Эдгар Уоллес
Союз радостных рук

1

   Во всем Сянтане не было дома, подобного обиталищу Джоэ Брая. Но Джоэ слыл чудаком даже в Китае, а это кое-что да значило в той стране, со времени Марко Поло поглотившей немало всяких оригиналов.
   Его дом придумал Пинто Хуэлло, вечно пьяный португалец-архитектор. Говорят, ему пришлось покинуть Португалию при обстоятельствах, далеко не украшающих его честь. В этот грязный город он прибыл, минуя Кантон и Вухау.
   И однако все признавали, что Пинто, набросавший проект этого дома после бессонной хмельной ночи, сделал это гениально. Впоследствии, в припадке раскаяния и сожаления, он изменил проект и внес в него ряд исправлений. Но к тому времени половина здания уже была возведена. И поэтому в результате половина дома напоминала фарфоровую пагоду и являлась как бы памятником, сохраняющим для потомства эксцентричную фантазию Пинто, а другая половина — сильно смахивала на амбар, на один из тех амбаров, что рядами стоят на набережных, и олицетворяла беспросветное похмелье португальского архитектора.
   Джоэ был огромного роста, очень силен, лоб его избороздили морщины. Он любил Китай, но больше всего на свете любил дремать.
   В часы этого сладостного безделья в его голове зарождались чудеснейшие планы, и все они были невыполнимы. Он чувствовал, что из этого отдаленного уголка мира мог бы вершить судьбами людей.
   В этом своем настроении он уподоблялся грезящему Гарун-аль-Рашиду; он мечтал о том, как переодевшись пойдет к беднякам и одарит их золотом, — разумеется, лишь самых достойных. К сожалению, до сего времени он не мог удовлетворить своих порывов к благотворительности, потому что что-то не встречал бедняков на своем пути.
   Китай — страна, в которой легко мечтать. Из своего дома Джоэ наблюдал, как по величавой Янцзы скользили четырехугольные паруса — заходящее солнце окрашивало их в бронзу и золото. Лучи рассыпались по воде тысячами огней. Чуть ближе был виден черный силуэт. Своей деловой суетой город напоминал улей. Шум доносился даже сюда — к дому Джоэ, а вместе с шумом и выразительные запахи города.
   Но старый Джоэ Брай привык к этому смраду и не испытывал отвращения. Джоэ знал эту широко раскинувшуюся страну от Маньчжурии до Гуанси, от Шаньдуна до Кокотау. где монголы бормочут на искаженном до неузнаваемости французском языке. Китай! В его представлении он олицетворял величайшую страну мира. Ужасы и вонь казались Джоэ самыми нормальными житейскими явлениями.
   Он прошел пешком через многие провинции и проник в глубь страны, посетил города, куда не ступала нога белого. Ему многое пришлось испытать. Однажды его раздели донага для того, чтобы заточить в темницу ужасного Фу Цили, бывшего в те времена губернатором Сунцзяна; затем ему пришлось удостоиться высокой чести — посвящения в сан мандарина, — и его отнесли в паланкине во дворец дочери Неба.
   Но все это не волновало Джоэ. По восприятию он был англичанином. Впоследствии, когда Америка оказалась в Китае в большей чести, чем его родина, он без зазрения совести стал именовать себя американцем. Впрочем, он мог себе это позволить, ибо был миллионером. Дом его, возвышавшийся над рекой, был великолепен, как дворец. Он заработал огромные деньги на угольных копях, медных рудниках и других предприятиях, раскиданных по всей стране — вплоть до золотых приисков Амура. За последнее десятилетие Джоэ нажил баснословное состояние.
   Джоэ удобно развалился в плетеном кресле и грезил. Рядом с ним сидел Фэн Су. По сравнению с другими китайцами он был высокого роста и обладал приятной, даже по европейским понятиям, внешностью. Лишь темные раскосые глаза выдавали китайца. От своей матери-француженки он унаследовал лукавый рот и прямой, точеный нос; лимонный цвет лица и иссиня-черные волосы достались ему от отца, оборотистого купца и искателя приключений Шан Гу. На нем был шелковый халат и широкие, бесформенные штаны до пят. Руки свои он почтительно спрятал в широких рукавах халата, а если одна из рук и выползала из убежища, то тут же снова исчезала в складках шелка. Джоэ Брай вздохнул и отпил из стакана:
   — Вы получили по заслугам, Фэн Су. Страна, лишенная головы, лишается и ног. Она не может двигаться вперед — всюду затишье, всюду развал. Таков Китай. Раньше во главе всего стояли толковые люди — старый Харт и Ли Хун.
   И он снова вздохнул — особыми познаниями в истории Китая он не обладал.
   — Деньги теряют смысл, когда им не умеют найти применение. Взгляни на меня, Фэн Су. У меня нет детей, несмотря на то, что я миллионер, даже мультимиллионер. Мой род почти угас.
   И он возбужденно потер нос.
   — Почти, — продолжал он осторожно. — Если бы кое-кто поступил согласно моим желаниям, многое было бы иначе, но пожелает ли он считаться с моими желаниями? В этом весь вопрос.
   Фэн Су обратил на него многозначительный взгляд:
   — Я полагаю, что вам достаточно лишь выразить ваше желание, и оно исполнится.
   Молодой китаец говорил чуть-чуть в нос, как говорят оксфордские студенты. Ничто не радовало Джоэ Брая, как речь его любимца: безошибочное построение каждой фразы, продуманность интонаций, манера говорить — все это было музыкой для слуха Джоэ.
   Фэн Су действительно учился в Оксфордском университете и был бакалавром искусств.
   — Вы образованный юноша, Фэн Су, а я неотесанный старый человек, не знающий ни истории, ни географии, ни всего прочего. Книги меня не интересуют. Никогда не интересовался всем этим хламом. Даже Библия для меня слишком сложная штука.
   Он допил рисовую водку и перевел дыхание:
   — Нам, мой мальчик, надо будет еще кое о чем переговорить. Акции, которые я вам дал…
   Наступило неловкое молчание. Под грузным Джоэ, смущенно заерзавшим на своем месте, затрещало кресло.
   — Он сказал, что мне не следовало этого делать. Вы понимаете, что я хочу сказать? Он говорит, что они не имеют ценности. Это была одна из его идей — не допустить их до котировки на бирже. Эти бумаги не стоят и цента.
   — А ему известно, что они находятся у меня? — спросил Фэн Су.
   Так же, как и Джоэ, он никогда не называл Клиффорда Лайна по имени — и всегда только «он».
   — Нет, он этого не знает, — ответил Джоэ. — В том-то и вся штука. Но он как раз заговорил о них вечером. Он сказал, чтобы я никому не отдавал акций, ни одной.
   — У моего почтенного и уважаемого отца их было девять, — сказал Фэн Су бархатным голосом, — а я теперь обладаю двадцатью четырьмя.
   Джоэ почесал небритый подбородок. Он был раздосадован.
   — Я дал вам их… Вы, Фэн Су, всегда были хорошим мальчиком… Вы изучили латынь, и философию, и все прочее… И я хочу что-нибудь сделать для вас. Да, образование — великая вещь! Я не принадлежу к числу людей, которые что-либо дают, а затем отбирают. Но вы ведь знаете его. Фэн Су?
   — Он ненавидит меня, — ответил тот. — Вчера он даже обозвал меня «желтой змеей».
   — Он обозвал вас так? — печально переспросил Джоэ. По его тону можно было понять, что он был бы счастлив уничтожить различия между расами, но, к сожалению, это было ему не по силам.
