Страница:
– Напротив, я испытываю к тебе очень сильные чувства, – сказал Грэнби. – Более того, хотя ты отрицаешь это, я знаю, что и ты неравнодушна ко мне. Мы можем давать нашим чувствам разные названия, но суть останется все той же.
Кэтрин промолчала. Ей очень хотелось, чтобы Грэнби обнял ее покрепче и поцеловал, но она старалась не думать об этом.
Граф словно прочитал ее мысли.
– Я хочу поцеловать тебя на прощание, – сказал он, пристально глядя ей в глаза.
– Ты уже целовал меня.
– Но не так, как мне хочется. И не так, как хотелось тебе.
В следующее мгновение граф обнял ее, и губы их слились в поцелуе. Он все крепче прижимал ее к себе, и Кэтрин чувствовала, как в ней просыпается желание. Когда же Грэнби прервал поцелуй и чуть отстранился, она тихонько вздохнула и прошептала:
– Нортон...
Этот шепот еще более возбудил Грэнби, хотя он отчаянно пытался держать себя в руках. «Нет, я не должен... – говорил он себе. – Ведь Кэтрин не хочет этого».
Граф пристально посмотрел в глаза девушки – они были затуманены страстью и казались зеленовато-золотистыми в лучах утреннего солнца. Она на мгновение потупилась, потом снова подняла глаза и прошептала:
– Мне нравится, когда ты меня целуешь.
Он молча улыбнулся в ответ и вновь привлек ее к себе. И тут Кэтрин вдруг приподнялась на цыпочки и прильнула к губам Грэнби – на сей раз она первая начала любовную игру. Обвивая руками шею графа, она запустила пальцы в его волосы. И в тот же миг его ладони легли ей на талию, а затем переместились на ее груди.
Почувствовав, что у нее перехватило дыхание, Кэтрин на секунду отстранилась и снова прошептала:
– Нортон...
В следующее мгновение их губы снова слились в поцелуе.
Внезапно Кэтрин осознала, что делает совсем не то, что собиралась, однако она была не в силах оттолкнуть графа. Более того, она чувствовала, что ее все сильнее влечет к этому мужчине.
Ей хотелось отдаться в его власть, хотелось освободиться от всех запретов и забыть обо всем на свете в его объятиях.
И в какой-то момент она действительно освободилась от всего, что ее сковывало. Руки ее внезапно опустились на плечи Грэнби, потом скользнули ниже, к груди, а затем опять поднялись вверх – она словно изучала мускулистое мужское тело. Граф же тотчас затаил дыхание; он прекрасно понимал: если Кэтрин будет продолжать ласкать его, он потеряет над собой контроль и овладеет ею прямо на поляне.
Грэнби поехал следом за девушкой только для того, чтобы поговорить и выяснить отношения. Он хотел взять с нее обещание, что она не совершит какой-нибудь необдуманный поступок, что она, проявив благоразумие, дождется свадьбы. Но в результате оказалось, что он сам был готов совершить необдуманный поступок.
Что же он делал вместо этого?
Граф чувствовал, что вот-вот перейдет к более решительным действиям, если хоть кто-то из них вовремя не образумится.
«А не обратиться ли с молитвой к Господу, чтобы Он ниспослал мне силы?» – промелькнуло у графа. Но он тотчас же сообразил, что в данный момент подобная молитва походила на богохульство.
– Я хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас. Хочу положить тебя среди полевых цветов... Только не бойся, пожалуйста.
Кэтрин чуть отстранилась, и из груди ее вырвался тихий стон. Она вдруг поняла, что ей хочется расплакаться. «Что же это за наваждение?» – подумала она. Ею овладело чувство, которое было так похоже на любовь... Или это было просто влечение, которому она не могла противостоять? «Но ты ведь именно этого хотела, – сказала себе Кэтрин. – Ты жаждала этого с самого начала, с самого первого дня...»
Граф провел большим пальцем по ее груди, и это прикосновение окончательно обезоружило Кэтрин.
– Да, – шепнула она.
Граф тут же отступил на шаг и снял сюртук. Бросив его на траву, он с улыбкой повернулся к Кэтрин и спросил:
– Ты уверена?
Она молча сняла жакет для верховой езды и бросила его рядом с сюртуком Грэнби. Затем принялась расстегивать пуговицы на блузке. Грэнби же расстегнул рубашку и, усевшись на траву, протянул девушке руку. Она опустилась на колени, и они внимательно посмотрели друг другу в глаза.
– Скажи, что выйдешь за меня замуж, – произнес граф.
Кэтрин прикусила губу и потупилась.
– Скажи, что выйдешь за меня замуж. Скажи, что станешь моей женой.
Кэтрин посмотрела в его глаза, горевшие страстью, и почувствовала, как в сердце ее вспыхнула ответная страсть. Могла ли она продлить этот миг, могла ли задержать его до тех пор, пока их чувства не превратятся в нечто большее, чем страсть? Способен ли этот мужчина полюбить ее? Фелисити думала, что способен, и ее отец – тоже, иначе он не дал бы согласия на помолвку.
Грэнби увидел сомнение в ее глазах.
– Поверь мне, дорогая. Поверь, что я буду заботиться о тебе.
Могла ли она поверить ему? Если она ошибется, если доверится недостойному человеку, то потом всю жизнь будет жалеть о своей ошибке.
Тут он поцеловал ее, а затем снова посмотрел ей в глаза.
– Я... я выйду за тебя замуж, – прошептала Кэтрин.
Ей казалось, что эти слова вырвались у нее сами собой, помимо ее воли. Она внимательно посмотрела на графа, ожидая увидеть на его лице улыбку триумфатора, однако его улыбка свидетельствовала лишь об одном: он был искренне рад ее согласию.
Грэнби протянул руку и прикоснулся к ее щеке, освещенной лучами солнца.
– Тебе идет солнечный свет.
Это были не те слова, которые ожидала услышать Кэтрин, но они все же заставили ее улыбнуться. Ей хотелось как-то ответить на комплимент графа, но на ум ничего не шло – только глупые слова влюбленной девушки, слова, которые он, конечно же, не хотел слышать.
Не зная, что сказать, Кэтрин молчала.
Грэнби начал раздевать ее, и все его движения были чрезвычайно осторожными. Никто и никогда раньше не видел обнаженную грудь Кэтрин. Она чувствовала, что краснеет, но не стала останавливать Грэнби. Когда он расшнуровал сорочку и сдвинул ее в сторону, открывая взору тело, солнце теплыми лучами коснулось кожи девушки.
Граф не мог отвести от нее взгляд. Ее грудь была полной, но не слишком пышной, то есть прекрасно гармонировала с фигурой. Вершины венчались темно-коралловыми сосками – они превратились в две твердые жемчужины, как только их коснулся свежий воздух.
