---------------------------------------------------------------
Перевод с английского ГРИГОРИЯ ЧХАРТИШВИЛИ
OCR: Phiper
---------------------------------------------------------------
Моим детям
ТАМАРЕ, ПАВЛЕ, ИГОРЮ, АНДРЕА
(в порядке появления)
Существует слабая вероятность, что событий, описанных в этой книге, на
самом деле не произошло; куда более вероятно, что если они имели место в
действительности, то никогда больше не повторятся.
-- Бог? С двумя "г", я полагаю? -- спросил портье, не поднимая головы.
-- С одним, -- виновато ответил Старик.
-- Необычная фамилия, -- заметил портье.
-- Необычная? Единственная и неповторимая! -- Старик мягко улыбнулся.
-- Имя?
-- У меня его нет.
-- Можно инициалы.
-- Раз нет имени, значит, нет и инициалов. По-моему, это логично. Тут
портье впервые устремил на клиента пронизывающий взгляд. Старик заерзал,
понимая всю неловкость ситуации.
-- Вам это, должно быть, тоже кажется необычным? -- пришел он на помощь
собеседнику и, желая утешить его, добавил: -- Причина проста. У меня нет
имени, потому что никогда не было родителей. Вы удовлетворены?
-- Родители были у всех, -- с ноткой угрозы заявил портье.
-- А у меня не было! -- горячо воскликнул Старик.
Наступила пауза. Оппоненты внимательно разглядывали друг друга. Затем
портье натужно-отрешенным тоном осведомился:
-- И надолго вы к нам?
-- Не могу сказать. Я так непредсказуем.
-- Непредсказуем, -- задумчиво повторил портье. -- Так-так. А как вы
намерены расплачиваться за проживание?
-- Понятия не имею. -- Старику беседа явно начинала надоедать. -- Мне
казалось, что в отеле такого класса...
-- Разумеется, -- перешел к обороне портье. -- Но даже в самой
респектабельной гостинице клиент, объявляющий себя Богом с одним "г" и не
имеющий инициалов, не говоря уж о чемоданах, может вызвать кое-какие
вопросы.
-- Я же вам сказал: чемоданы скоро прибудут.
-- Их принесет ваш друг?
-- Да. Мы ведь с ним понимаем, что без чемоданов получить номер в отеле
практически невозможно.
-- А что, вы уже пытались?
-- О да.
-- Могу ли я поинтересоваться, чем закончились ваши попытки?
-- Ничем. Вот мы и купили чемоданы.
-- Просто чемоданы? Пустые?
-- До чего же вы любопытны.
-- Прошу прощения. Но все же хотелось бы выяснить, как вы будете
платить за номер. Я сам отнюдь не любопытен, но вот мои работодатели... В
общем, вы понимаете.
-- Вы просите, чтобы я объяснил вам про деньги. Чего у меня только не
просили -- здоровья, мира, победы, спасения... Часто речь шла о вещах весьма
важных, затрагивающих судьбы целых народов. Обычно я остаюсь глух к подобным
просьбам, потому что они слишком неточны, неконкретны. Сам не понимаю,
почему меня так раздражает ваша вполне объяснимая дотошность... Очевидно,
это возрастное... Вот, посмотрите-ка, это вас устроит?
Старик извлек из недр своего бездонного кармана горсть монет и насыпал
на стеклянную стойку целый холмик. Некоторые из монет упали на пол, но
укатились недалеко, так как по большей части были неправильной формы.
-- Бой! -- крикнул портье, и мальчишка в ливрее стал ползать по полу,
собирая деньги.
Тем временем служитель разглядывал монеты на стойке.
-- Надеюсь, вы не собираетесь расплачиваться этим?
-- Что-нибудь не так?
-- По-моему, это что-то греческое и к тому же очень древнее.
-- Как время-то летит, -- вздохнул Старик. -- Сейчас еще разок
попробую. Портье выжидательно выстукивал карандашом морзянку по поверхности
стола, а Старик снова рылся в карманах, напряженно насупившись, словно
задача оказалась труднее, чем он предполагал. Затем вытащил целый пук
зеленых банкнот, похожих на растрепанные листья салата.
-- А эти вам как? -- спросил он, явно утомленный предпринятым усилием.
Портье подозрительно уставился на пачку, которая внезапно ожила и, словно
распускающий лепестки бутон, расположилась на стойке поизящней.
-- На первый взгляд...
-- Сколько времени сможем мы прожить здесь на эту сумму?
-- "Мы"? Ах да, вы ведь с другом... Трудно так сразу сказать, но,
полагаю, не меньше месяца. Конечно, это будет зависеть от того, станете ли
вы пользоваться мини-баром, сервисом, услугами лакея и так далее...
-- Месяц? Вряд ли мы задержимся здесь так долго. Слишком многое нужно
посмотреть.
-- Приехали полюбоваться вашингтонскими достопримечательностями? --
попытался изобразить умильность портье, чтобы у клиента не осталось
неприятного осадка.
-- Да, мы очень интересуемся достопримечательностями. Для нас все,
знаете ли, внове.
Портье был в явном затруднении, не зная, как разговаривать с этим
восторженным провинциалом, который, однако, держал дистанцию и вел себя
более чем уверенно. Но упускать инициативу было нельзя. Всякий уважающий
себя портье должен уметь не только замечать существенные мелочи, но и
игнорировать вещи, которые мешают добросовестному исполнению
профессиональных обязанностей.
-- Отличные экскурсии устраивает фирма "Наследие янки", -- сообщил
служитель, доставая стопку рекламных буклетов. -- Вы сможете посетить и
Национальную галерею, и Смитсоновский институт, и...
-- Белый дом, -- подсказал Старик, заглядывая в какую-то бумажку.
-- Ну, это несколько сложнее, -- улыбнулся портье. -- Туда
туристические группы больше не пускают. Соображения безопасности.
-- Да я бы с группой и не пошел, -- утешил его Старик. -- Один схожу.
Ну, может быть, с другом.
-- Для этого необходимо особое приглашение. Старик внушительно сказал
на это:
-- Ни от кого никогда не ждал приглашения, а теперь переучиваться уже
поздно.
-- Вас никогда никуда не приглашали?
-- Никогда. Мне возносили молитвы, меня умоляли, мне приносили жертвы,
даже всесожжения -- в давние времена, -- но приглашений я не получал ни
разу.
В этот момент внимание портье привлек еще один старик, застрявший с
чемоданами меж вращающихся входных дверей. Чемоданы были преотвратные,
пластмассовые. Старикашка же выглядел так: черные буйные патлы, зловеще
обрамляющие лицо; физиономия разительно контрастировала с фарфоровой
румяностью первого долгожителя -- жуткая, вся какая-то мятая и искореженная,
в глубоченных морщинах, прямо не лицо, а застывшая маска отчаяния; черные
глаза, казалось, вобрали весь мрак и ужас мироздания, с подрагивающих век то
и дело сбегали слезы, теряясь в бороздах пергаментных щек.
-- Mon Dieu, -- пробормотал портье, наблюдая за схваткой старичка с
дверями. -- Он старше самого Господа Бога.
-- Нет, мы примерно одного возраста, -- возразил Старик.
