Уолтерс Майнет. Уздечка для сварливых

   Приплюснутое лицо Чарли Джонса всегда казалось печальным, чем напоминало Куперу пекинеса с грустными глазами. На самом же деле старший инспектор был скорее терьером, который, вцепившись зубами в жертву, редко ее отпускал.
   – Мы можем обвинить его в воровстве на основании показаний мисс Лассель?
   – Могли бы, но он выйдет на свободу уже через пару часов. На него есть кое-что в полиции Борнмута. Парня арестовывали три раза, хотя он всегда выкручивался. Все случаи похожи на этот, то есть Хьюз подбивал молоденьких девушек на воровство. Умный подонок, ничего не скажешь. Девочки крали только из семьи, и родители, как правило, отказывались помогать полиции, когда узнавали, что привлечение к ответственности Хьюза повлечет за собой привлечение к ответственности их детей.
   – Тогда за что его арестовывали?
   – Трое возмущенных отцов обвинили его в том, что он насильно заставлял их дочерей воровать, и твердо требовали расследования. Однако когда спрашивали самих девушек, они рассказывали совершенно другую историю, отрицали принуждение и твердили о том, что пошли на воровство по собственной воле. Этот парень непрост. Его нельзя прищучить без привлечения дочек, а родители, естественно, против. – Купер цинично улыбнулся. – Такая популярность никому не нужна.
   – Что собой представляют семьи жертв?
   – Средний класс, зажиточные. Всем девушкам больше шестнадцати, так что о совращении малолетних речь не идет. Уверяю тебя, эти трое и мисс Лассель – только вершина айсберга. Что-то мне подсказывает – Хьюз превратил этот вид дохода в настоящее искусство.
   – Но заставляет ли он их, вот в чем вопрос. Купер пожал плечами:
   – Мисс Лассель твердит, что в ярости он страшен. Еще Хьюз пригрозил устроить скандал в школе, если Рут сделает что-то не так. Правда, когда я спросил девушку об этом по пути к доктору Блейкни, то есть когда угроза потеряла свою актуальность из-за отчисления, она все равно залилась слезами. – Детектив задумчиво потер нос. – Должно быть, он все-таки принуждает их, потому что Рут ужасно боится, что Хьюз ее разыщет. Я предположил, что он делает видеозапись скрытой камерой, однако полиция Борнмута никакой видеоаппаратуры у него не обнаружила. Ты понимаешь не хуже меня, Чарли, при помощи чего-то он их держал. Скорее всего при помощи страха, потому что, как только преступление раскрывается, Хьюза отчаянно выгораживают.
   Инспектор нахмурился:
   – Почему они тогда не боятся называть его имя?
   – Должно быть, он разрешил им выдать его, если их поймают. Послушай, Хьюз понимает, что полиции нетрудно его вычислить. Если бы мисс Лассель не рассказала сама, нам нужно было лишь узнать у директрисы название строительной фирмы, где он работал. Думаю, его метод таков: выбрать девушку, достаточно молодую и достаточно избалованную, чтобы не сомневаться, что родители будут ее защищать. Соблазнить ее, потом использовать какую-то угрозу и сделать так, чтобы в случае раскрытия воровства она проходила как соучастница. Таким образом, можно не бояться предъявления обвинений, ибо тогда он потянет за собой и девушку. Наверное, именно это и играет роль угрозы.
   Инспектор не выглядел убежденным.
   – Так много не заработаешь. Сколько проходит времени до того, как родители замечают неладное?
   – Ты будешь удивлен. Одна девушка пользовалась карточкой матери несколько месяцев, прежде чем отец решил поинтересоваться, сколько тратит его жена. Они оба использовали один и тот же счет, так что не сразу заметили, что их расходы выросли до пяти тысяч фунтов в месяц, а если и заметили, то предположили, что потратил другой супруг. Чарли, когда оба супруга работают и неплохо зарабатывают, деньги тратятся свободно, и воровство дочери открылось не сразу. Потом, конечно, выяснилось, что дочь продала кое-что из серебра, украшения, которые мать не надевала, несколько редких книг из библиотеки и видеокамеру стоимостью пятьсот фунтов. Я бы сказал, Хьюз отлично-устроился. Особенно если он использует нескольких девушек одновременно.
   – Подумать только! Сколько же украла Рут Лассель? Купер достал из кармана листок бумаги.
   – Она составила список того, что могла вспомнить. Вот. – Он положил листок на стол. – Та же схема. Украшения, о которых ее бабушка забыла. Серебряные расчески из комнаты, в которую она даже не заходила. Фарфоровые вазы, хранившиеся в шкафах, потому что бабушка их не любила, и несколько редких книг из библиотеки. Хьюз научил ее тому, что нужно искать. Ценные вещи, пропажа которых не скоро обнаружится.
   – Как насчет денег?
   – Двадцать фунтов из бабушкиной сумочки, пятьдесят – из прикроватного столика и несколько недель спустя пятьсот фунтов с ее счета. Хладнокровно пошла в банк с поддельным чеком и письмом от бабушки, в котором она просит выдать деньги внучке. По мнению Рут, миссис Гиллеспи даже ничего не заметила. Но разумеется, бабушка заметила, потому что она упоминала о краже пятидесяти фунтов Джеку Блейкни. А когда я позвонил сегодня утром в банк, там рассказали, что миссис Гиллеспи интересовалась исчезновением пятисот фунтов со своего счета и ее проинформировали, что деньги сняла Рут. – Сержант поскреб подбородок. – По их словам, миссис Гиллеспи согласилась, что это ее ошибка, и не стала предпринимать никаких мер.
   – Когда это было?
   Купер снова посмотрел свои записи.
   – Чек обналичили в последнюю неделю октября, иными словами – в середине семестра, а миссис Гиллеспи звонила в банк, как только получила выписку со счета, в начале ноября.
   – Значит, незадолго до ее смерти и после того, как она решила изменить завещание. Ну и дела! – Джонс немного подумал. – Когда Рут украла пятьдесят фунтов?
   – В начале сентября, перед тем как вернуться в школу. Она надеялась откупиться от Хьюза. Рут мне сказала: «Я думала, он оставит меня в покое, если я дам ему денег».
   – Господи! – произнес инспектор мрачно. – Час от часу не легче. Ты спрашивал у Рут, заставлял ли ее Хьюз обналичить чек на пятьсот фунтов?
   – Спрашивал. «Нет, нет, нет. Я украла деньги, потому что сама захотела». И снова залилась слезами. – Купер выглядел очень подавленным. – Тогда я предоставил инициативу доктору Блейкни. Я позвонил ей сегодня утром, намекнул, чем занимался Хьюз, и попросил выяснить, почему никто из девушек не свидетельствует против него. Может, ей, что и удастся, но я на это не особенно рассчитываю.
   – А как насчет ее матери? Вероятно, Рут скорее поделится с ней... |Купер покачал головой:
   – Сначала нужно заставить ее поговорить с дочерью. Поведение миссис Лассель очень неестественно, на мой взгляд. Вчера вечером я заехал к ней – хотел сообщить, что ее дочь поживет у Блейкни, а она взглянула на меня так, словно я только что вылез из канализации. Спросила только, не означает ли исключение Рут из школы то, что она убила свою бабушку. Я сказал, что мне неизвестна статистика, подтверждающая связь прогулов и случайного секса с убийством, однако и то и другое часто связано с плохим воспитанием. Тогда она велела мне убираться.
   Чарли недовольно хмыкнул.
   – Сейчас меня больше интересует наш друг Хьюз. Полиция Борнмута не пыталась собрать три семьи вместе, чтобы девушкам не было страшно и они втроем выступили против Хьюза?
   – Дважды. Оба раза ничего не вышло. Родители посоветовались с адвокатами, и на том все закончилось.
   Чарли задумался.
   – А ведь такое случалось и раньше. Джордж Джозеф Смит промышлял тем же сто лет назад. Писал замечательные рекомендации симпатичным служанкам, потом подыскивал им места в богатых домах. Через несколько недель они крали ценные вещи у своих хозяев и честно относили их Джорджу, а тот их немедленно продавал. Он тоже оказывал необъяснимое влияние на женщин.
   – Джордж Смит? – удивился Купер. – Я думал, он женщин убивал. Разве не его называли убийцей, топившим своих невест в ванне?
   – Его. Он начал топить жен, как только обнаружил, насколько легко после свадьбы убедить их писать завещание в его пользу. Наводит на определенные мысли, не так ли, особенно в свете того, как умерла миссис Гиллеспи. – Инспектор минуту помолчал. – Не так давно я читал книгу о Смите. Автор описал его как ловкого мошенника и сердцееда. Интересно, насколько это описание подходит к Хьюзу. – Он постучал по столу костяшками пальцев. – Давай пригласим его и зададим парочку вопросов.
   – Как? С ордером на арест? Джонс потянулся к телефону.
   – Нет. Позвоню ребятам из Борнмута, попрошу взять его завтра утром и подержать в неведении до нашего приезда.
   – Завтра воскресенье, Чарли.
   – Тогда, если нам повезет, у него будет похмелье. Хочу увидеть лицо Хьюза, когда я скажу, что у нас есть основания подозревать его в убийстве миссис Гиллеспи.
   Купер был настроен не столь оптимистично.
   – А у нас они есть, эти основания? На показания хозяина паба полагаться нельзя, особенно когда его жена утверждает, что тот все напутал.
   Губы инспектора растянулись в волчьей ухмылке, и грустный пекинес превратился в добермана.
   – Со слов Рут мы знаем, что Хьюз был в тот день в Фонтвилле, а насчет остального я собираюсь пофантазировать.
   Парень использовал внучку миссис Гиллеспи для кражи денег. У него уже есть опыт грубого использования женщин. Кроме того, я подозреваю употребление наркотиков, что, как ты понимаешь, требует больших затрат, иначе бы он не жил скваттером в чужом доме. Создается примерно такой психологический портрет: опасный, нестабильный психопат-наркоман, чья ненависть к женщинам претерпела значительные изменения и переросла от жестокого манипулирования к физическому уничтожению. Он является продуктом неблагополучной семьи и неадекватного образования, а детский страх перед отцом до сих пор оказывает влияние на его поведение. Настрой Купера стал еще более скептическим.
   – Ты читаешь слишком много книг, Чарли. Инспектор позволил себе засмеяться.
   – Но ведь Хьюз этого не знает, не так ли? Так что давай постараемся немножко подпортить его харизму, дабы впредь он не пытался заставлять маленьких девочек делать за него грязную работу.
   – Я расследую убийство, – возразил Купер.
   – Для начала убеди меня в том, что это убийство, старина.
   Рут тихонько спустилась по лестнице и встала возле входа в студию, наблюдая за отражением Джека в своем маленьком зеркальце. Правда, как следует разглядеть художника не удавалось. Он сидел спиной к окну, работая над портретом, но так как мольберт располагался напротив двери, холст закрывал его почти полностью, оставляя открытыми только ноги. Из окна спальни Рут видела, как уехала Сара; они были одни в доме. Заметит ли Джек, если она проскользнет мимо двери? В нерешительности девушка простояла минут десять, опасаясь двигаться дальше.
   – Если ты хочешь что-нибудь съесть, – вдруг пробормотал Джек, – тебе лучше пройти на кухню. А если хочешь с кем-нибудь поговорить, тогда заходи сюда. Если ищешь, что украсть, то можешь взять обручальное кольцо Сары, которое принадлежало моей бабушке и два года назад оценивалось в две тысячи фунтов. Ты найдешь его в левом ящике туалетного столика. – Художник высунулся из-за холста, чтобы Рут могла увидеть его лицо в зеркальце. – Можешь показаться, я тебя не съем. Сара оставила мне строгие инструкции: быть чутким и терпеливым. Буду стараться, однако хочу сразу предупредить – я не люблю людей, которые шмыгают носом и передвигаются на цыпочках.
   Щеки Рут лишились остатка краски.
   – Ничего, если я сделаю себе чашку кофе? – Она выглядела очень непривлекательно: влажные волосы прилипли к голове, лицо опухло и покрылось пятнами от слез. – Я не хочу никому мешать.
   Джек снова повернулся к портрету, чтобы она не заметила раздражения, мелькнувшего в его глазах. Жалость к себе всегда вызывала в нем отвращение.
   – Сделай и мне. Черный с сахаром, пожалуйста. Кофе рядом с чайником, сахар в банке с надписью «сахар», молоко в холодильнике, а обед в духовке. Он будет готов через полчаса, поэтому советую, если только ты не умираешь с голоду, воздержаться от завтрака и дождаться обеда.
   – Доктор Блейкни приедет на обед?
   – Сомневаюсь. Полли Грэхем пришло время рожать. Сара согласилась принимать роды на дому и в результате может застрять там на несколько часов.
   Рут немного поколебалась, потом повернулась в сторону кухни, но снова передумала.
   – Моя мать не звонила? – выпалила она.
   – А ты ждешь ее звонка?
   – Я просто подумала...
   – Что ж, подумай лучше над тем, как сделать мне кофе. Если бы ты не упомянула про него, я, может, и не захотел бы выпить чашечку. А вот раз ты о нем сама заговорила... Так что поторопись, женщина. Здесь не отель, а я не в лучшем расположении духа после того, как меня сослали в гостевую комнату.
   Рут метнулась на кухню, и когда вернулась пятью минутами позже с подносом, ее руки так дрожали, что две чашки на подносе постукивали друг о друга, словно зубы испуганного человека. Джек сделал вид, что не заметил ее волнения, взял у девушки поднос и поставил его на столик.
   – Садись, – сказал он, показывая на стул с жесткой спинкой. – Скажи мне, чего ты боишься? Меня, своего парня, того, что Сара не вернется к обеду, полиции или будущего?
   Рут отпрянула от Джека так, словно ее ударили.
   – Значит, меня. – Художник отодвинул свой стул подальше. – Почему ты меня боишься, Рут?
   Ее руки, лежавшие на коленях, все еще дрожали.
   – Я... вас... – Ее глаза расширились от ужаса. – Я не боюсь.
   – Ты чувствуешь себя в полной безопасности в моем присутствии?
   – Да, – прошептала она.
   – Тогда ты странным образом это выражаешь. – Джек потянулся к чашке. – Сколько тебе было, когда умер твой отец?
   – Я была совсем маленькой.
   – И с тех пор ты жила с мамой и бабушкой, а с недавнего времени – с целой толпой женщин в школе. – Джек отхлебнул кофе. – Насколько я понял, Хьюз – твой первый парень?
   Рут кивнула.
   – И он же твой единственный опыт в общении с мужчинами?
   Она посмотрела на свои руки.
   – Да или нет?
   – Да, – снова прошептала Рут.
   – Тогда, без сомнения, тебе необходима лекция о мужском поле. Нужно запомнить всего три вещи. Первое: большинству мужчин необходимо, чтобы женщины говорили им, что делать. Даже секс становится лучше, когда женщина подсказывает нужное направление. Второе: по сравнению с женщинами большинство мужчин неадекватны. Они менее проницательны, лишены интуиции, хуже судят о характере людей и больше страдают от критики. Они находят агрессию пугающей, хотя должно быть наоборот; кроме того, из двух полов мужчины более чувствительны. Третье: любого мужчину, не подходящего под это описание, нужно избегать. Он будет хвастливым и необразованным скотом, чей интеллект настолько мал, что он может немного возвыситься только за счет унижения любого, кто достаточно глуп, чтобы с ним связаться. И у него будет полностью отсутствовать то, чего у нормальных мужчин в избытке, – глубокое и неизменное восхищение женщиной.
   Джек взял чашку Рут и подал ее девушке.
   – Я хотя и не идеал, но и не скот и, строго между нами, обожаю свою несдержанную жену. Согласен, на мой поступок можно взглянуть по-разному, однако можешь поверить – я пошел в «Кедровый дом» только с одной целью: нарисовать твою мать. Это очень соблазнительная идея – отобразить на полотне два поколения одной семьи. – Художник изучающе посмотрел на девушку. «Правда, – подумал он, – еще лучше было бы изобразить и третье поколение». – И если бы моя легковерная жена не выбрала тот момент, чтобы меня выгнать, мне не пришлось бы мерзнуть на полу вашего летнего домика. Все это тебя хоть немного успокоило, или ты собираешься дрожать, словно желе, каждый раз, когда меня увидишь?
   Рут смотрела на него широко распахнутыми глазами. «А ведь она все-таки красивая, – подумал Джек, – хотя и трагической красотой. Как ее мать. И как Матильда».
   – Я беременна, – произнесла наконец Рут, и слезы вновь полились по ее щекам.
   Наступила тишина.
   – Я думала... надеялась... моя мать... – Она прижала к глазам мокрый платок. – Я не знаю, что... мне нужно идти... я не должна была вам говорить.
   Где-то в глубине души Джеку стало стыдно. Настолько ли презренна жалость к себе этого напуганного ребенка, чтобы с ним так жестоко обращаться? Художник потянулся и взял девушку за руку, а потом крепко обнял, поглаживая по волосам, как сделал бы ее отец, будь он жив.
   – Твоя бабушка как-то сказала мне, что человечество обречено, если не научится общаться. Она была мудрой женщиной. Мы много говорим, но мало общаемся. – Джек отодвинул Рут от себя, чтобы оглядеть. – Я рад, что ты это сказала. Я чувствую себя избранным, раз ты почувствовала, что можешь мне довериться. Большинство дождались бы Сару.
   – Я собиралась...
   Он прервал ее коротким смешком и снова усадил на стул.
   – Дай мне немного потешиться иллюзиями. Дай хоть на минутку поверить, будто кто-то решил, что мне довериться так же легко, как и Саре. Конечно же, это неправда. Никто в мире не способен слушать так, как моя жена, и никто не может дать более здравый совет. Обещаю, она позаботится о тебе.
   Рут высморкалась.
   – Она будет на меня сердиться.
   – Почему ты так считаешь?
   – Вы говорили, она вспыльчивая.
   – Так и есть. Но это не страшно. Просто пригни голову, пока не перестанут летать тарелки.
   Она потерла глаза.
   – Тарелки? Она...
   – Нет, – твердо ответил Джек. – Это просто к слову. Сара – хороший человек. Она приносит домой раненых голубей, перевязывает им крылья и с выражением бесконечного сострадания на лице смотрит, как они медленно и мучительно умирают. Так их учат в медицинской школе.
   Рут выглядела встревоженной.
   – Это ведь ужасно.
   – Я пошутил, – сказал он печально. – Сара – самый здравомыслящий доктор из всех, кого я знаю. Она поможет тебе прийти к правильному решению. Она не заставит тебя рожать ребенка, так же как и не будет принуждать избавиться от него.
   Слезы снова потекли ручьем.
   – Я не хочу его. Вы думаете, так не должно быть?
   – Нет, – честно ответил Джек. – Будь я на твоем месте, чувствовал бы то же самое.
   – Я не виновата, что так получилось.
   – Вообще-то, чтобы зачать ребенка, требуются двое, а я что-то не наблюдаю тут твоего парня, рыдающего в три ручья. И потом это твой выбор, а не его. Сперме грош цена, большая ее часть смывается по сточным трубам. Матка и ее плод – вот что действительно ценно. Сара права, когда называет это пожизненным наказанием.
   – Но ведь ребенок живой. Разве аборт – не убийство? Как понять мужчине ту агонию, которую испытывают женщины, когда биологическая случайность дает им власть над жизнью и смертью? Джеку оставалось лишь быть искренним с девушкой.
   – Я бы сказал, что он сейчас жив потому, что жива ты. Он не может существовать отдельно от тебя.
   – И все же он бы мог жить, если бы я позволила.
   – Конечно. Однако в таком случае каждая женская яйцеклетка и каждый мужской сперматозоид имеет свой жизненный потенциал. Только ведь никто не обвиняет молодых парней в убийстве всякий раз, когда они орошают своей спермой землю за гаражом. Думаю, для каждого из нас собственная жизнь все-таки важнее потенциальной, которая может зародиться. Я ни в коем случае не говорю, что это легкое или однозначное решение, но уверен, что сейчас ты важнее, чем тот ребенок, который только может появиться на свет. В ином случае тебе придется за это платить – эмоционально, физически, социально и материально. И ты будешь платить в одиночестве, потому что вероятность того, что Хьюз поможет тебе, равна нулю.
   – Он все равно скажет, что ребенок не его. Джек кивнул:
   – Боюсь, многие мужчины так и делают. Это легче всего.
   Рут спрятала лицо в ладонях.
   – Вы не понимаете. – Она обхватила голову руками. Защититься? Спрятаться? – Ведь это мог быть один из других. Понимаете, я должна была... он заставил меня... о Господи... если бы... – Девушка не смогла продолжить, только свернулась в комочек и заплакала.
   Джек чувствовал себя совершенно беспомощным. Сострадание накрывало его мощными волнами. На ум приходили только банальности – «нет худа без добра», «перед рассветом всегда темнее»; но какая польза от банальностей для девушки, чья жизнь превратилась в руины?
   Художник неловко положил руку на ее голову – инстинктивный жест утешения, эхо благословения священника.
   – Расскажи мне, что произошло. Возможно, все не так плохо, как тебе кажется.
   Однако все было даже хуже. Рассказ Рут потряс основы души Джека. Он был настолько шокирован, что почувствовал себя физически плохо.
   Когда в половине четвертого пришла Сара, после того как Полли Грэхем благополучно разрешилась здоровой девочкой, Джек окапывал в саду розы, обильно посыпая их удобрениями.
   – Скоро декабрь, – сказала она. – Все спит. Ты зря тратишь время.
   – Знаю. – Он поднял глаза, и Саре показалось, что она заметила следы слез на его лице. – Просто нужно было занять себя трудом.
   – Где Рут?
   – Спит. У нее разболелась голова, так что я дал ей кодеин и уложил спать. – Джек смахнул со лба волосы тыльной стороной грязной ладони. – У тебя все, на сегодня?
   Она кивнула.
   – Что случилось?
   Он оперся на лопату и посмотрел в сторону поля. Медленно угасающий дневной свет придавал пейзажу некоторую туманность, в которой паслись коровы, а деревья, лишившиеся листвы, прокалывали небо голыми ветвями.
   – Вот та Англия, за которую умирают англичане и англичанки, – произнес художник угрюмо.
   Сара проследила за его взглядом, и на ее лбу показалась озабоченная морщинка. На ресницах Джека блеснули слезы.
   – Ты знаешь то стихотворение Руперта Бруках^[29]? «Солдат»?
   Когда умру, об этом думай вот что: В чужом краю есть в чистом поле кочка (Там сто рядов по десять кочек в ряд), Под ней зарыт английской пыли клад...
   Он замолчал. А когда вновь заговорил, его голос дрожал.
   – Красиво, правда, Сара? Англия красивая. Она вытерла слезы с лица мужа.
   – Ты плачешь... Я никогда раньше не видела, как ты плачешь. Что случилось, Джек?
   Казалось, он ее не слышал.
   – Руперт Брук умер в 1915 году. Жертва войны. Ему было только двадцать восемь, меньше, чем нам с тобой, и он отдал жизнь, как и миллионы других, из каких бы стран они ни пришли, ради чужих детей. Ты знаешь, что разбивает мне сердце? – Взгляд Джека переместился с ее лица, обратись во внутренний ад, видимый только ему. – Что человек, написавший одно из лучших стихотворений о родине, пожертвовал жизнью ради той мерзости, которая развелась сейчас в Англии.
   – Нет абсолютно плохих людей, как нет и абсолютно хороших, Джек. Мы всего лишь люди. Бедная девочка просто хотела быть любимой.
   Усталой рукой он потер подбородок.
   – Я говорю не о Рут, Сара. Я говорю о людях, напавших на нее. Я говорю о животном, которое учило ее повиновению, заперев в фургоне с толпой недоумков, которые по очереди насиловали Рут на протяжении пяти часов, чтобы сломить. – Джек снова посмотрел на поле. – Скорее всего она не согласилась воровать у Матильды, когда Хьюз попытался ее заставить. Тогда он отдал девушку своим дружкам, чтобы наглядно продемонстрировать, что с ней будет, если она и дальше вздумает отказываться. Мне пришлось дать слово, что я не расскажу об этом никому, кроме тебя. Рут страшно боится, что они найдут ее и кошмар повторится. Когда же я сказал, что мы должны сообщить полиции, то думал, что она умрет прямо на месте. Хьюз предупредил: если ее поймают, нужно говорить, что кражи – ее идея. Если она сделает все правильно и не упомянет про изнасилование, он оставит ее в покое. Но если начнет болтать, он натравит на нее своих полудурков. И ее не спасет ни полиция, ни замужество. Если придется, он будет ждать годы, однако за каждый год отсрочки прибавит один час к наказанию. Нужно быть необычайно смелым человеком, чтобы заговорить с полицией после таких угроз.
   Сара была слишком потрясена, чтобы ответить.
   – Неудивительно, что девочка боится спать внизу, – проговорила она наконец.
   – Насколько я понимаю, Рут почти не спала в течение нескольких недель. Я заставил ее принять кодеин только после того, как пообещал, что не уйду из дома. Она в ужасе от мысли, что ее застанут врасплох или, что полиция снова начнет задавать вопросы.
   – Сержант догадывается, что здесь что-то не так, – предупредила его Сара. – Он звонил мне сегодня и просил выяснить, что именно. Он назвал это принуждением. «Хьюз должен был как-то принуждать ее, – сказал он, – но мы бессильны, пока не узнаем, каким образом». Рут не единственная, с кем он вытворял такое. Они знают по крайней мере еще о трех жертвах и думают, что это только вершина айсберга. Никто из жертв и рта не раскрывает.
   – Она беременна, – сказал Джек. – И ждет от тебя совета. Господи! – Он запустил лопату, словно копье, в середину лужайки. – Убил бы этого ублюдка!
   Сара положила на его плечо руку, чтобы немного успокоить.
   – На каком она сроке?
   – Не знаю, – сказал он, вытирая глаза. – Я не спрашивал. Ей нужно было поговорить с женщиной, а не с бестактным идиотом, который начал с рассказа о том, какие замечательные существа эти мужчины. Представь только, я прочитал ей лекцию о мужском благородстве.
   Она успокоила мужа, когда его голос снова стал повышаться.
   – Рут не заговорила бы с тобой, если бы не чувствовала себя спокойной. Сколько она уже спит?
   Джек прикинул.
   – Пару часов.
   – Хорошо, пусть поспит еще немного, а потом я к ней поднимусь. – Сара взяла мужа под руку. – Наверняка ты ничего не ел.