Страница:
---------------------------------------------------------------
OCR: Алексей Бахарев
---------------------------------------------------------------
На свете жили супруги Звездюк, Анна и Георгий.
Они работали обыкновенными школьными учителями -- он по физкультуре,
она по домоводству. Была у них квартира и садово-огородный участок.
Полгектара виктории, песцовая ферма на полтораста голов были хорошим
подспорьем в их семейном бюджете. Появилась возможность приобретать всякие
разные вещи. Но в том и беда, что Звездюки просто физически не могли
переплачивать за дефицит: от этого у них случались судороги или даже
припадки. Это такая специальная болезнь есть, она даже по-латыни как-то
называется. Перебрав мало-помалу все возможности, супруги в конце концов
обратились к очень старому, но проверенному способу -- решили заложить свои
души одной заинтересованной организации. Про души Звездюки твердо знали, что
их нет, а раз нет, то и не жалко.
Не замедлил, прихрамывая, явиться и представитель этой организации.
Звездюки потребовали, чтобы им доставалось впредь все без очереди и по
божеской, то есть государственной, цене. Представитель сказал, что все
заявки на дефицит уже давным-давно сделаны -- лимит. Ни молодости, ни
долголетия без дефицита Звездюкам не было нужно. Они настаивали на своем.
Наконец представитель вспомнил, что завалялось у него одно местечко на
дефицит. Правда, второго сорта. Супруги и тому обрадовались -- без колебаний
оформили соответствующие документы, прижгли ранки одеколоном и стали ждать.
С тех пор, что Анна, что Георгий как ни пойдут в магазины, так там
сразу что-нибудь выбросят. Такое им везение вышло, что они всегда во главе
очереди стояли. Только и представитель не зря про второй сорт говорил --
доставаться-то доставалось все, да только не шибко хорошее. Джинсы шиты
гнилыми нитками. Гарнитур "Клеопатра" весь порассохся, как в египетской
пустыне. Бриллианты с пузырьками. Японский телевизор все лица делает
желтыми. Швейцарские часы время показывают швейцарское. Меховые изделия
облезли. Расцветка на коврах повыцвела. Фарфоровый сервиз на триста персон
покрылся трещинками. В двухтомнике женщины-писателя Цветаевой каждая вторая
страница пустая. В сервелате попадаются картон, гвозди и прочий мусор.
Купили Звездюки и "Волгу" в экспортном исполнении. Но у нее тормоза
тоже оказались того -- вытекла вся тормознуха. Водитель БелАЗа, к примеру, и
не заметил, что звездюковская машина об него расплющилась.
Вот тут Звездюки и обнаружили, что душа-то еще как есть, когда начали с
них требовать представители заинтересованной организации. Но Звездюки сроду
ничего своего не отдавали. Очень долго судились, затаскали всех по судам,
пока на них не плюнули и не отпустили обратно жить.
...Звездюки теперь живут под другой фамилией в другом городе. Преподают
в университете -- он этику, а она эстетику. Если хотите с ними
познакомиться, занимайте любую очередь. Все равно впереди стоит или Звездюк,
или Звездючиха. А то и оба вместе, если есть норма в одни руки. В такие
минуты супруги очень жалеют, что у них нет десяти детей.
По аллее парка шел к себе на работу инженер Малинников. Он никого не
трогал, просто шел и шел. И увидел, что на одной скамеечке, укрывшейся в
кустиках, стоит сумка. И не какая-нибудь дерюжная, с портретом сомнительного
певца или певицы, а хорошая, кожаная, объемистая, со множеством
дополнительных кармашков. Кроме того, сумка была украшена наклейками
различных зарубежных отелей. Инженер Малинников почувствовал, что устал от
ходьбы на работу и присел отдохнуть на ту же скамеечку, что и прекрасная
сумка. Отдыхая, инженер между делом принялся размышлять, чья бы это могла
быть сумка и что бы в ней могло быть. Уж, наверное, не папка с отчетами и не
бутылка пива. Да и сама сумка дорого стоит.
Раньше, до встречи с сумкой, Малинников ничего чужого не брал. Поэтому
он схватил сумку не сразу, а довольно долго елозил рядом с ней по скамеечке.
"Не я, так кто-нибудь другой", - подумал он и побежал сквозь кусты к выходу
из парка. На ходу он начал разочаровываться в сумке из-за ее легкого веса.
"И положить-то, сволочи, ничего не могут!" - возмущался он бывшими хозяевами
сумки. Совсем злой пришел на работу. Долго ходил по коридору, курил и
сердился. А потом решил, что ему теперь уже все равно. Незаметно
повыкручивал в коридоре все лампочки и побросал в сумку.
Рабочий день длинный. За этот день в сумку полетело еще много чего: две
пачки писчей бумаги, куча шариковых ручек, калькулятор, дырокол. "Не я, так
кто-нибудь другой!" - успокаивал себя Малинников. И не знал жалости к
казенному имуществу, не был с ним щепетилен и удивлялся только
поместительности сумки. В такой сумке даже стол унести можно.
Но на этот раз уносить стол Малинников не стал, а решил унести маленько
спиртику из лаборатории. А чтобы миновать вахтера, придумал хитрость: налил
спирт в бутылку из-под нарзана и идет, будто купил в буфете минерального
напитка и пьет от жары. Так и прошел мимо вахтера. А как вышел со службы,
припустил домой через парк, остановился у скамеечки, хотел бутылку в сумку
положить. А сумка-то пустая! Мало того -- у Малинникова рука с бутылкой
куда-то глубже дна ушла! И тут Малинников почувствовал, что бутылку чья-то
лапа у него вырывает, и совсем испугался. Испугаться-то испугался, а
спиртик-то пожалел: засунул в сумку другую руку и уже двумя руками стал
выручать бутылку назад. Да лапа оказалась сильнее: она не только вырвала
бутылку, она и самого Малинникова сгребла за шиворот и утащила в сумку --
только ноги мелькнули. О том, куда попал Малинников, не только догадываться,
но и думать страшно.
А сумка осталась стоять на скамеечке в парке. Ждет, поди, когда пройдет
мимо заведующая отделом магазина "Бакалея" Герцеговина Борисовна Флор!
Вот какую историю часто любят рассказывать коренные жители Крыма
приезжим людям.
Есть в Крыму один завод средней величины. И этот завод выпускает
продукцию среднего качества. И вот, чтобы он выпускал продукцию не среднего
качества, а получше, с другого завода, что расположен на Крайнем Севере, в
Крым прислали молодого инженера Голякова, до зубов вооружив его
рекламациями.
