Некоторое время он следовал за флайером сержанта Тви — от особняка Наварры до поместья, которое, как он выяснил, наведя справки, принадлежало империалистке графине Анастасии. Отсюда он последовал за Тви до дома Амалии Йенсен, слышал, как в доме дерутся, и видел, как Тви и ее помощник-громила вытащили из дома безжизненное тело, которое затем перевезли в дом графини.
Потом Куусинен отправился к дому Майджстраля, но там, похоже, никого не было. Он проверил по сканеру, нет ли каких-нибудь сообщений на этот час, узнал об ограблении дома Наварры и вернулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть, что Наварра отбыл в направлении города. Куусинен последовал за ним и увидел, что флайер Наварры садится на крышу дома Йенсен.
Куусинен внимательно осмотрел почву и нашел несколько бычков с марихуаной — видимо, их курил хозалих-здоровяк, пока Тви летела на разведку к дому Йенсен. Больше ничего интересного Куусинен не обнаружил.
Он вернулся во флайер и попросил сканер найти сообщение об ограблении дома Наварры. К сообщению было добавлено описание похищенного предмета — серебряного крионного футляра из каталога аукционера: «с источником питания, с Имперской печатью, с9, в рабочем состоянии, вес 16 см, размеры 18х17 нг». И еще было приписано: «ориентировочная стоимость — 18 н.».
«Странно, — подумал Куусинен. — Вряд ли сам футляр представляет собой такую ценность, чтобы вокруг него была затеяна такая кутерьма». Он погадал немного, что бы такое могло быть внутри футляра, обдумал все, что успел увидеть, учел сговор двух хозалихов с графиней-империалисткой и бароном из Империи и задумался о том, что общего могло быть у всего этого с похищением футляра, Амалией Йенсен и меднокожим лейтенантом с Помпеи.
Никаких мыслей ему в голову не пришло. Однако он почти не сомневался в том, что все это каким-то образом связано с Майджстралем.
Куусинен заметил, как над крышей дома Амалии Йенсен взмыл в небо флайер Наварры, и решил, поскольку других мыслей ему в голову так и не пришло, отправиться следом за лейтенантом. Подняв свой флайер в небо, он понял, что надо несколько часов повисеть «на хвосте» у Наварры, а потом вернуться к дому графини. Может, кто-то из них выведет его на Майджстраля.
Серебряный футляр все еще стоял на столе у Майджстраля. Вернувшись после разговора с Николь, Майджстраль обнаружил, что хранилище императорской спермы, словно магнит, притянуло к себе всю остальную компанию. Грегор и Педро придвинули стулья поближе и наклонились к столу, почти не глядя друг на друга, хотя и вели беседу. Роман по-прежнему стоял, было видно, как он весь содрогается от переполнявших его чувств. Он заглядывал через плечо Грегора, время от времени вставая на цыпочки. Живая демонстрация августейшего присутствия.
— Если ситуация в Империи не переменится, — говорил Педро Кихано, — Ннис может протянуть еще несколько столетий. Когда он в конце концов окочурится. Совет Королевской Крови вынужден будет собраться для того, чтобы избрать нового императора. Пока семья решит, как быть, пройдут годы, и к концу их раздумий мы, в Созвездии, должны иметь четкое представление о том, кто придет к власти. У Человеческого Созвездия много времени в запасе, и, уж если сторонники императора вздумают затеять реконкисту, нам как раз нужно время на подготовку.
— За хорошую цену, сэр, — вставил Майджстраль, усаживаясь на стул, — будущее Созвездия может перейти в ваши руки.
Он откинулся на спинку стула, противясь магнетизму серебряной реликвии.
Педро посмотрел на него, пытаясь понять, что выражают полуприкрытые веками глаза Майджстраля.
— У нас в казне только шестьдесят нов, да и то потому, что мисс Йенсен сделала личный взнос.
— Вероятно, вам тоже стоит сделать взнос, мистер Кихано.
— Я изучаю математику в аспирантуре и ничего не зарабатываю. Но шестьдесят могу отдать вам хоть сейчас.
— Вы — не мисс Йенсен. Контракт я заключал с ней.
Глаза Педро наполнились отчаянием.
— От этого зависит Судьба Созвездия, — пролепетал он. — Вы можете…
— Мистер Кихано, — возразил Майджстраль, — вероятно, вы в порыве патриотического энтузиазма кое о чем позабыли.
— Сэр? О чем же?
— По профессии я грабитель. И не моя работа — заботиться о Судьбе Созвездия.
Грегор хихикнул, но Педро продолжал гнуть свою линию:
— Но ведь должна же у вас сохраниться хоть какая-то человеческая доброта, к которой я могу взывать.
— Человеческая доброта? — Майджстраль, похоже, призадумался над этими словами. Он покачал головой. — Боюсь, что нет, мистер Кихано. Та доброта, которой я обладаю, почти наверняка хозалихская. — Он едва заметно улыбнулся Педро. — А вот моя недобрая часть, безусловно, человеческая.
Педро Кихано долго-долго, застыв, смотрел на него.
— Ну тогда, раз мисс Йенсен — единственная, с кем вы согласны иметь дело, давайте разыщем ее.
Майджстраль только-только собрался сказать, что поиски похищенных девиц — тоже не его работа, как вдруг Грегор прокашлялся.
— Босс, — сказал он. — Плохо позволять кому-то вот так брать, да и спирать твоих клиентов. Они, чего доброго, начнут думать, что могут вас пинать как попало.
Майджстраль нахмурился:
— Не в моей привычке работать задаром.
— Но вы же хотите заполучить обратно вашу клиентку, а, босс? С превеликим бы заполучили. Ну так и что? Надо найти и вызволить ее.
— Можно мне переговорить с вами с глазу на глаз, сэр? — спросил Роман по-хозалихски.
Майджстраль кивнул.
Роман увел его в спальню. Заговорил он на Высокопарном Хозалихском, и голос его дрожал от скрываемого чувства.
— Вашу клиентку похитили, сэр, — сказал он. — В то время как дело ваше еще не завершено. Похитители знали о том, что вам причитается оплата, но не сделали ровным счетом ничего для того, чтобы либо расплатиться с вами, либо переговорить. Это оскорбление, а учитывая то, кто бы это мог быть, это оскорбление чести и достоинства. На это оскорбление должно ответить.
Хозалихские фразы сменяли одна другую в четкой форме, отточенном ритме, и Дрейк удивлялся все сильнее. Что-то в этом было от сложной математики. А с учетом хозалихских логических предпосылок выводы получались абсолютными. Майджстраль попробовал найти погрешность в логике, но не сумел.
