Телом Фрэнк походил на быка: сходство усиливалось тем, что в соски его были продеты большие золотые кольца. К сожалению, кольца эти он стянул тяжелой золотой цепью, так что общая картина напоминала не воплощенную маскулинность, а сумочку с надписью "Шанель" из универмага.
Фрэнку не хотелось нигде задерживаться надолго. Вообще-то ему хотелось, чтоб в каждом порту захода было, где кинуть кости. Точные координаты его не волновали. Фрэнк считал, что любовь придумали для того, чтобы дурачить людей. Он верил только в дружбу и в секс.
- Разве не очевидно, что люди куда лучше относятся к друзьям, чем к любовникам?
Предостережения его запоздали, поскольку меня угораздило в него влюбиться. Мне он казался образцом истинного бродяги: мешок с добычей в одной руке, другой машет на прощание. Фрэнк нигде подолгу не задерживался, и в Париж заехал всего два месяца. На мою просьбу отправиться со мной в Англию он рассмеялся и сказал, что Англия годится только для супружеских пар.
- Я должен быть свободным, - сказал он.
- Но ты ведь таскаешь везде своих родителей.
Фрэнк уехал в Италию, а я - домой в Англию. Тоска терзала меня целых два дня, пока не пришла мысль: ведь это мужчина, да еще и с карликами - зачем мне он? Я что - хочу мужчину с золотыми цепями на груди, которые бренчат на каждом шагу?
Это было много лет назад, но мне до сих пор стыдно. Секс можно принять за любовь, а может, чувство вины заставляло меня называть секс любовью. Богатый опыт, казалось бы, уже должен был подсказать мне, что происходит у нас с Луизой. Давно пора было повзрослеть. Так почему тогда я чувствую себя, как монашка-девственница?
На второй день моих мучений я беру с собой в библиотеку пару наручников и приковываю себя к стулу. Отдаю ключ джентльмену в вязаном жилете и прошу расковать меня не раньше пяти часов. Объясняю, что у меня горит работа, и если я не закончу перевод, один советский литератор не сможет получить убежище в Великобритании. Джентльмен ничего не отвечает, но ключ берет. Однако примерно через час я понимаю, что он куда-то испарился.
Я продолжаю работать, и сосредоточенная тишина в зале дает моим мыслям некоторую передышку. Интересно, почему наш мозг не в состоянии сам решить, о чем ему думать? Почему именно когда вы безнадежно мечтаете избавиться от какой-нибудь мысли, она-то и лезет вам в голову? Траектория Луизы полностью затмила все остальные мои умопостроения. Мне нравятся интеллектуальные задачи, обычно я работаю быстро и легко. В прошлом, какие бы неприятности меня ни одолевали, работа всегда приносила успокоение. Но теперь положение изменилось. Я напоминаю себе уличного громилу, которого следует держать под замком.
Как только в голову приходит имя "Луиза", я выстраиваю кирпичную стену. После нескольких часов таких упражнений в моей голове не остается ничего, кроме кирпичных стен. Кроме того, левая рука страшно затекла и распухла от врезавшегося в нее наручника. И никаких признаков джентльмена напротив. Я знаками подзываю служителя и шепотом объясняю ему ситуацию. Тот через некоторое время возвращается с помощником, они вдвоем поднимают меня вместе со стулом и, словно в портшезе, несут к выходу из читального зала Британской библиотеки. Люблю ученых - никто из читателей даже не поднял головы.
В служебном кабинете я пытаюсь объяснить, что произошло.
- Вы член компартии? - подозрительно глядя на меня, спрашивает старший администратор.
- Нет, я не принадлежу никакой партии.
Он освобождает меня от наручников и обвиняет в злостной порче имущества читального зала. Мои попытки склонить его к формулировке о "случайном повреждении" не приносят результата. Заполнив бланк рапорта, он торжественно объявляет, что мне надлежит сдать свой читательский билет.
- Я не могу отдать вам билет. Переводы - то, на что я живу.
- Вам следовало подумать об этом до того, как вы приковали себя к имуществу нашей библиотеки.
Мне ничего не остается, как отдать ему билет и взять бланк заявления об апелляции. Можно ли было пасть ниже?
Еще как можно. Всю следующую ночь я слоняюсь в окрестностях луизиного дома и, как частный сыщик, разглядываю, в каких окнах гаснет свет, в каких зажигается. Интересно, она у него в постели? А мне-то какое дело? Всю ночь напролет я веду безумный внутренний монолог, и к рассвету сердце мое превращается в малюсенький комок - не больше горошинки, настолько крохотный, что в нем уже нет места для надежды.
К утру в совершенно разбитом состоянии я оказываюсь дома. Меня бьет озноб - надеюсь, начинается лихорадка. Перспектива проваляться в беспамятстве несколько дней кажется мне радужной - может, будет хоть не так больно. А если повезет, я вообще умру. "Люди время от времени умирают, их поедают черви, но все это происходит не от любви". Шекспир ошибался. Я тому - живое доказательство.
- Нет, ты можешь быть только мертвым доказательством, - возражаю я себе. Если ты не умрешь, то прав окажется он.
Я сажусь, чтобы написать завещание и оставить все Луизе. Можно ли утверждать, что я в здравом уме и трезвой памяти? Я осторожно трогаю лоб. Нет. На всякий случай смотрю на себя в зеркало. Нет. Лучше всего задернуть занавески и завалиться в постель с бутылкой джина.
Именно в таком положении и застает меня Луиза, придя через пару дней в шесть вечера. Она звонила, начиная с полудня, но мое опьянение было столь сильным, что звонки до меня просто не доходили.
При виде ее первые мои слова:
- Они з-забрали мой б-билет! - После чего я разражаюсь слезами и падаю в ее объятия. Ей не остается ничего иного, как отвести меня в ванную, а затем уложить в постель и дать снотворного. Сквозь туман, обволакивающий мозг, я слышу, как она говорит:
- Я тебя никогда не отпущу.
Никто толком не знает, какие силы сводят людей вместе. Имеется множество теорий; астрология, химия, взаимная тяга, биологическая потребность. Есть тысяча журналов и учебников, где объясняется, как лучше подобрать себе партнера. В рекламах брачных агентств говорится, что у них самый лучший научный подход, как будто наличие компьютера превращает вас в ученого. Старые любовные романсы исполняются с помощью цифровых методов передачи информации. Так зачем вам выбирать партнера самому, когда можно положиться на науку? Вскоре такой псевдо-лабораторный подход к организации свиданий на основе детальных характеристик может смениться и настоящим экспериментом: хоть результаты и окажутся необычными, но участники вполне поддаются дрессировке. По крайней мере, так они утверждают. (См. аналогичные уверения по поводу расщепления атома, генной инженерии, гормональных исследований или даже скромных катодных лучей.) Да чего там? Виртуальная Реальность на марше!
