Чик снова просиял. У него не было никаких сомнений относительно важности этого драгоценного пакета с красными сургучными печатями.
   — Я не знаю, наверное, Гвенда, — он понизил голос, чтобы легкий морской ветерок не мог подслушать его тайны и передать ее неведомым преступникам, — но думаю, что это связано с фальшивыми банкнотами.
 
   Через час они были в Остенде. Паспорт Чика избавил его от формальностей таможенного досмотра.
   — Поезд в Брюссель, милорд? — переспросил услужливый чиновник. Этот поезд отправляется через полчаса.
   Найдя вагон и усадив в него Гвенду и миссис Фиббс, он отправился в буфет за печеньем для своих дам. Вдруг он почувствовал, что кто-то слегка тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел изящно одетого молодого человека, вежливо приподнявшего свою шляпу.
   — Прошу прощения, милорд, — заговорил он на прекрасном английском, — вы лорд Пальборо, не так ли?
   — Да, — ответил удивленный Чик.
   — Меня послал министр финансов, чтобы встретить вас. Я барон фон Рид.
   — Страшно рад вас видеть! — воскликнул Чик. — Не можете ли вы помочь мне с печеньем?
   Молодой человек улыбнулся.
   — Не беспокойтесь, пожалуйста, — проговорил он любезно. — Для вас уже приготовлено все необходимое в отеле «Сплендид».
   — Здесь, в Остенде? — изумился Чик.
   — Конечно. Министр находится в Остенде. Он просил меня привезти вас к нему. Ему необходимо получить вашу посылку как можно скорее.
   Чик пощипал свой подбородок.
   — Я рад, что вас встретил, — заметил он нерешительно. — Если не возражаете, я предупрежу своих друзей.
   — Мы уже это сделали, — заверил его собеседник. — Ваши друзья отправились в «Сплендид».
   Чик взглянул на него с сомнением.
   — Я думаю, что вы ошиблись, — заметил он и прошел вместе со своим новым знакомым к вагону, в котором он оставил Гвенду и миссис Фиббс. К его изумлению, они исчезли так же, как их багаж.
   — Вы видите? — улыбнулся барон.
   Чик почувствовал облегчение.
   Крепко держа свой драгоценный портфель, он сел в машину, барон кивнул через стекло шоферу, и они покатили по улицам Остенде, через весь город. Оба молчали…
   — Разве это не «Сплендид»? — спросил Чик.
   Ему показалось, что он видел надпись над большим белым зданием.
   — О, нет, это остендский «Сплендид». Мы остановились в Мариакерке, там тоже есть «Сплендид», — объяснил его спутник. — Это не такое великолепное здание…
   Вскоре автомобиль выехал за город и вдруг остановился около какого-то уединенного строения.
   Это строение вовсе не было похоже на отель «Сплендид», оно было похоже на то, чем было на самом деле — наспех отремонтированный полуразвалившийся загородный дом.
   Чик вышел из автомобиля и с изумлением воззрился на странное здание.
   — Сюда, милорд, — пригласил барон, и, после некоторого колебания, Чик последовал за ним. Дверь с треском захлопнулась.
   — Угодно вам войти? — Они стояли в коридоре.
   — Одну минуту, — Чик не терял хладнокровия. — Что это значит?
   — Угодно вам войти? — голос его спутника утратил всякую любезность.
   — Я думаю, что мне лучше выйти, — заметил Чик и повернулся…
 
   В то же время Гвенда переживала свое собственное приключение.
   Как только Чик вышел из купе, какой-то весьма приличного вида джентльмен с громадными усами открыл дверь. Он снял свою шляпу и спросил подобострастно:
   — Мадам сопровождает маркиза Пальборо?..
   — Да, это так, — ответила она удивленно.
   — Маркиз Пальборо встретился с министром и отправился вместе с ним в отель «Сплендид». Он поручил мне доставить вас туда же.
