– И вот вдруг в зеркале… Нет, мне так стыдно: теперь уже кажется, что все это только… игра воображения… – Люсик нервно засмеялась. – Вдруг в зеркале я увидела ее.
   Кожа у нее на шее явственно пошла гусиными пупырышками, а сама она зябко передернула плечами и потерянно замолчала, глядя на меня виновато.
   – Успокойтесь, успокойтесь, – сказал я. – В конце концов, это моя работа, вы за нее платите. Так кого вы увидели?
   – Женщину в белом плаще, а под ним что-то красное. Она вышла в холл из соседней комнаты, где у меня компьютер, а потом… – Люсик снова посмотрела на меня почти с отчаянием. – Потом вернулась обратно, пошла к балкону, отодвинула занавеску и… И куда-то делась. Ведь не может же она и до сих пор быть там?!
   По щекам ее потекли слезы.
   – Конечно не может! – ненатурально бодро согласился я, понимая, чего она от меня ждет, и вопреки разуму ощущая, как у меня тоже бегут мурашки по телу.
   Но делать было нечего. Почти строевым шагом я направился к шелковой портьере и решительно отдернул ее в сторону. Стеклянная дверь за ней оказалась распахнута, но балкон пуст. На всякий случай я высунулся на него и демонстративно оглядел каждый угол. Потом уже более подробно и профессионально в идущем из комнаты свете изучил балконный поручень, но тоже ничего необычного не нашел и вернулся в комнату.
   – Это была галлюцинация, да? – с надеждой обратила ко мне мокрое лицо Люсик и жалобно улыбнулась: – Или я сошла с ума?. Прямо как наяву вижу ее вот здесь, возле моего компьютера!
   Бедная девочка! Бедная и любимая, чуть было не подумал я, но вовремя остановился.
   Да от всех этих ужасов у кого хочешь крыша поедет! Лучший способ разоблачения всякого рода видений и галлюцинаций – это их логическое, на максимально приземленном уровне объяснение.
   – Просто игра воображения, – произнес я как можно убедительней и добавил со смешком: – Ну подумайте, что могло быть нужно Даме Бланк в вашем компьютере? Она ведь не хакер!
   Но моя попытка пошутить оказалась не самой удачной. Лицо Люсик снова приобрело грязно-белый оттенок.
   – Хакер? – с испугом переспросила она. – А ведь вы, пожалуй, правы…
   – В чем? – нахмурился я, кляня себя, что неловким словом придал ее фантазиям какое-то новое направление. – В чем я прав?
   – Видите ли, – пролепетала Люсик, – я недавно взяла новую работу – пишу программы для компьютерных игр. Так вот… Так вот… – По ее виду мне показалось, что она сейчас балансирует на грани обморока. – Я сейчас рисую эпизод… из серии «Сыщик, ищи вора!». Там… там как раз про маньяков… которые… которые…
   Крепко сжав пальцами виски, она сделала несколько неверных шагов к дивану, но не дошла. Я еле успел подхватить ее.
   Уложив Люсик на диван, я заметался по квартире в поисках аптечки. Какие-то лекарства обнаружились на полочке за зеркальной дверцей в ванной, я выгреб их оттуда, но нужного мне нашатыря среди них не было. Я уже решил обойтись намоченным холодной водой полотенцем, когда услышал, как где-то в холле за моей спиной поворачивается ключ в дверном замке.
   Руки дрогнули, коробки и склянки с грохотом посыпались на кафельный пол, а сам я закоченел в нелепой позе с растопыренными ладонями и разинутым ртом.
   Нервы ни к черту, вчуже подумалось как о ком-то постороннем.
   Сам-то я хорошо понимал, что при таком нагнетании ужасов они сдали б и у Шварценеггера. К тому же не далее как сутки назад и всего-то парой этажей ниже мне уже приходилось с замиранием сердца слушать звук отпираемой двери, а мои ребра еще не забыли связанных с этим ассоциаций.