В Крыму Голяков никогда не был и очень удивился, что здесь так тепло и
вино такое дешевое. Удивлялся он несколько дней подряд и не казал носа на
завод средней величины. А одна девушка затащила его на прогулочный катер.
Катер весело побежал прямо в Черное море. Вдруг поднялся ветер неслыханной
силы. То есть слыханной, но очень давно, со времен урагана, потопившего
англо-французскую эскадру в период Крымской кампании.
Пассажиры перепугались, крикнули капитана. Капитан вышел к людям и
закричал:
- А ну, честно признавайтесь -- командированные есть?
Так как Голяков был уже выпимши, он возьми да и признайся -- я, мол.
Тотчас наскочили на него два дюжих матроса и пинками прогнали за борт.
Черное море само успокоилось и успокоило пассажиров.
- Не любит море командированных, - пояснил капитан.
А к Голякову подплыла небольшая черноморская акула-катран и, сильно
поднатужившись, проглотила, насколько влез.
...Старые люди рассказывают, что в дни совещаний и планерок прямо под
окна кабинета директора завода средней величины, не боясь промышленных
отходов, подплывает рыба с человеческой головой и руками. Громким голосом
эта рыба выкрикивает обличающие слова рекламаций. Легенда гласит, что в тот
день, когда высказывания и претензии чудесной рыбы будут услышаны
руководством завода, запротоколированы и приняты к сведению, злые чары
падут, и на берег выйдет недурной собою молодой человек с командировочным
удостоверением.
В эту легенду верят все, кроме работников завода средней величины. Но и
они, проводя совещания и планерки, накрепко закрывают все окна и задвигают
шторы, даром что в этом самом Крыму жарища -- страшное дело.
Ивана Игошина женщины крепко не любили. Началось это безобразие еще с
детско-юношеского возраста. Однажды Иван после школьного вечера с танцами
пошел провожать одну девочку, предварительно спросив у старших товарищей,
что да как. В ответ на его действия в подъезде девочка жестоко заметила:
"Целуйся, да не слюнявь!" Это была первая, но не последняя неудача Ивана.
Даже когда он вырос в мужчину, на него женщины не то что не обращали
внимания -- терпеть не могли одного его присутствия. Игошину было очень
больно и обидно. Обидой он ни с кем не делился, копил ее. А еще он копил
деньги.
В том же городе, что и Игошин, жил еще один человек. С одной стороны,
он был как бы стяжатель и шарлатан, а с другой -- представитель народной
медицины. Это с какой стороны посмотреть. Игошин прослышал, что этот человек
делает приворотное зелье, да такое сильное, что ужас. Зато оно и стоит
столько, что ужас. Игошин пришел к этому человеку и попросил. Человек
объяснил, как пользоваться зельем, какие антинаучные слова при этом
произносить, и дал Игошину пузырек. Игошин сказал, что ему нужен не
какой-нибудь там пузырек, а целое ведро. Достал из карманов все деньги, что
скопил за двадцать лет безупречной работы, и ушел с полнешеньким ведром
приворотного зелья.
Ведро он вынес за черту города, на берег реки. А зелье взял и вылил
прямо в реку, приговаривая при этом, чтобы все женщины стали по нему,
Игошину, сохнуть. Потом сполоснул ведерко и пошел домой -- ждать, что
получится.
Утром на работе Игошину сказали, что приехала комиссия из министерства,
а во главе комиссии стоит такая злая тетка, что не приведи Господи, и что
Игошину лучше уйти куда-нибудь, чтобы не злить эту тетку своим внешним
видом, а то и так неприятностей много. Но эта тетка все-таки столкнулась с
Игошиным в коридоре. И она сразу стала не тетка, а вполне еще нормальная и
привлекательная женщина. Она спросила у Игошина, кто он такой, и пригласила
его в ресторан. Кое-как завершила свою работу в комиссии и, рыдая, вернулась
в министерство, где про нее сразу пошла худая слава. А все мужики на работе
сказали, что Игошин дает.
Помаленьку жизнь в городе стала совсем никудышная. И без того высокий
процент разводов подскочил в несколько раз. Многие женщины еще и не знали
Игошина, но уже чувствовали, что жить с мужьями больше не могут. "Может, ты
полюбила другого?" - спрашивал, бывало, муж жену. "Ах, я сама еще не знаю!"
- отвечала жена и, в задумчивости собрав вещи мужа, выставляла их за дверь.
Правда, были и положительные факты: желая понравиться Игошину, женщины стали
лучше одеваться, активнее участвовать в работе и общественной жизни.
Улучшился и моральный климат, так как все они хранили Ивану верность.
Поначалу такая жизнь Игошину очень и очень понравилась. Работать он
бросил, кормили и одевали его представительницы сферы обслуживания. Мужья
принялись писать заявления, чтобы Игошина привлекли за тунеядство, но ни
одно заявление не ушло дальше первой попавшейся на его пути женщины.
Несколько раз самые смелые мужчины зверски избивали Игошина, но
женщины-врачи быстро поднимали его на ноги, а женщины-судьи отправляли
обидчиков далеко и надолго.
Мало-помалу силы Игошина начали истощаться, а такой образ жизни --
тяготить. Осознал он и всю глубину эгоистичности своего поступка по
отношению к мужчинам, которые ему раньше ничего плохого не делали, а
наоборот, жалели и обещали найти бабу. Однажды ночью он переоделся в женское
платье и вылез через окно, обманув бдительность стоящего у дверей
добровольного патруля. Прибежал огородами к давешнему знахарю и узнал, что
ведро отворотного зелья стоит в десятки раз дороже, чем приворотного, -
известно ведь, что связаться куда легче, чем развязаться. Игошин сел на
поезд и уехал на Тихий океан.
Сейчас он живет и работает на острове Шикотан и неплохо зарабатывает --
копит деньги на отворотное зелье. Несмотря на дефицит мужиков на этом самом
острове, женщины не донимают Ивана -- потому, наверное, что вода из той реки
еще не дошла до океана. А когда дойдет, Иван уже поднакопит денег и вернется
в родной город, где из-за него по-прежнему льются слезы, распадаются семьи,
а женщины вечерами выходят на берег реки и задумчиво смотрят вдаль.
И все станет, как было.