-- Бертолини! Анвар! -- позвал портье.
Двое привратников были так увлечены впечатляющей картиной, что лишь
теперь вспомнили о своих обязанностях и стремглав бросились выручать
страдальца. Чемоданы у него оказались подозрительно легкими.
Неровной походкой старикашка приблизился к стойке.
-- Ну наконец-то, -- недовольно пробурчал Старик.
-- В каком смысле "наконец-то"? -- огрызнулся вновь прибывший.
-- Я тут стою, жду, болтаю о всякой ерунде. Ты же знаешь, как это меня
утомляет. Откуда чемоданы?
-- Украл. Ты ведь не думал, что я стану их покупать? Да и денег у меня
не было.
-- Ваше имя? -- вмешался портье, делая вид, что разговор приятелей его
совершенно не интересует.
-- Смит, -- быстро ответил за своего товарища Старик.
Не поднимая глаз от регистрационной книги, портье едко заметил:
-- Постояльца, который регистрируется под фамилией "Смит", обычно
сопровождает "миссис Смит".
Этот комментарий Старика явно озадачил, а у его напарника вызвал
недовольную гримасу.
-- В данном случае никакой миссис Смит нет, -- промямлил Старик. --
Брак, знаете ли, дело хлопотное, столько всяких сложностей, обязательств.
-- Это ты виноват! Ты вообще во всем виноват! -- выкрикнул мистер Смит,
и влага из его глаз брызнула во все стороны -- будто лошадь фыркнула. --
Если б не ты, я тихо-мирно жил бы в кругу семьи и горя бы не знал!
-- Ну хватит! -- гаркнул на него Старик, да так свирепо и зычно, что
немногочисленные постояльцы, по воле случая оказавшиеся в эту минуту
неподалеку, ринулись врассыпную.
-- Номера пятьсот семнадцатый и пятьсот восемнадцатый! -- заорал портье
что было сил, но по сравнению с величественным басом Старика его голосок
прозвучал жидковато. Однако служителя это обстоятельство ничуть не
обескуражило -- в гостиничном бизнесе приходится обходиться тем, что есть.
Тут главное -- уметь закрывать глаза на кое-какие вещи, но клиента в любом
случае надо видеть насквозь.
-- И заберите свои деньги, пожалуйста.
-- Пусть полежат у вас.
-- Нет уж, лучше заберите, -- проявил мужество портье. Старик отщипнул
от горки несколько купюр.
-- Остальное вам -- за труды.
-- Остальное мне? -- недрогнувшим голосом переспросил служитель.
-- Вам. Как вы думаете, сколько там? Просто любопытно. Портье покосился
на банкноты.
-- Думаю, от четырех до пяти тысяч.
-- Вот как. Вы счастливы? Я ведь не знаю цены деньгам.
-- Вижу, сэр. Отвечая на ваш вопрос, счастлив я или нет, скажу: не
первое и не второе. Я -- гостиничный работник. Если передумаете по поводу
денег...
Но было поздно. Ажурная решетка лифта уже закрылась за обоими пожилыми
джентльменами, их кошмарными чемоданами и двумя носильщиками, Бертолини и
Анваром.
Разведенные по соседним комнатам, приятели не без труда сообразили, что
можно открыть внутреннюю дверь, ведущую из одного номера в другой. В
качестве чаевых Анвар и Бертолини получили от рассеянного Старика несколько
древнегреческих драхм и удалились, так и не решив, нужно ли в этом случае
говорить "спасибо". Долгожители обосновались в номере мистера Смита.
Водрузив один из чемоданов на столик, мистер Смит щелкнул замками и
заглянул внутрь.
-- Что ты там рассматриваешь? -- поинтересовался Старик.
-- Ничего. Я всего лишь открыл свой чемодан. Что тут необычного?
-- Все. Ты отлично знаешь, что чемодан пустой. Немедленно закрой и не
притрагивайся к нему больше до тех пор, пока мы отсюда не съедем. Мистер
Смит подчинился, проворчав:
-- Ничуть не изменился. Все командует...
-- Если я что-то говорю, на то есть своя причина, -- веско пояснил
Старик.
-- Это-то больше всего и раздражает.
-- Если мы хотим, чтобы наша миссия удалась, нужно вести себя как можно
естественней.
-- Ага, "естественней". С нашими-то патлами и в этих хламидах?
-- Возможно, в интересах дела мы будем вынуждены несколько изменить
свой облик. Я заметил, что люди теперь одеваются иначе. Некоторые носят
волосы длинными, как то предусмотрено природой, другие коротко стригут их,
или укладывают в зверообразные прически, или намазывают жиром, превращая в
подобие липких и сальных сталагмитов черного цвета.
-- Ну почему обязательно черного? Я видел куда более кричащие
расцветки: и желтую, и синюю, и красную, и зеленую. Надеюсь, ты не
собираешься...
-- Нет-нет, -- сурово оборвал его Старик, который начал уже уставать от
неумолчного брюзжания своего компаньона. Что ни скажи, все ему не так! --
Это не понадобится. Просто я не хочу стать объектом пристального интереса со
стороны горничных. Эти особы наверняка обратили бы внимание на пустой
чемодан и поделились бы своим открытием с коллегами. Сам знаешь, новости
среди людей распространяются со скоростью лесного пожара.
-- Но ты сам раскрыл себя тому человеку за стойкой. Помнишь, ты спросил
у меня, откуда чемоданы?
-- Помню. А ты со свойственным тебе тактом ответил, что они краденые.
-- И ты думаешь, что человек за стойкой более надежен, чем прочие слуги
этого постоялого двора?
-- Да, думаю.
-- Можно спросить почему? -- Голос мистера Смита стал похож на треск,
производимый гремучей змеей.
-- Потому что я дал ему на чай пять тысяч долларов! Я заплатил ему за
молчание! -- Старик отчеканил каждое слово, чтобы усугубить эффект
сказанного.
-- А-а, понятно. Теперь осталось кинуть пару тысяч горничным, и никаких
проблем, -- хмыкнул мистер Смит.
-- Я не из тех, кто бросает деньги на ветер. Вот если бы ты закрывал
чемодан на ключ...
-- Ты этих денег не заработал! Смит замолчал, возясь с замком.
-- Когда закончишь, пойдем в ресторан поужинаем, -- сказал Старик.
-- Мы не нуждаемся в пище.
-- Да, но остальным знать об этом вовсе не обязательно.
-- Вечная показуха!
-- Не забывай, мы находимся на Земле. Тут все на этом держится.
Перед самой дверью мистер Смит вдруг встрепенулся и вновь весь
наполнился энергией. Заклекотал разгневанной вороной, замер на месте как
вкопанный и возопил:
-- А почему ты обозвал меня "мистером Смитом"?!
Старик утомленно смежил веки. Он предвидел эту претензию и даже
удивлялся, что приходится ждать так долго.
-- Послушай, я достаточно намучился с собственным именем. Не хотелось
начинать все сызнова.
-- И как же ты назвался?
-- Своим именем. Это было с моей стороны глупо.
-- Фу-ты ну-ты. Ты всегда так кичился своей честностью.
-- А ты своей нечестностью.
