Страница:
30 августа вожди Запада получили сигнал от австрийского канцлера графа Буриана, что Австрия готова начать переговоры. Фронт Центральных держав начал поддаваться, что придало западным союзникам силы. 30 августа французы отбросили немцев за реку Эн. 2 сентября канадские войска нанесли удар по «линии Гинденбурга» в районе Дрокур-Кеана и пробили ее. Осмелевший Фош приказал активизировать боевые действия на всем протяжении Западного фронта. А Людендорф в этот же день издал приказ эвакуировать выступ Сан-Миэль. На протяжении августа западные союзники взяли в плен 150 тыс. германских солдат, они захватили 2 тыс. пушек и 13 тыс, пулеметов. Для Запада началась война быстрых перемещений войск — то, от чего они за четыре года отвыкли.
14 сентября 1918 г. австрийцы запросили западных союзников о «конфиденциальном и ни к чему не обязывающем обмене мнениями». США, Британия и Франция по очереди отвергли это предложение. В боях возникает новое понятие — Югославия. «По мере того как в Македонии 15 сентября продолжались бои, новой чертой войны стало появление Югославской дивизии — искреннее выражение решимости южных славян — словенцев, хорватов, сербов, боснийцев, черногорцев и македонцев объединиться территориально, когда австрийцев выбьют из Лайбаха, Аграма, Белграда, Сараево, Четинье и Скопье. Перейдя прежнюю греко-сербскую границу, солдаты этой дивизии немедленно бросили все дела и начали обнимать друг друга» {751}.
25 сентября австралийская и новозеландская кавалерия пересекла реку Иордан и вошла в Амман, перерезав тем самым железную дорогу Берлин-Багдад. Но более важное союзное наступление началось незадолго до полуночи этого дня: тридцать семь французских и американских дивизий начали наступление вдоль реки Маас и Аргоннского леса. Звучали 4 тысячи орудий, союзники использовали газы и взяли в плен 10 тысяч немцев {752} . 28 сентября Хейг начал британское наступление против ипрского выступа. В воздухе были пятьсот самолетов. Пашендель — яблоко такого раздора год назад — на этот раз довольно быстро был взят бельгийскими войсками.
Вести о начале конца пришли с юга. Болгарские союзники 28 сентября начали переговоры с англичанами и французами в Салониках. В Греции германские и болгарские войска отступили, обнажив «мягкое под-брюшье коалиции» — Австро-Венгрию. 30 сентября бои на болгарском фронте прекратились, Гинденбург и Людендорф, обобщив сведения о положении на фронтах, пришли к выводу, что время работает против Германии и не остается ничего другого, как обратиться к противнику с просьбой о перемирии. Мемуары Гин-денбурга: «Чем хуже были вести с далекого Востока, тем быстрее таяли наши ресурсы. Кто заполнит брешь, если Болгария выйдет из строя? Мы могли бы еще многое сделать, но у нас уже не было возможностей сформировать новый фронт. Поражение в Сирии вызвало неизбежное разложение среди наших лояльных турецких союзников, которые снова оказались под ударом в Европе. Как поступят Румыния и могущественные фрагменты прежней России? Все эти мысли овладели мнвй и заставляли искать выход. Никто не скажет, что я занялся этим слишком рано. Мой первый генерал — квартирмейстер, уже приняв решение, пришел ко мне во второй половине дня 28 сентября. Людендор-фом владели те же мысли. Я увидел по его лицу, с чем он пришел» {753}.
29 сентября дуэт Гинденбург и Людендорф, два года правивший Германией, отправился к кайзеру с определенным выводом: война далее продолжаться не может. «Германия не может сражаться со всем миром». Но даже когда 29 сентября 1918 г., после выхода из войны Болгарии, Гинденбург и Людендорф потребовали от императора заключить перемирие, они вовсе не имели в виду сдавать германские позиции на европейском Востоке — они еще надеялись компенсировать потери на Западе приобретениями в России. В качестве уступки осмелевшей оппозиции кайзер Вильгельм 30 сентября 1918 г. «даровал» своему народу парламентское правление. Он поручил министру иностранных дел Гинце собрать совещание руководителей основных политических партий, определить кандидатуру нового канцлера и сформировать новое правительство. При этом так называемая «революция сверху»— превращение германской империи в республику, приход к власти правительства Эберта — вовсе не изменила германского намерения полностью пожать плоды Брест-Литовска. Вчерашние мировые геополитики в Германии хором заговорили о значении Германии как фактора стабильности в Европе.
В ставке Гинденбурга обратились именно к президенту Вильсону с просьбой о заключении мира на основе его «14 пунктов». Предполагалось созвать мирную конференцию в американской столице. Ставка гарантировала сохранение военного статус-кво на фронтах империи лишь на двое суток вперед. Решающими были слова, сказанные фельдмаршалом Гинденбургом: «Армия не может ждать более сорока восьми часов». У кайзера не было выхода. 2 октября канцлером Германии стал племянник императора Вильгельма Второго князь Макс Баденский. Он согласился возглавить государственное руководство только после того, как кайзер пообещал выполнить два условия. Первое, только рейхстаг получал право начинать и заканчивать войну; второе: кайзер отказывается от командования армией и флотом.
Канцлер Макс Баденский «надеялся, что сумею заглушить пессимизм и возродить уверенность. Я был твердо уверен, что, несмотря на ослабление наших сил, мы сможем защищать границы отечества в течение многих месяцев» {754} . Но для надежд было мало времени. Вечером 2 октября 1918 г. ему вручили письмо, подписанное Людендорфом и Гинденбургом: коллапс сало-никского фронта «ослабил необходимые для Западного фронта резервы», невозможно воспользоваться «очень большими потерями противника за предшествующие дни»; все это делает заключение перемирия необходимым «для того чтобы избежать дальнейших ненужных жертв германского народа и его союзников… Каждый день стоит жизни тысяч смелых солдатских жизней» {755}.
Канцлер 3 октября предупредил Гинденбурга, что слишком быстрое заключение перемирия могло бы означать потерю Эльзаса и Лотарингии, а также населенных преимущественно поляками районов Восточной Пруссии. Людендорф ответил, что потеря Эльзаса и Лотарингии приемлема, а утрата части Восточной Пруссии — нет. Английский историк Уиллер-Беннет комментирует: «Становилось все более очевидно, что канцлер читал „четырнадцать пунктов“, а верховное военное командование — нет» {756} . Получив представление о ходе мыслей военных, Макс Баденский пригласил в правительство социал-демократов. Один из них, будущий душитель спартаковцев Филип Шейдеман, оценил обстановку таким образом: «Лучше конец террора, чем террор без конца». 4 октября принц Макс Баденекий послал в Вашингтон ноту следующего содержания: «Германское правительство просит президента Соединенных Штатов Америки взять в свои руки дело восстановления мира, ознакомить все воюющие государства с этим нашим обращением и пригласить их послать своих полномочных представителей для переговоров» {757}.
Запад на пороге победы
Россия и революция в Германии
Компьен
Эпилог
Для России первая мировая война была испытанием, к которому страна не была готова. Видя перед собой опыт быстрых, основанных на мобильных перемещениях войск, балканских войн, русская дипломатия и генералитет полагали, что боевые действия продлятся недели, от силы несколько месяцев. Многолетняя война была губительной для огромной неорганизованной страны с плохими коммуникациями, с недостаточно развитой индустрией, с малограмотной массой основного населения. Противник 1914 года всегда учитывал многонациональ-ность России и всегда старался использовать это обстоятельство {766} . В результате войны Россия потеряла Польшу, Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и Бессарабию, составлявших в совокупности 15,4% ее населения. Потеря 817 тысяч квадратных километров территории и 28 млн, подданных означала также потерю десяти процентов всех железнодорожных путей, трети всех индустриальных предприятий, использующих одну шестую часть всех индустриальных рабочих, производивших одну пятую всех индустриальных товаров {767} . Главный факт исторического развития России заключается в том, что в начале шестнадцатого века регион-сосед — Западная Европа — начал цивилизационно выходить вперед, колонизуя весь мир, главенствуя в Освоении науки, создавая особую личность и уникальные формы общественного развития. У России (как и у всего остального мира) на первый план стала выдвигаться задача аккомодации к неожиданному подъему Запада. В петровский период страна проделала значительный путь. После Великого посольства (1698) и до великой мобилизации (1914) Россия не только смогла сохранить независимость, но и во многих отношениях приблизиться к западным стандартам. В глазах мира —как и в собственных — она встала на прочные цивилизационные основы, родственные западным.
Была ли у России историческая возможность быстрее пройти расстояние, на которое она отставала от Запада по большому цивилизационному счету? Возможно, в допетровской Руси Новгород с его торговыми связями с внешним миром мог послужить университетом приобщения к западным ценностям и установлениям. Но Иван Грозный уничтожил этот русский город с поразительной жестокостью. Возможно, введение Александром Вторым законодательства западного типа могло дать более весомые плоды. Петр Великий и Екатерина Вторая делали могучие шаги вперед, а Анна Иоановна и Николай Первый в своей косности замедляли национальный прогресс. Сказалось отсутствие идущей на Западе прямо от Рима традиции. Местный суд погряз в местных делах, а справедливость — великая справедливость — испытывала воздействие сконцентрированных на себе писателей и горячей, неудержимо безумной в своем максимализме революционной молодежи. Зрелый "хладный» ум так никогда и не завладел страной, где горячее сердце всего ценилось больше. То, что сердце так часто ошибается» исторически не было принято в расчет. Возможно, не хватало (как жестоко не хватает и сейчас) подлинно гражданской истории. Так получилось исторически, что законом на Руси была либо воля самодержца, либо мнение общины, но не некие общие принципы, воспринятые как всеобщие и абсолютно обязательные.
Раннее влияние Византии быстро погасло на русских просторах, а опыт общения с Западом, начиная с Петра, носил характер перенятия технических приемов, но не пересмотра исторических основ русского существования (что, строго говоря, было и невозможно для огромного народа, не связанного печатно выраженным общественным мнением, находящегося, вследствие транспортной проблемы, вне постоянных взаимных контактов). Закон в России никогда не стоял над властителем, что доблестно доказала русская история от Рюрика до Горбачева. Толкование закона никогда не ценилось. Если на Западе это были парламентарии и судьи, то на Руси — чиновники и партийные комитеты, где личность чиновника, а не трактование закона имела значение для народа-просителя.
14 сентября 1918 г. австрийцы запросили западных союзников о «конфиденциальном и ни к чему не обязывающем обмене мнениями». США, Британия и Франция по очереди отвергли это предложение. В боях возникает новое понятие — Югославия. «По мере того как в Македонии 15 сентября продолжались бои, новой чертой войны стало появление Югославской дивизии — искреннее выражение решимости южных славян — словенцев, хорватов, сербов, боснийцев, черногорцев и македонцев объединиться территориально, когда австрийцев выбьют из Лайбаха, Аграма, Белграда, Сараево, Четинье и Скопье. Перейдя прежнюю греко-сербскую границу, солдаты этой дивизии немедленно бросили все дела и начали обнимать друг друга» {751}.
25 сентября австралийская и новозеландская кавалерия пересекла реку Иордан и вошла в Амман, перерезав тем самым железную дорогу Берлин-Багдад. Но более важное союзное наступление началось незадолго до полуночи этого дня: тридцать семь французских и американских дивизий начали наступление вдоль реки Маас и Аргоннского леса. Звучали 4 тысячи орудий, союзники использовали газы и взяли в плен 10 тысяч немцев {752} . 28 сентября Хейг начал британское наступление против ипрского выступа. В воздухе были пятьсот самолетов. Пашендель — яблоко такого раздора год назад — на этот раз довольно быстро был взят бельгийскими войсками.
Вести о начале конца пришли с юга. Болгарские союзники 28 сентября начали переговоры с англичанами и французами в Салониках. В Греции германские и болгарские войска отступили, обнажив «мягкое под-брюшье коалиции» — Австро-Венгрию. 30 сентября бои на болгарском фронте прекратились, Гинденбург и Людендорф, обобщив сведения о положении на фронтах, пришли к выводу, что время работает против Германии и не остается ничего другого, как обратиться к противнику с просьбой о перемирии. Мемуары Гин-денбурга: «Чем хуже были вести с далекого Востока, тем быстрее таяли наши ресурсы. Кто заполнит брешь, если Болгария выйдет из строя? Мы могли бы еще многое сделать, но у нас уже не было возможностей сформировать новый фронт. Поражение в Сирии вызвало неизбежное разложение среди наших лояльных турецких союзников, которые снова оказались под ударом в Европе. Как поступят Румыния и могущественные фрагменты прежней России? Все эти мысли овладели мнвй и заставляли искать выход. Никто не скажет, что я занялся этим слишком рано. Мой первый генерал — квартирмейстер, уже приняв решение, пришел ко мне во второй половине дня 28 сентября. Людендор-фом владели те же мысли. Я увидел по его лицу, с чем он пришел» {753}.
29 сентября дуэт Гинденбург и Людендорф, два года правивший Германией, отправился к кайзеру с определенным выводом: война далее продолжаться не может. «Германия не может сражаться со всем миром». Но даже когда 29 сентября 1918 г., после выхода из войны Болгарии, Гинденбург и Людендорф потребовали от императора заключить перемирие, они вовсе не имели в виду сдавать германские позиции на европейском Востоке — они еще надеялись компенсировать потери на Западе приобретениями в России. В качестве уступки осмелевшей оппозиции кайзер Вильгельм 30 сентября 1918 г. «даровал» своему народу парламентское правление. Он поручил министру иностранных дел Гинце собрать совещание руководителей основных политических партий, определить кандидатуру нового канцлера и сформировать новое правительство. При этом так называемая «революция сверху»— превращение германской империи в республику, приход к власти правительства Эберта — вовсе не изменила германского намерения полностью пожать плоды Брест-Литовска. Вчерашние мировые геополитики в Германии хором заговорили о значении Германии как фактора стабильности в Европе.
В ставке Гинденбурга обратились именно к президенту Вильсону с просьбой о заключении мира на основе его «14 пунктов». Предполагалось созвать мирную конференцию в американской столице. Ставка гарантировала сохранение военного статус-кво на фронтах империи лишь на двое суток вперед. Решающими были слова, сказанные фельдмаршалом Гинденбургом: «Армия не может ждать более сорока восьми часов». У кайзера не было выхода. 2 октября канцлером Германии стал племянник императора Вильгельма Второго князь Макс Баденский. Он согласился возглавить государственное руководство только после того, как кайзер пообещал выполнить два условия. Первое, только рейхстаг получал право начинать и заканчивать войну; второе: кайзер отказывается от командования армией и флотом.
Канцлер Макс Баденский «надеялся, что сумею заглушить пессимизм и возродить уверенность. Я был твердо уверен, что, несмотря на ослабление наших сил, мы сможем защищать границы отечества в течение многих месяцев» {754} . Но для надежд было мало времени. Вечером 2 октября 1918 г. ему вручили письмо, подписанное Людендорфом и Гинденбургом: коллапс сало-никского фронта «ослабил необходимые для Западного фронта резервы», невозможно воспользоваться «очень большими потерями противника за предшествующие дни»; все это делает заключение перемирия необходимым «для того чтобы избежать дальнейших ненужных жертв германского народа и его союзников… Каждый день стоит жизни тысяч смелых солдатских жизней» {755}.
Канцлер 3 октября предупредил Гинденбурга, что слишком быстрое заключение перемирия могло бы означать потерю Эльзаса и Лотарингии, а также населенных преимущественно поляками районов Восточной Пруссии. Людендорф ответил, что потеря Эльзаса и Лотарингии приемлема, а утрата части Восточной Пруссии — нет. Английский историк Уиллер-Беннет комментирует: «Становилось все более очевидно, что канцлер читал „четырнадцать пунктов“, а верховное военное командование — нет» {756} . Получив представление о ходе мыслей военных, Макс Баденский пригласил в правительство социал-демократов. Один из них, будущий душитель спартаковцев Филип Шейдеман, оценил обстановку таким образом: «Лучше конец террора, чем террор без конца». 4 октября принц Макс Баденекий послал в Вашингтон ноту следующего содержания: «Германское правительство просит президента Соединенных Штатов Америки взять в свои руки дело восстановления мира, ознакомить все воюющие государства с этим нашим обращением и пригласить их послать своих полномочных представителей для переговоров» {757}.
Запад на пороге победы
Президент Вильсон, видя ежедневное ослабление германского фронта, 8 октября 1918 г. отверг германское мирное предложение. Первое условие перемирия — освобождение оккупированных территорий на Западе. Война не закончится до тех пор, пока немецкие войска не уйдут из Франции, Бельгии. 13 октября премьер Ллойд Джордж выразил свои опасения относительно того, что немцы воспользуются перемирием, перегруппируют свои силы и восстановят их. «Не лучше ли нанести немцам поражение и дать немецкому народу возможность почувствовать подлинный вкус войны, что не менее важно с точки зрения мира на земле и лучше, чем их сдача в настоящий момент, когда германские армии находятся на чужой территории». В таком же духе писал 14 октября британский дипломат сэр Хорэс Рамболд из Швейцарии: «Было бы тысячекратно обидно, если бы мы прекратили битву до того, как разобьем их полностью на Западном фронте. Мы обязаны загнать их в их звериную страну, ибо это единственная возможноств показать их населению, что на самом деле представляет собой война» {758}.
Французы 14 октября официально признали Чехословацкий национальный совет во главе с Томашем Масариком правительством будущей Чехословакии. В Вене ощутили угрозу своим владениям, и император Карл пообещал свободу федерального политшеского устройства шести главным национальностям Австро-Венгерской империи: чехам, словакам, полякам, хорватам, словенцам, сербам и румынам. Историк Элизабет Вискеманн назвала это обещание «голосом из могилы». Президент Вильсон не любил, когда его обходят в реализации его собственного политическом кредо и через четыре дня потребовал придания этим национальностям не права федерального устройства, а выполнения права полного национального самоопределения. Теперь он говорил, что США связаны обязательством обеспечения этим национальностям права на самоопределение.
Немцы начали ощущать уходящую из-под ног почву. Гросс-адмирал Тирпиц 17 октября потребовал от Макса Баденского обеспечить «решительные подкрепления» на Западном фронте и «безжалостное проведение подводной войны». Каждый немец должен понять, что, если он не будет сражаться из последних сил, «мы попадем в положение наемных рабов наших врагов». Людендорф призвал готовиться к битвам весны 1919 г. Военный министр генерал Шойх пообещал к этому времени подготовить 600 тыс. новых солдат, но он настаивал на сохранении притока критически важной для Германии румынской нефти, без которой германская военная машина остановится через шесть недель.
Главным было понимание необходимости начать мирные переговоры до перехода войны на германскую землю и пока у Германии огромные владения на европейском Востоке. 18 октября германские войска покинули территорию Болгарии. Более тысячи германских советников начали уходить из Месопотамии. Адмирал Шеер приказал всем германским подводным лодкам возвратиться на базы. Кайзер объявил общую амнистию политическим заключенным. Ленин воскликнул: «А три месяца назад над нами смеялись, когда мы предсказывали революцию в Германии».
Каждый месяц на европейский материк прибывали 300 тысяч американских солдат. Вашингтон превратился в центр обсуждения проблем, связанных с общим европейским переустройством. Получив сообщение о том, что Германия прекратила подводную войну, Вильсон предложил Клемансо и Ллойд Джорджу 23 октября приготовить их условия перемирия. Обсуждению этих условий была посвящена встреча Фоша, Хейга, Петэна и Першинга 25 октября в Санлисе. Все настаивали на сдаче немцами артиллерии, железнодорожного состава и подводных лодок.
Лучший стратег Германии генерал Людендорф подал прошение об отставке. «Доведя Германию до предела истощения ресурсов, он предоставил гражданскому руководству, чье влияние он систематически ослаблял, тяжелую задачу спасения того, что можно еще было вынести из руин» {759} . Его наследник — генерал Гренер — достаточно ясно ощущал, что Германия лишилась возможности вести войну. Тем временем Турция прислала своих представителей на остров Мудрое в Эгейском море для выработки условий перемирия (26 октября). На следующий день император Карл прислал телеграмму императору Вильгельму: «Мой народ не может и не желает более продолжать войну. Я принял решение начать поиски возможностей подписания сепаратного мира и немедленного перемирия» {760}.
28 октября Австро-Венгрия запросила перемирия. Образованный тремя месяцами ранее Национальный совет Чехословакии взял на себя функции правительства. Союз Австрии с Венгрией распался. Император Карл отдал флот южным славянам, а Дунайскую флотилию венграм. Австрийская делегация прибыла на виллу Джусти близ Падуи для ведения переговоров о перемирии. На линкоре «Агамемнон» турецкие представители подписали условия продиктованного им бситанским адмиралом перемирия. На германском фронте Першинг предлагал продолжать военные действия, пока противник не сдастся на милость победителя. Но Ллойд Джордж и Клемансо были уверены, что легких условий мира немцы не получат.
Грозной опасностью для Запада стало решение вождей германского флота вовлечь британский флот в последний бой. Адмирал Шеер убеждал германских моряков: «Битва чести для флота — даже если это будет битва до смертного конца — посеет семена, которые возродят германский флот в будущем». Но немецкие моряки видели перед собой живой пример русского флота — пропаганда левых социал-демократов пользовалась на флоте значительной популярностью. Моряки огромных линкоров пели хором: «Мы не выйдем в море, война для нас закончилась». Приказ выйти в море был повторен пять раз, и пять раз немецкие моряки (немыслимое!) отказались подчиниться приказу. Тирпиц горестно писал: «Немецкий народ не понимает моря. В час, когда их позвала судьба, они не использовали свой флот… Смогут ли наши внуки заново взяться за эту задачу — спрятано в тумане будущего» {761}.
Пользуясь поддержкой Гинденбурга, кайзер отказался отречься от трона. Представителю канцлера уединившийся в бельгийском курортном местечке кайзер сказал: «Я отказываюсь отрекаться от трона, как от просьбы, исходящей от нескольких сот евреев и тысячи рабочих. Скажите это своим хозяевам в Берлине» {762} . Но канцлер уже информировал президента США, что германское правительство ожидает от него условий перемирия. Может быть, последним камнем послужило то, что переведенные с Восточного фронта войска подняли мятеж, отказавшись идти в бой. Средства, потраченные на поддержку активных пацифистов на Востоке, ударили бумерангом по их дарителям.
Французы 14 октября официально признали Чехословацкий национальный совет во главе с Томашем Масариком правительством будущей Чехословакии. В Вене ощутили угрозу своим владениям, и император Карл пообещал свободу федерального политшеского устройства шести главным национальностям Австро-Венгерской империи: чехам, словакам, полякам, хорватам, словенцам, сербам и румынам. Историк Элизабет Вискеманн назвала это обещание «голосом из могилы». Президент Вильсон не любил, когда его обходят в реализации его собственного политическом кредо и через четыре дня потребовал придания этим национальностям не права федерального устройства, а выполнения права полного национального самоопределения. Теперь он говорил, что США связаны обязательством обеспечения этим национальностям права на самоопределение.
Немцы начали ощущать уходящую из-под ног почву. Гросс-адмирал Тирпиц 17 октября потребовал от Макса Баденского обеспечить «решительные подкрепления» на Западном фронте и «безжалостное проведение подводной войны». Каждый немец должен понять, что, если он не будет сражаться из последних сил, «мы попадем в положение наемных рабов наших врагов». Людендорф призвал готовиться к битвам весны 1919 г. Военный министр генерал Шойх пообещал к этому времени подготовить 600 тыс. новых солдат, но он настаивал на сохранении притока критически важной для Германии румынской нефти, без которой германская военная машина остановится через шесть недель.
Главным было понимание необходимости начать мирные переговоры до перехода войны на германскую землю и пока у Германии огромные владения на европейском Востоке. 18 октября германские войска покинули территорию Болгарии. Более тысячи германских советников начали уходить из Месопотамии. Адмирал Шеер приказал всем германским подводным лодкам возвратиться на базы. Кайзер объявил общую амнистию политическим заключенным. Ленин воскликнул: «А три месяца назад над нами смеялись, когда мы предсказывали революцию в Германии».
Каждый месяц на европейский материк прибывали 300 тысяч американских солдат. Вашингтон превратился в центр обсуждения проблем, связанных с общим европейским переустройством. Получив сообщение о том, что Германия прекратила подводную войну, Вильсон предложил Клемансо и Ллойд Джорджу 23 октября приготовить их условия перемирия. Обсуждению этих условий была посвящена встреча Фоша, Хейга, Петэна и Першинга 25 октября в Санлисе. Все настаивали на сдаче немцами артиллерии, железнодорожного состава и подводных лодок.
Лучший стратег Германии генерал Людендорф подал прошение об отставке. «Доведя Германию до предела истощения ресурсов, он предоставил гражданскому руководству, чье влияние он систематически ослаблял, тяжелую задачу спасения того, что можно еще было вынести из руин» {759} . Его наследник — генерал Гренер — достаточно ясно ощущал, что Германия лишилась возможности вести войну. Тем временем Турция прислала своих представителей на остров Мудрое в Эгейском море для выработки условий перемирия (26 октября). На следующий день император Карл прислал телеграмму императору Вильгельму: «Мой народ не может и не желает более продолжать войну. Я принял решение начать поиски возможностей подписания сепаратного мира и немедленного перемирия» {760}.
28 октября Австро-Венгрия запросила перемирия. Образованный тремя месяцами ранее Национальный совет Чехословакии взял на себя функции правительства. Союз Австрии с Венгрией распался. Император Карл отдал флот южным славянам, а Дунайскую флотилию венграм. Австрийская делегация прибыла на виллу Джусти близ Падуи для ведения переговоров о перемирии. На линкоре «Агамемнон» турецкие представители подписали условия продиктованного им бситанским адмиралом перемирия. На германском фронте Першинг предлагал продолжать военные действия, пока противник не сдастся на милость победителя. Но Ллойд Джордж и Клемансо были уверены, что легких условий мира немцы не получат.
Грозной опасностью для Запада стало решение вождей германского флота вовлечь британский флот в последний бой. Адмирал Шеер убеждал германских моряков: «Битва чести для флота — даже если это будет битва до смертного конца — посеет семена, которые возродят германский флот в будущем». Но немецкие моряки видели перед собой живой пример русского флота — пропаганда левых социал-демократов пользовалась на флоте значительной популярностью. Моряки огромных линкоров пели хором: «Мы не выйдем в море, война для нас закончилась». Приказ выйти в море был повторен пять раз, и пять раз немецкие моряки (немыслимое!) отказались подчиниться приказу. Тирпиц горестно писал: «Немецкий народ не понимает моря. В час, когда их позвала судьба, они не использовали свой флот… Смогут ли наши внуки заново взяться за эту задачу — спрятано в тумане будущего» {761}.
Пользуясь поддержкой Гинденбурга, кайзер отказался отречься от трона. Представителю канцлера уединившийся в бельгийском курортном местечке кайзер сказал: «Я отказываюсь отрекаться от трона, как от просьбы, исходящей от нескольких сот евреев и тысячи рабочих. Скажите это своим хозяевам в Берлине» {762} . Но канцлер уже информировал президента США, что германское правительство ожидает от него условий перемирия. Может быть, последним камнем послужило то, что переведенные с Восточного фронта войска подняли мятеж, отказавшись идти в бой. Средства, потраченные на поддержку активных пацифистов на Востоке, ударили бумерангом по их дарителям.
Россия и революция в Германии
Осенью 1918 г. на территории урезанной после Бреста России находилось примерно 100 тысяч иностранных солдат — 70 тысяч из них составлял контингент чехословаков. Половину остальных представляли собой воинские подразделения англичан. Начало октября 1918 г. — волнующий период для большевистского правительства России. 6 октября на съезде в Готе немецкие социал-демократы — спартаковцы — потребовали установить в Германии советскую власть. Волнения в Германии нарастают, а вместе с ними и надежды русских революционеров на радикальный переворот в мировой конфигурации. Людендорф говорит своему штабу о «глубокой зараженности германской армии спартаковско-социалистическими идеями». Лидеры прообраза германской компартии — организации «Спартак» — Карл Либкнехт и Роза Люксембург требовали немедленного заключения мира и перехода от монархии к республике.
Губернатор Киля попытался подавить восстание германских военных моряков силой, но пожар погасить было уже невозможно. Генералу Гофману можно было вспомнить предостережение русского адмирала Альт-фатера, по поводу пророчеств которого он так весело смеялся в Бресте. 4 ноября к 3 тысячам восставших матросов присоединились 20 тысяч солдат гарнизона Киля и многие тысячи моряков. Через два дня восстание охватило Гамбург, Бремен, Любек, Вильгельмсха-фен. Ленин 6 ноября: «Германия охвачена пламенем, и Австрия выходит из-под контроля!» Лидер германских социалистов Фридрих Эберт предложил, чтобы кайзер, находящийся в Спа, «отрекся сегодня или, в крайнем случае, завтра».
На определенный период В.И. Ленин безоговорочно поверил в неизбежность германской революции, о чем очень ярко говорят написанные в октябре-ноябре письма, адресованные Я.М. Свердлову и Л.Д. Троцкому. Поражение в войне вызовет социальный взрыв и обеспечит приход к власти в германских городах советов, распространение революции на всю Европу и взаимопомощь новых республик. 3 ноября 1918 г. Ленин объявил на массовом митинге в Москве, что Россия готова поддержать восставших австрийских революционерок. Ленин считал, что России следует предложить Германии пшеницу и военную помощь, несмотря на то что Россия сама находилась в глубокой нужде. Большевики перестали быть пораженцами, выдвинув идею создания трехмиллионной армии.
Создание такой армии не было простым делом. Германская революция лежала где-то впереди в исторической дымке. Германия не была единой. Одна ее часть быстро революционизировалась, а другая готовилась к долгой и мощной осаде, в которой одним из главных козырей Берлина будет владение огромными территориями в Восточной Европе. В Пскове кайзеровские офицеры создавали из русских военнопленных и бывших царских офицеров вооруженные части, направленные против социального строя коммунистов-ленинцев. На Черном море немцы взяли под свое командование линейный корабль «Воля» и четыре эсминца. Но эти военные успехи немцев обесценивались социальным обвалом дома, в самой Германии. В Берлине большинство депутатов-социалистов потребовало отречелия императора. Не получив поддержки большинства, они вышли из рейхстага и призвали трудящихся страны ко всеобщей стачке. В Баварии была провозглашена советская республика. Кельн был захвачен революционными матросами, и над городом взвился красный флаг, как и над десятью другими крупными немецкими городами. Когда кайзер спросил генерала Гренера, согласится ли армия подавить выступление революционных сил, тот ответил отрицательно. Утром 9 ноября пришла телеграмма из Берлина. Пост канцлера взял в свои руки лидер социалистов Фридрих Эберт. Социалист Шейдеман провозгласил социалистическую республику, а Карл Либкнехт провозгласил германскую советскую республику.
За три дня до начала германской революции дипломатические отношения Германии с Россией были приостановлены. Германское правительство предложило Москве отозвать своих дипломатических представителей — оно боялось большевистской пропаганды. Посол Иоффе покинул Берлин 6 ноября 1918 г. — как раз в тот день, когда сообщения та восстании килыжих моряков докатились до германской столицы. Германские газеты писали о необходимости борьбы с «социализмус азиатикус». Москва обратилась к пролетарскому Берлину 11 ноября 1918 г.: «Шейдеманы вместе с эрцбергерами продадут вас капитализму. Во время перемирия они найдут общий язык с британскими и французскими капиталистами, которые заставят вас сложить оружие Вы должны использовать это оружие для того, чтобы создать правительство во главе с Либкнехтом» {763} . На второй день после начала ноябрьской германской революции Советская Россия послала в Германию пятьдесят вагонов с зерном и другим продовольствием — и это в условиях голода в самой России.
Советское правительство предлагало немцам: «Если вы желаете хлеба, вы должны быстро отогнать англичан. Германские Советы должны немедленно послать радиограммы и оповестить своих эмиссаров среди германских солдат на Украине» {764} . Достаточно ясно, что большевики не только хотели пожара мировой революции, но и преследовали оборонительные цели — они боялись быстрого появления (после вероятного ухода немцев) войск Антанты. К. Радек 15 ноября 1918 г. обозначил в качестве цели совместную борьбу юрасных и немцев против белых в Польше, Литве, Латвии и на Украине. На чью сторону встанут германские войска? На переговорах с немцами в Яссах в ноябре 1918 г. белые генералы отнеслись к германским войскам фактически как к союзникам в борьбе с красными — они хотели, чтобы немцы держали свои позиции вплоть до замены их белыми частями. Так немцы в момент их полного поражения и революции оказались охаживаемыми с обеих сторон русского гражданского конфликта.
Москва просила Берлин продать ей германские суда, стоящие на рейде Таллина. Находясь в критической ситуации, немцы не осмелились на такой поворот фронта. Из министерства иностранных дел высокопоставленный чиновник Хаазе писал в Москву: «Учтите все же нашу тяжелую ситуацию. Мы не можем поднять вооруженные силы на активные действия. Вопросы о минах и судах на Балтике сейчас решены быть не могут».
Губернатор Киля попытался подавить восстание германских военных моряков силой, но пожар погасить было уже невозможно. Генералу Гофману можно было вспомнить предостережение русского адмирала Альт-фатера, по поводу пророчеств которого он так весело смеялся в Бресте. 4 ноября к 3 тысячам восставших матросов присоединились 20 тысяч солдат гарнизона Киля и многие тысячи моряков. Через два дня восстание охватило Гамбург, Бремен, Любек, Вильгельмсха-фен. Ленин 6 ноября: «Германия охвачена пламенем, и Австрия выходит из-под контроля!» Лидер германских социалистов Фридрих Эберт предложил, чтобы кайзер, находящийся в Спа, «отрекся сегодня или, в крайнем случае, завтра».
На определенный период В.И. Ленин безоговорочно поверил в неизбежность германской революции, о чем очень ярко говорят написанные в октябре-ноябре письма, адресованные Я.М. Свердлову и Л.Д. Троцкому. Поражение в войне вызовет социальный взрыв и обеспечит приход к власти в германских городах советов, распространение революции на всю Европу и взаимопомощь новых республик. 3 ноября 1918 г. Ленин объявил на массовом митинге в Москве, что Россия готова поддержать восставших австрийских революционерок. Ленин считал, что России следует предложить Германии пшеницу и военную помощь, несмотря на то что Россия сама находилась в глубокой нужде. Большевики перестали быть пораженцами, выдвинув идею создания трехмиллионной армии.
Создание такой армии не было простым делом. Германская революция лежала где-то впереди в исторической дымке. Германия не была единой. Одна ее часть быстро революционизировалась, а другая готовилась к долгой и мощной осаде, в которой одним из главных козырей Берлина будет владение огромными территориями в Восточной Европе. В Пскове кайзеровские офицеры создавали из русских военнопленных и бывших царских офицеров вооруженные части, направленные против социального строя коммунистов-ленинцев. На Черном море немцы взяли под свое командование линейный корабль «Воля» и четыре эсминца. Но эти военные успехи немцев обесценивались социальным обвалом дома, в самой Германии. В Берлине большинство депутатов-социалистов потребовало отречелия императора. Не получив поддержки большинства, они вышли из рейхстага и призвали трудящихся страны ко всеобщей стачке. В Баварии была провозглашена советская республика. Кельн был захвачен революционными матросами, и над городом взвился красный флаг, как и над десятью другими крупными немецкими городами. Когда кайзер спросил генерала Гренера, согласится ли армия подавить выступление революционных сил, тот ответил отрицательно. Утром 9 ноября пришла телеграмма из Берлина. Пост канцлера взял в свои руки лидер социалистов Фридрих Эберт. Социалист Шейдеман провозгласил социалистическую республику, а Карл Либкнехт провозгласил германскую советскую республику.
За три дня до начала германской революции дипломатические отношения Германии с Россией были приостановлены. Германское правительство предложило Москве отозвать своих дипломатических представителей — оно боялось большевистской пропаганды. Посол Иоффе покинул Берлин 6 ноября 1918 г. — как раз в тот день, когда сообщения та восстании килыжих моряков докатились до германской столицы. Германские газеты писали о необходимости борьбы с «социализмус азиатикус». Москва обратилась к пролетарскому Берлину 11 ноября 1918 г.: «Шейдеманы вместе с эрцбергерами продадут вас капитализму. Во время перемирия они найдут общий язык с британскими и французскими капиталистами, которые заставят вас сложить оружие Вы должны использовать это оружие для того, чтобы создать правительство во главе с Либкнехтом» {763} . На второй день после начала ноябрьской германской революции Советская Россия послала в Германию пятьдесят вагонов с зерном и другим продовольствием — и это в условиях голода в самой России.
Советское правительство предлагало немцам: «Если вы желаете хлеба, вы должны быстро отогнать англичан. Германские Советы должны немедленно послать радиограммы и оповестить своих эмиссаров среди германских солдат на Украине» {764} . Достаточно ясно, что большевики не только хотели пожара мировой революции, но и преследовали оборонительные цели — они боялись быстрого появления (после вероятного ухода немцев) войск Антанты. К. Радек 15 ноября 1918 г. обозначил в качестве цели совместную борьбу юрасных и немцев против белых в Польше, Литве, Латвии и на Украине. На чью сторону встанут германские войска? На переговорах с немцами в Яссах в ноябре 1918 г. белые генералы отнеслись к германским войскам фактически как к союзникам в борьбе с красными — они хотели, чтобы немцы держали свои позиции вплоть до замены их белыми частями. Так немцы в момент их полного поражения и революции оказались охаживаемыми с обеих сторон русского гражданского конфликта.
Москва просила Берлин продать ей германские суда, стоящие на рейде Таллина. Находясь в критической ситуации, немцы не осмелились на такой поворот фронта. Из министерства иностранных дел высокопоставленный чиновник Хаазе писал в Москву: «Учтите все же нашу тяжелую ситуацию. Мы не можем поднять вооруженные силы на активные действия. Вопросы о минах и судах на Балтике сейчас решены быть не могут».
Компьен
7 ноября 1918 г. германская делегация во главе с лидером Партии центра Эрцбергером пересекла линию Западного фронта. В Компьенском лесу 9 ноября немецких представителей привели в штабной вагон генералиссимуса Фоша. Эрцбергер пытался сыграть на опасности завладения большевизмом всей Центральной Европы, на что Фош ответил: «Вы страдаете болезнью потерпевшего поражение. Я не боюсь этого. Западная Европа найдет средства защитить себя от опасности». Вечером 10 ноября— Берлин принял условия западных союзников. —Германия обязалась освободить немедленно Бельгию, Францию, Люксембург и Эльзас с Лота-рингией. Германская армия обязалась сдать 5 тысяч тяжелых орудий, 25 тысяч пулеметов, 1700 самолетов, 5 тысяч паровозов, 150 тысяч вагонов и 5 тысяч грузовиков.
Соглашение о перемирии было подписано в пять минут шестого утра 11 ноября 1918 г. Генерал Першинг был огорчен. «Я боюсь того, что Германия так и не узнает, что ее сокрушили. Если бы нам дали еще одну неделю, мы бы научили их». А теперь готовы были условия для рождения легенды о предателях, подписавших перемирие. Генерал фон Линем, командир третьей германской армии, обратился к своим войскам: «Непобежденными, вы окончили войну на территории противника» {765} . Легенда начала свою жизнь.
Соглашение о перемирии было подписано в пять минут шестого утра 11 ноября 1918 г. Генерал Першинг был огорчен. «Я боюсь того, что Германия так и не узнает, что ее сокрушили. Если бы нам дали еще одну неделю, мы бы научили их». А теперь готовы были условия для рождения легенды о предателях, подписавших перемирие. Генерал фон Линем, командир третьей германской армии, обратился к своим войскам: «Непобежденными, вы окончили войну на территории противника» {765} . Легенда начала свою жизнь.
Эпилог
Русские живут исключительно впечатлениями момента. То, что вчера чувствовали и думали, для них более не существует. Их настоящее настроение порой уничтожает в них самое воспоминание об их прежних взглядах… В России чаша весов не колеблется — она сразу получает решительное движение. Все разом разрешится, все образы, помыслы, страсти, идеи, верования, все здание. Для большинства русских верхом счастья является постоянная смена декораций.
М. Палеолог, 1922
Для России первая мировая война была испытанием, к которому страна не была готова. Видя перед собой опыт быстрых, основанных на мобильных перемещениях войск, балканских войн, русская дипломатия и генералитет полагали, что боевые действия продлятся недели, от силы несколько месяцев. Многолетняя война была губительной для огромной неорганизованной страны с плохими коммуникациями, с недостаточно развитой индустрией, с малограмотной массой основного населения. Противник 1914 года всегда учитывал многонациональ-ность России и всегда старался использовать это обстоятельство {766} . В результате войны Россия потеряла Польшу, Финляндию, Эстонию, Латвию, Литву и Бессарабию, составлявших в совокупности 15,4% ее населения. Потеря 817 тысяч квадратных километров территории и 28 млн, подданных означала также потерю десяти процентов всех железнодорожных путей, трети всех индустриальных предприятий, использующих одну шестую часть всех индустриальных рабочих, производивших одну пятую всех индустриальных товаров {767} . Главный факт исторического развития России заключается в том, что в начале шестнадцатого века регион-сосед — Западная Европа — начал цивилизационно выходить вперед, колонизуя весь мир, главенствуя в Освоении науки, создавая особую личность и уникальные формы общественного развития. У России (как и у всего остального мира) на первый план стала выдвигаться задача аккомодации к неожиданному подъему Запада. В петровский период страна проделала значительный путь. После Великого посольства (1698) и до великой мобилизации (1914) Россия не только смогла сохранить независимость, но и во многих отношениях приблизиться к западным стандартам. В глазах мира —как и в собственных — она встала на прочные цивилизационные основы, родственные западным.
Была ли у России историческая возможность быстрее пройти расстояние, на которое она отставала от Запада по большому цивилизационному счету? Возможно, в допетровской Руси Новгород с его торговыми связями с внешним миром мог послужить университетом приобщения к западным ценностям и установлениям. Но Иван Грозный уничтожил этот русский город с поразительной жестокостью. Возможно, введение Александром Вторым законодательства западного типа могло дать более весомые плоды. Петр Великий и Екатерина Вторая делали могучие шаги вперед, а Анна Иоановна и Николай Первый в своей косности замедляли национальный прогресс. Сказалось отсутствие идущей на Западе прямо от Рима традиции. Местный суд погряз в местных делах, а справедливость — великая справедливость — испытывала воздействие сконцентрированных на себе писателей и горячей, неудержимо безумной в своем максимализме революционной молодежи. Зрелый "хладный» ум так никогда и не завладел страной, где горячее сердце всего ценилось больше. То, что сердце так часто ошибается» исторически не было принято в расчет. Возможно, не хватало (как жестоко не хватает и сейчас) подлинно гражданской истории. Так получилось исторически, что законом на Руси была либо воля самодержца, либо мнение общины, но не некие общие принципы, воспринятые как всеобщие и абсолютно обязательные.
Раннее влияние Византии быстро погасло на русских просторах, а опыт общения с Западом, начиная с Петра, носил характер перенятия технических приемов, но не пересмотра исторических основ русского существования (что, строго говоря, было и невозможно для огромного народа, не связанного печатно выраженным общественным мнением, находящегося, вследствие транспортной проблемы, вне постоянных взаимных контактов). Закон в России никогда не стоял над властителем, что доблестно доказала русская история от Рюрика до Горбачева. Толкование закона никогда не ценилось. Если на Западе это были парламентарии и судьи, то на Руси — чиновники и партийные комитеты, где личность чиновника, а не трактование закона имела значение для народа-просителя.