Страница:
Лишь у немногих из членов ордена были основания интересоваться деталями его управления: у капелланов были свои обязанности, сержанты (и другие воины) были ограничены кругом своих – управлением маленькими хозяйствами и заботой об амуниции. Немногие из рыцарей были достаточно умны и опытны, чтобы занимать высокие посты, или были достаточно высокого рода, чтобы на них возложили эту ответственность без долгой службы в ордене. Благородное происхождение было почти обязательным для карьеры. Считалось, что люди благородного сословия наследуют способность править так же, как кони наследуют силу и выносливость. А поскольку у них были еще и влиятельные родственники и опыт светской жизни, они могли добиться для ордена того, чего никогда нельзя было бы достичь одними только способностями и благочестием. Не все люди благородного происхождения были одинаково знатными, и немногие из рядовых рыцарей были благородного происхождения. Немецкие рыцари часто были потомками бюргеров или выходцами из мелкопоместного дворянства и даже так называемых «ministerials» (министериалов[5]), чья растущая значимость так и не могла изгладить память об их низком происхождении. Число членов ордена из знатных родов всегда было невелико, и немногие из них обращались к монастырской жизни лишь потому, что они были лишены необходимых качеств, чтобы жить за пределами монастыря.
Впрочем, любое пятно на репутации от происхождения (из бюргеров или министериалов) практически смывалось церемонией посвящения. Посвящаемый в рыцари жертвовал немалым – ведь он не только давал обеты, но и приносил в качестве вступительного взноса (или «приданого») 30-60 марок, иногда в форме земельного надела. Это была не пустяковая сумма, однако вносили ее охотно, ведь престиж семьи рыцаря значительно повышался, а в будущем можно было надеяться на финансовые и политические выгоды. Если же рыцарь оказывался банкротом, то при вступлении в Тевтонский орден его долги ликвидировались.
Ежедневная деятельность рыцарей была скрупулезно распланирована, так же как это принято поныне в большинстве армий: держи солдата занятым и удержишь его от неприятностей. Однако не вооружение и не амуниция составляют огромное различие между солдатом современной армии и тевтонским рыцарем, а полная, абсолютная приверженность рыцаря своей двойной задаче. В равной степени монах и воин, он должен был присутствовать на церковных службах, хоть и коротких, но частых и регулярных, и подчиняться дисциплине, несравнимой с той, что существует в любой современной военной организации – ведь так рыцарь должен был существовать до самой своей кончины. Бедность, целомудрие и послушание были настоящей жертвой, принесенной настоящим мужчиной.
Полностью погруженную в религию личность нечасто встретишь в наши дни, многим трудно поверить, что когда-то люди считали это нормальным поведением. Поэтому некоторые люди, живущие сегодня, считают тех, кто глубоко религиозен в средневековом духе, чудаками или ханжами. Мы легко принимаем противоречия в нашем собственном поведении, но требуем последовательности от средневекового человека,– последовательности, которая делала бы из него или святого, или отвратительного мошенника. Рыцари и священники, рожденные между 1180 и 1500 годами, не были ни теми ни другими. Это были сложные личности, принявшие религиозную жизнь по разным причинам, но наверняка почти все из них видели себя частью промысла Господа, что творил порядок из хаоса, и это было основанием их жизни. Все их деяния в мире имели мало смысла, если сравнивать их с беспредельностью вечной жизни, лежавшей за чертой смерти, что неминуемо ждет каждого из нас. Для них любое иное поведение, особенно безразличие к судьбе своей бессмертной души, было глупым и опасным. Уверенные, что выбрали правильный путь, рыцари следовали ему, убежденные, что судьба не оставила им иного выбора. Удача или неудача, победа или поражение – все было неважным, второстепенным, все было в руках Господа. Они знали, что за гордость своими деяниями могут тут же подвергнуться каре – поражением на поле боя, ибо не медлит Божий промысел ни на мгновение. Их долг было внять голосу Божьему и покориться ему – к счастью для них, Божий глас обычно говорил им то, что они хотели услышать.
В орденских монастырях у рыцарей было множество обязанностей. Глава каждого монастыря носил титул, который мы можем перевести, как кастелян или командор, и он надзирал за всеми остальными должностными лицами. Некоторые из должностей были весьма важными, например должность казначея, который теоретически должен был лично учитывать все доходы и расходы, однако на самом деле имел в своем распоряжении людей, чьи предки-бюргеры научили их разбираться в таких вопросах и хорошо считать. Большинство обязанностей было менее важными, как, например, присмотр за полями и конюшнями. Но на каждую должность назначался человек ответственный и преисполненный добродетели. При обсуждении кандидатур на освободившуюся должность такой добросовестный рыцарь мог рассчитывать на повышение.