Грэнби на мгновение прижал Кэтрин к себе, а затем, отстранившись, наклонил голову.
Девушка тотчас же поняла, что он собирался сделать, но не стала ему препятствовать. В следующее мгновение его губы коснулись ее груди, и Кэтрин тихонько застонала.
А потом она вдруг почувствовала, как руки графа легли ей на талию – он расстегивал ее бриджи. При этом Грэнби по-прежнему целовал груди девушки, заставляя ее трепетать от восхитительных ощущений, прежде ей неведомых.
Внезапно он поднял голову и сказал:
– Сядь. Мне нужно снять с тебя ботинки.
Она уселась на траву, и Грэнби принялся стаскивать с нее высокие ботинки для верховой езды и чулки. Все это время Кэтрин не могла оторвать от него взгляд. На нем все еще была рубашка, но он распахнул ее, и на его груди поблескивали в лучах солнца жесткие и курчавые волосы.
Когда он стащил с нее чулки, она улыбнулась и пошевелила пальцами ног. Грэнби же рассмеялся – конечно, ему следовало догадаться, что теперь, когда Кэтрин наконец-то приняла окончательное решение, она отреагирует на его действия именно таким образом.
Чуть отклонившись назад, Грэнби принялся распускать свой ремень. При этом он не отводил глаз от Кэтрин. Ему до боли хотелось овладеть ею, утолить голод, терзавший его последние две недели, но граф все еще пытался сдерживать себя. К тому же он никак не мог налюбоваться сидевшей перед ним обнаженной девушкой, залитой солнечными лучами.
Наконец он снова придвинулся к Кэтрин и начал осторожно поглаживать ее груди и легонько теребить соски. Она застонала и выгнула спину.
Тогда он принялся целовать ее шею, плечи и груди, и губы его спускались все ниже. Его плечо еще побаливало, но он не обращал на это внимания.
В какой-то момент – Кэтрин не заметила, когда это произошло, – она поняла, что лежит на траве, и почувствовала, что Грэнби стаскивает с нее бриджи и панталоны. Стараясь помочь ему, она приподняла бедра и через несколько секунд предстала перед ним обнаженной.
Грэнби замер, любуясь наготой лежавшей перед ним девушки. Затем, снова взявшись за ремень, принялся раздеваться. Кэтрин же, наслаждаясь чудесными ощущениями свободы, наблюдала за ним. Когда же он отбросил в сторону остатки одежды и склонился над ней, она обняла его и попыталась прижать к себе покрепче. Но тут граф вдруг вздрогнул и поморщился от боли. Кэтрин тотчас отодвинулась в сторону и села, а ее пышные локоны упали ей на плечи.
– Прости, я забыла о твоем плече.
– Оно почти не болит.
Грэнби чувствовал, что плечо болит все сильнее, но теперь, когда Кэтрин наконец-то предстала перед ним обнаженная, уже ничто не могло его остановить. Он улегся на спину и, протянув к девушке руку, проговорил:
– Иди же сюда, иди ко мне.
Немного помедлив, Кэтрин легла рядом с Грэнби, потом на него. И он тотчас же впился в ее губы страстным поцелуем – ей почудилось, что от губ его исходит нестерпимый жар, и этот жар распространялся по всему телу.
Тут ладони Грэнби легли ей на грудь, потом скользнули по животу, а затем она почувствовала, как пальцы его прикоснулись к ее лону. Из груди Кэтрин вырвался тихий стон, и граф услышал ее прерывистое дыхание.
Внезапно он чуть приподнялся и усадил ее на себя – теперь она сидела на нем, широко раздвинув ноги, а он поглаживал ее бедра.
Когда же его пальцы опять скользнули меж ее ног, она снова застонала – на сей раз гораздо громче. Сейчас ей хотелось только одного – чтобы Грэнби продолжал ее ласкать и чтобы это длилось бесконечно. А его ласки становились все более настойчивыми, ей казалось, они жгли огнем, растекались по всему телу, заполняя каждую клеточку ее существа. Наслаждаясь этими сладостными ощущениями, Кэтрин со стоном закрыла глаза и почти тотчас же почувствовала, как в нее вторгается возбужденная мужская плоть. Она вздрогнула и напряглась. А в следующее мгновение послышался голос Грэнби.
– Не бойся, моя девочка, – прошептал он ей в ухо. – Расслабься и двигайся вместе со мной.
Положив руки на бедра девушки, он чуть приподнял ее, а потом резко вошел в нее, прорываясь сквозь невидимую преграду.
Кэтрин вскрикнула, почувствовав острую боль. Но боль скоро прошла, и возникли совершенно иные» ощущения – Кэтрин затруднялась найти им определение, но назвать их неприятными она никак не могла.
А потом снова послышался голос Грэнби:
– О, Кэтрин, прикоснись ко мне, прикасайся ко мне... – Граф вдруг подумал, что ему повезет, если он сможет продержаться еще несколько движений, – ведь он так долго мечтал об этой девушке.
Сначала ее руки двигались нерешительно – она провела ладонями по мускулистой мужской груди, затем по плечам. Но постепенно ее ласки становились все более настойчивыми и страстными, и Грэнби то и дело стискивал зубы, чтобы не миновать пик наслаждения раньше, чем Кэтрин. Заставляя себя сдерживаться, он разговаривал с ней, пытаясь сосредоточиться на словах, говорил ей, какая она красивая и как страстно он мечтал о ней.
Его движения становились все более энергичными, а дыхание все более прерывистым; он с силой сжимал бедра Кэтрин и раз за разом устремлялся ей навстречу; а она, почти сразу уловив ритм его движений, в эти мгновения опускалась на него, и пальцы ее впивались в его плечи и грудь. Она выкрикивала его имя, и ей казалось, что он с каждым движением все полнее ею овладевает, все глубже в нее погружается. Эти ощущения стремительно нарастали и в конце концов вытеснили все остальное – весь мир вокруг нее словно подернулся золотистым туманом.
Грэнби чувствовал, что сладостный миг все ближе; наконец из груди его вырвался стон, и он прохрипел:
– О, Кэтрин!
В следующее мгновение по телу его пробежали судороги, и он затих в изнеможении. И почти тотчас же Кэтрин громко вскрикнула и опустилась на него последний раз. Ей казалось, что горячие волны блаженства накатываются на нее одна за другой, и она тонет в них, растворяется в этом сладостном ощущении.
Несколько минут спустя Кэтрин почувствовала поцелуи на своих плечах, на щеках, на губах. Она открыла глаза и улыбнулась. «Значит, вот как это бывает, вот как женщина отдает себя мужчине, – подумала она. – А ведь я даже не предполагала, что все это так замечательно, так чудесно».