   — Он уехал? — недоверчиво переспросила Гвенда.
   — Да, мадам.
   Он подозвал носильщика.
   — Отнесите багаж этой дамы в автомобиль, — приказал он.
   Гвенда была в смятении. Она понимала, что если Чик встретил министра, она и миссис Фиббс стала только обузой для него, и нет ничего невероятного в том, что он уехал раньше, хотя это и не было похоже на Чика.
   Тем не менее, она вышла из вагона и села в автомобиль, отъехавший от станции как раз в тот момент, когда Чик вернулся к вагону вместе со своим спутником и обнаружил исчезновение обеих дам.
   Человек с большими усами дал шоферу адрес, раскланялся с дамами, и такси двинулось по шоссе к Кноке, находящемуся в противоположном направлении от Остенде.
   По счастью, Гвенда быстро сориентировалась и попросила остановить машину.
   — Куда мы едем? — спросила она.
   — В Кноке, сударыня.
   — Мне нужно в Остенде, — заявила она.
   — Но мсье приказал мне доставить вас в «Гранд-отель», в Кноке, — объяснил он, а затем, пожав плечами и пробормотав: — вам лучше знать! — развернулся в противоположном направлении. Вдруг в обгоняющем их автомобиле перед Гвендой промелькнуло лицо Чика и какого-то молодого человека с ним.
   — Следуйте за тем автомобилем, — приказала Гвенда, и шофер, повидавший в своей жизни немало, покорно двинулся по следам Чика.
   Однако машина с Чиком скрылась из виду, но это не убавило решимости Гвенды, так как впереди была только одна дорога без развилок.
   Так они выехали из Остенде и вскоре увидели машину, стоявшую у полуразрушенного дома. Гвенда почувствовала опасность, это придало ей смелости. Она оценила обстановку и на этот раз ее голос звучал отрывисто и властно.
   — Не останавливайтесь! Проезжайте мимо до поворота дороги.
   — Как угодно, — ответил заинтригованный шофер, про себя решивший, что имеет дело с обманутой женой, преследующей своего заблудшего мужа.
   На повороте дороги такси остановилось, и Гвенда открыла дверцу.
   — Куда вы, Гвенда? — забеспокоилась миссис Фиббс. — Я не хочу вас оставлять…
   Гвенда покачала головой.
   — Нет, миссис Фиббс, я хочу, чтобы вы вернулись и нашли полицейский пост. Я совершенно уверена, что Чик попал в ловушку.
   — А что будете делать вы?
   — Я останусь и буду наблюдать.
   Она подождала, пока такси скрылось из виду, потом медленно пошла назад…
   Гвенда стояла в тени разрушенной стены и наблюдала за домом. Ее сердце упало, когда она увидела, как оттуда вышли трое. Один из них нес в руке знакомый ей коричневый портфель. Некоторое время он стоял у машины, пытаясь засунуть портфель в сумку на дверце, но так как он оказался слишком велик, бородач обернулся и что-то сказал человеку с большими усами. Тогда тот вернулся в дом и принес оттуда мешок, в который они бросили портфель, затем сели и уехали.
   Гвенда подождала немного и стала осторожно пробираться к дому. Оглядевшись кругом, она перелезла через полуразрушенную стену…
   Входная дверь оказалась запертой, но окно было открыто настежь. Не без некоторых затруднений, так как ее платье не было приспособлено для таких подвигов, она влезла в окно и очутилась на кухне, которой не пользовались, видимо, давно. В доме не было слышно ни звука, и, осмелев, она вышла в полутемный коридор. Затаив дыхание, Гвенда стала пробираться по коридору до той двери, из-за которой доносились негромкие голоса. Осторожно приоткрыв дверь, Гвенда остолбенела.
   Посреди комнаты, спиной к ней, стояли двое, а Чик — растрепанный, несчастный и связанный, сидел на полу.
