– Друзья и сподвижники! – говорил он своим эмирам, собираясь напасть на Индию. – Счастье, благоприятствуя мне, призывает нас к новым победам. Мое имя привело в ужас вселенную; движеньем перста потрясаю землю. Царства Индии для нас открыты. Сокрушу все, что дерзнет мне противиться!
Страшная сила Тимуровой орды давила все, что встречалось на пути. Могучий турецкий султан Баязет попробовал было сдержать завоевательное стремление этого «владыки мира» и был раздавлен его силою на Ангорских полях. На местах побоищ Тимур приказывал складывать горы из черепов истребленных им людей. Лучшего памятника его страшным делам и не выдумать.
С этим-то ужасным «истребителем людей», держащим, по его словам, судьбу в своих руках, отважился бороться хан Кипчацкой Орды – Тохтамыш, но в 1395 г. на берегах Терека был разбит и должен был бежать. Тимур перешел Волгу и вступил в наши юго-восточные пределы. Весть об этом поразила ужасом всю Русскую землю. Молва о несметных полчищах Тимура, о его свирепости и погромах широко и быстро разносилась в народе и ужасала всех.
Великий князь, однако, не потерялся: он немедля велел собираться войску и во главе многочисленной рати стал на берегу Оки, на границе своих владений, готовый встретить врага. Это ободрило народ. Для того чтобы поднять дух испуганных москвичей, великий князь приказал перенести из Владимира чудотворную икону Богоматери, привезенную туда Андреем Боголюбским. В то самое время, когда митрополит, духовенство, наместник великого князя в Москве князь Владимир Андреевич Храбрый и толпа народа встречали икону, Тимур, дойдя до города Ельца и разорив его, двинулся со своим полчищем обратно в Азию. Наступала уже осень с ее непогодами, да притом Тимура не могли особенно привлекать бедные северные края… Вздохнул свободно русский народ; спасение от страшного погрома он видел в небесной помощи. Церковь наша установила 26 августа праздник Сретения Богоматери. С этого времени образ этот остался в Москве, в Успенском соборе.
В то время в Орде заведовал всеми делами князь Едигей. Терпел он долго пренебрежение Москвы, наконец решился напомнить московскому князю о себе; но уже смелости напасть явно на Москву у татар не хватало. Едигей дал знать в 1408 г. Василию, что хан со всею ордою хочет ударить на Литву, а сам внезапно, к ужасу москвичей, устремился с огромными силами к Москве. Застигнутый врасплох, Василий не успел изготовиться к отпору. Он оставил своего дядю Владимира Андреевича Храброго и братьев защищать столицу, а сам удалился в Кострому, надеясь, что Москва, с ее крепкими стенами и пушками, продержится долго, а тем временем ему удастся собрать войско. Владимир Андреевич сжег посады вокруг Кремля, чтобы не дать прикрытия татарам, и изготовился к бою. Татары в конце ноября осадили Кремль, но приступы делать опасались. Между тем татарские шайки рассыпались по областям великокняжеским; начались обычные ужасы опустошения: города и села татары выжигали, церкви и монастыри грабили, попавших в плен убивали или угоняли толпами в неволю. Но Москвы взять не удалось Едигею. Он окружил ее и думал заморить защитников голодом. К счастью русских, в Орде в это время случилась беда: какой-то татарский царевич напал на хана, и он звал к себе Едигея как можно скорее на помощь. Три недели уже Москва была в осаде; хлебные запасы стали истощаться, и защитникам грозил голод, как вдруг Едигей предложил снять осаду, если ему дадут откуп. Осажденные с радостью уплатили 3000 рублей, и татарские полчища отступили от Москвы. Вся Русская земля после набега Едигея от Дона до Белоозера была страшно разорена; целые области запустели. Кто избавился от смерти сам, тому пришлось оплакивать смерть близких людей и гибель своего имущества.