Тут Грэнби заглянул ей в глаза и привлек к себе. И Кэтрин тотчас же почувствовала себя счастливой и умиротворенной, как кошка, которая только что облюбовала самый уютный уголок на кухне. Разумеется, она не жалела о случившемся. Более того, она нисколько не сомневалась, что хотела этого с самого начала, с первого дня знакомства с Грэнби.
Он откинул с ее лица прядь влажных волос и, поцеловав в лоб, пробормотал:
– Ты красивая...
– О, Нортон, – прошептала она, – это было чудесно.
– Да, чудесно, – ответил он с улыбкой.
Кэтрин вдруг подумала о том, что у Грэнби замечательная улыбка – улыбаться так умел только он. Граф же думал о своих чувствах к Кэтрин. Как ни странно, но он действительно испытывал к ней нежные чувства. И он твердо решил, что сделает все, что в его силах, только бы она была с ним счастлива.
Глава 16
Кэтрин промолчала. Ей очень хотелось, чтобы Грэнби обнял ее покрепче и поцеловал, но она старалась не думать об этом.
Граф словно прочитал ее мысли.
– Я хочу поцеловать тебя на прощание, – сказал он, пристально глядя ей в глаза.
– Ты уже целовал меня.
– Но не так, как мне хочется. И не так, как хотелось тебе.
В следующее мгновение граф обнял ее, и губы их слились в поцелуе. Он все крепче прижимал ее к себе, и Кэтрин чувствовала, как в ней просыпается желание. Когда же Грэнби прервал поцелуй и чуть отстранился, она тихонько вздохнула и прошептала:
– Нортон...
Этот шепот еще более возбудил Грэнби, хотя он отчаянно пытался держать себя в руках. «Нет, я не должен... – говорил он себе. – Ведь Кэтрин не хочет этого».
Граф пристально посмотрел в глаза девушки – они были затуманены страстью и казались зеленовато-золотистыми в лучах утреннего солнца. Она на мгновение потупилась, потом снова подняла глаза и прошептала:
– Мне нравится, когда ты меня целуешь.
Он молча улыбнулся в ответ и вновь привлек ее к себе. И тут Кэтрин вдруг приподнялась на цыпочки и прильнула к губам Грэнби – на сей раз она первая начала любовную игру. Обвивая руками шею графа, она запустила пальцы в его волосы. И в тот же миг его ладони легли ей на талию, а затем переместились на ее груди.
Почувствовав, что у нее перехватило дыхание, Кэтрин на секунду отстранилась и снова прошептала:
– Нортон...
В следующее мгновение их губы снова слились в поцелуе.
Внезапно Кэтрин осознала, что делает совсем не то, что собиралась, однако она была не в силах оттолкнуть графа. Более того, она чувствовала, что ее все сильнее влечет к этому мужчине.
Ей хотелось отдаться в его власть, хотелось освободиться от всех запретов и забыть обо всем на свете в его объятиях.
И в какой-то момент она действительно освободилась от всего, что ее сковывало. Руки ее внезапно опустились на плечи Грэнби, потом скользнули ниже, к груди, а затем опять поднялись вверх – она словно изучала мускулистое мужское тело. Граф же тотчас затаил дыхание; он прекрасно понимал: если Кэтрин будет продолжать ласкать его, он потеряет над собой контроль и овладеет ею прямо на поляне.
Грэнби поехал следом за девушкой только для того, чтобы поговорить и выяснить отношения. Он хотел взять с нее обещание, что она не совершит какой-нибудь необдуманный поступок, что она, проявив благоразумие, дождется свадьбы. Но в результате оказалось, что он сам был готов совершить необдуманный поступок.
Что же он делал вместо этого?
Граф чувствовал, что вот-вот перейдет к более решительным действиям, если хоть кто-то из них вовремя не образумится.
«А не обратиться ли с молитвой к Господу, чтобы Он ниспослал мне силы?» – промелькнуло у графа. Но он тотчас же сообразил, что в данный момент подобная молитва походила на богохульство.
– Я хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас. Хочу положить тебя среди полевых цветов... Только не бойся, пожалуйста.
Кэтрин чуть отстранилась, и из груди ее вырвался тихий стон. Она вдруг поняла, что ей хочется расплакаться. «Что же это за наваждение?» – подумала она. Ею овладело чувство, которое было так похоже на любовь... Или это было просто влечение, которому она не могла противостоять? «Но ты ведь именно этого хотела, – сказала себе Кэтрин. – Ты жаждала этого с самого начала, с самого первого дня...»
Граф провел большим пальцем по ее груди, и это прикосновение окончательно обезоружило Кэтрин.
– Да, – шепнула она.
Граф тут же отступил на шаг и снял сюртук. Бросив его на траву, он с улыбкой повернулся к Кэтрин и спросил:
– Ты уверена?
Она молча сняла жакет для верховой езды и бросила его рядом с сюртуком Грэнби. Затем принялась расстегивать пуговицы на блузке. Грэнби же расстегнул рубашку и, усевшись на траву, протянул девушке руку. Она опустилась на колени, и они внимательно посмотрели друг другу в глаза.
– Скажи, что выйдешь за меня замуж, – произнес граф.
Кэтрин прикусила губу и потупилась.
– Скажи, что выйдешь за меня замуж. Скажи, что станешь моей женой.
Кэтрин посмотрела в его глаза, горевшие страстью, и почувствовала, как в сердце ее вспыхнула ответная страсть. Могла ли она продлить этот миг, могла ли задержать его до тех пор, пока их чувства не превратятся в нечто большее, чем страсть? Способен ли этот мужчина полюбить ее? Фелисити думала, что способен, и ее отец – тоже, иначе он не дал бы согласия на помолвку.
Грэнби увидел сомнение в ее глазах.
– Поверь мне, дорогая. Поверь, что я буду заботиться о тебе.
Могла ли она поверить ему? Если она ошибется, если доверится недостойному человеку, то потом всю жизнь будет жалеть о своей ошибке.
Тут он поцеловал ее, а затем снова посмотрел ей в глаза.
– Я... я выйду за тебя замуж, – прошептала Кэтрин.
Ей казалось, что эти слова вырвались у нее сами собой, помимо ее воли. Она внимательно посмотрела на графа, ожидая увидеть на его лице улыбку триумфатора, однако его улыбка свидетельствовала лишь об одном: он был искренне рад ее согласию.
Грэнби протянул руку и прикоснулся к ее щеке, освещенной лучами солнца.
– Тебе идет солнечный свет.
Это были не те слова, которые ожидала услышать Кэтрин, но они все же заставили ее улыбнуться. Ей хотелось как-то ответить на комплимент графа, но на ум ничего не шло – только глупые слова влюбленной девушки, слова, которые он, конечно же, не хотел слышать.
Не зная, что сказать, Кэтрин молчала.