-- По твоей милости, заметь!
-- Снова старая песня. Идем-ка лучше, а то ресторан закроется.
-- С чего ты взял?
-- Предполагаю. И, как всегда, предполагаю правильно. Мистер Смит
насупился и из вредности сел.
-- Неужели ты думаешь, что подобное поведение пойдет на пользу нашему
расследованию? -- воззвал к его благоразумию Старик. -- Пойдут сплетни: мол,
что за диковинные постояльцы -- постельное белье им менять не нужно, пищи
они тоже не употребляют! Ну имей же ты совесть!
Смит поднялся, зловеще хихикнул:
-- Заключительное замечание настолько абсурдно, что я, со свойственным
мне безупречным чувством юмора, оценил его по достоинству. Ладно, иду. Но
насчет "старой песни" мы еще потолкуем. Слишком глубока моя рана, слишком
мучительна боль.
Последние слова были сказаны так неторопливо, так просто, что по спине
Старика (вернее, по тому месту, где полагалось бы быть спине) пробежали
мурашки.
-- ...Засим могу предложить каберне "Христианские братья" или совиньон
"Мондави" -- отличные вина, просто отличные; а если вам хочется чего-нибудь
более старого (но, учтите, старое вовсе не обязательно более изысканное), я
бы посоветовал взять бордо "Фор-де-ля-Тур" урожая 1972 года или бургундское
"Ля-Таш" 1959 года по две тысячи восемьдесят долларов за бутылку. Это на
десерт, а к ужину у нас имеется широкий ассортимент превосходных столовых
вин.
Все это было произнесено без пауз, на едином дыхании.
-- В нашем возрасте все вина кажутся молодыми, -- улыбнулся Старик
метрдотелю.
-- Оценил вашу шутку по достоинству, -- поклонился тот.
-- А это не шутка, -- пробрюзжал мистер Смит.
-- Touche (фехтовальный термин), -- откликнулся метродотель (надо же
было что-то ответить).
-- Принесите первую бутылку, на которую упадет ваш взгляд.
-- Белого или красного? Старик покосился на соседа.
-- А компромисса не бывает?
-- Есть розовое.
-- Отличная идея, -- одобрил Старик.
Мистер Смит ограничился суровым кивком, и метрдотель удалился.
-- На нас все пялятся, -- прошипел Смит. -- Зря мы сюда притащились.
-- Напротив, -- невозмутимо ответил Старик. -- Зря они на нас пялятся.
Он поочередно воззрился на каждого из любопытствующих, и те один за
другим отвели взгляд.
Ужин не удался. Сотрапезники так давно не вкушали пищи телесной, что
пришлось все вкусовые ощущения разрабатывать заново. Перерывы между сменами
блюд показались обоим слишком долгими, скоротать время помогла беседа, а
беседовали они столь живописно, что вновь оказались в центре внимания.
Запуганные Стариком посетители не осмеливались глазеть на собеседников в
открытую, однако нет-нет да и посматривали туда, где под мизантропическим
мраморным тритоном, плюющимся струйкой воды в мраморный фонтан, восседали
старцы, похожие на два шатра -- белый и черный. Атмосфера сгущалась, и даже
пианист, существо в обычных обстоятельствах лочувствительное, не смог
доиграть до конца свою "Гранаду" и сконфуженно удалился, вытирая потный лоб.
-- Поговорим начистоту, -- негромко, деликатно начал Старик. -- Твоя
последняя реплика, произнесенная перед тем, как мы покинули номер, тронула
меня своей искренностью. Можешь относиться ко мне как угодно, но я не хочу,
чтобы ты мучился.
Мистер Смит хохотнул -- не столько иронически, сколько неприязненно.
Однако сразу же вслед за тем посерьезнел и призадумался, подбирая нужные
слова.
-- Больше всего меня обижает мотивация твоего поступка. Она настолько
очевидна! -- изрек он наконец.
-- Ты мне уже говорил это раньше, или я слышу подобное заявление
впервые?
-- Разве упомнишь? Мы столько веков не виделись! Может, и был такой
разговор, но, по-моему, я все-таки проговариваю тебе этот выстраданный упрек
впервые.
Старик решил прийти ему на помощь:
-- Помню твой душераздирающий крик, когда ты полетел за борт. Это
воспоминание преследовало меня потом долгие годы.
-- Преследовало... -- буркнул Смит. -- Да уж, красиво получилось,
ничего не скажешь. Я стоял к тебе спиной, разглядывал перисто-кучевое
облачко, и вдруг, безо всякого предупреждения, сильнейший толчок, и я падаю!
На земном языке, между прочим, это называется убийством.
-- По-моему, ты жив и здоров.
-- Я же говорю: на земном языке.
-- Ну извини, -- сдался Старик, очевидно, полагая, что тем самым
закрывает тему.
-- "Извини"?! -- изумился Смит.
-- У меня же не было возможности принести тебе извинения раньше.
-- Ладно. Дело не в изгнании. Это я бы еще пережил. Да и потом, рано
или поздно я все равно ушел бы сам. Но мотив, мотив! Тебе понадобилось
скорректировать кошмарный просчет в твоем Творении, где все было так
замечательно продумано и выверено!
-- Какой еще просчет? -- несколько нервозно спросил Старик.
--А такой. Если все вокруг беленькие, то как, спрашивается, распознать
тебя?
-- В каком смысле? -- Старик облизнул губы.
-- Чтобы белое было белым, нужна чернота, -- отчеканил Смит без своих
обычных ужимочек. -- Если вокруг одна белизна, белого не существует. Ты
спихнул меня вниз, чтобы выделиться. Стало быть, мотив твоего поступка --
тщеславие.
-- Нет же! -- возмутился Старик. И, немного подумав, добавил: --
Надеюсь, что нет.
-- За тобой должок. И тебе никогда за него не расплатиться, сколько ни
кайся. До моего изгнания никто, даже ангелы, не понимал, что ты собой
являешь, никто не чувствовал исходящего от тебя тепла, не видел сияния. Но
появился я, и на фоне тьмы ты стал видим во всей своей красе. Так
продолжается и по сей день.
-- Для того мы и наведались с тобой на Землю, чтобы проверить, видим ли
я и видим ли ты.
-- Если бы не я, не моя жертва, ты был бы невидимкой! -- прошипел
мистер Смит.
-- Готов признать, что отчасти ты прав. -- Старик понемногу приходил в
себя.
-- Но только не делай вид, что новая жизнь пришлась тебе не по вкусу --
во всяком случае на первых порах. Ты совершенно справедливо сказал: не
столкни я тебя, ты рано или поздно ушел бы сам. Стало быть, семя было
посажено, и ему оставалось только взрасти. Я изгнал того ангела, которого и
следовало изгнать.
-- Не спорю. Мои бывшие коллеги были абсолютно бесхарактерными
созданиями, за исключением разве что Гавриила, который вечно вызывался
участвовать во всяких рискованных предприятиях, доставлять невесть куда
головоломные послания и так далее. А знаешь, почему он это делал? Ему тоже
было скучно. Как и мне.
-- Он никогда этого не показывал.
-- Да разве ты способен распознать скуку?