Часто ездя в автобусе по маршруту No 87, молодой рабочий одного из
крупнейших в мире предприятий Костя Быкадоров сильно влюбился в одну
девушку. Как звать девушку по имени, Костя не знал, а спросить стеснялся, да
она бы и не ответила, потому что была сфотографирована на карточку и
приклеена на маленький самодельный позорный листок под заголовком в стихах:
"Они не считают нужным оплачивать проезд. Они не имеют шесть копеек за
проезд". На листке позорились разные люди на карточках, и вот среди них-то и
находилась девушка редкой красоты и большого человеческого обаяния. Она даже
не походила ни на одну артистку театра и кино, потому что была в десятки раз
лучше их. Костя залюбовался на девушку и проехал свою остановку "Крупнейший
завод". Возвращаясь со смены в общежитие No 6, он пропустил целый ряд
автобусов, пока не дождался именно того, с позорным листком, и опять
любовался. Он сначала решил отколупать карточку, но было стыдно: вдруг люди
подумают, что это его девушка. Потом Костя решил: нет, наоборот, пусть как
раз и думают, что у него такая девушка, и стал ее отколупывать. Это дело
приметил в зеркальце шофер и начал громко срамить Костю по радио. Костя от
срама покраснел и вышел на ходу.
С тех пор он всегда ездил этим автобусом, даже если ему нужно было в
другую сторону. Потом листок сняли, повесили новых "позорников". Но Костя
девушку не забыл, часто и хорошо о ней думал. Как же это получилось, что она
не взяла билет? Она, наверное, студентка педагогического института или
театрального техникума. Она задумалась о своих будущих учениках или
репетировала про себя пьесу "Отелло" и позабыла заплатить шесть копеек. Или,
может, она иностранная девушка и не знает, что такое шесть копеек, а вредная
кондуктор не захотела разменять чужую денежку -- фунт стерлингов. Или,
может, барахляный парень-фарцовщик обманул ее и бросил одну, без шести
копеек на жизнь.
Потом они встретились. Костя быстро узнал свою любимую. Он любовался
живой девушкой вплоть до ее высадки на остановке "Баня" без взятия билета. С
тех пор он часто встречал ее в средствах общественного транспорта. Билетов
она по-прежнему не брала, и Костя начал примечать, что под газами у нее
круги, на шее встречаются синяки поцелуйного происхождения, от девушки в
целом зачастую пахнет вином и водкой, одевается она не по средствам. Нужно
было что-то делать. Костя взял фотографический аппарат и в солнечный
апрельский полдень совершил с девушки снимок на пленку. Потом он напечатал
снимок в количестве многих экземпляров. Фотопортреты он расклеил на листовки
с надписью: "У нее никогда нет шесть копеек за проезд!" Эти листовки Костя
расклеивает в автобусах, в трамваях, даже в кинотеатрах. На его снимке
нечестная девушка вышла еще краше, чем на прежнем позорном листке, и Костя
надеется, что влюбится в нее хороший парень и поможет ей выйти на светлую,
честную дорогу в жизни.
В одном месте шло совещание. То есть еще не шло, а только собиралось
идти -- сидели, курили, разговаривали. Вот один сотрудник и говорит:
- Видел я нынче удивительный сон, что у меня ноги отдельно ходят, а сам
я на месте сижу...
Тогда главный бухгалтер тоже говорит:
- Это что за сон? Это разве сон?! Вот я нынче видел сон так сон! Будто
руки у меня выросли такие длинные, что я сам тут сижу, а правой рукой с
шурином здороваюсь. А живет мой шурин, надобно вам знать, аж в самом
Южно-Сахалинске.
Потом еще кто-то сон рассказал, потом еще. Один другого чуднее. Только
один молодой начальник отдела сидит себе в углу да помалкивает потихоньку.
Директор его спрашивает:
- А что же ты, начальник отдела, не поведаешь коллективу своего сна?
Начальника отдела была фамилия Дурасов. Дурасов и говорит:
- Нет уж. Мои сны -- это мое личное дело.
С той поры житье Дурасову стало худое: принялись его все гонять,
шпынять да попрекать. А потом и совсем уволили. Тогда Дурасов затеял
жаловаться, жаловался сильно и долго, аж комиссия приехала. Послушала
комиссия Дурасова и диву далась:
- Во дают! Во самодуры! Этого мы так не оставим! Наведем порядок! А ты,
Дурасов, уж нам-то расскажи свой сон.
Дурасов и говорит:
- Прости меня, высокая комиссия, но мои сны -- это мое личное дело.
- Ну и оставайся при своих снах! -- вскричала комиссия и поехала прочь.
Потом еще одна комиссия приезжала и еще. Никому Дурасов своего сна не
поведал. Приезжал даже один журналист специальный. Статью написал --
"Клеветник-сновидец". Читали, поди?
Дурасов опускался все ниже и ниже. И вот уже сидит под забором с
бичами, делится своим горем.
- Крепко тебя жизнь стукнула, - говорят бичи в утешение. -- Ну да ты не
печалься. С нами не пропадешь. Да заодно, кстати, расскажи нам, корешкам
своим, тот сон.
Дурасов и говорит:
- Простите, корешки, но мои сны -- это мое личное дело.
- Крепко тебя жизнь стукнула, - говорят бичи. -- А уж мы, бичи, стукнем
еще крепче!
Стали его бить, колотить, по матери навеличивать. Да там же, под
забором, и бросили.
Лежал Дурасов, пьяный да битый, и спал. А во сне он видел свой
нерассказанный сон. Сон был вот какой: сидит Дурасов в своем кабинете, в
глубоком кресле. Пьет чай и другие напитки. А у него в приемной сидят и
директор, и главный бухгалтер, и члены всех комиссий. И даже бичи, и те
сидят. А он не торопится их принимать -- томит неделю, месяц, год. Они-то к
нему рвутся, чтобы сны свои поведать.
А на что Дурасову ихние глупые сны?
В одном городе, в одном доме, на одной лестничной площадке жили два
человека. Одного человека звали Шишмарев, он работал лекальщиком на
крупнейшем заводе. "Рабочим академиком" прозвали его в народе с легкой
статьи заезжего корреспондента. Зарабатывал Шишмарев солидно, а жила семья
его не очень -- все-таки семеро детей, да престарелые родители в деревне, да
забулдыга брат с такой же семьищей.
Гапеев же был обыкновенный инженеришка, и даже не настоящий инженер, а
так -- то ли по этике, то ли по эстетике. Шишмарев подсчитал как-то на
досуге, что без такого специалиста, каков Гапеев, их завод может работать
еще восемьдесят два года. Но денежки Гапееву шли уже сейчас, хоть и
небольшие. Поэтому Гапеев старался добывать их на стороне, и довольно
удачно: он уже купил себе все, что можно, и начинал подумывать о покупке
того, чего нельзя. Жена Гапеева была его настоящим другом и
единомышленником, поэтому детей у них не было.
