Страница:
— Не беги! — крикнула она. — Я Адиту!
Из туннеля появилась фигура с опущенным мечом.
— Принц Джошуа! — Облегчение нахлынуло на Тиамака. — Вы целы.
Принц долго смотрел на них, мигая от яркого света хрустальных шаров.
— Милость Эйдона, это действительно вы. — Он тяжело опустился на пол туннеля. — Мой… мой факел погас. Я был в темноте уже некоторое время. Мне казалось, я слышал шаги, но вы шли так тихо, что я не был уверен.
— Вы нашли Камариса? — спросил Тиамак. Принц горестно покачал головой. На лице его было загнанное выражение.
— Нет. Я потерял его из виду вскоре после того, как вошел в пещеру. Он не останавливался, как я ни звал. Он пропал! Пропал! — Джошуа пытался овладеть собой. — Я оставил своих людей без вождя — предал их! Вы можете отвести меня назад? — Он умоляюще оглядел окруживших его ситхи.
— Смертный герцог Изгримнур справится и без вас, — сказала Ликимейя. — Мы не можем терять время, возвращая вас, и не можем послать с вами кого-то из нас. А вы не найдете дороги.
Джошуа опустил голову. Ему было стыдно.
— Я совершил непростительную глупость и предал тех, кто доверял мне. И все это для того, чтобы найти Камариса, а он пропал. И он взял с собой Торн.
— Не казните себя из-за того, что уже сделано, принц Джошуа. — Адиту говорила с удивительной мягкостью. — Что же до Камариса, то не бойтесь. Мы найдем его.
— Как?
Ликимейя некоторое время смотрела на Джошуа, потом перевела взгляд на проход:
— Если меч будет двигаться к Скорби и второму клинку, что кажется очень вероятным, если судить по тому, что вы рассказали нам, тогда мы знаем, куда он пойдет. — Она посмотрела на Чийю. Та кивнула. — Мы пойдем туда кратчайшим путем, во всяком случае постараемся. Или мы найдем его, или достигнем верхних уровней раньше, чем он, и будем ждать там.
— Но он может вечно блуждать здесь внизу! — сказал Джошуа расстроенно, и Тиамак вспомнил свою недавнюю мысль.
— Я так не думаю, — сказала Ликимейя. — Если какая-то могучая сила притягивает мечи друг к другу — что могло бы быть нашей величайшей надеждой, потому что тогда мы можем надеяться, что эта сила приведет туда и Миннеяр, — он не заблудится, даже если его разум и помутился в такой степени, как вы говорите. Он будет похож на слепого человека, который ищет огонь в холодной комнате. Он найдет свой путь.
Джирики протянул руку принцу:
— Вставайте, принц Джошуа. У меня есть немного еды и воды. Вы подкрепите свои силы, и тогда мы найдем его.
Принц смотрел на него, и его беспокойство немного поутихло.
— Спасибо вам. Я так благодарен за то, что вы нашли меня. — Он принял руку Джирики и встал. Потом засмеялся: — Мне казалось, что я слышал голоса.
— Не сомневаюсь, что это так, — сказал Джирики. — И еще услышите.
Тиамак не мог не заметить, что даже бесстрастные ситхи почувствовали себя немного не в своей тарелке после замечания Джирики.
Медленно, почти незаметно туннели вокруг Тиамака начали меняться. По мере того как он и Джошуа следовали за бессмертными по извивающимся проходам, он стал замечать, что полы становятся более ровными, туннели несколько более правильными. Вскоре он увидел следы деятельности разумных строителей: прямые углы, каменные арки, окаймляющие широкие перекрестки, и даже несколько пятен резьбы на каменных стенах — повторяющиеся узоры вроде волн или длинных стеблей травы.
— Эти окраинные залы так и не были закончены, — сказала ему Адиту. — Либо они были построены слишком поздно, перед самым падением Асу'а, либо были заброшены ради более удобных путей.
— Заброшены? — Такого Тиамак даже вообразить не мог. — Зачем было делать такую работу, пробивая камень, а потом забрасывать их?
— Некоторые из этих проходов были построены моим народом при помощи тинукедайя, дворров, как их называют смертные, — объяснила она. — А на этот любящий камень народ иногда наносил резьбу просто так, ради удовольствия, как ребенок может сплести корзиночку из травы, а потом выбросить, когда приходит пора идти домой.
Болотный человек покачал головой.
Заботясь о своих смертных спутниках, ситхи остановились наконец отдохнуть в высоком гроте, на потолке которого висели тонкие сталактиты. В ярком свете хрустальных сфер Тиамак подумал, что это совершенно волшебное зрелище. На мгновение он даже обрадовался, что попал сюда. Мир внизу, по-видимому, был полон не только ужасов, но и чудес. Жуя кусок хлеба и ароматный, но незнакомый фрукт, принесенный ситхи, Тиамак задумался, как далеко они уже зашли. Казалось, что путешествие длилось большую часть дня, хотя расстояние от того места, где они стояли лагерем, до стен Хейхолта не заняло бы и четверти этого времени. Даже несмотря на то что путь был очень извилистым, казалось, что они все-таки должны были достигнуть цели, однако продолжали блуждать по огромным пещерам.
Это как призрачный дом Буайега в старой сказке, решил он, шутя только наполовину. Маленький снаружи, большой внутри,
Он повернулся, чтобы спросить Джошуа, обратил ли он внимание на эту странность. Принц смотрел на свой кусок хлеба, как будто был слишком усталым или расстроенным для того, чтобы есть. Внезапно пещера содрогнулась — или так показалось: Тиамак ощутил, что нечто двигается, скользит, но и Джошуа, и ситхи оставались на месте. Все в гроте как бы соскользнуло в одну сторону, но люди внутри грота скользили вместе с ним. Это было пугающее искажение, и долгое время после того, как оно прошло, Тиамаку казалось, что он одновременно находится сразу в двух местах. Мурашки побежали по его спине.
— Что случилось? — задохнулся он. То, что ситхи тоже выглядели обеспокоенными, совсем не утешило вранна.
— Это то, о чем я говорила прежде, — сказала Адиту. — По мере того как мы приближаемся к сердцу Асу'а, оно становится сильнее.
Ликимейя встала и медленно обвела всех взглядом, — Тиамак был уверен, что она использует не только глаза.
— Вставайте, — сказала она. — Времени мало. Тиамак с трудом поднялся на ноги. Взглянув на непреклонное лицо Ликимейи, он испугался. Ему внезапно захотелось, чтобы он держал рот закрытым и остался на поверхности со своими смертными товарищами. Но поворачивать назад было слишком поздно.