Тамерлан
Уходя от русских владений, Едигей отправил великому князю следующее письмо:
«Великий хан послал меня к тебе с войском, узнав, что дети Тохтамышевы (враги хана) нашли убежище в твоей земле. Ведаем, что происходит в областях московских: вы ругаетесь не только над купцами нашими, не только всячески тесните их, но и самих послов ханских осмеиваете. Так ли водилось прежде? Спроси у старцев. Русская земля была нашим верным улусом: держала страх, платила дань, чтила послов и гостей ордынских. Ты не хочешь знать этого, и что же делаешь? Когда Тимур (Темир-Кутлук) сел на царство, ты не видал его в глаза, не присылал к нему ни князя, ни боярина. Минуло царство Тимурово; Щадибек 8 лет властвовал; ты не был у него! Ныне царствует Булат уже третий год; ты, старейший князь в русском улусе, не являешься в Орду! Все дела твои не добрые. Были у вас нравы и дела добрые, когда жил боярин Федор Кошка и напоминал тебе о ханских благотворениях. Ныне недостойный его сын Иван – казначей и друг тебе: что скажет, тому и веришь, а думы старцев земских не слушаешь. Что вышло? – разорение твоему улусу. Хочешь ли княжить мирно? Призови в совет старейших добрых бояр, пришли к нам одного из них с древними оброками, какие вы платили царю Чанибеку, чтобы не погибла вконец твоя держава. Все писанное тобою к ханам о бедности русского народа – ложь: мы ныне сами видели твой улус и узнали, что ты собираешь в нем по рублю с двух сох. Куда же идет серебро? Земля Русская осталась бы цела и невредима, когда бы ты исправно платил дань ханскую; а ныне бегаешь как раб! Размысли и научись!»
Из укоров и жалоб этого письма видно, как сильно уже изменились отношения московского князя к Орде.
Икона Владимирской Божией Матери. XII в.
Много еще беды русским могли причинить татары; но уже ясно было видно, что владычеству их над окрепшей Русской землей приходит конец. Внезапные нападения их начинали походить все больше и больше на разбойничьи набеги, а дань княжеская обращалась в подачку хищникам, чтобы откупиться от их разорительных набегов.
Опаснее татар для Москвы становился западный сосед ее – Литва. В то время как московские князья собирают разрозненную Северо-Восточную Русь в одно целое, такое же стремление обнаруживают литовские князья, – захватывая юго-западные русские земли в свои руки. Столкновение Москвы с Литвой должно было произойти рано или поздно. Василию Димитриевичу уже пришлось три раза выводить свои войска против тестя своего литовского князя Витовта, но до войны дело не дошло.
Литва и Русь
Литва
Литовцы и крестоносцы
Страшная сила Тимуровой орды давила все, что встречалось на пути. Могучий турецкий султан Баязет попробовал было сдержать завоевательное стремление этого «владыки мира» и был раздавлен его силою на Ангорских полях. На местах побоищ Тимур приказывал складывать горы из черепов истребленных им людей. Лучшего памятника его страшным делам и не выдумать.
С этим-то ужасным «истребителем людей», держащим, по его словам, судьбу в своих руках, отважился бороться хан Кипчацкой Орды – Тохтамыш, но в 1395 г. на берегах Терека был разбит и должен был бежать. Тимур перешел Волгу и вступил в наши юго-восточные пределы. Весть об этом поразила ужасом всю Русскую землю. Молва о несметных полчищах Тимура, о его свирепости и погромах широко и быстро разносилась в народе и ужасала всех.
Великий князь, однако, не потерялся: он немедля велел собираться войску и во главе многочисленной рати стал на берегу Оки, на границе своих владений, готовый встретить врага. Это ободрило народ. Для того чтобы поднять дух испуганных москвичей, великий князь приказал перенести из Владимира чудотворную икону Богоматери, привезенную туда Андреем Боголюбским. В то самое время, когда митрополит, духовенство, наместник великого князя в Москве князь Владимир Андреевич Храбрый и толпа народа встречали икону, Тимур, дойдя до города Ельца и разорив его, двинулся со своим полчищем обратно в Азию. Наступала уже осень с ее непогодами, да притом Тимура не могли особенно привлекать бедные северные края… Вздохнул свободно русский народ; спасение от страшного погрома он видел в небесной помощи. Церковь наша установила 26 августа праздник Сретения Богоматери. С этого времени образ этот остался в Москве, в Успенском соборе.