   — У меня светлая голова, — сказал он, тщетно пытаясь скрыть неуверенность. — Фэн Су, у меня бывают интересные идеи, о которых никому, кроме вас, я не говорил. Вот и сейчас у меня есть план…
   Он ухмыльнулся при упоминании о своем плане, но тут же снова стал серьезным:
   — Что касается этих акций, то я хочу дать вам в обмен на них несколько тысяч фунтов стерлингов. Я ведь сказал вам, что они не стоят и цента. И все же пару тысяч я готов за них дать.
   Китаец бесшумно задвигался в кресле и уставился на своего покровителя.
   — Мистер Брай, к чему мне деньги? — сказал он. — Мой уважаемый и почтенный отец оставил мне большое состояние. Я всего лишь китаец со скромными потребностями.
   Фэн Су отбросил окурок и с необычайной ловкостью свернул себе другую папиросу: не успел он взять листок бумаги и табак, как она была готова.
   — В Шанхае и в Кантоне поговаривают, что Юньнаньская компания располагает большими средствами, чем когда-либо располагало наше нынешнее правительство, — сказал он медленно. — В Алатау будто бы нашли золото…
   — Это мы его нашли, — самодовольно заметил Джоэ. — До нас ничего не могли найти, кроме отговорок.
   — Но они не дают разрешение на разработку, — упрямо возразил Фэн Су. — Мертвый капитал…
   — Вовсе не мертвый капитал: он приносит четыре с половиной процента дохода, — проворчал Джоэ.
   Фэн Су улыбнулся:
   — Четыре с половиной процента! Сто процентов можно заработать на этом! В Шаньси имеются угольные залежи, стоящие биллион долларов. Что я говорю? Миллион раз биллион! Но они ничего не могут предпринять. У них, в «мертвом городе», нет такого человека, который мог бы им приказать: «Сделайте это!» И они бы сделали. А если бы такой крепкий человек и нашелся, то нужна была бы армия. Тогда пригодились бы ваши капиталы. Да, крепкий человек.
   Джоэ Брай боязливо оглянулся. Он ненавидел китайскую политику, а «тот» ненавидел ее еще сильнее.
   — Фэн Су, — начал он смущенно, — длиннолицый американский консул вчера обедал здесь. Он был очень заинтересован вашим клубом «Радостных рук». Он говорит, что о нем ходят слухи по всей стране. Центральное правительство уже наводит справки. На прошлой неделе здесь был Хо Син и справлялся, когда вы намерены вернуться в Лондон.
   Тонкие губы китайца сложились в усмешку.
   — Слишком много шума из-за моего маленького клуба, — сказал он. — Мы преследуем лишь социальные цели и не занимаемся политикой. Мистер Брай, не полагаете ли вы, что было бы недурно использовать резервные фонды Юньнаньской компании на…
   — Нет, не полагаю. — Джоэ покачал головой. — К ним я не притронусь, но что касается акций то…
   — Они находятся у моего банкира в Шанхае, и будут возвращены, — сказал Фэн Су. — У меня одно желание — угодить моего другу. Я питаю к нему лишь уважение и почтение. «Желтая змея», — сказал он. Это, право, очень нелюбезно
   Китайца ожидали носилки, чтобы доставить домой. Джоэ Брай смотрел вслед бегущим кули, пока они не скрылись за поворотом дороги.
   Перед маленьким домиком Фэн Су ожидали трое людей. Он отпустил кули и пригласил ожидавших пройти в кабинет, устланный темными циновками.
   — Через два часа после захода солнца Клиффорд Лайн, — наконец-то он назвал «его» по имени, — пройдет через
   Ворота Благодетельного Риса. Убейте его и принесите мне все бумаги, что найдете при нем.
   Клиффорд был пунктуален, но он прибыл через Ворота Мандаринов, и поэтому убийцы прозевали его. Они сообщили об этом своему господину, который уже знал о возвращении Клиффорда, а также о том, через какие ворота он прошел.
   «Может, это и к лучшему, — сказал себе Фэн Су. — Завтра я уезжаю в Англию и вернусь с новыми силами».

2

   Ровно через шесть месяцев после отъезда Фэн Су в Лондон, три представителя фирмы «Братья Нарз» заперлись в комнате заседаний. Положение фирмы было не из лучших. Стефен Нарз сидел во главе стола в кресле. Его круглое лицо было бледным, а морщины на лбу свидетельствовали о том, что у него немало забот.
   Майор Грегори Спедуэлл — человек с некрасивым желтоватым лицом и черными, жесткими волосами — сидел по правую руку от Нарза. Он нервно постукивал своими коричневыми от табака пальцами. В прошлом он был не только военным.
   Напротив сидел Фердинан Леггат, своим обликом и бакенбардами походивший на Джона Булля, каким его обычно изображают.
   В иные времена фирма «Братья Нарз» была вне всяких подозрений и пользовалась таким доверием, что ее именем могли клясться. Томас Аммос Нарз, отец нынешнего главы фирмы, вел лишь совершенно безупречные биржевые дела, и поэтому его предприятие считалось одним из лучших в Англии.
   Сын унаследовал коммерческие способности отца, но не его разумную осторожность. Фирма увеличила свои обороты, но у нее появились сомнительные связи. Старые клиенты были не особенно рады этому обстоятельству и, после того как фирме пришлось несколько раз предстать перед судом по обвинению в нечестных сделках, многие перестали сотрудничать с Нарзом.
   В конце концов фирма разорилась. В ее штате остались лишь конторщик и биржевой агент. Время от времени Нарз получал прибыль, но солидных дел, создающих репутацию солидной фирме, явно не хватало.
   В тяжелое время он перебивался тем, что открывал новые предприятия. Некоторые из них оказывались выгодными, но большинство очень быстро прогорало.
   После ряда перипетий Стефен Нарз сблизился с неким Леггатом, галицийским нефтяным спекулянтом, который подрабатывал как театральный агент, давал под проценты деньги, участвовал в организации фиктивных кампаний.
   Но дело, заставившее всех троих собраться к девяти часам утра в холодном и неуютном помещении их конторы в Манчестер-хаус, не было рядовым. Говорил Леггат, не умевший изъясняться ясно.
   — Давайте называть вещи своими именами. Мы — банкроты. Если введут конкурсное управление нашей фирмой, всплывут дела, которые ни меня, ни Спедуэлла не касаются. Мы не спекулировали деньгами фирмы.
   — Но вы ведь знали… — возбужденно прервал его Нарз.
   — Ничего я не знал. — Леггат заставил его замолчать. — Бухгалтеры установили, что сумма в пятьдесят тысяч фунтов закрыта соответствующими документами. Это значит, что кто-то пускал ее в оборот. Ни я, ни Спедуэлл этого не делали.
   — Но вы ведь мне посоветовали… Мистер Леггат снова прервал его.
   — Не время обвинять друг друга. Короче говоря, недостает 50 тысяч фунтов. Каким образом мы можем покрыть эту недостачу?
   Он поглядел на мрачного Спедуэлла, ответившего ему саркастической усмешкой.
   — Вам легко рассуждать, — пробурчал Нарз, вытирая шелковым платком лоб. — Вы ведь оба принимали участие в спекуляции с нефтью.
   Леггат улыбнулся и пожал плечами, но ничего не ответил.
   — Пятьдесят тысяч фунтов — деньги не малые. — Это были первые слова, произнесенные Спедуэллом.
   — Это уйма денег, — поддакнул ему приятель и выждал, пока мистер Нарз скажет свое слово.
   — Мы собрались сегодня не для того, чтобы изрекать избитые истины, — сказал нетерпеливо Нарз, — а для того, чтобы найти какой-нибудь выход из положения. Как нам привести все в порядок — вот в чем вопрос.
   — На это очень просто дать ответ, — сказал Леггат. — Лично мне не хочется в тюрьму. И мы должны, вернее, вы, Нарз, должны раздобыть эту сумму, — медленно промолвил Леггат, следя за Нарзом. — Имеется только одна возможность. Вы племянник или кузен Джоэ Брая, а весь свет знает, что Джоэ Брай сказочно богат, гораздо богаче, чем может себе представить человеческое воображение. Предполагают, что он самый богатый человек в Китае. Насколько мне известно — вы поправите меня, если я ошибаюсь, — вы и ваша семья получаете от него ежегодную пенсию…
   — Две тысячи фунтов в год, — перебил его Нарз. — Но это не имеет никакого отношения к делу.
   Леггат обменялся с майором взглядом и ухмыльнулся:
   — Человек, который ежегодно дает вам две тысячи фунтов, может расщедриться и на большее. Что означают для Брая какие-то пятьдесят тысяч фунтов? Мой милый Нарз, ситуация такова, что через четыре месяца, а может быть, и раньше, вам предстоит процесс в. Чтобы избежать этого, надо раздобыть деньги и кинуть их кровожадным псам, которые набросятся на вас.
   — На нас троих, — поправил Нарз. — Заметьте, осудят не меня одного. Раз и навсегда выкиньте из головы, что я обращусь за помощью к Джоэ Браю и что он пришлет мне Олд-Бейлине хоть на один пенс больше, чем присылает в настоящее время. Вы, по-видимому, воображаете, что я не пытался выцарапать у него немного денег? Это совершенно невозможно.
   Леггат снова взглянул на майора. Затем оба вздохнули и словно по сигналу встали.
   — Послезавтра мы соберемся снова, — сказал Леггат. — А вам я советую пока что дать телеграмму в Китай. То, что нам придется сделать, будет для Джоэ Брая еще более неприятным, чем сообщение о том, что его родственник угодил в тюрьму.
   — Что вы хотите этим сказать? — спросил Нарз, задыхаясь от гнева.
   — Всего лишь то, — ответил Леггат, спокойно закуривая сигару, — что мы прибегнем к помощи некоего господина по имени Грехэм Сен-Клай.
   — А кто такой, черт побери, этот Грехэм Сен-Клай? — изумленно осведомился Нарз.
   Мистер Леггат вместо ответа таинственно ухмыльнулся.

3

   Обычно Стефен Нарз покидал свое бюро на Олд-Броудстрит в четыре часа. К этому времени за ним приезжал закрытый автомобиль и отвозил его на красивую виллу в
   Суннингделе. Но в этот вечер он не спешил покинуть контору, и не потому, что у него были дела, и не потому, что ему хотелось в одиночестве обдумать свое положение. Нарз хотел дождаться почты из Китая. Сегодня должен был прибыть, как обычно, чек от Джоэ Брая.
   Джоэ Брай был его троюродным братом. В свое время, когда купцы Нарзы были богачами, а Брай — бедными родственниками, мало кто обращал внимание на начинания Джоэ. Лишь десять лет назад мистер Нарз узнал о делах Брая, после того как прибыло письмо, в котором он пытался снова установить контакт с родственниками. Никто и не подозревал о существовании некоего Джоэ Брая, и Стефен Нарз, прочтя письмо, написанное скверным почерком, чуть было не порвал в клочки и не выбросил в мусорную корзину. У него было достаточно своих забот, и он вовсе не собирался уделять внимание родственникам. Но прежде чем он дочитал письмо до конца, он понял, что автор — и есть тот самый Брай, чье имя гремело на всех биржах мира, знаменитый Брай из Юньнаньской компании.
   Они никогда не видели друг друга. Как-то ему попалась на глаза фотография этого человека. На ней был запечатлен пожилой мужчина с тяжелым угрюмым взглядом. По-видимому, эта фотография и произвела на Нарза такое сильное впечатление, что он не решился просить о помощи.
   Вскоре после пяти часов секретарь Перкинс явился к нему с письмом.
   — Мисс Джоан приходила сегодня после обеда, когда вы были на заседании.
   — Вот как, — равнодушно произнес Нарз.
   Мисс Джоан была одной из Браев, и он знал ее еще до получения первого письма от Джоэ. Она была его дальней родственницей, выросла в его доме и получила хорошее, но скромное воспитание, обычное для бедных родственников. Положение, занимаемое ею в доме, трудно было определить. Джоан делала все: следила за домом в отсутствие дочерей Нарза, вела бухгалтерские книги, выполняла обязанности управляющего домом и даже прислуги. Несмотря на то, что она была моложе Летти и Мабель, иногда она заменяла им мать.
   Она посещала театр в обществе обеих девушек; бывала и на танцевальных вечеринках — когда не хватало дам. Но обычно Джоан оставалась в тени. Случалось, что ее не сажали за стол вместе с гостями, и она обедала в своей большой чердачной комнате и, по совести говоря, не была в претензии.
   — Что ей было нужно? — спросил Нарз, вскрывая письмо.
   — Она заходила узнать, не следует ли что-нибудь захватить с собой в Суннингдель. Она приезжала в город вместе с Летти за покупками, — ответил старый секретарь и продолжал: — Она спросила также, не звонила ли вам одна из барышень по поводу китайцев.
   — Китайцев?
   Перкинс объяснил, о чем идет речь. В это утро невдалеке от Суннингделя появились два желтолицых, неряшливо одетых субъекта. Летти видела, как они лежали в высокой траве большого луга. Как только два здоровенных парня заметили, что девушка их обнаружила, они вскочили и скрылись в ближайшем леске.
   Летти, очень впечатлительная и нервная девушка, несомненно, была напугана.
   — Мисс Джоан полагает, что эти парни принадлежат к цирковой труппе, что была вчера проездом в Суннингделе, — сказал Перкинс.
   Это сообщение не произвело никакого впечатления на Нарза, и он был далек от мысли заявить о происшествии в полицию. Более того, он сразу же забыл о случившемся.
   Не спеша извлек он из конверта письмо. Там же лежал чек. Как правило, Джоэ Брай не писал длинных посланий. Обычно в конверте находился лист бумаги с двумя словами: «Шлю привет». Нарз сложил чек пополам и спрятал в карман.
   Затем он принялся за чтение. Письмо было написано неразборчивым почерком. Едва не в каждом втором слове попадалась ошибка.
   «Дорогой мистер Нарз. (Джоэ всегда величал его так. ) Я думаю, что Вы удивитесь, увидев такое длинное письмо, но я должен сообщить Вам, что перенес тяжелую болезнь и медленно поправляюсь. Доктор не знает, сколько еще мне суждено прожить. Поэтому я решил составить завещание. Составление его я поручил адвокату Альберту Ван Рийсу. Должен признаться, милый Нарз, что я питаю к Вашей семье большое уважение. Впрочем, Вам об этом известно. Я долго раздумывал над тем, как мне помочь Вам и Вашим близким, и пришел к следующему решению. Мой управляющий, Клиффорд Лайн, живущий с малых лет в моем доме, стал моим компаньоном, когда мы открыли золотые россыпи. Он славный парень, и я решил, что он женится на ком-либо из Вашейсемьи и тем самым продолжит наш род. Как мне известно, в Вашем семействе несколько девушек — две Ваших дочери и одна кузина, — я бы хотел, чтобы одна из них вышла замуж за Клиффорда. Он дал на то свое согласие. В настоящее время он в дороге и через несколько дней прибудет к Вам. Моя последняя воля: две трети моей доли в золотых россыпях я завещаю Вам, а одну треть Клиффорду при условии, что он женится на одной из трех девушек. Если ни одна из них не пожелает выйти за него замуж, то он один унаследует все. Но свадьба должна состояться не позднее 31 декабря этого года. Милый мистер Нарз, если почему-либо мое предложение неприемлемо для Вас, то после моей смерти Вы не унаследуете ничего.
Искренне ваш, Джозеф Брай».
   Стефен Нарз читал письмо с открытым ртом — мысли лихорадочно метались у него в голове. Спасение приходило оттуда, откуда он не ждал. Он позвонил — вошел секретарь, которому он спешно дал несколько указаний. Не дожидаясь лифта, он сбежал вниз по лестнице и вскочил в автомобиль. Всю дорогу до Суннингделя он думал о необычном содержании письма.
   Разумеется, Мабель должна выйти замуж за этого Лайна. Она была самой старшей. Или Летти. Деньги верные, он считал, что они уже в кармане…
   Машина проехала по окаймленной цветущими рододендронами дорожке, и он с сияющей улыбкой выскочил из автомобиля.
   Наблюдательная Мабель, находившаяся на лужайке, заметила веселость отца и подбежала к нему. В то же мгновение в дверях дома показалась и Летти. Обе были красивыми девушками, склонными, однако, к полноте. Старшая порой воспринимала жизнь слишком мрачно, и это имело неприятные последствия.
   — Ты уже слышал об этих ужасных китайцах? — спросила Мабель. — С бедняжкой Летти чуть не случился припадок.
   В другое время он бы одернул ее, потому что не терпел, когда его обременяли подобными мелочами. Появление двух желтолицых возле виллы не интересовало его. Но сегодня он заставил себя рассмеяться и изволил подтрунить над дочерьми.
   — Дорогая моя, в этом нет ничего страшного. Перкинс рассказал мне обо всем. Эти парни были, по-видимому, напуганы в неменьшей степени. Пойдемте-ка в дом, мне нужно поговорить с вами кое о чем весьма важном.
   Он прошел с обеими девушками в свой кабинет, тщательно запер за собой двери и затем сообщил им потрясающую новость. К удивлению, они восприняли эту новость молча. Мабель закурила сигарету, стряхнула пепел на ковер и, обменявшись взглядом с сестрой, сказала:
   — Для тебя, отец, разумеется, все как нельзя лучше. Но нам-то какой от этого прок?
   — Какой вам прок? — переспросил изумленный отец. — Но это же совершенно ясно. Этот человек получает третью часть огромного состояния…
   — А сколько из этой трети получаем мы? — осведомилась младшая, Летти. — И что это за управляющий? При наличии таких денег мы можем подыскать себе женихов получше, чем управляющий какими-то рудниками.
   Наступило гробовое молчание. Мабель первая нарушила тишину.
   — Надо спокойно все обсудить и прийти к какому-нибудь решению, — сказала она. — Этот старый господин, очевидно, воображает, что для девушки главное, чтобы муж был богат. Но для меня это не главное.
   Стефен Нарз был поражен. Он никак не ожидал, что встретит сопротивление.
   — Разве вы не понимаете, что мы лишимся всего, если ни одна из вас не выйдет за него замуж? Разумеется, на вашем месте я подумал бы и не упустил такого благоприятного случая выйти замуж.
   — Сколько он, собственно, завещает? — осведомилась практичная Мабель. — В этом самое главное. Я говорю откровенно — я не намерена покупать кота в мешке. И кроме того, нам, очевидно, придется переехать в Китай и поселиться в какой-нибудь ужасной лачуге?
   Она сидела у стола, закинув ногу на ногу, и в этой позе напоминала Стефену Нарзу некую даму из бара, которую он знавал в своей молодости. Что-то в Мабель было надуманным, нелепым — и это несмотря на коротенькую юбочку и красиво подстриженную головку.
   — Я привыкла отказывать себе во всем, — продолжала она. — Могу лишь заявить, что отказываюсь и от брака с этим незнакомцем.
   — Мабель права, — уверенно заявила Летти. — Я тоже. Если я стану женой этого господина, то мое положение в обществе будет незавидным.
   — Я могу лишь утверждать, что он будет очень внимателен к вам, — попытался возразить Стефен. Он целиком подчинялся своим дочерям.
   Неожиданно Мабель вскочила со стула. Ее глаза сверкали.
   — Я нашла выход! Золушка!
   — Разумеется! Джоан!.. Эх ты, неразумное дитя, перечитай-ка письмо еще раз.