В ордене поглощали немало спиртных напитков каждый день, а особенно много пили в праздники и дни приезда гостей. Рыцарям нравилось пиво и вино, особенно из их родных мест. Вместе с тем следовало соблюдать многодневные посты, и к этому относились вполне серьезно, о чем свидетельствуют обращения к папе с просьбами о позволении не придерживаться строгого поста тем, кто болен или стар.
Охота была страстью благородного сословия в целом, и тевтонские рыцари не были исключением. Позже, когда многие из их замков были построены в лесах или на окраинах диких мест, рыцари охотно договаривались с противником об «охотничьем перемирии». Рыцари главным образом держали собак, натасканных на оленя и зубра, кроме того, они нанимали местных воинов, которые кроме службы в качестве проводников на войне занимались в основном организацией охоты.
Рыцари ордена учили местные языки, пусть и не настолько глубоко и точно, как современные студенты. Рыцари, служившие на литовской границе, без труда понимали польских дам, взывавших к ним о помощи. И любому рыцарю, имеющему дело с местным ополчением, было нужно знать хотя бы основные команды на их родном языке, даже если те знали немецкий, а в пути – хотя бы несколько слов, чтобы потребовать еду, пиво и ночлег в трактире. Хорошее владение местными языками было особенно важно для тех рыцарей ордена, которые назывались «протекторами», жили среди местного населения и обучали местные воинские формирования.
Большинство рыцарей вступало в орден еще в ранней юности. Обычно это были вторые и последующие сыновья в семье, для которых такая служба оказывалась и полезной, и почетной карьерой. Даже не добившись славы и высокого поста, они знали, что будут окружены заботой в старости или если их ранят. Но важнее всего, верили они, было то, что они будут вознаграждены любовью Марии и ее Сына, их Господина и учителя. Годы лишений вознаграждались вечной жизнью. А мученичество давало гарантию вечной жизни даже тем, кто был далек от совершенства и не всегда соблюдал обеты бедности, целомудрия и послушания.
Далеко не все рыцари были святыми. Отнюдь. Некоторые были даже раскаявшимися преступниками: ведь в средневековом обществе был небольшой выбор – или прощать злодея, или наказывать его. Простолюдинов, разумеется, могли высечь, а некоторые из них могли быть низвергнуты на самое дно общества. Однако в целом заточение в тюрьму не было распространено. Гораздо лучше, рассуждало общество, сослать раскаявшихся преступников в монастырь, где они могли бы проводить дни, чередуя молитвы, работу и сон. Таким образом, они спасали свою бессмертную душу, одновременно решая социально полезные задачи. Тевтонский орден был одним из многих орденов, где принимали людей, обвиняемых в преступлениях. Это не означало, что этим бывшим отщепенцам в ордене было позволено обретать высокий статус или исполнять важные обязанности, но если они были готовы сражаться на далекой и опасной границе, то пятно позора смывалось с их семьи.
Может быть, правильнее всего думать о тевтонских рыцарях как о современной профессиональной спортивной команде. Их одержимость физическим здоровьем, верность предназначению, их гордость своими свершениями, земное чувство юмора, безудержность в праздниках – все это отделяло их от обычных людей так же, как это делает течение времени.
Одним словом, если уж рыцари и их собратья не были святыми, то никто из них не был и воплощением дьявола. В них отражались все качества благородного сословия той эпохи. И чем больше изучаешь их врагов, тем менее правдоподобным кажется стереотип, представляющий тевтонских рыцарей необычайно высокомерными или жадными до земель, лишь чуть менее ужасными, чем сам дьявол.
Глава Третья
Владения тевтонских рыцарей были так малы и столь незначителен вклад в военные операции в те ранние годы, что мы не знаем о первых трех магистрах ничего, кроме имен. Они наверняка заслужили среди крестоносцев хорошую репутацию и обрели немало влиятельных друзей, потому что орден начал быстро расти после избрания Германа фон Зальца магистром в 1210 году. Этот человек был блестящей личностью, но сделал бы очень мало, если бы его предшественники не передали ему крепкую и уважаемую организацию, со строгой дисциплиной и числом воинов даже большим, чем нужно было для защиты владений ордена вокруг Акры.
Герман фон Зальца был выходцем из Тюрингии, из семьи министериалов, которые считались рыцарями, но были не вполне благородного происхождения. Поколение назад некий простолюдин изменил свой социальный статус к лучшему благодаря отваге, талантам и верности, и его красная кровь изменилась настолько, что превратилась в голубую. В эпоху, когда мирской успех зависел от удачной женитьбы и влиятельных родственников в церкви, родители Германа не обладали ни богатством, ни высоким происхождением. И сам Герман, следовательно, не мог рассчитывать далеко продвинуться, если пойдет по стопам своего отца и станет светским рыцарем. Максимум, на что мог надеяться министериал, это добиться чуть более высокого поста и вступить в чуть более выгодный, чем обычно, брак; если же выберет религиозную жизнь, то станет приором, или, возможно, епископом, или аббатом в каком-нибудь диоцезе; а еще он мог двинуться на восток, где польские князья привечали способных воинов и управителей. Герман фон Зальца использовал все эти возможности, чтобы вымостить для своего ордена дорогу к славе. Вступив в Тевтонский орден, он соединил военную и религиозную карьеру, а позднее направил свой орден в Среднюю и Восточную Европу.
