросила:
   – Как ты думаешь, если Сарн не вернется, вы с мистером Дарком могли бы пожениться?
   И замолчала, смутившись, что задала нескромный вопрос. Но за последние недели Арабелла сдружилась с этой женщиной, которая, хотя и была намного ее старше, стала для нее близкой подругой.
   Арабелла напрасно беспокоилась, Леона спокойно ответила:
   – Я не хочу загадывать на будущее. Пусть все идет своим чередом. Нужно радоваться каждому прожитому дню. И потом, у меня есть уже сын. Не забывай про Сола.
   – Я никогда не смогла бы это сделать.
   – Вот в это я верю. – Леона внимательно посмотрела на девушку. – Вы любите друг друга, верно?
   Арабелла закусила губу и кивнула.
   – Что ж, только не надо торопиться. Вы еще очень молоды. Уже не дети, но еще и не взрослые.
   – Мне скоро исполнится шестнадцать, – заявила Арабелла, – а жизнь моя заполнена скучной тяжелой работой. Иногда мне кажется, я не вынесла бы, если бы не могла приходить сюда и видеть вас с Солом. – Она вздохнула. – И, конечно, папа Куртни. Он иногда выглядит таким беспомощным. Кажется, он целиком переложил Управление домом на меня. Но это несправедливо, верно?
   – Нет. – Леона вспомнила, что в шестнадцать уже была женой Сарна – благодаря Роджеру Куртни.
   – Ты ненавидишь его? Из-за того, что он...
   Леона резко оборвала ее.
   – Ты слишком любопытна. Оставь в покое мои чувства, договорились? – Глаза ее стали жесткими и холодными как лед. – Есть много разных дел помимо того, чтобы совать нос в чужую жизнь. Тебе, пожалуй, лучше вернуться в Фернгейт, иначе могут быть неприятности.
   – Пожалуй, – согласилась Арабелла, – я уже давно ушла. Но мне сейчас так не хочется туда. Скоро Сол должен вернуться с рудника.
   – Он не на руднике сегодня. Работает в своем сарае. Дюк привез ему из Пензанса специальные инструменты для резки, и Сол задался целью сделать несколько фигурок или украшений и продать в местном магазине. И ты знаешь, каким он становится, если его увлекает новая идея.
   – Да. Ну что ж, – Арабелла встала, поправив волосы небрежным жестом, – я тогда пойду. – Она застенчиво посмотрела на Леону. – Спасибо, что ты поговорила со мной и не рассердилась по поводу нас с Солом.
   Строгие красивые черты Леоны смягчились, а появившаяся на губах ласковая улыбка сразу превратила ее в привлекательную молодую женщину.
   – Что толку сердиться? Все равно жизнь возьмет свое. Иди, я скажу потом Солу, что ты приходила.
   Роджер нетерпеливо расхаживал по холлу, когда Арабелла вошла через черный ход из кухни. Он выглядел расстроенным и, как показалось Арабелле, был не совсем здоров. Роджер стал меньше пить после того, как уладились его финансовые дела, но напряжение, ненависть, ревность сделали свое дело, к тому же он страдал подагрой.
   – Ты была, конечно, у них? – спросил Роджер, стараясь не показать виду, что это его глубоко задевает.
   Она пожала плечами.
   – Мне хотелось прогуляться, подышать свежим воздухом.
   – Ты когда-нибудь ходишь гулять в противоположную сторону от фермы?
   – Там пустынно, и я боюсь этой ужасной ямы.
   – Но ее не видно с нижней поляны, к тому же она теперь надежно заделана.
   – Я знаю, но... – Арабелла замолчала, потом сказала: – Почему ты задаешь мне так много вопросов, куда я хожу и зачем? Это несправедливо. Я надрываюсь на работе по дому, в кухне, чтобы ты мог получать свои любимые блюда, и я нигде не бываю – ни на балах, ни в гостях. Впрочем, вряд ли я пошла бы, даже если бы меня пригласили.
   Она с отчаянием посмотрела на свое поношенное голубое полотняное платье с узкими длинными рукавами. Да, этот наряд не назовешь элегантным, недовольно решил Роджер, и она носит его уже давно. Но в его глазах дешевая ткань и поношенность платья только подчеркивали сияющую красоту падчерицы: блестящие, окаймленные пушистыми ресницами глаза, белую чистую кожу, прелестные черты лица и роскошную гриву золотистых волос. Да, она настоящая красавица! Если бы Кларисса имела хотя бы четверть от этой красоты дочери и была доброй хорошей хозяйкой, они счастливо могли бы прожить долгую жизнь вместе. Или если бы разница в возрасте с падчерицей не была столь велика... Роджер почувствовал волнение и сипло спросил:
   – Почему ты не сказала мне, что тебе нечего носить? Я теперь разбогател. Ты должна была попросить, и все. – Он вынул из кармана кошелек и, достав из него несколько золотых монет, протянул ей. – Вот, можешь их потратить, как захочешь. Старый Джон пусть возьмет завтра выходной и отвезет тебя в экипаже в Пензанс.
   Арабелла вспыхнула и стала отказываться:
   – Но здесь очень много. Я не могу... Нам еще столько нужно сделать в доме...