-- Теперь -- да. Способен. Но в ту эпоху, когда Земля еще пахла свежим
крахмалом...
-- А эти твои жуткие серафимы и херувимы со своими писклявыми
голосишками! Все гнусавили, гнусавили хоралы, без единого диссонанса, без
игривой гармонии, без перепада настроений -- исключительно в мерзейший
унисон! Их был по меньшей мере миллион, кошмарные создания, какие-то
марципановые статуэтки -- чистенькие, приглаженные, в жизни не видали ни
пеленки, ни ночного горшка!
Старик беззвучно трясся в припадке великодушного смеха. Он протянул
Смиту руку, и тот от растерянности ее пожал.
-- Да уж, серафимы и херувимы -- не лучшее из моих творений, -- хмыкнул
Старик. -- Ты прав. Ты вообще часто бываешь прав. И у тебя природный дар
остроумия. Сплошное удовольствие слушать, когда ты что-то описываешь или
рассказываешь. Правда, иногда ты злоупотребляешь метафорами, и это мешает
разглядеть наименее яркие из твоих перлов. Я очень рад, что наконец затеял
это путешествие и мы встретились вновь.
-- Я не держу на тебя зла. Просто люблю ясность.
-- Даже слишком любишь...
-- Что поделаешь -- столько столетий копил гнев и обиду.
-- Понимаю, понимаю.
Старик заглянул мистеру Смиту в глаза, накрыл его ледяные руки своими
теплыми, мягкими лапищами.
-- Действительно. Не будь тебя, меня бы не распознали. Но и наоборот:
не будь меня, ты тоже не существовал бы. Каждый из нас в одиночку лишен
смысла. Вместе же мы образуем гамму,'палитру, Вселенную. Мы не смеем быть ни
друзьями, ни даже союзниками, но говорить друг другу "здрасьте" -- это уж в
порядке вещей. Давай постараемся вести себя в этой щекотливой ситуации
вежливо и достойно. Нам ведь необходимо выяснить, нужны ли мы миру, как в
прежние времена. Или, быть может, мы давно уже стали роскошью, а то и
излишеством? В победе и в поражении мы должны быть неразлучны, и будь что
будет.
-- Не вижу причины с тобой ссориться, разве что... -- Мистер Смит
скорчил шкодливую гримасу.
-- Осторожней! -- воззвал к нему Старик. -- Мне удалось наладить между
нами некое подобие равновесия. Я пошел на компромисс. Так смотри же, а то
все испортишь.
-- Тут нечего портить, -- проскрипел Смит. -- Я же не дурак. Геометрия
наших взаимоотношений мне понятна -- что можно, чего нельзя. Я прибыл сюда
не для того, чтобы с тобой тягаться. Не стоит игра свеч после стольких-то
лет. Просто я подумал...
-- О чем? -- подзадорил его Старик, желая подогнать мыслительный
процесс собеседника.
-- Каков парадокс! Чтобы заставить меня выполнять новую функцию, ты
воспользовался трюком из моего, а не из твоего арсенала.
Старик погрустнел и сказал внезапно постаревшим голосом:
-- Это правда. Чтобы создать Дьявола, пришлось прибегнуть к
дьявольскому средству -- толкнуть тебя сзади, когда ты этого совершенно не
ожидал.
-- Вот это я и хотел услышать. Печально улыбнувшись, Старик спросил:
-- Хочешь еще супа? Трюфелей? Ветчины? Форели? Паштета? Мятного чая?
-- Произошло то, что должно было произойти, -- махнул рукой Смит. --
Спасибо, больше ничего не хочу.
Увлеченные беседой, они не заметили, что свет в зале потускнел --
верный признак прекращения жизнедеятельности на кухне. Между администрацией
отеля и профсоюзной организацией разворачивался конфликт, и засидевшиеся
посетители были явно некстати. Им приходилось подолгу дожидаться расчета,
шум и крики все нарастали, официанты вообще перестали заглядывать в зал, и
последние из клиентов застряли за столиками всерьез и надолго.
-- Идем отсюда, -- сказал Старик. -- Завтра расплатимся.
-- Дал бы ты мне немного денег, иначе придется у кого-нибудь украсть.
-- Конечно-конечно, -- радостно пообещал Старик.
Никто и не заметил, как в зал вернулся пианист, заиграл и тихонько
запел, очевидно, решив урвать напоследок хоть малую толику аплодисментов.
Старички пробирались к выходу, а вслед им неслось:
-- "Падают грошики медные, падают прямо с Небес..."
Следующее утро. В сне оба не нуждались, поэтому ночь показалась долгой,
тем более что вступать в беседу и подвергать опасности хрупкую, едва
установившуюся гармонию в отношениях ни тому, ни другому не хотелось. Старик
как раз сотворил немного денег для мистера Смита, а тот аккуратно укладывал
их в карман, когда раздался деликатный стук в дверь.
-- Войдите, -- пропел Старик.
-- Заперто, -- ответили снаружи.
-- Минутку.
Подождав, пока мистер Смит закончит операцию с наличностью, Старик
подошел к двери и открыл ее. В коридоре топтались портье и четверо
полицейских. Сии последние с совершенно излишней прытью ринулись в номер.
-- Что такое?
-- Прошу прощения, -- сконфузился портье. -- Я должен еще раз
поблагодарить вас за вашу беспредельную щедрость, но, к моему глубокому
сожалению, банкноты оказались фальшивыми.
-- Неправда, -- возмутился Старик. -- Я сам их сделал.
-- И готовы подтвердить это в письменном виде? -- оживился старший из
полицейских (фамилия -- Кашприцки).
-- Да в чем дело?
-- Самому делать деньги не положено, -- невозмутимо объяснил патрульный
О'Хаггерти.
-- А я в посторонней помощи не нуждаюсь, -- с достоинством парировал
Старик. -- Вот, смотрите!
Он порылся в кармане, чуть поднатужился, и на ковер потоком посыпались
сияющие монеты, словно конфетки из торгового автомата.
Двое полицейских тут же непроизвольно рванулись вперед на полусогнутых,
но Кашприцки на них прикрикнул, и они замерли на месте. Зато плюхнулся на
четвереньки портье.
Кашприцки:
-- Ну, чего там? Портье:
-- По-моему, испанские песо эпохи Филиппа П.
-- Вы что, нумизматикой промышляете? Да?-- спросил Кашприцки. -- Но это
не дает права мухлевать с "зеленью". Федеральное правонарушение, ясно? Я вас
обоих забираю.
Патрульный Кольтелуччи:
-- Наручники? Кашприцки:
-- Да уж, давай по всей форме. Мистер Смит занервничал:
-- Может, смоемся? Покажем фокус?
-- Стоять! -- рявкнул патрульный Шматтерман, выхватил пистолет и
выставил его вперед, вцепившись в рукоятку обеими руками. Вид у него был
такой, словно он собрался пустить струю на рекордное расстояние.
-- Мой дорогой Смит, если мы хотим ознакомиться с жизнью человечества и
с тем, как человеки обходятся друг с другом, нам придется мириться с мелкими
неудобствами. Иначе зачем мы сюда явились?
Щелкнули наручники, и весь кортеж проследовал из номера в коридор.
