— Как его зовут? — поинтересовался заинтересованный Чик.
   Мистер Лейзер кашлянул.
   — Собственно говоря, я не знаю, есть ли у него зять. Я даже не знаю, помолвлена ли с кем-нибудь мисс Джарвис. Но какая это удивительная девушка! Какие глаза! Какая прелестная маленькая фигурка!..
   Мистер Лейзер никогда не видел Минни, иначе ему пришлось бы как-нибудь обойти эту щекотливую тему.
   — Она, должно быть, очень хороша собой, — заметил Чик. — Надо будет застраховать и ее…
 
   Мистер Джарвис оказал честь, встретив его на станции. Но эта честь была единственной и последней.
   Мистер Джарвис принадлежал к тому сорту людей, которые не считают целесообразным признавать кого-либо стоящим выше себя.
   — Мы не сделали для вас никаких приготовлений, старина, — сообщил он, — и вам придется валяться кое-как.
   — Не беспокойтесь, — ответил Чик, воображая себя лежащим в конюшне. — Я думал, что мистер Лейзер сообщил вам о моем приезде…
   — Ну да, он мне говорил, что вы приедете… Что вы думаете об этом автомобиле, а?
   Они только что вышли из здания вокзала, перед которым стояло несколько машин.
   — Мне он нравится, — отвечал Чик. — Правда, «форд» многим не нравится…
   — Совсем не этот! — грубо перебил Джарвис. — Другой, самый большой! Одно шасси стоило свыше трех тысяч!
   Чик издал звук, который должен был выразить восторг и удивление.
   — Я хочу, чтобы вы познакомились с моей дочерью, — решительно заявил мистер Джарвис, когда они уселись в лимузин. — Она очень милая девушка.
   — Мне говорили об этом, — вежливо ответил Чик. — И уже помолвлена. Я поздравляю вас, мистер Джарвис!
   Джарвис вопросительно посмотрел на него, а Чик продолжал:
   — Быть может, это не совсем подходящий момент для того, чтобы затрагивать такую тему, когда молодая леди стоит, так сказать, на пороге своей новой жизни, — не найдете ли вы предусмотрительным, ради нее самой, оформить на ее имя страховой полис? Есть один вид страхования, который я мог бы порекомендовать вам. — Он порылся в карманах. — Он страхует против болезни, несчастных случаев и смерти. Этот вид страхования имеет еще и то преимущество, что распространяется на всю жизнь первого ребенка вплоть до девятилетнего возраста!
   — О! — пробормотал мистер Джарвис, приходя в себя от изумления. — С чего это вы взяли, что моя дочь помолвлена?
   — Я так понял, — смущенно пробормотал Чик. — Я очень сожалею, если выдал секрет мистера Лейзера…
   — Это может быть только моим секретом, и никого другого, — отрезал Джарвис.
   — Вы правы, мистер Джарвис.
   — Она очень, очень милая девушка, моя дочь…
   — Да, мне говорили. Очень хорошенькая, если будет позволено так выразиться. Это должно быть приятно, мистер Джарвис, быть отцом красивой дочери…
   — Ну… с первого взгляда вы не назовете ее красивой, — заметил мистер Джарвис. — Правда, первый взгляд бывает ошибочным, что делать… Но у нее есть то, что я назову «обаянием».
   — А! — неопределенно произнес Чик.
   — И обаяние лучше, чем красота.
   — Уверен в этом, сэр, — вежливо согласился Чик. — Ведь большинство красивых людей вместе с тем и обаятельны, не правда ли?
   — Что нужно для нашей страны, — рассуждал мистер Джарвис, — так это союзы между сильными и здоровыми дочерьми народа и сыновьями гордой, но истощенной аристократии!
   — Вы совершенно правы, — согласился Чик серьезно. — Я сам скорее демократ, мистер Джарвис, и в глубине души никогда не признавал аристократию, за исключением аристократии ума и таланта. Я часто думал, когда бывал в сельской местности: как жалко, что все эти прекрасные девушки обречены на жизнь в маленьких деревушках, не имея возможности…
   — Я говорю вовсе не о прекрасных девушках, живущих в деревне, — перебил его Джарвис. — Я говорю о моей дочери!