И вот однажды в дверь к Гапееву постучали, хотя рядом и был звонок с
музыкой из кинофильма "Кавказская пленница". Гапеев открыл дверь и увидел,
что стучится пьяненький старичок в телогрейке. Старичок принялся врать, что
у него маленько не хватает на билет до Караганды. Гапеев его слушал-слушал
да как покатит с лестницы! Старичок загремел. На грохот выскочил на лестницу
Шишмарев и семеро его сыновей. Они подобрали старичка, принесли к себе в
дом, забинтовали ему голову. Старичок покушал и сомлел на диване. Утром
Шишмарев обещался дать ему денег на билет. Но когда все проснулись, старичка
не было. А на столе стояла большая старинная бронзовая ваза, наполненная
золотыми монетами.
Шишмарев с сыновьями потащил вазу куда положено. А там спросили, где
Шишмарев ее взял. Он и расскажи про старичка пьяненького из Караганды. Над
Шишмаревым принялись звонко смеяться и отпустили, взяв на всякий случай
подписку о невыезде.
С того дня жизнь Шишмарева пошла наперекосяк. Время от времени его
вызывали и спрашивали про вазу. На дом к нему приходили ученые археологи и
уговаривали сказать, где он ее выкопал. "Одну сдал -- пяток припрятал!" -
говорили злые языки. Даже на родном крупнейшем заводе прошел слух, что
Шишмарев по причине многодетности связался с валютчиками.
От горя жена Шишмарева до того дошла, что как-то в лифте начала
плакаться жене Гапеева и все ей рассказала. Гапеиха сообщила мужу. Гапеев,
выбрав свободное от ковров место, принялся колотить головой о стену. Вдоволь
наколотившись, побежал в город. Три дня и три ночи без содержания он бегал
по вокзалам, подворотням, котельным и другим местам, где любят бывать
старички, которым не хватает на билет до Караганды. И нашел старичка на
стадионе -- он собирал оставшуюся от хоккея посуду. Гапеев схватил старичка
в охапку, привез домой и стал потчевать черной икрой, кавказскими фруктами,
португальским портвейном. Гапеиха нарядилась во все лучшее и с посильной
помощью рояля "Стейнвей" пела популярные песни прежних лет, ладя угодить
старичку, чтобы вспомнил молодость. Откуда Гапеихе знать, что молодость
старичка прошла столь давно, что от его любимых песен не осталось ни
текстов, ни мелодий!
Старичок слушал-слушал и сомлел, как у Шишмарева. Гапеев перенес его на
супружескую кровать, жена легла на раскладушке, а Гапеев сел в кресло и ждал
благодарности. Гапеев-то знал, куда следует нести золото. За мечтами он
как-то задремал, а когда открыл глаза, увидел, что старичка нет, а на столе
стоит бронзовая ваза. Гапеев засунул в нее голову. А в вазе было то, что
золотом в народе называют разве что в шутку.
...Шишмарева не дали в обиду заводские друзья и товарищи. Больше его
вопросами про золото не донимают. И даже выплатили полагающийся процент. Но
теперь Шишмарев не только на золото, а и на бумажные деньги смотреть не
может. Зарплату за него получает жена по доверенности.
...А Гапеевы погоревали, поплакали, опростали вазу в мусоропровод и
тщательно вымыли. Гапеиха еще накапала туда розового масла -- три рубля
капелька. И теперь эта ваза на почетном месте стоит. Когда приходят гости,
им первым делом покажут эту вазу. "Влетела в копеечку! -- хвалится Гапеев.
-- Зато и вещь!"
Но гости нет-нет да и поведут носами, принюхиваясь. А потом думают --
нет, показалось. В самом деле, откуда в квартире, где весь санузел
западно-германского производства и стоит четыре тысячи, взяться этакому
постороннему запаху?
В одном крупном-крупном тресте начальником был Иван Палыч. Как и любой
мыслящий руководитель, Иван Палыч терпеть не мог, когда вокруг было много
бумаг. К такому же порядку он приучил своих сотрудников, чтобы не разводили
лишней писанины.
Как-то утром Иван Палыч прибыл на работу и открыл сейф. Он точно знал,
что на верхней полочке у него лежат всего-то две бумаги: приказ об
увольнении пьяницы Шнеллер-Бугаевского и распоряжение о перемене мебели в
служебных помещениях. А тут увидел, что лежит какая-то третья. И все в этой
бумаге честь по чести: и бланк, и печать. Только содержание непонятное --
наградить сотрудника Цыгамку Н.Ф. вращающимся креслом по случаю
пятидесятилетия беспорочной службы в тресте. Мало того, что в штате сроду не
было сотрудника Н.Ф. Цыгамки -- самому-то тресту было всего десять лет. Иван
Палыч напустился было на секретаршу, а потом ему неловко стало, извинился.
Дурацкую же бумагу порвал и бросил в корзину.
Открыл папку, что лежала на столе, и диву дался -- бумаг в ней было
чуть ли не вдвое больше, чем вчера. Одни бумаги он составлял лично, другие
просматривал. А вот третьих он и в глаза не видел! И было в этих бумагах что
попало: и об отгрузке каких-то бульдозеров, и об аморальном поведении
главного механика, известного в тресте аскета, и о лишении квартальной
премии всех сотрудников треста, включая самого Ивана Палыча.
Назавтра стало еще хуже. Лишних бумаг прибавилось. Иван Палыч забросил
все дела и только сортировал документы, отделяя настоящие от ложных. Он
категорически запретил входить в свой кабинет и велел принести ему муфельную
печь -- сжигать фальшивки. А уходя поздно вечером домой, накрепко опечатал
кабинет и канцелярию.
Это не помогло. Сначала Иван Палыч грешным делом подумал, что над его
сейфом потрудился медвежатник, а потом понял, что сейф просто лопнул по швам
-- столько в нем оказалось документов. Опять допоздна раскладывал и жег
бумаги. Но отделять настоящие от ненастоящих стало труднее: по форме и
содержанию они начали приближаться к трестовским. И чуть было не положил к
настоящим приказ об увольнении известного бездельника Чурина, да вовремя
вспомнил, что Чурин -- молодой специалист и с ним придется валандаться,
сколько положено.
Тогда Иван Палыч решил обратиться к одному человеку -- трестовскому
истопнику. Дело в том, что этот истопник здорово разбирался в генетике. За
это его в свое время попросили из ученых, а когда опять попросили назад, он
в ученые не вернулся, так и остался истопником. Истопник выслушал рассказ
начальника и намекнул, что без бутылки не разобраться. У Ивана Палыча в
холодильнике было на всякий случай. Истопник посидел-подумал и сделал
научное заключение.