— Куда мы идем? — простонала Мириамель. Исарда, заменившая раненого мужа на посту предводителя маленького отрада, повернулась, чтобы посмотреть на нее.
— Идем? — спросила женщина-дворр. — Мы бежим, чтобы спастись.
Переводя дыхание, Мириамель остановилась, согнувшись. Норны атаковали их еще два раза за то время, что они бежали по темным переходам, но без лучников они не могли одержать верх над испуганными дворрами. И все-таки еще двое каменных садовников пали в сражении, а белокожие бессмертные не собирались прекращать преследование. После последней стычки Мириамель опять заметила преследователей, когда дворры повели их через проход, достаточно длинный и прямой, чтобы имело смысл оглянуться. В это мгновение они действительно показались ей порождениями лишенных света глубин — бледные, безмолвные и беспощадные. Норны, казалось, не спешили. Возможно, они просто старались не потерять беглецов из виду, ожидая своих соплеменников с луками и длинными копьями. Все, что она могла сделать, — это заставлять себя идти и не сдаваться, не падать на землю.
Она знала, что только везение помогло им бежать из пещеры-западни. Если Белые лисицы и ожидали какого-нибудь сопротивления, то, без сомнения, полагали, что это будет рукопашная схватка в темном углу. Отчаянная атака дворров в темноте и каменная лавина, устроенная ими, захватила бессмертных врасплох, позволив Мириамели и ее спутникам бежать. Но у принцессы не было иллюзий относительно того, можно ли обмануть хитроумных норнов дважды.
— Нам придется вечно бегать по туннелям, — сказала она Исарде. — Может быть, вы и можете выдержать это, но мы нет. И в любом случае там, наверху, наши люди в опасности.
Бинабик кивнул:
— Она говаривает с истинностью. Бежать недостаточно для нас. Мы имеем необходимость разыскивать путь из этого места.
Женщина-дворр не ответила, глядя на своего мужа, хромавшего к ним по проходу в обществе остальных дворров и Кадраха. Лицо монаха было пепельным, точно он потерял много крови, но Мириамель не заметила никаких повреждений. Она отвернулась, не желая тратить на него свое сочувствие.
— Расстояние между нами увеличилось, — сказал усталый Джисфидри. — Кажется, они согласны, чтобы мы бежали впереди. — Он прислонился к стене, откинув голову на камень. Исарда подошла к нему и нежно дотронулась широким пальцем до раны на его плече. — Шовенне мертв, и трое других тоже, — простонал Джисфидри. Потом он сказал что-то своей жене на певучем языке дворров, и Исарда издала горестный крик. — Раздавлены, как нежные кристаллы. Ушли.
— Если бы мы не убежали, они бы все равно погибли — и все остальные тоже. — Мириамель помолчала, чтобы справиться со своей яростью и ужасом. — Прости меня, Джисфидри. Мне очень жаль ваших людей. Мне в самом деле жаль.
Капли пота выступили на лбу дворра, сверкая в свете кристаллов.
— Мало кто оплакивает тинукедайя, — тихо ответил он. — Они делают нас слугами, они крадут у нас Слова Творения, они даже молят нас о помощи, если им это нужно, — но редко оплакивают нас.
Мириамели стало стыдно. Конечно же, он имел в виду, что она тоже использовала дворров — и ниски тоже, поняла принцесса, вспомнив о Ган Итаи, — как и их хозяева-ситхи.
— Отведите нас туда, откуда мы можем попасть наверх, — сказала она. — Это все, о чем я прошу. А потом ступайте и будьте благословенны, Джисфидри.
Прежде чем дворр успел ответить, внезапно заговорил Бинабик:
— Слова Творения. Все Великие Мечи выковывались при помощи Слов Творения?
Джсфидри посмотрел на него с некоторым подозрением, потом поморщился, когда его жена сделала ему больно, обрабатывая рану.
— Да. Это было необходимо для того, чтобы соединить их сущность — чтобы привести их существование в соответствие с Законом.
— Каковым Законом?
— Это Закон, который нельзя изменить. Закон, который заставляет камень быть камнем и воду быть водой. Он может быть… — он искал слово, — растянут или изменен на короткое время, но это чревато последствиями. Законы никогда не могут быть отменены.
Один из дворров в конце туннеля возбужденно заговорил.
— Имайон говорит, что чувствует, как они приближаются, — закричала Исарда. — Мы должны бежать!
Джисфидри рывком оттолкнулся от стены, и маленький отряд снова начал свой неровный бег. Усталое сердце Мириамели сильно билось. Неужели этому никогда не будет конца?
— Помоги нам выйти на поверхность, Джисфидри, — взмолилась она. — Пожалуйста.
— Да! Это очень важнее, чем когда-нибудь!
Мириамель обернулась, испуганная безумием в голосе Бинабика. Маленький человек выглядел пораженным ужасом.
— В чем дело? — спросила она его. Пот струился по его смуглому лбу.
— Я должен производить обдумывание, Мириамель, но никогда я не имел такого страха, как в настоящий момент. Первый раз я видывал тень за спиной, которая была всей нашей надеждой, и я предполагаю, Кикасут! говаривать таковые слова! — что монах, с вероятностью, имел справедливость! С вероятностью, мы не имеем ничего для деланья — вообще ничего.
С этими словами, повисшими в воздухе, он повернулся и поспешил за дворрами. Его внезапное отчаяние, подобно лихорадке, перешло к ней. Она почувствовала, как безнадежность охватила ее.
9 РУКА СЕВЕРА
Из туннеля появилась фигура с опущенным мечом.
— Принц Джошуа! — Облегчение нахлынуло на Тиамака. — Вы целы.
Принц долго смотрел на них, мигая от яркого света хрустальных шаров.
— Милость Эйдона, это действительно вы. — Он тяжело опустился на пол туннеля. — Мой… мой факел погас. Я был в темноте уже некоторое время. Мне казалось, я слышал шаги, но вы шли так тихо, что я не был уверен.
— Вы нашли Камариса? — спросил Тиамак. Принц горестно покачал головой. На лице его было загнанное выражение.
— Нет. Я потерял его из виду вскоре после того, как вошел в пещеру. Он не останавливался, как я ни звал. Он пропал! Пропал! — Джошуа пытался овладеть собой. — Я оставил своих людей без вождя — предал их! Вы можете отвести меня назад? — Он умоляюще оглядел окруживших его ситхи.
— Смертный герцог Изгримнур справится и без вас, — сказала Ликимейя. — Мы не можем терять время, возвращая вас, и не можем послать с вами кого-то из нас. А вы не найдете дороги.