Уже сейчас вы можете войти в виртуальный мир, надев на голову грубый шлем, наподобие водолазного, что носили в 40-е годы, и специальную перчатку, напоминающую садовую. Экипировавшись таким образом, вы окажетесь внутри панорамного телевизора с трехмерными программами, объемным звучанием и множеством разных предметов, которые можно потрогать и подвигать. Вы будете смотреть кино не с фиксированного места, а лазить по съемочной площадке и даже перестраивать ее, если не понравится. Чувства будут уверять вас, что вы - в реальном мире. Тот факт, что на вас водолазный шлем и садовые перчатки, не меняет дела.
Немного погодя всю эту технику заменят на маленькую комнату, в которую можно будет заходить, как и в любую другую. Правда, это будет разумное пространство. Эта комната будет тем виртуальным миром, который вы выбрали для себя. Если захотите, то можете проводить в созданном компьютером мире дни и ночи. Сможете попробовать жить виртуальной жизнью с виртуальным возлюбленным. Гулять по виртуальным магазинам, иметь виртуальную семью, родить ребенка или двух, и даже определить, не гей ли вы. Или одиночка. Или натурал. Прочь сомненья - у нас есть симуляторы.
А как же секс? А что секс? Наденете какой-нибудь Теле-Дилдо, подключитесь к розетке - и попадете в миллиардную групповуху в оптоволоконной сети, опутавшей весь мир, или встретитесь со своим партнером в Виртуальности. Реальные тела наденут скафандры из тысяч крохотных тактильных детекторов на квадратный дюйм. Волоконно-оптические нити будут передавать ваши импульсы и получать чужие. Виртуальная эпидерма столь же чувствительна, как и внешний покров вашей кожи.
Что до меня, то, всецело признавая свое несовершенство и старомодность, я все же предпочту обнимать тебя живую и настоящую и гулять по настоящим лугам под самым натуральным английским дождем. Я уж лучше пересеку океан, чтобы встретиться с тобой, чем буду лежать в своей комнате, соединяясь с тобой через модем. Наука говорит, у нас есть свобода выбора, но что я смогу выбрать со всеми их изобретениями? Моя жизнь мне не принадлежит, даже собственную реальность мне предстоит забирать у них силой. Думаете, я луддит? Да нет, вовсе я не собираюсь крушить механизмы, просто не хочу чтобы механизмы сокрушили меня.
Август. Улицы жарят нас, как сковородки. Луиза потащила меня в Оксфорд, подальше от Эльджина. Она не сообщила, что у них там произошло за эти три дня, хранила молчание, как партизан. Она улыбалась, спокойная, собранная и скрытная. Это наводило на подозрения. Мне казалось, что она уже решила остаться с Эльджином, а меня выволокла на эту прогулку, как на римские каникулы, чтобы сказать мне "прощай". Я чувствую, как каменеет мое сердце.
Мы гуляли, купались в реке, читали вместе, голова к голове, как это делают влюбленные. Говорили обо всем на свете, кроме нас самих. Мы находились в виртуальном мире, где все разрешено, лишь реальная жизнь под запретом. Но в виртуальной реальности мне не составило бы труда взять Эльджина за шкирку и выкинуть его за рамки игры. Краем глаза я вижу, как он выжидает, выжидает. Сидит на корточках, нависнув над нашей жизнью, ждет, когда мы шевельнемся.
В снятой нами комнате из-за несносной жары широкие окна были открыты нараспашку. Снаружи доносились плотные звуки обычного летнего вечера: фырчание моторов машин, удары крокетного мяча со спортивной площадки, внезапный отрывистый смех, а над нами кто-то играл Моцарта на расстроенном фортепьяно. Какая-то собака - гав-гав-гав - гонялась за газонокосилкой. Положив голову тебе на живот, я слышу, как внутри у тебя переваривается ланч.
Ты говоришь:
- Я собираюсь уйти.
О, да, да, ты вновь вернешься в опостылевшую раковину.
Ты говоришь:
- Я собираюсь уйти от него, ведь я люблю тебя, и из-за этого вся остальная моя жизнь кажется ложью.
Я прячу эти слова в потайной карман. Я вытаскиваю их на свет втайне от всех и любуюсь ими, как воришка. Их блеск не меркнет. Ничто в тебе не меркнет. Ты и сейчас - цвета моей крови. Ты и есть моя кровь. Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу не свое лицо. Твое тело раздвоилось. Одно стало моим, другое твоим. Как я могу определить, где чье?
Мы вернулись вместе ко мне домой - из прошлой жизни ты взяла только одежду, что была на тебе. Эльджин настаивал, чтобы ты не брала ничего, пока не будет завершен бракоразводный процесс. Ты предложила ему подать на развод по супружеской неверности, но он предпочел формулировку о неразумном поведении.
- Это поможет ему сохранить лицо, - пояснила ты. - Измена ставит его в глупое положение. С изменой он рогоносец, а с неразумным поведением - невинная жертва. Лучше иметь жену-психопатку, чем неверную жену. Иначе что он скажет друзьям?
Не знаю, что он сказал друзьям, зато хорошо знаю, что он сказал мне. Мы с Луизой прожили вместе уже почти пять месяцев и были невероятно счастливы. Близилось Рождество, и мы украшали квартиру гирляндами из венков остролиста, переплетая их ветками плюща. У нас было очень мало денег: переводов мне перепадало меньше, чем обычно, а Луиза выходила на работу только в начале следующего года. Она нашла место преподавателя истории искусств. Но ничто не омрачало нашей радости. Мы были возмутительно счастливы. Мы пели и играли, мы гуляли по городу, любуясь архитектурой и разглядывая людей. Мы владели сокровищем, и этим сокровищем были мы сами.
Сейчас я вижу те дни в их кристальной чистоте и ясности. В какой момент я ни взглядываю на этот кристалл, он поворачивается ко мне новой цветной гранью. Луиза в голубом платье. Луиза на фоне закатного неба, похожая на героиню прерафаэлитов. Свежие зеленые ростки нашей с ней жизни и поздние желтые ноябрьские розы. Дальше краски блекнут, и я могу различить только ее лицо. Потом слышу ее голос, хрустящий, как свежий снег: "Я тебя никогда не отпущу!"
В канун Рождества Луиза решила навестить свою мать, которая всегда ненавидела Эльджина - но лишь до того момента, как дочь сообщила, что разводится. Луиза надеялась, что предпраздничное настроение поможет смягчить их разногласия, и вот в сиянии жестких искорок звезд она, закутавшись в гриву собственных рыжих волос, выходит из дому. Улыбаясь, я машу ей вслед, воображая, как прекрасно она смотрелась бы в русских степях.
