Страница:
ЛОРА: По разным местам – в основном, в парке.
АМАНДА: Даже после того, как ты схватила простуду?
ЛОРА: Это было меньшее из двух зол, мама.
(Образ на экране: Зимний пейзаж в парке.)
Я не могла туда возвратиться. Меня – стошнило – на пол!
АМАНДА: То есть, ты говоришь, что каждый день с полвосьмого до пяти ты гуляла по парку, чтобы я думала, что ты все еще ходишь в Рубикам Бизнес Колледж?
ЛОРА: Все было не так плохо. Я заходила в помещения, чтобы согреться.
АМАНДА: В какие помещения?
ЛОРА: Я ходила в музей искусств и в птичий дом в зоопарке. Каждый день я заходила к пингвинам! Иногда я оставалась без обеда и отправлялась в кино. Последнее время я проводила дни в Драгоценной Шкатулке, в этом большом стеклянном здании, где они выращивают тропические цветы.
АМАНДА: И все это ты делала, чтобы обмануть меня, просто ради обмана?
(Лора смотрит вниз.) Почему?
ЛОРА: Когда ты бываешь расстроена, мама, у тебя на лице появляется это ужасное выражение страдания, как у матери Иисуса на картине в музее!
АМАНДА: Тсс!
ЛОРА: Я не смогла бы это выдержать.
(Пауза. Слышен шепот струн. Надпись на экране: «Корка унижения.»)
АМАНДА (безнадежно перебирая пальцами огромную записную книжку): И что мы будем делать всю оставшуюся жизнь? Сидеть дома и наблюдать как праздник проходит мимо? Дорогая, забавляться со стеклянным зверинцем? Вечно слушать эти затасканные пластинки, которые оставил ваш отец, как болезненное напоминание о себе? У нас не будет карьеры в бизнесе – мы все это бросили, потому что у нас от него нервное несварение желудка! (Она тяжело смеется.) Что осталось в нашей жизни, кроме зависимости? Уж я хорошо знаю, что случается с незамужней женщиной, которая не подготовлена к работе. На Юге я встречала такие жалкие случаи – старые девы, которых едва терпят, живут на скудной милости зятя или невестки! – загнанные в маленькую комнатушку как в мышеловку – всегда поощряемые погостить у других родственников – маленькие женщины-птахи без гнезда – всю свою жизнь жующие корку унижения!
Разве это то будущее, что мы себе рисовали? Клянусь, это единственный вариант, который приходит мне в голову! (Она замолкает.) Не очень приятный вариант, гм? (Она снова замолкает.) Конечно – некоторые девушки выходят замуж.
(Лора нервно ломает руки.)
Тебе когда-нибудь нравился какой-нибудь молодой человек?
ЛОРА: Да, нравился однажды. (Она встает.) Недавно я случайно наткнулась на его фотографию.
АМАНДА (заинтересованно): Он подарил тебе свою фотографию?
ЛОРА: Нет. Это из школьного выпускного альбома.
АМАНДА (разочарованно): А-а – парень из школы.
(Образ на экране: Герой школы Джим держит Серебряный Кубок.)
ЛОРА: Да. Его звали Джим. (Она достает тяжелый ежегодник из стола с изогнутыми ножками.) Вот он в «Пиратах из Пензанса.»
АМАНДА (рассеянно): Что?
ЛОРА: Эту оперетту ставил выпускной класс. У него был чудесный голос, и в классе мы сидели на соседних рядах каждый понедельник, среду и пятницу. Вот он с серебряным кубком за публичные выступления! Видишь его улыбку?
АМАНДА (рассеянно): У него, должно быть, веселый нрав.
ЛОРА: Он называл меня – Синие Розы.
(Образ на экране: Синие розы.)
АМАНДА: С чего это он называл тебя таким именем?
ЛОРА: Я болела плевритом – и он спросил меня что со мной случилось, когда я вернулась в школу. Где-то у врача я прочла латинское название этой болезни и ответила ему, что у меня был сильный плюрозис – а ему показалось, что я сказала Синие Розы![4] После этого он стал всегда называть меня так. Как только он увидит меня, сразу закричит, «Привет, Синие Розы!» Мне не было дела до девушки, с которой он встречался. Эмили Мейзенбах. Эмили одевалась лучше всех в Слодане. Хотя, она никогда не казалась мне особенно искренней… В отделе Личная Жизнь сказано – что они помолвлены. Это – уже шесть лет тому назад! Наверняка сейчас они уже женаты.
АМАНДА: Девушки, которые не зацикливаются на своей карьере в бизнесе, обычно выходят замуж за какого-нибудь приятного человека. (Она встает с искрой оживления.) Именно это ты и сделаешь, сестрица!
(В смехе Лоры слышны сомнение и беспокойство. Она быстро берет в руки стеклянную фигурку.)
ЛОРА: Но, мама –
АМАНДА: Да? (Она подходит к фотографии на стене.)
ЛОРА (как бы испуганно прося прощение): Я – калека!
АМАНДА: Вздор! Лора, я же говорила тебе, никогда, никогда не произноси это слово. Что значит калека, когда у тебя всего на всего небольшой дефект – даже едва заметный! Когда у человека есть какой-нибудь маленький недостаток, такойкак у тебя, он усиливает другие свои стороны, чтобы с лихвой возместить за него – развивает обаяние – и жизнерадостность – и – обаяние! Это все, что тебе надо сделать! (Она снова поворачивается к фотографии.) Единственное, что у твоего отца было в достатке – так это обаяние!
(Сцена исчезает вместе с музыкой.)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
АМАНДА: Даже после того, как ты схватила простуду?
ЛОРА: Это было меньшее из двух зол, мама.
(Образ на экране: Зимний пейзаж в парке.)
Я не могла туда возвратиться. Меня – стошнило – на пол!
АМАНДА: То есть, ты говоришь, что каждый день с полвосьмого до пяти ты гуляла по парку, чтобы я думала, что ты все еще ходишь в Рубикам Бизнес Колледж?
ЛОРА: Все было не так плохо. Я заходила в помещения, чтобы согреться.
АМАНДА: В какие помещения?
ЛОРА: Я ходила в музей искусств и в птичий дом в зоопарке. Каждый день я заходила к пингвинам! Иногда я оставалась без обеда и отправлялась в кино. Последнее время я проводила дни в Драгоценной Шкатулке, в этом большом стеклянном здании, где они выращивают тропические цветы.
АМАНДА: И все это ты делала, чтобы обмануть меня, просто ради обмана?
(Лора смотрит вниз.) Почему?
ЛОРА: Когда ты бываешь расстроена, мама, у тебя на лице появляется это ужасное выражение страдания, как у матери Иисуса на картине в музее!
АМАНДА: Тсс!
ЛОРА: Я не смогла бы это выдержать.
(Пауза. Слышен шепот струн. Надпись на экране: «Корка унижения.»)