   От неожиданности Гвенда вскрикнула, но прежде чем она успела опомниться, они очутились около нее, огромная ручища зажала ей рот и с силой прижала к стене. Чик делал нечеловеческие усилия, чтобы освободиться от своих пут, но, по-видимому, они не собирались обращаться с нею так же, как с ним.
   — Успокойтесь, мадам. — В голосе слышался заметный фламандский акцент. — Если вы будете шуметь, я буду вынужден заткнуть вам рот.
   Гвенда почувствовала себя оскорбленной.
   — Немедленно развяжите этого джентльмена, — потребовала она. — Скорее! Он задыхается!
   После некоторого колебания ее приказ был исполнен.
   — Что случилось, Чик? — спросила она.
   — Они забрали мой портфель, — простонал он. — О, Гвенда, какой же я дурак!
   — Разговаривать только по-французски! — последовал окрик. — Иначе как по-французски мы вам не позволим говорить!
   — Что нас ждет? — по-французски спросила Гвенда.
   — Мадам, — ответил тот же голос, — вы задержитесь здесь еще один час, а затем мы скажем вам «адью». Мы ничего дурного не сделаем вам, но, если вы будете шуметь, я собственноручно перережу вам глотку.
   Это было произнесено шутливым тоном. Однако Гвенда не решилась заговорить по-английски, трезво оценив нависшую опасность.
   — Где миссис Фиббс? — спросил Чик.
   Гвенда не знала, что ответить.
   — Она ждет меня, — сказала она наконец.
   Но этот короткий диалог не ускользнул от внимания похитителей.
   — Моя дорогая, мы должны покончить с вашей маленькой хитростью, ведь мы вас предупредили. — С этими словами бородатый засунул кляп в рот Чика и затем из носового платка приготовил кляп для Гвенды…
   Они пошептались между собой, потом поглядели на Гвенду…
   Что они задумали, Чик так и не успел узнать. Вдруг в коридоре послышались тяжелые шаги, дверь резко распахнулась, и на пороге выросла внушительная фигура с револьвером в руке, при виде которой Чик облегченно вздохнул…
   …Через час Чик беседовал с начальником полиции.
   — Боюсь, что они уже на пути в Брюссель, — заметил последний. — Мы, конечно, сможем их перехватить, но гарантии, что удастся в сохранности вернуть пакет вашего сиятельства, — гарантии дать не могу…
   Тем не менее, по ходу следования экспресса в Гент на всякий случай была послана ориентировка на задержание преступников.
 
   В это время в экспрессе «Остенде-Брюссель» все попытки Линфельда и Билле открыть замок портфеля Чика традиционными средствами, которыми они располагали, оказались тщетными.
   — Не беда, — заметил Линфельд. — Главное, мы в безопасности. Во всяком случае мы будем в Брюсселе раньше, чем наш друг-маркиз освободится…
   — А как быть с остальными? — поинтересовался Билле тревожно. — И что будет со мной, Линфельд? — Он указал на свой подбитый глаз.
   — Вы будете вознаграждены, мой друг!
   В этот момент поезд остановился, и дверь купе распахнулась.
   Линфельд, к чести которого надо сказать, что он всегда достойно подчинялся неизбежному, — послушно поднял руки вверх.
   — Нет нужды прибегать к насилию, мсье! — Он галантно поклонился вошедшим стражам порядка.
 
   Поздно вечером Чик с возвращенным ему портфелем явился на аудиенцию к министру иностранных дел в его великолепный особняк на рю де Монтре. Министр сам вышел его встречать.
   — С вами поступили отвратительно, милорд, — отметил он после обмена приветствиями. — Негодяи поплатятся! Возмутительно!
   Чик открыл портфель и вручил министру опечатанный сургучом пакет. Министр внимательно ознакомился с его содержанием и обескураженно взглянул на Чика.