* * *
Золотая Орда после погрома казалась совсем неопасной великому князю. Он по совету молодых бояр стал действовать решительнее. Несколько ханов сменилось в Орде, а Василий и не думал ехать туда на поклон, даже и посольства не посылал. Когда требовали от него дани, он отговаривался тем, что земля его так оскудела людьми, что и дань не с кого брать; а между тем она собиралась, но шла в казну великокняжескую. Над послами ханскими и гостями ордынскими стали уже посмеиваться в Москве.В то время в Орде заведовал всеми делами князь Едигей. Терпел он долго пренебрежение Москвы, наконец решился напомнить московскому князю о себе; но уже смелости напасть явно на Москву у татар не хватало. Едигей дал знать в 1408 г. Василию, что хан со всею ордою хочет ударить на Литву, а сам внезапно, к ужасу москвичей, устремился с огромными силами к Москве. Застигнутый врасплох, Василий не успел изготовиться к отпору. Он оставил своего дядю Владимира Андреевича Храброго и братьев защищать столицу, а сам удалился в Кострому, надеясь, что Москва, с ее крепкими стенами и пушками, продержится долго, а тем временем ему удастся собрать войско. Владимир Андреевич сжег посады вокруг Кремля, чтобы не дать прикрытия татарам, и изготовился к бою. Татары в конце ноября осадили Кремль, но приступы делать опасались. Между тем татарские шайки рассыпались по областям великокняжеским; начались обычные ужасы опустошения: города и села татары выжигали, церкви и монастыри грабили, попавших в плен убивали или угоняли толпами в неволю. Но Москвы взять не удалось Едигею. Он окружил ее и думал заморить защитников голодом. К счастью русских, в Орде в это время случилась беда: какой-то татарский царевич напал на хана, и он звал к себе Едигея как можно скорее на помощь. Три недели уже Москва была в осаде; хлебные запасы стали истощаться, и защитникам грозил голод, как вдруг Едигей предложил снять осаду, если ему дадут откуп. Осажденные с радостью уплатили 3000 рублей, и татарские полчища отступили от Москвы. Вся Русская земля после набега Едигея от Дона до Белоозера была страшно разорена; целые области запустели. Кто избавился от смерти сам, тому пришлось оплакивать смерть близких людей и гибель своего имущества.
Тамерлан
Уходя от русских владений, Едигей отправил великому князю следующее письмо:
«Великий хан послал меня к тебе с войском, узнав, что дети Тохтамышевы (враги хана) нашли убежище в твоей земле. Ведаем, что происходит в областях московских: вы ругаетесь не только над купцами нашими, не только всячески тесните их, но и самих послов ханских осмеиваете. Так ли водилось прежде? Спроси у старцев. Русская земля была нашим верным улусом: держала страх, платила дань, чтила послов и гостей ордынских. Ты не хочешь знать этого, и что же делаешь? Когда Тимур (Темир-Кутлук) сел на царство, ты не видал его в глаза, не присылал к нему ни князя, ни боярина. Минуло царство Тимурово; Щадибек 8 лет властвовал; ты не был у него! Ныне царствует Булат уже третий год; ты, старейший князь в русском улусе, не являешься в Орду! Все дела твои не добрые. Были у вас нравы и дела добрые, когда жил боярин Федор Кошка и напоминал тебе о ханских благотворениях. Ныне недостойный его сын Иван – казначей и друг тебе: что скажет, тому и веришь, а думы старцев земских не слушаешь. Что вышло? – разорение твоему улусу. Хочешь ли княжить мирно? Призови в совет старейших добрых бояр, пришли к нам одного из них с древними оброками, какие вы платили царю Чанибеку, чтобы не погибла вконец твоя держава. Все писанное тобою к ханам о бедности русского народа – ложь: мы ныне сами видели твой улус и узнали, что ты собираешь в нем по рублю с двух сох. Куда же идет серебро? Земля Русская осталась бы цела и невредима, когда бы ты исправно платил дань ханскую; а ныне бегаешь как раб! Размысли и научись!»
Из укоров и жалоб этого письма видно, как сильно уже изменились отношения московского князя к Орде.
Икона Владимирской Божией Матери. XII в.
Много еще беды русским могли причинить татары; но уже ясно было видно, что владычеству их над окрепшей Русской землей приходит конец. Внезапные нападения их начинали походить все больше и больше на разбойничьи набеги, а дань княжеская обращалась в подачку хищникам, чтобы откупиться от их разорительных набегов.
Опаснее татар для Москвы становился западный сосед ее – Литва. В то время как московские князья собирают разрозненную Северо-Восточную Русь в одно целое, такое же стремление обнаруживают литовские князья, – захватывая юго-западные русские земли в свои руки. Столкновение Москвы с Литвой должно было произойти рано или поздно. Василию Димитриевичу уже пришлось три раза выводить свои войска против тестя своего литовского князя Витовта, но до войны дело не дошло.
Литва и Русь
Литва
Малое литовское племя, как известно, издавна занимало долину реки Немана, распространяясь отсюда по Балтийскому поморью на юг до нижнего течения Вислы, к северу далее Западной Двины. В X–XI вв. это племя распалось на несколько народцев: летгола (латыши), жемгала, корсь, жмудь, литва (это имя сделалось потом общим для всего племени), пруссы и ятвяги.