АМАНДА (безнадежно перебирая пальцами огромную записную книжку): И что мы будем делать всю оставшуюся жизнь? Сидеть дома и наблюдать как праздник проходит мимо? Дорогая, забавляться со стеклянным зверинцем? Вечно слушать эти затасканные пластинки, которые оставил ваш отец, как болезненное напоминание о себе? У нас не будет карьеры в бизнесе – мы все это бросили, потому что у нас от него нервное несварение желудка! (Она тяжело смеется.) Что осталось в нашей жизни, кроме зависимости? Уж я хорошо знаю, что случается с незамужней женщиной, которая не подготовлена к работе. На Юге я встречала такие жалкие случаи – старые девы, которых едва терпят, живут на скудной милости зятя или невестки! – загнанные в маленькую комнатушку как в мышеловку – всегда поощряемые погостить у других родственников – маленькие женщины-птахи без гнезда – всю свою жизнь жующие корку унижения!
Разве это то будущее, что мы себе рисовали? Клянусь, это единственный вариант, который приходит мне в голову! (Она замолкает.) Не очень приятный вариант, гм? (Она снова замолкает.) Конечно – некоторые девушки выходят замуж.
(Лора нервно ломает руки.)
Тебе когда-нибудь нравился какой-нибудь молодой человек?
ЛОРА: Да, нравился однажды. (Она встает.) Недавно я случайно наткнулась на его фотографию.
АМАНДА (заинтересованно): Он подарил тебе свою фотографию?
ЛОРА: Нет. Это из школьного выпускного альбома.
АМАНДА (разочарованно): А-а – парень из школы.
(Образ на экране: Герой школы Джим держит Серебряный Кубок.)
ЛОРА: Да. Его звали Джим. (Она достает тяжелый ежегодник из стола с изогнутыми ножками.) Вот он в «Пиратах из Пензанса.»
АМАНДА (рассеянно): Что?
ЛОРА: Эту оперетту ставил выпускной класс. У него был чудесный голос, и в классе мы сидели на соседних рядах каждый понедельник, среду и пятницу. Вот он с серебряным кубком за публичные выступления! Видишь его улыбку?
АМАНДА (рассеянно): У него, должно быть, веселый нрав.
ЛОРА: Он называл меня – Синие Розы.
(Образ на экране: Синие розы.)
АМАНДА: С чего это он называл тебя таким именем?
ЛОРА: Я болела плевритом – и он спросил меня что со мной случилось, когда я вернулась в школу. Где-то у врача я прочла латинское название этой болезни и ответила ему, что у меня был сильный плюрозис – а ему показалось, что я сказала Синие Розы![4] После этого он стал всегда называть меня так. Как только он увидит меня, сразу закричит, «Привет, Синие Розы!» Мне не было дела до девушки, с которой он встречался. Эмили Мейзенбах. Эмили одевалась лучше всех в Слодане. Хотя, она никогда не казалась мне особенно искренней… В отделе Личная Жизнь сказано – что они помолвлены. Это – уже шесть лет тому назад! Наверняка сейчас они уже женаты.
АМАНДА: Девушки, которые не зацикливаются на своей карьере в бизнесе, обычно выходят замуж за какого-нибудь приятного человека. (Она встает с искрой оживления.) Именно это ты и сделаешь, сестрица!
(В смехе Лоры слышны сомнение и беспокойство. Она быстро берет в руки стеклянную фигурку.)
ЛОРА: Но, мама –
АМАНДА: Да? (Она подходит к фотографии на стене.)
ЛОРА (как бы испуганно прося прощение): Я – калека!
АМАНДА: Вздор! Лора, я же говорила тебе, никогда, никогда не произноси это слово. Что значит калека, когда у тебя всего на всего небольшой дефект – даже едва заметный! Когда у человека есть какой-нибудь маленький недостаток, такойкак у тебя, он усиливает другие свои стороны, чтобы с лихвой возместить за него – развивает обаяние – и жизнерадостность – и – обаяние! Это все, что тебе надо сделать! (Она снова поворачивается к фотографии.) Единственное, что у твоего отца было в достатке – так это обаяние!
(Сцена исчезает вместе с музыкой.)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Надпись на экране: «После фиаско – «
Том говорит стоя на площадке пожарного выхода.
ТОМ: После фиаско в Рубикам Бизнес Колледже идея разыскать визитера для Лоры стала играть все более и более важную роль в планах матери. Это превращалось в навязчивость. Как какой-то архетип вселенской бессознательности, образ визитера витал по нашей маленькой квартире…
(Образ на экране: Молодой человек стоит у двери с цветами.)
Редкий вечер проходил без какого-нибудь намека наэтот образ, этот призрак, эту надежду… Даже когда о нем не упоминали вслух, его присутствие нависало в рассеянном взгляде матери и в испуганно-оправдывающемся поведении моей сестры – он навис как приговор, вынесенный Вингфилдам!
Мать была женщиной дела, а не только слов. Она начала предпринимать логические шаги в избранном направлении. Поздней зимой и ранней весной – понимая, что понадобятся дополнительные средства, чтобы оперить гнездо и украсить птичку – она начала энергичную телефонную кампанию, заарканивая подписчиков на один из тех журналов для матерей семейств под названием Спутник Домохозяйки, тот тип журналов, который печатает многосерийные воздыхания пишущих дам, толкующих об изящных чашкообразных грудях, стройной длинной талии, добротных налитых бедрах, глазах,подобных осеннему лесному дыму, пальцах, успокаивающих и ласкающих как приливы музыки, телах, мощных как Этрусская статуя.
(Образ на экране: Обложка цветного журнала.)
(Входит Аманда с телефоном на длинном проводе. Она освещена посреди затемненной сцены.)
АМАНДА: Ида Скотт? Это Аманда Вингфилд! Как жаль, что вас не было на собрании ДАРа в прошлый понедельник! Я подумала тогда: должно быть ее мучит свищ. Так как ваш свищ?
Ужас! Милостивые небеса! – Вы христианская мученица, да, так и есть, христианская мученица!
Да, я тут случайно заметила, что срок вашей подписки на Спутник почти что истек! Да, он истекает со следующим номером, дорогая! – как раз тогда, когда так чудесно начинается новый серийный роман Бэсси Мей Хоппер! О, дорогая, вы не можете это пропустить! Вы же помните как всех захватили Унесенные ветром? Просто нельзя было показаться на улице, если вы не прочли этот роман. Все вокруг только и говорили о Скарлет О'Харе. Так вот, эту книгу критики уже сравнивают с Унесенными ветром. Это Унесенные ветром послевоенного поколения![5]
– Что? – Горит? – О, дорогая, не дайте им сгореть, пойдите к плите и посмотрите, а я подожду на проводе! Боже – кажется, она повесила трубку!
(Сцена затемняется.)
(Надпись на экране: «Ты думаешь, я без ума от Континентальных Сапожников?[6]»)
(Перед тем как зажигается свет, из темноты доносятся громкие голоса Тома и Аманды. Они спорят, находясь за портьерами. А перед портьерами стоит Лора со сжатыми руками и паническим выражением лица. Чистый луч света падает на ей фигуру во время этой сцены.)