   На этот раз я твердо решил не дать застать себя врасплох. Единственным предметом, способным в экстремальных обстоятельствах сойти за оружие, была притулившаяся в углу швабра. Подхватив ее, я одним скачком вылетел в холл и вжался в стену возле вешалки. Мне известно несколько неплохих приемов айкидо, и сегодня я твердо намеревался ударить первым.
   Дверь отъехала в сторону, я медленно отвел швабру назад для молниеносного точечного удара. Набрал побольше воздуха в легкие, готовясь издать боевой клич, и… увидел неторопливо входящего в квартиру Зину. Слава богу, сцена получилась немая, хотя в результате я едва не подавился рвущимся из горла победным воплем.
   – Что это вы здесь делаете?! – заорал он с места в карьер, едва прошло первое ошеломление. – Мало вам издеваться над нами в своей шарашке, так еще и…
   – Тихо, тихо! – оборвал я его, пряча швабру за спину и вновь обретая чувство собственного достоинства. – Меня пригласила ваша сестренка, к тому же сейчас ей плохо…
   На этот раз договорить не удалось мне. Он бросился сперва к ней в спальню, а не найдя там никого, вылетел в коридор с выпученными глазами.
   – Что? Где она? Что вы с ней сделали?
   Понимая, что разговаривать с ним сейчас бессмысленно, я только указал на соседнюю комнату, кратко пояснив:
   – Обморок.
   Зина упал на колени перед диваном, схватил сестру за запястье, начал зачем-то мерить ей пульс, потом принялся легонько хлопать по щекам и дуть в лицо. Все это выглядело очень трогательно, я даже ощутил легкий укол ревности, но отметил, что Люсик и без этих манипуляций уже слегка порозовела и дышит гораздо ровнее.
   – Оставьте ее в покое, – порекомендовал я. – Она скоро придет в себя. Просто нервный срыв.
   – А что здесь произошло? – спросил он, поднимаясь на ноги. При взгляде на меня его физиономия снова приняла угрюмо-агрессивное выражение. – Чем это вам удалось ее довести? Вы что, рассказали ей про Нинель?
   Очень интересно.
   Он от нее скрывает – даже Харину с Мнишиным наплел про болезнь, чтоб к ней не подпустить. Но зачем? В вату ведь ему сестру не упаковать… Впрочем, этот вопрос не представлялся актуальным – сейчас Люсик и впрямь вряд ли была готова к подобным откровениям. Поэтому я решил на сей раз не заводиться с этим психопатом. К тому же на полноценные препирательства у меня просто не хватило бы сил.
   – К ней приходила Белая Дама, – буднично сообщил я не без задней мысли посмотреть на его реакцию.
   Посмотреть было на что. Зина отвалил челюсть и остекленел глазами.
   – Кто… приходил? – с трудом выдавил он пересохшими губами.
   – Белая Дама, Дама Бланк – называйте как хотите. Сначала ей что-то было нужно в компьютере, потом она вышла в холл, вернулась обратно и удалилась через балкон.
   – Этого… этого не может быть! Вы бредите! – каркнул Зина. Его застывшее было от первоначального шока лицо вновь заволновалось, словно морская поверхность под порывом штормового ветра.
   – Я – нет, а вот ваша сестра – вполне возможно. Иначе зачем она вызвала меня сюда на ночь глядя?
   Но в глазах Зины я не заметил и намека на благодарность за свое подвижничество. Напротив, похоже, я ненароком задел некую болезненную тему. Он принялся бешено кусать и кривить губы, одновременно крутя пальцами то ухо, то кожу на щеке. По опыту мне было известно, что это вполне могло вылиться в какой-нибудь очередной эксцесс. Но через несколько секунд душевная буря улеглась так же непредсказуемо, как началась.
   – Хорошо, спасибо, – холодно поблагодарил он меня – как прислугу, в которой отпала надобность. – Можете идти отдыхать, дальше я справлюсь сам.
   Он был прав – в том числе насчет необходимого мне отдыха. Но я остался стоять в нерешительности: не очень хотелось оставлять сейчас Люсик наедине с этим психопатом.