Значит, вот что мучило Романа. Если бы происшедшие события так не отвлекли Майджстраля, он бы заметил это давным-давно. Он согласно кивнул.
— Приношу тебе благодарность за твою заботу, — проговорил он на Высокопарном Хозалихском. — Твое участие делает тебе честь, Роман. — Глаза Романа загорелись от похвалы хозяина. — Нет нужды напоминать о том, что задета моя честь, — продолжал Майджстраль, — но прежде всего я должен выяснить, от кого исходит оскорбление, и понять, какие действия лучше избрать, и, кроме того, я должен понять, многое ли известно мистеру Кихано. Простой вызов на поединок — слишком большая честь для этих людей; больше, чем они того заслуживают.
Кончики ушей Романа наклонились вперед.
— Это верно, сэр.
Майджстраль положил руку слуге на плечо и перешел на стандартный хозалихский:
— Думаю, нам лучше вернуться к мистеру Кихано.
— Да, сэр. Хорошо.
Майджстраль дал Роману знак идти первым. Отняв руку от его плеча, он заметил, что рука слегка дрожит. Он сжал пальцы в кулак и пошел за Романом в гостиную. Только собрав всю свою волю, он сумел удержаться от того, чтобы скрипнуть зубами.
— Хорошо, — сказал он, войдя. — По крайней мере нам стоит обсудить возможность спасения мисс Йенсен. Но где ее могут удерживать?
Грегор нахмурился:
— В конспиративном доме, может быть. Наверное, там.
— Наверное, нет. Похищение было произведено так, что отдает сильной поспешностью, и буквально через несколько часов после того, как я украл футляр. У них могло и не оказаться времени на оборудование конспиративного дома, хотя они могут заниматься его оборудованием сейчас. Нам следует проверить весь консульский персонал и все резиденции, которые могут быть заняты за пределами консульств.
— И еще есть графиня, — вставил Роман.
— Точно, — согласился Грегор. — Мне надо бы проверить записи о прокате оборудования для защиты и сигнализации. Они запросто могли приобрести дополнительное.
Майджстраль улыбнулся. Мысль ему понравилась.
— Отлично. Если найдем такие записи, нужно будет провести воздушную разведку, а потом, возможно, дальнейшее уточнение результатов с помощью костюма-невидимки. Ну, приступайте.
Роман и Грегор удалились выполнять задания. Майджстраль уселся на стул, прихватив с тарелки кусочек флета. Он заметил, что Педро Кихано выжидающе смотрит на него.
— Да, мистер Кихано?
— Вы собираетесь разыскать мисс Йенсен и спасти ее?
— Я сказал, что мы собираемся обсудить такую возможность, мистер Кихано. Это не совсем одно и то же.
— Но вы по крайней мере сообщите в полицию?
— Нет. Думаю, нет. Тогда обнаружится цель похищения. Через несколько часов закон будет защищать меня, но не моих нанимателей. Я полагаю, вы не хотите, чтобы выяснилось, что мисс Йенсен наняла меня для совершения преступления?
Педро слегка побледнел:
— Нет. Пожалуй, нет.
Майджстраль откусил кусочек флета и принялся пережевывать его. Из холла послышался голос Грегора:
— Может быть, стоит попросить лейтенанта Наварру помочь нам?
Педро скривился. Майджстраль ответил:
— Думаю, не стоит. Тогда он поймет, что мисс Йенсен развлекала его только для того, чтобы в это время он не был дома, а я его успешно ограбил.
— О!
Педро просиял, но потом снова нахмурился:
— А что, если мы не сумеем спасти ее, сэр?
Майджстраль задумчиво уставился на кусочек флета, который держал в пальцах. Рука уже не дрожала.
— В этом случае, мистер Кихано, — сказал он, — мне придется вызвать ее похитителей на дуэль, одного за другим. И, надеюсь, убить их. Фамильная честь, увы, не позволяет других вариантов. Вызвать их на поединок, на мой взгляд, предпочтительнее, нежели покончить с собой в надежде, что это заставит их устыдиться и отпустить мисс Йенсен. — Он посмотрел на Педро ленивыми зелеными глазами. — Если только, конечно, вы не желаете взять вызовы на себя.
Педро побледнел еще сильнее:
— Нет, сэр… Это не в моем духе, понимаете?
— Понимаю. Вряд ли стоит надеяться на победу в поединке с помощью одной только высшей математики. — Он дожевал флет, отряхнул пальцы и встал. — Как насчет завтрака, мистер Кихано? Еды у нас полно.
— Я не голоден, — ответил Педро, уставившись в одну точку. — Спасибо.
— Ну тогда я пойду перекушу, — сказал Майджстраль и отправился на кухню.
На самом деле он собирался добраться до телефона и снять другой конспиративный дом. Этот теперь был безнадежно засвечен. Пока Педро Кихано на стороне Майджстраля, но когда (и если) Амалия Йенсен будет спасена, положение может кардинально перемениться.
Удачливые мыслители преступного мира, следует заметить, всегда оценивают перспективу.
Николь завтракала. Холодный цыпленок, бобовый салат и маринованные огурчики — простая еда, которую она могла себе позволить только в одиночестве, но это ей нравилось намного больше, чем замысловатые, а порой и эксцентричные трапезы, которые приходилось терпеть как представительнице Диадемы. Но она все равно как бы не находилась в одиночестве, поскольку считалось, что здесь, в своем любовном гнездышке, Николь прячет Майджстраля. Ей пришлось заказать завтрак для двоих. А зрелище второго, нетронутого прибора удручало еще сильнее и делало завтрак еще более одиноким. Николь печально потягивала чай со льдом и лимоном и снова думала о том, что же стряслось с Майджстралем.
Зазвонил телефон. Николь отпила глоток чая, ожидая, пока комната сообщит ей, кто звонит.
— Графиня Анастасия, — прозвучал наконец голос. — Просит мистера Майджстраля.
Николь удивленно обернулась.
«Так, — подумала она, — события развиваются».
Она отдала комнате распоряжение показать собственное голографическое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что она выглядит достаточно хорошо, чтобы ответить на звонок, пригладила волосы, пересела на другой стул, чтобы не был виден столик с едой и чтобы фон лучше соответствовал цвету лица.
— Всенепременно соединить меня с графиней, — приказала она.