   Чик вежливо улыбнулся.
   — Ваша шутка, мистер Джарвис, напомнила мне снова о том, что я взял с собой все те схемы и проспекты, с которыми вы желали познакомиться. Мистер Лейзер полагает, что форма «А» полиса, только что выпущенного обществом «Лондон — Нью-Йорк — Париж», как раз подходит для вашего случая.
   — Я не желаю говорить о страховании. Меня интересует обсуждение вопроса о браках между аристократией и тем, кого я назову богатым, очень богатым, — сказал он с ударением, — средним классом. Я намерен дать двести тысяч фунтов тому молодому джентльмену, который женится на моей дочери. Как вы это находите?
   — Я думаю, что вы очень великодушны, — заметил Чик убежденно. — Это чрезвычайно щедрый дар! Но вы, конечно, хорошо знаете своего зятя. Я убежден, что вы бы не стали рисковать, давая все эти деньги в руки какого-нибудь расточителя. Мне бы хотелось с ним познакомиться.
   — Я надеюсь, что вам представится случаи, — недовольно проворчал Джарвис, когда автомобиль остановился у ворот замка.
   Он провел гостя в большую, отделанную дубом, приемную. Сидевшая там девушка встала и побежала вприпрыжку им навстречу.
   Чик посмотрел на нее с любопытством. «Вероятно, друг семьи», подумал он и отметил, что кричаще изумрудное платье мало подходило к ее слишком яркому гриму.
   Не проронив ни слова, она улыбнулась сначала Чику, потом отцу.
   — Иностранка! — подумал Чик.
   — Вот моя дочь, лорд Пальборо! — провозгласил мистер Джарвис, вспомнив теперь его титул. Чик растерялся от неожиданности.
   — Ваша… ваша дочь? — пробормотал он.
   — Это Минни. Минни, надеюсь, что ты постараешься сделать визит лорда Пальборо приятным для него.
   — Ну, конечно, папа! — с готовностью ответила она.
   Пока трое слуг эскортировали маленькую сумку Чика в его комнату, Минни с детской доверчивостью взяла его под руку и повела через зал с колоннами, напоминавший ему кулуары палаты лордов, в гостиную. Там было до шестисот различных предметов, включая ярко-красные подушки на розовом диване.
 
   Обед был таким, что он вспоминал его всю жизнь.
   Мистер Джарвис принадлежал к тому типу хозяев, которые уверены, что гостеприимство заключается в усиленном наполнении желудка гостя.
   — Теперь, лорд Пальборо, вы должны съесть еще кусочек фазана, я настаиваю! О, лорд Пальборо ничего не ест! Джон, подай лорду Пальборо еще телятины!
   Чик добросовестно старался опорожнять свою тарелку, но всякий раз, когда ему это удавалось, перед ним возникало какое-нибудь новое блюдо. Он несколько неуверенно поднялся из-за стола, чувствуя себя наподобие чудовищных фигур, которые рекламируют достоинства пневматических шин.
   — Теперь, мой мальчик, идите покурить на террасу.
   — Благодарю вас, я не курю, — ответил Чик.
   — Хорошо, тогда идите пить кофе на террасу!
   Чик, несколько удивленный такой настойчивостью, спросил:
   — А разве там не холодно?
   Но оказалось, что та часть террасы, куда его приглашали, застеклена и отапливается.
   — Вы идете, сэр? — спросил Чик.
   — Я должен ненадолго отлучиться, — загадочно обронил Джарвис. — Бегите же, мой молодой друг!
   Но Чик не был способен бежать куда бы то ни было. Он проковылял в этот уютный уголок на террасе и со вздохом облегчения опустился в огромное кресло. Терраса была пуста, но вдруг откуда ни возьмись появилась Минни Джарвис и водворилась на ручке его кресла. Чик вскочил.