Джошуа опустил голову. Ему было стыдно.
— Я совершил непростительную глупость и предал тех, кто доверял мне. И все это для того, чтобы найти Камариса, а он пропал. И он взял с собой Торн.
— Не казните себя из-за того, что уже сделано, принц Джошуа. — Адиту говорила с удивительной мягкостью. — Что же до Камариса, то не бойтесь. Мы найдем его.
— Как?
Ликимейя некоторое время смотрела на Джошуа, потом перевела взгляд на проход:
— Если меч будет двигаться к Скорби и второму клинку, что кажется очень вероятным, если судить по тому, что вы рассказали нам, тогда мы знаем, куда он пойдет. — Она посмотрела на Чийю. Та кивнула. — Мы пойдем туда кратчайшим путем, во всяком случае постараемся. Или мы найдем его, или достигнем верхних уровней раньше, чем он, и будем ждать там.
— Но он может вечно блуждать здесь внизу! — сказал Джошуа расстроенно, и Тиамак вспомнил свою недавнюю мысль.
— Я так не думаю, — сказала Ликимейя. — Если какая-то могучая сила притягивает мечи друг к другу — что могло бы быть нашей величайшей надеждой, потому что тогда мы можем надеяться, что эта сила приведет туда и Миннеяр, — он не заблудится, даже если его разум и помутился в такой степени, как вы говорите. Он будет похож на слепого человека, который ищет огонь в холодной комнате. Он найдет свой путь.
Джирики протянул руку принцу:
— Вставайте, принц Джошуа. У меня есть немного еды и воды. Вы подкрепите свои силы, и тогда мы найдем его.
Принц смотрел на него, и его беспокойство немного поутихло.
— Спасибо вам. Я так благодарен за то, что вы нашли меня. — Он принял руку Джирики и встал. Потом засмеялся: — Мне казалось, что я слышал голоса.
— Не сомневаюсь, что это так, — сказал Джирики. — И еще услышите.
Тиамак не мог не заметить, что даже бесстрастные ситхи почувствовали себя немного не в своей тарелке после замечания Джирики.
Медленно, почти незаметно туннели вокруг Тиамака начали меняться. По мере того как он и Джошуа следовали за бессмертными по извивающимся проходам, он стал замечать, что полы становятся более ровными, туннели несколько более правильными. Вскоре он увидел следы деятельности разумных строителей: прямые углы, каменные арки, окаймляющие широкие перекрестки, и даже несколько пятен резьбы на каменных стенах — повторяющиеся узоры вроде волн или длинных стеблей травы.
— Эти окраинные залы так и не были закончены, — сказала ему Адиту. — Либо они были построены слишком поздно, перед самым падением Асу'а, либо были заброшены ради более удобных путей.
— Заброшены? — Такого Тиамак даже вообразить не мог. — Зачем было делать такую работу, пробивая камень, а потом забрасывать их?
— Некоторые из этих проходов были построены моим народом при помощи тинукедайя, дворров, как их называют смертные, — объяснила она. — А на этот любящий камень народ иногда наносил резьбу просто так, ради удовольствия, как ребенок может сплести корзиночку из травы, а потом выбросить, когда приходит пора идти домой.
Болотный человек покачал головой.
Заботясь о своих смертных спутниках, ситхи остановились наконец отдохнуть в высоком гроте, на потолке которого висели тонкие сталактиты. В ярком свете хрустальных сфер Тиамак подумал, что это совершенно волшебное зрелище. На мгновение он даже обрадовался, что попал сюда. Мир внизу, по-видимому, был полон не только ужасов, но и чудес. Жуя кусок хлеба и ароматный, но незнакомый фрукт, принесенный ситхи, Тиамак задумался, как далеко они уже зашли. Казалось, что путешествие длилось большую часть дня, хотя расстояние от того места, где они стояли лагерем, до стен Хейхолта не заняло бы и четверти этого времени. Даже несмотря на то что путь был очень извилистым, казалось, что они все-таки должны были достигнуть цели, однако продолжали блуждать по огромным пещерам.
Это как призрачный дом Буайега в старой сказке, решил он, шутя только наполовину. Маленький снаружи, большой внутри,
Он повернулся, чтобы спросить Джошуа, обратил ли он внимание на эту странность. Принц смотрел на свой кусок хлеба, как будто был слишком усталым или расстроенным для того, чтобы есть. Внезапно пещера содрогнулась — или так показалось: Тиамак ощутил, что нечто двигается, скользит, но и Джошуа, и ситхи оставались на месте. Все в гроте как бы соскользнуло в одну сторону, но люди внутри грота скользили вместе с ним. Это было пугающее искажение, и долгое время после того, как оно прошло, Тиамаку казалось, что он одновременно находится сразу в двух местах. Мурашки побежали по его спине.
— Что случилось? — задохнулся он. То, что ситхи тоже выглядели обеспокоенными, совсем не утешило вранна.
— Это то, о чем я говорила прежде, — сказала Адиту. — По мере того как мы приближаемся к сердцу Асу'а, оно становится сильнее.
Ликимейя встала и медленно обвела всех взглядом, — Тиамак был уверен, что она использует не только глаза.
— Вставайте, — сказала она. — Времени мало. Тиамак с трудом поднялся на ноги. Взглянув на непреклонное лицо Ликимейи, он испугался. Ему внезапно захотелось, чтобы он держал рот закрытым и остался на поверхности со своими смертными товарищами. Но поворачивать назад было слишком поздно.
— Куда мы идем? — простонала Мириамель. Исарда, заменившая раненого мужа на посту предводителя маленького отрада, повернулась, чтобы посмотреть на нее.
— Идем? — спросила женщина-дворр. — Мы бежим, чтобы спастись.
Переводя дыхание, Мириамель остановилась, согнувшись. Норны атаковали их еще два раза за то время, что они бежали по темным переходам, но без лучников они не могли одержать верх над испуганными дворрами. И все-таки еще двое каменных садовников пали в сражении, а белокожие бессмертные не собирались прекращать преследование. После последней стычки Мириамель опять заметила преследователей, когда дворры повели их через проход, достаточно длинный и прямой, чтобы имело смысл оглянуться. В это мгновение они действительно показались ей порождениями лишенных света глубин — бледные, безмолвные и беспощадные. Норны, казалось, не спешили. Возможно, они просто старались не потерять беглецов из виду, ожидая своих соплеменников с луками и длинными копьями. Все, что она могла сделать, — это заставлять себя идти и не сдаваться, не падать на землю.