Грэнби начал раздевать ее, и все его движения были чрезвычайно осторожными. Никто и никогда раньше не видел обнаженную грудь Кэтрин. Она чувствовала, что краснеет, но не стала останавливать Грэнби. Когда он расшнуровал сорочку и сдвинул ее в сторону, открывая взору тело, солнце теплыми лучами коснулось кожи девушки.
Граф не мог отвести от нее взгляд. Ее грудь была полной, но не слишком пышной, то есть прекрасно гармонировала с фигурой. Вершины венчались темно-коралловыми сосками – они превратились в две твердые жемчужины, как только их коснулся свежий воздух.
Грэнби на мгновение прижал Кэтрин к себе, а затем, отстранившись, наклонил голову.
Девушка тотчас же поняла, что он собирался сделать, но не стала ему препятствовать. В следующее мгновение его губы коснулись ее груди, и Кэтрин тихонько застонала.
А потом она вдруг почувствовала, как руки графа легли ей на талию – он расстегивал ее бриджи. При этом Грэнби по-прежнему целовал груди девушки, заставляя ее трепетать от восхитительных ощущений, прежде ей неведомых.
Внезапно он поднял голову и сказал:
– Сядь. Мне нужно снять с тебя ботинки.
Она уселась на траву, и Грэнби принялся стаскивать с нее высокие ботинки для верховой езды и чулки. Все это время Кэтрин не могла оторвать от него взгляд. На нем все еще была рубашка, но он распахнул ее, и на его груди поблескивали в лучах солнца жесткие и курчавые волосы.
Когда он стащил с нее чулки, она улыбнулась и пошевелила пальцами ног. Грэнби же рассмеялся – конечно, ему следовало догадаться, что теперь, когда Кэтрин наконец-то приняла окончательное решение, она отреагирует на его действия именно таким образом.
Чуть отклонившись назад, Грэнби принялся распускать свой ремень. При этом он не отводил глаз от Кэтрин. Ему до боли хотелось овладеть ею, утолить голод, терзавший его последние две недели, но граф все еще пытался сдерживать себя. К тому же он никак не мог налюбоваться сидевшей перед ним обнаженной девушкой, залитой солнечными лучами.
Наконец он снова придвинулся к Кэтрин и начал осторожно поглаживать ее груди и легонько теребить соски. Она застонала и выгнула спину.
Тогда он принялся целовать ее шею, плечи и груди, и губы его спускались все ниже. Его плечо еще побаливало, но он не обращал на это внимания.
В какой-то момент – Кэтрин не заметила, когда это произошло, – она поняла, что лежит на траве, и почувствовала, что Грэнби стаскивает с нее бриджи и панталоны. Стараясь помочь ему, она приподняла бедра и через несколько секунд предстала перед ним обнаженной.
Грэнби замер, любуясь наготой лежавшей перед ним девушки. Затем, снова взявшись за ремень, принялся раздеваться. Кэтрин же, наслаждаясь чудесными ощущениями свободы, наблюдала за ним. Когда же он отбросил в сторону остатки одежды и склонился над ней, она обняла его и попыталась прижать к себе покрепче. Но тут граф вдруг вздрогнул и поморщился от боли. Кэтрин тотчас отодвинулась в сторону и села, а ее пышные локоны упали ей на плечи.
– Прости, я забыла о твоем плече.
– Оно почти не болит.
Грэнби чувствовал, что плечо болит все сильнее, но теперь, когда Кэтрин наконец-то предстала перед ним обнаженная, уже ничто не могло его остановить. Он улегся на спину и, протянув к девушке руку, проговорил:
– Иди же сюда, иди ко мне.
Немного помедлив, Кэтрин легла рядом с Грэнби, потом на него. И он тотчас же впился в ее губы страстным поцелуем – ей почудилось, что от губ его исходит нестерпимый жар, и этот жар распространялся по всему телу.
Тут ладони Грэнби легли ей на грудь, потом скользнули по животу, а затем она почувствовала, как пальцы его прикоснулись к ее лону. Из груди Кэтрин вырвался тихий стон, и граф услышал ее прерывистое дыхание.
Внезапно он чуть приподнялся и усадил ее на себя – теперь она сидела на нем, широко раздвинув ноги, а он поглаживал ее бедра.
Когда же его пальцы опять скользнули меж ее ног, она снова застонала – на сей раз гораздо громче. Сейчас ей хотелось только одного – чтобы Грэнби продолжал ее ласкать и чтобы это длилось бесконечно. А его ласки становились все более настойчивыми, ей казалось, они жгли огнем, растекались по всему телу, заполняя каждую клеточку ее существа. Наслаждаясь этими сладостными ощущениями, Кэтрин со стоном закрыла глаза и почти тотчас же почувствовала, как в нее вторгается возбужденная мужская плоть. Она вздрогнула и напряглась. А в следующее мгновение послышался голос Грэнби.
– Не бойся, моя девочка, – прошептал он ей в ухо. – Расслабься и двигайся вместе со мной.
Положив руки на бедра девушки, он чуть приподнял ее, а потом резко вошел в нее, прорываясь сквозь невидимую преграду.
Кэтрин вскрикнула, почувствовав острую боль. Но боль скоро прошла, и возникли совершенно иные» ощущения – Кэтрин затруднялась найти им определение, но назвать их неприятными она никак не могла.
А потом снова послышался голос Грэнби:
– О, Кэтрин, прикоснись ко мне, прикасайся ко мне... – Граф вдруг подумал, что ему повезет, если он сможет продержаться еще несколько движений, – ведь он так долго мечтал об этой девушке.
Сначала ее руки двигались нерешительно – она провела ладонями по мускулистой мужской груди, затем по плечам. Но постепенно ее ласки становились все более настойчивыми и страстными, и Грэнби то и дело стискивал зубы, чтобы не миновать пик наслаждения раньше, чем Кэтрин. Заставляя себя сдерживаться, он разговаривал с ней, пытаясь сосредоточиться на словах, говорил ей, какая она красивая и как страстно он мечтал о ней.
Его движения становились все более энергичными, а дыхание все более прерывистым; он с силой сжимал бедра Кэтрин и раз за разом устремлялся ей навстречу; а она, почти сразу уловив ритм его движений, в эти мгновения опускалась на него, и пальцы ее впивались в его плечи и грудь. Она выкрикивала его имя, и ей казалось, что он с каждым движением все полнее ею овладевает, все глубже в нее погружается. Эти ощущения стремительно нарастали и в конце концов вытеснили все остальное – весь мир вокруг нее словно подернулся золотистым туманом.
Грэнби чувствовал, что сладостный миг все ближе; наконец из груди его вырвался стон, и он прохрипел:
– О, Кэтрин!
