Страница:
— 0'кей, Генри. Я отпускаю твоего парня. Но пообещай мне шепнуть на ухо, когда выйдет его следующая картина под именем какого-нибудь Смита!
— Сценарий у него уже готов. Сейчас он его обкатывает.
— Что значит — «обкатывает»?
— Рассказывает друзьям, и, судя по их откликам на определенные эпизоды, корректирует содержание, оттачивает детали.
— Черт! А это же скрупулезная работа!
— Главное, чтобы зритель в нее поверил, тогда успех гарантирован!
— Вопрос закрыт. И последний вопрос. Часто ты его вытаскиваешь из этих передряг?
— Впервые.
— Убедительная фальшь! В этом весь Генри Флейшер! Хорошо, что он попал в мои руки, Генри. Ему ничего не стоит пришить статью за бродяжничество! Флейшер промолчал. В каждом участке его имелся свой шериф, но адвокат не кичился этим. И каждый раз слышал одну и ту же фразу: «Если бы не я…».
Когда формальности были закончены, из подвала привели заспанного арестанта. Вид у него оставлял желать лучшего.
— С тобой все в порядке? — спросил Флейшер.
— Конечно. Я даже выспался. День выдался тяжелым.
— Догадываюсь.
— Забери у них чек.
— Он уже у меня.
— Тогда, моё почтение, джентельмены! В следующий раз, шериф, можете встреть меня в пижаме, но непременно в фуражке с кокардой! Это сближает! Коттон гордой походкой направился к выходу. На улице ночного, уснувшего городка их ждал огромный «Линкольн». Они сели в машину, и адвокат тронул лимузин с места. Длинная громадина направилась по проселочной дороге к шоссе.
— Будь осторожен. Генри, ты плохо водишь машину.
— Что поделать! У меня не хватило наглости будить шофера.
— Это случайность. Я подсел к парню, который угнал машину.
— Твои случайности закономерны. В прошлый раз, когда ты пытался доказать полицейскому, что он произошел от обезьяны, ты снял с него фуражку и закинул на дерево. А все из-за того, что он потребовал у тебя документы. Как это ты сегодня обошелся без своего плаща?
— Утром было слишком жарко, и я не предполагал, что в предгорье так холодно.
— Тебе нужно запомнить. Если где-нибудь падает кирпич, то он падает на твою голову. Твои беспечность и беспардонность доведут тебя до греха!
— Не заговаривайся. Генри. Мы живем в грехе, и если кривая нас куда-нибудь выведет, то только на путь истинный!
— Давай к делу. Чек подписан Марком Рэйлисом. Я знаю этого типа, он держит в своих руках все подряды на постройкудорог вплоть до границы с Мексикой. Такого прохвоста не купишь на жалость! Почему он клюнул на твой гениальный роман? Причина?
Коттон закурил и углубился в сиденье. Он остался довольным собой.
— Сегодня я был в ударе. Помогло то, что я хорошенько психанул, и работа прошла на одном дыхании. Вирджиния прослезилась!
— А Марк?
— Ты прав. Он мне не поверил бы, это я и раньше понимал, и тут сработал мой главный козырь! Я к ним не забирался в сад, как в прошлый раз к вдове сенатора Милдинга, они сами выскочили на меня. Представляешь, люди охотятся на кабана, а в лесу встречают парня, болтаю-щегося на веревке. Эти капроновые веревки очень крепкие, и я мало подпилил ее. Вирджиния на вчерашней вечеринке перепила шампанского и дважды промахнулась. Я едва не сдох! Тут меня и понесло…
— Но как ты решился взять Рейлиса в оборот? Мало того, ты перекрыл все рекорды, четверть от сотни тысяч!
— Деньги здесь вообще не имеют значения, Вирджиния с наивными голубыми глазами швыряет ежемесячно на благотворительность в пределах этой суммы. Муж не протестует. Он у нее под каблуком. Как правило, это происходит в двадцатых числах каждого месяца. Сегодня восемнадцатое. Я успел пресечь ее очередной выброс денег на помойку и перехватил кошелек.
— Но как же ты вывел их на себя? Коттон усмехнулся, глядя на залитое лунным светом серебристое шоссе.
— Не гони так. Генри. Я не хочу погибать в расцвете сил. Дорога скользкая-Адвокат снизил скорость.
— Ну?
— Идея проста. Каждую пятницу в семь утра молодая чета Рэйлисов выезжает на охоту. Они предпочитают крупную дичь, так что не таскают с собой дробовиков. Для меня такое положение не приемлемо. Пару недель я готовил собак к этому мероприятию. Я появлялся среди ночи у псарни и кидал собачкам бифштексы. Они ко мне быстро привыкли и хорошо знали мой запах. Двадцать три фунта отборногомяса я скормил этим тварям и угрохал пятьдесят три доллара…
— В обмен на двадцать шесть тысяч!
— Сегодня на рассвете я подкинул своим питомцам по маленькому кусочку и потихонечку пошел к месту виселицы. Мне оставалось только ждать. Если раньше мои следы обрывались, и я уезжал на машине, то теперь собаки взяли мой след и помчались за мной, требуя полного рациона. Хозяева, как послушные марионетки скакали следом за поводырями в надежде выйти на кабана, но как только собаки выскочили из зарослей, я спрыгнул с нижнего сука и повис в воздухе. И надо отдать должное Вирджинии. Она и впрямь спасла мне жизнь. Веревка оказалась на редкость крепкой! Нужно брать обычную, хлопчатобумажную. Я потерял сознание, "о когда я пришел в себя, тут все и началось. Это надо было снимать! От меня уп-^л законный «Оскар»!
— Как же ты себя любишь!
— А больше некому! Но я могу и некоторых промахах сказать. Сегодня это было ярко выражено, потому что среди жителей находился скептик, и я ему благодарен. Он очень точно улавливал фальшь, как барометр, по нему можнс держать уровень правдивости и лживости Первое замечание, которое я себе выношу Я слишком увлекся, и из меня поперла литературщина наподобие сравнений с бутонами роз, дубовыми желудями. Я видел^ как морщился при, этом Марк. И он прав! Человек, прошедший через кровавую мясорубку войны, плен, унижение, смерть, становится жестким, язык его шершавый, как наждачная бумага. Матерый волк, а не сентиментальный слюнтяй. Возможно, чтп на меня повлияла Вирджиния. Такие куклы обожают трогательные моменты— Момент второй. Тут я споткнулся в прямом и переносном смысле. Сколько раз этот момент проходил гладко, а теперь я поняд всю его несостоятельность. Этот эпизод придется менять. Ты помнишь, как я нагоняю убийцу, и он бросает мне под ноги портфель. Я спотыкаюсь, падаю, и убийца уходит!
— Отличный кусок!