ТОМ: Ради Христа, что я –
АМАНДА (пронзительно): Не упоминай это –
ТОМ: – должен делать!
АМАНДА: – выражение! Не в моем –
ТОМ: О-о!
АМАНДА: – присутствии! Ты никак сошел с ума.
ТОМ: Да, именно, меня свели с ума!
АМАНДА:Что с тобой случилось, ты, – большой – большой – идиот!
ТОМ: Посмотри! – У меня нет ничего, ни одной вещи –
АМАНДА: Говори тише!
ТОМ: – в жизни, которую я бы мог назвать своей! Все это –
АМАНДА: Прекрати так кричать!
ТОМ: Вчера ты конфисковала мои книги! У тебя хватило совести –
АМАНДА: Я отнесла этот ужасный роман обратно в библиотеку – да! Эту нечестивую книгу, написанную сумасшедшим Мистером Лоренсом!
(Том дико смеется.)
Я не могу контролировать излияния больного ума, или людей, которые его поощряют – (Том смеется еще сильнее.)
Но я не позволю, чтобы эту пакость приносили в мой дом! Нет, нет, нет, нет, нет!
ТОМ: Дом, дом! Кто платит за съем квартиры, кто работает как невольник, чтобы –
АМАНДА (резко вскрикивая): НЕ СМЕЙ –
ТОМ: Нет, нет, мне не надо этого говорить. Мне просто надо –
АМАНДА: Послушай меня –
ТОМ: Я не хочу ничего больше слышать.
(Том вспарывает портьеры. Столовая наполняется задымленным красным светом. Теперь мы видим Аманду; в ее волосах металлические бигуди, на ней очень длинный халат, слишком большой для ее незначительной фигуры, реликвия, оставшаяся от неверного Мистера Вингфилда. Печатная машинка стоит на раздвижном столе вместе с беспорядочной грудой исписанной бумаги. По всей очевидности, ссора вылилась из-за вмешательства Аманда в творческие занятия Тома. На полу лежит перевернутый стул. Огненное свечение отбрасывает тени от их жестов на потолок.)
АМАНДА: Ты выслушаешь меня, ты –
ТОМ: Нет, я больше не буду ничего слушать, я ухожу!
АМАНДА: Сейчас же ты вернешься –
ТОМ: Вон, вон, вон! Потому что я –
АМАНДА: Вернись, Том Вингфилд! Я не закончила с тобой разговаривать!
ТОМ: О, иди –
ЛОРА (отчаянно): Том!
АМАНДА: Ты выслушаешь меня, и оставь свою наглость! Я теряю терпение!
(Он приближается к ней.)
ТОМ: А что ты думаешь, я должен делать? Может я тоже могу потерять терпение, мама? Я знаю, я знаю. Тебе представляется неважным все, что делаю я – что я хочу делать – между чем совсем маленькая разница! Ты не думаешь, что –
АМАНДА: Я думаю, что ты делал такие вещи, за которые тебе стыдно. И потому ты так ведешь себя. Я не верю, что ты каждый вечер ходишь в кино. Никто не ходит в кино вечер за вечером. Никто в здравом рассудке не ходит в кино так часто, как ты хочешь это представить. Люди не отправляются в кино около полуночи, и сеансы не оканчиваются в два часа ночи. Приходишь спотыкаясь. Бормочешь про себя, как маньяк! Ты спишь три часа и идешь на работу. О, я могу представить, как ты там выглядишь. Качаешься из стороны в сторону, потому что ты просто не в состоянии!
ТОМ (дико): Нет, я в состоянии!
АМАНДА: Какое право ты имеешь рисковать своей работой? Рисковать нашей безопасностью? Как бы мы жили, ты думаешь, если бы –
ТОМ: Послушай! Ты думаешь, я без ума от магазина? (Он в гневе наклоняется над ее хрупкой фигурой) Ты думаешь, я без ума от Континентальных Сапожников? Ты думаешь, я хочу провести пятьдесят пять лет в этом – помещении, отделанном силотексом[7]! C – флюоресцентными – лампами! Послушай! Я предпочел, чтобы кто-нибудь взял лом и вышиб мне мозги – чем возвращаться туда по утрам! Но я иду! Каждый раз, когда ты входишь и кричишь это проклятое «Проснись и пой!» «Проснись и пой!», я говорю себе: «Как счастливы мертвые!» Но я встаю и иду! За шестьдесят пять долларов в месяц я жертвую всем, чем я хотел стать и что я хотел делать! И ты говоришь эгоизм – я только и думаю, что о себе. Послушай, если бы я думал только о себе, мама, я был бы уже там, где и он – подальше отсюда! (Он указывает на портрет отца.) Так далеко отсюда, куда только добирается транспорт! (Он проходит мимо нее. Она хватает его за руку.)
Не трогай меня, мама!
АМАНДА: Куда ты идешь?
ТОМ: Я иду в кино!
АМАНДА: Я не верю в эту ложь!
ТОМ: Я иду в курильню опиума! Да, курильню опиума, место порока и развлечений преступников, мама. Я вступил в банду Хогана, я наемный убийца, я ношу солдатский наган в чехле из-под скрипки! Я держу сеть борделей в Долине! Они зовут меня Убийца, Убийца Вингфилд, я веду двойную жизнь, простой честный работник магазина днем и могучий царь подземелья по ночам, мама! Я играю в казино, я прокручиваю состояния на рулетке! Я ношу повязку на одном глазу и бутафорские усы, а иногда я приклеиваю зеленые бакенбарды. И тогда они называют меня – El Diablo! О, я бы мог порассказать тебе много вещей, которые лишат тебя сна! Мои враги хотят взорвать это место. Однажды ночью мы все взлетим к небесам. Я буду рад, очень счастлив, и ты тоже! Ты полетишь на метле над Блу Маунтан вместе с семнадцатью визитерами! Ты, уродливая – бормочущая старая – ведьма…
(Он резко и неуклюже хватает пальто, бросается к двери, яростно открывает ее. Женщины в ужасе смотрят на него. Его рука застревает в рукаве и он пытается высвободить ее. На секунду он оказывается в плену у грузной одежды. Он снова сбрасывает пальто, разрывая рукав, и отбрасывает его через всю комнату. Оно ударяется о полку со стеклянной коллекцией Лоры, и слышится звон разбивающегося стекла. Лора вскрикивает, как если бы ее поранили.)
(Музыка.)
(Надпись на экране: «Стеклянный Зверинец»)
ЛОРА (пронзительно): Мой стеклянный! – зверинец… (Она закрывает лицо и отворачивается.)
(Аманда так ошеломлена и оглушена «старой ведьмой», что она едва замечает случившееся. Наконец к ней возвращается речь.)
АМАНДА (страшным голосом): Я не буду разговаривать с тобой – до тех пор, пока ты не извинишься!