Голографическое изображение графини начиналось чуть ниже подбородка, что придавало ей некоторую надменность и позволяло смотреть на Николь как бы свысока. Некоторые чересчур усердствовали с передачей своего изображения, и в итоге создавалось не слишком приятное впечатление, если кто-то не удосуживался, к примеру, выщипать волоски в носу. Графиня действовала не слишком грубо, и волосков в ее носу почти не было заметно, но все-таки они были видны.
— Николь, — холодно произнесла она по-хозалихски. — Я просила к телефону Дрейка Майджстраля.
— Сожалею, но его здесь нет, мадам, — ответила Николь. — Но я с радостью передам ему все, что вы скажете, если увижусь с ним.
Графиня едва заметно улыбнулась:
— Ах, значит, меня неверно проинформировали. Это все пресса, понимаете?
— Да, как это ни грустно, моя госпожа, но пресса распространяет какие угодно измышления.
— Да. Мне с этим тоже приходилось сталкиваться. Я бы не стала верить сообщениям, если бы застала Майджстраля дома.
Николь, глядя на графиню, удивлялась, почему Майджстраль так боится этой женщины. Графиня, несмотря на ее надменность и самоуверенность, казалась Николь неуверенным и экзальтированным созданием, находящим спасение в империалистической борьбе точно так же, как другие находили спасение в религии, или в дурной философии, или в раскрытии заговоров, борясь с собственным комплексом неполноценности и выражая грубый, вызывающий, нецеленаправленный, но совершенно искренний протест. Николь, в голове у которой мелькали вот такие мысли, смотрела на графиню и ободряюще улыбалась.
— Я готова принять ваше сообщение, моя госпожа, — сказала она, — и передать его Майджстралю, если увижу его.
Графиня, казалось, приободрилась. Николь догадалась, что графиня надеется, что Майджстраль прячется в будуаре и подслушивает.
— Отлично, — сказала графиня. — Скажите ему вот что. У него есть нечто, что нужно мне, и я думаю, что смогу заплатить ему столько, сколько его устроит.
— Я все передам ему слово в слово, моя госпожа.
— Благодарю вас, — улыбнулась графиня любезно, однако по глазам ее было видно, что это любезность наигранная. — Сожалею, что пришлось побеспокоить вас, мадам.
— Никакого беспокойства, графиня, я просто обожаю помогать моим друзьям, — ответила Николь и улыбнулась графине так, что было видно, что улыбка натянутая, а следовательно, Николь показывает графине, что понимает, что и та разыгрывает любезность. Нюансы, нюансы… Профессия Николь.
Изображение Анастасии исчезло.
Николь перестала улыбаться. «Майджстраль… — подумала она с тревогой. — Во что же ты вляпался?»
Потом Куусинен отправился к дому Майджстраля, но там, похоже, никого не было. Он проверил по сканеру, нет ли каких-нибудь сообщений на этот час, узнал об ограблении дома Наварры и вернулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть, что Наварра отбыл в направлении города. Куусинен последовал за ним и увидел, что флайер Наварры садится на крышу дома Йенсен.
Куусинен внимательно осмотрел почву и нашел несколько бычков с марихуаной — видимо, их курил хозалих-здоровяк, пока Тви летела на разведку к дому Йенсен. Больше ничего интересного Куусинен не обнаружил.
Он вернулся во флайер и попросил сканер найти сообщение об ограблении дома Наварры. К сообщению было добавлено описание похищенного предмета — серебряного крионного футляра из каталога аукционера: «с источником питания, с Имперской печатью, с9, в рабочем состоянии, вес 16 см, размеры 18х17 нг». И еще было приписано: «ориентировочная стоимость — 18 н.».
«Странно, — подумал Куусинен. — Вряд ли сам футляр представляет собой такую ценность, чтобы вокруг него была затеяна такая кутерьма». Он погадал немного, что бы такое могло быть внутри футляра, обдумал все, что успел увидеть, учел сговор двух хозалихов с графиней-империалисткой и бароном из Империи и задумался о том, что общего могло быть у всего этого с похищением футляра, Амалией Йенсен и меднокожим лейтенантом с Помпеи.
Никаких мыслей ему в голову не пришло. Однако он почти не сомневался в том, что все это каким-то образом связано с Майджстралем.
Куусинен заметил, как над крышей дома Амалии Йенсен взмыл в небо флайер Наварры, и решил, поскольку других мыслей ему в голову так и не пришло, отправиться следом за лейтенантом. Подняв свой флайер в небо, он понял, что надо несколько часов повисеть «на хвосте» у Наварры, а потом вернуться к дому графини. Может, кто-то из них выведет его на Майджстраля.
Серебряный футляр все еще стоял на столе у Майджстраля. Вернувшись после разговора с Николь, Майджстраль обнаружил, что хранилище императорской спермы, словно магнит, притянуло к себе всю остальную компанию. Грегор и Педро придвинули стулья поближе и наклонились к столу, почти не глядя друг на друга, хотя и вели беседу. Роман по-прежнему стоял, было видно, как он весь содрогается от переполнявших его чувств. Он заглядывал через плечо Грегора, время от времени вставая на цыпочки. Живая демонстрация августейшего присутствия.
— Если ситуация в Империи не переменится, — говорил Педро Кихано, — Ннис может протянуть еще несколько столетий. Когда он в конце концов окочурится. Совет Королевской Крови вынужден будет собраться для того, чтобы избрать нового императора. Пока семья решит, как быть, пройдут годы, и к концу их раздумий мы, в Созвездии, должны иметь четкое представление о том, кто придет к власти. У Человеческого Созвездия много времени в запасе, и, уж если сторонники императора вздумают затеять реконкисту, нам как раз нужно время на подготовку.
— За хорошую цену, сэр, — вставил Майджстраль, усаживаясь на стул, — будущее Созвездия может перейти в ваши руки.
Он откинулся на спинку стула, противясь магнетизму серебряной реликвии.
Педро посмотрел на него, пытаясь понять, что выражают полуприкрытые веками глаза Майджстраля.
— У нас в казне только шестьдесят нов, да и то потому, что мисс Йенсен сделала личный взнос.
— Вероятно, вам тоже стоит сделать взнос, мистер Кихано.
— Я изучаю математику в аспирантуре и ничего не зарабатываю. Но шестьдесят могу отдать вам хоть сейчас.
— Вы — не мисс Йенсен. Контракт я заключал с ней.
Глаза Педро наполнились отчаянием.
— От этого зависит Судьба Созвездия, — пролепетал он. — Вы можете…
— Мистер Кихано, — возразил Майджстраль, — вероятно, вы в порыве патриотического энтузиазма кое о чем позабыли.
— Сэр? О чем же?