Я уже собираюсь закрыть дверь, как вдруг ко мне приближается какая-то тень. Это Эльджин. У меня вовсе нет желания приглашать его в дом, но он здоровается со мной с такой не свойственной ему и потому подозрительной веселостью, что у меня волосы встают дыбом. Так животные чуют опасность. Я решаю, что ради безопасности Луизы лучше разобраться с ним без нее.
Я наливаю ему выпить, и он начинает трепаться, пока мое терпение не лопается. Я спрашиваю его прямо, чего он хочет. Поговорить о разводе?
- В некотором смысле, - улыбается он. - Думаю, тебе кое-что полезно узнать. Кое-что, о чем Луиза тебе не сказала.
- Луиза полностью откровенна со мной, - холодно замечаю я. - Так же, как и я с ней.
- Очень трогательно, - отвечает он, разглядывая кубики льда в своем бокале скотча. - Тогда тебя не должно удивить, что она больна раком?
В двух сотнях миль от поверхности земли исчезает сила тяжести. Законы притяжения не работают. Вы можете медленно-медленно крутить сальто кувыркающееся тело, в невесомости падающее в никуда. Лежа на спине, вы видите, как у вас над головой взбрыкивают ваши ноги. Вы медленно растягиваетесь, вы удлиняетесь и расширяетесь, части вашего тела уплывают с привычных мест, и уже нет никакой связи между вашим плечом и рукой. Вы рассыпаетесь на косточки, ваше прежнее тело распадается на куски, вы разлетаетесь в стороны, и ничто вас больше не может удержать.
Где я? Что со мной? Я ничего не узнаю вокруг. Исчез мой привычный понятный мир, маленький аккуратно кораблик, оснащенный мной. Что означает это пространство, где все движется так замедленно? Почему мои руки то поднимаются, то опускаются, вверх-вниз, вверх-вниз, будто я пародирую Муссолини? Кто этот человек, чьи глаза смотрят на меня как револьверные дула, чей рот открывается, будто газовая камера, чьи слова, резкие и смертоносные, застревают у меня в горле? В комнате зловоние. Не хватает воздуха. Он отравляет меня, и я не могу двинуться с места. Ноги меня не слушаются. Где мои привычные опоры? Я борюсь с отчаянием безнадежности. Пытаюсь опереться на что-нибудь, но тело проскальзывает мимо. Хочу ухватиться за что-нибудь прочное, но прочного здесь больше ничего нет.
Факты Эльджин, факты!
Лейкемия.
Как давно?
Около двух лет.
Она не больна.
Пока нет.
Какая лейкемия?
Хронический лимфоаденоз.
Но она выглядит совершенно здоровой.
Некоторое время симптомы могут не проявляться.
С ней все в порядке.
Я брал кровь на анализ после ее первого выкидыша.
Первого?
У нее была чудовищная анемия.
Не понимаю.
Редкий случай.
Она не больна.
У нее уже сейчас увеличены лимфоузлы.
Она умрет?
Они пока безболезненны.
Она умрет?
Селезенка совсем не увеличена. Это хорошо.
Она умрет?
Слишком много Т-лимфоцитов.
Она умрет?
В зависимости от...
От чего?
От тебя.
Ты имеешь в виду, что мне надо заботиться о ней?
Я имею в виду, что я позабочусь о ней.
Эльджин ушел, а я все сижу и сижу под рождественской елкой, тупо глядя на раскачивающихся ангелов и свечки-леденцы. Его план был прост: если Луиза вернется к нему, то он сможет обеспечить ей то, чего нельзя получить ни за какие деньги. Она поедет с ним в Швейцарию, где сможет получить лечение на уровне последних достижений медицинской науки. Будь она сколь угодно богата, она не могла бы этого получить, но как жена Эльджина она это получит.
Сейчас рак лечат с помощью жестоких и токсичных методов. Если Луиза подвергнется обычному лечению, она должна будет пройти химиотерапию. Если ее селезенка начнет увеличиваться, то может начаться воспаление, и не исключено, что ее придется удалять. Она будет страдать от анемии, от гематом, от кровотечений, она будет страдать беспрерывно. У нее начнутся рвота, тошнота и запоры. В конечном итоге химиотерапия приводит к повреждению костного мозга. Она исхудает, моя красивая девочка, побледнеет, у нее будет повышенная утомляемость, она постоянно будет подавлена. Хроническая лимфатическая лейкемия неизлечима.
Луиза появилась на пороге с лицом, раскрасневшимся от мороза. На щеках сверкал яркий румянец, а губы, когда она поцеловала меня, были ледяные. Она засунула замерзшие руки мне под рубашку, чтобы согреться, а мне показалось, что ее руки клеймят меня каленым железом. Она рассказывала, что на улице холодно, звезды ярко сияют на чистом и ясном небе, а луна свисает, как сосулька с крыши мира.
Мне не хотелось плакать. Мне хотелось мягко и спокойно с ней поговорить. Но ничего не вышло: мои быстрые горячие слезы пролились на ее холодную кожу, словно укоряя за причиненные мне страдания. Несчастные эгоистичны, горе всегда поглощено самим собой. Отчего эти слезы? Может быть, от сознания безвыходности.
- Здесь был Эльджин. Он сказал, что у тебя рак.
- Это не так серьезно, - поспешно ответила она. За кого она меня принимает?
- Рак - несерьезно?
- У меня нехарактерные симптомы.
- Почему ты меня не предупредила? Разве ты не могла сказать мне?
- Это не серьезно.
Впервые между нами повисла напряженная тишина. Гнев овладел мною, но мне удалось подавить его.
- Я жду результатов анализов. Нужно сделать еще некоторые тесты. Я пока не получила окончательное заключение.
- Оно у Эльджина. Он сказал, ты не хочешь знать результатов.
- Эльджину я не доверяю. Хочу провериться в другом месте.
Я пристально смотрю на нее. Непроизвольно сжимаю кулаки так, что ногти больно врезаются в кожу. Я смотрю на ее лицо, но на его месте мне мерещится квадратное лицо Эльджина в профессорских очках. И вместо изгиба ее губ я вижу его торжествующую усмешку.
- Я хотела бы с тобой все это обсудить, - говорит она.
Всю ту долгую ночь, пока темно-синее небо не превратилось в перла мутрово-серое и не взошло слабое зимнее солнце, мы лежали, обнявшись, укрытые дорожным пледом, и делились друг с другом своими страхами. Она не желает возвращаться к Эльджину - на этом она стояла железно. Она знает уже очень много об этой болезни, и уверена, я тоже все изучу. И мы сможем противостоять беде вместе. Это были отважные и утешительные слова - в маленькой, голой и холодной комнатке, замкнувшей в себе всю нашу жизнь, нам отчаянно требовалось утешение. У нас ничего нет, а Луиза больна. Она была уверена, что полученные после развода деньги покроют все расходы. У меня такой уверенности не было, но не было и сил возражать. Пока мне достаточно того, что она рядом.