   — О, не вставайте, пожалуйста, лорд Пальборо! — воскликнула она игриво. — Мне очень, очень удобно!
   — Позвольте предложить вам стул.
   Но Минни продолжала проявлять свое «обаяние».
   — Вы очень скверный мальчик, — пропела она. — Садитесь на свое место.
   Чик из вежливости подчинился. Но когда ее рука небрежно опустилась на его плечо, он поморщился. Когда он почувствовал всю тяжесть этой милой ручки, то вздрогнул.
   — Какой вы смешной! — воскликнула она. — Почему вы не сидите спокойно?
   — Может быть, вы бы предпочли, чтобы я подал вам этот стул? — спросил Чик, озираясь в надежде, что, может быть, придет мать или отец этой леди и облегчит его трудное положение. Но мать леди раскладывала пасьянс в гостиной, а отец леди находился в библиотеке, предаваясь своим надеждам.
   Чик старался начать разговор на испытанную тему о страховании. Он был несколько обеспокоен тем, что до сих пор еще не имел возможности обсудить форму «А» с ее отцом, и теперь старался заинтересовать дочь превосходными достоинствами этого полиса.
   — Не будьте глупеньким, глупеньким, глупеньким! — выкрикивала Минни, дергая его за ухо. — Я не собираюсь еще выходить замуж! И не думаю об этом!
   — Я полагал, что вы помолвлены, мисс Джарвис.
   — Еще нет, — ответила она жеманно. — Настоящий жених еще не пришел, а если лорд пришел, он еще меня не просил…
   — Разве он лорд? — спросил заинтригованный Чик.
   — Я думаю, что вы глупенький мальчик, — заметила мисс Джарвис. — Но, может быть, вы так богаты, что вам не нужно двухсот тысяч фунтов?
   — Мне? — удивился Чик. — Никто мне не собирается давать двести тысяч фунтов…
   И вдруг ему открылся весь комический ужас его положения. Он вскочил с места, бледный от негодования.
   — Я… я не хочу ни на ком жениться, — почти закричал он, — ни за какие миллионы и миллионы фунтов! Я думаю, что это ужасная вещь — жениться из-за денег! Я бы не женился на самой прекрасной женщине в мире… из-за денег!
   — Я вас и не спрашивала, — поморщилась Минни. — Я вас не просила вовсе, вы — самодовольный черт, вот вы кто! Такого человека стоит отравить! Приезжать сюда, важничать… без гроша в кармане… оскорблять девушку…
   Она расплакалась и пошла искать утешения у своей мамы.
   На следующее утро он нашел, что поданный ему чай имеет какой-то странный вкус. Ему живо припомнились все прочитанные им рассказы о женской мести. Чашка осталась недопитой.
   Когда поезд отошел от станции, Чик испытал радость. Он знал, что предал интересы своего патрона, но даже это не так беспокоило его, как то, что чувствовал он себя как-то странно. В ушах звенело, в горле першило, во рту пересохло, его попеременно бросало то в жар, то в холод.
   — Она меня отравила! — прошептал Чик, — как жаль, что я сам не застраховался!
 
   Неделей позже дородный и очень сердитый джентльмен явился в контору мистера Лейзера и без предупреждения ворвался в комнату хозяина.
   — О, мистер Джарвис, какая приятная неожиданность! — сказал мистер Лейзер.
   — Приятная, черта с два! — прорычал Джарвис. — Этот ваш бездельник, лорд «как его звать», этот молодой негодяй…
   Мистер Лейзер поднял брови.
   — Я его не видел со времени возвращения… Вы, конечно, знаете…
   — Знаю? Я знаю о нем больше, чем я хотел бы знать, Лейзер! — прервал его рассвирепевший магнат.
   Челюсть у мистера Лейзера невольно отвисла. Видение пятипроцентных комиссионных померкло в туманной дали.