Она знала, что только везение помогло им бежать из пещеры-западни. Если Белые лисицы и ожидали какого-нибудь сопротивления, то, без сомнения, полагали, что это будет рукопашная схватка в темном углу. Отчаянная атака дворров в темноте и каменная лавина, устроенная ими, захватила бессмертных врасплох, позволив Мириамели и ее спутникам бежать. Но у принцессы не было иллюзий относительно того, можно ли обмануть хитроумных норнов дважды.
— Нам придется вечно бегать по туннелям, — сказала она Исарде. — Может быть, вы и можете выдержать это, но мы нет. И в любом случае там, наверху, наши люди в опасности.
Бинабик кивнул:
— Она говаривает с истинностью. Бежать недостаточно для нас. Мы имеем необходимость разыскивать путь из этого места.
Женщина-дворр не ответила, глядя на своего мужа, хромавшего к ним по проходу в обществе остальных дворров и Кадраха. Лицо монаха было пепельным, точно он потерял много крови, но Мириамель не заметила никаких повреждений. Она отвернулась, не желая тратить на него свое сочувствие.
— Расстояние между нами увеличилось, — сказал усталый Джисфидри. — Кажется, они согласны, чтобы мы бежали впереди. — Он прислонился к стене, откинув голову на камень. Исарда подошла к нему и нежно дотронулась широким пальцем до раны на его плече. — Шовенне мертв, и трое других тоже, — простонал Джисфидри. Потом он сказал что-то своей жене на певучем языке дворров, и Исарда издала горестный крик. — Раздавлены, как нежные кристаллы. Ушли.
— Если бы мы не убежали, они бы все равно погибли — и все остальные тоже. — Мириамель помолчала, чтобы справиться со своей яростью и ужасом. — Прости меня, Джисфидри. Мне очень жаль ваших людей. Мне в самом деле жаль.
Капли пота выступили на лбу дворра, сверкая в свете кристаллов.
— Мало кто оплакивает тинукедайя, — тихо ответил он. — Они делают нас слугами, они крадут у нас Слова Творения, они даже молят нас о помощи, если им это нужно, — но редко оплакивают нас.
Мириамели стало стыдно. Конечно же, он имел в виду, что она тоже использовала дворров — и ниски тоже, поняла принцесса, вспомнив о Ган Итаи, — как и их хозяева-ситхи.
— Отведите нас туда, откуда мы можем попасть наверх, — сказала она. — Это все, о чем я прошу. А потом ступайте и будьте благословенны, Джисфидри.
Прежде чем дворр успел ответить, внезапно заговорил Бинабик:
— Слова Творения. Все Великие Мечи выковывались при помощи Слов Творения?
Джсфидри посмотрел на него с некоторым подозрением, потом поморщился, когда его жена сделала ему больно, обрабатывая рану.
— Да. Это было необходимо для того, чтобы соединить их сущность — чтобы привести их существование в соответствие с Законом.
— Каковым Законом?
— Это Закон, который нельзя изменить. Закон, который заставляет камень быть камнем и воду быть водой. Он может быть… — он искал слово, — растянут или изменен на короткое время, но это чревато последствиями. Законы никогда не могут быть отменены.
Один из дворров в конце туннеля возбужденно заговорил.
— Имайон говорит, что чувствует, как они приближаются, — закричала Исарда. — Мы должны бежать!
Джисфидри рывком оттолкнулся от стены, и маленький отряд снова начал свой неровный бег. Усталое сердце Мириамели сильно билось. Неужели этому никогда не будет конца?
— Помоги нам выйти на поверхность, Джисфидри, — взмолилась она. — Пожалуйста.
— Да! Это очень важнее, чем когда-нибудь!
Мириамель обернулась, испуганная безумием в голосе Бинабика. Маленький человек выглядел пораженным ужасом.
— В чем дело? — спросила она его. Пот струился по его смуглому лбу.
— Я должен производить обдумывание, Мириамель, но никогда я не имел такого страха, как в настоящий момент. Первый раз я видывал тень за спиной, которая была всей нашей надеждой, и я предполагаю, Кикасут! говаривать таковые слова! — что монах, с вероятностью, имел справедливость! С вероятностью, мы не имеем ничего для деланья — вообще ничего.
С этими словами, повисшими в воздухе, он повернулся и поспешил за дворрами. Его внезапное отчаяние, подобно лихорадке, перешло к ней. Она почувствовала, как безнадежность охватила ее.
9 РУКА СЕВЕРА
Ветры завывали над вершиной Пика Бурь, но у подножия горы все было тихо. Лишенные Света впали в глубокий сон. Коридоры Нижней Наккиги были почти пусты. Обтянутые перчатками пальцы Утук'ку, тонкие и хрупкие, как ножки сверчка, лежали на подлокотнике трона. Она прислонила к камню свои древние кости и отпустила мысли в Дышащую Арфу. Они следовали ее изгибам и извивам до тех пор, пока Пик Бурь не исчез, а королева не превратилась в чистую мысль, движущуюся сквозь черные промежуточные пространства. Рассерженный Темный ушел из Арфы. Он передвинул себя к тому месту — если это можно было назвать местом, — где он мог действовать в согласии с ней, чтобы преодолеть последний шаг к исполнению своего векового плана. Но она все еще ощущала тяжесть его ненависти и зависти, воплощенной в сети бурь, распространившихся по верхнему миру.
В Наббане, где некогда правили невесть откуда взявшиеся императоры, снег завалил улицы; в огромной гавани высокие волны захлестывали корабли и выкидывали их на берег. Расколотые деревянные карраки лежали там, как кости великанов. Взбешенные килпы нападали на все, что двигалось по воде, и даже начали устраивать набеги на прибрежные города. Глубоко в сердце Санкеллана Эйдонитиса Клавеанский колокол висел безмолвный, скованный льдом, подобно Матери Церкви смертных, замороженной ужасом.
Во Вранне, отчасти защищенном от бури, тем не менее стало чудовищно холодно. Ганты, в основном уцелевшие, хотя тысячи их и погибли от холода, так и кишели в болотах, нападая на окраинные поселки. Немногие смертные Кванитупула, которые, несмотря на ледяной ветер, осмеливались выйти из дома, ходили только группами, вооруженные железом и факелами. Ганты, казалось, прятались в каждом темном углу. Детей держали в домах, двери и окна были заколочены даже в те немногие часы, когда шторм стихал. Альдхорт спал под белым одеялом, но если его вековые деревья и страдали под тяжелой рукой Севера, они делали это безмолвно. В сердце леса Джао э-Тинукай лежал опустевший, затянутый холодным туманом. Все земли смертных дрожали под прикосновением Пика Бурь. Шторма превратили Риммергард и Фростмарш в ледяную пустыню, Эрнистиру пришлось немногим лучше. Не успели эрнистирийцы привести в порядок дома, из которых был изгнан Скали из Кальдскрика, они были вынуждены вернуться назад в пещеры Грианспога. Дух народа, который так любили ситхи, дух, ярко пылавший недолгое время, снова превратился в слабое мерцание.
