Битва при Пловцах
   Как все современные ему полководцы, Лютер фон Брауншвейг понимал, что разорение земель было эффективным способом ведения военных действий против упорного противника. Его приказы наносить максимально возможный ущерб были поняты наемниками, рыцарями и остальными воинами как лицензия на запугивание и разорение подданных польского короля. Однако его войска не добились сколь-либо значительного успеха.
   Король Иоанн, со своей стороны, был разочарован неудачной попыткой сокрушить соперника. Тогда он предложил объединиться с армией Великого магистра у Калиша в сентябре и дать решающее сражение. Соглашаясь на этот план, Лютер послал маршала ордена Дитриха фон Альтенбурга с войском прусского ордена на встречу с богемским королем. Дитрих прошел через Куявию, направив свои силы по нескольким дорогам, чтобы грабить и жечь, но не обнаружил у Калиша богемскую армию. Это было обычным делом в те времена: пути сообщения были в очень плохом состоянии, и большинство подобных затей терпело неудачу из-за того, что какая-либо из сторон неожиданно запаздывала или вообще оказывалась не в состоянии прийти на место встречи. Получилось так, что Иоанн только что вернулся из экспедиции в Италию и не смог выступить вовремя. Дитрих, обнаружив, что со всех сторон приближаются польские войска, и не зная, что армия Иоанна находится всего в нескольких днях пути, начал медленно отступать, разоряя окрестности. Таким образом, он удалялся от Иоанна, который в свою очередь повернул обратно, узнав об отступлении Дитриха. А следом за Дитрихом двигались Ладислав и Казимир с сорокатысячным войском. Эта армия была многочисленнее, но хуже вооружена, чем войско ордена, так что король не спешил ввязываться в битву. Лишь когда Дитрих разделил свое войско на три части, Ладислав бросил свои силы на слабейший из немецких отрядов под Пловцами[49],1331 г.
   Маршал Дитрих не понимал, насколько его войско уступает в численности противнику. Введенный в заблуждение своими польскими разведчиками, он считал, что ему противостоит лишь небольшой отряд, а густой туман мешал рекогносцировке. Дитрих построил свое войско в пять полков и встретил лицом к лицу королевскую армию, также разделенную на пять полков. Битва была крайне жестокой, что нетипично для тех времен, когда генеральные сражения случались редко и были короткими. Перелом в битве произошел, когда конь маршальского знаменосца пал, пронзенный копьем. Возможно, в этом был повинен какой-то польский рыцарь, неожиданно перешедший на сторону короля. Так как знаменосец приколотил знамя гвоздями к седлу, он не смог его снова поднять. Ряды богемцев и немцев смешались, они не видели своего командующего, а поляки, казалось, были повсюду. Вскоре битва закончилась. Рыцари Ладислава разгромили три из пяти полков противника, захватив пятьдесят шесть тевтонских рыцарей. Пленников бросили в яму. Когда подъехавший король узнал, кто они, он приказал перебить рядовых рыцарей и оставить для выкупа командиров.
   Действия Ладислава объясняются тем, что он боялся подхода остальных сил ордена. И действительно, во второй половине дня подошел со своим отрядом кастелян Кульма, который обратил в бегство измотанных предыдущим боем поляков, захватив шестьсот пленников. Найдя маршала Дитриха прикованным к телеге, кастелян освободил его, затем проехал по полю, где раздетые мертвые рыцари лежали огромными грудами. Зарыдав, он сошел с коня и отдал приказ перебить всех пленных поляков. Пруссы из его войска попытались отговорить его, заявляя, что им понадобятся пленные для обмена. Дитрих ответил им, чтобы они не беспокоились – «Господь пошлет нам в этот день еще много пленных», и не отрываясь смотрел, как убивают закованных пленных. Продолжая преследовать отступавших поляков, войска ордена действительно захватили еще до наступления сумерек сотню пленных. Но Ладислав и Казимир ускользнули: они прекрасно понимали, что для них значит теперь попасть в руки маршала. Они сражались хорошо и отважно и не рассматривали как унижение то, что спасались бегством, так как продолжать бой, располагая лишь разбитыми и изнуренными войсками, было бы бесполезным. Оставить поле боя за собой было не столь важно для них, как одержанная утром победа.