(Она проходит сквозь портьеры и зашторивает их за собой. Том остается с Лорой. Лора слабо цепляется за каминную полку, отворачивая лицо. На какое-то мгновение Том тупо уставился на нее. Затем он подходит к полке. Неловко опустившись на колени, он подбирает упавшее стекло, посматривая на Лору, как будто собираясь сказать что-то, но не находя в себе сил.)
(Сцена затемняется, и музыка «Стеклянный Зверинец» утихает.)
Том говорит стоя на площадке пожарного выхода.
ТОМ: После фиаско в Рубикам Бизнес Колледже идея разыскать визитера для Лоры стала играть все более и более важную роль в планах матери. Это превращалось в навязчивость. Как какой-то архетип вселенской бессознательности, образ визитера витал по нашей маленькой квартире…
(Образ на экране: Молодой человек стоит у двери с цветами.)
Редкий вечер проходил без какого-нибудь намека наэтот образ, этот призрак, эту надежду… Даже когда о нем не упоминали вслух, его присутствие нависало в рассеянном взгляде матери и в испуганно-оправдывающемся поведении моей сестры – он навис как приговор, вынесенный Вингфилдам!
Мать была женщиной дела, а не только слов. Она начала предпринимать логические шаги в избранном направлении. Поздней зимой и ранней весной – понимая, что понадобятся дополнительные средства, чтобы оперить гнездо и украсить птичку – она начала энергичную телефонную кампанию, заарканивая подписчиков на один из тех журналов для матерей семейств под названием Спутник Домохозяйки, тот тип журналов, который печатает многосерийные воздыхания пишущих дам, толкующих об изящных чашкообразных грудях, стройной длинной талии, добротных налитых бедрах, глазах,подобных осеннему лесному дыму, пальцах, успокаивающих и ласкающих как приливы музыки, телах, мощных как Этрусская статуя.
(Образ на экране: Обложка цветного журнала.)
(Входит Аманда с телефоном на длинном проводе. Она освещена посреди затемненной сцены.)
АМАНДА: Ида Скотт? Это Аманда Вингфилд! Как жаль, что вас не было на собрании ДАРа в прошлый понедельник! Я подумала тогда: должно быть ее мучит свищ. Так как ваш свищ?
Ужас! Милостивые небеса! – Вы христианская мученица, да, так и есть, христианская мученица!
Да, я тут случайно заметила, что срок вашей подписки на Спутник почти что истек! Да, он истекает со следующим номером, дорогая! – как раз тогда, когда так чудесно начинается новый серийный роман Бэсси Мей Хоппер! О, дорогая, вы не можете это пропустить! Вы же помните как всех захватили Унесенные ветром? Просто нельзя было показаться на улице, если вы не прочли этот роман. Все вокруг только и говорили о Скарлет О'Харе. Так вот, эту книгу критики уже сравнивают с Унесенными ветром. Это Унесенные ветром послевоенного поколения![5]
– Что? – Горит? – О, дорогая, не дайте им сгореть, пойдите к плите и посмотрите, а я подожду на проводе! Боже – кажется, она повесила трубку!
(Сцена затемняется.)
(Надпись на экране: «Ты думаешь, я без ума от Континентальных Сапожников?[6]»)
(Перед тем как зажигается свет, из темноты доносятся громкие голоса Тома и Аманды. Они спорят, находясь за портьерами. А перед портьерами стоит Лора со сжатыми руками и паническим выражением лица. Чистый луч света падает на ей фигуру во время этой сцены.)
ТОМ: Ради Христа, что я –
АМАНДА (пронзительно): Не упоминай это –
ТОМ: – должен делать!
АМАНДА: – выражение! Не в моем –
ТОМ: О-о!
АМАНДА: – присутствии! Ты никак сошел с ума.
ТОМ: Да, именно, меня свели с ума!
АМАНДА:Что с тобой случилось, ты, – большой – большой – идиот!
ТОМ: Посмотри! – У меня нет ничего, ни одной вещи –
АМАНДА: Говори тише!
ТОМ: – в жизни, которую я бы мог назвать своей! Все это –
АМАНДА: Прекрати так кричать!
ТОМ: Вчера ты конфисковала мои книги! У тебя хватило совести –
АМАНДА: Я отнесла этот ужасный роман обратно в библиотеку – да! Эту нечестивую книгу, написанную сумасшедшим Мистером Лоренсом!
(Том дико смеется.)
Я не могу контролировать излияния больного ума, или людей, которые его поощряют – (Том смеется еще сильнее.)
Но я не позволю, чтобы эту пакость приносили в мой дом! Нет, нет, нет, нет, нет!
ТОМ: Дом, дом! Кто платит за съем квартиры, кто работает как невольник, чтобы –
АМАНДА (резко вскрикивая): НЕ СМЕЙ –
ТОМ: Нет, нет, мне не надо этого говорить. Мне просто надо –
АМАНДА: Послушай меня –
ТОМ: Я не хочу ничего больше слышать.
(Том вспарывает портьеры. Столовая наполняется задымленным красным светом. Теперь мы видим Аманду; в ее волосах металлические бигуди, на ней очень длинный халат, слишком большой для ее незначительной фигуры, реликвия, оставшаяся от неверного Мистера Вингфилда. Печатная машинка стоит на раздвижном столе вместе с беспорядочной грудой исписанной бумаги. По всей очевидности, ссора вылилась из-за вмешательства Аманда в творческие занятия Тома. На полу лежит перевернутый стул. Огненное свечение отбрасывает тени от их жестов на потолок.)
АМАНДА: Ты выслушаешь меня, ты –
ТОМ: Нет, я больше не буду ничего слушать, я ухожу!
АМАНДА: Сейчас же ты вернешься –
ТОМ: Вон, вон, вон! Потому что я –
АМАНДА: Вернись, Том Вингфилд! Я не закончила с тобой разговаривать!
ТОМ: О, иди –
ЛОРА (отчаянно): Том!
АМАНДА: Ты выслушаешь меня, и оставь свою наглость! Я теряю терпение!
(Он приближается к ней.)
ТОМ: А что ты думаешь, я должен делать? Может я тоже могу потерять терпение, мама? Я знаю, я знаю. Тебе представляется неважным все, что делаю я – что я хочу делать – между чем совсем маленькая разница! Ты не думаешь, что –
АМАНДА: Я думаю, что ты делал такие вещи, за которые тебе стыдно. И потому ты так ведешь себя. Я не верю, что ты каждый вечер ходишь в кино. Никто не ходит в кино вечер за вечером. Никто в здравом рассудке не ходит в кино так часто, как ты хочешь это представить. Люди не отправляются в кино около полуночи, и сеансы не оканчиваются в два часа ночи. Приходишь спотыкаясь. Бормочешь про себя, как маньяк! Ты спишь три часа и идешь на работу. О, я могу представить, как ты там выглядишь. Качаешься из стороны в сторону, потому что ты просто не в состоянии!