Он объяснил, что в обычных условиях бумаги размножаются, так сказать,
вегетативно: из одного документа проистекает другой, из другого -- третий и
OCR: Алексей Бахарев
---------------------------------------------------------------
На свете жили супруги Звездюк, Анна и Георгий.
Они работали обыкновенными школьными учителями -- он по физкультуре,
она по домоводству. Была у них квартира и садово-огородный участок.
Полгектара виктории, песцовая ферма на полтораста голов были хорошим
подспорьем в их семейном бюджете. Появилась возможность приобретать всякие
разные вещи. Но в том и беда, что Звездюки просто физически не могли
переплачивать за дефицит: от этого у них случались судороги или даже
припадки. Это такая специальная болезнь есть, она даже по-латыни как-то
называется. Перебрав мало-помалу все возможности, супруги в конце концов
обратились к очень старому, но проверенному способу -- решили заложить свои
души одной заинтересованной организации. Про души Звездюки твердо знали, что
их нет, а раз нет, то и не жалко.
Не замедлил, прихрамывая, явиться и представитель этой организации.
Звездюки потребовали, чтобы им доставалось впредь все без очереди и по
божеской, то есть государственной, цене. Представитель сказал, что все
заявки на дефицит уже давным-давно сделаны -- лимит. Ни молодости, ни
долголетия без дефицита Звездюкам не было нужно. Они настаивали на своем.
Наконец представитель вспомнил, что завалялось у него одно местечко на
дефицит. Правда, второго сорта. Супруги и тому обрадовались -- без колебаний
оформили соответствующие документы, прижгли ранки одеколоном и стали ждать.
С тех пор, что Анна, что Георгий как ни пойдут в магазины, так там
сразу что-нибудь выбросят. Такое им везение вышло, что они всегда во главе
очереди стояли. Только и представитель не зря про второй сорт говорил --
доставаться-то доставалось все, да только не шибко хорошее. Джинсы шиты
гнилыми нитками. Гарнитур "Клеопатра" весь порассохся, как в египетской
пустыне. Бриллианты с пузырьками. Японский телевизор все лица делает
желтыми. Швейцарские часы время показывают швейцарское. Меховые изделия
облезли. Расцветка на коврах повыцвела. Фарфоровый сервиз на триста персон
покрылся трещинками. В двухтомнике женщины-писателя Цветаевой каждая вторая
страница пустая. В сервелате попадаются картон, гвозди и прочий мусор.
Купили Звездюки и "Волгу" в экспортном исполнении. Но у нее тормоза
тоже оказались того -- вытекла вся тормознуха. Водитель БелАЗа, к примеру, и
не заметил, что звездюковская машина об него расплющилась.
Вот тут Звездюки и обнаружили, что душа-то еще как есть, когда начали с
них требовать представители заинтересованной организации. Но Звездюки сроду
ничего своего не отдавали. Очень долго судились, затаскали всех по судам,
пока на них не плюнули и не отпустили обратно жить.
...Звездюки теперь живут под другой фамилией в другом городе. Преподают
в университете -- он этику, а она эстетику. Если хотите с ними
познакомиться, занимайте любую очередь. Все равно впереди стоит или Звездюк,
или Звездючиха. А то и оба вместе, если есть норма в одни руки. В такие
минуты супруги очень жалеют, что у них нет десяти детей.
По аллее парка шел к себе на работу инженер Малинников. Он никого не
трогал, просто шел и шел. И увидел, что на одной скамеечке, укрывшейся в
кустиках, стоит сумка. И не какая-нибудь дерюжная, с портретом сомнительного
певца или певицы, а хорошая, кожаная, объемистая, со множеством
дополнительных кармашков. Кроме того, сумка была украшена наклейками
различных зарубежных отелей. Инженер Малинников почувствовал, что устал от
ходьбы на работу и присел отдохнуть на ту же скамеечку, что и прекрасная
сумка. Отдыхая, инженер между делом принялся размышлять, чья бы это могла
быть сумка и что бы в ней могло быть. Уж, наверное, не папка с отчетами и не
бутылка пива. Да и сама сумка дорого стоит.
Раньше, до встречи с сумкой, Малинников ничего чужого не брал. Поэтому
он схватил сумку не сразу, а довольно долго елозил рядом с ней по скамеечке.
"Не я, так кто-нибудь другой", - подумал он и побежал сквозь кусты к выходу
из парка. На ходу он начал разочаровываться в сумке из-за ее легкого веса.
"И положить-то, сволочи, ничего не могут!" - возмущался он бывшими хозяевами
сумки. Совсем злой пришел на работу. Долго ходил по коридору, курил и
сердился. А потом решил, что ему теперь уже все равно. Незаметно
повыкручивал в коридоре все лампочки и побросал в сумку.
Рабочий день длинный. За этот день в сумку полетело еще много чего: две
пачки писчей бумаги, куча шариковых ручек, калькулятор, дырокол. "Не я, так
кто-нибудь другой!" - успокаивал себя Малинников. И не знал жалости к
казенному имуществу, не был с ним щепетилен и удивлялся только
поместительности сумки. В такой сумке даже стол унести можно.
Но на этот раз уносить стол Малинников не стал, а решил унести маленько
спиртику из лаборатории. А чтобы миновать вахтера, придумал хитрость: налил
спирт в бутылку из-под нарзана и идет, будто купил в буфете минерального
напитка и пьет от жары. Так и прошел мимо вахтера. А как вышел со службы,
припустил домой через парк, остановился у скамеечки, хотел бутылку в сумку
положить. А сумка-то пустая! Мало того -- у Малинникова рука с бутылкой
куда-то глубже дна ушла! И тут Малинников почувствовал, что бутылку чья-то
лапа у него вырывает, и совсем испугался. Испугаться-то испугался, а
спиртик-то пожалел: засунул в сумку другую руку и уже двумя руками стал
выручать бутылку назад. Да лапа оказалась сильнее: она не только вырвала
бутылку, она и самого Малинникова сгребла за шиворот и утащила в сумку --
только ноги мелькнули. О том, куда попал Малинников, не только догадываться,
но и думать страшно.
А сумка осталась стоять на скамеечке в парке. Ждет, поди, когда пройдет
мимо заведующая отделом магазина "Бакалея" Герцеговина Борисовна Флор!
Вот какую историю часто любят рассказывать коренные жители Крыма
приезжим людям.
Есть в Крыму один завод средней величины. И этот завод выпускает
продукцию среднего качества. И вот, чтобы он выпускал продукцию не среднего
качества, а получше, с другого завода, что расположен на Крайнем Севере, в
Крым прислали молодого инженера Голякова, до зубов вооружив его
рекламациями.