— И это говоришь ты, мастак в криминальных разборках. Я врать учился, сидя в судебном зале на твоих процессах, когдаты из убийцы делал святого, и присяжные верили тебе. Да, Генри, тебе легче этим заниматься. Ты на аудитории. Каждый вздох, каждый выкрик, каждый взгляд может показать тебе, что ты уходишь в сторону, и тебе нужно выравнивать курс. У меня же — трагедия. Мой сценарий коверкает продюсер, затем режиссер, и окончательно портят его актеры. Сам написал, сам и стал продюсером. Вот мой девиз!
— Это я уже знаю— Ты уже на полфильма нагреб денег. На твое счастье еще есть Вирджинии Рэйлис. Но ты сбился с мысли. Чем тебя не устраивает этот эпизод?
— Фальшивка. Полный провал. Когда я его нагоняю, он бросает мне портфель под Воги, и я падаю. Он уходит.
— Да.
— Но в портфеле деньги. Он только что Убил человека за этот портфель! Кого он так испугался? Меня? Хлюпика без оружия? у него же нож. Швырять надо нож, не деньги. Нож надежней! Подготовить Убийство, завершить план и отдать двадцать тысяч дяде на улице! Чепуха! Этот кусок нужно переделать.
— Возможно, что ты прав.
— Нужна, какая-то неординарная борьба. Но в голову лезут сплошные шаблонь, Если мы с ним сцепились бы на крыше, то непременно он попятился назад и сорвала с десятого этажа. Главный шаблон заключается в том, что преступник должен по гибнуть сам, без помощи главного героя который обязан оставаться чистым, с не большими помарочками, но без особых изъянов. Иначе он потеряет сочувствие зрителя. Но как же мне действует это на нервы. Нет идеальных героев. Если ты защищаешь свою жизнь, то ты должен убивать. Однако неписаные законы жанра должны выставлять напоказ благородных ангелов с крылышками за спиной и с автоматом в руках. Идеал! И в это публика хочет верить, и я вру ей, что так бывает а она врет мне, будто верит в этот блеф.
— Но это же сговор. Ты уже заране предупредил зрителя, что сейчас ты ив будешь врать…
— Нет, Генри. В кинозале — да, а под дубом с веревкой на шее — нет. Но от верят, потому что хотят верить. Всем нужна фальшь! — Что тебя не устраивает?
— Далее. Оставим сказанное для дальнейшего осмысления. Идем к концу истории. Опять я уловил усмешку Марка, когда сказал, что отец Луизы нашел нефть. Я забыл, что Марк занимается бензозаправками, автомастерскими, да и вообще, вся нефть в Калифорнии была найдена и зарегистрирована до моего рождения, и, если бы такой факт произошел, то о нем трубили бы все газеты страны. С тем же успехом можно найти золото на лужайке у Белого дома! Однако Марк проглотил эту пилюлю, но потом намекнул мне, что я могу вернуть деньги при желании, когда стану нефтемагнатом. Это был явный прикол! Как бы он не открыл рот и не высказал свои подозрения жене.
— Никогда! Он оберегает ее сказочное существование. Он готов и сам тебе поверить. Ему это дешево стоит. Честность и ярямолинейность шокируют, ты сам об этом говорил. Ложь очень органична. Она ложится на наше бытие, как весенний зеленый покров на землю. Нам Удобней жить в сказке. Строить воздушные замки. И ты должен радоваться этому. Фантазия — это великий дар, посланные человеку свыше! В противном случае мы жили бы в пещерах, ели сырое мяса своего соседа и никогда бы не создали Голливуд!
— Но без правдоподобия фантазия остается сказкой.
— А правдоподобная фантазия становится ложью.
Пусть. Просто должны быть правила игры. Их должен знать каждый.
— Ты путаешься, Даг. Ты обманываешь свою публику и не замечаешь в порыве страсти, как эта публика обманывает тебя. Попробуй воспитать в себе такие черты, как трезвость, пессимизм, хладнокровие, снисходительность, браваду…
— Можешь не продолжать. При наличии этой обоймы я обрезал бы себе крылья и стал бы простым смертным или мелким жуликом. Мне достаточно того, что я вижу свои ошибки и стараюсь их не повторять. К тому же я достаточно самокритичен.
— Короче говоря, с нефтью ты прокололся. Тебя спасли собаки, которые прикрыли твою фальшивку, тебя спасла Вир-джиния Рейлис, ибо ее мужу плевать, вкакую яму она выбросит очередной мешок денег. Она свою месячную норму выгребла. Больше он ей не даст. Если ты, конечно, не застрелишься в постели его жены.
— Похоже на правду.
— В наше время так мало вещей, похожих на правду.
— И ошибается тот, кто стремится к истине! Она скучна и однобока. Она похожа на новогоднюю елку, требующую украшений.
Они засмеялись. Впереди показались огни большого города.
— Домой? — спросил Флейшер.
— Нет. Прямиком к Сидни Уоттерсу.
— Ты считаешь, что продюсеры не должны спать по ночам? Половина третьего.
— Это то самое время, когда с ним можно поговорить без вмешательства посторонних и бесконечных телефонных переговоров.
Машина адвоката остановилась у красного особняка на Грегори-Драйв, неподалеку от Беверли Хиллз. Флейшер вернул чек Коттону и тот выскочил из машины, не сказав «спасибо» и «спокойной ночи»! Обычно Коттон забывал здороваться, прощаться, справляться о здоровье. Он как бы существовал в вечном продолжении темы. У него не было концов и начал. Коттон оставался невоспитанным невеждой во всем. Но когда продюсеры читали его сценарии, они этого не замечали. Он подносил материал вполне реально, и люди жили в его сюжетах нормальные. Очевидно, он всего себя отдавал творчеству, и на быт у него не хватало сил. В кругу обывателей ходят слухи, что авторы создают своих героев, делая слепок с себя. Это не так. Все наоборот. Авторы мешают своих героев с теми чертами характера, воспитания, мировоззрения, которых им не хватает. Коттон не отличался от большинства создателей миражей и сказок. Как и все другие, он был очень высокого мнения о себе и относился к категории понятых гениев. Что ж! Ему повезло!
Десять минут потребовалось для того, чтобы дождаться, пока за дверью послышатся какие-то звуки. Эти звуки по мере приближения приобретали формы слов, состоящие из отборной обоймы ругательств. Дверь открылась, и Коттон выдержал еще один поток нецензурной брани, после чего хозяин посторонился и пропустил ночного мотылька.
Коттон вошел, насвистывая, как бы показывая, кто, по сути дела, здесь хозяин.
— Итак, Сидни, я выслушал твою точку зрения на мой визит. И, заметь, я сделал это с покорностью и вниманием, не делая тебе замечания по поводу необоснованных оскорблений. Теперь твоя очередь заслушать мой доклад.