ТОМ (дико): Нет, я в состоянии!
АМАНДА: Какое право ты имеешь рисковать своей работой? Рисковать нашей безопасностью? Как бы мы жили, ты думаешь, если бы –
ТОМ: Послушай! Ты думаешь, я без ума от магазина? (Он в гневе наклоняется над ее хрупкой фигурой) Ты думаешь, я без ума от Континентальных Сапожников? Ты думаешь, я хочу провести пятьдесят пять лет в этом – помещении, отделанном силотексом[7]! C – флюоресцентными – лампами! Послушай! Я предпочел, чтобы кто-нибудь взял лом и вышиб мне мозги – чем возвращаться туда по утрам! Но я иду! Каждый раз, когда ты входишь и кричишь это проклятое «Проснись и пой!» «Проснись и пой!», я говорю себе: «Как счастливы мертвые!» Но я встаю и иду! За шестьдесят пять долларов в месяц я жертвую всем, чем я хотел стать и что я хотел делать! И ты говоришь эгоизм – я только и думаю, что о себе. Послушай, если бы я думал только о себе, мама, я был бы уже там, где и он – подальше отсюда! (Он указывает на портрет отца.) Так далеко отсюда, куда только добирается транспорт! (Он проходит мимо нее. Она хватает его за руку.)
Не трогай меня, мама!
АМАНДА: Куда ты идешь?
ТОМ: Я иду в кино!
АМАНДА: Я не верю в эту ложь!
ТОМ: Я иду в курильню опиума! Да, курильню опиума, место порока и развлечений преступников, мама. Я вступил в банду Хогана, я наемный убийца, я ношу солдатский наган в чехле из-под скрипки! Я держу сеть борделей в Долине! Они зовут меня Убийца, Убийца Вингфилд, я веду двойную жизнь, простой честный работник магазина днем и могучий царь подземелья по ночам, мама! Я играю в казино, я прокручиваю состояния на рулетке! Я ношу повязку на одном глазу и бутафорские усы, а иногда я приклеиваю зеленые бакенбарды. И тогда они называют меня – El Diablo! О, я бы мог порассказать тебе много вещей, которые лишат тебя сна! Мои враги хотят взорвать это место. Однажды ночью мы все взлетим к небесам. Я буду рад, очень счастлив, и ты тоже! Ты полетишь на метле над Блу Маунтан вместе с семнадцатью визитерами! Ты, уродливая – бормочущая старая – ведьма…
(Он резко и неуклюже хватает пальто, бросается к двери, яростно открывает ее. Женщины в ужасе смотрят на него. Его рука застревает в рукаве и он пытается высвободить ее. На секунду он оказывается в плену у грузной одежды. Он снова сбрасывает пальто, разрывая рукав, и отбрасывает его через всю комнату. Оно ударяется о полку со стеклянной коллекцией Лоры, и слышится звон разбивающегося стекла. Лора вскрикивает, как если бы ее поранили.)
(Музыка.)
(Надпись на экране: «Стеклянный Зверинец»)
ЛОРА (пронзительно): Мой стеклянный! – зверинец… (Она закрывает лицо и отворачивается.)
(Аманда так ошеломлена и оглушена «старой ведьмой», что она едва замечает случившееся. Наконец к ней возвращается речь.)
АМАНДА (страшным голосом): Я не буду разговаривать с тобой – до тех пор, пока ты не извинишься!
(Она проходит сквозь портьеры и зашторивает их за собой. Том остается с Лорой. Лора слабо цепляется за каминную полку, отворачивая лицо. На какое-то мгновение Том тупо уставился на нее. Затем он подходит к полке. Неловко опустившись на колени, он подбирает упавшее стекло, посматривая на Лору, как будто собираясь сказать что-то, но не находя в себе сил.)
(Сцена затемняется, и музыка «Стеклянный Зверинец» утихает.)
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
В квартире темно. В переулке виден слабый свет. Церковный колол глубоким голосом отбивает пятый час.
Том появляется в глубине переулка. После каждого торжественного раската башенного колокола, он потрясает небольшой трещоткой или погремушкой, как бы изображая мелкую дрожь человека в виду утвержденной силы и величия Всемогущего. Это и его неустойчивая походка говорят о том, что он выпил. Когда он взбирается по ступеням к площадке пожарного выхода, свет вкрадывается вовнутрь. В передней комнате появляется Лора в ночной рубашке. Она замечает, что постель Тома пуста. Том пытается выудить из своего кармана ключ от двери, вынимая при этом пестрый набор предметов, включая обилие корешков от билетов в кинотеатр и пустую бутылку. Наконец он находит ключ, но как только он пробует вставить его в замочную скважину, ключ выпадает у него из рук. Он чиркает спичкой и склоняется под дверью.
ТОМ (озлобленно): Одна щель – и он в нее попадает!
(Лора открывает дверь.)
ЛОРА: Том! Том, что ты делаешь?
ТОМ: Ищу дверной ключ.
ЛОРА: Где ты был все это время?
ТОМ: Я был в кино.
ЛОРА: Все это время в кино?
ТОМ: Там была очень длинная программа. Там были фильм Гарбо и Микки Маус и реклама путешествий и кинохроника и анонс будущих представлений. И там играли соло на органе и собирали пожертвования на Молочный Фонд – одновременно – что закончилось ужасной сценой между одной толстой леди и билетером!
ЛОРА (наивно): А тебе обязательно нужно было сидеть до конца?
ТОМ: Конечно! И, о, я совсем забыл! Давали большое сценическое представление! Гвоздем программы был Волшебник Мальволио. Он показывал чудесные фокусы, много фокусов, такие как переливание воды между кувшинами. Сначала вода превратилась в вино, затем в пиво, а затем она превратилась в виски. Я знаю, что в конце это были виски, потому что ему нужен был помощник из зала и я вышел – на обоих представлениях. Это были Кентукки Стрэйт Бурбон. Очень щедрый малый, он раздавал сувениры. (Из заднего кармана он достает блестящий шарф, раскрашенный под радугу.) Он дал мне это. Это волшебный шарф. Возьми его себе, Лора. Взмахнешь им над клеткой, где сидит канарейка, и получишь чашку с золотыми рыбками. Взмахнешь над чашкой с золотыми рыбками и они взлетят канарейками… Но самый удивительным фокусом был фокус с гробом. Мы заколотили его в гробу, а он встал из гроба не сдвинув ни одного гвоздя (Он зашел внутрь.) Вот фокус, который бы пригодился мне – как выбраться из положения два на четыре! (Он бросается на постель и начинает снимать ботинки.)
ЛОРА: Том – тсс!
ТОМ: Что это ты затыкаешь меня?
ЛОРА: Ты разбудишь маму.
ТОМ: Ну и чудно! Отплачу ей за все эти «Проснись и пой!» (Он лежит и стонет.) Ты знаешь, не надо много ума, чтобы попасть в заколоченный гроб, Лора. Но кто, черт возьми, когда-нибудь выбирался из него, не сдвинув ни одного гвоздя?