   – А что, если нам позвонить Ядову? – предложил я. – Он врач, его консультация…
   – Спа-си-бо, о-бой-дусь! – зло сжав зубы, по слогам произнес Зина, снова устрашающе заиграв желваками на скулах. Но на этот раз я не до конца понял, кому предназначался очередной заряд: мне или ни в чем не повинному доктору.
   Делать мне здесь действительно было больше нечего. Я отправился домой. Там, памятуя, что сегодня в моей квартире уже побывали незваные гости, я на всякий случай изнутри закрыл дверь на засов и лег спать – так и хочется сказать, с чувством выполненного долга.
   Но врать не стану.

7

   Как говорит Прокопчик, с бедой переночуешь – она роднее становится.
   Утром следующего дня я поднялся поздно, совершенно разбитый как морально, так и физически. Но с твердым убеждением: надо немедленно вернуть полученный третьего дня аванс – со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Нет, хорошенькое дельце! В первые же сутки расследования со мной чего только ни делали.
   Брали в заложники – раз.
   Били смертным боем – два.
   Хотели застрелить – три.
   Пытались задушить – четыре.
   Намеревались повесить на меня мокруху – пять.
   Привлекали к ловле привидений – шесть.
   К тому же оказалось, что у моей заказчицы под крышкой кастрюльки полно тараканов. Кругом одни психи – а так мы не договаривались. Семь.
   Короче, нет таких денег! Но спустившись вниз в контору, я неожиданно наткнулся в этом вопросе на оппозицию в лице Прокопчика.
   – Не надо б-бояться – надо оп-пасаться! – одарил он меня очередной сногсшибательной сентенцией. Но даже на этом не остановился. – Р-разумный риск – часть нашей п-профессии! Раны з-заживают – с-слава остается!
   При этом он уже привычным движением выставил в проход свою загипсованную ногу. Забыл, на минуточку, что я был свидетелем его, безусловно, славной и, несомненно, рискованной дуэли с осой.
   Но мой помощник, надо отдать ему должное, покончив с общей риторикой, тут же продемонстрировал и кое-какие практические достижения. Для начала он сообщил: покуда я нежился в постели, он фактически завершил порученное нам расследование. Остались так, пустяки, технические детали.
   Оказывается, подозрение с Зины можно смело снять – Прокопчик доподлинно установил, что в день убийства его отца он отсутствовал в городе, поэтому имеет стопроцентное алиби. По горделивому взору Тимы можно было предположить, что для установления сего факта он провел грандиозный комплекс оперативных мероприятий.
   У меня просто язык не повернулся разочаровывать его сообщением, что я уже обладаю этой информацией, причем источник у нас с ним один и тот же.
   А главное, продолжал с важным видом Прокопчик, обнаружились новые весьма интересные факты, которые проливают совершенно иной свет, причем под таким углом, что…
   Вполуха слушая его болтовню, я тяжело, будто было не начало рабочего дня, а конец, уселся на свое рабочее место, прикидывая, как бы это поделикатней объявить Прокопчику, что неприятную миссию расторжения договора я намерен поручить ему.
   Вообще от меня требуется постоянно иметь в виду, что мой младший партнер – личность трепетная и чрезвычайно ранимая. Что с ним, насколько позволяют обстоятельства, следует выбирать выражения. Но сегодня обстоятельства, считая таковыми воздействие последних событий на мой морально-боевой дух, складывались не в его пользу.
   Собрав в кулак всю наличную деликатность, я сказал:
   – Во-первых, заткнись, во-вторых, отпечатай письмо следующего содержания: «Уважаемая Людмила Игоревна! К сожалению, вынуждены известить Вас…»
   – Не м-могу, – пожав плечами, совсем неделикатно прервал меня Прокопчик.
   – «…вынуждены известить Вас, что на основании пункта такого-то договора» – потом вставишь пункт – «наше сотрудничество…»
   – Не м-могу! Экран занят!