— По профессии я грабитель. И не моя работа — заботиться о Судьбе Созвездия.
Грегор хихикнул, но Педро продолжал гнуть свою линию:
— Но ведь должна же у вас сохраниться хоть какая-то человеческая доброта, к которой я могу взывать.
— Человеческая доброта? — Майджстраль, похоже, призадумался над этими словами. Он покачал головой. — Боюсь, что нет, мистер Кихано. Та доброта, которой я обладаю, почти наверняка хозалихская. — Он едва заметно улыбнулся Педро. — А вот моя недобрая часть, безусловно, человеческая.
Педро Кихано долго-долго, застыв, смотрел на него.
— Ну тогда, раз мисс Йенсен — единственная, с кем вы согласны иметь дело, давайте разыщем ее.
Майджстраль только-только собрался сказать, что поиски похищенных девиц — тоже не его работа, как вдруг Грегор прокашлялся.
— Босс, — сказал он. — Плохо позволять кому-то вот так брать, да и спирать твоих клиентов. Они, чего доброго, начнут думать, что могут вас пинать как попало.
Майджстраль нахмурился:
— Не в моей привычке работать задаром.
— Но вы же хотите заполучить обратно вашу клиентку, а, босс? С превеликим бы заполучили. Ну так и что? Надо найти и вызволить ее.
— Можно мне переговорить с вами с глазу на глаз, сэр? — спросил Роман по-хозалихски.
Майджстраль кивнул.
Роман увел его в спальню. Заговорил он на Высокопарном Хозалихском, и голос его дрожал от скрываемого чувства.
— Вашу клиентку похитили, сэр, — сказал он. — В то время как дело ваше еще не завершено. Похитители знали о том, что вам причитается оплата, но не сделали ровным счетом ничего для того, чтобы либо расплатиться с вами, либо переговорить. Это оскорбление, а учитывая то, кто бы это мог быть, это оскорбление чести и достоинства. На это оскорбление должно ответить.
Хозалихские фразы сменяли одна другую в четкой форме, отточенном ритме, и Дрейк удивлялся все сильнее. Что-то в этом было от сложной математики. А с учетом хозалихских логических предпосылок выводы получались абсолютными. Майджстраль попробовал найти погрешность в логике, но не сумел.
Значит, вот что мучило Романа. Если бы происшедшие события так не отвлекли Майджстраля, он бы заметил это давным-давно. Он согласно кивнул.
— Приношу тебе благодарность за твою заботу, — проговорил он на Высокопарном Хозалихском. — Твое участие делает тебе честь, Роман. — Глаза Романа загорелись от похвалы хозяина. — Нет нужды напоминать о том, что задета моя честь, — продолжал Майджстраль, — но прежде всего я должен выяснить, от кого исходит оскорбление, и понять, какие действия лучше избрать, и, кроме того, я должен понять, многое ли известно мистеру Кихано. Простой вызов на поединок — слишком большая честь для этих людей; больше, чем они того заслуживают.
Кончики ушей Романа наклонились вперед.
— Это верно, сэр.
Майджстраль положил руку слуге на плечо и перешел на стандартный хозалихский:
— Думаю, нам лучше вернуться к мистеру Кихано.
— Да, сэр. Хорошо.
Майджстраль дал Роману знак идти первым. Отняв руку от его плеча, он заметил, что рука слегка дрожит. Он сжал пальцы в кулак и пошел за Романом в гостиную. Только собрав всю свою волю, он сумел удержаться от того, чтобы скрипнуть зубами.
— Хорошо, — сказал он, войдя. — По крайней мере нам стоит обсудить возможность спасения мисс Йенсен. Но где ее могут удерживать?
Грегор нахмурился:
— В конспиративном доме, может быть. Наверное, там.
— Наверное, нет. Похищение было произведено так, что отдает сильной поспешностью, и буквально через несколько часов после того, как я украл футляр. У них могло и не оказаться времени на оборудование конспиративного дома, хотя они могут заниматься его оборудованием сейчас. Нам следует проверить весь консульский персонал и все резиденции, которые могут быть заняты за пределами консульств.
— И еще есть графиня, — вставил Роман.
— Точно, — согласился Грегор. — Мне надо бы проверить записи о прокате оборудования для защиты и сигнализации. Они запросто могли приобрести дополнительное.
Майджстраль улыбнулся. Мысль ему понравилась.
— Отлично. Если найдем такие записи, нужно будет провести воздушную разведку, а потом, возможно, дальнейшее уточнение результатов с помощью костюма-невидимки. Ну, приступайте.
Роман и Грегор удалились выполнять задания. Майджстраль уселся на стул, прихватив с тарелки кусочек флета. Он заметил, что Педро Кихано выжидающе смотрит на него.
— Да, мистер Кихано?
— Вы собираетесь разыскать мисс Йенсен и спасти ее?
— Я сказал, что мы собираемся обсудить такую возможность, мистер Кихано. Это не совсем одно и то же.
— Но вы по крайней мере сообщите в полицию?
— Нет. Думаю, нет. Тогда обнаружится цель похищения. Через несколько часов закон будет защищать меня, но не моих нанимателей. Я полагаю, вы не хотите, чтобы выяснилось, что мисс Йенсен наняла меня для совершения преступления?
Педро слегка побледнел:
— Нет. Пожалуй, нет.
Майджстраль откусил кусочек флета и принялся пережевывать его. Из холла послышался голос Грегора:
— Может быть, стоит попросить лейтенанта Наварру помочь нам?
Педро скривился. Майджстраль ответил:
— Думаю, не стоит. Тогда он поймет, что мисс Йенсен развлекала его только для того, чтобы в это время он не был дома, а я его успешно ограбил.
— О!
Педро просиял, но потом снова нахмурился:
— А что, если мы не сумеем спасти ее, сэр?
Майджстраль задумчиво уставился на кусочек флета, который держал в пальцах. Рука уже не дрожала.
— В этом случае, мистер Кихано, — сказал он, — мне придется вызвать ее похитителей на дуэль, одного за другим. И, надеюсь, убить их. Фамильная честь, увы, не позволяет других вариантов. Вызвать их на поединок, на мой взгляд, предпочтительнее, нежели покончить с собой в надежде, что это заставит их устыдиться и отпустить мисс Йенсен. — Он посмотрел на Педро ленивыми зелеными глазами. — Если только, конечно, вы не желаете взять вызовы на себя.
Педро побледнел еще сильнее:
— Нет, сэр… Это не в моем духе, понимаете?