В следующее мгновение по телу его пробежали судороги, и он затих в изнеможении. И почти тотчас же Кэтрин громко вскрикнула и опустилась на него последний раз. Ей казалось, что горячие волны блаженства накатываются на нее одна за другой, и она тонет в них, растворяется в этом сладостном ощущении.
Несколько минут спустя Кэтрин почувствовала поцелуи на своих плечах, на щеках, на губах. Она открыла глаза и улыбнулась. «Значит, вот как это бывает, вот как женщина отдает себя мужчине, – подумала она. – А ведь я даже не предполагала, что все это так замечательно, так чудесно».
Тут Грэнби заглянул ей в глаза и привлек к себе. И Кэтрин тотчас же почувствовала себя счастливой и умиротворенной, как кошка, которая только что облюбовала самый уютный уголок на кухне. Разумеется, она не жалела о случившемся. Более того, она нисколько не сомневалась, что хотела этого с самого начала, с первого дня знакомства с Грэнби.
Он откинул с ее лица прядь влажных волос и, поцеловав в лоб, пробормотал:
– Ты красивая...
– О, Нортон, – прошептала она, – это было чудесно.
– Да, чудесно, – ответил он с улыбкой.
Кэтрин вдруг подумала о том, что у Грэнби замечательная улыбка – улыбаться так умел только он. Граф же думал о своих чувствах к Кэтрин. Как ни странно, но он действительно испытывал к ней нежные чувства. И он твердо решил, что сделает все, что в его силах, только бы она была с ним счастлива.
Глава 16
Фоксли, довольно обширное поместье в нескольких милях от Рединга, лежало в амфитеатре холмов, а вокруг высились леса, менявшие симфонию красок и запахов в зависимости от времени года. Особняк стоял напротив покатого склона холма, и перед его окнами расстилался изумрудный травяной ковер; сады же вокруг были расцвечены бордовыми, золотыми и красными тонами.
Экипаж стал замедлять ход, и Грэнби снова подумал о том, что скоро в Фоксли появится хозяйка, а у него – жена; эта мысль не оставляла его последние два дня.
Как только он выбрался из кареты, его приветствовал Бриггз, дворецкий. Узнав, что милорд собирается пожить в Фоксли, Бриггз покинул лондонский особняк хозяина и отправился в поместье, чтобы надлежащим образом приготовиться к приезду графа.
– Добро пожаловать домой, милорд, – проговорил Бриггз зычным голосом.
– Я здесь действительно как дома, – с улыбкой ответил Грэнби.
Граф нисколько не кривил душой, он с детства любил это старое поместье, пусть даже иногда здесь бывало скучновато. И он очень надеялся, что и Кэтрин полюбит Фоксли.
«Здесь хорошо растить детей», – подумал он неожиданно, и эта мысль совершенно его не удивила.
Возможно, Кэтрин уже забеременела, ведь он не принял никаких мер предосторожности... Что ж, ничего удивительного – он же не знал, что произойдет на поляне, случившееся застало его врасплох. Разумеется, следует написать ей... и деликатно осведомиться о ее здоровье. Если Кэтрин беременна, то они могут перенести свадьбу на более ранний срок.
Их второе прощание – перед лицом ее отца и Фелисити – было «обыкновенно вежливым». Он высказал желание увидеть Кэтрин на приеме в честь регаты, а она, не говоря ни слова, улыбнулась ему в ответ. Затем последовал поцелуй в щечку, и на этом церемония прощания закончилась.
Но граф постоянно думал о Кэтрин. Казалось, он грезил наяву, хотя прежде с ним ничего подобного не случалось. Временами ему казалось, что Кэтрин сидит с ним рядом в экипаже и он беседует с ней – в такие моменты граф улыбался, сам себе удивляясь.
Войдя в дом, Грэнби сразу же понял, что ему предстоит много работы. Теперь, когда его будущее определилось, у него появилось желание приступить к делам, причем немедленно.
Граф прежде всего принял горячую ванну и переоделся. Затем направился в кабинет – туда же ему принесли легкий ужин. Закончив разбирать письма, он начал спускаться вниз, но на лестнице его встретила одна из горничных; она поздравила хозяина с предстоящей свадьбой.
– Пек уже все рассказал Бриггзу, милорд, – с робкой улыбкой добавила горничная. – Бриггз, конечно, не стал бы сплетничать, но их разговор случайно услышал слуга, и он рассказал повару, а тот – мне. Так замечательно, что скоро у нас опять появится хозяйка. Нам всем очень не хватает вашей матушки.
– Спасибо, Луиза, – ответил Грэнби. Луиза когда-то была камеристкой его матери, и граф знал, что ей хотелось бы вернуться к своим обязанностям. – Я уверен, что мисс Хардвик очень всем понравится.
Он спустился в библиотеку и застал там Бриггза, наполнявшего графины бренди и винами. Дворецкий, обычно не склонный высказывать свое личное мнение, даже когда его об этом просили, – качество, которое, по мнению Грэнби, следовало перенять Пеку, – также поздравил хозяина.
– Весь дом гудит от новостей, милорд. Осмелюсь заметить, что наше старое поместье немного оживет с появлением молодой леди.
– Принимая во внимание ее характер, могу это гарантировать, – с улыбкой ответил Грэнби. – Эта молодая леди предпочитает бриджи юбкам и держится в седле лучше любого мужчины.
– Бриджи? – ухмыльнулся Бриггз.
– Да, бриджи. С ней не соскучишься.
Дворецкий на сей раз промолчал, но было очевидно, что он чрезвычайно рад предстоящей женитьбе хозяина. Видимо, Бриггз полагал, что в Фоксли обязательно должна быть хозяйка.
Прошло несколько недель, и за это время Грэнби заново познакомился с жизнью провинциального джентльмена. Неловкость, которую он почувствовал, когда понял, что Кэтрин занимает слишком много места в его мыслях, скоро превратилась в горячее желание увидеть ее. Он написал ей – само по себе занятие не очень-то приятное, так как Грэнби раньше никогда не писал женщинам, – но не получил ответа.
Молчание Кэтрин безмерно его огорчило, он думал об этом, даже сидя за письменным столом. Действительно, почему она не ответила на его письмо? Может, сожалела о том, что дала согласие на брак? Может быть, помолвка ее не радовала? Грэнби подозревал, что Кэтрин относится к нему гораздо серьезнее, чем ей хотелось бы признать, однако чувство тревоги не покидало его: он опасался, что Кэтрин может изменить свое решение.
Его будущая жена отличалась от остальных девушек, и для него это было и благословением, и проклятием. Его мало волновал скандал, который последовал бы за расторжением помолвки. Граф боялся вовсе не скандала – он боялся остаться без Кэтрин.
Тяжко вздохнув, Грэнби принялся подсчитывать расходы, связанные с предстоящими перестройками в поместье. Следовало привести в порядок егерский дом и конюшни, а также произвести основательный ремонт на кухне. Что же касается комнат, то граф решил, что Кэтрин сама определит, что в них изменить, если у нее, конечно, появится желание что-либо менять в доме.