Перевод с английского ГРИГОРИЯ ЧХАРТИШВИЛИ
OCR: Phiper
---------------------------------------------------------------
Моим детям
ТАМАРЕ, ПАВЛЕ, ИГОРЮ, АНДРЕА
(в порядке появления)
Существует слабая вероятность, что событий, описанных в этой книге, на
самом деле не произошло; куда более вероятно, что если они имели место в
действительности, то никогда больше не повторятся.
-- Бог? С двумя "г", я полагаю? -- спросил портье, не поднимая головы.
-- С одним, -- виновато ответил Старик.
-- Необычная фамилия, -- заметил портье.
-- Необычная? Единственная и неповторимая! -- Старик мягко улыбнулся.
-- Имя?
-- У меня его нет.
-- Можно инициалы.
-- Раз нет имени, значит, нет и инициалов. По-моему, это логично. Тут
портье впервые устремил на клиента пронизывающий взгляд. Старик заерзал,
понимая всю неловкость ситуации.
-- Вам это, должно быть, тоже кажется необычным? -- пришел он на помощь
собеседнику и, желая утешить его, добавил: -- Причина проста. У меня нет
имени, потому что никогда не было родителей. Вы удовлетворены?
-- Родители были у всех, -- с ноткой угрозы заявил портье.
-- А у меня не было! -- горячо воскликнул Старик.
Наступила пауза. Оппоненты внимательно разглядывали друг друга. Затем
портье натужно-отрешенным тоном осведомился:
-- И надолго вы к нам?
-- Не могу сказать. Я так непредсказуем.
-- Непредсказуем, -- задумчиво повторил портье. -- Так-так. А как вы
намерены расплачиваться за проживание?
-- Понятия не имею. -- Старику беседа явно начинала надоедать. -- Мне
казалось, что в отеле такого класса...
-- Разумеется, -- перешел к обороне портье. -- Но даже в самой
респектабельной гостинице клиент, объявляющий себя Богом с одним "г" и не
имеющий инициалов, не говоря уж о чемоданах, может вызвать кое-какие
вопросы.
-- Я же вам сказал: чемоданы скоро прибудут.
-- Их принесет ваш друг?
-- Да. Мы ведь с ним понимаем, что без чемоданов получить номер в отеле
практически невозможно.
-- А что, вы уже пытались?
-- О да.
-- Могу ли я поинтересоваться, чем закончились ваши попытки?
-- Ничем. Вот мы и купили чемоданы.
-- Просто чемоданы? Пустые?
-- До чего же вы любопытны.
-- Прошу прощения. Но все же хотелось бы выяснить, как вы будете
платить за номер. Я сам отнюдь не любопытен, но вот мои работодатели... В
общем, вы понимаете.
-- Вы просите, чтобы я объяснил вам про деньги. Чего у меня только не
просили -- здоровья, мира, победы, спасения... Часто речь шла о вещах весьма
важных, затрагивающих судьбы целых народов. Обычно я остаюсь глух к подобным
просьбам, потому что они слишком неточны, неконкретны. Сам не понимаю,
почему меня так раздражает ваша вполне объяснимая дотошность... Очевидно,
это возрастное... Вот, посмотрите-ка, это вас устроит?
Старик извлек из недр своего бездонного кармана горсть монет и насыпал
на стеклянную стойку целый холмик. Некоторые из монет упали на пол, но
укатились недалеко, так как по большей части были неправильной формы.
-- Бой! -- крикнул портье, и мальчишка в ливрее стал ползать по полу,
собирая деньги.
Тем временем служитель разглядывал монеты на стойке.
-- Надеюсь, вы не собираетесь расплачиваться этим?
-- Что-нибудь не так?
-- По-моему, это что-то греческое и к тому же очень древнее.
-- Как время-то летит, -- вздохнул Старик. -- Сейчас еще разок
попробую. Портье выжидательно выстукивал карандашом морзянку по поверхности
стола, а Старик снова рылся в карманах, напряженно насупившись, словно
задача оказалась труднее, чем он предполагал. Затем вытащил целый пук
зеленых банкнот, похожих на растрепанные листья салата.
-- А эти вам как? -- спросил он, явно утомленный предпринятым усилием.
Портье подозрительно уставился на пачку, которая внезапно ожила и, словно
распускающий лепестки бутон, расположилась на стойке поизящней.
-- На первый взгляд...
-- Сколько времени сможем мы прожить здесь на эту сумму?
-- "Мы"? Ах да, вы ведь с другом... Трудно так сразу сказать, но,
полагаю, не меньше месяца. Конечно, это будет зависеть от того, станете ли
вы пользоваться мини-баром, сервисом, услугами лакея и так далее...
-- Месяц? Вряд ли мы задержимся здесь так долго. Слишком многое нужно
посмотреть.
-- Приехали полюбоваться вашингтонскими достопримечательностями? --
попытался изобразить умильность портье, чтобы у клиента не осталось
неприятного осадка.
-- Да, мы очень интересуемся достопримечательностями. Для нас все,
знаете ли, внове.
Портье был в явном затруднении, не зная, как разговаривать с этим
восторженным провинциалом, который, однако, держал дистанцию и вел себя
более чем уверенно. Но упускать инициативу было нельзя. Всякий уважающий
себя портье должен уметь не только замечать существенные мелочи, но и
игнорировать вещи, которые мешают добросовестному исполнению
профессиональных обязанностей.
-- Отличные экскурсии устраивает фирма "Наследие янки", -- сообщил
служитель, доставая стопку рекламных буклетов. -- Вы сможете посетить и
Национальную галерею, и Смитсоновский институт, и...
-- Белый дом, -- подсказал Старик, заглядывая в какую-то бумажку.
-- Ну, это несколько сложнее, -- улыбнулся портье. -- Туда
туристические группы больше не пускают. Соображения безопасности.
-- Да я бы с группой и не пошел, -- утешил его Старик. -- Один схожу.
Ну, может быть, с другом.
-- Для этого необходимо особое приглашение. Старик внушительно сказал
на это:
-- Ни от кого никогда не ждал приглашения, а теперь переучиваться уже
поздно.
-- Вас никогда никуда не приглашали?
-- Никогда. Мне возносили молитвы, меня умоляли, мне приносили жертвы,
даже всесожжения -- в давние времена, -- но приглашений я не получал ни
разу.
В этот момент внимание портье привлек еще один старик, застрявший с
чемоданами меж вращающихся входных дверей. Чемоданы были преотвратные,
пластмассовые. Старикашка же выглядел так: черные буйные патлы, зловеще
обрамляющие лицо; физиономия разительно контрастировала с фарфоровой
румяностью первого долгожителя -- жуткая, вся какая-то мятая и искореженная,
в глубоченных морщинах, прямо не лицо, а застывшая маска отчаяния; черные
глаза, казалось, вобрали весь мрак и ужас мироздания, с подрагивающих век то
и дело сбегали слезы, теряясь в бороздах пергаментных щек.
-- Mon Dieu, -- пробормотал портье, наблюдая за схваткой старичка с
дверями. -- Он старше самого Господа Бога.
-- Нет, мы примерно одного возраста, -- возразил Старик.