   – Ну так освободи! – начиная раздражаться, потребовал я.
   – Говорю – не м-могу! – в третий раз повторил Прокопчик. – Я с-сижу в Интернете.
   Сказано было так, будто он сидел в Сенате.
   Я уже было совсем собрался рявкнуть на него, чтобы разъяснить, кто в этой конторе главный – я или Интернет, но тут Прокопчик, не вставая с места, ловко перекинул на мой стол стопку листков. Это были скачанные из Интернета газетные материалы – в глаза первым делом бросился, если не сказать – вцепился, крупно набранный заголовок: «Политических проституток никто не любит». И ниже, шрифтом помельче, подзаголовок: «А если любят, то за деньги».
   – Т-ты п-просмотри, п-просмотри, – делано небрежным тоном посоветовал он. – И с-сразу п-поймешь: убийство мы, с-считай, рас-скрыли.
   Я перевернул пару страничек. Следующая заметка называлась не менее впечатляюще: «Психотерапия для губернатора: снятие стресса вместе со штанами». Тогда, вернувшись к первому материалу, я стал читать.
   Тон сочинения был обычным для подобных публикаций и вполне соответствовал заголовку. Первый же абзац, например, начинался так: «В профессиональном словаре всякого рода скрытых и явных лоббистов, всегда, как помойные мухи над выгребной ямой, вьющихся вокруг сидящих на госсредствах чиновников, думских избранников и прочих, способных так или иначе конвертировать данную им власть в шуршащую наличность, появилось в новейшее время модное словосочетание для характеристики вышеперечисленных слуг народа: «орально неустойчив». Собственно говоря, ничего сенсационного не случилось: всегда существовавшее тайное стало не просто явным, а после банно-бордельных телесериалов с участием политиков всех уровней прямо-таки общедоступным. Используя еще недавно бывшую у нас в большом ходу коммунистическую фразеологию, можно сказать: дошло до каждого».
   Ну и так далее. Привычно опустив пару абзацев, в том же трепологическом духе развивающих основную мысль преамбулы, я опустил глаза в поисках обычно приводимых в подобных случаях примеров и фактов и присвистнул.
   Факты наличествовали.
   Причем на этот раз не в полных намеков, но формально безадресных пересказах «осведомленных источников, пожелавших остаться неизвестными», а в натуральном виде, в собственном, можно сказать, соку: выдержки из распечаток телефонных разговоров весьма интимного свойства. Героями же публикации являлись ни много ни мало заместитель министра экономики в паре с членом соответствующего по профилю думского комитета.
   На суд читателя были представлены предварительные переговоры по поводу желательных господам кондиций… э… предлагаемого ассортимента.
   Экономический чиновник в разговоре с неким неизвестным диспетчером по имени Ашот был требователен и переборчив, как гоголевская Агафья Тихоновна. Желал непременно получить высокую худую брюнетку «модельного типа» с грудью не большой, но и не маленькой, подробно описывал, какие у нее должны быть бедра, а какие – плечи. В пару же к ней просил прислать пухлую грудастую блондиночку, в отношении которой выдвигал лишь одно непременное условие: готовность к анальному сексу.
   Депутат оказался менее привередлив и продемонстрировал надежные во все века крестьянские привязанности к пропорциям, больше всего уважаемым на восточно-сибирских просторах, откуда сам был родом: чтоб титьки побольше и за задницу можно было подержать, стеснительно, как явствовало из ремарки, пробурчал он в трубку. После чего, подумав, добавил: «Только мне чистенькую, лады?» Дав тем самым повод автору статьи для язвительного комментария: дескать, уважаемый думец этим ясно дал понять, что его не облеченному доверием электората наперснику зрелых забав можно и «грязненькую».
   Обстоятельства, при которых происходили опубликованные беседы, становились ясны из дальнейшего контекста. Некая не названная, но весьма прозрачно подразумеваемая финансово-промышленная группа имела в настоящий момент большую заинтересованность в приватизации очередного крупного куска госсобственности. В связи с чем и обхаживала всеми доступными ей способами тех, от кого зависело принятие решения.