На следующий день, когда Луиза ушла, мне пришлось отправляться к Эльджину. Он, казалось, ожидал моего прихода. Мы прошли в его кабинет. На компьютерном экране на сей раз была новая игра под названием "Лаборатория". Добрый ученый (за него выступал игрок) и безумный ученый (его роль исполнял компьютер) сражаются за то, чтобы создать первый в мире генетически модифицированный помидор. Если ему имплантировать гены человека, этот помидор превращается в сэндвич, соус или пиццу с тремя наполнителями на выбор. Однако этично ли все это?
- Нравится игра? - спросил Эльджин.
- Я насчет Луизы.
Он выложил на стол результаты тестов. По его прогнозам, у нее было в запасе почти сто месяцев. Он подчеркнул, что сейчас Луиза относится к своему состоянию весьма беззаботно, раз чувствует себя хорошо, но когда она начнет терять силы, это изменится.
- Но зачем превращать ее в инвалида, пока она еще здорова?
- Потому что, если мы начнем ее лечить сейчас, есть шанс предупредить болезнь. Кто его знает?
Он пожал плечами, улыбнулся и нажал какие-то клавиши на клавиатуре. Помидор злобно осклабился ему.
- А ты не знаешь?
- Рак непредсказуемая болезнь. Тело восстает против самого себя. Мы пока не можем этого понять. Мы знаем, что происходит, но не знаем, почему, или каким образом можно остановить процесс.
- Но тогда ты ничего не можешь предложить Луизе.
- За исключением ее жизни.
- Она не вернется к тебе.
- А вы не слишком стары, чтобы разыгрывать романтическую мечту?
- Я люблю Луизу.
- Тогда спаси ее.
Эльджин поудобнее устроился перед экраном. Аудиенция окончена.
- Проблема в том, - сказал он, - что если я выберу неверный ген, этот помидор зальет меня томатным соком. Понимаешь, да?
Луиза, любимая!
Я люблю тебя больше жизни. Никто не приносил мне столько счастья, сколько ты. Мне даже в голову не приходило, что такое счастье возможно. Можно ли потрогать любовь на ощупь? Для меня наши чувства осязаемы, я могу ощутить их тяжесть, как могу себе представить, что я держу твою голову в своих руках. Я цепляюсь за нашу любовь, как скалолаз за свой трос. Мне известно, что тропа наша будет крутой, но насколько отвесным окажется утес, и представить было невозможно. Я знаю, что мы взойдем на вершину, но подтягиваться тебе придется самой.
Сегодня вечером я уеду. Не знаю, куда. Знаю только, что не вернусь обратно. Тебе не нужно съезжать с квартиры. Я оставляю все необходимые распоряжения. Ты в полной безопасности у меня дома. У меня, но - увы, не со мной. Если я останусь здесь, уйдешь ты - больная, без поддержки. Наша любовь не должна стоить тебе жизни. Я не смогу этого вынести. Если б это была моя жизнь, она была бы отдана за тебя без капли сожаления. Ты пришла ко мне, как была, и этого хватило. Ничего большего не надо. Никаких жертв. Ты уже подарила мне все.
Пожалуйста, поезжай с Эльджином. Он дал слово сообщать мне, как ты будешь себя чувствовать. Я буду думать о тебе каждый день, по много раз. Отпечатки твоих пальцев повсюду на моем теле. Твоя плоть - это моя плоть. Ты расшифровала меня, и меня теперь просто прочесть. Это очень простое сообщение; просто моя любовь к тебе. Я хочу, чтобы ты была жива. Прости мне мои ошибки. Прощай.
Запаковав свои пожитки, я сажусь на поезд в Йоркшир. Я заметаю свои следы, чтобы Луиза не могла меня найти. С собой я беру свою работу и деньги, которые остались у меня после оплаты аренды дома на год вперед. Их должно было хватить месяца на два. Снимаю крохотный коттедж и бронирую почтовый ящик для связи со своими издателями и с одним другом, который был посвящен в мои проблемы и предложил свою помощь. Потом подыскиваю работу в небольшом модном винном баре. Для тех, кто считает, что просто рыба с жареной картошкой - это для рабочего класса. Мы же подавали pomme frite* с дуврской камбалой, которая и близко не подплывала к дуврским берегам. Нам подавали замороженных креветок, столь глубоко вмерзших в лед, что временами мы по ошибке кидали этот лед в напитки.
___________
* Жареный картофель (фр.).
- Этот напиток сейчас в моде, сэр! "Виски с креветками!"
После этого попробовать хотелось каждому.
Моя работа состояла в том, чтобы вытаскивать из холодильника охлажденное "фраскати" и расставлять его на крошечных столиках, а также принимать заказы на ужины. Мы предлагали "Средиземноморский" (рыба с жареной картошкой), "Паваротти" (пицца и картошка), "Староанглийский" (сосиски с жареной картошкой) и "Любовный особый" (свиные ребрышки на двоих с жареной картошкой и яблочным уксусом). Где-то имелось и порционное меню, но никто его никогда не мог найти. По вечерам дверь с красивой зеленой обивкой, что вела на кухню, то и дело открывалась и закрывалась, и из зала можно было видеть двух деловитых поваров с колпаками, напоминающими башни.
- Подбрось-ка еще одну пиццу, Кев.
- Она просит еще порцию кукурузы.
- Эй, дайте-ка сюда открывашку!
На кухне беспрерывно попискивало множество микроволновок, установленных целыми батареями - как в центре управления космическими полетами НАСА. Однако этот шум перекрывался гипнотическим гулом басовых динамиков из бара. Никто из посетителей ни разу не поинтересовался, как готовятся ресторанные блюда. Да если бы даже кто и заинтересовался, его успокоили бы открыточкой с видом кухни, подписанной самим шеф-поваром. Конечно, у нас кухня была совсем не такая, но она вполне могла оказаться нашей, а хлеб был таким белым, что резало глаза.
Чтобы преодолевать двадцать миль от работы до снятой мной развалюхи, мне пришлось купить велосипед. Моей целью было доводить себя до изнеможения, когда уже нет сил даже думать. Однако в каждом обороте колеса мне по-прежнему виделась Луиза.
Внутри моей развалюхи имелись стол, два стула, протертый коврик и кровать с продырявленным матрасом. Когда становилось холодно, нужно было рубить дрова и разводить огонь. Коттедж много лет простоял заброшенным. Никто не хотел здесь жить, и только дураку могло прийти в голову взять его в аренду. Здесь не было телефона, а ванна стояла посреди комнаты, разгороженной пополам. Из щелей сквозило, окна были плохо пригнаны. Пол под ногами скрипел почти как в комнате ужасов. Здешняя сырая и мрачная атмосфера подходила мне идеально. Владельцы, сдавшие мне жилье, наверняка усомнились в моей нормальности. И они были правы.