Буря повисла над Эркинландом. Черные ветры сгибали и ломали деревья, покрывали снегом дома; гром ревел, как яростный зверь, по всей земле. Злобное сердце шторма, полное вихря, дождя, снега и молний, билось над Эрчестером и Хейхолтом.
Утук'ку отметила все это со спокойным удовлетворением, но не стала останавливаться, чтобы смаковать ужас и отчаяние ненавистных смертных. Она должна была кое-что сделать. Это ожидало ее с тех самых пор, как перед ней положили бледное, холодное тело ее сына Друкхи. Утук'ку была старой и хрупкой. Ирония того, что ее собственный прапраправнук способствует отмщению, что он происходит из той самой семьи, которая уничтожила ее счастье, не ускользнула от нее. Королева почти улыбалась.
Ее мысли спешили дальше, вдоль шепчущихся нитей бытия, пока не прошли в еще более отдаленные места, куда из всех живущих могла добраться одна она.
Когда она ощутила присутствие существа, которое искала, она потянулась к нему, моля силы, которые были древними уже в Венига Досай-э, дать ей то, что было необходимо, чтобы сделать последний долгожданный шаг. Вспышка радости пробежала сквозь ее существо. Сила была там, более чем достаточная для ее целей; теперь оставалось только овладеть ею. Час приближался, и Утук'ку не нужно было больше терпеть.
— Мой глаз всегда подводит в самый нужный момент, — жаловался Стренгъярд. — А в эти дни, когда солнце не показывается и все время идет снег, я вообще ничего не вижу. Сангфугол, скажи мне, пожалуйста, что происходит?
— Пока видеть нечего.
Они сидели на склоне одного из подножных холмов Свертклифа, глядя вниз, на Эрчестер и Хейхолт. Дерево, под которым устроилась парочка, и невысокая каменная стена, наскоро сложенная ими, представляли собой жалкую защиту от ветра. Несмотря на два одеяла и плащ с капюшоном, в которые завернулся Сангфугол, арфист дрожал.
— Наша армия стоит перед стенами, герольды трубят в трубы. Изгримнур или кто-то еще, видимо, зачитывает ультиматум. Я все еще не вижу солдат короля… нет, вот кто-то показался на стенах. А я уж думал, что внутри вообще никого нет…
— Кто? Кто на стенах?
— Милость Эйдона, Стренгъярд, я не могу сказать. Фигуры, вот и все.
— Нам надо было подойти поближе, — раздраженно сказал священник. — В такую погоду с этой горы ничего не видно.
Арфист посмотрел на него:
— Ты, должно быть, рехнулся. Я музыкант. Ты книжник. Если уж на то пошло, мы слишком близко! Нам следовало бы оставаться в Наббане. А мы здесь, здесь и останемся. Ближе, вот еще. — Он подул в сложенные чашечкой руки.
Слабый звук рогов поплыл над ветром.
— Что это? — спросил Стренгъярд. — Что происходит?
— Они закончили предъявлять требования и, по-видимому, не получили никакого ответа. В этом весь Джошуа — дать Элиасу шанс благородно сдаться, когда мы прекрасно знаем, что он не сделает ничего подобного.
— Принц… обязан делать все, как полагается, — ответил Стренгъярд. — Боже мой, я надеюсь, что он здоров! Мне становится нехорошо, когда я думаю, что он и Камарис блуждают по этим ужасным пещерам!
— Там этот наббанаец, — возбужденно сказал Сангфугол. — Он действительно похож на Джошуа, во всяком случае отсюда. — Арфист внезапно повернулся к священнику: — Ты на самом деле считаешь, что я мог бы изображать принца?
— Ты очень похож на него.
Сангфугол с отвращением и горьким удивлением посмотрел на священника:
— Матерь Божья, Стренгъярд! Не надо делать мне одолжений. — Он поглубже зарылся в свои одеяла. — Вообрази меня на коне и с мечом! Искупитель, спаси нас всех!
— Но все мы должны делать то, что можем.
— Да, и все, что я могу делать, — это играть на моей арфе и петь. И если мы победим, я буду делать это очень старательно, а если нет, что ж, я смогу заниматься тем же самым, если останусь жив, только где-то в другом месте. Но чего я не могу, так это скакать, сражаться и убеждать всех, что я Джошуа.
Некоторое время они молчали, прислушиваясь к вою ветра.
— Если мы проиграем, боюсь, бежать будет некуда.
— Возможно. — Арфист еще немного помолчал, потом встрепенулся: — Наконец-то!
— Что? Что-то происходит?
— Они выдвинули вперед стенобойного барана, — спаси Бог, это страшная вещь. У него железная голова, похожая на голову настоящего барана — с загибающимися рогами и всем таким, — но он такой большой! Его толкает столько народу — и все равно кажется чудом, что удается столкнуть его с места. — Он резко выдохнул. — Люди короля стреляют из луков. Вот. Кто-то упал. И не один. Но баран все равно продвигается вперед.
— Да спасет их Бог, — тихо проговорил Стренгъярд.
— Как можно пустить стрелу на таком ветру, не говоря уж о том, чтобы попасть? А! Кто-то свалился со стены. По крайней мере одного из них нет. — Арфист возбужденно повысил голос. — Трудно увидеть, что происходит, но наши люди уже почти у стен. Вот, кто-то поставил лестницу. Солдаты поднимаются по ней. — Через мгновение он вскрикнул от удивления и ужаса.
— Что ты видишь? — Стренгъярд прищурил глаз, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь снежную завесу.
— Что-то свалилось на них. — Арфист был потрясен. — Огромный камень. Я уверен, что они все погибли.
— Да защитит нас Искупитель, — горестно сказал Стренгъярд. — Это в самом деле началось. Нам остается только ждать конца, каков бы он ни был.
Изгримнур прикрывал руками лицо, защищаясь от снежного вихря, но было очень трудно следить за происходящим, хотя от того склона, на котором он стоял, до стен Хейхолта было не больше пятидесяти локтей. Сотни вооруженных людей барахтались в сугробах, копошась, как насекомые. Сотни еще более смутных фигур сновали по стенам замка. Герцог тихо выругался. Все казалось чертовски далеким!
Фреозель залез на деревянную платформу, построенную механиками между подножием горы и пустынной, исхлестанной бурей громадой Эрчестера. Фальширец пригнулся, сопротивляясь ветру.