   Надо отдать автору статьи должное, он больше особенно не морализировал: тексты говорили сами за себя. Источник оперативного материала, как и правовая сторона подслушивания приватных разговоров остались, дело обычное, за кадром. Победителей не судят. Под статьей стояла только одна подпись, больше смахивающая на псевдоним: А. Курвощипов.
   – Т-теперь читай в-вторую, – потребовал Прокопчик.
   Хотя следующая статья поливала грязью государственного мужа, принадлежавшего вроде бы к прямо противоположной воюющей группировке, стилем она походила на первую, как сестра-близнец. Во первых строках автор лицемерно выражал сочувствие тяжелой жизни российского чиновника: и перегрузки у них, как у космонавтов, и нервное напряжение, как у авиадиспетчеров, ну и в результате стрессы, которые надо как-то снимать.
   А поскольку способ снятия стрессов вместе со штанами был заявлен прямо в заголовке, нетрудно предположить дальнейшее содержание материала. Разница состояла лишь в том, что на сей раз фигурировала запись разговоров непосредственно в койке, а роль героя-любовника играл приехавший по делам в Москву губернатор края, на территории которого вот уже второй год шла нескончаемая война вокруг алюминиевого комбината. Война, на полях которой сложила честь предыдущая парочка компрометантов.
   Сопровождалась статья фотографией оскандаленного краевого головы, сделанная в момент посещения им праздника в образцовом детском садике: цветы, улыбки и воздушные шарики. Под фотографией была многозначительная подпись: «Толлинг еще будет, ой-ой-ой…» Автором материала числился некто П. О. Блаж, личность тоже, вполне возможно, мифическая.
   – Ну и где ты здесь видишь «иной свет», да еще «под другим углом»? – вяло поинтересовался я, отшвыривая от себя эти листки.
   – Вот тут! – Прокопчик выразительно постучал костяшками пальцев по лбу. – П-под этой вот ч-черепной коробкой! Там у меня есть и с-свет иной, и углов навалом! Как говорится, дайте мне точку опоры, а рычаг у меня всегда п-под рукой!
   Я давно заметил, что, наглея, он почти перестает заикаться.
   – Следи за х-ходом, – продолжал Тима, явно кайфуя от сознания собственного величия. – Первое: твой Кияныч поставлял девочек оптом, а также, бу-спок, и в розницу. Помнишь, как тебе Ц-цыпка сказала: между фотомодельным агентством и борделем разница не так уж в-велика. Второе: имеем г-газетные заметки. Ну скажи, как крупному ч-чиновнику при нужде гульнуть? Не на Т-тверскую же подаваться! А тут друзья-б-бизнесмены предлагают все по-тихому, да еще с выбором на любой в-вкус, да бесплатно, да…
   – Да с последующим освещением в средствах массовой информации, – с готовностью подхватил я.
   Но Прокопчик посмотрел на меня с откровенным сожалением.
   – П-помнишь, был такой советский анекдотец? Ф-фатализм по-американски: предлагают штатнику десять тачек, п-причем две без тормозов, он берет любую – и по горной д-дороге. Ф-фатализм по-французски: десять телок, причем две больные, лягушатник хвать первую п-попавшуюся – и в койку. И ф-фатализм по-русски: точно известно, что в компании из десяти человек двое с-стукачи, а наш чувак все равно рассказывает п-политические анекдоты! Нет, не догоняешь ты широкой с-совковой души…
   На это я не нашелся, что ответить. Прокопчик же, восприняв мое молчание как свидетельство капитуляции, торжествующе продолжил:
   – Т-третье: за Нинель охотились какие-то серьезные д-дяди, ты говоришь – явно с п-профессиональными ухватками, удостоверениями ФСБ, но нетабельными п-пистолетиками. Кто такие? Ответ ясен: чья-то мощная служба б-безопасности. А на кого, спрашивается, эта служба работает? Тоже понятно: в данный момент на обиженных в газете чиновников. Вернее, на их крышу, на которую в газете намекают. Ребята из этой службы сперва убирают Шахова, потом Нинель. Возражения есть?