К счастью для него, он вступил в маленький военный орден. Ведь в ордене более старом или более уважаемом он не смог бы добиться высокого поста. Хотя он был яркой личностью и обладал дипломатическими талантами и везде эти его качества производили впечатление, но этого было недостаточно, чтобы обойти препятствие, которым являлось его происхождение из министериалов. А как раз в малочисленном тогда Тевтонском ордене его дарования стали заметны, и он был избран магистром в молодом возрасте – ему было около тридцати лет. Он был одним из тех редких людей, что моментально внушают веру в свою честь и дарования. Без этого он не смог бы стать доверенным лицом папы и императора, и уж тем более служить посредником в ожесточенном споре между врагами, казавшимися непримиримыми.
В его ранней карьере мало что предвещало грядущее возвышение. Он, возможно, принимал участие в Четвертом Латеранском соборе в 1215 году, но определенно не выступал там публично; в декабре 1216 года сопровождал юного императора Фридриха II в Нюрнберг и также смог устроить отправку небольшой группы рыцарей, чтобы оборонять границу Венгерского королевства от набегов кочевых половцев. Эта безвестность обернулась славой в ходе Пятого крестового похода.
Герман фон Зальца присоединился к экспедиции, в 1217 году отправившейся с Кипра и высадившейся в Дамиетте, египетском порте, защищавшем дельту реки Нила и путь к Каиру. Этот крестовый поход обещал тот решительный успех, что ускользал от крестоносцев так долго. На успех можно было надеяться, учитывая уязвимость цели похода – Египта – и то, что значительную долю в экспедиции составляли рыцари из военных орденов. Среди участников похода была достигнута предварительная договоренность о стратегии и тактике, чего так недоставало в предыдущих походах, особенно в роковом Четвертом крестовом походе, когда крестоносцы оказались у стен Константинополя, к вечному позору и поношению христиан. Но даже и теперь, в отсутствие единственного, доминирующего лидера, что было главной слабостью крестоносцев, Герман выделялся среди великих магистров. Не столько тем, что его способности бросались в глаза или так велико было число рыцарей под его командованием. Скорее всего, потому, что Герман собрал так много денег и людей в поход и был человеком, к которому обращались за советом и руководством. К тому же ему удавалось постоянно добиваться для своего ордена привилегий и пожертвований.
Герман фон Зальца лично воевал под Дамиеттой все четыре года, когда христианский и мусульманский миры сошлись в отчаянном столкновении, когда каждая сторона призывала помощь из все более отдаленных мест и стало казаться, что уже некого звать для подкрепления. Наконец крепость пала, и крестоносцы отправились вверх по Нилу к Каиру. Это наступление в итоге обернулось неудачей. Хотя все призывали императора прийти на помощь, Фридрих II нашел благовидные причины отсрочить свой отъезд. Пока тянулись переговоры, крестоносцы один за другим возвращались домой. Хотя христианские вожди и могли получить доступ в Иерусалим, в обмен на уступку Дамиетты, папский легат упрямо отказывался успокоиться на чем-либо меньшем, чем полная победа. Ссылаясь на пророчества мифического царя Давида и Иоанна Крестителя, он пытался связать оба пророчества со слухами о великом царе (возможно, имелся в виду Чингисхан, который возглавлял монгольские орды, разорявшие соседние земли).
Он обещал легкую победу над дезорганизованными египтянами и убеждал великих магистров тамплиеров, госпитальеров и тевтонских рыцарей предпринять финальное наступление в 1221 году, попавшее в ловушку в дельте Нила. Результатом было полное поражение, потеря почти всей армии и утрата Дамиетты. Герман оказался среди пленных. Его вскоре выкупили, но он имел причины решить, что будущее его ордена не лежит исключительно в Святой земле.