Фрэнку не хотелось нигде задерживаться надолго. Вообще-то ему хотелось, чтоб в каждом порту захода было, где кинуть кости. Точные координаты его не волновали. Фрэнк считал, что любовь придумали для того, чтобы дурачить людей. Он верил только в дружбу и в секс.
- Разве не очевидно, что люди куда лучше относятся к друзьям, чем к любовникам?
Предостережения его запоздали, поскольку меня угораздило в него влюбиться. Мне он казался образцом истинного бродяги: мешок с добычей в одной руке, другой машет на прощание. Фрэнк нигде подолгу не задерживался, и в Париж заехал всего два месяца. На мою просьбу отправиться со мной в Англию он рассмеялся и сказал, что Англия годится только для супружеских пар.
- Я должен быть свободным, - сказал он.
- Но ты ведь таскаешь везде своих родителей.
Фрэнк уехал в Италию, а я - домой в Англию. Тоска терзала меня целых два дня, пока не пришла мысль: ведь это мужчина, да еще и с карликами - зачем мне он? Я что - хочу мужчину с золотыми цепями на груди, которые бренчат на каждом шагу?
Это было много лет назад, но мне до сих пор стыдно. Секс можно принять за любовь, а может, чувство вины заставляло меня называть секс любовью. Богатый опыт, казалось бы, уже должен был подсказать мне, что происходит у нас с Луизой. Давно пора было повзрослеть. Так почему тогда я чувствую себя, как монашка-девственница?
На второй день моих мучений я беру с собой в библиотеку пару наручников и приковываю себя к стулу. Отдаю ключ джентльмену в вязаном жилете и прошу расковать меня не раньше пяти часов. Объясняю, что у меня горит работа, и если я не закончу перевод, один советский литератор не сможет получить убежище в Великобритании. Джентльмен ничего не отвечает, но ключ берет. Однако примерно через час я понимаю, что он куда-то испарился.
Я продолжаю работать, и сосредоточенная тишина в зале дает моим мыслям некоторую передышку. Интересно, почему наш мозг не в состоянии сам решить, о чем ему думать? Почему именно когда вы безнадежно мечтаете избавиться от какой-нибудь мысли, она-то и лезет вам в голову? Траектория Луизы полностью затмила все остальные мои умопостроения. Мне нравятся интеллектуальные задачи, обычно я работаю быстро и легко. В прошлом, какие бы неприятности меня ни одолевали, работа всегда приносила успокоение. Но теперь положение изменилось. Я напоминаю себе уличного громилу, которого следует держать под замком.
Как только в голову приходит имя "Луиза", я выстраиваю кирпичную стену. После нескольких часов таких упражнений в моей голове не остается ничего, кроме кирпичных стен. Кроме того, левая рука страшно затекла и распухла от врезавшегося в нее наручника. И никаких признаков джентльмена напротив. Я знаками подзываю служителя и шепотом объясняю ему ситуацию. Тот через некоторое время возвращается с помощником, они вдвоем поднимают меня вместе со стулом и, словно в портшезе, несут к выходу из читального зала Британской библиотеки. Люблю ученых - никто из читателей даже не поднял головы.
В служебном кабинете я пытаюсь объяснить, что произошло.
- Вы член компартии? - подозрительно глядя на меня, спрашивает старший администратор.
- Нет, я не принадлежу никакой партии.
Он освобождает меня от наручников и обвиняет в злостной порче имущества читального зала. Мои попытки склонить его к формулировке о "случайном повреждении" не приносят результата. Заполнив бланк рапорта, он торжественно объявляет, что мне надлежит сдать свой читательский билет.
- Я не могу отдать вам билет. Переводы - то, на что я живу.
- Вам следовало подумать об этом до того, как вы приковали себя к имуществу нашей библиотеки.
Мне ничего не остается, как отдать ему билет и взять бланк заявления об апелляции. Можно ли было пасть ниже?
Еще как можно. Всю следующую ночь я слоняюсь в окрестностях луизиного дома и, как частный сыщик, разглядываю, в каких окнах гаснет свет, в каких зажигается. Интересно, она у него в постели? А мне-то какое дело? Всю ночь напролет я веду безумный внутренний монолог, и к рассвету сердце мое превращается в малюсенький комок - не больше горошинки, настолько крохотный, что в нем уже нет места для надежды.
К утру в совершенно разбитом состоянии я оказываюсь дома. Меня бьет озноб - надеюсь, начинается лихорадка. Перспектива проваляться в беспамятстве несколько дней кажется мне радужной - может, будет хоть не так больно. А если повезет, я вообще умру. "Люди время от времени умирают, их поедают черви, но все это происходит не от любви". Шекспир ошибался. Я тому - живое доказательство.
- Нет, ты можешь быть только мертвым доказательством, - возражаю я себе. Если ты не умрешь, то прав окажется он.
Я сажусь, чтобы написать завещание и оставить все Луизе. Можно ли утверждать, что я в здравом уме и трезвой памяти? Я осторожно трогаю лоб. Нет. На всякий случай смотрю на себя в зеркало. Нет. Лучше всего задернуть занавески и завалиться в постель с бутылкой джина.
Именно в таком положении и застает меня Луиза, придя через пару дней в шесть вечера. Она звонила, начиная с полудня, но мое опьянение было столь сильным, что звонки до меня просто не доходили.
При виде ее первые мои слова:
- Они з-забрали мой б-билет! - После чего я разражаюсь слезами и падаю в ее объятия. Ей не остается ничего иного, как отвести меня в ванную, а затем уложить в постель и дать снотворного. Сквозь туман, обволакивающий мозг, я слышу, как она говорит:
- Я тебя никогда не отпущу.
Никто толком не знает, какие силы сводят людей вместе. Имеется множество теорий; астрология, химия, взаимная тяга, биологическая потребность. Есть тысяча журналов и учебников, где объясняется, как лучше подобрать себе партнера. В рекламах брачных агентств говорится, что у них самый лучший научный подход, как будто наличие компьютера превращает вас в ученого. Старые любовные романсы исполняются с помощью цифровых методов передачи информации. Так зачем вам выбирать партнера самому, когда можно положиться на науку? Вскоре такой псевдо-лабораторный подход к организации свиданий на основе детальных характеристик может смениться и настоящим экспериментом: хоть результаты и окажутся необычными, но участники вполне поддаются дрессировке. По крайней мере, так они утверждают. (См. аналогичные уверения по поводу расщепления атома, генной инженерии, гормональных исследований или даже скромных катодных лучей.) Да чего там? Виртуальная Реальность на марше!