— Баран у самых ворот. Ветер сегодня наш дружок! Задает он работку ихним лучникам.
— Так ведь и нам он стрелять не дает, — проворчал герцог. — А места на стенах много, вот они и сбрасывают наши лестницы. — Он ударил кулаком по другой руке в железной рукавице. — Солнце взошло уже много часов назад, а мы пока что только вырыли несколько траншей в снегу.
Фреозель насмешливо посмотрел на герцога:
— Извините, сир герцог, но вы, видать, думали, что мы снесем эти стены еще до заката.
— Нет, нет. Видит Бог, Хейхолт хорошо построен. Но я не знаю, сколько у нас времени. — Он посмотрел вверх, на сумрачное небо: — Эта проклятая звезда, о которой все они без конца талдычат, висит прямо над головой. Я почти чувствую, как она жжет. Принца и Камариса нет. Мириамели нет. — Он снова посмотрел на Хейхолт, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь снежный вихрь. — А наши люди попросту превратятся, в ледышки, если мы будем держать их там слишком долго. Как бы мне хотелось, чтобы мы смогли разрушить эти стены до заката, но не больно-то много надежды на это.
Изорн показал наверх. Солдаты, собравшиеся вокруг, подняли головы.
— Там. На стенах.
Рядом с волнами в шлемах, выглядывающими из бойниц, появились другие защитники с мертвенно-бледными лицами. Их белые волосы развевались на ветру.
— Белые лисицы? — спросил Слудиг и сотворил знак древа.
— Вот именно. И в самом Хейхолте. Проклятые твари! — Изорн поднял свой выкрашенный черным меч и начал с вызовом размахивать им, но призрачные фигуры на стенах, по-видимому, не заметили этого. — Будь проклят Элиас, что за отвратительную сделку он совершил?!
Слудиг смотрел.
— Я не видел их раньше, — закричал он в смятении. — Милостивый Эйдон, они как демоны!
— Они и впрямь демоны! А Хейхолт теперь их гнездо.
— Но я не вижу, чтобы они что-нибудь делали.
— Ну и хорошо, — ответил Изорн. — Может быть, их слишком мало. Но они великолепные лучники. Я не понимаю, почему не видно луков?
Слудиг качал головой, потрясенный. Он не мог отвести глаз от страшных лиц норнов.
— Эйдон, спаси нас! — хрипло пробормотал он.
Барон Сориддан поднялся на платформу, с трудом передвигаясь в тяжелых доспехах.
— Какие новости? — спросил Изгримнур. Сориддан стащил с себя рукавицы и поднес руки к жаровне с углем.
— Все идет хорошо, надо полагать. Люди Элиаса стреляют по барану, и из-за этого он движется очень медленно, но все равно скоро будет у ворот. Некоторые осадные башни тоже скоро подойдут к стенам, и защитники сейчас стреляют в основном по ним. Нам повезло, что сегодня такой ветер и королевским лучникам плохо видно.
— Я это уже слышал, — проворчал герцог. — А я потихоньку схожу с ума. Черт бы побрал Джошуа, как он мог так бросить меня! — Он нахмурился, потом сотворил знак древа. — Прости меня, я не хотел это говорить.
Сориддан кивнул:
— Я знаю. Действительно ужасно, что мы даже не имеем представления, где он.
— Не только это тревожит меня. Слишком много вопросов остается без ответов.
— Что ты имеешь в виду?
— Если все, что они должны сделать, — это задержать нас, и если эта проклятая звезда действительно означает что скоро должно случиться что-то, что поможет Элиасу, то почему они тогда даже не пытаются поговорить. Я думал, что король захочет увидеть своего брата хотя бы для того, чтобы накричать на него и назвать предателем!
— Может быть, Элиас уже знает, что Джошуа здесь нет.
Изгримнур вздрогнул:
— Откуда ему знать? Джошуа пропал только прошлой ночью.
— Ты больше моего знаешь о таких вещах, герцог Изгримнур. Ты уже давно сражаешься с королем и его волшебными союзниками.
Изгримнур подошел к переднему краю платформы и посмотрел на темные стены Хейхолта:
— Может быть, они действительно знают? Может, они каким-то образом заманили Камариса внутрь — но, будь я проклят, это нисколько не означало бы, что и Джошуа пойдет следом. Они не могли на это рассчитывать.
— Я не могу даже догадываться, — сказал барон. — Я, собственно, пришел сказать, что хотел бы забрать часть людей к восточной стене. Мне кажется, пришла пора заставить их побеспокоиться и еще об одном месте.
— Валяй. Но вот что еще меня мучит: Элиас вовсе не кажется встревоженным. Осадный баран подошел так близко, и я бы на их месте предпринял по крайней мере одну вылазку, чтобы не дать нам поставить его на место.
— Я не могу тебе ответить. — Сориддан хлопнул его по руке. — Но если это все, что может сделать Верховный король, мы обрушим ворота через каких-нибудь пару дней.
— У нас может не быть дней.
Сориддан встал и направился к своей лошади.
— Мужайся, герцог Изгримнур, — крикнул он. — Все идет хорошо.
Изгримнур оглянулся:
— Джеремия!
Мальчик протиснулся через небольшую группу вооруженных людей в задней части платформы.
— Да, сир?
— Найди-ка мне немного вина, мальчик. Мои потроха промерзли даже больше, чем ноги.
Оруженосец поспешил к палаткам. Изгримнур повернулся и сердито посмотрел на ветреное, покрытое снегом поле битвы.
— Сохрани нас Бог! — ахнул потрясенный Слудиг. — Что они делают?
— Поют, — сказал Изорн. — Я видел такое под стенами Наглимунда. Это продолжалось очень долго.
Он смотрел на две дюжины ситхи, которые выехали вперед и теперь торжественно стояли на расстоянии полета стрелы от стен, по колено в сугробах.
В Наббане, где некогда правили невесть откуда взявшиеся императоры, снег завалил улицы; в огромной гавани высокие волны захлестывали корабли и выкидывали их на берег. Расколотые деревянные карраки лежали там, как кости великанов. Взбешенные килпы нападали на все, что двигалось по воде, и даже начали устраивать набеги на прибрежные города. Глубоко в сердце Санкеллана Эйдонитиса Клавеанский колокол висел безмолвный, скованный льдом, подобно Матери Церкви смертных, замороженной ужасом.