(Как бы в ответ, свет падает на фотографию улыбающегося отца. Сцена затемняется.)
(Сразу за этим, слышен звон церковного колокола, отбивающего шестой час. При шестом ударе в комнате Аманды звенит будильник, и через минуту мы слышим, как она зовет: «Проснись и пой! Проснись и пой! Лора, иди и скажи своему брату, чтобы он проснулся и пел!»)
ТОМ (медленно приподнимаясь на постели): Я проснусь – но петь не стану.
(Освещение усиливается.)
АМАНДА: Лора, скажу своему брату, что его кофе готово.
(Лора на цыпочках входит в переднюю комнату.)
ЛОРА: Том – уже почти семь. Не заставляй маму нервничать.
(Он тупо уставился на нее.)
(умоляюще): Том, поговори сегодня с мамой. Помирись с ней, извинись, поговори с ней!
ТОМ: Почему бы ей не заговорить первой? Это она первая перестала разговаривать.
ЛОРА: Если ты просто извинишься, то она заговорит с тобой.
ТОМ: Она не разговаривает – разве это такая трагедия?
ЛОРА: Пожалуйста – пожалуйста!
АМАНДА (зовет из кухни): Лора, ты сделаешь то, о чем я тебя просила, или мне надо одеваться и идти самой?
ЛОРА: Иду, иду – как только одену пальто!
(Нервным отрывистым движением она натягивает на себя бесформенную фетровую шляпу, просяще посматривая на Тома. Она неловко кидается к пальто. Это, доставшееся от Аманды, пальто неуклюже переделано; рукава слишком коротки для Лоры.)
Масла, и что еще?
АМАНДА (входит из кухни): Только масла. Скажи им, чтобы записали на мой счет.
ЛОРА: Мама, они делают такие лица, когда я говорю это.
АМАНДА: От камня да трости ломит кости[8], а от выражения на лице у Мистера Гарфинкеля нам вреда не будет. Скажи своему брату, что его кофе стынет.
ЛОРА (у двери): Ты сделаешь, что я тебя просила, хорошо, хорошо, Том?
(Он угрюмо смотрит в сторону.)
АМАНДА: Лора, отправляйся сейчас же, или не ходи совсем!
ЛОРА (выбегая): Иду – иду!
(Через секунду слышен ее крик. Том вскакивает и подбегает к двери. Том открывает дверь.)
ТОМ: Лора?
ЛОРА: Я в порядке. Я поскользнулась, но я в порядке.
АМАНДА (с беспокойством следя за ней): Если кто-нибудь сломает себе ногу на этой пожарной лестнице, у хозяина надо будет отсудить все до последнего пенни! (Она закрывает дверь. Теперь она вспоминает, что не разговаривает с Томом и возвращается в другую комнату.)
(Том вяло подходит к своей чашке кофе. Аманда поворачивается к нему спиной и стоит неподвижно, смотря в окно, выходящее в мрачный серый свод прохода между домами. Свет от окна с беспощадной отчетливостью освещает ее постаревшее лицо с детскими чертами, насмешливое, как издание Дамьера[9].)
(Негромко доносится мелодия «Ave Maria».)
(Том сонно и угрюмо посматривает на ее отвернувшуюся фигуру и падает за стол. Кофе нестерпимо горячее; он делает глоток и сплевывает обратно в чашку. Заслышав его фырканье, Аманда задерживает дыхание и поворачивается к нему в пол-оборота. Но спохватившись, она снова отворачивается к окну. Том дует на кофе, исподлобья посматривая на мать. Она прокашливается. Том делает то же самое. Он начинает вставать, снова падает на стул, чешет затылок, снова прочищает горло. Аманда кашляет. Том берет чашку обеими руками чтобы подуть на нее, на несколько мгновений его застывший взгляд направлен поверх края чашки на мать. Затем он медленно опускает чашку и неловко и нерешительно встает со стула.)
ТОМ (сиплым голосом): Мама. Я – я извиняюсь, мама.
(Аманда делает сильный и быстрый вдох. Ее лицо выразительно меняется. Она по-детски начинает плакать.)
Я извиняюсь за все то, что я сказал, я не это имел в виду.
АМАНДА (всхлипывая): Моя самозабвенная любовь сделала меня ведьмой, и мои дети ненавидят меня!
ТОМ: Нет, это не правда.
АМАНДА: Я так переживаю, не сплю, я вымотала нервы!
ТОМ (ласково): Я понимаю.
АМАНДА: Все эти годы я должна была бороться одна. Но ты мой главный якорь. Не уходи, не подведи меня!
ТОМ (ласково): Я стараюсь, мама.
АМАНДА (с бурным воодушевлением): Старайся и у тебя получится! (От этого замечания у него срывается дыхание.) Ты – ты полон природных способностей! Мои дети – это необычные дети! Уж я-то должна знать. И я так – горжусь этим! Я счастлива, и – я чувствую, что я должна быть такой благодарной, но – пообещай мне одну вещь, сын!
ТОМ: Что, мама?
АМАНДА: Пообещай, сынок, что ты – никогда не будешь пьяницей!
ТОМ (поворачивается к ней широко улыбаясь): Я никогда не буду пьяницей, мама.
АМАНДА: Вот что так пугало меня, что ты станешь пить. Съешь тарелку Пурины!
ТОМ: Нет, мама, просто кофе.
АМАНДА: Пшеничной соломки?
ТОМ: Нет. Нет, мама, просто кофе.
АМАНДА: Ты не можешь начать рабочий день на пустой желудок. У тебя есть десять минут – не надо так жадно глотать! От слишком горячих напитков случается рак желудка… Добавь сливок.
ТОМ: Нет, спасибо.
АМАНДА: Чтобы остудить.
ТОМ: Нет! Нет, спасибо, я хочу черный кофе.
АМАНДА: Я знаю, но это нехорошо для тебя. Мы должны делать все возможное, чтобы укреплять свое здоровье. В это время испытаний, в которое мы живем, единственное за что мы можем ухватиться, так это – за друг друга… Поэтому это так важно – Том, я – я отослала твою сестру чтобы обсудить с тобой что-то. Если бы не заговорил, я сама бы заговорила первая. (Она садится.)
ТОМ (ласково): Что ты хочешь обсудить со мной, мама?
АМАНДА: Лора!
(Том медленно ставит чашку на стол.)
(Надпись на экране: «Лора.» Музыка: «Стеклянный Зверинец.»)
ТОМ: – А-а – Лора…
АМАНДА (касается его рукава): Ты же знаешь какая Лора. Такая тихая, но – все же воды текут на глубине! Она замечает вещи, и я думаю она – что-то вынашивает в себе.
(Том поднимает глаза.)
Несколько дней назад я зашла, а она плакала.
ТОМ: Из-за чего?
ТОМ: Из-за тебя.
ТОМ: Меня?