-- Бертолини! Анвар! -- позвал портье.
Двое привратников были так увлечены впечатляющей картиной, что лишь
теперь вспомнили о своих обязанностях и стремглав бросились выручать
страдальца. Чемоданы у него оказались подозрительно легкими.
Неровной походкой старикашка приблизился к стойке.
-- Ну наконец-то, -- недовольно пробурчал Старик.
-- В каком смысле "наконец-то"? -- огрызнулся вновь прибывший.
-- Я тут стою, жду, болтаю о всякой ерунде. Ты же знаешь, как это меня
утомляет. Откуда чемоданы?
-- Украл. Ты ведь не думал, что я стану их покупать? Да и денег у меня
не было.
-- Ваше имя? -- вмешался портье, делая вид, что разговор приятелей его
совершенно не интересует.
-- Смит, -- быстро ответил за своего товарища Старик.
Не поднимая глаз от регистрационной книги, портье едко заметил:
-- Постояльца, который регистрируется под фамилией "Смит", обычно
сопровождает "миссис Смит".
Этот комментарий Старика явно озадачил, а у его напарника вызвал
недовольную гримасу.
-- В данном случае никакой миссис Смит нет, -- промямлил Старик. --
Брак, знаете ли, дело хлопотное, столько всяких сложностей, обязательств.
-- Это ты виноват! Ты вообще во всем виноват! -- выкрикнул мистер Смит,
и влага из его глаз брызнула во все стороны -- будто лошадь фыркнула. --
Если б не ты, я тихо-мирно жил бы в кругу семьи и горя бы не знал!
-- Ну хватит! -- гаркнул на него Старик, да так свирепо и зычно, что
немногочисленные постояльцы, по воле случая оказавшиеся в эту минуту
неподалеку, ринулись врассыпную.
-- Номера пятьсот семнадцатый и пятьсот восемнадцатый! -- заорал портье
что было сил, но по сравнению с величественным басом Старика его голосок
прозвучал жидковато. Однако служителя это обстоятельство ничуть не
обескуражило -- в гостиничном бизнесе приходится обходиться тем, что есть.
Тут главное -- уметь закрывать глаза на кое-какие вещи, но клиента в любом
случае надо видеть насквозь.
-- И заберите свои деньги, пожалуйста.
-- Пусть полежат у вас.
-- Нет уж, лучше заберите, -- проявил мужество портье. Старик отщипнул
от горки несколько купюр.
-- Остальное вам -- за труды.
-- Остальное мне? -- недрогнувшим голосом переспросил служитель.
-- Вам. Как вы думаете, сколько там? Просто любопытно. Портье покосился
на банкноты.
-- Думаю, от четырех до пяти тысяч.
-- Вот как. Вы счастливы? Я ведь не знаю цены деньгам.
-- Вижу, сэр. Отвечая на ваш вопрос, счастлив я или нет, скажу: не
первое и не второе. Я -- гостиничный работник. Если передумаете по поводу
денег...
Но было поздно. Ажурная решетка лифта уже закрылась за обоими пожилыми
джентльменами, их кошмарными чемоданами и двумя носильщиками, Бертолини и
Анваром.
Разведенные по соседним комнатам, приятели не без труда сообразили, что
можно открыть внутреннюю дверь, ведущую из одного номера в другой. В
качестве чаевых Анвар и Бертолини получили от рассеянного Старика несколько
древнегреческих драхм и удалились, так и не решив, нужно ли в этом случае
говорить "спасибо". Долгожители обосновались в номере мистера Смита.
Водрузив один из чемоданов на столик, мистер Смит щелкнул замками и
заглянул внутрь.
-- Что ты там рассматриваешь? -- поинтересовался Старик.
-- Ничего. Я всего лишь открыл свой чемодан. Что тут необычного?
-- Все. Ты отлично знаешь, что чемодан пустой. Немедленно закрой и не
притрагивайся к нему больше до тех пор, пока мы отсюда не съедем. Мистер
Смит подчинился, проворчав:
-- Ничуть не изменился. Все командует...
-- Если я что-то говорю, на то есть своя причина, -- веско пояснил
Старик.
-- Это-то больше всего и раздражает.
-- Если мы хотим, чтобы наша миссия удалась, нужно вести себя как можно
естественней.
-- Ага, "естественней". С нашими-то патлами и в этих хламидах?
-- Возможно, в интересах дела мы будем вынуждены несколько изменить
свой облик. Я заметил, что люди теперь одеваются иначе. Некоторые носят
волосы длинными, как то предусмотрено природой, другие коротко стригут их,
или укладывают в зверообразные прически, или намазывают жиром, превращая в
подобие липких и сальных сталагмитов черного цвета.
-- Ну почему обязательно черного? Я видел куда более кричащие
расцветки: и желтую, и синюю, и красную, и зеленую. Надеюсь, ты не
собираешься...
-- Нет-нет, -- сурово оборвал его Старик, который начал уже уставать от
неумолчного брюзжания своего компаньона. Что ни скажи, все ему не так! --
Это не понадобится. Просто я не хочу стать объектом пристального интереса со
стороны горничных. Эти особы наверняка обратили бы внимание на пустой
чемодан и поделились бы своим открытием с коллегами. Сам знаешь, новости
среди людей распространяются со скоростью лесного пожара.
-- Но ты сам раскрыл себя тому человеку за стойкой. Помнишь, ты спросил
у меня, откуда чемоданы?
-- Помню. А ты со свойственным тебе тактом ответил, что они краденые.
-- И ты думаешь, что человек за стойкой более надежен, чем прочие слуги
этого постоялого двора?
-- Да, думаю.
-- Можно спросить почему? -- Голос мистера Смита стал похож на треск,
производимый гремучей змеей.
-- Потому что я дал ему на чай пять тысяч долларов! Я заплатил ему за
молчание! -- Старик отчеканил каждое слово, чтобы усугубить эффект
сказанного.
-- А-а, понятно. Теперь осталось кинуть пару тысяч горничным, и никаких
проблем, -- хмыкнул мистер Смит.
-- Я не из тех, кто бросает деньги на ветер. Вот если бы ты закрывал
чемодан на ключ...
-- Ты этих денег не заработал! Смит замолчал, возясь с замком.
-- Когда закончишь, пойдем в ресторан поужинаем, -- сказал Старик.
-- Мы не нуждаемся в пище.
-- Да, но остальным знать об этом вовсе не обязательно.
-- Вечная показуха!
-- Не забывай, мы находимся на Земле. Тут все на этом держится.
Перед самой дверью мистер Смит вдруг встрепенулся и вновь весь
наполнился энергией. Заклекотал разгневанной вороной, замер на месте как
вкопанный и возопил:
-- А почему ты обозвал меня "мистером Смитом"?!
Старик утомленно смежил веки. Он предвидел эту претензию и даже
удивлялся, что приходится ждать так долго.
-- Послушай, я достаточно намучился с собственным именем. Не хотелось
начинать все сызнова.
-- И как же ты назвался?
-- Своим именем. Это было с моей стороны глупо.
-- Фу-ты ну-ты. Ты всегда так кичился своей честностью.
-- А ты своей нечестностью.
-- По твоей милости, заметь!
-- Снова старая песня. Идем-ка лучше, а то ресторан закроется.
-- С чего ты взял?
-- Предполагаю. И, как всегда, предполагаю правильно. Мистер Смит
насупился и из вредности сел.
-- Неужели ты думаешь, что подобное поведение пойдет на пользу нашему
расследованию? -- воззвал к его благоразумию Старик. -- Пойдут сплетни: мол,
что за диковинные постояльцы -- постельное белье им менять не нужно, пищи
они тоже не употребляют! Ну имей же ты совесть!
Смит поднялся, зловеще хихикнул:
-- Заключительное замечание настолько абсурдно, что я, со свойственным
мне безупречным чувством юмора, оценил его по достоинству. Ладно, иду. Но
насчет "старой песни" мы еще потолкуем. Слишком глубока моя рана, слишком
мучительна боль.
Последние слова были сказаны так неторопливо, так просто, что по спине
Старика (вернее, по тому месту, где полагалось бы быть спине) пробежали
мурашки.
-- ...Засим могу предложить каберне "Христианские братья" или совиньон
"Мондави" -- отличные вина, просто отличные; а если вам хочется чего-нибудь
более старого (но, учтите, старое вовсе не обязательно более изысканное), я
бы посоветовал взять бордо "Фор-де-ля-Тур" урожая 1972 года или бургундское
"Ля-Таш" 1959 года по две тысячи восемьдесят долларов за бутылку. Это на
десерт, а к ужину у нас имеется широкий ассортимент превосходных столовых
вин.
Все это было произнесено без пауз, на едином дыхании.
-- В нашем возрасте все вина кажутся молодыми, -- улыбнулся Старик
метрдотелю.
-- Оценил вашу шутку по достоинству, -- поклонился тот.
-- А это не шутка, -- пробрюзжал мистер Смит.
-- Touche (фехтовальный термин), -- откликнулся метродотель (надо же
было что-то ответить).
-- Принесите первую бутылку, на которую упадет ваш взгляд.
-- Белого или красного? Старик покосился на соседа.
-- А компромисса не бывает?
-- Есть розовое.
-- Отличная идея, -- одобрил Старик.
Мистер Смит ограничился суровым кивком, и метрдотель удалился.
-- На нас все пялятся, -- прошипел Смит. -- Зря мы сюда притащились.
-- Напротив, -- невозмутимо ответил Старик. -- Зря они на нас пялятся.
Он поочередно воззрился на каждого из любопытствующих, и те один за
другим отвели взгляд.
Ужин не удался. Сотрапезники так давно не вкушали пищи телесной, что
пришлось все вкусовые ощущения разрабатывать заново. Перерывы между сменами
блюд показались обоим слишком долгими, скоротать время помогла беседа, а
беседовали они столь живописно, что вновь оказались в центре внимания.
Запуганные Стариком посетители не осмеливались глазеть на собеседников в
открытую, однако нет-нет да и посматривали туда, где под мизантропическим
мраморным тритоном, плюющимся струйкой воды в мраморный фонтан, восседали
старцы, похожие на два шатра -- белый и черный. Атмосфера сгущалась, и даже
пианист, существо в обычных обстоятельствах лочувствительное, не смог
доиграть до конца свою "Гранаду" и сконфуженно удалился, вытирая потный лоб.
-- Поговорим начистоту, -- негромко, деликатно начал Старик. -- Твоя
последняя реплика, произнесенная перед тем, как мы покинули номер, тронула
меня своей искренностью. Можешь относиться ко мне как угодно, но я не хочу,
чтобы ты мучился.
Мистер Смит хохотнул -- не столько иронически, сколько неприязненно.
Однако сразу же вслед за тем посерьезнел и призадумался, подбирая нужные
слова.
-- Больше всего меня обижает мотивация твоего поступка. Она настолько
очевидна! -- изрек он наконец.
-- Ты мне уже говорил это раньше, или я слышу подобное заявление
впервые?
-- Разве упомнишь? Мы столько веков не виделись! Может, и был такой
разговор, но, по-моему, я все-таки проговариваю тебе этот выстраданный упрек
впервые.
Старик решил прийти ему на помощь:
-- Помню твой душераздирающий крик, когда ты полетел за борт. Это
воспоминание преследовало меня потом долгие годы.
-- Преследовало... -- буркнул Смит. -- Да уж, красиво получилось,
ничего не скажешь. Я стоял к тебе спиной, разглядывал перисто-кучевое
облачко, и вдруг, безо всякого предупреждения, сильнейший толчок, и я падаю!
На земном языке, между прочим, это называется убийством.
-- По-моему, ты жив и здоров.
-- Я же говорю: на земном языке.
-- Ну извини, -- сдался Старик, очевидно, полагая, что тем самым
закрывает тему.
-- "Извини"?! -- изумился Смит.
-- У меня же не было возможности принести тебе извинения раньше.
-- Ладно. Дело не в изгнании. Это я бы еще пережил. Да и потом, рано
или поздно я все равно ушел бы сам. Но мотив, мотив! Тебе понадобилось
скорректировать кошмарный просчет в твоем Творении, где все было так
замечательно продумано и выверено!
-- Какой еще просчет? -- несколько нервозно спросил Старик.
--А такой. Если все вокруг беленькие, то как, спрашивается, распознать
тебя?
-- В каком смысле? -- Старик облизнул губы.
-- Чтобы белое было белым, нужна чернота, -- отчеканил Смит без своих
обычных ужимочек. -- Если вокруг одна белизна, белого не существует. Ты
спихнул меня вниз, чтобы выделиться. Стало быть, мотив твоего поступка --
тщеславие.
-- Нет же! -- возмутился Старик. И, немного подумав, добавил: --
Надеюсь, что нет.
-- За тобой должок. И тебе никогда за него не расплатиться, сколько ни
кайся. До моего изгнания никто, даже ангелы, не понимал, что ты собой
являешь, никто не чувствовал исходящего от тебя тепла, не видел сияния. Но
появился я, и на фоне тьмы ты стал видим во всей своей красе. Так
продолжается и по сей день.
-- Для того мы и наведались с тобой на Землю, чтобы проверить, видим ли
я и видим ли ты.
-- Если бы не я, не моя жертва, ты был бы невидимкой! -- прошипел
мистер Смит.
-- Готов признать, что отчасти ты прав. -- Старик понемногу приходил в
себя.
-- Но только не делай вид, что новая жизнь пришлась тебе не по вкусу --
во всяком случае на первых порах. Ты совершенно справедливо сказал: не
столкни я тебя, ты рано или поздно ушел бы сам. Стало быть, семя было
посажено, и ему оставалось только взрасти. Я изгнал того ангела, которого и
следовало изгнать.
-- Не спорю. Мои бывшие коллеги были абсолютно бесхарактерными
созданиями, за исключением разве что Гавриила, который вечно вызывался
участвовать во всяких рискованных предприятиях, доставлять невесть куда
головоломные послания и так далее. А знаешь, почему он это делал? Ему тоже
было скучно. Как и мне.
-- Он никогда этого не показывал.
-- Да разве ты способен распознать скуку?