Во Вранне, отчасти защищенном от бури, тем не менее стало чудовищно холодно. Ганты, в основном уцелевшие, хотя тысячи их и погибли от холода, так и кишели в болотах, нападая на окраинные поселки. Немногие смертные Кванитупула, которые, несмотря на ледяной ветер, осмеливались выйти из дома, ходили только группами, вооруженные железом и факелами. Ганты, казалось, прятались в каждом темном углу. Детей держали в домах, двери и окна были заколочены даже в те немногие часы, когда шторм стихал. Альдхорт спал под белым одеялом, но если его вековые деревья и страдали под тяжелой рукой Севера, они делали это безмолвно. В сердце леса Джао э-Тинукай лежал опустевший, затянутый холодным туманом. Все земли смертных дрожали под прикосновением Пика Бурь. Шторма превратили Риммергард и Фростмарш в ледяную пустыню, Эрнистиру пришлось немногим лучше. Не успели эрнистирийцы привести в порядок дома, из которых был изгнан Скали из Кальдскрика, они были вынуждены вернуться назад в пещеры Грианспога. Дух народа, который так любили ситхи, дух, ярко пылавший недолгое время, снова превратился в слабое мерцание.
Буря повисла над Эркинландом. Черные ветры сгибали и ломали деревья, покрывали снегом дома; гром ревел, как яростный зверь, по всей земле. Злобное сердце шторма, полное вихря, дождя, снега и молний, билось над Эрчестером и Хейхолтом.
Утук'ку отметила все это со спокойным удовлетворением, но не стала останавливаться, чтобы смаковать ужас и отчаяние ненавистных смертных. Она должна была кое-что сделать. Это ожидало ее с тех самых пор, как перед ней положили бледное, холодное тело ее сына Друкхи. Утук'ку была старой и хрупкой. Ирония того, что ее собственный прапраправнук способствует отмщению, что он происходит из той самой семьи, которая уничтожила ее счастье, не ускользнула от нее. Королева почти улыбалась.
Ее мысли спешили дальше, вдоль шепчущихся нитей бытия, пока не прошли в еще более отдаленные места, куда из всех живущих могла добраться одна она.
Когда она ощутила присутствие существа, которое искала, она потянулась к нему, моля силы, которые были древними уже в Венига Досай-э, дать ей то, что было необходимо, чтобы сделать последний долгожданный шаг. Вспышка радости пробежала сквозь ее существо. Сила была там, более чем достаточная для ее целей; теперь оставалось только овладеть ею. Час приближался, и Утук'ку не нужно было больше терпеть.
— Мой глаз всегда подводит в самый нужный момент, — жаловался Стренгъярд. — А в эти дни, когда солнце не показывается и все время идет снег, я вообще ничего не вижу. Сангфугол, скажи мне, пожалуйста, что происходит?
— Пока видеть нечего.
Они сидели на склоне одного из подножных холмов Свертклифа, глядя вниз, на Эрчестер и Хейхолт. Дерево, под которым устроилась парочка, и невысокая каменная стена, наскоро сложенная ими, представляли собой жалкую защиту от ветра. Несмотря на два одеяла и плащ с капюшоном, в которые завернулся Сангфугол, арфист дрожал.
— Наша армия стоит перед стенами, герольды трубят в трубы. Изгримнур или кто-то еще, видимо, зачитывает ультиматум. Я все еще не вижу солдат короля… нет, вот кто-то показался на стенах. А я уж думал, что внутри вообще никого нет…
— Кто? Кто на стенах?
— Милость Эйдона, Стренгъярд, я не могу сказать. Фигуры, вот и все.
— Нам надо было подойти поближе, — раздраженно сказал священник. — В такую погоду с этой горы ничего не видно.
Арфист посмотрел на него:
— Ты, должно быть, рехнулся. Я музыкант. Ты книжник. Если уж на то пошло, мы слишком близко! Нам следовало бы оставаться в Наббане. А мы здесь, здесь и останемся. Ближе, вот еще. — Он подул в сложенные чашечкой руки.
Слабый звук рогов поплыл над ветром.
— Что это? — спросил Стренгъярд. — Что происходит?
— Они закончили предъявлять требования и, по-видимому, не получили никакого ответа. В этом весь Джошуа — дать Элиасу шанс благородно сдаться, когда мы прекрасно знаем, что он не сделает ничего подобного.
— Принц… обязан делать все, как полагается, — ответил Стренгъярд. — Боже мой, я надеюсь, что он здоров! Мне становится нехорошо, когда я думаю, что он и Камарис блуждают по этим ужасным пещерам!
— Там этот наббанаец, — возбужденно сказал Сангфугол. — Он действительно похож на Джошуа, во всяком случае отсюда. — Арфист внезапно повернулся к священнику: — Ты на самом деле считаешь, что я мог бы изображать принца?
— Ты очень похож на него.
Сангфугол с отвращением и горьким удивлением посмотрел на священника:
— Матерь Божья, Стренгъярд! Не надо делать мне одолжений. — Он поглубже зарылся в свои одеяла. — Вообрази меня на коне и с мечом! Искупитель, спаси нас всех!
— Но все мы должны делать то, что можем.
— Да, и все, что я могу делать, — это играть на моей арфе и петь. И если мы победим, я буду делать это очень старательно, а если нет, что ж, я смогу заниматься тем же самым, если останусь жив, только где-то в другом месте. Но чего я не могу, так это скакать, сражаться и убеждать всех, что я Джошуа.
Некоторое время они молчали, прислушиваясь к вою ветра.
— Если мы проиграем, боюсь, бежать будет некуда.
— Возможно. — Арфист еще немного помолчал, потом встрепенулся: — Наконец-то!
— Что? Что-то происходит?
— Они выдвинули вперед стенобойного барана, — спаси Бог, это страшная вещь. У него железная голова, похожая на голову настоящего барана — с загибающимися рогами и всем таким, — но он такой большой! Его толкает столько народу — и все равно кажется чудом, что удается столкнуть его с места. — Он резко выдохнул. — Люди короля стреляют из луков. Вот. Кто-то упал. И не один. Но баран все равно продвигается вперед.
— Да спасет их Бог, — тихо проговорил Стренгъярд.
— Как можно пустить стрелу на таком ветру, не говоря уж о том, чтобы попасть? А! Кто-то свалился со стены. По крайней мере одного из них нет. — Арфист возбужденно повысил голос. — Трудно увидеть, что происходит, но наши люди уже почти у стен. Вот, кто-то поставил лестницу. Солдаты поднимаются по ней. — Через мгновение он вскрикнул от удивления и ужаса.
— Что ты видишь? — Стренгъярд прищурил глаз, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь снежную завесу.
— Что-то свалилось на них. — Арфист был потрясен. — Огромный камень. Я уверен, что они все погибли.