   Когда сражение подошло к концу, все что оставалось, это похоронить убитых. Епископ Куявии послал своих людей захоронить тела в общих могилах, при этом насчитали 4187 павших с обеих сторон. Немедленно после этого он отстроил часовню, где можно было помолиться за души павших. Поле битвы стало местом поклонения поляков-патриотов и местом позора для немцев. Один из поэтов-крестоносцев заканчивает свое повествование перед сражением, не описывая его.
   Уже наступила Пасха 1332 года, когда Лютер стал способен думать о мщении. Его приготовления были устрашающими. Он не только набрал новых наемников, но и призвал много крестоносцев, некоторых даже из Англии. После двух недель осады Великий магистр захватил Бржец, затем Иновроцлав и, наконец, весь север Куявии. Ладислав нанес ответный удар в августе, но без успеха. Тогда он запросил мира, который должен был длиться до середины 1333 года. К тому времени Ладислав скончался.
Мирные переговоры
   Прежде чем папа успел выдвинуть свои возражения, Казимир спешно короновался в Гнезно. Но беда пришла не со стороны Святого престола, а со стороны матери Казимира, которая не желала передавать королевские регалии Алдоне – пользовавшейся популярностью в Польше литовской жене Казимира. Казимир тем не менее был тверд, ведь речь шла о королевских прерогативах. Аддона была коронована вместе с ним, а его мать отправилась в монастырь.
   Теперь, когда Ладислава не было в живых, Казимир мог начать мирные переговоры. Они с Великим магистром согласились, что их интересы будут представлять и защищать Шарль Робер Венгерский и Иоанн Богемский. Именно в это время Казимир проявил свои выдающиеся дипломатические способности, за которые позднее получил прозвание Великий. Во-первых, он искусно сыграл на взаимной зависти Виттельсбахов, Бранденбургов и Люксембургов, правивших Богемией, пообещав в жены Людовику Бранденбургскому свою молодую дочь. Затем он сломил предубеждение соотечественников против своей «прогерманской» политики, после чего ему уже было нетрудно убедить капризного Иоанна Богемского прекратить войны в Силезии и отправиться искать приключения в других землях.
   Осенью 1335 года Казимир, Иоанн и Шарль Робер встретились в Венгрии, в великолепном дворце Вишеграда, возвышавшемся над Дунаем, на одной из самых знаменитых конференций в Средние века. Неделю за неделей они проводили, сочетая великолепные развлечения с трудными переговорами. В ноябре туда же прибыла делегация тевтонских рыцарей с требованием, чтобы Казимир отказался от своих претензий на Западную Пруссию. Так как Лютер фон Брауншвейг скончался во время путешествия в Кенигсберг, где собирались освящать новый собор, делегация была послана его преемником, Дитрихом фон Альтенбургом, чья родословная почти не уступала родословной Лютера. Младший сын в семье, вынужденный выбирать между возможными путями церковной карьеры, он выбрал путь, связанный с военным орденом. Сначала кастелян Рагнита, затем протектор Самландии и, наконец, маршал ордена, он был способным военачальником. Единственным пятном в его послужном списке было поражение при Пловцах, и Дитрих жаждал отмщения.
   Ни одна из сторон не уступила ничего существенного во время переговоров. Хотя тевтонские рыцари шли на значительные уступки, даже сверх оговоренных, их посредники были лишены воображения, они предлагали возврат к status quo ante bellum (к ситуации до войны.– Пер.). Король Иоанн отказался от своих прав на польский трон, что лишило законной силы передачу Западной Пруссии ордену. Казимир, который хотел добиться мира на севере, чтобы сосредоточить свои силы на других границах, предложил значительную двустороннюю уступку: он предлагал ордену Западную Пруссию как дар польской короны, подразумевая, что земля может быть передана им еще кому-нибудь. По крайней мере, это был шаг к соглашению. Обе стороны хотели прекратить военные действия, но переговоры не пошли дальше обещания Дитриха оставить Куявию и обещания Казимира добиться отказа его подданных от Западной Пруссии.