— Понимаю. Вряд ли стоит надеяться на победу в поединке с помощью одной только высшей математики. — Он дожевал флет, отряхнул пальцы и встал. — Как насчет завтрака, мистер Кихано? Еды у нас полно.
— Я не голоден, — ответил Педро, уставившись в одну точку. — Спасибо.
— Ну тогда я пойду перекушу, — сказал Майджстраль и отправился на кухню.
На самом деле он собирался добраться до телефона и снять другой конспиративный дом. Этот теперь был безнадежно засвечен. Пока Педро Кихано на стороне Майджстраля, но когда (и если) Амалия Йенсен будет спасена, положение может кардинально перемениться.
Удачливые мыслители преступного мира, следует заметить, всегда оценивают перспективу.
Николь завтракала. Холодный цыпленок, бобовый салат и маринованные огурчики — простая еда, которую она могла себе позволить только в одиночестве, но это ей нравилось намного больше, чем замысловатые, а порой и эксцентричные трапезы, которые приходилось терпеть как представительнице Диадемы. Но она все равно как бы не находилась в одиночестве, поскольку считалось, что здесь, в своем любовном гнездышке, Николь прячет Майджстраля. Ей пришлось заказать завтрак для двоих. А зрелище второго, нетронутого прибора удручало еще сильнее и делало завтрак еще более одиноким. Николь печально потягивала чай со льдом и лимоном и снова думала о том, что же стряслось с Майджстралем.
Зазвонил телефон. Николь отпила глоток чая, ожидая, пока комната сообщит ей, кто звонит.
— Графиня Анастасия, — прозвучал наконец голос. — Просит мистера Майджстраля.
Николь удивленно обернулась.
«Так, — подумала она, — события развиваются».
Она отдала комнате распоряжение показать собственное голографическое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что она выглядит достаточно хорошо, чтобы ответить на звонок, пригладила волосы, пересела на другой стул, чтобы не был виден столик с едой и чтобы фон лучше соответствовал цвету лица.
— Всенепременно соединить меня с графиней, — приказала она.
Голографическое изображение графини начиналось чуть ниже подбородка, что придавало ей некоторую надменность и позволяло смотреть на Николь как бы свысока. Некоторые чересчур усердствовали с передачей своего изображения, и в итоге создавалось не слишком приятное впечатление, если кто-то не удосуживался, к примеру, выщипать волоски в носу. Графиня действовала не слишком грубо, и волосков в ее носу почти не было заметно, но все-таки они были видны.
— Николь, — холодно произнесла она по-хозалихски. — Я просила к телефону Дрейка Майджстраля.
— Сожалею, но его здесь нет, мадам, — ответила Николь. — Но я с радостью передам ему все, что вы скажете, если увижусь с ним.
Графиня едва заметно улыбнулась:
— Ах, значит, меня неверно проинформировали. Это все пресса, понимаете?
— Да, как это ни грустно, моя госпожа, но пресса распространяет какие угодно измышления.
— Да. Мне с этим тоже приходилось сталкиваться. Я бы не стала верить сообщениям, если бы застала Майджстраля дома.
Николь, глядя на графиню, удивлялась, почему Майджстраль так боится этой женщины. Графиня, несмотря на ее надменность и самоуверенность, казалась Николь неуверенным и экзальтированным созданием, находящим спасение в империалистической борьбе точно так же, как другие находили спасение в религии, или в дурной философии, или в раскрытии заговоров, борясь с собственным комплексом неполноценности и выражая грубый, вызывающий, нецеленаправленный, но совершенно искренний протест. Николь, в голове у которой мелькали вот такие мысли, смотрела на графиню и ободряюще улыбалась.
— Я готова принять ваше сообщение, моя госпожа, — сказала она, — и передать его Майджстралю, если увижу его.
Графиня, казалось, приободрилась. Николь догадалась, что графиня надеется, что Майджстраль прячется в будуаре и подслушивает.
— Отлично, — сказала графиня. — Скажите ему вот что. У него есть нечто, что нужно мне, и я думаю, что смогу заплатить ему столько, сколько его устроит.
— Я все передам ему слово в слово, моя госпожа.
— Благодарю вас, — улыбнулась графиня любезно, однако по глазам ее было видно, что это любезность наигранная. — Сожалею, что пришлось побеспокоить вас, мадам.
— Никакого беспокойства, графиня, я просто обожаю помогать моим друзьям, — ответила Николь и улыбнулась графине так, что было видно, что улыбка натянутая, а следовательно, Николь показывает графине, что понимает, что и та разыгрывает любезность. Нюансы, нюансы… Профессия Николь.
Изображение Анастасии исчезло.
Николь перестала улыбаться. «Майджстраль… — подумала она с тревогой. — Во что же ты вляпался?»
7
— Ты свободен, — сказала сержант Тви, поднимаясь по лестнице с подносом еды для Амалии Йенсен. Котвинн радостно передал ей голографический проектор, пистолет и пульт управления наручниками и кандалами.
— Пленница вела себя спокойно, — прорычал он и пошел вниз по лестнице, топая и разминая плечи. Явно искал, по чему бы стукнуть.
Охрана пленников. Пф-ф! Ломать им шеи — это было ему гораздо больше по душе.
Разве это работа для такого хозалиха, как он? В нем было сто шестьдесят девять нг. роста, семьдесят нг. в плечах, охват бицепсов — пятьдесят восемь нг., и в груди он был шире, чем длина мерной ленты, с помощью которой пытался себя обмерить. На его родине — фронтирной планете, где воцарению хозалихов мешала бедность ее полезными ископаемыми и враждебность местных форм жизни, — на него смотрели со страхом и вожделением. Со страхом и вожделением, которые, на взгляд Котвинна, были вполне оправданны.
Котвинн ввалился в свою комнату, преисполненный желания растоптать цветы лилий на рисунке ковра. Комната была обставлена в местном мещанском стиле: оборочки на шторах и покрывале, пушистые ковры, вазы с цветочками, сверхмягкая перина на кровати, которая по приказу принимала очертания тела. Со всем этим Котвинну приходилось бороться. Расслабься он, такая жизнь затянула бы его, размягчила.
А он вовсе не намеревался мягчать. Котвинн был славным отпрыском лучших хозалихских родов, пионеров, которые своей силой и своей волей продвигали, расширяли границы Империи и покоряли целые планеты, кишащие противниками-чужаками. Слюнтяй-император, посиживающий в своем гареме, думал, что победы — его заслуга. Пф-ф! Работу эту делали такие, как Котвинн, и притом самым лучшим и эффективным методом — проламывая черепа врагов.