Хотя многие порицали Фридриха II за то, что он пренебрег честью, нарушив обещания привести армию в Египет, и обвиняли его в бедствии, постигшем армию крестоносцев, Герман фон Зальца не был в их числе. Он оставался преданным династии Гогенштауфенов, по крайней мере пока это не противоречило его обязательствам перед церковью. Он приезжал в Германию в 1223 и 1224 гг. по делам империи, договариваясь об освобождении датского короля Вальдемара II, который был захвачен графом Генрихом Шверинским, что поставило государства северной Европы на грань всеобщей гражданской войны. Герман, который, без сомнения, знал графа с Пятого крестового похода, договорился о выкупе короля. Частью достигнутого сложного соглашения было обещание датского монарха участвовать в предстоящем походе Фридриха И. Хотя император и не отправился в Дамиетту, когда папа умолял его спасти крестоносцев, теперь Фридрих II набирал добровольцев в поход, в котором отомстил бы за все прошлые поражения христиан. В качестве видного представителя империи фон Зальца был способен утвердить в общественном сознании роль тевтонских рыцарей в качестве ведущей силы в немецком движении крестоносцев. Хотя раньше он посылал воинов, чтобы защитить Карпатские перевалы в Венгрии от набегов кочевников, он не хотел отвлекаться на эти мелочи, так же как и на интригующее предложение князя Конрада Мазовецкого (1187-1247) – послать войска для защиты северных границ Польши от прусских язычников.
Герман фон Зальца чувствовал острую необходимость полностью и без колебаний поддержать крестовый поход в Святую землю. Пятый крестовый поход практически провалился из-за неудачного наступления в Дельте, но это было уже в прошлом. Гроссмейстер понимал, что имперские интересы не позволяли Фридриху оставить Италию на милость его врагов в столь критический момент. Теперь Сицилия была усмирена. Более важным оказалось то, что Фридрих устроил свадьбу с наследницей королевства Иерусалимского, чьи земли могли перейти под его руку, только если он придет в Святую землю и войдет во владение ими. Когда император объявил, что исполнит свой обет крестоносца в 1226 или 1227 году, тевтонские рыцари осознали, что, предоставив большое число рыцарей для крестового похода императора, они получат известные преимущества от благодарности Фридриха[6].
В делах, касающихся крестового похода, не было человека ближе к императору как друг или как советчик, чем Герман фон Зальца. И он знал, что Фридрих вознаградит его, скорее, за то, что они смогут для него сделать в будущем, чем за их прошлую преданность и службу. Так что фон Зальца сделал очевидным для императора, что он может полностью рассчитывать на поддержку ордена. Поэтому Герман ясно дал понять, что император может ожидать всеобъемлющего сотрудничества с Тевтонским орденом. Члены ордена тем не менее предвкушали участие в великой победе христианства над исламскими недругами, и не в их интересах было отвлекать значительные силы на восточноевропейскую авантюру.
Впрочем, любое пятно на репутации от происхождения (из бюргеров или министериалов) практически смывалось церемонией посвящения. Посвящаемый в рыцари жертвовал немалым – ведь он не только давал обеты, но и приносил в качестве вступительного взноса (или «приданого») 30-60 марок, иногда в форме земельного надела. Это была не пустяковая сумма, однако вносили ее охотно, ведь престиж семьи рыцаря значительно повышался, а в будущем можно было надеяться на финансовые и политические выгоды. Если же рыцарь оказывался банкротом, то при вступлении в Тевтонский орден его долги ликвидировались.
Ежедневная деятельность рыцарей была скрупулезно распланирована, так же как это принято поныне в большинстве армий: держи солдата занятым и удержишь его от неприятностей. Однако не вооружение и не амуниция составляют огромное различие между солдатом современной армии и тевтонским рыцарем, а полная, абсолютная приверженность рыцаря своей двойной задаче. В равной степени монах и воин, он должен был присутствовать на церковных службах, хоть и коротких, но частых и регулярных, и подчиняться дисциплине, несравнимой с той, что существует в любой современной военной организации – ведь так рыцарь должен был существовать до самой своей кончины. Бедность, целомудрие и послушание были настоящей жертвой, принесенной настоящим мужчиной.