Внезапно дверь библиотеки отворилась, и Бриггз доложил, что прибыл виконт Ратбоун. Граф сразу же отложил бумаги и приготовился встретить гостя. Минуту спустя в комнату вошел виконт, и Грэнби, поднявшись из-за стола, приветствовал своего лучшего друга.
Ратбоун же улыбнулся и проговорил:
– Заехал узнать, не захочешь ли ты прокатиться со мной в Бат. Если, конечно, у тебя есть настроение немного развлечься...
Грэнби прекрасно знал, что виконт подразумевает под словом «развлечься». Он с улыбкой ответил:
– Я совсем недавно приехал в Фоксли, поэтому мне придется отклонить твое предложение.
– Черт побери! – проворчал Ратбоун, наливая себе бренди. – Ведь здесь, наверное, ужасная скука. А вот в Бате, – продолжал он с ухмылкой, – Рамсбери устраивает веселую вечеринку.
Грэнби отрицательно покачал головой. Уиллард Рамсбери отличался извращенными вкусами, он частенько приглашал в свое родовое поместье шикарных проституток и устраивал там оргии. В отличие от некоторых мужчин Рамсбери не испытывал отвращения к продажным женщинам.
– Ты только представь себе... – Ратбоун уселся в кресло и сделал глоток бренди. – Нортон, представь себе: множество хорошеньких девочек – и все в твоем распоряжении, стоит только сказать. Блондинки, брюнетки – у Рамсбери всегда богатый выбор.
Грэнби снова покачал головой:
– Нет, спасибо, приятель.
– Только не говори, что тебе надоели женщины. – Ратбоун рассмеялся. – Кувыркание в постели продлевает молодость, сам знаешь.
Граф тоже рассмеялся. Налив себе бренди, спросил:
– А как же красавица леди Кендрик? Ты так быстро устал от ее запретных прелестей?
– Месяц в постели с одной и той же женщиной – это слишком утомительно, – пробормотал Ратбоун, пожимая плечами, обтянутыми элегантным сюртуком (портной виконта, безусловно, являлся одним из лучших в Лондоне). Снова пригубив из своего бокала, Ратбоун продолжал: – Если тебя не интересует вечеринка у Рамсбери, то какие еще будут предложения?
Грэнби пристально посмотрел на приятеля и проговорил:
– Я собираюсь жениться.
Виконт молча опустил свой бокал и в изумлении уставился на друга; он смотрел на Грэнби так, словно тот чаявил, что отрекается от титула и уходит в монастырь.
Граф рассмеялся. Именно такой реакции он и ожидал.
Тут виконт наконец-то обрел дар речи и с усмешкой осведомился:
– Жениться, то есть предстать перед алтарем и поклясться хранить верность до гробовой доски?
– Совершенно верно.
Ратбоун осушил свой бокал и тут же снова его наполнил.
– Проклятие! – воскликнул он. – Неужели ты действительно решил жениться? Какая нелепость! И не смей просить, чтобы я стоял рядом с тобой в церкви, потому что я не соглашусь. Не желаю иметь ничего общего с подобными церемониями. У меня живот разболелся, когда я увидел, что Уолтем с улыбкой расставался со своей свободой. Женитьба... – Ратбоуна передернуло, словно он вдруг обнаружил, что в его бокале оказалось не бренди, а касторовое масло. – Меня пробирает дрожь при одной лишь мысли об этом.
Граф молча пожал плечами; он прекрасно понимал, что новость ошеломила виконта.
– Черт побери... – проговорил Ратбоун. – И когда же свершится это знаменательное событие?
– В сентябре, – с невозмутимым видом ответил граф. – Я приглашаю тебя на свадьбу. Морленд будет присутствовать в качестве друга жениха, если тебе эта роль слишком уж не по душе.
– Кто она? – спросил виконт.
– Мисс Кэтрин Хардвик из Уинчкома. Ее отец держит конюшни, и очень хорошие. Я привез с собой двух кобыл. И ты еще увидишь, какой жеребец прибудет вместе с невестой. Он великолепен.
– Звучит так, как будто ты заинтересован в лошадях будущего тестя больше, чем в невесте. Как же вы познакомились?
– Это длинная история, – ответил Грэнби. – Можно сказать, что именно жеребец нас познакомил.
– Жеребец? Лучше расскажи все по порядку. Ты скомпрометировал девчонку, ведь так? И где же это случилось? На сеновале? Нет ничего лучше, чем провести послеобеденное время, кувыркаясь в сене.
– Нет, это случилось не на сеновале. – Грэнби понял, что придется поделиться с другом кое-какими деталями. – Все произошло в спальне, в доме ее отца. Нас застала леди Фелисити Форбс-Хаммонд. И я не скомпрометировал девушку, то есть... не до конца.
Это была не вся правда, но ее вполне хватило, чтобы удовлетворить Ратбоуна. Женитьба, на которую мужчину толкали соображения чести и морали, совершалась против его воли. Следовательно, Грэнби избегал тяжких обвинений со стороны друга.
Ратбоун громко расхохотался. Отсмеявшись, он налил себе очередную порцию и, сделав глоток, спросил:
– Она красивая?
– Очень.
– Насколько?
– Ее волосы приятного каштанового оттенка, глаза карие, и она надевает бриджи, когда отправляется на верховую прогулку.
– Бриджи? Это восхитительно! Буду с нетерпением ждать встречи с ней.
– Запомни только, что она моя невеста.
– Да-да, разумеется, – кивнул Ратбоун. – Знаешь, никак не могу привыкнуть к мысли, что ты без борьбы согласился стать семьянином. В глазах света я высокородный распутник, но и ты не лучше. Помнишь ту ночь, когда мы пошли в заведение мадам Ранье? Мы заключили пари, у кого из нас будет больше женщин за одну ночь, и ты выиграл. Их было шесть, верно?
– Двадцать две. Но те времена в прошлом. Можешь не сомневаться.
– Значит, Хардвик?.. – пробормотал виконт. – Что-то не припомню такого имени.
– Ее отец – сэр Уоррен Хардвик. Ему пожаловали титул за участие в Крымской войне. Кстати, знает Фит-ча. Они вместе служили.
Виконт выслушал рассказ о родословной Кэтрин, и приятели надолго умолкли. Грэнби знал, что Ратбоун пытался найти способ поздравить его так, чтобы это поздравление не было похоже на зачитывание смертного приговора. По мнению виконта, существовали лишь две категории женщин – те, которых вели в постель, и те, которых вели под венец. Виконт предпочитал первых. Грэнби первый нарушил молчание:
– Ты увидишь мисс Хардвик на приеме у Уолтема. Она приедет вместе с леди Форбс-Хаммонд.