Котвинн считал себя кровожадным рубакой — великим в ярости, страшным в веселье, поплевывающим на законы, пытающиеся защитить тех, кто слабее его. Он не признавал никаких традиций, кроме собственной воли, никаких мотивов, кроме собственного обогащения. Он презирал Воров в Законе, пользующихся лазейками в законах, хитро проникающих по ночам в дома, где погашен свет. Куда лучше заявлять о себе открыто. Не любил Котвинн и Синна, который нанимал других, чтобы те делали за него его работу, грязную работу. Единственной, кто, на его взгляд, чего-то стоил во всей этой шайке, была графиня, женщина, которая взаправду ценила силу, гордость и отчаянные поступки. Котвинн был прирожденным взломщиком. Он дезертировал из армии, и если бы его карьеру вооруженного грабителя в юности не оборвал один вонючий слабак-человечишка (который, притаившись на балконе, сбросил на голову Котвинна кирпич), он бы до сих пор был грабителем.
Впоследствии Котвинн решил, что совсем недурно было бы послужить в подразделении Тайных Драгунов. Там он смог бы изучить повадки этих тупых идиотов, а потом, когда настанет нужный момент, он сам нанесет удар и не оставит позади себя ничего, кроме развалин да переломанных шей.
Котвинн слазил под кровать, вынул оттуда ножны, из которых достал длинный стальной клинок — он не признавал легких сплавов! — и поднял его над головой, сжав рукоять обеими руками. Старательно представив перед собой барона Синна, он разрубил образ напополам. Потом клинок затанцевал перед Котвинном, разрубая воображаемого барона на кусочки. Сердце его бешено колотилось. Кровь кипела в жилах. Он был Котвинн. Котвинн. КОТВИНН! Славный представитель своего народа! Кровавый мститель с сердцем, полным беспощадного величия!
Котвинн размахнулся так, что нечаянно задел вазу, та опрокинулась, и по ковру рассыпались розы. Котвинн выругался и проткнул мечом лилии на ковре, после чего меч вонзился в пол и закачался.
Котвинн в сердцах плюнул. Какая неудобная комната. Какое нелепое задание. Какие несуразные компаньоны.
Не прилагая усилий, он выдернул меч из пола. Оружие повисло в его руке, словно зуб страшного чудища. Котвинн размышлял о положении дел.
Его компаньоны — его так называемые начальники — удерживали женщину, Амалию Йенсен, ради выкупа. Удерживать бабу-пленницу — это он мог бы и сам, и для этого вовсе не были нужны ни Тви, ни Синн.
Он подтянул губы и высунул язык. Чудесная мысль пришла ему в голову. «Кокнуть Тви, — подумал он. — Кокнуть Синна, а потом перекинуть эту Йенсен через плечо и оставить позади себя пылающий мещанский особнячок графини Анастасии». Чудная картинка! Какое Котвинну дело до Судьбы Империи?
Но вскоре улыбка сбежала с физиономии Котвинна. Кому же он продаст Йенсен? Этого он не знал.
Значит, надо держать ушки на макушке и ждать удачного случая. Он знал, что его время придет.
Ухмылка Котвинна стала шире. На пол стекла струйка слюны. Да, все будет просто здорово.
— Я не призываю к дискриминации, вы же понимаете.
Разбитая губа Амалии Йенсен за счет применения биологического пластыря зажила, припухлости на местах ушибов сошли, и, хотя синяки еще сохранялись, чувствовала она себя намного лучше, говорила и завтракала безо всякого труда.
Разговаривала и ела Амалия сидя на кровати, лодыжки ее были схвачены кандалами. Тви решила больше не рисковать.
— Нет, никакой дискриминации. Просто разумная предосторожность. Мятеж удался из-за того, что многие из повстанцев занимали высокие посты в Имперской бюрократии и военных ведомствах и могли помочь уничтожить целые эскадроны имперских войск. В Созвездии нужно принимать меры предосторожности в отношении подобного положения дел. Вот и все, что я предлагаю.
Тви по-прежнему наслаждалась ролью просвещенной наемницы. Она развалилась в кресле, перебросила ногу через подлокотник и поигрывала зажатым в руке парализатором.
— Следовательно, всем, кроме людей, не будет позволено занимать высокие посты? — спросила Тви. — Это вы называете отсутствием дискриминации, мисс Йенсен?
Амалия нахмурилась, глядя на стакан с охлажденным напитком.
— Такова необходимость. Печальная, понимаю. Но положение человечества слишком деликатно, чтобы рисковать им.
— Мне представляется, как лицу совершенно постороннему, что вы практически призываете к предательству. С какой стати кто-то будет лоялен к правительству, которое ему не доверяет?
— Может быть, при жизни новых поколений, когда имперская угроза станет не такой острой…
— И еще я должна сказать, опять-таки как сторонний наблюдатель, что у вас крайне наивное представление о человеческой природе.
Казалось, глаза Амалии Йенсен подернулись стальной дымкой. Тви поняла, что, похоже, нанесла ей оскорбление, осмелившись судить о народе Амалии. «Подумаешь, — решила она, — что толку в том, чтобы разыгрывать утонченную собеседницу, если даже не можешь высказать резкую точку зрения?» Да и потом сама Амалия только что высказалась нелицеприятно обо всех народах, кроме своего.
— Да? — подняла брови Амалия. — Как это?
— А так, мисс Йенсен, что вы недооцениваете степень коррумпированности людей. Почему вы предполагаете, что кто-то будет лоялен только потому, что он человек? Разве люди не склонны к жадности, вымогательству и воровству, так же как все остальные? Даже сильнее склонны, если верить в стереотипы. — Заметив, как помрачнел взгляд Амалии, Тви поспешила добавить: — Сейчас я в это не верю, кстати. Но вы понимаете, что я имею в виду? Если вы станете всеми силами бороться с воровством среди тех, кто не является людьми, вы можете упустить грабителей-людей.
— Я не призываю к безрассудному растрачиванию всех наших ресурсов ради чего бы то ни было, — возразила Амалия. — Но все равно можно ведь предположить лояльность определенного народа, верно? Видовую лояльность. Почему тогда многие высокопоставленные люди поддерживали Мятеж, хотя таковая поддержка в принципе шла вразрез с их личными интересами?
— Из-за жадности и шантажа в первую очередь.
Амалия нахмурилась и отодвинула поднос.
— Неправда.
— Может, и неправда. Но за редким исключением. — Тви перебросила через подлокотник вторую ногу и откинулась на подушку. — Я просто предложила парочку мотивов, которые вы не усматриваете в представителях своего народа, но с радостью приписываете всем остальным.