Религиозная жизнь
Когда рыцарь просил принять его в орден, то его предупреждали, что он должен будет полностью посвятить себя служению долгу – и военному, и религиозному. После того как он проходил предварительные расспросы, он представал перед капитулом и его вопрошали:«Братья слышали твою просьбу и желают знать о некоторых вещах, касающихся тебя. Первое – не давал ли ты клятву другому ордену, не обручен ли ты с женщиной, не раб ли ты какого-нибудь человека, не владеешь ли ты деньгами другого, или имеешь долги, платить по которым нужно будет ордену, не болен ли ты? Если что-нибудь из названного действительно так и ты не признаешься в этом, то, когда это станет известно, тебя могут изгнать из братства».Затем человек, вступающий в орден, приносил следующую клятву:
«Я обещаю блюсти целомудрие моего тела, и бедность, и смирение перед Богом, святой Марией, и перед тобой, магистр Тевтонского ордена, и перед твоими преемниками, согласно правилам и обычаям ордена, я обещаю послушание до самой смерти».Поскольку есть историки, которые говорят, что орден был политической организацией с маленькой или вовсе отсутствующей религиозной составляющей, то важно напомнить, что тевтонские рыцари мало отличались от других религиозных орденов, которые требовали от своих членов не «покидать мир», а пытаться исправить его. Применяя те же критерии оценки, нам придется признать, что институт пап является не более чем политической организацией, однако такое умозаключение будет неправильным (хотя деятельность некоторых пап в последнее время дает некоторые поводы так считать). В действительности духовная жизнь членов ордена представляла собой смесь религиозных и светских идей и интересов. Их нельзя отделить друг от друга, чтобы не исказился подлинный образ Тевтонского ордена. Общая молитва, включенная в статуты, хотя и написанная несколько раньше, иллюстрирует это сочетание идей лучше, чем длинная диссертация:
«Братья, молите Господа Бога, дабы утешил Святое Христианство своей благодатью и своим миром и защитил его от всякого зла. Молитесь Господу нашему за отца нашего духовного Папу, и за императора, и за всех наших вождей, и прелатов христианских, мирских и духовных, которых Господь использует на службе своей. И также за всех духовных и светских судей, чтобы они могли дать святому христианству мир и так хорошо судили бы, что божий суд миновал бы их.Осознание религиозного идеализма Тевтонского ордена фундаментально для понимания путей, которыми он выполнял свою миссию. Религиозный идеализм был столь же важной стороной существования всех военных орденов, сколь важным был протестантский радикализм для «круглоголовых» Кромвеля или членов коммуны чешских гуситов. И если местные источники не останавливаются подробно на этой религиозности, то это неудивительно. Ведь еще ни одному автору не удавалось сделать интересным для чтения повествование о бесконечных молитвах, службах, медитациях и благочестивых размышлениях. Однако в хрониках ордена постоянно упоминается набожность отдельных братьев и благочестие каких-то монастырей, даже если такие упоминания наносят ущерб повествованию. Следует иметь в виду, что и средневековым историкам было известно, как привлечь аудиторию, и они знали, что драматические события захватят их слушателей. Ветхий Завет был дороже их сердцу, чем Новый,– и в этом, возможно, таится ключ к загадке религиозной духовной жизни военных орденов.
Молитесь за орден наш, в котором Господь собрал нас, дабы даровал Он нам милость свою, чистоту и духовную жизнь, дабы избавил нас и все другие ордена от всего, что недостойно хвалы и противно Его заповедям.
Молитесь за Гроссмейстера и командоров, что управляют землями нашими и людьми, и за всех братьев, имеющих чин в ордене нашем, дабы служили они ордену так, чтоб не отдалил их от себя Господь.
Молитесь за братьев наших, чина не имеющих, чтобы они могли проводить свои дни с пользой и усердием, в трудах, так чтобы и они сами, и те, кто имеет чин, были бы полезными и набожными.
Молитесь за тех, кто впал в смертный грех, чтобы Господь помог им в милости своей и они избегли вечного проклятия.
Молитесь за земли, что лежат подле земель язычников, чтобы Господь пришел к ним с помощью, со своей мудростью и силой, чтобы вера в Бога и любовь могли распространиться там и они смогли противостоять всем своим врагам.
Молитесь за друзей и сторонников ордена и за тех, кто творит добрые дела и жаждет совершать их, дабы Господь вознаградил их.
Молитесь за всех тех, кто оставил нам наследство свое или дары, чтобы ни в жизни, ни в смерти не отдалил их Господь от себя. И молитесь особо за герцога Фридриха Швабского и брата его, короля Генриха, который был Императором, и за почтенных бюргеров Любека и Бремена, что основали орден наш. И поминайте также герцога Леопольда Австрийского, герцога Конрада Мазовецкого и герцога Самбора Померелльского… И поминайте также умерших братьев и сестер наших… и пусть каждый поминает души отца его, матери, братьев и сестер. Молитесь за всех верующих, дабы дал Господь им вечный мир. Да пребудут они в мире. Аминь!».
Полностью погруженную в религию личность нечасто встретишь в наши дни, многим трудно поверить, что когда-то люди считали это нормальным поведением. Поэтому некоторые люди, живущие сегодня, считают тех, кто глубоко религиозен в средневековом духе, чудаками или ханжами. Мы легко принимаем противоречия в нашем собственном поведении, но требуем последовательности от средневекового человека,– последовательности, которая делала бы из него или святого, или отвратительного мошенника. Рыцари и священники, рожденные между 1180 и 1500 годами, не были ни теми ни другими. Это были сложные личности, принявшие религиозную жизнь по разным причинам, но наверняка почти все из них видели себя частью промысла Господа, что творил порядок из хаоса, и это было основанием их жизни. Все их деяния в мире имели мало смысла, если сравнивать их с беспредельностью вечной жизни, лежавшей за чертой смерти, что неминуемо ждет каждого из нас. Для них любое иное поведение, особенно безразличие к судьбе своей бессмертной души, было глупым и опасным. Уверенные, что выбрали правильный путь, рыцари следовали ему, убежденные, что судьба не оставила им иного выбора. Удача или неудача, победа или поражение – все было неважным, второстепенным, все было в руках Господа. Они знали, что за гордость своими деяниями могут тут же подвергнуться каре – поражением на поле боя, ибо не медлит Божий промысел ни на мгновение. Их долг было внять голосу Божьему и покориться ему – к счастью для них, Божий глас обычно говорил им то, что они хотели услышать.