   — Разве он не дал ей своего слова? — спросил он с пафосом романтика.
   — Какое слово! — рявкнул его гость. — Моя дочь больна! Где он теперь?
   Мистер Лейзер покачал головой.
   — Маркиз заболел. У него корь, — ответил он.
   Мистер Джарвис в ужасе отшатнулся и застонал.
   — Так вот где она подцепила ее!

Глава 5.
ЧИК В РОЛИ ЛАКЕЯ

   Гвенда Мейнард свернула в парк. Уже первое дыхание весны оживило унылые аллеи, уже трава выбивалась на лужайках, но не это влекло ее к прелестям Гайд-парка в холодный мартовский день. Она размышляла…
   Ее жизнь не была легкой. Она несла на себе ответственность сразу за двух младенцев. Мать первого прислала ей отчаянную телеграмму из Нью-Йорка, умоляла найти какой-нибудь способ отправить этого маленького джентльмена в Америку. Гвенда нашла няню, возвращавшуюся на «Аквитании» в Соединенные Штаны, и Сэмюэль уже собирался в далекий путь.
   У второго не было матери, которая бы руководила им, — и именно Гвенда (втайне довольная этим) несла ответственность за него, так как Фортуна безбожно подшутила над этим юным клерком, наделив его громким титулом и ничем иным.
   Гвенда смотрела в будущее без иллюзии. Пять лет, проведенных ею на сцене, начиная от маленьких провинциальных трупп и кончая «блестящим обществом» театра Вест-Энда, сильно пошатнули веру в людей, закалили и выработали в ней трезвый взгляд на жизнь. Она хотела уберечь Чика от превратностей судьбы, которые когда-то оставили глубокие шрамы в ее душе.
   Чик никогда не расспрашивал ее ни о чем. Он принимал ее такой, какой она была, со всей ее таинственностью, со всем ее неведомым прошлым, и довольствовался тем, что она позволяла ему обожать ее и преклоняться перед нею. Любовь к ней была частью его жизни, и Гвенда понимала это.
   Она взглянула на свои маленькие часики. Было три, и через полчаса должна была состояться назначенная ею встреча. Она поторопилась выйти из парка и направилась к мосту Рыцарей.
 
   Лакей отворил ей дверь и провел в большой кабинет, пропахший табаком и украшенный охотничьими трофеями. Гвенда едва успела оглядеться вокруг, как вошел Мансар.
   Он улыбался приветливо и добродушно.
   — Угодно ли вам беседовать здесь или вы предпочтете пройти в гостиную? Моя сестра сейчас одевается…
   — Здесь достаточно хорошо, лорд Мансар, — улыбнулась в ответ Гвенда. — Надеюсь, вы не сердитесь за мой вчерашний звонок. Я не нарушила ваших планов на сегодняшний день?
   — Пустяки! — пылко заверил граф, хотя это было неправдой, так как он пропустил собрание общества охотников. — Вы хотите говорить о нашем молодом друге — маркизе Пальборо?
   Гвенда утвердительно кивнула.
   — Он мне понравился, — заметил он сдержанно.
   — Я не очень много знаю об аристократии, — продолжала она, — но чувствую, что Чик имеет некоторые обязанности по отношению к вашему классу. Я не боюсь, что он попадет в дурное общество, потому что его природная честность удержит его от всего сомнительного, хотя, конечно, будут попытки его эксплуатировать. Мистер Лейзер, его патрон, уже делает это в известной степени. Пожалуйста, лорд Мансар, не могли бы вы указать путь, идя по которому, Чик мог бы занять подобающее ему место в обществе?
   Мансар почесал переносицу и нахмурился. Он не привык создавать проблемы, а тем более их разрешать.
   — Да, это проблема, — произнес он наконец. — Пока я не могу себе представить, каким путем Пальборо мог бы делать карьеру. Он не может поступить на государственную службу, так как он к этому недостаточно подготовлен, да и, кроме того, служба не очень хорошо оплачивается…
   Мансар глубокомысленно посмотрел на Гвенду.