Расселившись небольшими поселками в бедной местности среди дремучих лесов да топких болот и мелких озер, эти народцы мало сносились с другими племенами и долго хранили свои старозаветные нравы и обычаи, сроднившись с мрачными и заповедными своими рощами.
До XIII в. не было у литовского племени и сколько-нибудь определенного государственного строя. Упоминаются вожди, которые были, вероятно, не более как старшинами отдельных волостей. Волости эти не были связаны между собой общей государственной властью; каждая из них и каждый вождь действовали по своей воле.
Общие нравы, обычаи, язык и особенно верования – вот что поддерживало племенную связь между разрозненными поселками народцев литовского племени.
Литовцы, как и славяне, верили в верховное божество, подобное славянскому Сварогу, богу неба, отцу богов. Оно, по понятию литовцев, жило на небе, в великолепных чертогах, откуда созерцало весь мир и направляло его жизнь, но больше всего наслаждалось божественным покоем. Особенного общественного богослужения в честь этого верховного бога у литовцев не было.
Кроме этого божества, литовцы признавали множество богов и богинь. Наиболее выделялись среди них следующие: Перкунас (славянский Перун) – могучий громовержец, Поклус – бог ада (пекла) и Атримпос – бог воды.
Главное место богослужения, так называемое Ромново (что значит место покоя и благочестия), устраивалось в роще у большого дерева. Под ветвями векового дуба стоял здесь идол Перкуна, изображавший мощного мужа с кремнем в руке; с одной стороны его ставили Поклуса в виде безобразного старца, держащего черепа человеческие и животных, а с другой – Атримпоса, представлявшего юношу с чашей воды, прикрытой снопом; в чаше находилась змея. Змеи (ужи) хранились также в пне священного дуба.
Пред идолом Перкуна помещался алтарь, на котором пылал неугасаемый священный огонь – Зничь. По сторонам расположены были жилища жрецов. Все священное место окружалось стеною; над воротами у главного входа в Ромново высилась башня, где жил главный жрец.
Меньшие священные места были по разным областям, и там, а равно и в домах, чествовались меньшие боги, которых, по верованию литовцев, было великое множество.
Литовцы верили в загробную жизнь, где надеялись наслаждаться всевозможными благами и владеть всем, что им было дорого на земле. При погребении умерших с ними сжигали все, что было у них лучшего, – утварь, дорогие украшения, оружие, коня, а нередко и любимого слугу…
Главный, верховный жрец назывался Криве-кривейто, то есть жрец жрецов. Он избирался из среды других жрецов – кривейтов. Редко кому из простых смертных доводилось его видеть.
Фрагмент рукописи Кведлинбургских анналов с первым упоминанием о Литве
Жил он в таинственном уединении в упомянутой башне, наблюдал за движением звезд и других небесных светил, определял времена года, считая по лунным месяцам, старался прочесть на небе волю богов и выразить ее в судебных приговорах и при особенно торжественных жертвоприношениях.
Одеянием своим верховный жрец отличался от других жрецов – высоким остроконечным колпаком и белым поясом, опоясанным семь раз семь (то есть 49 раз). Как верховный, так и все второстепенные жрецы должны были вести безбрачную жизнь.
Ниже кривейтов стояли вайделоты, самый многочисленный класс жрецов. Они поучали народ, возвещали ему волю Криве-кривейто. Они оказывали сильное влияние на народ, могли возбудить его и направить на то или другое дело; войны, на которые они поднимали народ по воле верховного жреца, отличались необычайной жестокостью. Как среди литовских божеств были женские божества, так и между жрецами были жрицы-вайделотки. Это были девы, обязанные отказаться навсегда от замужества; они должны были поддерживать на алтаре неугасимый огонь – Зничь. Если же он погасал по недосмотру вайделотки, то виновная сжигалась, а огонь вновь добывался из кремня, который был в руке Перкуна.
Расселившись небольшими поселками в бедной местности среди дремучих лесов да топких болот и мелких озер, эти народцы мало сносились с другими племенами и долго хранили свои старозаветные нравы и обычаи, сроднившись с мрачными и заповедными своими рощами.
До XIII в. не было у литовского племени и сколько-нибудь определенного государственного строя. Упоминаются вожди, которые были, вероятно, не более как старшинами отдельных волостей. Волости эти не были связаны между собой общей государственной властью; каждая из них и каждый вождь действовали по своей воле.
Общие нравы, обычаи, язык и особенно верования – вот что поддерживало племенную связь между разрозненными поселками народцев литовского племени.