Монахи-воины
Жизнь в монастыре тевтонских рыцарей не была скучной, как могло бы показаться, исходя из вышесказанного. Да, конечно, северная зима столь же долгая и мрачная, насколько палестинское лето в Святой земле долгое и жаркое, но в ордене всегда находилось, чем заняться. Как заметил Вольтер в заключении к «Кандиду», работа – это лекарство от бедности, пороков и скуки. Бесспорно, даже самые истовые католические священники и высшие чины Тевтонского ордена согласились бы с этим деистским анализом человеческой сущности.В орденских монастырях у рыцарей было множество обязанностей. Глава каждого монастыря носил титул, который мы можем перевести, как кастелян или командор, и он надзирал за всеми остальными должностными лицами. Некоторые из должностей были весьма важными, например должность казначея, который теоретически должен был лично учитывать все доходы и расходы, однако на самом деле имел в своем распоряжении людей, чьи предки-бюргеры научили их разбираться в таких вопросах и хорошо считать. Большинство обязанностей было менее важными, как, например, присмотр за полями и конюшнями. Но на каждую должность назначался человек ответственный и преисполненный добродетели. При обсуждении кандидатур на освободившуюся должность такой добросовестный рыцарь мог рассчитывать на повышение.
В ордене поглощали немало спиртных напитков каждый день, а особенно много пили в праздники и дни приезда гостей. Рыцарям нравилось пиво и вино, особенно из их родных мест. Вместе с тем следовало соблюдать многодневные посты, и к этому относились вполне серьезно, о чем свидетельствуют обращения к папе с просьбами о позволении не придерживаться строгого поста тем, кто болен или стар.
Охота была страстью благородного сословия в целом, и тевтонские рыцари не были исключением. Позже, когда многие из их замков были построены в лесах или на окраинах диких мест, рыцари охотно договаривались с противником об «охотничьем перемирии». Рыцари главным образом держали собак, натасканных на оленя и зубра, кроме того, они нанимали местных воинов, которые кроме службы в качестве проводников на войне занимались в основном организацией охоты.
Рыцари ордена учили местные языки, пусть и не настолько глубоко и точно, как современные студенты. Рыцари, служившие на литовской границе, без труда понимали польских дам, взывавших к ним о помощи. И любому рыцарю, имеющему дело с местным ополчением, было нужно знать хотя бы основные команды на их родном языке, даже если те знали немецкий, а в пути – хотя бы несколько слов, чтобы потребовать еду, пиво и ночлег в трактире. Хорошее владение местными языками было особенно важно для тех рыцарей ордена, которые назывались «протекторами», жили среди местного населения и обучали местные воинские формирования.
Большинство рыцарей вступало в орден еще в ранней юности. Обычно это были вторые и последующие сыновья в семье, для которых такая служба оказывалась и полезной, и почетной карьерой. Даже не добившись славы и высокого поста, они знали, что будут окружены заботой в старости или если их ранят. Но важнее всего, верили они, было то, что они будут вознаграждены любовью Марии и ее Сына, их Господина и учителя. Годы лишений вознаграждались вечной жизнью. А мученичество давало гарантию вечной жизни даже тем, кто был далек от совершенства и не всегда соблюдал обеты бедности, целомудрия и послушания.
Далеко не все рыцари были святыми. Отнюдь. Некоторые были даже раскаявшимися преступниками: ведь в средневековом обществе был небольшой выбор – или прощать злодея, или наказывать его. Простолюдинов, разумеется, могли высечь, а некоторые из них могли быть низвергнуты на самое дно общества. Однако в целом заточение в тюрьму не было распространено. Гораздо лучше, рассуждало общество, сослать раскаявшихся преступников в монастырь, где они могли бы проводить дни, чередуя молитвы, работу и сон. Таким образом, они спасали свою бессмертную душу, одновременно решая социально полезные задачи. Тевтонский орден был одним из многих орденов, где принимали людей, обвиняемых в преступлениях. Это не означало, что этим бывшим отщепенцам в ордене было позволено обретать высокий статус или исполнять важные обязанности, но если они были готовы сражаться на далекой и опасной границе, то пятно позора смывалось с их семьи.
Может быть, правильнее всего думать о тевтонских рыцарях как о современной профессиональной спортивной команде. Их одержимость физическим здоровьем, верность предназначению, их гордость своими свершениями, земное чувство юмора, безудержность в праздниках – все это отделяло их от обычных людей так же, как это делает течение времени.