Амалия Йенсен моргнула и отвела глаза.
— Я понимаю, зачем вам понадобился костюм Ронни Ром пера, — пробормотала она, — но не могли бы вы каким-то образом убрать эту улыбочку? Ужасно трудно разговаривать, когда тебе вот так ухмыляются.
— Боюсь, что убрать ее нельзя, мисс Йенсен.
Амалия вздохнула и подперла рукой подбородок.
— Придется смириться.
— Неплохое решение, сказала бы я, для женщины в вашем положении.
«Класс, — подумал Грегор Норман. — Очко в мою пользу». Он смотрел на горевшие на экране строчки, откинувшись на спинку стула и сцепив пальцы рук на затылке, чуть повыше того места, где крепился датчик, дистанционно связывавший его мозг с компьютером. На лице его расплылась довольная ухмылка. Он все еще был немного хмельной от выпитого шампанского, и потому ухмылка его была особенно широкой. Он покачивал головой в такт пьесе Вивальди, звучавшей из динамиков его троксанского музыкального центра. Несколько минут понаслаждавшись достигнутым триумфом, он дотянулся до пульта на стене и нажал клавишу с надписью: «Общее объявление».
— Босс, похоже, я кое-что раскопал.
— Минутку.
Если бы Грегор не ждал Майджстраля, он бы ни за что не услышал, как тот вошел. Этот человек передвигался настолько бесшумно, что на первых порах, работая у него, Грегор гадал, уж нет ли тут какого-нибудь волшебства. В конце концов он решил, что все дело в упорных тренировках, и стал сознательно пытаться подражать Майджстралю.
Грегор был неплохим грабителем, он всегда был таким. За счет своих талантов он прожил большую часть жизни, но понимал, что ему никогда не подняться до высот рейтинга Воров в Законе.
А проблема заключалась в этих самых десяти очках за стиль. Те, кто красовался на высотах рейтинга, — Элис Мэндерли, Джефф Фу Джордж, Барон Драго, — они самым честным образом пестовали свой стиль и сновали среди своих жертв с таким шармом, что, похоже, никто и не возражал против того, чтобы быть ими ограбленным. У Майджстраля, к примеру, имелись, все предпосылки — благородное происхождение, учеба в Империи, прекрасные связи в обществе. Когда подростком Грегор слышал о Майджстрале и Николь, сердце его сжималось от зависти на целые недели.
— Пленница вела себя спокойно, — прорычал он и пошел вниз по лестнице, топая и разминая плечи. Явно искал, по чему бы стукнуть.
Охрана пленников. Пф-ф! Ломать им шеи — это было ему гораздо больше по душе.
Разве это работа для такого хозалиха, как он? В нем было сто шестьдесят девять нг. роста, семьдесят нг. в плечах, охват бицепсов — пятьдесят восемь нг., и в груди он был шире, чем длина мерной ленты, с помощью которой пытался себя обмерить. На его родине — фронтирной планете, где воцарению хозалихов мешала бедность ее полезными ископаемыми и враждебность местных форм жизни, — на него смотрели со страхом и вожделением. Со страхом и вожделением, которые, на взгляд Котвинна, были вполне оправданны.
Котвинн ввалился в свою комнату, преисполненный желания растоптать цветы лилий на рисунке ковра. Комната была обставлена в местном мещанском стиле: оборочки на шторах и покрывале, пушистые ковры, вазы с цветочками, сверхмягкая перина на кровати, которая по приказу принимала очертания тела. Со всем этим Котвинну приходилось бороться. Расслабься он, такая жизнь затянула бы его, размягчила.
А он вовсе не намеревался мягчать. Котвинн был славным отпрыском лучших хозалихских родов, пионеров, которые своей силой и своей волей продвигали, расширяли границы Империи и покоряли целые планеты, кишащие противниками-чужаками. Слюнтяй-император, посиживающий в своем гареме, думал, что победы — его заслуга. Пф-ф! Работу эту делали такие, как Котвинн, и притом самым лучшим и эффективным методом — проламывая черепа врагов.
Котвинн считал себя кровожадным рубакой — великим в ярости, страшным в веселье, поплевывающим на законы, пытающиеся защитить тех, кто слабее его. Он не признавал никаких традиций, кроме собственной воли, никаких мотивов, кроме собственного обогащения. Он презирал Воров в Законе, пользующихся лазейками в законах, хитро проникающих по ночам в дома, где погашен свет. Куда лучше заявлять о себе открыто. Не любил Котвинн и Синна, который нанимал других, чтобы те делали за него его работу, грязную работу. Единственной, кто, на его взгляд, чего-то стоил во всей этой шайке, была графиня, женщина, которая взаправду ценила силу, гордость и отчаянные поступки. Котвинн был прирожденным взломщиком. Он дезертировал из армии, и если бы его карьеру вооруженного грабителя в юности не оборвал один вонючий слабак-человечишка (который, притаившись на балконе, сбросил на голову Котвинна кирпич), он бы до сих пор был грабителем.
Впоследствии Котвинн решил, что совсем недурно было бы послужить в подразделении Тайных Драгунов. Там он смог бы изучить повадки этих тупых идиотов, а потом, когда настанет нужный момент, он сам нанесет удар и не оставит позади себя ничего, кроме развалин да переломанных шей.
Котвинн слазил под кровать, вынул оттуда ножны, из которых достал длинный стальной клинок — он не признавал легких сплавов! — и поднял его над головой, сжав рукоять обеими руками. Старательно представив перед собой барона Синна, он разрубил образ напополам. Потом клинок затанцевал перед Котвинном, разрубая воображаемого барона на кусочки. Сердце его бешено колотилось. Кровь кипела в жилах. Он был Котвинн. Котвинн. КОТВИНН! Славный представитель своего народа! Кровавый мститель с сердцем, полным беспощадного величия!
Котвинн размахнулся так, что нечаянно задел вазу, та опрокинулась, и по ковру рассыпались розы. Котвинн выругался и проткнул мечом лилии на ковре, после чего меч вонзился в пол и закачался.
Котвинн в сердцах плюнул. Какая неудобная комната. Какое нелепое задание. Какие несуразные компаньоны.
Не прилагая усилий, он выдернул меч из пола. Оружие повисло в его руке, словно зуб страшного чудища. Котвинн размышлял о положении дел.
Его компаньоны — его так называемые начальники — удерживали женщину, Амалию Йенсен, ради выкупа. Удерживать бабу-пленницу — это он мог бы и сам, и для этого вовсе не были нужны ни Тви, ни Синн.