— Да защитит нас Искупитель, — горестно сказал Стренгъярд. — Это в самом деле началось. Нам остается только ждать конца, каков бы он ни был.
Изгримнур прикрывал руками лицо, защищаясь от снежного вихря, но было очень трудно следить за происходящим, хотя от того склона, на котором он стоял, до стен Хейхолта было не больше пятидесяти локтей. Сотни вооруженных людей барахтались в сугробах, копошась, как насекомые. Сотни еще более смутных фигур сновали по стенам замка. Герцог тихо выругался. Все казалось чертовски далеким!
Фреозель залез на деревянную платформу, построенную механиками между подножием горы и пустынной, исхлестанной бурей громадой Эрчестера. Фальширец пригнулся, сопротивляясь ветру.
— Баран у самых ворот. Ветер сегодня наш дружок! Задает он работку ихним лучникам.
— Так ведь и нам он стрелять не дает, — проворчал герцог. — А места на стенах много, вот они и сбрасывают наши лестницы. — Он ударил кулаком по другой руке в железной рукавице. — Солнце взошло уже много часов назад, а мы пока что только вырыли несколько траншей в снегу.
Фреозель насмешливо посмотрел на герцога:
— Извините, сир герцог, но вы, видать, думали, что мы снесем эти стены еще до заката.
— Нет, нет. Видит Бог, Хейхолт хорошо построен. Но я не знаю, сколько у нас времени. — Он посмотрел вверх, на сумрачное небо: — Эта проклятая звезда, о которой все они без конца талдычат, висит прямо над головой. Я почти чувствую, как она жжет. Принца и Камариса нет. Мириамели нет. — Он снова посмотрел на Хейхолт, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь снежный вихрь. — А наши люди попросту превратятся, в ледышки, если мы будем держать их там слишком долго. Как бы мне хотелось, чтобы мы смогли разрушить эти стены до заката, но не больно-то много надежды на это.
Изорн показал наверх. Солдаты, собравшиеся вокруг, подняли головы.
— Там. На стенах.
Рядом с волнами в шлемах, выглядывающими из бойниц, появились другие защитники с мертвенно-бледными лицами. Их белые волосы развевались на ветру.
— Белые лисицы? — спросил Слудиг и сотворил знак древа.
— Вот именно. И в самом Хейхолте. Проклятые твари! — Изорн поднял свой выкрашенный черным меч и начал с вызовом размахивать им, но призрачные фигуры на стенах, по-видимому, не заметили этого. — Будь проклят Элиас, что за отвратительную сделку он совершил?!
Слудиг смотрел.
— Я не видел их раньше, — закричал он в смятении. — Милостивый Эйдон, они как демоны!
— Они и впрямь демоны! А Хейхолт теперь их гнездо.
— Но я не вижу, чтобы они что-нибудь делали.
— Ну и хорошо, — ответил Изорн. — Может быть, их слишком мало. Но они великолепные лучники. Я не понимаю, почему не видно луков?
Слудиг качал головой, потрясенный. Он не мог отвести глаз от страшных лиц норнов.
— Эйдон, спаси нас! — хрипло пробормотал он.
Барон Сориддан поднялся на платформу, с трудом передвигаясь в тяжелых доспехах.
— Какие новости? — спросил Изгримнур. Сориддан стащил с себя рукавицы и поднес руки к жаровне с углем.
— Все идет хорошо, надо полагать. Люди Элиаса стреляют по барану, и из-за этого он движется очень медленно, но все равно скоро будет у ворот. Некоторые осадные башни тоже скоро подойдут к стенам, и защитники сейчас стреляют в основном по ним. Нам повезло, что сегодня такой ветер и королевским лучникам плохо видно.
— Я это уже слышал, — проворчал герцог. — А я потихоньку схожу с ума. Черт бы побрал Джошуа, как он мог так бросить меня! — Он нахмурился, потом сотворил знак древа. — Прости меня, я не хотел это говорить.
Сориддан кивнул:
— Я знаю. Действительно ужасно, что мы даже не имеем представления, где он.
— Не только это тревожит меня. Слишком много вопросов остается без ответов.
— Что ты имеешь в виду?
— Если все, что они должны сделать, — это задержать нас, и если эта проклятая звезда действительно означает что скоро должно случиться что-то, что поможет Элиасу, то почему они тогда даже не пытаются поговорить. Я думал, что король захочет увидеть своего брата хотя бы для того, чтобы накричать на него и назвать предателем!
— Может быть, Элиас уже знает, что Джошуа здесь нет.
Изгримнур вздрогнул:
— Откуда ему знать? Джошуа пропал только прошлой ночью.
— Ты больше моего знаешь о таких вещах, герцог Изгримнур. Ты уже давно сражаешься с королем и его волшебными союзниками.
Изгримнур подошел к переднему краю платформы и посмотрел на темные стены Хейхолта:
— Может быть, они действительно знают? Может, они каким-то образом заманили Камариса внутрь — но, будь я проклят, это нисколько не означало бы, что и Джошуа пойдет следом. Они не могли на это рассчитывать.
— Я не могу даже догадываться, — сказал барон. — Я, собственно, пришел сказать, что хотел бы забрать часть людей к восточной стене. Мне кажется, пришла пора заставить их побеспокоиться и еще об одном месте.
— Валяй. Но вот что еще меня мучит: Элиас вовсе не кажется встревоженным. Осадный баран подошел так близко, и я бы на их месте предпринял по крайней мере одну вылазку, чтобы не дать нам поставить его на место.
— Я не могу тебе ответить. — Сориддан хлопнул его по руке. — Но если это все, что может сделать Верховный король, мы обрушим ворота через каких-нибудь пару дней.
— У нас может не быть дней.
Сориддан встал и направился к своей лошади.
— Мужайся, герцог Изгримнур, — крикнул он. — Все идет хорошо.
Изгримнур оглянулся:
— Джеремия!
Мальчик протиснулся через небольшую группу вооруженных людей в задней части платформы.
— Да, сир?
— Найди-ка мне немного вина, мальчик. Мои потроха промерзли даже больше, чем ноги.
Оруженосец поспешил к палаткам. Изгримнур повернулся и сердито посмотрел на ветреное, покрытое снегом поле битвы.
— Сохрани нас Бог! — ахнул потрясенный Слудиг. — Что они делают?
— Поют, — сказал Изорн. — Я видел такое под стенами Наглимунда. Это продолжалось очень долго.
Он смотрел на две дюжины ситхи, которые выехали вперед и теперь торжественно стояли на расстоянии полета стрелы от стен, по колено в сугробах.