Уже сейчас вы можете войти в виртуальный мир, надев на голову грубый шлем, наподобие водолазного, что носили в 40-е годы, и специальную перчатку, напоминающую садовую. Экипировавшись таким образом, вы окажетесь внутри панорамного телевизора с трехмерными программами, объемным звучанием и множеством разных предметов, которые можно потрогать и подвигать. Вы будете смотреть кино не с фиксированного места, а лазить по съемочной площадке и даже перестраивать ее, если не понравится. Чувства будут уверять вас, что вы - в реальном мире. Тот факт, что на вас водолазный шлем и садовые перчатки, не меняет дела.
Немного погодя всю эту технику заменят на маленькую комнату, в которую можно будет заходить, как и в любую другую. Правда, это будет разумное пространство. Эта комната будет тем виртуальным миром, который вы выбрали для себя. Если захотите, то можете проводить в созданном компьютером мире дни и ночи. Сможете попробовать жить виртуальной жизнью с виртуальным возлюбленным. Гулять по виртуальным магазинам, иметь виртуальную семью, родить ребенка или двух, и даже определить, не гей ли вы. Или одиночка. Или натурал. Прочь сомненья - у нас есть симуляторы.
А как же секс? А что секс? Наденете какой-нибудь Теле-Дилдо, подключитесь к розетке - и попадете в миллиардную групповуху в оптоволоконной сети, опутавшей весь мир, или встретитесь со своим партнером в Виртуальности. Реальные тела наденут скафандры из тысяч крохотных тактильных детекторов на квадратный дюйм. Волоконно-оптические нити будут передавать ваши импульсы и получать чужие. Виртуальная эпидерма столь же чувствительна, как и внешний покров вашей кожи.
Что до меня, то, всецело признавая свое несовершенство и старомодность, я все же предпочту обнимать тебя живую и настоящую и гулять по настоящим лугам под самым натуральным английским дождем. Я уж лучше пересеку океан, чтобы встретиться с тобой, чем буду лежать в своей комнате, соединяясь с тобой через модем. Наука говорит, у нас есть свобода выбора, но что я смогу выбрать со всеми их изобретениями? Моя жизнь мне не принадлежит, даже собственную реальность мне предстоит забирать у них силой. Думаете, я луддит? Да нет, вовсе я не собираюсь крушить механизмы, просто не хочу чтобы механизмы сокрушили меня.
Август. Улицы жарят нас, как сковородки. Луиза потащила меня в Оксфорд, подальше от Эльджина. Она не сообщила, что у них там произошло за эти три дня, хранила молчание, как партизан. Она улыбалась, спокойная, собранная и скрытная. Это наводило на подозрения. Мне казалось, что она уже решила остаться с Эльджином, а меня выволокла на эту прогулку, как на римские каникулы, чтобы сказать мне "прощай". Я чувствую, как каменеет мое сердце.
Мы гуляли, купались в реке, читали вместе, голова к голове, как это делают влюбленные. Говорили обо всем на свете, кроме нас самих. Мы находились в виртуальном мире, где все разрешено, лишь реальная жизнь под запретом. Но в виртуальной реальности мне не составило бы труда взять Эльджина за шкирку и выкинуть его за рамки игры. Краем глаза я вижу, как он выжидает, выжидает. Сидит на корточках, нависнув над нашей жизнью, ждет, когда мы шевельнемся.
В снятой нами комнате из-за несносной жары широкие окна были открыты нараспашку. Снаружи доносились плотные звуки обычного летнего вечера: фырчание моторов машин, удары крокетного мяча со спортивной площадки, внезапный отрывистый смех, а над нами кто-то играл Моцарта на расстроенном фортепьяно. Какая-то собака - гав-гав-гав - гонялась за газонокосилкой. Положив голову тебе на живот, я слышу, как внутри у тебя переваривается ланч.
Ты говоришь:
- Я собираюсь уйти.
О, да, да, ты вновь вернешься в опостылевшую раковину.
Ты говоришь:
- Я собираюсь уйти от него, ведь я люблю тебя, и из-за этого вся остальная моя жизнь кажется ложью.
Я прячу эти слова в потайной карман. Я вытаскиваю их на свет втайне от всех и любуюсь ими, как воришка. Их блеск не меркнет. Ничто в тебе не меркнет. Ты и сейчас - цвета моей крови. Ты и есть моя кровь. Когда я смотрю на себя в зеркало, то вижу не свое лицо. Твое тело раздвоилось. Одно стало моим, другое твоим. Как я могу определить, где чье?
Мы вернулись вместе ко мне домой - из прошлой жизни ты взяла только одежду, что была на тебе. Эльджин настаивал, чтобы ты не брала ничего, пока не будет завершен бракоразводный процесс. Ты предложила ему подать на развод по супружеской неверности, но он предпочел формулировку о неразумном поведении.
- Это поможет ему сохранить лицо, - пояснила ты. - Измена ставит его в глупое положение. С изменой он рогоносец, а с неразумным поведением - невинная жертва. Лучше иметь жену-психопатку, чем неверную жену. Иначе что он скажет друзьям?
Не знаю, что он сказал друзьям, зато хорошо знаю, что он сказал мне. Мы с Луизой прожили вместе уже почти пять месяцев и были невероятно счастливы. Близилось Рождество, и мы украшали квартиру гирляндами из венков остролиста, переплетая их ветками плюща. У нас было очень мало денег: переводов мне перепадало меньше, чем обычно, а Луиза выходила на работу только в начале следующего года. Она нашла место преподавателя истории искусств. Но ничто не омрачало нашей радости. Мы были возмутительно счастливы. Мы пели и играли, мы гуляли по городу, любуясь архитектурой и разглядывая людей. Мы владели сокровищем, и этим сокровищем были мы сами.
Сейчас я вижу те дни в их кристальной чистоте и ясности. В какой момент я ни взглядываю на этот кристалл, он поворачивается ко мне новой цветной гранью. Луиза в голубом платье. Луиза на фоне закатного неба, похожая на героиню прерафаэлитов. Свежие зеленые ростки нашей с ней жизни и поздние желтые ноябрьские розы. Дальше краски блекнут, и я могу различить только ее лицо. Потом слышу ее голос, хрустящий, как свежий снег: "Я тебя никогда не отпущу!"
В канун Рождества Луиза решила навестить свою мать, которая всегда ненавидела Эльджина - но лишь до того момента, как дочь сообщила, что разводится. Луиза надеялась, что предпраздничное настроение поможет смягчить их разногласия, и вот в сиянии жестких искорок звезд она, закутавшись в гриву собственных рыжих волос, выходит из дому. Улыбаясь, я машу ей вслед, воображая, как прекрасно она смотрелась бы в русских степях.
Я уже собираюсь закрыть дверь, как вдруг ко мне приближается какая-то тень. Это Эльджин. У меня вовсе нет желания приглашать его в дом, но он здоровается со мной с такой не свойственной ему и потому подозрительной веселостью, что у меня волосы встают дыбом. Так животные чуют опасность. Я решаю, что ради безопасности Луизы лучше разобраться с ним без нее.