Литовцы, как и славяне, верили в верховное божество, подобное славянскому Сварогу, богу неба, отцу богов. Оно, по понятию литовцев, жило на небе, в великолепных чертогах, откуда созерцало весь мир и направляло его жизнь, но больше всего наслаждалось божественным покоем. Особенного общественного богослужения в честь этого верховного бога у литовцев не было.
Кроме этого божества, литовцы признавали множество богов и богинь. Наиболее выделялись среди них следующие: Перкунас (славянский Перун) – могучий громовержец, Поклус – бог ада (пекла) и Атримпос – бог воды.
Главное место богослужения, так называемое Ромново (что значит место покоя и благочестия), устраивалось в роще у большого дерева. Под ветвями векового дуба стоял здесь идол Перкуна, изображавший мощного мужа с кремнем в руке; с одной стороны его ставили Поклуса в виде безобразного старца, держащего черепа человеческие и животных, а с другой – Атримпоса, представлявшего юношу с чашей воды, прикрытой снопом; в чаше находилась змея. Змеи (ужи) хранились также в пне священного дуба.
Пред идолом Перкуна помещался алтарь, на котором пылал неугасаемый священный огонь – Зничь. По сторонам расположены были жилища жрецов. Все священное место окружалось стеною; над воротами у главного входа в Ромново высилась башня, где жил главный жрец.
Меньшие священные места были по разным областям, и там, а равно и в домах, чествовались меньшие боги, которых, по верованию литовцев, было великое множество.
Литовцы верили в загробную жизнь, где надеялись наслаждаться всевозможными благами и владеть всем, что им было дорого на земле. При погребении умерших с ними сжигали все, что было у них лучшего, – утварь, дорогие украшения, оружие, коня, а нередко и любимого слугу…
Главный, верховный жрец назывался Криве-кривейто, то есть жрец жрецов. Он избирался из среды других жрецов – кривейтов. Редко кому из простых смертных доводилось его видеть.
Фрагмент рукописи Кведлинбургских анналов с первым упоминанием о Литве
Жил он в таинственном уединении в упомянутой башне, наблюдал за движением звезд и других небесных светил, определял времена года, считая по лунным месяцам, старался прочесть на небе волю богов и выразить ее в судебных приговорах и при особенно торжественных жертвоприношениях.
Одеянием своим верховный жрец отличался от других жрецов – высоким остроконечным колпаком и белым поясом, опоясанным семь раз семь (то есть 49 раз). Как верховный, так и все второстепенные жрецы должны были вести безбрачную жизнь.
Ниже кривейтов стояли вайделоты, самый многочисленный класс жрецов. Они поучали народ, возвещали ему волю Криве-кривейто. Они оказывали сильное влияние на народ, могли возбудить его и направить на то или другое дело; войны, на которые они поднимали народ по воле верховного жреца, отличались необычайной жестокостью. Как среди литовских божеств были женские божества, так и между жрецами были жрицы-вайделотки. Это были девы, обязанные отказаться навсегда от замужества; они должны были поддерживать на алтаре неугасимый огонь – Зничь. Если же он погасал по недосмотру вайделотки, то виновная сжигалась, а огонь вновь добывался из кремня, который был в руке Перкуна.
Литовцы и крестоносцы
Разрозненные литовские волости, связанные между собою лишь племенной связью да властью могущественного Криве-кривейто, вероятно, долго еще не составили бы сильного государства, если бы исторические обстоятельства не помогли этому. Пока соседями литовцев были славяне, то есть русские и поляки, то столкновения с ними, взаимные нападения не обращались в постоянную истребительную войну: походы русских и польских князей на Литву ограничивались временным разорением пограничных поселков да собиранием дани, а вторжения литовцев в русские или польские пределы были мелкими набегами ради грабежа и добычи. Но с начала XIII в. дело изменилось. На границах Литовской земли появился новый грозный сосед – немцы.