Он подтянул губы и высунул язык. Чудесная мысль пришла ему в голову. «Кокнуть Тви, — подумал он. — Кокнуть Синна, а потом перекинуть эту Йенсен через плечо и оставить позади себя пылающий мещанский особнячок графини Анастасии». Чудная картинка! Какое Котвинну дело до Судьбы Империи?
Но вскоре улыбка сбежала с физиономии Котвинна. Кому же он продаст Йенсен? Этого он не знал.
Значит, надо держать ушки на макушке и ждать удачного случая. Он знал, что его время придет.
Ухмылка Котвинна стала шире. На пол стекла струйка слюны. Да, все будет просто здорово.
— Я не призываю к дискриминации, вы же понимаете.
Разбитая губа Амалии Йенсен за счет применения биологического пластыря зажила, припухлости на местах ушибов сошли, и, хотя синяки еще сохранялись, чувствовала она себя намного лучше, говорила и завтракала безо всякого труда.
Разговаривала и ела Амалия сидя на кровати, лодыжки ее были схвачены кандалами. Тви решила больше не рисковать.
— Нет, никакой дискриминации. Просто разумная предосторожность. Мятеж удался из-за того, что многие из повстанцев занимали высокие посты в Имперской бюрократии и военных ведомствах и могли помочь уничтожить целые эскадроны имперских войск. В Созвездии нужно принимать меры предосторожности в отношении подобного положения дел. Вот и все, что я предлагаю.
Тви по-прежнему наслаждалась ролью просвещенной наемницы. Она развалилась в кресле, перебросила ногу через подлокотник и поигрывала зажатым в руке парализатором.
— Следовательно, всем, кроме людей, не будет позволено занимать высокие посты? — спросила Тви. — Это вы называете отсутствием дискриминации, мисс Йенсен?
Амалия нахмурилась, глядя на стакан с охлажденным напитком.
— Такова необходимость. Печальная, понимаю. Но положение человечества слишком деликатно, чтобы рисковать им.
— Мне представляется, как лицу совершенно постороннему, что вы практически призываете к предательству. С какой стати кто-то будет лоялен к правительству, которое ему не доверяет?
— Может быть, при жизни новых поколений, когда имперская угроза станет не такой острой…
— И еще я должна сказать, опять-таки как сторонний наблюдатель, что у вас крайне наивное представление о человеческой природе.
Казалось, глаза Амалии Йенсен подернулись стальной дымкой. Тви поняла, что, похоже, нанесла ей оскорбление, осмелившись судить о народе Амалии. «Подумаешь, — решила она, — что толку в том, чтобы разыгрывать утонченную собеседницу, если даже не можешь высказать резкую точку зрения?» Да и потом сама Амалия только что высказалась нелицеприятно обо всех народах, кроме своего.
— Да? — подняла брови Амалия. — Как это?
— А так, мисс Йенсен, что вы недооцениваете степень коррумпированности людей. Почему вы предполагаете, что кто-то будет лоялен только потому, что он человек? Разве люди не склонны к жадности, вымогательству и воровству, так же как все остальные? Даже сильнее склонны, если верить в стереотипы. — Заметив, как помрачнел взгляд Амалии, Тви поспешила добавить: — Сейчас я в это не верю, кстати. Но вы понимаете, что я имею в виду? Если вы станете всеми силами бороться с воровством среди тех, кто не является людьми, вы можете упустить грабителей-людей.
— Я не призываю к безрассудному растрачиванию всех наших ресурсов ради чего бы то ни было, — возразила Амалия. — Но все равно можно ведь предположить лояльность определенного народа, верно? Видовую лояльность. Почему тогда многие высокопоставленные люди поддерживали Мятеж, хотя таковая поддержка в принципе шла вразрез с их личными интересами?
— Из-за жадности и шантажа в первую очередь.
Амалия нахмурилась и отодвинула поднос.
— Неправда.
— Может, и неправда. Но за редким исключением. — Тви перебросила через подлокотник вторую ногу и откинулась на подушку. — Я просто предложила парочку мотивов, которые вы не усматриваете в представителях своего народа, но с радостью приписываете всем остальным.
Амалия Йенсен моргнула и отвела глаза.
— Я понимаю, зачем вам понадобился костюм Ронни Ром пера, — пробормотала она, — но не могли бы вы каким-то образом убрать эту улыбочку? Ужасно трудно разговаривать, когда тебе вот так ухмыляются.
— Боюсь, что убрать ее нельзя, мисс Йенсен.
Амалия вздохнула и подперла рукой подбородок.
— Придется смириться.
— Неплохое решение, сказала бы я, для женщины в вашем положении.
«Класс, — подумал Грегор Норман. — Очко в мою пользу». Он смотрел на горевшие на экране строчки, откинувшись на спинку стула и сцепив пальцы рук на затылке, чуть повыше того места, где крепился датчик, дистанционно связывавший его мозг с компьютером. На лице его расплылась довольная ухмылка. Он все еще был немного хмельной от выпитого шампанского, и потому ухмылка его была особенно широкой. Он покачивал головой в такт пьесе Вивальди, звучавшей из динамиков его троксанского музыкального центра. Несколько минут понаслаждавшись достигнутым триумфом, он дотянулся до пульта на стене и нажал клавишу с надписью: «Общее объявление».
— Босс, похоже, я кое-что раскопал.
— Минутку.
Если бы Грегор не ждал Майджстраля, он бы ни за что не услышал, как тот вошел. Этот человек передвигался настолько бесшумно, что на первых порах, работая у него, Грегор гадал, уж нет ли тут какого-нибудь волшебства. В конце концов он решил, что все дело в упорных тренировках, и стал сознательно пытаться подражать Майджстралю.
Грегор был неплохим грабителем, он всегда был таким. За счет своих талантов он прожил большую часть жизни, но понимал, что ему никогда не подняться до высот рейтинга Воров в Законе.
А проблема заключалась в этих самых десяти очках за стиль. Те, кто красовался на высотах рейтинга, — Элис Мэндерли, Джефф Фу Джордж, Барон Драго, — они самым честным образом пестовали свой стиль и сновали среди своих жертв с таким шармом, что, похоже, никто и не возражал против того, чтобы быть ими ограбленным. У Майджстраля, к примеру, имелись, все предпосылки — благородное происхождение, учеба в Империи, прекрасные связи в обществе. Когда подростком Грегор слышал о Майджстрале и Николь, сердце его сжималось от зависти на целые недели.