АМАНДА: Она вбила себе в голову, что ты здесь несчастен.
ТОМ: И кто ей подал эту идею?
АМАНДА: Кто подал ей идею? Но все же, ты действительно ведешь себя странно. Я – я не осуждаю, пойми это! Я знаю, твои устремления выше этого магазина, и как все мы в этом мире – ты должен был – принести жертвы, но Том – Том – жизнь не легка, она требует – Спартанской выносливости! В моем сердце так много вещей, которые я не могу тебе описать! Я никогда не говорила тебе, но я – любила твоего отца!
ТОМ (ласково): Я это знаю, мама.
АМНДА: И ты – когда я вижу, что ты идешь по его пути! Поздно не возвращаешься – и – ну, ты ведь пил в тот вечер, когда ты был в этом – ужасном состоянии! Лора говорит, что ты ненавидишь квартиру, и что ты уходишь по вечерам, чтобы не находиться здесь! Это правда, Том?
ТОМ: Нет. Ты говоришь, что в твоем сердце так много всего, чего ты не можешь мне описать. И у меня то же самое. В моем сердце так много того, чего я не могу описать тебе! Поэтому, давай будем уважать наши взаимные –
АМАНДА: Но почему – почему, Том – ты постоянно мечешься? Куда ты ходишь по ночам?
ТОМ: Я – хожу в кино.
АМАНДА: Почему ты ходишь в кино так часто, Том?
ТОМ: Я хожу в кино, потому что – мне нравятся приключения. Приключения это то, чего я недополучаю на работе, и поэтому я хожу в кино.
АМАНДА: Но, Том, ты ходишь в кино чересчур часто!
ТОМ: Мне нравятся много приключений.
(Аманда выглядит озадаченной, затем уязвленной. Когда знакомый допрос с пристрастием возобновляется, Том снова становится резким и нетерпеливым. Аманда, в разговоре с Томом, впадает в свое ворчливое настроение.)
(Образ на экране: Парусное судно с Веселым Роджером[10].)
Том появляется в глубине переулка. После каждого торжественного раската башенного колокола, он потрясает небольшой трещоткой или погремушкой, как бы изображая мелкую дрожь человека в виду утвержденной силы и величия Всемогущего. Это и его неустойчивая походка говорят о том, что он выпил. Когда он взбирается по ступеням к площадке пожарного выхода, свет вкрадывается вовнутрь. В передней комнате появляется Лора в ночной рубашке. Она замечает, что постель Тома пуста. Том пытается выудить из своего кармана ключ от двери, вынимая при этом пестрый набор предметов, включая обилие корешков от билетов в кинотеатр и пустую бутылку. Наконец он находит ключ, но как только он пробует вставить его в замочную скважину, ключ выпадает у него из рук. Он чиркает спичкой и склоняется под дверью.
ТОМ (озлобленно): Одна щель – и он в нее попадает!
(Лора открывает дверь.)
ЛОРА: Том! Том, что ты делаешь?
ТОМ: Ищу дверной ключ.
ЛОРА: Где ты был все это время?
ТОМ: Я был в кино.
ЛОРА: Все это время в кино?
ТОМ: Там была очень длинная программа. Там были фильм Гарбо и Микки Маус и реклама путешествий и кинохроника и анонс будущих представлений. И там играли соло на органе и собирали пожертвования на Молочный Фонд – одновременно – что закончилось ужасной сценой между одной толстой леди и билетером!
ЛОРА (наивно): А тебе обязательно нужно было сидеть до конца?
ТОМ: Конечно! И, о, я совсем забыл! Давали большое сценическое представление! Гвоздем программы был Волшебник Мальволио. Он показывал чудесные фокусы, много фокусов, такие как переливание воды между кувшинами. Сначала вода превратилась в вино, затем в пиво, а затем она превратилась в виски. Я знаю, что в конце это были виски, потому что ему нужен был помощник из зала и я вышел – на обоих представлениях. Это были Кентукки Стрэйт Бурбон. Очень щедрый малый, он раздавал сувениры. (Из заднего кармана он достает блестящий шарф, раскрашенный под радугу.) Он дал мне это. Это волшебный шарф. Возьми его себе, Лора. Взмахнешь им над клеткой, где сидит канарейка, и получишь чашку с золотыми рыбками. Взмахнешь над чашкой с золотыми рыбками и они взлетят канарейками… Но самый удивительным фокусом был фокус с гробом. Мы заколотили его в гробу, а он встал из гроба не сдвинув ни одного гвоздя (Он зашел внутрь.) Вот фокус, который бы пригодился мне – как выбраться из положения два на четыре! (Он бросается на постель и начинает снимать ботинки.)
ЛОРА: Том – тсс!
ТОМ: Что это ты затыкаешь меня?
ЛОРА: Ты разбудишь маму.
ТОМ: Ну и чудно! Отплачу ей за все эти «Проснись и пой!» (Он лежит и стонет.) Ты знаешь, не надо много ума, чтобы попасть в заколоченный гроб, Лора. Но кто, черт возьми, когда-нибудь выбирался из него, не сдвинув ни одного гвоздя?
(Как бы в ответ, свет падает на фотографию улыбающегося отца. Сцена затемняется.)
(Сразу за этим, слышен звон церковного колокола, отбивающего шестой час. При шестом ударе в комнате Аманды звенит будильник, и через минуту мы слышим, как она зовет: «Проснись и пой! Проснись и пой! Лора, иди и скажи своему брату, чтобы он проснулся и пел!»)
ТОМ (медленно приподнимаясь на постели): Я проснусь – но петь не стану.
(Освещение усиливается.)
АМАНДА: Лора, скажу своему брату, что его кофе готово.
(Лора на цыпочках входит в переднюю комнату.)
ЛОРА: Том – уже почти семь. Не заставляй маму нервничать.
(Он тупо уставился на нее.)
(умоляюще): Том, поговори сегодня с мамой. Помирись с ней, извинись, поговори с ней!
ТОМ: Почему бы ей не заговорить первой? Это она первая перестала разговаривать.
ЛОРА: Если ты просто извинишься, то она заговорит с тобой.
ТОМ: Она не разговаривает – разве это такая трагедия?
ЛОРА: Пожалуйста – пожалуйста!
АМАНДА (зовет из кухни): Лора, ты сделаешь то, о чем я тебя просила, или мне надо одеваться и идти самой?
ЛОРА: Иду, иду – как только одену пальто!
(Нервным отрывистым движением она натягивает на себя бесформенную фетровую шляпу, просяще посматривая на Тома. Она неловко кидается к пальто. Это, доставшееся от Аманды, пальто неуклюже переделано; рукава слишком коротки для Лоры.)
Масла, и что еще?
АМАНДА (входит из кухни): Только масла. Скажи им, чтобы записали на мой счет.
ЛОРА: Мама, они делают такие лица, когда я говорю это.
АМАНДА: От камня да трости ломит кости[8], а от выражения на лице у Мистера Гарфинкеля нам вреда не будет. Скажи своему брату, что его кофе стынет.