Коттон направился на второй этаж дворца, где находился кабинет Уотерса, продолжая насвистывать «Сказки венского леса».
Хозяин шмыгал следом в халате, надетом наизнанку, и взъерошенной, как у дирижера после концерта, прической. Притом он не умолкал, а продолжал бурчать себе под нос все то, что оставалось в лексиконе докеров Фриско.
Коттон без церемоний ввалился в кабинет и рухнул в кресло у тлеющего камина, с той же легкой небрежностью налил себе в стакан джин и бросил в него кубик льда. Из горлышка он пить не стал, потому что продюсер уже знал его историю.
— Сидни! Я принес тебе еще один чек на двадцать шесть тысяч долларов. Рост налицо! В общей сложности я тебе пере дал немногим больше двухсот тысяч. По нашей договоренности я должен выложит треть бюджета картины…
Коттон достал из кармана чек и бросил его на столик.
— Ты знаешь, который час?
— Не будь занудой, Сид! Сколько ты еще хочешь?
Уотерс решил, что так просто ему не отделаться. Он сел в соседнее кресло, сложил пальцы вместе и, прикрыв глаза, попытался быть сдержанным.
— Все, что я говорю тебе, пролетает мимо твоих ушей. Я не могу составит смету картины, пока не получу весь сценарий. Весь — это значит — с финалом, не до того места, когда тебе удобно поставить точку и сказать: «А теперь, ребята гоните монету!». Где вторая часть?
Уотерс налил себе рюмку какой-то тя гучей зеленой жидкости. Его руки слегк подрагивали.
— Сейчас все сводится к тому, что мой герой лезет в петлю. — Черт тебя подери! Он лезет в петлю, потому что тебе нужны деньги! Когда ты разделишь с ним свое собственное "я" и данные вам полномочия, сценарий тронется с мертвой точки.
— Только не дави на меня, Сид. Творческий процесс — дело непредсказуемое. И деньги я на этом делаю потому, что ты не хочешь оплачивать картину один.
— А как ты думал?! — возмутился Уотерс. — Какой продюсер сейчас свяжется с твоим именем. Блейк зарежет картину в начале производства. И это еще благо. А если он придавит нас, когда дело дойдет До проката? Миллион минимум, выброшенный на ветер. Он же ненавидит тебя всеми фибрами души.
— Но я же иду под псевдонимом! А это лишает фильм гарантии успеха. Фильмы Коттона знают, на них идут, а ты кто?
— Любого нового автора надо раскручивать!
— Не возражаю, но я в это дело стопроцентной сметы вкладывать не буду! Риск — дело благородное, но без меня!
— Ты что, с цепи сорвался? Я же принес тебе деньги. Дай мне еще пару дней, и сценарий будет закончен.
— Вот тогда мои люди и посчитают расходы. И не рассчитывай на Гарри Купера или Кларка Гейбла! Все висит на волоске, приходится балансировать, а ты тем временем не можешь сесть за стол и написать пятьдесят страниц!
— Сценарии не пишутся, а создаются.
— Мне плевать на это. Я иду против Блейка, Мейера, Уорнеров, Селзинка, Занука. Ты понимаешь, что я рискую собственной задницей и могу очутиться рядом с тобой на тротуаре? У меня нет средств построить Голливуд. И нужен ли он?
Коттон вскочил на ноги и начал прохаживаться по кабинету. Простора здесь хватало.
— Я уже знаю, какой поворот нужна сделать. Кредитор требует денег через три дня. Мне недаром эти цифра влезла в голову и засела там. Ведь в ней и есть продолжение. Подсознательно я это понимал, но теперь это вылезло наружу. За три дня герой проводит собственное расследование.
— После чего вешается!
— Для кого-то может быть и такой финал, а для фильма прозвучат фанфары победы. Почему он должен верить этим кредиторам? Мало ли аферистов ходит по земле.
— Таких, как ты, мало!
— С какой стати он должен выкладывать им двадцать шесть тысяч долларов?
— Сколько? — у продюсера полезли глаза на лоб.
Но Коттон не слышал вопроса. Он думал, поскребывая небритый подбородок.
Уотерс взглянул на чек, лежащий на столике.
— Ну и наглец! И где он только откапывает этих идиотов!
Вот что, Сид! Мы отправим нашего висельника в Нью-Йорк, и он найдет убийцу!
— Только не в Нью-Йорк.
— Почему?
— Дорогие декорации. Нам нужно захолустье. Сейчас мертвый сезон, пляжи Лонг-Бич пустуют. Можем арендовать их за гроши. Они сойдут за Майями. Окраина Пассадины с трущобами обойдется дешево. Сам префект проиграл мне в покер крупную сумму. Он ее все равно не отдаст. Можем взять натурой.
— Префекта?
— Район. Там даже есть кабак. Легавые его прикрыли за наркотики. Он опечатан. Тоже сможем использовать. Но делать все надо быстро, а не тянуть резину.
— Это мелочи, Сид. Пусть будет Флорида, Майами, трущобы. Но главное…
— Но главное — это выспаться! Я тебе буду очень признателен, если мы продолжим разговор завтра вечером. Я хочу спать. Иди в комнату для гостей, только прими душ и не ложись в постель в ботинках.
Сид Уотерс допил свою тягучую зеленую гадость и встал.
— Ты всегда обрываешь меня на самом важном месте, а потом я забываю, что хотел сказать!
— Завтра, Даг! Завтра!
Глава III
— Сценарий у него уже готов. Сейчас он его обкатывает.
— Что значит — «обкатывает»?
— Рассказывает друзьям, и, судя по их откликам на определенные эпизоды, корректирует содержание, оттачивает детали.
— Черт! А это же скрупулезная работа!
— Главное, чтобы зритель в нее поверил, тогда успех гарантирован!
— Вопрос закрыт. И последний вопрос. Часто ты его вытаскиваешь из этих передряг?
— Впервые.
— Убедительная фальшь! В этом весь Генри Флейшер! Хорошо, что он попал в мои руки, Генри. Ему ничего не стоит пришить статью за бродяжничество! Флейшер промолчал. В каждом участке его имелся свой шериф, но адвокат не кичился этим. И каждый раз слышал одну и ту же фразу: «Если бы не я…».
Когда формальности были закончены, из подвала привели заспанного арестанта. Вид у него оставлял желать лучшего.
— С тобой все в порядке? — спросил Флейшер.
— Конечно. Я даже выспался. День выдался тяжелым.
— Догадываюсь.
— Забери у них чек.
— Он уже у меня.
— Тогда, моё почтение, джентельмены! В следующий раз, шериф, можете встреть меня в пижаме, но непременно в фуражке с кокардой! Это сближает! Коттон гордой походкой направился к выходу. На улице ночного, уснувшего городка их ждал огромный «Линкольн». Они сели в машину, и адвокат тронул лимузин с места. Длинная громадина направилась по проселочной дороге к шоссе.
— Будь осторожен. Генри, ты плохо водишь машину.
— Что поделать! У меня не хватило наглости будить шофера.
— Это случайность. Я подсел к парню, который угнал машину.
— Твои случайности закономерны. В прошлый раз, когда ты пытался доказать полицейскому, что он произошел от обезьяны, ты снял с него фуражку и закинул на дерево. А все из-за того, что он потребовал у тебя документы. Как это ты сегодня обошелся без своего плаща?
— Утром было слишком жарко, и я не предполагал, что в предгорье так холодно.
— Тебе нужно запомнить. Если где-нибудь падает кирпич, то он падает на твою голову. Твои беспечность и беспардонность доведут тебя до греха!
— Не заговаривайся. Генри. Мы живем в грехе, и если кривая нас куда-нибудь выведет, то только на путь истинный!
— Давай к делу. Чек подписан Марком Рэйлисом. Я знаю этого типа, он держит в своих руках все подряды на постройкудорог вплоть до границы с Мексикой. Такого прохвоста не купишь на жалость! Почему он клюнул на твой гениальный роман? Причина?
Коттон закурил и углубился в сиденье. Он остался довольным собой.
— Сегодня я был в ударе. Помогло то, что я хорошенько психанул, и работа прошла на одном дыхании. Вирджиния прослезилась!
— А Марк?
— Ты прав. Он мне не поверил бы, это я и раньше понимал, и тут сработал мой главный козырь! Я к ним не забирался в сад, как в прошлый раз к вдове сенатора Милдинга, они сами выскочили на меня. Представляешь, люди охотятся на кабана, а в лесу встречают парня, болтаю-щегося на веревке. Эти капроновые веревки очень крепкие, и я мало подпилил ее. Вирджиния на вчерашней вечеринке перепила шампанского и дважды промахнулась. Я едва не сдох! Тут меня и понесло…
— Но как ты решился взять Рейлиса в оборот? Мало того, ты перекрыл все рекорды, четверть от сотни тысяч!
— Деньги здесь вообще не имеют значения, Вирджиния с наивными голубыми глазами швыряет ежемесячно на благотворительность в пределах этой суммы. Муж не протестует. Он у нее под каблуком. Как правило, это происходит в двадцатых числах каждого месяца. Сегодня восемнадцатое. Я успел пресечь ее очередной выброс денег на помойку и перехватил кошелек.
— Но как же ты вывел их на себя? Коттон усмехнулся, глядя на залитое лунным светом серебристое шоссе.
— Не гони так. Генри. Я не хочу погибать в расцвете сил. Дорога скользкая-Адвокат снизил скорость.
— Ну?
— Идея проста. Каждую пятницу в семь утра молодая чета Рэйлисов выезжает на охоту. Они предпочитают крупную дичь, так что не таскают с собой дробовиков. Для меня такое положение не приемлемо. Пару недель я готовил собак к этому мероприятию. Я появлялся среди ночи у псарни и кидал собачкам бифштексы. Они ко мне быстро привыкли и хорошо знали мой запах. Двадцать три фунта отборногомяса я скормил этим тварям и угрохал пятьдесят три доллара…
— В обмен на двадцать шесть тысяч!
— Сегодня на рассвете я подкинул своим питомцам по маленькому кусочку и потихонечку пошел к месту виселицы. Мне оставалось только ждать. Если раньше мои следы обрывались, и я уезжал на машине, то теперь собаки взяли мой след и помчались за мной, требуя полного рациона. Хозяева, как послушные марионетки скакали следом за поводырями в надежде выйти на кабана, но как только собаки выскочили из зарослей, я спрыгнул с нижнего сука и повис в воздухе. И надо отдать должное Вирджинии. Она и впрямь спасла мне жизнь. Веревка оказалась на редкость крепкой! Нужно брать обычную, хлопчатобумажную. Я потерял сознание, "о когда я пришел в себя, тут все и началось. Это надо было снимать! От меня уп-^л законный «Оскар»!
— Как же ты себя любишь!
— А больше некому! Но я могу и некоторых промахах сказать. Сегодня это было ярко выражено, потому что среди жителей находился скептик, и я ему благодарен. Он очень точно улавливал фальшь, как барометр, по нему можнс держать уровень правдивости и лживости Первое замечание, которое я себе выношу Я слишком увлекся, и из меня поперла литературщина наподобие сравнений с бутонами роз, дубовыми желудями. Я видел^ как морщился при, этом Марк. И он прав! Человек, прошедший через кровавую мясорубку войны, плен, унижение, смерть, становится жестким, язык его шершавый, как наждачная бумага. Матерый волк, а не сентиментальный слюнтяй. Возможно, чтп на меня повлияла Вирджиния. Такие куклы обожают трогательные моменты— Момент второй. Тут я споткнулся в прямом и переносном смысле. Сколько раз этот момент проходил гладко, а теперь я поняд всю его несостоятельность. Этот эпизод придется менять. Ты помнишь, как я нагоняю убийцу, и он бросает мне под ноги портфель. Я спотыкаюсь, падаю, и убийца уходит!
— Отличный кусок!
— И это говоришь ты, мастак в криминальных разборках. Я врать учился, сидя в судебном зале на твоих процессах, когдаты из убийцы делал святого, и присяжные верили тебе. Да, Генри, тебе легче этим заниматься. Ты на аудитории. Каждый вздох, каждый выкрик, каждый взгляд может показать тебе, что ты уходишь в сторону, и тебе нужно выравнивать курс. У меня же — трагедия. Мой сценарий коверкает продюсер, затем режиссер, и окончательно портят его актеры. Сам написал, сам и стал продюсером. Вот мой девиз!
— Это я уже знаю— Ты уже на полфильма нагреб денег. На твое счастье еще есть Вирджинии Рэйлис. Но ты сбился с мысли. Чем тебя не устраивает этот эпизод?
— Фальшивка. Полный провал. Когда я его нагоняю, он бросает мне портфель под Воги, и я падаю. Он уходит.
— Да.
— Но в портфеле деньги. Он только что Убил человека за этот портфель! Кого он так испугался? Меня? Хлюпика без оружия? у него же нож. Швырять надо нож, не деньги. Нож надежней! Подготовить Убийство, завершить план и отдать двадцать тысяч дяде на улице! Чепуха! Этот кусок нужно переделать.
— Возможно, что ты прав.
— Нужна, какая-то неординарная борьба. Но в голову лезут сплошные шаблонь, Если мы с ним сцепились бы на крыше, то непременно он попятился назад и сорвала с десятого этажа. Главный шаблон заключается в том, что преступник должен по гибнуть сам, без помощи главного героя который обязан оставаться чистым, с не большими помарочками, но без особых изъянов. Иначе он потеряет сочувствие зрителя. Но как же мне действует это на нервы. Нет идеальных героев. Если ты защищаешь свою жизнь, то ты должен убивать. Однако неписаные законы жанра должны выставлять напоказ благородных ангелов с крылышками за спиной и с автоматом в руках. Идеал! И в это публика хочет верить, и я вру ей, что так бывает а она врет мне, будто верит в этот блеф.
— Но это же сговор. Ты уже заране предупредил зрителя, что сейчас ты ив будешь врать…
— Нет, Генри. В кинозале — да, а под дубом с веревкой на шее — нет. Но от верят, потому что хотят верить. Всем нужна фальшь! — Что тебя не устраивает?
— Далее. Оставим сказанное для дальнейшего осмысления. Идем к концу истории. Опять я уловил усмешку Марка, когда сказал, что отец Луизы нашел нефть. Я забыл, что Марк занимается бензозаправками, автомастерскими, да и вообще, вся нефть в Калифорнии была найдена и зарегистрирована до моего рождения, и, если бы такой факт произошел, то о нем трубили бы все газеты страны. С тем же успехом можно найти золото на лужайке у Белого дома! Однако Марк проглотил эту пилюлю, но потом намекнул мне, что я могу вернуть деньги при желании, когда стану нефтемагнатом. Это был явный прикол! Как бы он не открыл рот и не высказал свои подозрения жене.
— Никогда! Он оберегает ее сказочное существование. Он готов и сам тебе поверить. Ему это дешево стоит. Честность и ярямолинейность шокируют, ты сам об этом говорил. Ложь очень органична. Она ложится на наше бытие, как весенний зеленый покров на землю. Нам Удобней жить в сказке. Строить воздушные замки. И ты должен радоваться этому. Фантазия — это великий дар, посланные человеку свыше! В противном случае мы жили бы в пещерах, ели сырое мяса своего соседа и никогда бы не создали Голливуд!
— Но без правдоподобия фантазия остается сказкой.
— А правдоподобная фантазия становится ложью.
Пусть. Просто должны быть правила игры. Их должен знать каждый.
— Ты путаешься, Даг. Ты обманываешь свою публику и не замечаешь в порыве страсти, как эта публика обманывает тебя. Попробуй воспитать в себе такие черты, как трезвость, пессимизм, хладнокровие, снисходительность, браваду…
— Можешь не продолжать. При наличии этой обоймы я обрезал бы себе крылья и стал бы простым смертным или мелким жуликом. Мне достаточно того, что я вижу свои ошибки и стараюсь их не повторять. К тому же я достаточно самокритичен.
— Короче говоря, с нефтью ты прокололся. Тебя спасли собаки, которые прикрыли твою фальшивку, тебя спасла Вир-джиния Рейлис, ибо ее мужу плевать, вкакую яму она выбросит очередной мешок денег. Она свою месячную норму выгребла. Больше он ей не даст. Если ты, конечно, не застрелишься в постели его жены.
— Похоже на правду.
— В наше время так мало вещей, похожих на правду.
— И ошибается тот, кто стремится к истине! Она скучна и однобока. Она похожа на новогоднюю елку, требующую украшений.
Они засмеялись. Впереди показались огни большого города.
— Домой? — спросил Флейшер.
— Нет. Прямиком к Сидни Уоттерсу.
— Ты считаешь, что продюсеры не должны спать по ночам? Половина третьего.
— Это то самое время, когда с ним можно поговорить без вмешательства посторонних и бесконечных телефонных переговоров.
Машина адвоката остановилась у красного особняка на Грегори-Драйв, неподалеку от Беверли Хиллз. Флейшер вернул чек Коттону и тот выскочил из машины, не сказав «спасибо» и «спокойной ночи»! Обычно Коттон забывал здороваться, прощаться, справляться о здоровье. Он как бы существовал в вечном продолжении темы. У него не было концов и начал. Коттон оставался невоспитанным невеждой во всем. Но когда продюсеры читали его сценарии, они этого не замечали. Он подносил материал вполне реально, и люди жили в его сюжетах нормальные. Очевидно, он всего себя отдавал творчеству, и на быт у него не хватало сил. В кругу обывателей ходят слухи, что авторы создают своих героев, делая слепок с себя. Это не так. Все наоборот. Авторы мешают своих героев с теми чертами характера, воспитания, мировоззрения, которых им не хватает. Коттон не отличался от большинства создателей миражей и сказок. Как и все другие, он был очень высокого мнения о себе и относился к категории понятых гениев. Что ж! Ему повезло!
Десять минут потребовалось для того, чтобы дождаться, пока за дверью послышатся какие-то звуки. Эти звуки по мере приближения приобретали формы слов, состоящие из отборной обоймы ругательств. Дверь открылась, и Коттон выдержал еще один поток нецензурной брани, после чего хозяин посторонился и пропустил ночного мотылька.
Коттон вошел, насвистывая, как бы показывая, кто, по сути дела, здесь хозяин.
— Итак, Сидни, я выслушал твою точку зрения на мой визит. И, заметь, я сделал это с покорностью и вниманием, не делая тебе замечания по поводу необоснованных оскорблений. Теперь твоя очередь заслушать мой доклад.
Коттон направился на второй этаж дворца, где находился кабинет Уотерса, продолжая насвистывать «Сказки венского леса».
Хозяин шмыгал следом в халате, надетом наизнанку, и взъерошенной, как у дирижера после концерта, прической. Притом он не умолкал, а продолжал бурчать себе под нос все то, что оставалось в лексиконе докеров Фриско.
Коттон без церемоний ввалился в кабинет и рухнул в кресло у тлеющего камина, с той же легкой небрежностью налил себе в стакан джин и бросил в него кубик льда. Из горлышка он пить не стал, потому что продюсер уже знал его историю.
— Сидни! Я принес тебе еще один чек на двадцать шесть тысяч долларов. Рост налицо! В общей сложности я тебе пере дал немногим больше двухсот тысяч. По нашей договоренности я должен выложит треть бюджета картины…
Коттон достал из кармана чек и бросил его на столик.
— Ты знаешь, который час?
— Не будь занудой, Сид! Сколько ты еще хочешь?
Уотерс решил, что так просто ему не отделаться. Он сел в соседнее кресло, сложил пальцы вместе и, прикрыв глаза, попытался быть сдержанным.
— Все, что я говорю тебе, пролетает мимо твоих ушей. Я не могу составит смету картины, пока не получу весь сценарий. Весь — это значит — с финалом, не до того места, когда тебе удобно поставить точку и сказать: «А теперь, ребята гоните монету!». Где вторая часть?
Уотерс налил себе рюмку какой-то тя гучей зеленой жидкости. Его руки слегк подрагивали.
— Сейчас все сводится к тому, что мой герой лезет в петлю. — Черт тебя подери! Он лезет в петлю, потому что тебе нужны деньги! Когда ты разделишь с ним свое собственное "я" и данные вам полномочия, сценарий тронется с мертвой точки.
— Только не дави на меня, Сид. Творческий процесс — дело непредсказуемое. И деньги я на этом делаю потому, что ты не хочешь оплачивать картину один.
— А как ты думал?! — возмутился Уотерс. — Какой продюсер сейчас свяжется с твоим именем. Блейк зарежет картину в начале производства. И это еще благо. А если он придавит нас, когда дело дойдет До проката? Миллион минимум, выброшенный на ветер. Он же ненавидит тебя всеми фибрами души.
— Но я же иду под псевдонимом! А это лишает фильм гарантии успеха. Фильмы Коттона знают, на них идут, а ты кто?
— Любого нового автора надо раскручивать!
— Не возражаю, но я в это дело стопроцентной сметы вкладывать не буду! Риск — дело благородное, но без меня!
— Ты что, с цепи сорвался? Я же принес тебе деньги. Дай мне еще пару дней, и сценарий будет закончен.
— Вот тогда мои люди и посчитают расходы. И не рассчитывай на Гарри Купера или Кларка Гейбла! Все висит на волоске, приходится балансировать, а ты тем временем не можешь сесть за стол и написать пятьдесят страниц!
— Сценарии не пишутся, а создаются.
— Мне плевать на это. Я иду против Блейка, Мейера, Уорнеров, Селзинка, Занука. Ты понимаешь, что я рискую собственной задницей и могу очутиться рядом с тобой на тротуаре? У меня нет средств построить Голливуд. И нужен ли он?
Коттон вскочил на ноги и начал прохаживаться по кабинету. Простора здесь хватало.
— Я уже знаю, какой поворот нужна сделать. Кредитор требует денег через три дня. Мне недаром эти цифра влезла в голову и засела там. Ведь в ней и есть продолжение. Подсознательно я это понимал, но теперь это вылезло наружу. За три дня герой проводит собственное расследование.
— После чего вешается!
— Для кого-то может быть и такой финал, а для фильма прозвучат фанфары победы. Почему он должен верить этим кредиторам? Мало ли аферистов ходит по земле.
— Таких, как ты, мало!
— С какой стати он должен выкладывать им двадцать шесть тысяч долларов?
— Сколько? — у продюсера полезли глаза на лоб.
Но Коттон не слышал вопроса. Он думал, поскребывая небритый подбородок.
Уотерс взглянул на чек, лежащий на столике.
— Ну и наглец! И где он только откапывает этих идиотов!
Вот что, Сид! Мы отправим нашего висельника в Нью-Йорк, и он найдет убийцу!
— Только не в Нью-Йорк.
— Почему?
— Дорогие декорации. Нам нужно захолустье. Сейчас мертвый сезон, пляжи Лонг-Бич пустуют. Можем арендовать их за гроши. Они сойдут за Майями. Окраина Пассадины с трущобами обойдется дешево. Сам префект проиграл мне в покер крупную сумму. Он ее все равно не отдаст. Можем взять натурой.
— Префекта?
— Район. Там даже есть кабак. Легавые его прикрыли за наркотики. Он опечатан. Тоже сможем использовать. Но делать все надо быстро, а не тянуть резину.
— Это мелочи, Сид. Пусть будет Флорида, Майами, трущобы. Но главное…
— Но главное — это выспаться! Я тебе буду очень признателен, если мы продолжим разговор завтра вечером. Я хочу спать. Иди в комнату для гостей, только прими душ и не ложись в постель в ботинках.
Сид Уотерс допил свою тягучую зеленую гадость и встал.
— Ты всегда обрываешь меня на самом важном месте, а потом я забываю, что хотел сказать!
— Завтра, Даг! Завтра!
Глава III
Вечер следующего дня не отличался от многих вечеров. Днем Коттон записывал свои впечатления в дневник, делал сам себе замечания, выдвигал и фиксировал новые идеи. Учитывая свою дырявую память, Коттон приучил себя к ведению Дневника, и это облегчало ему жизнь. После обеда он сел за машинку и напечатал первую половину сценария. Теперь она выглядела гладкой.
В девять вечера, когда уже стемнело, Коттон надел свой камуфляж и отправился на Беверли Хиллз. Он жил в противоположной части города, где квартиры стоили очень дешево, но и жить в них было непросто. Коттон привык к другим условиям, но приходилось терпеть.
Сегодня поверх военной куртки, на которой висела медаль, был накинут длинный, почти до земли, бело-грязный плащ. В руках Коттон держал трость, а на носу болтались черные очки. Он стоял у перекрестка оживленной дороги, но в этом районе, где высились особняки, редко кто ходил пешком и прохожих практически не было. Перекресток освещался плохо, и мащины носились с включенными фарами. Коттон имел свои, одному ему известные, расчеты. Он определял движение машин по звуку мотора и даже мог назвать марку автомобиля.
Коттон стоял тихо и не шевелился, как манекен в витрине магазинчика ужасов — «кадиллак» летел на полной скорости. Эти ребята из Беверли-Хиллз не считаются с правилами уличного движения. Они торопятся жить, не понимая, что нередко эта гонка сокращает жизнь.
Водитель увидел человека с тростью в тот момент, когда до перекрестка оставалось не более двадцати ярдов. Он резко ударил по педали тормоза. Машина завизжала, словно ей причинили несравнимуюболь. Человек уже находился посреди мостовой, и сворачивать было некуда. Кадиллак буквально встал на дыбы, но все же ударил пешехода в бок. Разъяренный водитель выскочил из машины, потрясая кулаками над головой. Он готов был растерзать раззяву, но, выйдя, замер у капота собственной машины.
На асфальте сидел слепой и пытался нащупать рукой свою шляпу.
— Господи! Как же это вы? — прохрипел водитель. — Как же это так!
— Ох, молодой человек, — тихо сказал слепец, поправляя черные очки на переносице. — Я всю жизнь хожу по этой дороге, и никто меня не сбивал. Вы обязаны снизить скорость на перекрестке. К тому же здесь лреду смотрен переход для пешеходов.
— Откуда я знал о переходе? Слепец провел рукой по выпуклым Цифрам номерного знака.
— 24-17-10 Калифорния. Вы здешний и Должны знать свой район. К тому же перекресток невозможно не заметить.
— Черт! — Испуганно засуетился шофер— — Но вы не сильно ударились? Может быть вас довезти до больницы?
— Для начала надо вызвать дорожную полицию. Они составят протокол, а потом врачи составят акт, и я смогу получить страховку.
— Э…, а что со мной будет?
— А как вы думаете. Вы же человека сбили! Я должен о вас думать или о себе? Повеса на «кадиллаке» сбивает слепого, и слепой должен ему помочь? У вас с головой все в порядке, или вы пьяны. Тогда другое дело…
— Ладно, ладно, не будем углубляться. На какаю страховку вы рассчитываете? Я вам, сам ее оплачу.
— Пять тысяч.
— Вы в своем уме? Это же грабеж!
— Жаль, что я слепой. Мне бы очень хотелось увидеть, как вы эти слова произнесете в суде!
— 0'кей, приятель! Я погорячился. Хозяин «кадиллака» достал из кармана чековую книжку и по настоянию потерпевшего выписал чек на потребителя прямо на капоте.
Через несколько секунд заветный листок был вырван из чековой книжки и передан потерпевшему. — Я надеюсь, что инцидент исчерпан?
— Это станет известно, когда я предъявлю ваш чек в банк, сэр.
— Неужели вы думаете, что я мог обмануть слепого?
Слепой поднялся на ноги, потирая бедро и, опираясь на трость, перешел на другую часть мостовой.
— Сегодня очень трудно верить людям, — сказал слепец.
Водитель все еще стоял у машины, держа в руках чековую книжку.
— Но «кадиллак» с номером 24-17-10 Калифорния я запомню надолго, — сказал Коттон.
Хозяин «кадиллака» стиснул зубы и выписал новый чек. Сложив его вдвое, он подошел к инвалиду и сунул ему ценную бумажку в карман под медалью «За храбрость».
— Вот теперь я вам верю.
— А ты хитрец, инвалид!
Через мгновение машина исчезла. Коттон достал чек, посмотрел, усмехнулся и убрал на место.
Бад Экройд не отличался дисциплинированностью за рулем. Миссис. Мерилленд, очень капризная пожилая дама в старомодном одеянии и с пышной современной прической из белоснежных вояос, которой ежедневно занимался ее личяый парикмахер, уже несколько раз просила Экройда не гнать машину сломя голову. Экройд кивал головой, но скорость не снижал. Он рассказывал своей единственной тетушке, которую отвозил на ее «ролс-ройсе» домой после благотворительного обеда, о своем новом гигантском, проекте. Тетушка его не слушала. Она очень уставала по четвергам, когда ей приходилось отдавать дань моде. и вести эти несносные вечера, посвященные домашним животным. Сколько же зтой мерзости облизывало ей руки. Она имела в виду хозяев несчастных четвероногих тварей.
Экройд отвозил тетушку каждый четверг в оба конца. Таким образом ои рассчитывал на получение наследства, не зная, что старая ведьма все деньги завещала своей экономке. Но она вовсе не возражала против Экройда. С какой радости ей еще тратиться на шофера, когда есть племянник. Раз в неделю она могла его выносить, но не чаще. Экройд с трудом успел отреагировать, увидев человека, бросившегося под колеса «ролс-ройса». Беднягу сильно ударило и отбросило на клумбу с цветами.
Экройд заткнулся и побелел.
Он сидел, вцепившись в рулевое колесо бульдожьей хваткой не в силах пошелох-нуться. Оторвать его от машины не представилось возможным, как и разжать челюсть. Миссис Мериленд всегда знала, что ее племянник мало напоминает мужчину. После четырех мужей она имела представление, как должен вести себя мужчина в экстремальной ситуации. Похоронив всех своих спутников жизни, она сохранила бодрость духа, оптимистичность и веселый нрав. Ее не пугали покойники, и она спокойно вышла из машины и медленно приблизилась к жертве. Осмотрев тело и ощупав кости, она вернулась к машине и треснула племянника по щеке. На белом лице отпечаталась пятерня.
— Очнись, Бадди. Он жив. Помоги мне затащить его в машину, пока здесь не появилась полиция.
Экройда чуть ли не силой пришлось вытаскивать на улицу. Он двигался, как механическая игрушка и путал гласные с согласными, из чего было ясно, что понять его невозможно.
Они подняли жертву и перетащили его на заднее сидение автомобиля. Миссис Мериленд сама села за руль. До дома оставалось несколько кварталов пути. К сожалению, при резком ударе палка Коттона улетела в одну сторону, а очки затерялись в траве, и никто их не видел. Никто не подозревал, что они сбили слепого. Слепой и сам oб этом забыл, когда очнулся на диване, в большой гостиной. Его нежно обложили подушками и ждали, когда он откроет глаза. Сильная встряска выбила из памяти жертвы главный козырь — слепоту. Когда он увидел возле себя людей, он спросил:
— Вы кто?
Они молча смотрели, на него.
Тут он вспомнил про очки, но игра уже склеилась бы. Однако все само по себе встало на свои места. Они сами перевели локомотив с одного пути на другой.
— Что заставило вас броситься под машину и покончить счеты с жизнью? — деликатно спросила миссис Мериленд. До Коттона дошло, что ситуация требует другого сплетения, и он тут же надел маску отчаяния.
— Дайте мне выпить и сигарету. Он получил, что просил. Когда он пил джин из горлышка, миссис Мериленд вспомнила своего второго мужа. Тот был настоящим мужчиной, но на одной из бутылок сердце не выдержало.
— Я понимаю, что виноват перед вами, — сказал Коттон, прикуривая, — Из-за меня у вас могли быть крупные неприятности. Но я был и остаюсь в полном отчаянии. Мне жаль, что я выжил.
— Но что же произошло? — спросила хозяйка, поправляя кружевной белый воротничок на черном строгом платье.
В девять вечера, когда уже стемнело, Коттон надел свой камуфляж и отправился на Беверли Хиллз. Он жил в противоположной части города, где квартиры стоили очень дешево, но и жить в них было непросто. Коттон привык к другим условиям, но приходилось терпеть.
Сегодня поверх военной куртки, на которой висела медаль, был накинут длинный, почти до земли, бело-грязный плащ. В руках Коттон держал трость, а на носу болтались черные очки. Он стоял у перекрестка оживленной дороги, но в этом районе, где высились особняки, редко кто ходил пешком и прохожих практически не было. Перекресток освещался плохо, и мащины носились с включенными фарами. Коттон имел свои, одному ему известные, расчеты. Он определял движение машин по звуку мотора и даже мог назвать марку автомобиля.
Коттон стоял тихо и не шевелился, как манекен в витрине магазинчика ужасов — «кадиллак» летел на полной скорости. Эти ребята из Беверли-Хиллз не считаются с правилами уличного движения. Они торопятся жить, не понимая, что нередко эта гонка сокращает жизнь.