В 1201 г., как известно, немцы стали твердой ногой при устье Западной Двины, основали тут город Ригу, и Орден меченосцев начал свою работу завоевания и порабощения туземцев под видом просвещения их христианством; а лет тридцать спустя явилась новая община монашествующих рыцарей – Тевтонский орден. Один из польских князей, Конрад Мазовецкий, призвал их на помощь против пруссов, доведенный до отчаяния частыми опустошительными набегами последних. Тевтонский орден получил свое окончательное утверждение в 1192 г., во время последних отчаянных попыток христиан удержаться в Палестине. Рыцари этого ордена носили черную тунику и белый плащ с черным крестом на левом плече. Они кроме обычных монашеских обязанностей давали обет биться беспощадно с врагами веры Христовой и ухаживать за больными; только немцы благородного, дворянского происхождения принимались в эту общину. Хотя эти бойцы прославились своими подвигами на востоке, но они ясно видели, что им не удержаться там, и потому предложение Конрада Мазовецкого пришлось им по душе: пред ними открывалось широкое поприще для подвигов, притом поближе к родине. Послы Конрада в 1225 г. предложили магистру ордена во владение область Хелмскую, или Кульмскую, с тем чтобы он обязался за это защищать польские владения от язычников-пруссов. Император Фридрих II согласился предоставить тевтонам сверх того и все земли, какие они отнимут от пруссов, но в зависимости от него, императора. В 1230 г. дело было окончательно слажено, и орден с магистром Германом Балком во главе начал свою деятельность.
В 1231 г. появились на Висле впервые суда этих новых воителей-крестоносцев. Они высадились на правом берегу, как раз там, где раскинул ветви священный дуб пруссов, и воздвигли здесь крепость Торн. Напрасно язычники напрягали все силы, чтобы изгнать дерзкого нарушителя святыни, – крепость устояла. Шаг за шагом подвигались немцы в землю пруссов; городки прусских старшин падали один за другим под мечами рыцарей, а взамен вырастали грозные немецкие замки. Пробовали пруссы в чистом поле отчаянным боем (на берегах реки Сиргуны) сломить рыцарей. Напрасно! Воинское искусство было на стороне последних, и пруссы, превосходившие тевтонов почти вдвое, были разбиты.
Рыцари, занимая страну, не только строили крепости, или замки, но и привлекали разными льготами немецких колонистов: воины, приходившие из разных стран помогать ордену в священной войне, получали от него земельные участки, на которых сооружали новые замки; туземцы (пруссы), уцелевшие от истребления, или бежали в Литву, или принуждались креститься и подчиниться власти новых господ. У них отбирали детей и посылали их учиться в Германию, с тем чтобы потом, возвратившись на родину молодыми людьми, воспитанными в духе христианства, они помогали распространять его среди своих соплеменников. Словом, немцы действовали тут, как всегда, с присущей им настойчивостью и последовательностью.
Вооружение литовского воина
Как ни злобились пруссы, как отчаянно ни противились тевтонам, но, раздробленные, не имевшие общего вождя, не могли устоять. Зато далее на востоке Орден встретил сильный отпор от Литвы, во главе которой теперь стоял князь, способный бороться где можно – силою, где надо – хитростью, понимавший, что для борьбы с немцами, сильным врагом всех литовских племен, необходимо их сплотить в одно целое. Это был Миндовг, по словам современников, «хищный, как волк, и хитрый, как лисица». Ему пришлось вести войну и на севере с Ливонским орденом, от которого он хотел оборонить жителей Курляндии и подчинить их своей власти, и на юге – с Даниилом Романовичем Галицким, да вдобавок надо было еще бороться с родичами. Справиться со всеми врагами внешними и внутренними было Миндовгу не под силу. Тогда он, чтобы склонить в свою пользу ливонского магистра, выразил желание принять христианство и действительно крестился. Обрадованный папа прислал в 1252 г. королевскую корону Миндовгу, который выставлял себя покорным сыном его, святейшего отца, а пред рыцарями – ревностным христианином, даже завещал Ордену всю свою Литву в случае бездетной смерти. Но все это было только ловкой игрой, чтобы провести врагов: он оставался в душе закоренелым суеверным язычником.
Обманув ливонцев своим притворством, Миндовг собрался с силами и с большим полчищем литовцев вторгся в 1259 г. в Курляндию и разгромил там рыцарские владения. Отряд тевтонских рыцарей прибыл, чтоб отразить литовцев, но был разбит наголову. Блестящую победу эти литовцы торжественно отпраздновали по-своему – сожжением пленных рыцарей в жертву своим богам.
Эта победа была знаком к общему восстанию. Оно вспыхнуло повсюду в 1260 г. в заранее назначенный день. Горе было христианам, не успевшим укрыться в замках и лесах! Их беспощадно избивали или запирали в неволю, жилища их обращали в пепел. Миндовг теперь решился действовать открыто: отрекся от христианства и королевского титула, вторгся в Пруссию и нещадно опустошил ее. Два раза рыцари, получивши подкрепление из Германии, вступали в кровавый бой с восставшими, и оба раза потерпели решительное поражение. Только незначительную часть Пруссии удалось рыцарям удержать за собой, да и ту приходилось с трудом отстаивать от беспрерывных набегов язычников.