   — Он мог бы выгодно жениться, — заметил он и тотчас подумал, не допустил ли бестактность. Но Гвенда только кивнула головой.
   — Я думала об этом, — заметила она спокойно.
   Благородный лорд снова погрузился в раздумья.
   — Нет ли у вас какой-нибудь идеи? — спросил он наконец. — Потому что, по правде говоря, мне ничего не приходит в голову…
   — Единственная идея, которая у меня возникла, — нерешительно сказала она, — что вы бы могли помочь ему… выйти в свет.
   — Выйти в свет? — повторил Мансар в недоумении.
   — Вы ведь могли бы помочь ему встретиться с нужными людьми, — с отчаянием в голосе проговорила Гвенда.
   — О, я понял! — Взгляд Мансара сразу просветлел, и самая широкая улыбка расплылась по его румяному лицу. — Я это устрою с величайшим удовольствием, миссис Мейнард! Теперь ясно, что я могу сделать… Так… Я достану ему приглашение, ну, скажем, на танцевальный вечер! Вы знаете миссис Кренли?
   — Боюсь, что нет, — засмеялась Гвенда.
   — Я думал, что все ее знают, — изумился лорд Мансар. — В ее доме бывают все лондонские знаменитости. Я добьюсь от нее, чтобы она послала приглашение лорду Пальборо! Я не знаю, что хорошего эти люди могут для него сделать, — прибавил он с грустью. — Мне они отнюдь не были полезны. Но будьте уверены, миссис Мейнард, я сделаю все, что могу… Его светлость не ваш родственник, я полагаю?
   — Нет, — просто ответила Гвенда. — Смею думать, что вам не совсем понятно мое участие в этом деле. Чик и я познакомились только потому, что жили в одном пансионе. Здесь нет никакого родства, настоящего или будущего, — закончила она с ударением на последнем слове.
 
   Джордж Кренли был сыном обедневшего пэра и братом двух других пэров, отнюдь не более богатых. Он женился на девушке из весьма аристократической семьи, которая не принесла своему мужу ничего иного, кроме огромного гардероба, репутации лучшего игрока в бридж во всем Лондоне и весьма обширного круга знакомств. Вскоре супруги Кренли становятся признанными законодателями самого изысканного общества в столице. Они занимают великолепный дом на Бикли-сквер, устраивают роскошные приемы, содержат загородную виллу в Сомерсете, — все это, по-видимому, на те шестьсот фунтов в год, которые Кренли получал от имения своей матери…
   Утром, через два дня после беседы Гвенды с лордом Мансаром, в доме на Бикли-сквер произошла следующая сцена…
   Миссис Кренли сидела в своем будуаре, куря папироску, и задумчиво глядела на письмо, лежавшее у нее на коленях. Она была миниатюрной женщиной лет тридцати и являлась некоторым контрастом своему дородному, простоватому мужу, который сидел с ее братом на низком диване и раскладывал карты.
   — Вы знакомы с Пальборо? — спросила она, поднимая глаза от письма.
   Грегори Бойн, очень похожий на сестру, но более цветущий, наморщил лоб.
   — Пальборо? Кажется, я что-то припоминаю… Да это маркиз из мелочной лавки, не так ли? О нем много говорили в клубе.
   — Он нищий, — проворчал Кренли, тасуя карты. — А почему ты спрашиваешь, Лю?
   — Мансар хочет, чтобы я пригласила его на наш танцевальный вечер в пятницу.
   Бойн презрительно скривил рот.
   — Нам такого сорта люди здесь не нужны. Это какой-то проходимец! Ты станешь посмешищем всего Лондона, Лю!
   Она искоса взглянула на него, держа письмо в руке.