ЛОРА (у двери): Ты сделаешь, что я тебя просила, хорошо, хорошо, Том?
(Он угрюмо смотрит в сторону.)
АМАНДА: Лора, отправляйся сейчас же, или не ходи совсем!
ЛОРА (выбегая): Иду – иду!
(Через секунду слышен ее крик. Том вскакивает и подбегает к двери. Том открывает дверь.)
ТОМ: Лора?
ЛОРА: Я в порядке. Я поскользнулась, но я в порядке.
АМАНДА (с беспокойством следя за ней): Если кто-нибудь сломает себе ногу на этой пожарной лестнице, у хозяина надо будет отсудить все до последнего пенни! (Она закрывает дверь. Теперь она вспоминает, что не разговаривает с Томом и возвращается в другую комнату.)
(Том вяло подходит к своей чашке кофе. Аманда поворачивается к нему спиной и стоит неподвижно, смотря в окно, выходящее в мрачный серый свод прохода между домами. Свет от окна с беспощадной отчетливостью освещает ее постаревшее лицо с детскими чертами, насмешливое, как издание Дамьера[9].)
(Негромко доносится мелодия «Ave Maria».)
(Том сонно и угрюмо посматривает на ее отвернувшуюся фигуру и падает за стол. Кофе нестерпимо горячее; он делает глоток и сплевывает обратно в чашку. Заслышав его фырканье, Аманда задерживает дыхание и поворачивается к нему в пол-оборота. Но спохватившись, она снова отворачивается к окну. Том дует на кофе, исподлобья посматривая на мать. Она прокашливается. Том делает то же самое. Он начинает вставать, снова падает на стул, чешет затылок, снова прочищает горло. Аманда кашляет. Том берет чашку обеими руками чтобы подуть на нее, на несколько мгновений его застывший взгляд направлен поверх края чашки на мать. Затем он медленно опускает чашку и неловко и нерешительно встает со стула.)
ТОМ (сиплым голосом): Мама. Я – я извиняюсь, мама.
(Аманда делает сильный и быстрый вдох. Ее лицо выразительно меняется. Она по-детски начинает плакать.)
Я извиняюсь за все то, что я сказал, я не это имел в виду.
АМАНДА (всхлипывая): Моя самозабвенная любовь сделала меня ведьмой, и мои дети ненавидят меня!
ТОМ: Нет, это не правда.
АМАНДА: Я так переживаю, не сплю, я вымотала нервы!
ТОМ (ласково): Я понимаю.
АМАНДА: Все эти годы я должна была бороться одна. Но ты мой главный якорь. Не уходи, не подведи меня!
ТОМ (ласково): Я стараюсь, мама.
АМАНДА (с бурным воодушевлением): Старайся и у тебя получится! (От этого замечания у него срывается дыхание.) Ты – ты полон природных способностей! Мои дети – это необычные дети! Уж я-то должна знать. И я так – горжусь этим! Я счастлива, и – я чувствую, что я должна быть такой благодарной, но – пообещай мне одну вещь, сын!
ТОМ: Что, мама?
АМАНДА: Пообещай, сынок, что ты – никогда не будешь пьяницей!
ТОМ (поворачивается к ней широко улыбаясь): Я никогда не буду пьяницей, мама.
АМАНДА: Вот что так пугало меня, что ты станешь пить. Съешь тарелку Пурины!
ТОМ: Нет, мама, просто кофе.
АМАНДА: Пшеничной соломки?
ТОМ: Нет. Нет, мама, просто кофе.
АМАНДА: Ты не можешь начать рабочий день на пустой желудок. У тебя есть десять минут – не надо так жадно глотать! От слишком горячих напитков случается рак желудка… Добавь сливок.
ТОМ: Нет, спасибо.
АМАНДА: Чтобы остудить.
ТОМ: Нет! Нет, спасибо, я хочу черный кофе.
АМАНДА: Я знаю, но это нехорошо для тебя. Мы должны делать все возможное, чтобы укреплять свое здоровье. В это время испытаний, в которое мы живем, единственное за что мы можем ухватиться, так это – за друг друга… Поэтому это так важно – Том, я – я отослала твою сестру чтобы обсудить с тобой что-то. Если бы не заговорил, я сама бы заговорила первая. (Она садится.)
ТОМ (ласково): Что ты хочешь обсудить со мной, мама?
АМАНДА: Лора!
(Том медленно ставит чашку на стол.)
(Надпись на экране: «Лора.» Музыка: «Стеклянный Зверинец.»)
ТОМ: – А-а – Лора…
АМАНДА (касается его рукава): Ты же знаешь какая Лора. Такая тихая, но – все же воды текут на глубине! Она замечает вещи, и я думаю она – что-то вынашивает в себе.
(Том поднимает глаза.)
Несколько дней назад я зашла, а она плакала.
ТОМ: Из-за чего?
ТОМ: Из-за тебя.
ТОМ: Меня?
АМАНДА: Она вбила себе в голову, что ты здесь несчастен.
ТОМ: И кто ей подал эту идею?
АМАНДА: Кто подал ей идею? Но все же, ты действительно ведешь себя странно. Я – я не осуждаю, пойми это! Я знаю, твои устремления выше этого магазина, и как все мы в этом мире – ты должен был – принести жертвы, но Том – Том – жизнь не легка, она требует – Спартанской выносливости! В моем сердце так много вещей, которые я не могу тебе описать! Я никогда не говорила тебе, но я – любила твоего отца!
ТОМ (ласково): Я это знаю, мама.
АМНДА: И ты – когда я вижу, что ты идешь по его пути! Поздно не возвращаешься – и – ну, ты ведь пил в тот вечер, когда ты был в этом – ужасном состоянии! Лора говорит, что ты ненавидишь квартиру, и что ты уходишь по вечерам, чтобы не находиться здесь! Это правда, Том?
ТОМ: Нет. Ты говоришь, что в твоем сердце так много всего, чего ты не можешь мне описать. И у меня то же самое. В моем сердце так много того, чего я не могу описать тебе! Поэтому, давай будем уважать наши взаимные –
АМАНДА: Но почему – почему, Том – ты постоянно мечешься? Куда ты ходишь по ночам?
ТОМ: Я – хожу в кино.
АМАНДА: Почему ты ходишь в кино так часто, Том?
ТОМ: Я хожу в кино, потому что – мне нравятся приключения. Приключения это то, чего я недополучаю на работе, и поэтому я хожу в кино.
АМАНДА: Но, Том, ты ходишь в кино чересчур часто!
ТОМ: Мне нравятся много приключений.
(Аманда выглядит озадаченной, затем уязвленной. Когда знакомый допрос с пристрастием возобновляется, Том снова становится резким и нетерпеливым. Аманда, в разговоре с Томом, впадает в свое ворчливое настроение.)
(Образ на экране: Парусное судно с Веселым Роджером[10].)