   Вскоре после этого Казимир обнаружил, что не может выполнить своего обещания. Сначала князья Мазовии выступили за разрыв соглашения. Затем уже и польская знать отказалась ратифицировать договор, и, наконец, сам папа заявил, что поддержит законное возвращение Западной Пруссии и Кульма Польскому королевству. Великий магистр сомневался, что дело обошлось без влияния Казимира, и поэтому связался с королем Иоанном, который опять заговорил о некоторых проблемах в Силезии, так и оставшихся нерешенными. А тем временем Дитрих разместил гарнизоны в замках Куявии, но оставил у власти польскую администрацию, так как в его планы не входила постоянная оккупация этой области. Напротив, гарнизоны в Добрине и Плоцке были усилены, так как это был лучший способ заставить поляков воздержаться от набегов на Кульм.
   Хотя Казимир приветствовал знатных крестоносцев, прибывших из Пруссии в марте 1337 года, и устроил им пышные развлечения, что дало королю Иоанну возможность предложить закончить войны, лишь после 1340 года, когда у Казимира оформился план похода на юго-восток к Киеву, мирные переговоры начались всерьез.
Операции в Самогитии
   Тем временем язычникам Самогитии приходилось теперь защищаться от нападений как с севера, так и с востока и юга. Ливонские рыцари наносили удары из Мемеля, Гольдингена, Митау, Риги и Динабурга, пересекая полосу безлюдных лесов. Это была жестокая война, в которой никто не просил пощады и никто не давал ее.
   Жестокость этой военной кампании можно увидеть на примере сражения в окрестностях маленького замка недалеко от Каунаса. В феврале 1336 года Людовик фон Виттельсбах привел из Бранденбурга войско крестоносцев, в котором было также много австрийцев и французов, войско настолько большое, что для перевозки его снаряжения потребовалось двести судов. Герцог Людовик ожидал, что осада деревянной крепости не затянется и в его руки скоро попадут все четыре тысячи беженцев, что собрались там, их скот и имущество. Но когда язычники увидели, что крестоносцы вот-вот пойдут на штурм, они развели огромный костер и начали бросать в него свои пожитки, затем задушили своих жен и детей и бросили их тела туда. Они сделали это в ожидании, что, когда попадут в свой загробный мир, подобный Вальгалле, с ними останутся все их земное добро и семьи. Христиане сначала не могли поверить своим глазам. Затем, разъяренные тем, что добыча ускользнула у них прямо из рук, они пошли на приступ, невзирая на потери. Крестоносцы одержали победу, но цена была высока. Вождь язычников Маргер снес немало голов, прежде чем понял, что скоро его схватят. В последний момент он прыгнул вниз, в подвал, где прятал свою жену. Взмахнув мечом, он разрубил ее на куски и потом вонзил оружие себе в живот. После падения крепости крестоносцам досталось всего несколько пленников, которых можно было сделать крепостными.
   Затем фон Виттельсбах начал строительство замка на острове возле Велюна[50], надеясь подготовить базу для еще более масштабного похода в следующем году. Но осознав, что не успеет закончить работу, прежде чем его припасы иссякнут, он сжег наполовину отстроенную крепость и отступил. Следующей зимой, в 1337 году, в крестовый поход отправились король Иоанн и герцог баварский Генрих, с рыцарями из Богемии, Силезии, Баварии, Палатината, Тюрингии, рейнских земель, Голландии и даже Бургундии, а тевтонские рыцари привели ополчение из Натангии и Самбии.
   Погода была необычно теплой, так что войско отправилось вверх по Неману на судах. Взяв две крепости возле Велюна, крестоносцы построили деревянный замок напротив развалин Кристмемеля, названный Байербург в честь баварского герцога. Байербург стал базой для набегов и местом отдыха для больших экспедиций, направленных в центральную Литву или на север в Самогитию. Гедиминас, зная, что ему придется либо разрушить этот стратегически важный замок, либо подвергаться неожиданным нападениям, осаждал его двадцать два дня тем же летом, но безуспешно. Когда он, понеся тяжелые потери, отступил, гарнизон сделал вылазку и захватил осадные орудия, установив их потом на стенах замка.