   — Его персона может заинтересовать наших гостей, — размышляла она. — А это может придать вечеру большой шарм. И, кроме того… если я напишу Мансару, что не могу пригласить этого юношу, я плохо представляю себе, какое объяснение ему дам. Это не обед, где все места заранее распределены. Одним больше, одним меньше — на танцевальном вечере не имеет никакого значения…
   — Напиши ему коротко и ясно, что мы не желаем видеть этого оборванца, — бросил ее брат, и она рассмеялась.
   — Придет ли тогда Мансар? — усмехнулась она.
   Бойн повернулся и взглянул на нее в упор.
   — Я об этом не подумал. От Мансара нам не следует отказываться.
   — Он сам также не захочет отказаться от нас, — вмешался Кренли. — Ты хорошо сумела его обработать, Лю. — Губы миссис Кренли сложились в очаровательную гримаску.
   — Я думаю! Сколько он проиграл в прошлый раз, Боб?
   — Семь тысяч, — ответил ее муж. — Это пустяки для него. Если бы я знал, что он такой азартный, он бы потерял больше. Нет, будь я на твоем месте, Лю, я бы написал ему маленькую любезную записочку и предложил ему привести своего маркиза. В этот вечер хорошо бы прокрутить большое дело. Мансар стоит миллион, если он вообще чего-нибудь стоит…
   Таким образом, вопрос был решен утвердительно.
   Но Чик воспринял новость безо всякого воодушевления.
   — Это будет очень полезно вам, Чик, — убеждала его Гвенда. — Вы сможете познакомиться там с людьми вашего круга.
   Они завтракали, когда пришло письмо от лорда Мансара с вложением пригласительного билета от миссис Кремли для Чика.
   — Я не любитель званых вечеров, — признался Чик, падая духом, — но если вы хотите, чтобы я пошел, — что делать, — я пойду! Когда там сбор?
   — В десять, — ответила Гвенда, взглянув на пригласительный билет. Чик нахмурился.
   — В десять вечера? — переспросил он с недоумением. — Очень поздно. — Он подумал. — Я бы предпочел прийти на полчаса раньше. Это было бы более прилично.
   — Вы пойдете на полчаса позднее, — решительно заявила Гвенда. — Вы умеете танцевать, Чик?
   К ее удивлению он ответил утвердительно.
   — Наш инструктор всегда настаивал, чтобы мы тренировали ноги, — разъяснил он ей, словно извиняясь. — Умение танцевать весьма полезно для боксера.
   — И вы по-настоящему танцевали с настоящими дамами? — весело поинтересовалась Гвенда.
   — Конечно. Я никогда не разглядывал их… Разговаривал с двумя-тремя…
   Гвенда продолжала смеяться.
   — Вы самый забавный человек в мире, Чик! — сказала она. — А как обстоит дело с одеждой?
   — С одеждой? — переспросил Чик. — Разве мне придется переодеваться для этого?
   — Конечно! Есть у вас фрак?
   Но Чик не обладал таким великолепием.
   В тот же день отправились по магазинам, торгующим готовым платьем. Оказалось, для Чика удивительно легко было найти подходящий размер, и хотя танцевальный вечер начинался только в десять, Чик уже вполне был одет к шести и в течение трех часов просидел дома с таким выражением, как будто его ожидала казнь. А очутившись перед домом Кренли и увидев великолепных лакеев, толпу шикарных леди и весьма элегантных джентльменов возле ярко освещенного подъезда, у него появилось сильнейшее желание бежать.
   Он побродил около дома по тротуару, прикидывая, как поступить. Его волнение немного улеглось, когда лорд Мансар, выскочивший из подъехавшего автомобиля, схватил его под руку и увлек в дом. Прежде чем успел что-либо сообразить, Чик очутился перед нарядной леди и пожимал ее руку, унизанную драгоценностями.
   — Рада с вами познакомиться, лорд Пальборо, — пропела она слащаво. — Я так много слышала о вас.
   Чик открыл было рот для маленькой речи, выражавшей его благодарность за приглашение, но вовремя заметил, что миссис Кренли уже отвернулась от него, приветствуя другого гостя.
   Мансар снова взял его под руку и повел в большой зал, наполненный танцующими парами.