Я наливаю ему выпить, и он начинает трепаться, пока мое терпение не лопается. Я спрашиваю его прямо, чего он хочет. Поговорить о разводе?
- В некотором смысле, - улыбается он. - Думаю, тебе кое-что полезно узнать. Кое-что, о чем Луиза тебе не сказала.
- Луиза полностью откровенна со мной, - холодно замечаю я. - Так же, как и я с ней.
- Очень трогательно, - отвечает он, разглядывая кубики льда в своем бокале скотча. - Тогда тебя не должно удивить, что она больна раком?
В двух сотнях миль от поверхности земли исчезает сила тяжести. Законы притяжения не работают. Вы можете медленно-медленно крутить сальто кувыркающееся тело, в невесомости падающее в никуда. Лежа на спине, вы видите, как у вас над головой взбрыкивают ваши ноги. Вы медленно растягиваетесь, вы удлиняетесь и расширяетесь, части вашего тела уплывают с привычных мест, и уже нет никакой связи между вашим плечом и рукой. Вы рассыпаетесь на косточки, ваше прежнее тело распадается на куски, вы разлетаетесь в стороны, и ничто вас больше не может удержать.
Где я? Что со мной? Я ничего не узнаю вокруг. Исчез мой привычный понятный мир, маленький аккуратно кораблик, оснащенный мной. Что означает это пространство, где все движется так замедленно? Почему мои руки то поднимаются, то опускаются, вверх-вниз, вверх-вниз, будто я пародирую Муссолини? Кто этот человек, чьи глаза смотрят на меня как револьверные дула, чей рот открывается, будто газовая камера, чьи слова, резкие и смертоносные, застревают у меня в горле? В комнате зловоние. Не хватает воздуха. Он отравляет меня, и я не могу двинуться с места. Ноги меня не слушаются. Где мои привычные опоры? Я борюсь с отчаянием безнадежности. Пытаюсь опереться на что-нибудь, но тело проскальзывает мимо. Хочу ухватиться за что-нибудь прочное, но прочного здесь больше ничего нет.
Факты Эльджин, факты!
Лейкемия.
Как давно?
Около двух лет.
Она не больна.
Пока нет.
Какая лейкемия?
Хронический лимфоаденоз.
Но она выглядит совершенно здоровой.
Некоторое время симптомы могут не проявляться.
С ней все в порядке.
Я брал кровь на анализ после ее первого выкидыша.
Первого?
У нее была чудовищная анемия.
Не понимаю.
Редкий случай.
Она не больна.
У нее уже сейчас увеличены лимфоузлы.
Она умрет?
Они пока безболезненны.
Она умрет?
Селезенка совсем не увеличена. Это хорошо.
Она умрет?
Слишком много Т-лимфоцитов.
Она умрет?
В зависимости от...
От чего?
От тебя.
Ты имеешь в виду, что мне надо заботиться о ней?
Я имею в виду, что я позабочусь о ней.
Эльджин ушел, а я все сижу и сижу под рождественской елкой, тупо глядя на раскачивающихся ангелов и свечки-леденцы. Его план был прост: если Луиза вернется к нему, то он сможет обеспечить ей то, чего нельзя получить ни за какие деньги. Она поедет с ним в Швейцарию, где сможет получить лечение на уровне последних достижений медицинской науки. Будь она сколь угодно богата, она не могла бы этого получить, но как жена Эльджина она это получит.
Сейчас рак лечат с помощью жестоких и токсичных методов. Если Луиза подвергнется обычному лечению, она должна будет пройти химиотерапию. Если ее селезенка начнет увеличиваться, то может начаться воспаление, и не исключено, что ее придется удалять. Она будет страдать от анемии, от гематом, от кровотечений, она будет страдать беспрерывно. У нее начнутся рвота, тошнота и запоры. В конечном итоге химиотерапия приводит к повреждению костного мозга. Она исхудает, моя красивая девочка, побледнеет, у нее будет повышенная утомляемость, она постоянно будет подавлена. Хроническая лимфатическая лейкемия неизлечима.
Луиза появилась на пороге с лицом, раскрасневшимся от мороза. На щеках сверкал яркий румянец, а губы, когда она поцеловала меня, были ледяные. Она засунула замерзшие руки мне под рубашку, чтобы согреться, а мне показалось, что ее руки клеймят меня каленым железом. Она рассказывала, что на улице холодно, звезды ярко сияют на чистом и ясном небе, а луна свисает, как сосулька с крыши мира.
Мне не хотелось плакать. Мне хотелось мягко и спокойно с ней поговорить. Но ничего не вышло: мои быстрые горячие слезы пролились на ее холодную кожу, словно укоряя за причиненные мне страдания. Несчастные эгоистичны, горе всегда поглощено самим собой. Отчего эти слезы? Может быть, от сознания безвыходности.
- Здесь был Эльджин. Он сказал, что у тебя рак.
- Это не так серьезно, - поспешно ответила она. За кого она меня принимает?
- Рак - несерьезно?
- У меня нехарактерные симптомы.
- Почему ты меня не предупредила? Разве ты не могла сказать мне?
- Это не серьезно.
Впервые между нами повисла напряженная тишина. Гнев овладел мною, но мне удалось подавить его.
- Я жду результатов анализов. Нужно сделать еще некоторые тесты. Я пока не получила окончательное заключение.
- Оно у Эльджина. Он сказал, ты не хочешь знать результатов.
- Эльджину я не доверяю. Хочу провериться в другом месте.
Я пристально смотрю на нее. Непроизвольно сжимаю кулаки так, что ногти больно врезаются в кожу. Я смотрю на ее лицо, но на его месте мне мерещится квадратное лицо Эльджина в профессорских очках. И вместо изгиба ее губ я вижу его торжествующую усмешку.
- Я хотела бы с тобой все это обсудить, - говорит она.
Всю ту долгую ночь, пока темно-синее небо не превратилось в перла мутрово-серое и не взошло слабое зимнее солнце, мы лежали, обнявшись, укрытые дорожным пледом, и делились друг с другом своими страхами. Она не желает возвращаться к Эльджину - на этом она стояла железно. Она знает уже очень много об этой болезни, и уверена, я тоже все изучу. И мы сможем противостоять беде вместе. Это были отважные и утешительные слова - в маленькой, голой и холодной комнатке, замкнувшей в себе всю нашу жизнь, нам отчаянно требовалось утешение. У нас ничего нет, а Луиза больна. Она была уверена, что полученные после развода деньги покроют все расходы. У меня такой уверенности не было, но не было и сил возражать. Пока мне достаточно того, что она рядом.