   Король Иоанн не дождался завершения этой экспедиции. Он простудился, простуда перекинулась на глаза, а затем перешла в заражение. Его болезнь все усиливалась по пути домой. Иоанна пытался излечить лекарь-француз в Бреслау, но король пришел в ярость от его неумелости и велел утопить беднягу в Одере. В Праге Иоанн обратился к доктору-арабу, но и тот не помог. Инфекция распространилась и на второй глаз, и король практически ослеп. Впрочем, это ничуть не умерило рыцарских замашек и амбиций Иоанна, наоборот, кажется, даже укрепило его репутацию. Перед тем как покинуть Кенигсберг, он занял шесть тысяч флоринов на расходы, необходимые ему для переговоров с Казимиром, и он действительно не прекращал переговоры даже в самые худшие дни приступов болезни.
   Казимир был готов заключить мир. Алдона умерла в мае после долгой болезни, так и не родив ему сына. Хотя Казимир и пережил множество любовных приключений, у него не появился наследник, который был нужен королевству. Поскольку война помешала бы ему заключить брачный союз с каким-либо правящим домом, он принял мир с орденом. Как случается иногда, Казимир был чрезвычайно несчастлив в своей семейной жизни. Он надеялся жениться на дочери Иоанна Маргарите, но она умерла буквально накануне венчания в Праге. Затем Казимир спешно заключил союз с некрасивой Адельгейдой Гессенской, которую он вскоре отправил в провинцию и не желал более видеть. Так как папа не давал ему разрешения на развод, у него не оставалось шансов завести законного сына-наследника.
   В эти годы орден не мог воспользоваться тем, что Казимир занят другими делами, и начать большой поход против Самогитии. В Пруссии собирались лишь небольшие войска, да и то их действия постоянно сдерживались плохой погодой. Зимой 1339 года, например, граф Палатинатский повел войско на Велюн, но четыре дня лютых холодов заставили его вернуться в Кенигсберг. Некоторые литовцы сдавались, соглашаясь получить феод в Пруссии, а еще больше литовцев, вероятно, думали, что крестовый поход вскоре закончится победой христиан.
Новые папские расследования
   После 1340 года крупные походы стали редкими, отчасти из-за событий в Священной Римской империи, отчасти из-за необходимости держать крупные силы на польской границе. Великий магистр смирился с этим как с печальным, но неизбежным фактом. Он не мог пойти на уступки ни папе, ни польскому королю, особенно когда, казалось, они действовали сообща. Слушания, проводимые папскими легатами в Варшаве в 1338 году, шли обычным путем: поляки представляли множество свидетелей, а тевтонские рыцари бойкотировали процесс. Как и ранее, Великий магистр просил доминиканцев, францисканцев и цистерцианцев написать письма, в которых орден описывался бы как «стена вокруг дома Господня», чьи рыцари истово посещали церковные службы, были добронравны и дружелюбны, а также строго придерживались дисциплинарных правил ордена.
   Великий магистр заявил, что император Людовик IV запретил ему отвечать на любые жалобы, подаваемые папе.
   Но это оправдание имело больше веса в Германии, чем в Авиньоне, где Святой престол занял каноник, бывший когда-то инквизитором. В результате всего этого в 1339 году легат папы приказал ордену вернуть польскому королю Западную Пруссию, Кульм, Куявию, Добрин и Михелау и выплатить убытки в размере ста девяноста четырех тысяч пятисот марок – почти невообразимую по тем временам сумму.
   Хотя папа и вызывал Великого магистра в Авиньон, чтобы тот объяснил свое поведение, Его Святейшество смягчился, когда Дитрих написал, что его присутствие требуется на востоке ввиду неминуемого нападения татар. Святой Отец побуждал тевтонских рыцарей продолжать свои усилия по защите христианства и превозносил их «защиту дома Израилева, религиозное рвение, мораль, строгое исполнение своего Устава и поддержание мира». Поэтому папе было легче пойти на дальнейшие уступки. Он в отличие от предшественников был заинтересован в реформировании монашеских орденов, а не в уничтожении их. Папа понимал, что выполнение решения легата подкосит силы военного ордена, и не мог позволить, чтобы главный носитель креста в Прибалтике был поставлен на грань банкротства. Новой комиссии было поручено провести новое расследование, тем временем папа призвал противоборствующие стороны к компромиссу. Серьезные переговоры стали возможны после смерти Дитриха в 1342 году. Теперь новые вожди с обеих сторон могли искать пути, чтобы положить конец конфликту, в котором никто не мог одержать победу.