В Крыму Голяков никогда не был и очень удивился, что здесь так тепло и
вино такое дешевое. Удивлялся он несколько дней подряд и не казал носа на
завод средней величины. А одна девушка затащила его на прогулочный катер.
Катер весело побежал прямо в Черное море. Вдруг поднялся ветер неслыханной
силы. То есть слыханной, но очень давно, со времен урагана, потопившего
англо-французскую эскадру в период Крымской кампании.
Пассажиры перепугались, крикнули капитана. Капитан вышел к людям и
закричал:
- А ну, честно признавайтесь -- командированные есть?
Так как Голяков был уже выпимши, он возьми да и признайся -- я, мол.
Тотчас наскочили на него два дюжих матроса и пинками прогнали за борт.
Черное море само успокоилось и успокоило пассажиров.
- Не любит море командированных, - пояснил капитан.
А к Голякову подплыла небольшая черноморская акула-катран и, сильно
поднатужившись, проглотила, насколько влез.
...Старые люди рассказывают, что в дни совещаний и планерок прямо под
окна кабинета директора завода средней величины, не боясь промышленных
отходов, подплывает рыба с человеческой головой и руками. Громким голосом
эта рыба выкрикивает обличающие слова рекламаций. Легенда гласит, что в тот
день, когда высказывания и претензии чудесной рыбы будут услышаны
руководством завода, запротоколированы и приняты к сведению, злые чары
падут, и на берег выйдет недурной собою молодой человек с командировочным
удостоверением.
В эту легенду верят все, кроме работников завода средней величины. Но и
они, проводя совещания и планерки, накрепко закрывают все окна и задвигают
шторы, даром что в этом самом Крыму жарища -- страшное дело.
Ивана Игошина женщины крепко не любили. Началось это безобразие еще с
детско-юношеского возраста. Однажды Иван после школьного вечера с танцами
пошел провожать одну девочку, предварительно спросив у старших товарищей,
что да как. В ответ на его действия в подъезде девочка жестоко заметила:
"Целуйся, да не слюнявь!" Это была первая, но не последняя неудача Ивана.
Даже когда он вырос в мужчину, на него женщины не то что не обращали
внимания -- терпеть не могли одного его присутствия. Игошину было очень
больно и обидно. Обидой он ни с кем не делился, копил ее. А еще он копил
деньги.
В том же городе, что и Игошин, жил еще один человек. С одной стороны,
он был как бы стяжатель и шарлатан, а с другой -- представитель народной
медицины. Это с какой стороны посмотреть. Игошин прослышал, что этот человек
делает приворотное зелье, да такое сильное, что ужас. Зато оно и стоит
столько, что ужас. Игошин пришел к этому человеку и попросил. Человек
объяснил, как пользоваться зельем, какие антинаучные слова при этом
произносить, и дал Игошину пузырек. Игошин сказал, что ему нужен не
какой-нибудь там пузырек, а целое ведро. Достал из карманов все деньги, что
скопил за двадцать лет безупречной работы, и ушел с полнешеньким ведром
приворотного зелья.
Ведро он вынес за черту города, на берег реки. А зелье взял и вылил
прямо в реку, приговаривая при этом, чтобы все женщины стали по нему,
Игошину, сохнуть. Потом сполоснул ведерко и пошел домой -- ждать, что
получится.
Утром на работе Игошину сказали, что приехала комиссия из министерства,
а во главе комиссии стоит такая злая тетка, что не приведи Господи, и что
Игошину лучше уйти куда-нибудь, чтобы не злить эту тетку своим внешним
видом, а то и так неприятностей много. Но эта тетка все-таки столкнулась с
Игошиным в коридоре. И она сразу стала не тетка, а вполне еще нормальная и
привлекательная женщина. Она спросила у Игошина, кто он такой, и пригласила
его в ресторан. Кое-как завершила свою работу в комиссии и, рыдая, вернулась
в министерство, где про нее сразу пошла худая слава. А все мужики на работе
сказали, что Игошин дает.
Помаленьку жизнь в городе стала совсем никудышная. И без того высокий
процент разводов подскочил в несколько раз. Многие женщины еще и не знали
Игошина, но уже чувствовали, что жить с мужьями больше не могут. "Может, ты
полюбила другого?" - спрашивал, бывало, муж жену. "Ах, я сама еще не знаю!"
- отвечала жена и, в задумчивости собрав вещи мужа, выставляла их за дверь.
Правда, были и положительные факты: желая понравиться Игошину, женщины стали
лучше одеваться, активнее участвовать в работе и общественной жизни.
Улучшился и моральный климат, так как все они хранили Ивану верность.
Поначалу такая жизнь Игошину очень и очень понравилась. Работать он
бросил, кормили и одевали его представительницы сферы обслуживания. Мужья
принялись писать заявления, чтобы Игошина привлекли за тунеядство, но ни
одно заявление не ушло дальше первой попавшейся на его пути женщины.
Несколько раз самые смелые мужчины зверски избивали Игошина, но
женщины-врачи быстро поднимали его на ноги, а женщины-судьи отправляли
обидчиков далеко и надолго.
Мало-помалу силы Игошина начали истощаться, а такой образ жизни --
тяготить. Осознал он и всю глубину эгоистичности своего поступка по
отношению к мужчинам, которые ему раньше ничего плохого не делали, а
наоборот, жалели и обещали найти бабу. Однажды ночью он переоделся в женское
платье и вылез через окно, обманув бдительность стоящего у дверей
добровольного патруля. Прибежал огородами к давешнему знахарю и узнал, что
ведро отворотного зелья стоит в десятки раз дороже, чем приворотного, -
известно ведь, что связаться куда легче, чем развязаться. Игошин сел на
поезд и уехал на Тихий океан.
Сейчас он живет и работает на острове Шикотан и неплохо зарабатывает --
копит деньги на отворотное зелье. Несмотря на дефицит мужиков на этом самом
острове, женщины не донимают Ивана -- потому, наверное, что вода из той реки
еще не дошла до океана. А когда дойдет, Иван уже поднакопит денег и вернется
в родной город, где из-за него по-прежнему льются слезы, распадаются семьи,
а женщины вечерами выходят на берег реки и задумчиво смотрят вдаль.
И все станет, как было.