Водитель увидел человека с тростью в тот момент, когда до перекрестка оставалось не более двадцати ярдов. Он резко ударил по педали тормоза. Машина завизжала, словно ей причинили несравнимуюболь. Человек уже находился посреди мостовой, и сворачивать было некуда. Кадиллак буквально встал на дыбы, но все же ударил пешехода в бок. Разъяренный водитель выскочил из машины, потрясая кулаками над головой. Он готов был растерзать раззяву, но, выйдя, замер у капота собственной машины.
На асфальте сидел слепой и пытался нащупать рукой свою шляпу.
— Господи! Как же это вы? — прохрипел водитель. — Как же это так!
— Ох, молодой человек, — тихо сказал слепец, поправляя черные очки на переносице. — Я всю жизнь хожу по этой дороге, и никто меня не сбивал. Вы обязаны снизить скорость на перекрестке. К тому же здесь лреду смотрен переход для пешеходов.
— Откуда я знал о переходе? Слепец провел рукой по выпуклым Цифрам номерного знака.
— 24-17-10 Калифорния. Вы здешний и Должны знать свой район. К тому же перекресток невозможно не заметить.
— Черт! — Испуганно засуетился шофер— — Но вы не сильно ударились? Может быть вас довезти до больницы?
— Для начала надо вызвать дорожную полицию. Они составят протокол, а потом врачи составят акт, и я смогу получить страховку.
— Э…, а что со мной будет?
— А как вы думаете. Вы же человека сбили! Я должен о вас думать или о себе? Повеса на «кадиллаке» сбивает слепого, и слепой должен ему помочь? У вас с головой все в порядке, или вы пьяны. Тогда другое дело…
— Ладно, ладно, не будем углубляться. На какаю страховку вы рассчитываете? Я вам, сам ее оплачу.
— Пять тысяч.
— Вы в своем уме? Это же грабеж!
— Жаль, что я слепой. Мне бы очень хотелось увидеть, как вы эти слова произнесете в суде!
— 0'кей, приятель! Я погорячился. Хозяин «кадиллака» достал из кармана чековую книжку и по настоянию потерпевшего выписал чек на потребителя прямо на капоте.
Через несколько секунд заветный листок был вырван из чековой книжки и передан потерпевшему. — Я надеюсь, что инцидент исчерпан?
— Это станет известно, когда я предъявлю ваш чек в банк, сэр.
— Неужели вы думаете, что я мог обмануть слепого?
Слепой поднялся на ноги, потирая бедро и, опираясь на трость, перешел на другую часть мостовой.
— Сегодня очень трудно верить людям, — сказал слепец.
Водитель все еще стоял у машины, держа в руках чековую книжку.
— Но «кадиллак» с номером 24-17-10 Калифорния я запомню надолго, — сказал Коттон.
Хозяин «кадиллака» стиснул зубы и выписал новый чек. Сложив его вдвое, он подошел к инвалиду и сунул ему ценную бумажку в карман под медалью «За храбрость».
— Вот теперь я вам верю.
— А ты хитрец, инвалид!
Через мгновение машина исчезла. Коттон достал чек, посмотрел, усмехнулся и убрал на место.
Бад Экройд не отличался дисциплинированностью за рулем. Миссис. Мерилленд, очень капризная пожилая дама в старомодном одеянии и с пышной современной прической из белоснежных вояос, которой ежедневно занимался ее личяый парикмахер, уже несколько раз просила Экройда не гнать машину сломя голову. Экройд кивал головой, но скорость не снижал. Он рассказывал своей единственной тетушке, которую отвозил на ее «ролс-ройсе» домой после благотворительного обеда, о своем новом гигантском, проекте. Тетушка его не слушала. Она очень уставала по четвергам, когда ей приходилось отдавать дань моде. и вести эти несносные вечера, посвященные домашним животным. Сколько же зтой мерзости облизывало ей руки. Она имела в виду хозяев несчастных четвероногих тварей.
Экройд отвозил тетушку каждый четверг в оба конца. Таким образом ои рассчитывал на получение наследства, не зная, что старая ведьма все деньги завещала своей экономке. Но она вовсе не возражала против Экройда. С какой радости ей еще тратиться на шофера, когда есть племянник. Раз в неделю она могла его выносить, но не чаще. Экройд с трудом успел отреагировать, увидев человека, бросившегося под колеса «ролс-ройса». Беднягу сильно ударило и отбросило на клумбу с цветами.
Экройд заткнулся и побелел.
Он сидел, вцепившись в рулевое колесо бульдожьей хваткой не в силах пошелох-нуться. Оторвать его от машины не представилось возможным, как и разжать челюсть. Миссис Мериленд всегда знала, что ее племянник мало напоминает мужчину. После четырех мужей она имела представление, как должен вести себя мужчина в экстремальной ситуации. Похоронив всех своих спутников жизни, она сохранила бодрость духа, оптимистичность и веселый нрав. Ее не пугали покойники, и она спокойно вышла из машины и медленно приблизилась к жертве. Осмотрев тело и ощупав кости, она вернулась к машине и треснула племянника по щеке. На белом лице отпечаталась пятерня.
— Очнись, Бадди. Он жив. Помоги мне затащить его в машину, пока здесь не появилась полиция.
Экройда чуть ли не силой пришлось вытаскивать на улицу. Он двигался, как механическая игрушка и путал гласные с согласными, из чего было ясно, что понять его невозможно.
Они подняли жертву и перетащили его на заднее сидение автомобиля. Миссис Мериленд сама села за руль. До дома оставалось несколько кварталов пути. К сожалению, при резком ударе палка Коттона улетела в одну сторону, а очки затерялись в траве, и никто их не видел. Никто не подозревал, что они сбили слепого. Слепой и сам oб этом забыл, когда очнулся на диване, в большой гостиной. Его нежно обложили подушками и ждали, когда он откроет глаза. Сильная встряска выбила из памяти жертвы главный козырь — слепоту. Когда он увидел возле себя людей, он спросил:
— Вы кто?
Они молча смотрели, на него.
Тут он вспомнил про очки, но игра уже склеилась бы. Однако все само по себе встало на свои места. Они сами перевели локомотив с одного пути на другой.
— Что заставило вас броситься под машину и покончить счеты с жизнью? — деликатно спросила миссис Мериленд. До Коттона дошло, что ситуация требует другого сплетения, и он тут же надел маску отчаяния.
— Дайте мне выпить и сигарету. Он получил, что просил. Когда он пил джин из горлышка, миссис Мериленд вспомнила своего второго мужа. Тот был настоящим мужчиной, но на одной из бутылок сердце не выдержало.
— Я понимаю, что виноват перед вами, — сказал Коттон, прикуривая, — Из-за меня у вас могли быть крупные неприятности. Но я был и остаюсь в полном отчаянии. Мне жаль, что я выжил.
— Но что же произошло? — спросила хозяйка, поправляя кружевной белый воротничок на черном строгом платье.