   — Теперь, Пальборо, что вы намерены делать?
   Щеки Мансара слегка порозовели после хорошего обеда.
   — Я немного посижу, — пробормотал растерявшийся Чик, — и посмотрю на танцы. Как вы думаете, когда мне можно будет уйти?
   Мансар рассмеялся.
   — Мой друг, если вы убежите раньше, чем сделаете несколько полезных знакомств, я вам этого никогда не прощу. Пошли!
   Он схватил Чика за руку и подвел его к джентльмену, протянувшему ему кончики пальцев: он был министром в одном из прежних кабинетов и настолько влиятельной особой, что почти не взглянул на Чика. Но Чик заметил, что у него было тонкое лицо с бесцветными глазами и сильно морщинистым лбом.
   Затем таким же образом он был подведен к другому не менее важному джентльмену, имени которого он также, при всем старании, не смог уловить.
   — А теперь, старина, — оживился лорд Мансар, — я вас покидаю. Я иду наверх играть! А вы играете?
   Чик улыбнулся, тряхнул головой.
   — Я пробовал играть одним пальцем… — начал он, но лорд Мансар рассмеялся и бросил его на произвол судьбы.
   Чик немного побродил, затем, присев на свободный стул, с удовольствием рассматривал танцующие пары. Некоторые с любопытством поглядывали на одиноко сидящую фигуру, недоумевая, кто бы это мог быть и какова причина его появления на танцевальном вечере. Но даже те леди и джентльмены, которым он был представлен, не обращали на него внимания. Наконец ему надоело сидеть, и вслед за разгоряченными танцорами, время от времени покидавшими зал, он пошел в столовую, где лакей вручил ему бокал с золотистой жидкостью.
   — Это пиво? — спросил он.
   — Нет, сэр, шампанское, — ответил лакей. Чик отпил глоток, а когда лакей отвернулся, поставил бокал на край стола и с виноватым видом поспешил прочь.
   Многие гости поднимались наверх. Сначала Чик не решался следовать за ними, полагая, что это привилегия близких друзей хозяев дома, но потом он собрался с духом и тоже отправился наверх.
   В большой комнате около тридцати человек, мужчин и женщин, толпились вокруг зеленого стола, в центре которого находилась маленькая рулетка. Заинтересованный странной процедурой, он видел, как настоящие деньги, правда, не очень крупные, путешествовали по разнумерованным квадратам и двухцветным полям с непонятными надписями.
   — Азартная игра! — прошептал изумленный Чик и боязливо оглянулся на дверь, из которой, как ему казалось, каждую минуту могла появиться полиция. Только впоследствии он узнал, что рулетка была одной из главных приманок дома Кренли.
   Чик вышел на площадку лестницы, где было значительно прохладнее, чем в жарко натопленной комнате.
   Он чувствовал себя очень одиноким и уже собрался заняться поисками шляпы и пальто, когда вдруг одна из дверей в глубине коридора открылась, и оттуда вышел высокий цветущий джентльмен. Осмотревшись, он кивнул головой Чику, и Чик послушно подошел к нему.
   — Сходите к буфетчику, — приказал Грегори Бойн, — и принесите полдюжины «Помери». Скажите ему, что это для мистера Бойна. Живо!
   — Хорошо, — согласился Чик и быстро спустился по лестнице в более радостном настроении, чем когда он поднимался наверх, так как, наконец-то, он нашел себе занятие.
   — Шесть бутылок «Помери», сэр? Для мистера Бойна? Хорошо. Я сейчас пошлю официанта.
   — Не беспокойтесь, — ответил Чик. — Я отнесу их сам.
   Буфетчик посмотрел на него и многозначительно улыбнулся.
   — Хорошо, сэр, — согласился он.
   И Чик снова поднялся по лестнице, держа с двух сторон подмышками по три больших бутылки.
   Он постучал в дверь, услышал, как повернулся ключ, — и на пороге появился Бойн.