Одним словом, если уж рыцари и их собратья не были святыми, то никто из них не был и воплощением дьявола. В них отражались все качества благородного сословия той эпохи. И чем больше изучаешь их врагов, тем менее правдоподобным кажется стереотип, представляющий тевтонских рыцарей необычайно высокомерными или жадными до земель, лишь чуть менее ужасными, чем сам дьявол.
Глава Третья
Война в Святой Земле
Начало
Мы очень мало знаем о первых десятилетиях существования Тевтонского ордена. Самым важным событием явилась земельная сделка в 1200 года, когда король Иерусалимский Амальрик II продал рыцарям небольшой участок земли к северу от Акры. Кроме этого участка и госпиталя в порту Акры у тевтонских рыцарей было несколько разбросанных по побережью владений – у Яффы, Аскалона и Газы, а также несколько поместий на Кипре. Лишь позднее, став наследником Джоселина, Тевтонский орден приобрел заметные владения в Святой земле, кстати, именно это вызвало судебную тяжбу длиной в двадцать четыре года. Подозрительность и зависть уже существовавших орденов, вместе с их престижем и влиянием, делали сложным для нового ордена обретение твердых позиций в Палестине.Владения тевтонских рыцарей были так малы и столь незначителен вклад в военные операции в те ранние годы, что мы не знаем о первых трех магистрах ничего, кроме имен. Они наверняка заслужили среди крестоносцев хорошую репутацию и обрели немало влиятельных друзей, потому что орден начал быстро расти после избрания Германа фон Зальца магистром в 1210 году. Этот человек был блестящей личностью, но сделал бы очень мало, если бы его предшественники не передали ему крепкую и уважаемую организацию, со строгой дисциплиной и числом воинов даже большим, чем нужно было для защиты владений ордена вокруг Акры.
Герман фон Зальца
Герман фон Зальца, подобно Генри Форду или Джону Д. Рокфеллеру, был создателем империи, он умел находить благоприятные возможности там, где другие видели только трудности, он знал, как сотворить в рамках существующей системы новый тип империи, используя способности и деньги других людей, достигая цели, о которой кто-нибудь другой и мечтать не осмеливался. Именно потому, что он сделал это, история Тевтонского ордена на самом деле начинается не Третьим крестовым походом, а избранием Германа фон Зальца магистром в 1210 году.Герман фон Зальца был выходцем из Тюрингии, из семьи министериалов, которые считались рыцарями, но были не вполне благородного происхождения. Поколение назад некий простолюдин изменил свой социальный статус к лучшему благодаря отваге, талантам и верности, и его красная кровь изменилась настолько, что превратилась в голубую. В эпоху, когда мирской успех зависел от удачной женитьбы и влиятельных родственников в церкви, родители Германа не обладали ни богатством, ни высоким происхождением. И сам Герман, следовательно, не мог рассчитывать далеко продвинуться, если пойдет по стопам своего отца и станет светским рыцарем. Максимум, на что мог надеяться министериал, это добиться чуть более высокого поста и вступить в чуть более выгодный, чем обычно, брак; если же выберет религиозную жизнь, то станет приором, или, возможно, епископом, или аббатом в каком-нибудь диоцезе; а еще он мог двинуться на восток, где польские князья привечали способных воинов и управителей. Герман фон Зальца использовал все эти возможности, чтобы вымостить для своего ордена дорогу к славе. Вступив в Тевтонский орден, он соединил военную и религиозную карьеру, а позднее направил свой орден в Среднюю и Восточную Европу.
К счастью для него, он вступил в маленький военный орден. Ведь в ордене более старом или более уважаемом он не смог бы добиться высокого поста. Хотя он был яркой личностью и обладал дипломатическими талантами и везде эти его качества производили впечатление, но этого было недостаточно, чтобы обойти препятствие, которым являлось его происхождение из министериалов. А как раз в малочисленном тогда Тевтонском ордене его дарования стали заметны, и он был избран магистром в молодом возрасте – ему было около тридцати лет. Он был одним из тех редких людей, что моментально внушают веру в свою честь и дарования. Без этого он не смог бы стать доверенным лицом папы и императора, и уж тем более служить посредником в ожесточенном споре между врагами, казавшимися непримиримыми.
В его ранней карьере мало что предвещало грядущее возвышение. Он, возможно, принимал участие в Четвертом Латеранском соборе в 1215 году, но определенно не выступал там публично; в декабре 1216 года сопровождал юного императора Фридриха II в Нюрнберг и также смог устроить отправку небольшой группы рыцарей, чтобы оборонять границу Венгерского королевства от набегов кочевых половцев. Эта безвестность обернулась славой в ходе Пятого крестового похода.