Часто ездя в автобусе по маршруту No 87, молодой рабочий одного из
крупнейших в мире предприятий Костя Быкадоров сильно влюбился в одну
девушку. Как звать девушку по имени, Костя не знал, а спросить стеснялся, да
она бы и не ответила, потому что была сфотографирована на карточку и
приклеена на маленький самодельный позорный листок под заголовком в стихах:
"Они не считают нужным оплачивать проезд. Они не имеют шесть копеек за
проезд". На листке позорились разные люди на карточках, и вот среди них-то и
находилась девушка редкой красоты и большого человеческого обаяния. Она даже
не походила ни на одну артистку театра и кино, потому что была в десятки раз
лучше их. Костя залюбовался на девушку и проехал свою остановку "Крупнейший
завод". Возвращаясь со смены в общежитие No 6, он пропустил целый ряд
автобусов, пока не дождался именно того, с позорным листком, и опять
любовался. Он сначала решил отколупать карточку, но было стыдно: вдруг люди
подумают, что это его девушка. Потом Костя решил: нет, наоборот, пусть как
раз и думают, что у него такая девушка, и стал ее отколупывать. Это дело
приметил в зеркальце шофер и начал громко срамить Костю по радио. Костя от
срама покраснел и вышел на ходу.
С тех пор он всегда ездил этим автобусом, даже если ему нужно было в
другую сторону. Потом листок сняли, повесили новых "позорников". Но Костя
девушку не забыл, часто и хорошо о ней думал. Как же это получилось, что она
не взяла билет? Она, наверное, студентка педагогического института или
театрального техникума. Она задумалась о своих будущих учениках или
репетировала про себя пьесу "Отелло" и позабыла заплатить шесть копеек. Или,
может, она иностранная девушка и не знает, что такое шесть копеек, а вредная
кондуктор не захотела разменять чужую денежку -- фунт стерлингов. Или,
может, барахляный парень-фарцовщик обманул ее и бросил одну, без шести
копеек на жизнь.
Потом они встретились. Костя быстро узнал свою любимую. Он любовался
живой девушкой вплоть до ее высадки на остановке "Баня" без взятия билета. С
тех пор он часто встречал ее в средствах общественного транспорта. Билетов
она по-прежнему не брала, и Костя начал примечать, что под газами у нее
круги, на шее встречаются синяки поцелуйного происхождения, от девушки в
целом зачастую пахнет вином и водкой, одевается она не по средствам. Нужно
было что-то делать. Костя взял фотографический аппарат и в солнечный
апрельский полдень совершил с девушки снимок на пленку. Потом он напечатал
снимок в количестве многих экземпляров. Фотопортреты он расклеил на листовки
с надписью: "У нее никогда нет шесть копеек за проезд!" Эти листовки Костя
расклеивает в автобусах, в трамваях, даже в кинотеатрах. На его снимке
нечестная девушка вышла еще краше, чем на прежнем позорном листке, и Костя
надеется, что влюбится в нее хороший парень и поможет ей выйти на светлую,
честную дорогу в жизни.
В одном месте шло совещание. То есть еще не шло, а только собиралось
идти -- сидели, курили, разговаривали. Вот один сотрудник и говорит:
- Видел я нынче удивительный сон, что у меня ноги отдельно ходят, а сам
я на месте сижу...
Тогда главный бухгалтер тоже говорит:
- Это что за сон? Это разве сон?! Вот я нынче видел сон так сон! Будто
руки у меня выросли такие длинные, что я сам тут сижу, а правой рукой с
шурином здороваюсь. А живет мой шурин, надобно вам знать, аж в самом
Южно-Сахалинске.
Потом еще кто-то сон рассказал, потом еще. Один другого чуднее. Только
один молодой начальник отдела сидит себе в углу да помалкивает потихоньку.
Директор его спрашивает:
- А что же ты, начальник отдела, не поведаешь коллективу своего сна?
Начальника отдела была фамилия Дурасов. Дурасов и говорит:
- Нет уж. Мои сны -- это мое личное дело.
С той поры житье Дурасову стало худое: принялись его все гонять,
шпынять да попрекать. А потом и совсем уволили. Тогда Дурасов затеял
жаловаться, жаловался сильно и долго, аж комиссия приехала. Послушала
комиссия Дурасова и диву далась:
- Во дают! Во самодуры! Этого мы так не оставим! Наведем порядок! А ты,
Дурасов, уж нам-то расскажи свой сон.
Дурасов и говорит:
- Прости меня, высокая комиссия, но мои сны -- это мое личное дело.
- Ну и оставайся при своих снах! -- вскричала комиссия и поехала прочь.
Потом еще одна комиссия приезжала и еще. Никому Дурасов своего сна не
поведал. Приезжал даже один журналист специальный. Статью написал --
"Клеветник-сновидец". Читали, поди?
Дурасов опускался все ниже и ниже. И вот уже сидит под забором с
бичами, делится своим горем.
- Крепко тебя жизнь стукнула, - говорят бичи в утешение. -- Ну да ты не
печалься. С нами не пропадешь. Да заодно, кстати, расскажи нам, корешкам
своим, тот сон.
Дурасов и говорит:
- Простите, корешки, но мои сны -- это мое личное дело.
- Крепко тебя жизнь стукнула, - говорят бичи. -- А уж мы, бичи, стукнем
еще крепче!
Стали его бить, колотить, по матери навеличивать. Да там же, под
забором, и бросили.
Лежал Дурасов, пьяный да битый, и спал. А во сне он видел свой
нерассказанный сон. Сон был вот какой: сидит Дурасов в своем кабинете, в
глубоком кресле. Пьет чай и другие напитки. А у него в приемной сидят и
директор, и главный бухгалтер, и члены всех комиссий. И даже бичи, и те
сидят. А он не торопится их принимать -- томит неделю, месяц, год. Они-то к
нему рвутся, чтобы сны свои поведать.
А на что Дурасову ихние глупые сны?
В одном городе, в одном доме, на одной лестничной площадке жили два
человека. Одного человека звали Шишмарев, он работал лекальщиком на
крупнейшем заводе. "Рабочим академиком" прозвали его в народе с легкой
статьи заезжего корреспондента. Зарабатывал Шишмарев солидно, а жила семья
его не очень -- все-таки семеро детей, да престарелые родители в деревне, да
забулдыга брат с такой же семьищей.
Гапеев же был обыкновенный инженеришка, и даже не настоящий инженер, а
так -- то ли по этике, то ли по эстетике. Шишмарев подсчитал как-то на
досуге, что без такого специалиста, каков Гапеев, их завод может работать
еще восемьдесят два года. Но денежки Гапееву шли уже сейчас, хоть и
небольшие. Поэтому Гапеев старался добывать их на стороне, и довольно
удачно: он уже купил себе все, что можно, и начинал подумывать о покупке
того, чего нельзя. Жена Гапеева была его настоящим другом и
единомышленником, поэтому детей у них не было.