Казалось, дело тевтонских рыцарей было окончательно проиграно; но вышло не так. Орден постоянно пополнялся новыми крестоносцами; отряд за отрядом являлись они с юга и запада, особенно когда усиливались военные действия, и потому во время войны силы рыцарей не слабели, а росли; силы же язычников значительно убывали. Притом по смерти Миндовга начались в Литве беспрерывные смуты и усобицы; а рыцари по-прежнему неуклонно и неутомимо добивались своей заветной цели – завоевания Пруссии, и она была покорена лишь после полувековой упорной борьбы.
Покончив с Пруссией, тевтонские рыцари принялись снова за Литву. Конец XIII в. и первые годы XIV в. прошли в опустошительных набегах литовцев на владения Ордена и рыцарей – на Литву. Последние сильно добивались того, чтобы утвердиться на берегу Немана; но походы рыцарей, и сухопутные, и речные, были для них неудачны, а порой и гибельны.
С каким упорством и отчаянием боролись литовцы против немецкого владычества, ясно показывает такой случай. В 1336 г. большие силы явились на помощь Ордену. Великий магистр воспользовался этим, двинулся на Литву и осадил Пунэ (Поланген), острожек, куда укрывались на время опасности литовцы, делавшие набеги на владения Ордена. На этот раз около 4 тыс. народу из окрестностей искало здесь спасения. Скоро оказалось, что самая отчаянная оборона не спасет осажденных. Немцы были гораздо сильнее литовцев числом; они таранами разбили часть стены, которая во многих местах грозила рухнуть от подкопов; множество из осажденных было убито и погибло во время вылазок; почти все способные к бою литовцы были переранены. Вдобавок немцам удалось зажечь стену. Сдача крепости была неизбежной. Но смерть литовцам была милее немецкой неволи. Они сами перебили своих жен и детей, сложили их трупы на огромный костер среди крепости, зажгли его, а затем стали убивать друг друга. Начальник крепости Маргер умертвил собственноручно большую часть товарищей, поклявшись, что по истреблении их лишит и себя жизни; ему помогала в этом деле одна старуха, которая отрубила топором головы сотне воинов, а затем покончила и с собою – в виду ворвавшихся в крепость врагов. Маргер сдержал свою клятву; с горстью отчаянных храбрецов, не успевших еще пасть от его руки, он бился до последней крайности с ненавистным врагом и, когда все товарищи его пали, кинулся в подземелье, где скрыл свою жену, убил ее, а затем и самого себя. Мертвым молчанием встретил городок своего торжествующего врага, и груды тел литовских борцов, предпочитавших смерть немецкому плену, красноречиво говорили, с какой свирепой злобой смотрели суровые литовцы на своих закованных в железо поработителей.
Вооружение рыцаря-крестоносца
Постоянная и упорная борьба с немцами закалила еще сильнее и без того суровый нрав литовцев, наставила их более сплотиться и развила в них воинственность. Поддаваясь под напором сильных западных и северных соседей, рыцарских орденов, литовцы направили свои силы на русский восток. Западные русские области, обессиленные удельною рознью, а затем татарским погромом, представляли для воинственных литовцев легкую добычу, тем более что многим русским могло казаться легче подчиняться соседнему и родственному племени, чем сносить иго алчных татар.
В XIII в. упоминаются в летописях нападения литовских вождей на соседние русские области (Полоцк, Туров, Пинск и др.) с целью овладеть землею, а Миндовг уже утверждает свою власть на русской земле в Новогрудке и стремится завладеть другими соседними уделами и основать обширное Литовско-Русское государство. Из летописи видно, что уже в половине XIII в. к Новогрудскому княжению принадлежали города Волковыск, Слоним, Здитов (так называемая Черная Русь); что пинские князья признавали над собой верховную власть Миндовга. Еще раньше племянники его, при содействии его, утвердились в Полоцке, Витебске и в земле Смоленской. Борьба Миндовга с Даниилом, который, конечно, не мог смотреть равнодушно на захваты русских земель, кончилась для Литвы благополучно. Сын Миндовга Войшелк помирил отца с Даниилом, выдал сестру свою замуж за Шварна, сына Даниила; а другому его сыну, Роману, отдана была в управление вся Черная Русь, но в зависимости от Миндовга.