Мирный договор с королем Казимиром
   Сравнительно мало известно о начале карьеры Людольфа Кенига, который был избран Великим магистром в июне 1342 года. Он был уроженцем Нижней Саксонии, затем служил в Пруссии (что само по себе было редкостью – рыцари, говорившие на нижненемецком диалекте, обычно направлялись в Ливонию), а потом был ризничим и Великим командором. Его политика достижения мира с польским королем увенчалась успехом через год после его избрания.
   Мирный договор, заключенный в 1343 году в Калише, основывался на трех принципах. Во-первых, князья Мазовии и Куявии (вероятные наследники Казимира, если у него не появится сына) отказывались от своих притязаний на Западную Пруссию. Во-вторых, Богуслав Померанский, зять Казимира (и также вероятный наследник польской короны), обещал заботиться о том, чтобы этот договор выполнялся, кто бы ни занял польский трон. В-третьих, Казимир получал от всех своих городов и от польской знати клятву, что они будут сохранять мир и признавать действительность договора. В свою очередь, Людольф обещал передать ему Мазовию и Куявию.
   Пышная церемония положила конец двадцатилетней войне. Вскоре летописец мог записать: «Наконец папа снял интердикт, висевший над Пруссией». Калишский мирный договор положил конец вражде между двумя крупнейшими католическими силами в Северо-Восточной Европе. Хотя этот мир так и не стал вечным, он замышлялся именно таким. В принципе, у подписавших его сторон не оставалось фундаментальных причин для новых ссор. Интересы ордена были на севере – в войне против литовцев, а интересы Казимира – на юге, в войне против татар. Земли, лежащие между ними, Мазовия и Куявия, оставались владениями менее значимых князей из рода Пястов, которые обычно были более или менее нейтральны.
   Завершив эту эпоху войн с Польшей (многие историки представляют дело так, что она занимала весь век, а не три десятилетия, как было в действительности), орден смог возобновить крестовый поход против Самогитии. На этот раз в действия крестоносцев не вмешивались францисканцы, наиболее сочувственно относившиеся к еретическим и нехристианским воззрениям: в 1340-1341 годах, примерно во время смерти Гедиминаса, двое братьев этого ордена подверглись мученической смерти в Вильнюсе, и до 1387 года францисканцы, кажется, не появляются больше в литовской столице.
   Осталось почти незамеченным, что тевтонские рыцари воспользовались присутствием герцога Баварского в крестовом походе 1337 года для подачи петиции императору о пожаловании им трех небольших приграничных областей. Их просьба была удовлетворена[51], что вместе с даром Миндаугаса в 1257 году, казалось, подтверждало право ордена на завоевание Самогитии. Теперь все что было нужно сделать Великому магистру – привлечь достаточно крестоносцев для пополнения своих войск. Он нашел для этого способ – обратиться к культу рыцарства.
Культ рыцарства в Пруссии
   Папы Клемент VI, Иннокентий IV и Урбан V восстановили до некоторой степени уважение общества к католической церкви. Они прекратили столь долго длившийся спор об избрании императора и боролись с продажностью и семейственностью среди церковников. К тому же они оказывали большую поддержку крестоносцам и положили конец упрекам в адрес тевтонских рыцарей по поводу Риги и Данцига.
   И уже вскоре в Пруссии появились западные крестоносцы, гораздо более многочисленные, чем во время предыдущих походов. Шанс поучаствовать в изысканных пирах и охотах, тратя деньги в пределах разумного и пребывая в относительном комфорте, привлекал их не меньше, чем возможность нанести удар по врагам Господа. В 1345 году король Иоанн и его сын Карл Моравский явились в Пруссию в сопровождении короля Людовика Венгерского, герцога Бурбонского, графов Голландии, Шварценбурга, Гольштейна и Нюрнберга. Такое внушительное собрание знатных людей не собиралось ни в каком месте Европы тех дней. Хотя в целом нельзя сказать, что Пруссия стала местом паломничества скучающей европейской знати, для периода 1345-1390 гг. это утверждение до некоторой степени верно.
   Появление этого нового рыцарства также означает появление фундаментально нового типажа. Через короткое время Вильям Голландский и Иоанн Богемский умрут. Когда в 1346 году Шарль Моравский станет королем Богемии, а в следующем году – императором, у него не останется времени на крестовые походы. Людовик Венгерский также больше не будет покидать своих владений. Короче говоря, следующему Великому магистру придется вместо того, чтобы приглашать время от времени нескольких персон из королевских домов, созывать пусть и менее знатных рыцарей, но зато ежегодно, для чего он обратится к их рыцарским чувствам.
Рыцарский Век
   Тевтонские рыцари значительно изменились за время, прошедшее между 1310 и 1350 годами. Слава и богатство, а также тесная связь с родными землями заметно изменили их образ жизни. Их богатство позволяло им жить подобно знатным господам именно в тот период, когда рыцарство входило в эпоху экстравагантности и роскоши, превосходящей все разумные пределы. Соперничество с Казимиром Польским заставило их искать дружбы самых знатных семейств Европы, а крестовые походы в Самогитию привлекали – пусть не столь знатных, но более многочисленных рыцарей из всех стран. Постепенно тевтонские рыцари пришли к мнению, что цели их крестового похода будут легче достигнуты, если меньше думать о монашеских ценностях и больше – о рыцарских. В этот момент они нашли в Винрихе фон Книпроде лидера, который сочетал все доблести рыцарства.
   Соответственно эпоха с 1350 по 1400 год стала для ордена духовной и моральной кульминацией крестовых походов в Прибалтике, но и обнаружила их мирскую сущность.
   Во Франции и Англии рыцарство отличалось великолепием и блеском, а для тевтонцев рыцарство было сугубо мужским делом. В ордене было очень мало женщин: только сиделки в госпиталях. Никто из них, насколько известно, не был благородного происхождения, поэтому они были совершенно неуместны на пирах. Так что рыцарство в Пруссии проявлялось только в добродетелях, связанных с войной против врагов Христа и Девы Марии.
   Предыдущие сто лет были эпохой великих битв и с трудом добытых побед, а вторая половина XIV века стала для ордена эпохой триумфа, общественного признания и международной популярности. Отчасти это было вызвано провалом прочих крестовых походов. Святая земля была потеряна, турки завоевывали Болгарию и Сербию, испанская Реконкиста замедлила свое продвижение из-за Столетней войны. Было очень важно, чтобы хоть один крестовый поход увенчался успехом, так как священная война являлась воплощением культа рыцарства, благодаря которой жизнь благородного общества XIV века обретала смысл и значительность. Рыцарство и крестовые походы вовсе не способствовали улучшению государственного управления или расцвету экономики, но они имели значение для благородного сословия, чья роль в управлении государством, в экономической жизни и даже на войне все более снижалась. Рыцарство было дорогим и непрактичным удовольствием, но в этом заключалась и его привлекательность. Новый класс профессиональных воинов не мог себе позволить войти в этот слой – им приходилось думать о том, чтобы создать себе состояние прежде, чем их настигнет старость; мелкая знать не могла позволить себе такой роскоши, так же как и горожане, которым средства нужны были для развития своего дела. Духовенство часто придерживалось иной системы ценностей – моральных и социальных. Но даже эти классы привлекал рыцарский кодекс, провозглашавший щедрость, верную службу, честь, хорошие манеры и в целом возвышенный образ жизни. Все считали, что обществу нужны идеалы, пусть даже далекие от обыденной жизни. Более того, даже критики рыцарства соглашались, что оно необходимо для защиты христианства от врагов и что западное христианство лучше защищать с помощью побед, а не поражений на поле боя. Литовские Reisen (походы – нем.) давали возможность как проявить рыцарские манеры, так и одержать победу, а тем, кто был действительно набожен, участие в походах сулило также и духовную награду.