Герман фон Зальца присоединился к экспедиции, в 1217 году отправившейся с Кипра и высадившейся в Дамиетте, египетском порте, защищавшем дельту реки Нила и путь к Каиру. Этот крестовый поход обещал тот решительный успех, что ускользал от крестоносцев так долго. На успех можно было надеяться, учитывая уязвимость цели похода – Египта – и то, что значительную долю в экспедиции составляли рыцари из военных орденов. Среди участников похода была достигнута предварительная договоренность о стратегии и тактике, чего так недоставало в предыдущих походах, особенно в роковом Четвертом крестовом походе, когда крестоносцы оказались у стен Константинополя, к вечному позору и поношению христиан. Но даже и теперь, в отсутствие единственного, доминирующего лидера, что было главной слабостью крестоносцев, Герман выделялся среди великих магистров. Не столько тем, что его способности бросались в глаза или так велико было число рыцарей под его командованием. Скорее всего, потому, что Герман собрал так много денег и людей в поход и был человеком, к которому обращались за советом и руководством. К тому же ему удавалось постоянно добиваться для своего ордена привилегий и пожертвований.
Герман фон Зальца лично воевал под Дамиеттой все четыре года, когда христианский и мусульманский миры сошлись в отчаянном столкновении, когда каждая сторона призывала помощь из все более отдаленных мест и стало казаться, что уже некого звать для подкрепления. Наконец крепость пала, и крестоносцы отправились вверх по Нилу к Каиру. Это наступление в итоге обернулось неудачей. Хотя все призывали императора прийти на помощь, Фридрих II нашел благовидные причины отсрочить свой отъезд. Пока тянулись переговоры, крестоносцы один за другим возвращались домой. Хотя христианские вожди и могли получить доступ в Иерусалим, в обмен на уступку Дамиетты, папский легат упрямо отказывался успокоиться на чем-либо меньшем, чем полная победа. Ссылаясь на пророчества мифического царя Давида и Иоанна Крестителя, он пытался связать оба пророчества со слухами о великом царе (возможно, имелся в виду Чингисхан, который возглавлял монгольские орды, разорявшие соседние земли).
Хотя многие порицали Фридриха II за то, что он пренебрег честью, нарушив обещания привести армию в Египет, и обвиняли его в бедствии, постигшем армию крестоносцев, Герман фон Зальца не был в их числе. Он оставался преданным династии Гогенштауфенов, по крайней мере пока это не противоречило его обязательствам перед церковью. Он приезжал в Германию в 1223 и 1224 гг. по делам империи, договариваясь об освобождении датского короля Вальдемара II, который был захвачен графом Генрихом Шверинским, что поставило государства северной Европы на грань всеобщей гражданской войны. Герман, который, без сомнения, знал графа с Пятого крестового похода, договорился о выкупе короля. Частью достигнутого сложного соглашения было обещание датского монарха участвовать в предстоящем походе Фридриха И. Хотя император и не отправился в Дамиетту, когда папа умолял его спасти крестоносцев, теперь Фридрих II набирал добровольцев в поход, в котором отомстил бы за все прошлые поражения христиан. В качестве видного представителя империи фон Зальца был способен утвердить в общественном сознании роль тевтонских рыцарей в качестве ведущей силы в немецком движении крестоносцев. Хотя раньше он посылал воинов, чтобы защитить Карпатские перевалы в Венгрии от набегов кочевников, он не хотел отвлекаться на эти мелочи, так же как и на интригующее предложение князя Конрада Мазовецкого (1187-1247) – послать войска для защиты северных границ Польши от прусских язычников.
Герман фон Зальца чувствовал острую необходимость полностью и без колебаний поддержать крестовый поход в Святую землю. Пятый крестовый поход практически провалился из-за неудачного наступления в Дельте, но это было уже в прошлом. Гроссмейстер понимал, что имперские интересы не позволяли Фридриху оставить Италию на милость его врагов в столь критический момент. Теперь Сицилия была усмирена. Более важным оказалось то, что Фридрих устроил свадьбу с наследницей королевства Иерусалимского, чьи земли могли перейти под его руку, только если он придет в Святую землю и войдет во владение ими. Когда император объявил, что исполнит свой обет крестоносца в 1226 или 1227 году, тевтонские рыцари осознали, что, предоставив большое число рыцарей для крестового похода императора, они получат известные преимущества от благодарности Фридриха[6].
В делах, касающихся крестового похода, не было человека ближе к императору как друг или как советчик, чем Герман фон Зальца. И он знал, что Фридрих вознаградит его, скорее, за то, что они смогут для него сделать в будущем, чем за их прошлую преданность и службу. Так что фон Зальца сделал очевидным для императора, что он может полностью рассчитывать на поддержку ордена. Поэтому Герман ясно дал понять, что император может ожидать всеобъемлющего сотрудничества с Тевтонским орденом. Члены ордена тем не менее предвкушали участие в великой победе христианства над исламскими недругами, и не в их интересах было отвлекать значительные силы на восточноевропейскую авантюру.