   — И все-таки, милорд, — сказал он, — я не могу понять, почему эти люди причинили себе столько беспокойства, не будучи фермерами! Но даже если бы они были фермерами, почему они вдруг могли так заинтересоваться свиной горячкой!
   — Свиной горячкой? — переспросил Чик растерянно.
   Министр был изумлен не меньше Чика.
   — Да, милорд. Это копия ваших новых правил, посылаемая нам для исполнения при импорте свиней в Бельгию.
   Чик от изумления чуть было не разинул рот, но вовремя спохватился.
   — Я… я полагал, что это касается фальшивомонетчиков, — пробормотал он в замешательстве. Министр снисходительно улыбнулся.
   — Ах, это… Относительно этого дела мы получили нужную информацию и приняли срочные меры — часть мошенников уже арестована! А вскоре, надеюсь, будет арестован и сам мсье Линфельд, аферист высочайшего класса…
   — Думаю, — глубокомысленно заметил Чик. — Он уже в ваших руках.

Глава 8.
НЕМНОГО О НЕФТИ

   — Нет, и еще раз нет, Джойси! — Лорд Мансар терял терпение.
   Его друг и однокашник по Итону розовощекий Феликс Джойси удрученно скатывал в трубочку лист бумаги. Это была карта с розовыми и зелеными кружками, владелец которой уже охрип от попыток заинтересовать в ней своего собеседника и заручиться его согласием.
   — Итак, Феликс, — Мансар закурил сигару, — поскольку это касается тебя, то прими мои поздравления: нефть в Румынии бьет фонтаном, хотя я лично не слыхал, чтобы какой-нибудь фонтан забил в районе Дубника… Я понимаю твой азарт…
   — Это целое состояние! — воскликнул Джойси.
   Лорд Мансар снисходительно кивнул.
   — Я возьму акции, обещаю тебе, — продолжал он, — но ни за что не войду в правление, — я терпеть не могу ваших учредителей. Это люди, которые накатанной дороге всегда предпочитали кривые тропинки, а это, как ты знаешь, мне претит.
   — Меггисон вовсе не мошенник, — заметил Джойси.
   — Конечно, Меггисону далеко до Глиона, но это не значит, что он достоин похвалы. И даже за весьма высокий процент, на который может расщедриться Глион для директора правления, — он помолчал, задумавшись, — все равно, Джойси, с этими твоими компаньонами, клянусь Юпитером, я не стал бы рисковать!
   — Не думаю, чтобы это было сопряжено для тебя с каким-либо риском, — заметил Джойси, задумчиво дымя сигарой. — Нам нужно только одно громкое имя в составе правления, которое могло бы произвести впечатление на мелких вкладчиков: от этого будет зависеть уровень коммерческого успеха покупки акций.
   Лорд Мансар поджал губы и поднял брови, — гримаса, которая на всех языках означает: «Очень сожалению, но помочь ничем не могу». Вдруг на его лице промелькнула лукавая улыбка.
   — Клянусь Юпитером! — пробормотал он. — Ты знаком с маркизом Пальборо?
   Феликс Джойси наморщил лоб. Он знал многих маркизов и даже нескольких герцогов, но маркиза Пальборо… Джойси напряг память.
   — Постой, не тот ли это юноша-клерк, дядя которого добился восстановления исчезнувшего титула? — спросил он, внезапно припомнив газетную шумиху.
   — Это он, — сказал Мансар. — Пальборо работал в Министерстве Иностранных Дел, временная его служба кончилась, и, я думаю, мне удастся его убедить войти в правление. Так ты говоришь, тысяча фунтов годовых?..
   Джойси отрешенно поглядел в окно.
   — В Министерстве Иностранных Дел? Это недурно… Совсем мальчик, не правда ли?
   — Он выглядит молодо, — согласился Мансар, — но вовсе не дурак. Притом лучший боксер-любитель в Англии в легком весе!
   Он коснулся слабого места друга: в Итоне Феликс был чемпионом в тяжелом весе.
   — Как могло это случиться, что я его не видел? — оживился Джойси. — Кстати, самого лучшего из легковесов я все-таки видел на ринге. Он побил молодого Герберта, чемпиона среднего веса из Итона. Этого парня звали Чиком…
   Лорд Мансар обрадовался.
   — Это его дружеская кличка! Будь спортсменом, Феликс, и забирай его к себе в правление! Твой Глион будет иметь счастье броситься на шею настоящему живому маркизу!
   — Я подумаю об этом, — пообещал Джойси.
   Вечером Джойси позвонил Мансару и сообщил, что его кандидат принят. Это известие доставило ему двойную радость. Он слегка вздохнул, но думал при этом не о Чике…
 
   Маркиз Пальборо играл в домино с хозяином дома, когда шум подъехавшего автомобиля заставил его поспешно набросить снятый пиджак. Гвенда сидела в своей комнате и писала длинное письмо одной из своих подруг, игравшей в провинции.
   В дверь постучали, и вошла миссис Фиббс.
   — Лорд Мансар? — растерялась Гвенда. Ее смущение лишь в малой степени объяснялось нежеланием сейчас принимать гостей. С некоторых пор она заметила особый характер того внимания, которое ей оказывал Мансар, и это вносило некоторое беспокойство в ее жизнь и заставляло по возможности избегать встреч с ним.
   — Я заехал на минутку по дороге, — улыбнулся Мансар, — смею подумать, вы не рассердитесь за столь поздним визит, если узнаете, какую новость я вам привез…
   — У Чика тоже есть новость, — заметила Гвенда с печальной улыбкой. — Его служба в министерстве завершилась.
   Лорд Мансар кивнул.
   — Я знаю. Сэр Джон говорил мне об этом несколько дней назад. Он чрезвычайно доволен вами, Пальборо.
   — Я надеюсь, — ответил Чик уныло. — Странно, неужели история, связанная с Брюсселем…
   — Он чрезвычайно доволен вами, — повторил Мансар. — Просто человек, которого вы замещали, возвращается из Египта. Вельсон представил ваше имя на ближайшую вакансию, но, мне кажется, что мы сможем устроиться лучше…
   Он приятно улыбнулся и сообщил о своем разговоре с Джойси.
   — Итак, Пальборо, они согласились на вашу кандидатуру! Думаю, это будет для вас самым подходящим делом.
   Лицо Чика не выразило никакого воодушевления.
   — Меня это немного смущает, — заметил он, покачав головой. — Я не знаю, что делают директора и решительно ничего не смыслю в нефти. Кроме того… мне будет всегда казаться, что я сделался подставным директором.
   Лорд Мансар был искренне удивлен.
   — Вы странный человек, Пальборо. Я не думал, что вы что-нибудь знаете о подставных директорах.
   Чик скромно улыбнулся.
   — В Сити приходилось о многом слышать, — ответил он, как бы извиняясь за свою осведомленность. — Но если вы уверены, лорд Мансар, что я не окажусь в дураках и что я должен принять на себя это дело, я вам очень признателен.
   Но спокойствие, почти безразличие в его голосе Мансара разочаровало.
 
   Гвенда сошла вниз проводить гостя.
   — Вы бесконечно добры к лорду Пальборо, — произнесла она, — и, пожалуйста, не осуждайте его. Чик чувствует себя настолько обязанным вам за все эти услуги, что он не совсем…
   — Я знаю, и я все понимаю, — заметил лорд Мансар с добродушной улыбкой.
   Он взял ее руку и удержал в своей несколько дольше, чем разрешал этикет, и она осторожно ее высвободила. Наступило неловкое молчание. Наконец лорд Мансар проговорил:
   — Миссис Мейнард, вы не сочтете меня грубияном, если я задам вам один личный вопрос?
   — Я не могу себе представить вас в роли грубияна, — улыбнулась она.
   — Ваш муж не умер?
   Она покачала головой.
   — Нет.
   — Вы не разведены с ним?
   — Тоже нет.
   — И не собираетесь разводиться?
   — Нет, лорд Мансар, — ответила она спокойно.
   — Очень сожалею, — сказал он и вышел.
   На следующий день, в десять утра, Чик был представлен мистеру Глиону. Местом их первой встречи была большая уютная комната, все убранство которой состояло из одного стола, полдюжины стульев и четырех огромных карт в дубовых рамах — если не считать, конечно, самого мистера Бертрана Глиона, который был настолько импозантен, что мог заменить собой любой интерьер. Он был необъятно толст, а его страсть к ярким шелковым жилетам еще больше выделяла и подчеркивала его полноту.
   Мистер Глион с гордостью говорил своим близким друзьям, что сам изобретал фантастические рисунки для своих жилетов. У него было очень широкое и очень красное лицо, которое часто становилось багровым, маленькие светлые усы и пара густых белоснежных бровей.
   Он был очень богатым человеком, построившим благосостояние на доверии многочисленных мелких акционеров, которые вследствие этого сделались бедными. Отношения между мистером Глионом и этими акционерами могут быть проиллюстрированы песочными часами. Поставьте песочные часы в надлежащее положение, и весь песок в конце концов неизбежно очутится в одной половине. Философия мистера Глиона не оставляла места в мире для богатых акционеров и богатых учредителей. Кому-то одному должно достаться все богатство — мистер Глион считал себя предназначенным именно для этого.
   Он сидел в конце стола на огромном и очень удобном стуле. С правой стороны от него (без особых удобств) восседал его друг и компаньон Джон Меггисон. Меггисона можно было охарактеризовать как томного джентльмена. Все атрибуты его внешнего облика казались уснувшими. У него было тонкое, несколько увядшее лицо, он был молчалив и если говорил, то не иначе как полушепотом. Налет усталости и увядания на его лице мог быть объяснен, видимо, тем, что он растратил свои силы в попытках найти компромисс между своим чувством чести и потребностями мистера Глиона.
   Бертран Глион отодвинул свой стул и встал.
   — Ну-с, лорд Пальборо, а? Да… — он поглядел на Чика и снова повторил: — Да… — Мистер Меггисон также взглянул на Чика и слегка тряхнул головой, тем самым намереваясь показать своему компаньону, что Чик не подходит. (Одной из его иллюзий было то, что мистер Глион будто бы находился под влиянием его суждений).
   — Да, — в третий раз повторил мистер Глион. — Присядьте, лорд Пальборо!
   Пятью минутами позже Глион вышагивал с длинной указкой в руке, растолковывая Чику при помощи карт, диаграмм и планов, что сулят богатства нефтяных месторождений в районе Дубника. Немного времени погодя к ним присоединился мистер Джойси, восполнявший энтузиазмом пробелы в своих познаниях. Итак, все четыре директора «Дубницкого нефтяного общества» собрались вместе…
 
   Когда Чик вернулся домой, представляя собой человека весьма обремененного делами, Гвенду испугало выражение его лица.
   — Чем вы огорчены, Чик? — спросила она участливо.
   Чик тронул переносицу и взглянул на нее невидящим взглядом.
   — Да? — сказал он и вздрогнул, как будто внезапно проснулся. — Да?.. Простите, Гвенда. Вы спросили, чем я огорчен? Ничем, кроме самого себя. Это такое огромное дело, Гвенда! Мое имя будет напечатано в проспектах, а мне ничего не нужно делать, кроме как являться в контору один раз в месяц…
   Она улыбнулась.
   — Дорогой мой, от этого не отказались бы многие!
   — Очень возможно… Гвенда, вы знаете что-нибудь о нефти?
   Гвенда рассмеялась.
   — Это я-то! Конечно, нет, Чик! Но вам вовсе не нужно быть знатоком нефтяного дела, чтобы быть директором нефтяного общества!
   — Я полагаю, что так, — ответил Чик, но в его голосе звучало сомнение.
   На следующий день он вернулся домой с целой связкой книг. Все они относились к добыче нефти и ее переработке. На три дня и три ночи он заперся в своей комнате, чтобы подтвердить подозрение, зародившееся у него в результате быстрого обмена взглядами между мистером Глионом и его другом.
   Это было во время их завтрака, когда мистер Глион красноречиво рассуждал о тех дивидендах, которые могло бы выплачивать еще не развернувшееся предприятие. Только один взгляд заметил Чик, но этого было достаточно для подробного изучения всего, относящегося к нефти и ее переработке.
   Прошла неделя и, одолев свои книги о нефти, он занялся уникальным геологоразведочным обзором Румынии, который смог достать в библиотеке. Это была маленькая книжечка на немецком, и следующие три дня Чик провел с немецко-английским словарем под рукой, с трудом осваивая тонкости языка Гейне и Шиллера.
 
   Проспекты были отпечатаны и выпущены с быстротой, которая лорду Мансару показалась неприличной. На первом заседании правления, на котором присутствовал Чик, мистер Глион объявил, что подписка идет как нельзя лучше. Тем не менее, Глион, видевший на своем веку рождение и смерть бессчетного множества компаний и имевший большой опыт в отношении всякого рода подставных директоров, возвратился в свой превосходный дом на Кресчент-стрит, дрожа от ярости.
   — Что это за негодяй, которого мне подсунули! — набросился он на своего кроткого компаньона. — Клянусь головой, я выброшу его из правления!
   — Он молод, — прошептал мистер Меггисон.
   — Молод… черта с два! — кипятился Глион. — Из-за дела, которое должно было отнять от нас не более десяти минут, он заставляет нас валять дурака до шести вечера! Заметили ли вы, как он настаивал на чтении отчетов инженера? Слышали вы, что он сказал по поводу покупной стоимости участков и как интересовался, кто получит эти деньги?
   — Он очень молод, — пробормотал мистер Меггисон.
   — Молод! — шумел шарообразный председатель правления. — Он вызвал недовольство Джойси, а мне Джойси позарез нужен для обработки рынка!
 
   В это время Феликс Джойси, потерявший значительную долю своего энтузиазма, шел рядом с мрачным Чиком вдоль набережной Темзы.
   — Вы знаете чертовски много о нефти, — заметил Джойси с явным неудовольствием, ибо людям свойственно огорчаться, когда что-нибудь нарушает их благодушный оптимизм. — Где вы всему этому научились?
   — Я читал, — скромно ответил Чик.
   — О, в книгах! — воскликнул Джойси презрительно.
   — Да, в книгах. Книги рассказали о том, что есть такая страна, которая называется Румынией. Вы бывали там когда-нибудь?
   Мистер Джойси признался, что там он не бывал.
   — Вы страшно взбесили Глиона, — заключил он после минутного молчания.
   — В самом деле? — изумился Чик. — Это такой толстый красный человек, не так ли?
   — Это он. Вы упрекнули его за дорогую покупку. Пятьсот тысяч фунтов вовсе не так много, если имущество таково, каким я его считаю.
   Чик что-то невнятно промычал.
   — Кто получит деньги? — спросил он, помолчав.
   — «Южный Нефтяной Синдикат», — ответил Джойси неохотно, с некоторой заминкой, ибо знал, что мифический «Южный Нефтяной Синдикат» был одним из псевдонимов мистера Глиона и мистера Меггисона.
   Они расстались там, где трамвайные вагоны ныряли в темный туннель под Темзой, и на прощание Чик бросил свою бомбу.
   — Я думаю, что на этих участках нет никакой нефти, — обронил он. — До завтра, мистер Джойси!
   С этими словами он покинул молодого биржевика, растерянно глядевшего ему вслед.