– Это произойдет только через месяц, – заметил Ратбоун. – А пока что ты свободный мужчина. Так почему бы тебе не воспользоваться своей свободой и не поехать вместе со мной в Бат?
Грэнби не знал, что ответить. Ему совершенно не хотелось спать с другими женщинами, и в то же время он не хотел показывать, что его чувства к Кэтрин были гораздо глубже, чем предполагал виконт. Граф сказал приятелю, что оказался в затруднительном положении, и долг чести требовал, чтобы он женился на девушке. Ратбоун мог согласиться с долгом чести, мог расценить такой поступок как благородный и оправдать подобный брак. Но как объяснить виконту, что он просто не хотел спать с другой женщиной? Ведь это походило на любовь, а в соответствии со сводом правил Ратбоуна такое состояние являлось полным поражением мужчины.
Экипаж стал замедлять ход, и Грэнби снова подумал о том, что скоро в Фоксли появится хозяйка, а у него – жена; эта мысль не оставляла его последние два дня.
Как только он выбрался из кареты, его приветствовал Бриггз, дворецкий. Узнав, что милорд собирается пожить в Фоксли, Бриггз покинул лондонский особняк хозяина и отправился в поместье, чтобы надлежащим образом приготовиться к приезду графа.
– Добро пожаловать домой, милорд, – проговорил Бриггз зычным голосом.
– Я здесь действительно как дома, – с улыбкой ответил Грэнби.
Граф нисколько не кривил душой, он с детства любил это старое поместье, пусть даже иногда здесь бывало скучновато. И он очень надеялся, что и Кэтрин полюбит Фоксли.
«Здесь хорошо растить детей», – подумал он неожиданно, и эта мысль совершенно его не удивила.
Возможно, Кэтрин уже забеременела, ведь он не принял никаких мер предосторожности... Что ж, ничего удивительного – он же не знал, что произойдет на поляне, случившееся застало его врасплох. Разумеется, следует написать ей... и деликатно осведомиться о ее здоровье. Если Кэтрин беременна, то они могут перенести свадьбу на более ранний срок.
Их второе прощание – перед лицом ее отца и Фелисити – было «обыкновенно вежливым». Он высказал желание увидеть Кэтрин на приеме в честь регаты, а она, не говоря ни слова, улыбнулась ему в ответ. Затем последовал поцелуй в щечку, и на этом церемония прощания закончилась.
Но граф постоянно думал о Кэтрин. Казалось, он грезил наяву, хотя прежде с ним ничего подобного не случалось. Временами ему казалось, что Кэтрин сидит с ним рядом в экипаже и он беседует с ней – в такие моменты граф улыбался, сам себе удивляясь.
Войдя в дом, Грэнби сразу же понял, что ему предстоит много работы. Теперь, когда его будущее определилось, у него появилось желание приступить к делам, причем немедленно.
Граф прежде всего принял горячую ванну и переоделся. Затем направился в кабинет – туда же ему принесли легкий ужин. Закончив разбирать письма, он начал спускаться вниз, но на лестнице его встретила одна из горничных; она поздравила хозяина с предстоящей свадьбой.
– Пек уже все рассказал Бриггзу, милорд, – с робкой улыбкой добавила горничная. – Бриггз, конечно, не стал бы сплетничать, но их разговор случайно услышал слуга, и он рассказал повару, а тот – мне. Так замечательно, что скоро у нас опять появится хозяйка. Нам всем очень не хватает вашей матушки.
– Спасибо, Луиза, – ответил Грэнби. Луиза когда-то была камеристкой его матери, и граф знал, что ей хотелось бы вернуться к своим обязанностям. – Я уверен, что мисс Хардвик очень всем понравится.
Он спустился в библиотеку и застал там Бриггза, наполнявшего графины бренди и винами. Дворецкий, обычно не склонный высказывать свое личное мнение, даже когда его об этом просили, – качество, которое, по мнению Грэнби, следовало перенять Пеку, – также поздравил хозяина.
– Весь дом гудит от новостей, милорд. Осмелюсь заметить, что наше старое поместье немного оживет с появлением молодой леди.
– Принимая во внимание ее характер, могу это гарантировать, – с улыбкой ответил Грэнби. – Эта молодая леди предпочитает бриджи юбкам и держится в седле лучше любого мужчины.
– Бриджи? – ухмыльнулся Бриггз.
– Да, бриджи. С ней не соскучишься.
Дворецкий на сей раз промолчал, но было очевидно, что он чрезвычайно рад предстоящей женитьбе хозяина. Видимо, Бриггз полагал, что в Фоксли обязательно должна быть хозяйка.
Прошло несколько недель, и за это время Грэнби заново познакомился с жизнью провинциального джентльмена. Неловкость, которую он почувствовал, когда понял, что Кэтрин занимает слишком много места в его мыслях, скоро превратилась в горячее желание увидеть ее. Он написал ей – само по себе занятие не очень-то приятное, так как Грэнби раньше никогда не писал женщинам, – но не получил ответа.
Молчание Кэтрин безмерно его огорчило, он думал об этом, даже сидя за письменным столом. Действительно, почему она не ответила на его письмо? Может, сожалела о том, что дала согласие на брак? Может быть, помолвка ее не радовала? Грэнби подозревал, что Кэтрин относится к нему гораздо серьезнее, чем ей хотелось бы признать, однако чувство тревоги не покидало его: он опасался, что Кэтрин может изменить свое решение.
Его будущая жена отличалась от остальных девушек, и для него это было и благословением, и проклятием. Его мало волновал скандал, который последовал бы за расторжением помолвки. Граф боялся вовсе не скандала – он боялся остаться без Кэтрин.
Тяжко вздохнув, Грэнби принялся подсчитывать расходы, связанные с предстоящими перестройками в поместье. Следовало привести в порядок егерский дом и конюшни, а также произвести основательный ремонт на кухне. Что же касается комнат, то граф решил, что Кэтрин сама определит, что в них изменить, если у нее, конечно, появится желание что-либо менять в доме.
Внезапно дверь библиотеки отворилась, и Бриггз доложил, что прибыл виконт Ратбоун. Граф сразу же отложил бумаги и приготовился встретить гостя. Минуту спустя в комнату вошел виконт, и Грэнби, поднявшись из-за стола, приветствовал своего лучшего друга.
Ратбоун же улыбнулся и проговорил:
– Заехал узнать, не захочешь ли ты прокатиться со мной в Бат. Если, конечно, у тебя есть настроение немного развлечься...
Грэнби прекрасно знал, что виконт подразумевает под словом «развлечься». Он с улыбкой ответил:
– Я совсем недавно приехал в Фоксли, поэтому мне придется отклонить твое предложение.