   – Есть немного, – откликнулся я, постепенно приходя в себя от его напора. – Первое: Нинель никто не собирался убивать, она выпрыгнула с балкона, потому что не хотела даваться им в руки. А они-то как раз хотели увезти ее с собой: я свидетель.
   – Ну… – Прокопчик сегодня явно чувствовал себя в ударе: он задумался всего на секунду. – Ну, предположим, хотели грохнуть ее где-нибудь в тихом месте – и концы в воду. Дескать, пропала шалава без вести – вполне можно от нее ожидать. Они ведь и папеньку хлопнули с инсценировкой, не забывай…
   Во как: не забывай! У него это уже не версия, а установленный факт.
   – Второе, – сказал я. – Что они искали у меня дома? И зачем было так тщательно прибираться у Нинель?
   – Отвечаю. – Тима самодовольно откинулся в кресле. – П-прибирались потому, что не хотели оставлять там следы д-драки и вообще п-попытки похищения. А что искали у тебя… С-с чего ты вообще взял, что искали именно они? Вдруг это Нинель шарила – еще до их п-прихода?
   Представить себе, что могла искать у меня в квартире Нинель, я был не в состоянии. Но и опровергнуть этот тезис мне пока было нечем. Поэтому я оставил этот вопрос без разъяснения до лучших времен и спросил без особого нажима:
   – Ну тогда третье и последнее: зачем?
   – Что зачем? – нахмурился Прокопчик, почувствовав в моей безмятежности подвох.
   – Зачем это все? Похищения, инсценировки… Только потому, что Шахов поставлял девочек? А без него, наверное, будет некому…
   – А м-месть? – Тима аж привстал со стула, пристукнув по полу костылем. – Месть за п-предательство? Ведь кто-то организовывал эти записи!
   Я задумался.
   Нет, не над последним бредовым пассажем Прокопчика. С одной стороны, кое-что в его рассуждениях было, какое-то здравое зерно. По крайней мере, насчет чьей-то мощной службы безопасности – ребра от ее мощи у меня ныли до сих пор.
   Но с другой – многое не сходилось. И в первую голову не лез ни в какие ворота чертов собачий поводок, с которым на меня накинулись в заброшенном корпусе сумасшедшего дома. В этих трех соснах я уже плутал не далее как накануне вечером: натуральная маньячка, ненатуральная, в собственном соку… Тьфу, господи, будто килька какая-нибудь!
   Прокопчик тем временем продолжал бурлить энергией трудового порыва.
   – У меня есть один к-корешок, он сейчас по хозчасти в Союзе журналистов, а мы с ним з-знакомы еще по п-партийной работе, – значительно сообщил он. – Если даешь д-добро возобновить контакт, могу взять объект в разработку и разузнать, кто такие эти «Курвощипов» и «Блаж». Чем д-дышат, с какой ладошки кушают – ну и так д-далее.
   «Возобновление контакта» на птичьем языке Прокопчика означало дополнительные расходы на поход в ресторан – вид оперативной деятельности, наиболее освоенный моим верным помощником.
   Вообще-то мне было известно, что этап «партийной работы» в Тиминой карьере состоял в недолгом пребывании на ответственной должности водителя-экспедитора райкомовского буфета. Но хлебное место он был вынужден безвременно покинуть, по его уверениям, в результате сложной подковерной борьбы разных групп влияния за этот стратегически важный пост. А по моим сведениям – вследствие собственного разгильдяйства: однажды по дороге с базы он забыл запереть задние дверцы в райкомовском «уазике», доверху набитом дефицитной жратвой. В условиях развитого социализма на ближайшем же светофоре мирно следовавшие по своим делам рядовые строители светлого будущего не смогли побороть искушения хоть одним глазком заглянуть в обещанный коммунизм. В тот день райкомовские труженики остались без обеда, а Прокопчик без работы.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента