Страница:
– Миссис Джейн Марриотт, чей муж и был отцом ребенка.
– А, ну что ж, очень надежный источник. – Джек искренне улыбнулся. – Матильда не была моей матерью, инспектор. А жаль. Мне нравилась эта женщина.
Чарли пожал плечами:
– Тогда миссис Гиллеспи наврала насчет сына, а Корделией была ваша жена. Это должен быть кто-то из вас, иначе миссис Гиллеспи не написала бы подобное завещание. Она не хотела повторять ошибку Лира, оставив наследство не заслуживающим того дочерям.
С минуту казалось, что Джек будет отрицать это, и все же потом он пожал плечами:
– Мне кажется, Матильда сказала Джейн Марриотт, что у нее родился мальчик просто назло. Она никогда не называла Джейн по имени, только «та ханжа из приемной». Жестоко с ее стороны... хотя Матильда и была жестокой. И чрезвычайно несчастной. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Матильда рассказала мне о своей связи с Полом после того, как я закончил ее портрет. Она тогда сказала, что на портрете кое-чего не хватает, а именно чувства вины. Оно разрывало ее. Она винила себя за то, что оставила ребенка, что не сумела справиться, что обвиняла во всем плач Джоанны, и в особенности за то, что не способна чувствовать любовь. – На секунду он снова замолчал. – Потом как снег на голову явилась Сара, и Матильда узнала ее. – Джек заметил выражение недоверия на лице Чарли Джонса. – Не сразу, конечно, по прошествии месяцев. Было слишком много совпадений. Сара подходила по возрасту, ее день рождения совпадал с днем рождения ребенка, ее родители жили в том же районе Лондона, в котором находилась квартира Матильды. И самое важное, ей показалось, что она заметила много общего в манерах Сары и Джоанны. У них одинаковая улыбка, они одинаково наклоняют голову, и обе имеют привычку смотреть на вас не отрываясь, пока вы говорите. С самого начала Сара воспринимала Матильду такой, какая она есть. Конечно, Сара воспринимает так всех, с кем общается, однако Матильда впервые за многие годы почувствовала себя оцененной. В общем, коктейль получился очень мощным. Матильда была уверена, что нашла свою потерянную дочь, поэтому и предложила написать ее портрет. – Он печально улыбнулся. – Я-то думал, что мне наконец улыбнулась удача; на самом деле ей лишь требовался предлог, чтобы выяснить как можно больше о Саре.
– И вы не догадывались об этом, пока ее рисовали?
– Нет. Хотя мне действительно показалось странным, что Матильда так интересуется нами: кто наши родители, откуда они родом, есть ли у нас братья и сестры, ладил ли я со своими тестем и тещей... Когда же она призналась мне, что Сара – ее брошенная когда-то дочь, я был потрясен. – Джек беспомощно пожал плечами. – Я знал, что этого не может быть, потому что Сару никто не удочерял.
– Разумеется, это первое, о чем спросила вас миссис Гиллеспи?
– Не напрямую. – Он снова пожал плечами, заметив скептицизм на лице инспектора. – Вы забываете, что никто в деревне, за исключением Джейн Марриотт, не знал о существовании ребенка, а Матильда была слишком гордой, чтобы позволить другим узнать о грехах ее молодости. Она жаждала не публичного искупления, а тайного. Наиболее близко мы подошли к этой теме, когда Матильда спросила меня, ладит ли Сара со своей матерью. Я ответил, что нет, потому что у них нет ничего общего. Я даже помню слова, которые тогда сказал: «Мне иногда кажется, что Сару удочерили, потому что лишь это может объяснить их несходство во внешности, словах и делах». Я сказал это, не подумав, а Матильда восприняла мои слова всерьез. Почти так же, как вы сейчас, инспектор.
– И все же она пришла к этому выводу до того, как вы начали ее рисовать, мистер Блейкни. Если не ошибаюсь, она обратилась к мистеру Даггану за консультацией в августе.
– Она просто поверила, – ответил Джек. – Я не знаю, как это объяснить по-другому. Матильде нужно было возместить ребенку то, что она недодала ему за всю жизнь, и Сара должна была оказаться этим ребенком. Ей даже не приходило в голову, что возраст, день рождения и привычки могли оказаться чистым совпадением. Матильда уже вбила в голову эту мысль, а я ей был нужен, только чтобы заполнить некоторые пробелы. – Он провел руками по волосам. – Если бы я узнал о ее фантазиях раньше, то смог бы развеять это заблуждение. А в итоге оказалось, что я лишь подлил масла в огонь.
– Доктор Блейкни догадывалась о заблуждении миссис Гиллеспи?
– Нет. Матильда твердо настаивала на том, что Сара ничего не должна знать. Она заставила меня пообещать, что я ничего не скажу жене. Матильда очень боялась, что Сара станет относиться к ней иначе, разлюбит ее или вообще разорвет отношения. Я в тот момент еще подумал: и слава Богу, потому что тогда никто не пострадает. – Он вытер лицо рукой. – Я не знал, что делать; мне нужно было время, чтобы понять, как разубедить Матильду. Если бы я напрямую сказал ей правду, то она бы ощутила лишь повторную потерю вновь обретенного ребенка.
– Когда все это произошло, мистер Блейкни? – спросил Чарли.
– За две недели до ее смерти.
– Почему она раскрылась перед вами, если не хотела, чтобы о ее тайне знали другие?
Джек ответил не сразу.
– Из-за портрета. Я принес его показать. Мне еще нужно было кое-что доделать, но я хотел видеть реакцию Матильды, чтобы тоже отметить ее на картине. В прошлом у меня были удивительные случаи: люди реагировали злостью, шоком, оскорбленным самолюбием, раздражением, разочарованием. Потом я отражаю все это на картине под подписью, так что любой, кто понимает мой код, сможет узнать мнение позировавшего о работе. Это что-то вроде визуальной шутки. Матильда была чрезвычайно опечалена. Никто еще так не расстраивался из-за своего портрета.
– Ей не понравилась картина? – предположил Чарли.
– Как раз наоборот. Она плакала о женщине, которой могла бы стать, но так никогда и не стала. – Глаза Джека затуманились, когда он стал вспоминать. – Она назвала меня единственным, кто проявил к ней сострадание.
– Я не понимаю.
Джек посмотрел на сержанта, который так и сидел, потупив взгляд.
– Томми понимает. Не правда ли, мой старый друг? После недолгой паузы Купер поднял голову.
– Золотой цвет в сердце картины, – пробормотал он. – Такой была Матильда до того, как обстоятельства обрушились на нее.
Темные глаза Джека смотрели на детектива с глубокой симпатией.
– Черт возьми, Томми. И почему я единственный, кто ценит твои достоинства? От тебя хоть что-то ускользает?
Когда я сказала отцу о беременности, он упал в обморок. Великолепный пример его безграничной трусости. Джеральд, напротив, был очень рад. «Это мой, Мэтти?» – спросил он. Наверное, мне бы следовало оскорбиться... Его счастье от достигнутого было очень трогательным.
Отец, конечно же, настаивает на аборте, и не только из-за возможного скандала. Он говорит, что ребенок будет еще более безумным, чем Джеральд. Я отказалась. Ничто не заставит меня пойти к подпольной бабке-акушерке, а отец предлагает именно это: мол, он знает кое-кого в Лондоне, кто за небольшую плату все сделает. Но я не доверю свою жизнь некомпетентной бабке с вязальными спицами и джином. В любом случае если ребенок родится таким больным, как говорит отец, то он долго не протянет. Джеральд сейчас с нами только благодаря тому, что его глупая мать преданно ухаживала за ним многие годы.
Нет худа без добра. Никогда еще Джеральдом не было так легко управлять. Новость о том, что я ношу ребенка, выбила из его головы все мысли о Грейс. Значит, мне придется выйти замуж, чтобы придать рождению ребенка законность. Джеймс Гиллеспи неутомим в своих ухаживаниях, так что женится на мне хоть завтра, если я соглашусь. Отец утверждает, что Джеймс гомосексуалист и ему нужна жена, чтобы отвести от себя подозрения. Так как мне нужен муж по той же причине, то, думаю, я смогу его вытерпеть несколько месяцев до рождения ребенка.
Я попросила отца не переживать (этот глупец не способен действовать самостоятельно) и позволить нам с Джеймсом занять его лондонскую квартиру. Как только ребенок родится, я вернусь домой. Отец будет оставаться на ночь в клубе в тех редких – теперь очень редких – случаях, когда он достаточно трезв, чтобы посещать дебаты в парламенте. Сегодня он опятьутирал пьяные слезы, приговаривая, что я ненормальная, что он якобы хотел, чтобы я всего лишь была добра к Джеральду и сделала его счастливым.
Но секс для Джеральда открыла Грейс, а не я, отец прекрасно это знает. И каким образом я должна была делать сексуально активного сумасшедшего счастливым? Играя с ним в бридж? Обсуждая Платона? Господи, как же я презираю мужчин! Может, я и в самом деле ненормальная...
ГЛАВА 18
– А, ну что ж, очень надежный источник. – Джек искренне улыбнулся. – Матильда не была моей матерью, инспектор. А жаль. Мне нравилась эта женщина.
Чарли пожал плечами:
– Тогда миссис Гиллеспи наврала насчет сына, а Корделией была ваша жена. Это должен быть кто-то из вас, иначе миссис Гиллеспи не написала бы подобное завещание. Она не хотела повторять ошибку Лира, оставив наследство не заслуживающим того дочерям.
С минуту казалось, что Джек будет отрицать это, и все же потом он пожал плечами:
– Мне кажется, Матильда сказала Джейн Марриотт, что у нее родился мальчик просто назло. Она никогда не называла Джейн по имени, только «та ханжа из приемной». Жестоко с ее стороны... хотя Матильда и была жестокой. И чрезвычайно несчастной. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Матильда рассказала мне о своей связи с Полом после того, как я закончил ее портрет. Она тогда сказала, что на портрете кое-чего не хватает, а именно чувства вины. Оно разрывало ее. Она винила себя за то, что оставила ребенка, что не сумела справиться, что обвиняла во всем плач Джоанны, и в особенности за то, что не способна чувствовать любовь. – На секунду он снова замолчал. – Потом как снег на голову явилась Сара, и Матильда узнала ее. – Джек заметил выражение недоверия на лице Чарли Джонса. – Не сразу, конечно, по прошествии месяцев. Было слишком много совпадений. Сара подходила по возрасту, ее день рождения совпадал с днем рождения ребенка, ее родители жили в том же районе Лондона, в котором находилась квартира Матильды. И самое важное, ей показалось, что она заметила много общего в манерах Сары и Джоанны. У них одинаковая улыбка, они одинаково наклоняют голову, и обе имеют привычку смотреть на вас не отрываясь, пока вы говорите. С самого начала Сара воспринимала Матильду такой, какая она есть. Конечно, Сара воспринимает так всех, с кем общается, однако Матильда впервые за многие годы почувствовала себя оцененной. В общем, коктейль получился очень мощным. Матильда была уверена, что нашла свою потерянную дочь, поэтому и предложила написать ее портрет. – Он печально улыбнулся. – Я-то думал, что мне наконец улыбнулась удача; на самом деле ей лишь требовался предлог, чтобы выяснить как можно больше о Саре.
– И вы не догадывались об этом, пока ее рисовали?
– Нет. Хотя мне действительно показалось странным, что Матильда так интересуется нами: кто наши родители, откуда они родом, есть ли у нас братья и сестры, ладил ли я со своими тестем и тещей... Когда же она призналась мне, что Сара – ее брошенная когда-то дочь, я был потрясен. – Джек беспомощно пожал плечами. – Я знал, что этого не может быть, потому что Сару никто не удочерял.
– Разумеется, это первое, о чем спросила вас миссис Гиллеспи?
– Не напрямую. – Он снова пожал плечами, заметив скептицизм на лице инспектора. – Вы забываете, что никто в деревне, за исключением Джейн Марриотт, не знал о существовании ребенка, а Матильда была слишком гордой, чтобы позволить другим узнать о грехах ее молодости. Она жаждала не публичного искупления, а тайного. Наиболее близко мы подошли к этой теме, когда Матильда спросила меня, ладит ли Сара со своей матерью. Я ответил, что нет, потому что у них нет ничего общего. Я даже помню слова, которые тогда сказал: «Мне иногда кажется, что Сару удочерили, потому что лишь это может объяснить их несходство во внешности, словах и делах». Я сказал это, не подумав, а Матильда восприняла мои слова всерьез. Почти так же, как вы сейчас, инспектор.
– И все же она пришла к этому выводу до того, как вы начали ее рисовать, мистер Блейкни. Если не ошибаюсь, она обратилась к мистеру Даггану за консультацией в августе.
– Она просто поверила, – ответил Джек. – Я не знаю, как это объяснить по-другому. Матильде нужно было возместить ребенку то, что она недодала ему за всю жизнь, и Сара должна была оказаться этим ребенком. Ей даже не приходило в голову, что возраст, день рождения и привычки могли оказаться чистым совпадением. Матильда уже вбила в голову эту мысль, а я ей был нужен, только чтобы заполнить некоторые пробелы. – Он провел руками по волосам. – Если бы я узнал о ее фантазиях раньше, то смог бы развеять это заблуждение. А в итоге оказалось, что я лишь подлил масла в огонь.
– Доктор Блейкни догадывалась о заблуждении миссис Гиллеспи?
– Нет. Матильда твердо настаивала на том, что Сара ничего не должна знать. Она заставила меня пообещать, что я ничего не скажу жене. Матильда очень боялась, что Сара станет относиться к ней иначе, разлюбит ее или вообще разорвет отношения. Я в тот момент еще подумал: и слава Богу, потому что тогда никто не пострадает. – Он вытер лицо рукой. – Я не знал, что делать; мне нужно было время, чтобы понять, как разубедить Матильду. Если бы я напрямую сказал ей правду, то она бы ощутила лишь повторную потерю вновь обретенного ребенка.
– Когда все это произошло, мистер Блейкни? – спросил Чарли.
– За две недели до ее смерти.
– Почему она раскрылась перед вами, если не хотела, чтобы о ее тайне знали другие?
Джек ответил не сразу.
– Из-за портрета. Я принес его показать. Мне еще нужно было кое-что доделать, но я хотел видеть реакцию Матильды, чтобы тоже отметить ее на картине. В прошлом у меня были удивительные случаи: люди реагировали злостью, шоком, оскорбленным самолюбием, раздражением, разочарованием. Потом я отражаю все это на картине под подписью, так что любой, кто понимает мой код, сможет узнать мнение позировавшего о работе. Это что-то вроде визуальной шутки. Матильда была чрезвычайно опечалена. Никто еще так не расстраивался из-за своего портрета.
– Ей не понравилась картина? – предположил Чарли.
– Как раз наоборот. Она плакала о женщине, которой могла бы стать, но так никогда и не стала. – Глаза Джека затуманились, когда он стал вспоминать. – Она назвала меня единственным, кто проявил к ней сострадание.
– Я не понимаю.
Джек посмотрел на сержанта, который так и сидел, потупив взгляд.
– Томми понимает. Не правда ли, мой старый друг? После недолгой паузы Купер поднял голову.
– Золотой цвет в сердце картины, – пробормотал он. – Такой была Матильда до того, как обстоятельства обрушились на нее.
Темные глаза Джека смотрели на детектива с глубокой симпатией.
– Черт возьми, Томми. И почему я единственный, кто ценит твои достоинства? От тебя хоть что-то ускользает?
Когда я сказала отцу о беременности, он упал в обморок. Великолепный пример его безграничной трусости. Джеральд, напротив, был очень рад. «Это мой, Мэтти?» – спросил он. Наверное, мне бы следовало оскорбиться... Его счастье от достигнутого было очень трогательным.
Отец, конечно же, настаивает на аборте, и не только из-за возможного скандала. Он говорит, что ребенок будет еще более безумным, чем Джеральд. Я отказалась. Ничто не заставит меня пойти к подпольной бабке-акушерке, а отец предлагает именно это: мол, он знает кое-кого в Лондоне, кто за небольшую плату все сделает. Но я не доверю свою жизнь некомпетентной бабке с вязальными спицами и джином. В любом случае если ребенок родится таким больным, как говорит отец, то он долго не протянет. Джеральд сейчас с нами только благодаря тому, что его глупая мать преданно ухаживала за ним многие годы.
Нет худа без добра. Никогда еще Джеральдом не было так легко управлять. Новость о том, что я ношу ребенка, выбила из его головы все мысли о Грейс. Значит, мне придется выйти замуж, чтобы придать рождению ребенка законность. Джеймс Гиллеспи неутомим в своих ухаживаниях, так что женится на мне хоть завтра, если я соглашусь. Отец утверждает, что Джеймс гомосексуалист и ему нужна жена, чтобы отвести от себя подозрения. Так как мне нужен муж по той же причине, то, думаю, я смогу его вытерпеть несколько месяцев до рождения ребенка.
Я попросила отца не переживать (этот глупец не способен действовать самостоятельно) и позволить нам с Джеймсом занять его лондонскую квартиру. Как только ребенок родится, я вернусь домой. Отец будет оставаться на ночь в клубе в тех редких – теперь очень редких – случаях, когда он достаточно трезв, чтобы посещать дебаты в парламенте. Сегодня он опятьутирал пьяные слезы, приговаривая, что я ненормальная, что он якобы хотел, чтобы я всего лишь была добра к Джеральду и сделала его счастливым.
Но секс для Джеральда открыла Грейс, а не я, отец прекрасно это знает. И каким образом я должна была делать сексуально активного сумасшедшего счастливым? Играя с ним в бридж? Обсуждая Платона? Господи, как же я презираю мужчин! Может, я и в самом деле ненормальная...
ГЛАВА 18
Джонс нетерпеливо барабанил пальцами по столу.
– Вы сказали сержанту, что в ночь убийства миссис Гиллеспи находились в Стратфорде с некой актрисой. Вы сказали неправду. Мы проверили. По словам мисс Беннедикт, – он сверился со своими записями, – она скорее увидит вас в аду, чем позволит к ней приблизиться.
– Это правда. – Джек мило улыбнулся. – Ей не понравился портрет, который я нарисовал. С тех пор она держит на меня обиду.
– Тогда почему вы сказали, что были у нее?
– Потому что еще раньше я сказал Саре, что находился именно там, а она слушала, когда сержант меня спрашивал.
Чарли нахмурился, но не стал уточнять.
– Где же вы тогда были, если не в Стратфорде?
– В Челтнеме. – Джек сцепил руки на затылке и уставился в потолок.
– Вы можете это доказать?
– Да. – Он продиктовал телефонный номер. – Это дом отца Сары. Он подтвердит, что я находился там с шести вечера пятницы до полудня воскресенья. Мировой судья врать не станет.
– Что вы там делали?
– Я поехал наугад, надеясь, что он предоставит мне доказательства, что Сара не может быть дочерью Матильды. Я знал, что могу ему доверять и что тесть не станет ни о чем болтать. Обратись я к ее матери, она в то же мгновение бросилась бы звонить Саре. Тайна была бы раскрыта, потому что Сара тут же потребовала бы объяснений – зачем мне нужно знать, не удочерили ли ее. По той же причине я не стал говорить, что ездил к ее отцу, а наплел о выходных у Салли, чтобы пустить ее по ложному следу. – Он вдруг резко опечалился. – Признаюсь, не самый умный мой поступок.
Чарли пропустил последние слова мимо ушей.
– Ее отец представил вам доказательство?
– Нет. Он сказал, что мне следует поговорить с ее матерью. Я собирался поехать к ним в следующие выходные, но к понедельнику Матильда уже была мертва, и моя поездка потеряла смысл.
– И вы до сих пор ничего не сказали своей жене?
– Нет.
– Почему?
– Я дал слово Матильде. Если бы она хотела, чтобы Сара узнала, она сама бы обо всем рассказала на видеозаписи.
– У вас есть предположения, почему она этого не сделала? Джек пожал плечами:
– Вероятно, потому, что не собиралась этого рассказывать. Матильда хранила слишком много секретов, которые бы раскрылись, заяви она, что Сара ее дочь. И она была права. Только посмотрите, что уже накопал Томми.
– Ее тайны в любом случае были бы раскрыты. Люди начали бы задавать вопросы, как только узнали, кому она оставила свои деньги.
– Матильда же не ожидала, что их начнет задавать полиция, так как она не предполагала, что ее убьют. И сделала все возможное, чтобы предостеречь Джоанну и Рут от опротестования завещания, оставив достаточно намеков об их поведении. Этим она облегчила бы задачу адвокату Сары, если бы дело дошло до суда.
Купер, сидевший позади Джека, вернулся к жизни.
– Но ведь пленка полна лжи, особенно когда дело касается ее дяди и мужа. Миссис Гиллеспи утверждает, что она была жертвой их обоих, однако слова миссис Марриотт доказывают обратное. Она описывает женщину, которая пошла на шантаж и убийство, когда ей это потребовалось. Так кто же прав?
Джек развернулся, чтобы посмотреть на детектива.
– Не знаю. Может, обе. Она не первая жертва, которая решила отомстить.
– А как быть со слабоумием ее дяди? На пленке она описывает его как пьяницу и подонка, который изнасиловал ее в тринадцать лет. Миссис Марриотт, напротив, утверждает, что Джеральд Кавендиш был очень жалким типом. Объясните нам.
– Не могу. Матильда никогда не заводила разговора на эту тему. Я знаю только, что она очень мучилась от своей неспособности любить. Когда же я показал ей портрет, где ее мучения предстали в виде «уздечки для сварливых», она разрыдалась и сказала, что я единственный, кто проявил к ней каплю сочувствия. Я тогда решил, что был единственным, кто увидел в ней жертву, но могу ошибаться. Вам нужно самим догадаться.
– Нам не пришлось бы догадываться, если бы мы нашли дневники, – сказал Купер.
Джек ничего не ответил, и комната погрузилась в тишину, нарушаемую только шумом магнитофонной ленты. По крайней мере двое из присутствовавших находились в полном замешательстве. Джонс, который шел на допрос в уверенности, что Джек Блейкни проведет сегодняшнюю ночь в камере, становился жертвой тех же двойственных чувств, которые испытывал к этому человеку Купер.
– Зачем вы сказали миссис Лассель сегодня утром, что убили ее мать, если у вас есть алиби на ночь убийства? – наконец спросил инспектор, перелистывая бумаги.
– Я не говорил.
– В показаниях она утверждает, что говорили. – Это не так.
– Она говорит, что так.
– Она говорит то, во что верит. Это совершенно другое.
Джонс на мгновение задумался. У него возникло неприятное предчувствие, что он получит примерно такой же ответ и на следующий вопрос.
– Почему вы пытались убить миссис Лассель?
– Я не пытался.
– Вот ее слова, цитирую: «Джек Блейкни прижал меня к стене и начал душить. Если бы не вмешалась Вайолет он бы меня убил». Она лжет?
– Нет. Она говорит то, во что верит.
– И это неправда?
– Да.
– Вы не пытались задушить ее?
– Нет.
– Учтите, мистер Блейкни, когда патрульная машина прибыла по вызову в «Кедровый дом», на шее миссис Лассель были обнаружены следы удушения. Следовательно, кто-то все-таки пытался душить ее, и она утверждает, что именно вы. – Джонс помолчал, ожидая ответа. Когда его не последовало, он попробовал другой способ. – Находились ли вы в «Кедровом доме» сегодня утром, приблизительно в десять тридцать?
– Да.
– Вы клали руку на шею миссис Джоанны Лассель?
– Да.
– Ее уверенность, что вы пытались удушить ее, оправданна?
– Да.
– Вы действительно пытались удушить ее?
– Нет.
– Тогда объясните мне, какого черта вы делали?
– Демонстрировал вам, что вы опять идете по ложному пути. Признаюсь, не очень умно с моей стороны, но я не поступил бы так, если бы меня не достал вчера придурок-инспектор. – Джек злобно сузил глаза. – На себя мне наплевать. Однако, если честно, мне небезразлична Сара, и я действительно волнуюсь за Рут. Он их обоих ни во что не ставил, и тогда я решил, что с меня довольно. Подозреваю, Джоанну спасать поздно, однако ее дочь еще нет, и я очень хочу, чтобы у бедного ребенка все это осталось позади. – Он глубоко и раздраженно вздохнул. – Так что я посидел прошлой ночью и сделал то, что давным-давно должны были сделать вы, – вычислил, кто убил Матильду и почему.
Чарли поверил ему. Как и Купер, инспектор уже с трудом сопротивлялся напору Джека.
– Миссис Лассель, – произнес он с уверенностью. – Она всегда была в числе основных подозреваемых.
– Нет, и в этом я сегодня утром убедился. Согласен, она вполне способна на убийство. У Джоанны почти такой же характер, как у матери, и если Матильда могла убить ради достижения цели, то могла и Джоанна. Нельзя вырасти в больной атмосфере и выйти из нее здоровой. Только отношения между Матильдой и Джоанной были очень противоречивыми. Несмотря ни на что, подозреваю, что на самом деле они любили друг друга. Вполне возможно, что их любовь основывалась на простом взаимопонимании: дьявол, которого ты знаешь, не столь страшен, как незнакомый.
– Ну, хорошо, – терпеливо промолвил Чарли. – Кто же тогда убил миссис Гиллеспи?
– Доказательств у меня нет, сами ищите. Могу лишь рассказать, до чего я додумался прошлой ночью. – Он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Вы полностью сосредоточились на мне, Саре, Рут и Джоанне. И все из-за завещания. При данных обстоятельствах это не лишено смысла, но, если убрать нас из уравнения, баланс вероятности сдвигается. Давайте уйдем от того, что Матильду убили из-за денег. Я также не верю, что ее убили в состоянии сильной ярости. Ярость – неподконтрольное чувство, а ее смерть была слишком хорошо и тщательно спланирована. Слишком символична. Тот, кто ее убил, конечно же, мог злиться на Матильду и все-таки на убийство пошел не оттого, что его терпение наконец-то иссякло. – Художник взглянул на Джонса, который согласно кивнул. – Что остается? Ненависть? Матильду многие не любили, но так как до сих пор не убили, то почему это сделали сейчас? Ревность? – Джек красноречиво пожал плечами. – К чему ее было ревновать? Она жила отшельницей, и я не верю, что Джейн Марриотт так долго сдерживала свою ревность, чтобы дать ей волю по прошествии стольких лет и именно сейчас. Таким образом, остается назвать очевидную причину – Матильду убили, потому что кто-то хотел убрать ее с дороги.
Джонс не смог удержаться от сарказма в голосе.
– Думаю, мы можем с этим согласиться. Джек смотрел на него минуту.
– Да, но почему? Почему кто-то захотел ее убрать? Что она сделала или собиралась сделать такого, что в итоге кто-то решился на убийство? Вот вопрос, которым вы никогда не задавались, по крайней мере вне контекста завещания.
– Потому что я не могу так же легко игнорировать завещание, как это делаете вы.
– Это ведь всего лишь завещание. Тысячи людей каждую неделю пишут завещания, и тысячи людей каждую неделю умирают. Тот факт, что Матильда поступила весьма радикально, становится не столь важным, если вы не будете подозревать в ее смерти Джоанну, Рут, Сару и меня. Больше никого напрямую не коснулось то, как она предпочла распорядиться своими деньгами.
Джонс кашлянул.
– Неплохое замечание, Чарли.
– Ладно, – согласился тот. – Тогда почему же ее все-таки убили?
– Не знаю.
Чарли закатил глаза.
– Господи, придай мне сил!
Купер тихонько усмехнулся про себя.
– Продолжай в том же духе, Джек, и у бедняги случится апоплексический удар, – сказал он. – Мы все уже теряем терпение. Допустим, завещание не являлось мотивом убийства и ни мать и дочь Лассель, ни вы с женой не имеете к делу никакого отношения. С чем мы тогда остаемся?
– С тем, что у Матильды на голове была «уздечка для сварливых». Почему? И почему в нее была вплетена половина огорода? Разве не это убедило вас, что вы имеете дело не с самоубийством?
Купер кивнул.
– Тогда вполне логично заключить, что убийца и не собирался представить это в виде самоубийства. Я хочу сказать, что мы имеем дело не с идиотом, а с человеком, способным на тщательное планирование и тонкую стратегию. Еще я думаю, убийца знал об отношении Матильды к Саре, знал, что и Матильду, и Джоанну мучили «уздечкой для сварливых» в детстве, знал, что Джоанна работает у флориста, и знал также, что Матильда называет Сару своей Уздечкой Для Сварливых. Отсюда и «уздечка» на голове, и намек на «Короля Лира». Если сложить все это вместе да еще вспомнить, что Рут в тот день находилась в доме, тогда целью преступника было сосредоточить ваше внимание на Саре, Джоанне и Рут, иными словами, на трех дочерях Лира. Именно так и произошло. Хотя вас на эти мысли направило завещание, потому что вы приняли символизм украшения за «персты умерших» Офелии. Не забывайте, что Матильда держала новое завещание в тайне. Насколько было известно, Рут и Джоанне предстояло поделить состояние между собой. Требования Сары, как давно потерянной дочери, были очень маловероятны в то время, когда произошло убийство. Правда, в дальнейшем такой поворот событий сыграл убийце только на руку.
Чарли нахмурился:
– Я все еще не понимаю. Предполагалось, что мы арестуем одну из них? Кого именно? Я имею в виду, делался ли намек на вашу жену при помощи «уздечки для сварливых», на Джоанну – при помощи цветов или на Рут – раз она была там?
Джек пожал плечами:
– Для него это не имело большого значения до тех пор, пока вы занимаетесь этой троицей.
– Но почему? – раздраженно пробурчал Чарли сквозь стиснутые зубы.
Джек беспомощно переводил взгляд с одного полицейского на другого.
– Я вижу только одну причину, хотя, возможно, и ошибаюсь. В конце концов, я ведь не специалист.
– Путаница, – твердо произнес Купер. – Убийца хотел видеть миссис Гиллеспи мертвой, и чтобы за этим последовала путаница. Почему требовалась путаница? Потому что намного сложнее следовать обычным процедурам, когда смерть миссис Гиллеспи окружает неразбериха.
Джек кивнул:
– По-моему, звучит вполне логично.
Теперь настал черед Чарли потеряться в полетах фантазии Купера.
– Какие обычные процедуры ты имеешь в виду?
– Процедуры, которые всегда следуют за смертью, – ответил сержант задумчиво. – Вступление в силу завещания, например. Кто-то хотел отсрочить дележ имущества миссис Гиллеспи. – Купер подумал немного. – Допустим, она собиралась что-то затеять, и это кому-то не понравилось, поэтому ее остановили. И опять же, допустим, ее затею мог продолжить наследник, как только вступит в права наследования. Немного подумав, вы благополучно вставляете палки в колеса, бросив подозрение на всех возможных наследников, и полностью останавливаете процесс. Ну как?
– Довольно сложно, – бросил Чарли раздраженно.
– Основной задачей являлось остановить Матильду, – сказал Джек. – Остальное – не более чем творческие штрихи, которые могли сработать, а могли и нет. Воспринимайте это как рискованное предприятие; при удаче оно могло принести свои барыши.
– Все это приводит нас как раз к тому, с чего мы начинали, – медленно произнес Купер. – Убийца очень хорошо знал Матильду, а если мы исключим четверых, знавших ее лучше всех, то остаются только, – он надавил пальцами на глаза, чтобы сосредоточиться, – мистер и миссис Спед, мистер и миссис Марриотт, а также Джеймс Гиллеспи.
– Ты способен на большее, Купер, – нетерпеливо сказал Джек. – Спеды – простодушные люди, которым и в страшном сне не приснится символизм «Короля Лира». Пол и Джейн Марриотт избегали Матильду, словно чумную, долгие годы, поэтому скорее всего заблудились бы у нее дома, не говоря уж о том, чтобы знать, где лежат ее кухонные ножи. А что касается Гиллеспи... Если Дагган сказал Саре правду, то он, наоборот, торопится уладить разногласия с наследством, чтобы потребовать свои часы.
– Тогда никого больше не остается.
– Неправда, и я доказал это сегодня утром. – Джек стукнул кулаком по столу. – Вас должно было насторожить, что Рут тоже входит в число подозреваемых. Кто-то знал, что она была в доме в тот день. Сара говорит, вы узнали о том, что она была там, потому что получили анонимное письмо. Кто его послал? – Он снова хлопнул ладонью по столу, увидев непонимающее лицо Купера. – Кто сегодня пытался спасти Джоанну?
Вайолет Орлофф открыла дверь и уставилась на документ, затянутый в полиэтилен, который сержант Купер держал перед собой. Он перевернул его и прочитал вслух:
– «Рут Лассель была в «Кедровом доме» в день смерти миссис Гиллеспи. Она украла серьги. Джоанна знает об этом. Джоанна Лассель – лондонская проститутка. Спросите ее, на что она тратит деньги. Спросите ее, почему она пыталась убить свою дочь. Спросите ее, почему миссис Гиллеспи считала ее сумасшедшей». Мы правильно предположили: вы автор этого послания? – спросил он дружелюбным тоном.
– Это Дункан, но мы только хотели помочь, – ответила испуганно женщина, переводя взгляд с Купера на высокую фигуру Чарли Джонса позади него. Увидев, что оба настроены вполне миролюбиво, она набралась смелости. – Знаю, нам бы следовало прийти самим, но это так сложно. – Вайоет неопределенно махнула в сторону другой половины дома. – В конце концов, мы соседи, а Дункан так ненавидит неприятности. – Она слабо улыбнулась. – Правда, когда произошло убийство... Я имею в виду, нельзя ожидать от полиции, что она все раскроет, если люди, которые что-то знают, молчат. Однако не вмешиваться лично казалось тактичнее. Вы ведь понимаете?
– Отлично понимаем, – сказал Чарли с ободряющей улыбкой, – и мы очень благодарны вам за беспокойство.
– Тогда все в порядке. Я говорила Дункану, что это важно.
– А он с вами согласился?
Вайолет осторожно обернулась, потом прикрыла за собой дверь.
– Не совсем. С тех пор как мы сюда переехали, он так обленился – не пошевелится, не терпит, когда его распорядок нарушается, и не выносит, по его выражению, конфликтов. Дункан говорит, что он заслужил спокойную пенсию и не хочет расстраиваться из-за всяких проблем. Он, конечно, нездоров, хотя мне кажется, что нельзя быть таким, – она старалась подобрать нужное слово, – безынициативным.
– Смерть миссис Гиллеспи была в таком случае шоком: вокруг полиция, возвращение миссис Лассель с дочерью.
– Вы сказали сержанту, что в ночь убийства миссис Гиллеспи находились в Стратфорде с некой актрисой. Вы сказали неправду. Мы проверили. По словам мисс Беннедикт, – он сверился со своими записями, – она скорее увидит вас в аду, чем позволит к ней приблизиться.
– Это правда. – Джек мило улыбнулся. – Ей не понравился портрет, который я нарисовал. С тех пор она держит на меня обиду.
– Тогда почему вы сказали, что были у нее?
– Потому что еще раньше я сказал Саре, что находился именно там, а она слушала, когда сержант меня спрашивал.
Чарли нахмурился, но не стал уточнять.
– Где же вы тогда были, если не в Стратфорде?
– В Челтнеме. – Джек сцепил руки на затылке и уставился в потолок.
– Вы можете это доказать?
– Да. – Он продиктовал телефонный номер. – Это дом отца Сары. Он подтвердит, что я находился там с шести вечера пятницы до полудня воскресенья. Мировой судья врать не станет.
– Что вы там делали?
– Я поехал наугад, надеясь, что он предоставит мне доказательства, что Сара не может быть дочерью Матильды. Я знал, что могу ему доверять и что тесть не станет ни о чем болтать. Обратись я к ее матери, она в то же мгновение бросилась бы звонить Саре. Тайна была бы раскрыта, потому что Сара тут же потребовала бы объяснений – зачем мне нужно знать, не удочерили ли ее. По той же причине я не стал говорить, что ездил к ее отцу, а наплел о выходных у Салли, чтобы пустить ее по ложному следу. – Он вдруг резко опечалился. – Признаюсь, не самый умный мой поступок.
Чарли пропустил последние слова мимо ушей.
– Ее отец представил вам доказательство?
– Нет. Он сказал, что мне следует поговорить с ее матерью. Я собирался поехать к ним в следующие выходные, но к понедельнику Матильда уже была мертва, и моя поездка потеряла смысл.
– И вы до сих пор ничего не сказали своей жене?
– Нет.
– Почему?
– Я дал слово Матильде. Если бы она хотела, чтобы Сара узнала, она сама бы обо всем рассказала на видеозаписи.
– У вас есть предположения, почему она этого не сделала? Джек пожал плечами:
– Вероятно, потому, что не собиралась этого рассказывать. Матильда хранила слишком много секретов, которые бы раскрылись, заяви она, что Сара ее дочь. И она была права. Только посмотрите, что уже накопал Томми.
– Ее тайны в любом случае были бы раскрыты. Люди начали бы задавать вопросы, как только узнали, кому она оставила свои деньги.
– Матильда же не ожидала, что их начнет задавать полиция, так как она не предполагала, что ее убьют. И сделала все возможное, чтобы предостеречь Джоанну и Рут от опротестования завещания, оставив достаточно намеков об их поведении. Этим она облегчила бы задачу адвокату Сары, если бы дело дошло до суда.
Купер, сидевший позади Джека, вернулся к жизни.
– Но ведь пленка полна лжи, особенно когда дело касается ее дяди и мужа. Миссис Гиллеспи утверждает, что она была жертвой их обоих, однако слова миссис Марриотт доказывают обратное. Она описывает женщину, которая пошла на шантаж и убийство, когда ей это потребовалось. Так кто же прав?
Джек развернулся, чтобы посмотреть на детектива.
– Не знаю. Может, обе. Она не первая жертва, которая решила отомстить.
– А как быть со слабоумием ее дяди? На пленке она описывает его как пьяницу и подонка, который изнасиловал ее в тринадцать лет. Миссис Марриотт, напротив, утверждает, что Джеральд Кавендиш был очень жалким типом. Объясните нам.
– Не могу. Матильда никогда не заводила разговора на эту тему. Я знаю только, что она очень мучилась от своей неспособности любить. Когда же я показал ей портрет, где ее мучения предстали в виде «уздечки для сварливых», она разрыдалась и сказала, что я единственный, кто проявил к ней каплю сочувствия. Я тогда решил, что был единственным, кто увидел в ней жертву, но могу ошибаться. Вам нужно самим догадаться.
– Нам не пришлось бы догадываться, если бы мы нашли дневники, – сказал Купер.
Джек ничего не ответил, и комната погрузилась в тишину, нарушаемую только шумом магнитофонной ленты. По крайней мере двое из присутствовавших находились в полном замешательстве. Джонс, который шел на допрос в уверенности, что Джек Блейкни проведет сегодняшнюю ночь в камере, становился жертвой тех же двойственных чувств, которые испытывал к этому человеку Купер.
– Зачем вы сказали миссис Лассель сегодня утром, что убили ее мать, если у вас есть алиби на ночь убийства? – наконец спросил инспектор, перелистывая бумаги.
– Я не говорил.
– В показаниях она утверждает, что говорили. – Это не так.
– Она говорит, что так.
– Она говорит то, во что верит. Это совершенно другое.
Джонс на мгновение задумался. У него возникло неприятное предчувствие, что он получит примерно такой же ответ и на следующий вопрос.
– Почему вы пытались убить миссис Лассель?
– Я не пытался.
– Вот ее слова, цитирую: «Джек Блейкни прижал меня к стене и начал душить. Если бы не вмешалась Вайолет он бы меня убил». Она лжет?
– Нет. Она говорит то, во что верит.
– И это неправда?
– Да.
– Вы не пытались задушить ее?
– Нет.
– Учтите, мистер Блейкни, когда патрульная машина прибыла по вызову в «Кедровый дом», на шее миссис Лассель были обнаружены следы удушения. Следовательно, кто-то все-таки пытался душить ее, и она утверждает, что именно вы. – Джонс помолчал, ожидая ответа. Когда его не последовало, он попробовал другой способ. – Находились ли вы в «Кедровом доме» сегодня утром, приблизительно в десять тридцать?
– Да.
– Вы клали руку на шею миссис Джоанны Лассель?
– Да.
– Ее уверенность, что вы пытались удушить ее, оправданна?
– Да.
– Вы действительно пытались удушить ее?
– Нет.
– Тогда объясните мне, какого черта вы делали?
– Демонстрировал вам, что вы опять идете по ложному пути. Признаюсь, не очень умно с моей стороны, но я не поступил бы так, если бы меня не достал вчера придурок-инспектор. – Джек злобно сузил глаза. – На себя мне наплевать. Однако, если честно, мне небезразлична Сара, и я действительно волнуюсь за Рут. Он их обоих ни во что не ставил, и тогда я решил, что с меня довольно. Подозреваю, Джоанну спасать поздно, однако ее дочь еще нет, и я очень хочу, чтобы у бедного ребенка все это осталось позади. – Он глубоко и раздраженно вздохнул. – Так что я посидел прошлой ночью и сделал то, что давным-давно должны были сделать вы, – вычислил, кто убил Матильду и почему.
Чарли поверил ему. Как и Купер, инспектор уже с трудом сопротивлялся напору Джека.
– Миссис Лассель, – произнес он с уверенностью. – Она всегда была в числе основных подозреваемых.
– Нет, и в этом я сегодня утром убедился. Согласен, она вполне способна на убийство. У Джоанны почти такой же характер, как у матери, и если Матильда могла убить ради достижения цели, то могла и Джоанна. Нельзя вырасти в больной атмосфере и выйти из нее здоровой. Только отношения между Матильдой и Джоанной были очень противоречивыми. Несмотря ни на что, подозреваю, что на самом деле они любили друг друга. Вполне возможно, что их любовь основывалась на простом взаимопонимании: дьявол, которого ты знаешь, не столь страшен, как незнакомый.
– Ну, хорошо, – терпеливо промолвил Чарли. – Кто же тогда убил миссис Гиллеспи?
– Доказательств у меня нет, сами ищите. Могу лишь рассказать, до чего я додумался прошлой ночью. – Он помолчал немного, собираясь с мыслями. – Вы полностью сосредоточились на мне, Саре, Рут и Джоанне. И все из-за завещания. При данных обстоятельствах это не лишено смысла, но, если убрать нас из уравнения, баланс вероятности сдвигается. Давайте уйдем от того, что Матильду убили из-за денег. Я также не верю, что ее убили в состоянии сильной ярости. Ярость – неподконтрольное чувство, а ее смерть была слишком хорошо и тщательно спланирована. Слишком символична. Тот, кто ее убил, конечно же, мог злиться на Матильду и все-таки на убийство пошел не оттого, что его терпение наконец-то иссякло. – Художник взглянул на Джонса, который согласно кивнул. – Что остается? Ненависть? Матильду многие не любили, но так как до сих пор не убили, то почему это сделали сейчас? Ревность? – Джек красноречиво пожал плечами. – К чему ее было ревновать? Она жила отшельницей, и я не верю, что Джейн Марриотт так долго сдерживала свою ревность, чтобы дать ей волю по прошествии стольких лет и именно сейчас. Таким образом, остается назвать очевидную причину – Матильду убили, потому что кто-то хотел убрать ее с дороги.
Джонс не смог удержаться от сарказма в голосе.
– Думаю, мы можем с этим согласиться. Джек смотрел на него минуту.
– Да, но почему? Почему кто-то захотел ее убрать? Что она сделала или собиралась сделать такого, что в итоге кто-то решился на убийство? Вот вопрос, которым вы никогда не задавались, по крайней мере вне контекста завещания.
– Потому что я не могу так же легко игнорировать завещание, как это делаете вы.
– Это ведь всего лишь завещание. Тысячи людей каждую неделю пишут завещания, и тысячи людей каждую неделю умирают. Тот факт, что Матильда поступила весьма радикально, становится не столь важным, если вы не будете подозревать в ее смерти Джоанну, Рут, Сару и меня. Больше никого напрямую не коснулось то, как она предпочла распорядиться своими деньгами.
Джонс кашлянул.
– Неплохое замечание, Чарли.
– Ладно, – согласился тот. – Тогда почему же ее все-таки убили?
– Не знаю.
Чарли закатил глаза.
– Господи, придай мне сил!
Купер тихонько усмехнулся про себя.
– Продолжай в том же духе, Джек, и у бедняги случится апоплексический удар, – сказал он. – Мы все уже теряем терпение. Допустим, завещание не являлось мотивом убийства и ни мать и дочь Лассель, ни вы с женой не имеете к делу никакого отношения. С чем мы тогда остаемся?
– С тем, что у Матильды на голове была «уздечка для сварливых». Почему? И почему в нее была вплетена половина огорода? Разве не это убедило вас, что вы имеете дело не с самоубийством?
Купер кивнул.
– Тогда вполне логично заключить, что убийца и не собирался представить это в виде самоубийства. Я хочу сказать, что мы имеем дело не с идиотом, а с человеком, способным на тщательное планирование и тонкую стратегию. Еще я думаю, убийца знал об отношении Матильды к Саре, знал, что и Матильду, и Джоанну мучили «уздечкой для сварливых» в детстве, знал, что Джоанна работает у флориста, и знал также, что Матильда называет Сару своей Уздечкой Для Сварливых. Отсюда и «уздечка» на голове, и намек на «Короля Лира». Если сложить все это вместе да еще вспомнить, что Рут в тот день находилась в доме, тогда целью преступника было сосредоточить ваше внимание на Саре, Джоанне и Рут, иными словами, на трех дочерях Лира. Именно так и произошло. Хотя вас на эти мысли направило завещание, потому что вы приняли символизм украшения за «персты умерших» Офелии. Не забывайте, что Матильда держала новое завещание в тайне. Насколько было известно, Рут и Джоанне предстояло поделить состояние между собой. Требования Сары, как давно потерянной дочери, были очень маловероятны в то время, когда произошло убийство. Правда, в дальнейшем такой поворот событий сыграл убийце только на руку.
Чарли нахмурился:
– Я все еще не понимаю. Предполагалось, что мы арестуем одну из них? Кого именно? Я имею в виду, делался ли намек на вашу жену при помощи «уздечки для сварливых», на Джоанну – при помощи цветов или на Рут – раз она была там?
Джек пожал плечами:
– Для него это не имело большого значения до тех пор, пока вы занимаетесь этой троицей.
– Но почему? – раздраженно пробурчал Чарли сквозь стиснутые зубы.
Джек беспомощно переводил взгляд с одного полицейского на другого.
– Я вижу только одну причину, хотя, возможно, и ошибаюсь. В конце концов, я ведь не специалист.
– Путаница, – твердо произнес Купер. – Убийца хотел видеть миссис Гиллеспи мертвой, и чтобы за этим последовала путаница. Почему требовалась путаница? Потому что намного сложнее следовать обычным процедурам, когда смерть миссис Гиллеспи окружает неразбериха.
Джек кивнул:
– По-моему, звучит вполне логично.
Теперь настал черед Чарли потеряться в полетах фантазии Купера.
– Какие обычные процедуры ты имеешь в виду?
– Процедуры, которые всегда следуют за смертью, – ответил сержант задумчиво. – Вступление в силу завещания, например. Кто-то хотел отсрочить дележ имущества миссис Гиллеспи. – Купер подумал немного. – Допустим, она собиралась что-то затеять, и это кому-то не понравилось, поэтому ее остановили. И опять же, допустим, ее затею мог продолжить наследник, как только вступит в права наследования. Немного подумав, вы благополучно вставляете палки в колеса, бросив подозрение на всех возможных наследников, и полностью останавливаете процесс. Ну как?
– Довольно сложно, – бросил Чарли раздраженно.
– Основной задачей являлось остановить Матильду, – сказал Джек. – Остальное – не более чем творческие штрихи, которые могли сработать, а могли и нет. Воспринимайте это как рискованное предприятие; при удаче оно могло принести свои барыши.
– Все это приводит нас как раз к тому, с чего мы начинали, – медленно произнес Купер. – Убийца очень хорошо знал Матильду, а если мы исключим четверых, знавших ее лучше всех, то остаются только, – он надавил пальцами на глаза, чтобы сосредоточиться, – мистер и миссис Спед, мистер и миссис Марриотт, а также Джеймс Гиллеспи.
– Ты способен на большее, Купер, – нетерпеливо сказал Джек. – Спеды – простодушные люди, которым и в страшном сне не приснится символизм «Короля Лира». Пол и Джейн Марриотт избегали Матильду, словно чумную, долгие годы, поэтому скорее всего заблудились бы у нее дома, не говоря уж о том, чтобы знать, где лежат ее кухонные ножи. А что касается Гиллеспи... Если Дагган сказал Саре правду, то он, наоборот, торопится уладить разногласия с наследством, чтобы потребовать свои часы.
– Тогда никого больше не остается.
– Неправда, и я доказал это сегодня утром. – Джек стукнул кулаком по столу. – Вас должно было насторожить, что Рут тоже входит в число подозреваемых. Кто-то знал, что она была в доме в тот день. Сара говорит, вы узнали о том, что она была там, потому что получили анонимное письмо. Кто его послал? – Он снова хлопнул ладонью по столу, увидев непонимающее лицо Купера. – Кто сегодня пытался спасти Джоанну?
Вайолет Орлофф открыла дверь и уставилась на документ, затянутый в полиэтилен, который сержант Купер держал перед собой. Он перевернул его и прочитал вслух:
– «Рут Лассель была в «Кедровом доме» в день смерти миссис Гиллеспи. Она украла серьги. Джоанна знает об этом. Джоанна Лассель – лондонская проститутка. Спросите ее, на что она тратит деньги. Спросите ее, почему она пыталась убить свою дочь. Спросите ее, почему миссис Гиллеспи считала ее сумасшедшей». Мы правильно предположили: вы автор этого послания? – спросил он дружелюбным тоном.
– Это Дункан, но мы только хотели помочь, – ответила испуганно женщина, переводя взгляд с Купера на высокую фигуру Чарли Джонса позади него. Увидев, что оба настроены вполне миролюбиво, она набралась смелости. – Знаю, нам бы следовало прийти самим, но это так сложно. – Вайоет неопределенно махнула в сторону другой половины дома. – В конце концов, мы соседи, а Дункан так ненавидит неприятности. – Она слабо улыбнулась. – Правда, когда произошло убийство... Я имею в виду, нельзя ожидать от полиции, что она все раскроет, если люди, которые что-то знают, молчат. Однако не вмешиваться лично казалось тактичнее. Вы ведь понимаете?
– Отлично понимаем, – сказал Чарли с ободряющей улыбкой, – и мы очень благодарны вам за беспокойство.
– Тогда все в порядке. Я говорила Дункану, что это важно.
– А он с вами согласился?
Вайолет осторожно обернулась, потом прикрыла за собой дверь.
– Не совсем. С тех пор как мы сюда переехали, он так обленился – не пошевелится, не терпит, когда его распорядок нарушается, и не выносит, по его выражению, конфликтов. Дункан говорит, что он заслужил спокойную пенсию и не хочет расстраиваться из-за всяких проблем. Он, конечно, нездоров, хотя мне кажется, что нельзя быть таким, – она старалась подобрать нужное слово, – безынициативным.
– Смерть миссис Гиллеспи была в таком случае шоком: вокруг полиция, возвращение миссис Лассель с дочерью.