На следующий день, когда Луиза ушла, мне пришлось отправляться к Эльджину. Он, казалось, ожидал моего прихода. Мы прошли в его кабинет. На компьютерном экране на сей раз была новая игра под названием "Лаборатория". Добрый ученый (за него выступал игрок) и безумный ученый (его роль исполнял компьютер) сражаются за то, чтобы создать первый в мире генетически модифицированный помидор. Если ему имплантировать гены человека, этот помидор превращается в сэндвич, соус или пиццу с тремя наполнителями на выбор. Однако этично ли все это?
- Нравится игра? - спросил Эльджин.
- Я насчет Луизы.
Он выложил на стол результаты тестов. По его прогнозам, у нее было в запасе почти сто месяцев. Он подчеркнул, что сейчас Луиза относится к своему состоянию весьма беззаботно, раз чувствует себя хорошо, но когда она начнет терять силы, это изменится.
- Но зачем превращать ее в инвалида, пока она еще здорова?
- Потому что, если мы начнем ее лечить сейчас, есть шанс предупредить болезнь. Кто его знает?
Он пожал плечами, улыбнулся и нажал какие-то клавиши на клавиатуре. Помидор злобно осклабился ему.
- А ты не знаешь?
- Рак непредсказуемая болезнь. Тело восстает против самого себя. Мы пока не можем этого понять. Мы знаем, что происходит, но не знаем, почему, или каким образом можно остановить процесс.
- Но тогда ты ничего не можешь предложить Луизе.
- За исключением ее жизни.
- Она не вернется к тебе.
- А вы не слишком стары, чтобы разыгрывать романтическую мечту?
- Я люблю Луизу.
- Тогда спаси ее.
Эльджин поудобнее устроился перед экраном. Аудиенция окончена.
- Проблема в том, - сказал он, - что если я выберу неверный ген, этот помидор зальет меня томатным соком. Понимаешь, да?
Луиза, любимая!
Я люблю тебя больше жизни. Никто не приносил мне столько счастья, сколько ты. Мне даже в голову не приходило, что такое счастье возможно. Можно ли потрогать любовь на ощупь? Для меня наши чувства осязаемы, я могу ощутить их тяжесть, как могу себе представить, что я держу твою голову в своих руках. Я цепляюсь за нашу любовь, как скалолаз за свой трос. Мне известно, что тропа наша будет крутой, но насколько отвесным окажется утес, и представить было невозможно. Я знаю, что мы взойдем на вершину, но подтягиваться тебе придется самой.
Сегодня вечером я уеду. Не знаю, куда. Знаю только, что не вернусь обратно. Тебе не нужно съезжать с квартиры. Я оставляю все необходимые распоряжения. Ты в полной безопасности у меня дома. У меня, но - увы, не со мной. Если я останусь здесь, уйдешь ты - больная, без поддержки. Наша любовь не должна стоить тебе жизни. Я не смогу этого вынести. Если б это была моя жизнь, она была бы отдана за тебя без капли сожаления. Ты пришла ко мне, как была, и этого хватило. Ничего большего не надо. Никаких жертв. Ты уже подарила мне все.
Пожалуйста, поезжай с Эльджином. Он дал слово сообщать мне, как ты будешь себя чувствовать. Я буду думать о тебе каждый день, по много раз. Отпечатки твоих пальцев повсюду на моем теле. Твоя плоть - это моя плоть. Ты расшифровала меня, и меня теперь просто прочесть. Это очень простое сообщение; просто моя любовь к тебе. Я хочу, чтобы ты была жива. Прости мне мои ошибки. Прощай.
Запаковав свои пожитки, я сажусь на поезд в Йоркшир. Я заметаю свои следы, чтобы Луиза не могла меня найти. С собой я беру свою работу и деньги, которые остались у меня после оплаты аренды дома на год вперед. Их должно было хватить месяца на два. Снимаю крохотный коттедж и бронирую почтовый ящик для связи со своими издателями и с одним другом, который был посвящен в мои проблемы и предложил свою помощь. Потом подыскиваю работу в небольшом модном винном баре. Для тех, кто считает, что просто рыба с жареной картошкой - это для рабочего класса. Мы же подавали pomme frite* с дуврской камбалой, которая и близко не подплывала к дуврским берегам. Нам подавали замороженных креветок, столь глубоко вмерзших в лед, что временами мы по ошибке кидали этот лед в напитки.
___________
* Жареный картофель (фр.).
- Этот напиток сейчас в моде, сэр! "Виски с креветками!"
После этого попробовать хотелось каждому.
Моя работа состояла в том, чтобы вытаскивать из холодильника охлажденное "фраскати" и расставлять его на крошечных столиках, а также принимать заказы на ужины. Мы предлагали "Средиземноморский" (рыба с жареной картошкой), "Паваротти" (пицца и картошка), "Староанглийский" (сосиски с жареной картошкой) и "Любовный особый" (свиные ребрышки на двоих с жареной картошкой и яблочным уксусом). Где-то имелось и порционное меню, но никто его никогда не мог найти. По вечерам дверь с красивой зеленой обивкой, что вела на кухню, то и дело открывалась и закрывалась, и из зала можно было видеть двух деловитых поваров с колпаками, напоминающими башни.
- Подбрось-ка еще одну пиццу, Кев.
- Она просит еще порцию кукурузы.
- Эй, дайте-ка сюда открывашку!
На кухне беспрерывно попискивало множество микроволновок, установленных целыми батареями - как в центре управления космическими полетами НАСА. Однако этот шум перекрывался гипнотическим гулом басовых динамиков из бара. Никто из посетителей ни разу не поинтересовался, как готовятся ресторанные блюда. Да если бы даже кто и заинтересовался, его успокоили бы открыточкой с видом кухни, подписанной самим шеф-поваром. Конечно, у нас кухня была совсем не такая, но она вполне могла оказаться нашей, а хлеб был таким белым, что резало глаза.
Чтобы преодолевать двадцать миль от работы до снятой мной развалюхи, мне пришлось купить велосипед. Моей целью было доводить себя до изнеможения, когда уже нет сил даже думать. Однако в каждом обороте колеса мне по-прежнему виделась Луиза.
Внутри моей развалюхи имелись стол, два стула, протертый коврик и кровать с продырявленным матрасом. Когда становилось холодно, нужно было рубить дрова и разводить огонь. Коттедж много лет простоял заброшенным. Никто не хотел здесь жить, и только дураку могло прийти в голову взять его в аренду. Здесь не было телефона, а ванна стояла посреди комнаты, разгороженной пополам. Из щелей сквозило, окна были плохо пригнаны. Пол под ногами скрипел почти как в комнате ужасов. Здешняя сырая и мрачная атмосфера подходила мне идеально. Владельцы, сдавшие мне жилье, наверняка усомнились в моей нормальности. И они были правы.