И вот однажды в дверь к Гапееву постучали, хотя рядом и был звонок с
музыкой из кинофильма "Кавказская пленница". Гапеев открыл дверь и увидел,
что стучится пьяненький старичок в телогрейке. Старичок принялся врать, что
у него маленько не хватает на билет до Караганды. Гапеев его слушал-слушал
да как покатит с лестницы! Старичок загремел. На грохот выскочил на лестницу
Шишмарев и семеро его сыновей. Они подобрали старичка, принесли к себе в
дом, забинтовали ему голову. Старичок покушал и сомлел на диване. Утром
Шишмарев обещался дать ему денег на билет. Но когда все проснулись, старичка
не было. А на столе стояла большая старинная бронзовая ваза, наполненная
золотыми монетами.
Шишмарев с сыновьями потащил вазу куда положено. А там спросили, где
Шишмарев ее взял. Он и расскажи про старичка пьяненького из Караганды. Над
Шишмаревым принялись звонко смеяться и отпустили, взяв на всякий случай
подписку о невыезде.
С того дня жизнь Шишмарева пошла наперекосяк. Время от времени его
вызывали и спрашивали про вазу. На дом к нему приходили ученые археологи и
уговаривали сказать, где он ее выкопал. "Одну сдал -- пяток припрятал!" -
говорили злые языки. Даже на родном крупнейшем заводе прошел слух, что
Шишмарев по причине многодетности связался с валютчиками.
От горя жена Шишмарева до того дошла, что как-то в лифте начала
плакаться жене Гапеева и все ей рассказала. Гапеиха сообщила мужу. Гапеев,
выбрав свободное от ковров место, принялся колотить головой о стену. Вдоволь
наколотившись, побежал в город. Три дня и три ночи без содержания он бегал
по вокзалам, подворотням, котельным и другим местам, где любят бывать
старички, которым не хватает на билет до Караганды. И нашел старичка на
стадионе -- он собирал оставшуюся от хоккея посуду. Гапеев схватил старичка
в охапку, привез домой и стал потчевать черной икрой, кавказскими фруктами,
португальским портвейном. Гапеиха нарядилась во все лучшее и с посильной
помощью рояля "Стейнвей" пела популярные песни прежних лет, ладя угодить
старичку, чтобы вспомнил молодость. Откуда Гапеихе знать, что молодость
старичка прошла столь давно, что от его любимых песен не осталось ни
текстов, ни мелодий!
Старичок слушал-слушал и сомлел, как у Шишмарева. Гапеев перенес его на
супружескую кровать, жена легла на раскладушке, а Гапеев сел в кресло и ждал
благодарности. Гапеев-то знал, куда следует нести золото. За мечтами он
как-то задремал, а когда открыл глаза, увидел, что старичка нет, а на столе
стоит бронзовая ваза. Гапеев засунул в нее голову. А в вазе было то, что
золотом в народе называют разве что в шутку.
...Шишмарева не дали в обиду заводские друзья и товарищи. Больше его
вопросами про золото не донимают. И даже выплатили полагающийся процент. Но
теперь Шишмарев не только на золото, а и на бумажные деньги смотреть не
может. Зарплату за него получает жена по доверенности.
...А Гапеевы погоревали, поплакали, опростали вазу в мусоропровод и
тщательно вымыли. Гапеиха еще накапала туда розового масла -- три рубля
капелька. И теперь эта ваза на почетном месте стоит. Когда приходят гости,
им первым делом покажут эту вазу. "Влетела в копеечку! -- хвалится Гапеев.
-- Зато и вещь!"
Но гости нет-нет да и поведут носами, принюхиваясь. А потом думают --
нет, показалось. В самом деле, откуда в квартире, где весь санузел
западно-германского производства и стоит четыре тысячи, взяться этакому
постороннему запаху?
В одном крупном-крупном тресте начальником был Иван Палыч. Как и любой
мыслящий руководитель, Иван Палыч терпеть не мог, когда вокруг было много
бумаг. К такому же порядку он приучил своих сотрудников, чтобы не разводили
лишней писанины.
Как-то утром Иван Палыч прибыл на работу и открыл сейф. Он точно знал,
что на верхней полочке у него лежат всего-то две бумаги: приказ об
увольнении пьяницы Шнеллер-Бугаевского и распоряжение о перемене мебели в
служебных помещениях. А тут увидел, что лежит какая-то третья. И все в этой
бумаге честь по чести: и бланк, и печать. Только содержание непонятное --
наградить сотрудника Цыгамку Н.Ф. вращающимся креслом по случаю
пятидесятилетия беспорочной службы в тресте. Мало того, что в штате сроду не
было сотрудника Н.Ф. Цыгамки -- самому-то тресту было всего десять лет. Иван
Палыч напустился было на секретаршу, а потом ему неловко стало, извинился.
Дурацкую же бумагу порвал и бросил в корзину.
Открыл папку, что лежала на столе, и диву дался -- бумаг в ней было
чуть ли не вдвое больше, чем вчера. Одни бумаги он составлял лично, другие
просматривал. А вот третьих он и в глаза не видел! И было в этих бумагах что
попало: и об отгрузке каких-то бульдозеров, и об аморальном поведении
главного механика, известного в тресте аскета, и о лишении квартальной
премии всех сотрудников треста, включая самого Ивана Палыча.
Назавтра стало еще хуже. Лишних бумаг прибавилось. Иван Палыч забросил
все дела и только сортировал документы, отделяя настоящие от ложных. Он
категорически запретил входить в свой кабинет и велел принести ему муфельную
печь -- сжигать фальшивки. А уходя поздно вечером домой, накрепко опечатал
кабинет и канцелярию.
Это не помогло. Сначала Иван Палыч грешным делом подумал, что над его
сейфом потрудился медвежатник, а потом понял, что сейф просто лопнул по швам
-- столько в нем оказалось документов. Опять допоздна раскладывал и жег
бумаги. Но отделять настоящие от ненастоящих стало труднее: по форме и
содержанию они начали приближаться к трестовским. И чуть было не положил к
настоящим приказ об увольнении известного бездельника Чурина, да вовремя
вспомнил, что Чурин -- молодой специалист и с ним придется валандаться,
сколько положено.
Тогда Иван Палыч решил обратиться к одному человеку -- трестовскому
истопнику. Дело в том, что этот истопник здорово разбирался в генетике. За
это его в свое время попросили из ученых, а когда опять попросили назад, он
в ученые не вернулся, так и остался истопником. Истопник выслушал рассказ
начальника и намекнул, что без бутылки не разобраться. У Ивана Палыча в
холодильнике было на всякий случай. Истопник посидел-подумал и сделал
научное заключение.
Он объяснил, что в обычных условиях бумаги размножаются, так сказать,
вегетативно: из одного документа проистекает другой, из другого -- третий и