– Черт побери! – проворчал Ратбоун, наливая себе бренди. – Ведь здесь, наверное, ужасная скука. А вот в Бате, – продолжал он с ухмылкой, – Рамсбери устраивает веселую вечеринку.
Грэнби отрицательно покачал головой. Уиллард Рамсбери отличался извращенными вкусами, он частенько приглашал в свое родовое поместье шикарных проституток и устраивал там оргии. В отличие от некоторых мужчин Рамсбери не испытывал отвращения к продажным женщинам.
– Ты только представь себе... – Ратбоун уселся в кресло и сделал глоток бренди. – Нортон, представь себе: множество хорошеньких девочек – и все в твоем распоряжении, стоит только сказать. Блондинки, брюнетки – у Рамсбери всегда богатый выбор.
Грэнби снова покачал головой:
– Нет, спасибо, приятель.
– Только не говори, что тебе надоели женщины. – Ратбоун рассмеялся. – Кувыркание в постели продлевает молодость, сам знаешь.
Граф тоже рассмеялся. Налив себе бренди, спросил:
– А как же красавица леди Кендрик? Ты так быстро устал от ее запретных прелестей?
– Месяц в постели с одной и той же женщиной – это слишком утомительно, – пробормотал Ратбоун, пожимая плечами, обтянутыми элегантным сюртуком (портной виконта, безусловно, являлся одним из лучших в Лондоне). Снова пригубив из своего бокала, Ратбоун продолжал: – Если тебя не интересует вечеринка у Рамсбери, то какие еще будут предложения?
Грэнби пристально посмотрел на приятеля и проговорил:
– Я собираюсь жениться.
Виконт молча опустил свой бокал и в изумлении уставился на друга; он смотрел на Грэнби так, словно тот чаявил, что отрекается от титула и уходит в монастырь.
Граф рассмеялся. Именно такой реакции он и ожидал.
Тут виконт наконец-то обрел дар речи и с усмешкой осведомился:
– Жениться, то есть предстать перед алтарем и поклясться хранить верность до гробовой доски?
– Совершенно верно.
Ратбоун осушил свой бокал и тут же снова его наполнил.
– Проклятие! – воскликнул он. – Неужели ты действительно решил жениться? Какая нелепость! И не смей просить, чтобы я стоял рядом с тобой в церкви, потому что я не соглашусь. Не желаю иметь ничего общего с подобными церемониями. У меня живот разболелся, когда я увидел, что Уолтем с улыбкой расставался со своей свободой. Женитьба... – Ратбоуна передернуло, словно он вдруг обнаружил, что в его бокале оказалось не бренди, а касторовое масло. – Меня пробирает дрожь при одной лишь мысли об этом.
Граф молча пожал плечами; он прекрасно понимал, что новость ошеломила виконта.
– Черт побери... – проговорил Ратбоун. – И когда же свершится это знаменательное событие?
– В сентябре, – с невозмутимым видом ответил граф. – Я приглашаю тебя на свадьбу. Морленд будет присутствовать в качестве друга жениха, если тебе эта роль слишком уж не по душе.
– Кто она? – спросил виконт.
– Мисс Кэтрин Хардвик из Уинчкома. Ее отец держит конюшни, и очень хорошие. Я привез с собой двух кобыл. И ты еще увидишь, какой жеребец прибудет вместе с невестой. Он великолепен.
– Звучит так, как будто ты заинтересован в лошадях будущего тестя больше, чем в невесте. Как же вы познакомились?
– Это длинная история, – ответил Грэнби. – Можно сказать, что именно жеребец нас познакомил.
– Жеребец? Лучше расскажи все по порядку. Ты скомпрометировал девчонку, ведь так? И где же это случилось? На сеновале? Нет ничего лучше, чем провести послеобеденное время, кувыркаясь в сене.
– Нет, это случилось не на сеновале. – Грэнби понял, что придется поделиться с другом кое-какими деталями. – Все произошло в спальне, в доме ее отца. Нас застала леди Фелисити Форбс-Хаммонд. И я не скомпрометировал девушку, то есть... не до конца.
Это была не вся правда, но ее вполне хватило, чтобы удовлетворить Ратбоуна. Женитьба, на которую мужчину толкали соображения чести и морали, совершалась против его воли. Следовательно, Грэнби избегал тяжких обвинений со стороны друга.
Ратбоун громко расхохотался. Отсмеявшись, он налил себе очередную порцию и, сделав глоток, спросил:
– Она красивая?
– Очень.
– Насколько?
– Ее волосы приятного каштанового оттенка, глаза карие, и она надевает бриджи, когда отправляется на верховую прогулку.
– Бриджи? Это восхитительно! Буду с нетерпением ждать встречи с ней.
– Запомни только, что она моя невеста.
– Да-да, разумеется, – кивнул Ратбоун. – Знаешь, никак не могу привыкнуть к мысли, что ты без борьбы согласился стать семьянином. В глазах света я высокородный распутник, но и ты не лучше. Помнишь ту ночь, когда мы пошли в заведение мадам Ранье? Мы заключили пари, у кого из нас будет больше женщин за одну ночь, и ты выиграл. Их было шесть, верно?
– Двадцать две. Но те времена в прошлом. Можешь не сомневаться.
– Значит, Хардвик?.. – пробормотал виконт. – Что-то не припомню такого имени.
– Ее отец – сэр Уоррен Хардвик. Ему пожаловали титул за участие в Крымской войне. Кстати, знает Фит-ча. Они вместе служили.
Виконт выслушал рассказ о родословной Кэтрин, и приятели надолго умолкли. Грэнби знал, что Ратбоун пытался найти способ поздравить его так, чтобы это поздравление не было похоже на зачитывание смертного приговора. По мнению виконта, существовали лишь две категории женщин – те, которых вели в постель, и те, которых вели под венец. Виконт предпочитал первых. Грэнби первый нарушил молчание:
– Ты увидишь мисс Хардвик на приеме у Уолтема. Она приедет вместе с леди Форбс-Хаммонд.
– Это произойдет только через месяц, – заметил Ратбоун. – А пока что ты свободный мужчина. Так почему бы тебе не воспользоваться своей свободой и не поехать вместе со мной в Бат?
Грэнби не знал, что ответить. Ему совершенно не хотелось спать с другими женщинами, и в то же время он не хотел показывать, что его чувства к Кэтрин были гораздо глубже, чем предполагал виконт. Граф сказал приятелю, что оказался в затруднительном положении, и долг чести требовал, чтобы он женился на девушке. Ратбоун мог согласиться с долгом чести, мог расценить такой поступок как благородный и оправдать подобный брак. Но как объяснить виконту, что он просто не хотел спать с другой женщиной? Ведь это походило на любовь, а в соответствии со сводом правил Ратбоуна такое состояние являлось полным поражением мужчины.