-- Теперь -- да. Способен. Но в ту эпоху, когда Земля еще пахла свежим
крахмалом...
-- А эти твои жуткие серафимы и херувимы со своими писклявыми
голосишками! Все гнусавили, гнусавили хоралы, без единого диссонанса, без
игривой гармонии, без перепада настроений -- исключительно в мерзейший
унисон! Их был по меньшей мере миллион, кошмарные создания, какие-то
марципановые статуэтки -- чистенькие, приглаженные, в жизни не видали ни
пеленки, ни ночного горшка!
Старик беззвучно трясся в припадке великодушного смеха. Он протянул
Смиту руку, и тот от растерянности ее пожал.
-- Да уж, серафимы и херувимы -- не лучшее из моих творений, -- хмыкнул
Старик. -- Ты прав. Ты вообще часто бываешь прав. И у тебя природный дар
остроумия. Сплошное удовольствие слушать, когда ты что-то описываешь или
рассказываешь. Правда, иногда ты злоупотребляешь метафорами, и это мешает
разглядеть наименее яркие из твоих перлов. Я очень рад, что наконец затеял
это путешествие и мы встретились вновь.
-- Я не держу на тебя зла. Просто люблю ясность.
-- Даже слишком любишь...
-- Что поделаешь -- столько столетий копил гнев и обиду.
-- Понимаю, понимаю.
Старик заглянул мистеру Смиту в глаза, накрыл его ледяные руки своими
теплыми, мягкими лапищами.
-- Действительно. Не будь тебя, меня бы не распознали. Но и наоборот:
не будь меня, ты тоже не существовал бы. Каждый из нас в одиночку лишен
смысла. Вместе же мы образуем гамму,'палитру, Вселенную. Мы не смеем быть ни
друзьями, ни даже союзниками, но говорить друг другу "здрасьте" -- это уж в
порядке вещей. Давай постараемся вести себя в этой щекотливой ситуации
вежливо и достойно. Нам ведь необходимо выяснить, нужны ли мы миру, как в
прежние времена. Или, быть может, мы давно уже стали роскошью, а то и
излишеством? В победе и в поражении мы должны быть неразлучны, и будь что
будет.
-- Не вижу причины с тобой ссориться, разве что... -- Мистер Смит
скорчил шкодливую гримасу.
-- Осторожней! -- воззвал к нему Старик. -- Мне удалось наладить между
нами некое подобие равновесия. Я пошел на компромисс. Так смотри же, а то
все испортишь.
-- Тут нечего портить, -- проскрипел Смит. -- Я же не дурак. Геометрия
наших взаимоотношений мне понятна -- что можно, чего нельзя. Я прибыл сюда
не для того, чтобы с тобой тягаться. Не стоит игра свеч после стольких-то
лет. Просто я подумал...
-- О чем? -- подзадорил его Старик, желая подогнать мыслительный
процесс собеседника.
-- Каков парадокс! Чтобы заставить меня выполнять новую функцию, ты
воспользовался трюком из моего, а не из твоего арсенала.
Старик погрустнел и сказал внезапно постаревшим голосом:
-- Это правда. Чтобы создать Дьявола, пришлось прибегнуть к
дьявольскому средству -- толкнуть тебя сзади, когда ты этого совершенно не
ожидал.
-- Вот это я и хотел услышать. Печально улыбнувшись, Старик спросил:
-- Хочешь еще супа? Трюфелей? Ветчины? Форели? Паштета? Мятного чая?
-- Произошло то, что должно было произойти, -- махнул рукой Смит. --
Спасибо, больше ничего не хочу.
Увлеченные беседой, они не заметили, что свет в зале потускнел --
верный признак прекращения жизнедеятельности на кухне. Между администрацией
отеля и профсоюзной организацией разворачивался конфликт, и засидевшиеся
посетители были явно некстати. Им приходилось подолгу дожидаться расчета,
шум и крики все нарастали, официанты вообще перестали заглядывать в зал, и
последние из клиентов застряли за столиками всерьез и надолго.
-- Идем отсюда, -- сказал Старик. -- Завтра расплатимся.
-- Дал бы ты мне немного денег, иначе придется у кого-нибудь украсть.
-- Конечно-конечно, -- радостно пообещал Старик.
Никто и не заметил, как в зал вернулся пианист, заиграл и тихонько
запел, очевидно, решив урвать напоследок хоть малую толику аплодисментов.
Старички пробирались к выходу, а вслед им неслось:
-- "Падают грошики медные, падают прямо с Небес..."
Следующее утро. В сне оба не нуждались, поэтому ночь показалась долгой,
тем более что вступать в беседу и подвергать опасности хрупкую, едва
установившуюся гармонию в отношениях ни тому, ни другому не хотелось. Старик
как раз сотворил немного денег для мистера Смита, а тот аккуратно укладывал
их в карман, когда раздался деликатный стук в дверь.
-- Войдите, -- пропел Старик.
-- Заперто, -- ответили снаружи.
-- Минутку.
Подождав, пока мистер Смит закончит операцию с наличностью, Старик
подошел к двери и открыл ее. В коридоре топтались портье и четверо
полицейских. Сии последние с совершенно излишней прытью ринулись в номер.
-- Что такое?
-- Прошу прощения, -- сконфузился портье. -- Я должен еще раз
поблагодарить вас за вашу беспредельную щедрость, но, к моему глубокому
сожалению, банкноты оказались фальшивыми.
-- Неправда, -- возмутился Старик. -- Я сам их сделал.
-- И готовы подтвердить это в письменном виде? -- оживился старший из
полицейских (фамилия -- Кашприцки).
-- Да в чем дело?
-- Самому делать деньги не положено, -- невозмутимо объяснил патрульный
О'Хаггерти.
-- А я в посторонней помощи не нуждаюсь, -- с достоинством парировал
Старик. -- Вот, смотрите!
Он порылся в кармане, чуть поднатужился, и на ковер потоком посыпались
сияющие монеты, словно конфетки из торгового автомата.
Двое полицейских тут же непроизвольно рванулись вперед на полусогнутых,
но Кашприцки на них прикрикнул, и они замерли на месте. Зато плюхнулся на
четвереньки портье.
Кашприцки:
-- Ну, чего там? Портье:
-- По-моему, испанские песо эпохи Филиппа П.
-- Вы что, нумизматикой промышляете? Да?-- спросил Кашприцки. -- Но это
не дает права мухлевать с "зеленью". Федеральное правонарушение, ясно? Я вас
обоих забираю.
Патрульный Кольтелуччи:
-- Наручники? Кашприцки:
-- Да уж, давай по всей форме. Мистер Смит занервничал:
-- Может, смоемся? Покажем фокус?
-- Стоять! -- рявкнул патрульный Шматтерман, выхватил пистолет и
выставил его вперед, вцепившись в рукоятку обеими руками. Вид у него был
такой, словно он собрался пустить струю на рекордное расстояние.
-- Мой дорогой Смит, если мы хотим ознакомиться с жизнью человечества и
с тем, как человеки обходятся друг с другом, нам придется мириться с мелкими
неудобствами. Иначе зачем мы сюда явились?
Щелкнули наручники, и весь кортеж проследовал из номера в коридор.