В 1201 г., как известно, немцы стали твердой ногой при устье Западной Двины, основали тут город Ригу, и Орден меченосцев начал свою работу завоевания и порабощения туземцев под видом просвещения их христианством; а лет тридцать спустя явилась новая община монашествующих рыцарей – Тевтонский орден. Один из польских князей, Конрад Мазовецкий, призвал их на помощь против пруссов, доведенный до отчаяния частыми опустошительными набегами последних. Тевтонский орден получил свое окончательное утверждение в 1192 г., во время последних отчаянных попыток христиан удержаться в Палестине. Рыцари этого ордена носили черную тунику и белый плащ с черным крестом на левом плече. Они кроме обычных монашеских обязанностей давали обет биться беспощадно с врагами веры Христовой и ухаживать за больными; только немцы благородного, дворянского происхождения принимались в эту общину. Хотя эти бойцы прославились своими подвигами на востоке, но они ясно видели, что им не удержаться там, и потому предложение Конрада Мазовецкого пришлось им по душе: пред ними открывалось широкое поприще для подвигов, притом поближе к родине. Послы Конрада в 1225 г. предложили магистру ордена во владение область Хелмскую, или Кульмскую, с тем чтобы он обязался за это защищать польские владения от язычников-пруссов. Император Фридрих II согласился предоставить тевтонам сверх того и все земли, какие они отнимут от пруссов, но в зависимости от него, императора. В 1230 г. дело было окончательно слажено, и орден с магистром Германом Балком во главе начал свою деятельность.
В 1231 г. появились на Висле впервые суда этих новых воителей-крестоносцев. Они высадились на правом берегу, как раз там, где раскинул ветви священный дуб пруссов, и воздвигли здесь крепость Торн. Напрасно язычники напрягали все силы, чтобы изгнать дерзкого нарушителя святыни, – крепость устояла. Шаг за шагом подвигались немцы в землю пруссов; городки прусских старшин падали один за другим под мечами рыцарей, а взамен вырастали грозные немецкие замки. Пробовали пруссы в чистом поле отчаянным боем (на берегах реки Сиргуны) сломить рыцарей. Напрасно! Воинское искусство было на стороне последних, и пруссы, превосходившие тевтонов почти вдвое, были разбиты.
Рыцари, занимая страну, не только строили крепости, или замки, но и привлекали разными льготами немецких колонистов: воины, приходившие из разных стран помогать ордену в священной войне, получали от него земельные участки, на которых сооружали новые замки; туземцы (пруссы), уцелевшие от истребления, или бежали в Литву, или принуждались креститься и подчиниться власти новых господ. У них отбирали детей и посылали их учиться в Германию, с тем чтобы потом, возвратившись на родину молодыми людьми, воспитанными в духе христианства, они помогали распространять его среди своих соплеменников. Словом, немцы действовали тут, как всегда, с присущей им настойчивостью и последовательностью.
Как ни злобились пруссы, как отчаянно ни противились тевтонам, но, раздробленные, не имевшие общего вождя, не могли устоять. Зато далее на востоке Орден встретил сильный отпор от Литвы, во главе которой теперь стоял князь, способный бороться где можно – силою, где надо – хитростью, понимавший, что для борьбы с немцами, сильным врагом всех литовских племен, необходимо их сплотить в одно целое. Это был Миндовг, по словам современников, «хищный, как волк, и хитрый, как лисица». Ему пришлось вести войну и на севере с Ливонским орденом, от которого он хотел оборонить жителей Курляндии и подчинить их своей власти, и на юге – с Даниилом Романовичем Галицким, да вдобавок надо было еще бороться с родичами. Справиться со всеми врагами внешними и внутренними было Миндовгу не под силу. Тогда он, чтобы склонить в свою пользу ливонского магистра, выразил желание принять христианство и действительно крестился. Обрадованный папа прислал в 1252 г. королевскую корону Миндовгу, который выставлял себя покорным сыном его, святейшего отца, а пред рыцарями – ревностным христианином, даже завещал Ордену всю свою Литву в случае бездетной смерти. Но все это было только ловкой игрой, чтобы провести врагов: он оставался в душе закоренелым суеверным язычником.
Обманув ливонцев своим притворством, Миндовг собрался с силами и с большим полчищем литовцев вторгся в 1259 г. в Курляндию и разгромил там рыцарские владения. Отряд тевтонских рыцарей прибыл, чтоб отразить литовцев, но был разбит наголову. Блестящую победу эти литовцы торжественно отпраздновали по-своему – сожжением пленных рыцарей в жертву своим богам.
Эта победа была знаком к общему восстанию. Оно вспыхнуло повсюду в 1260 г. в заранее назначенный день. Горе было христианам, не успевшим укрыться в замках и лесах! Их беспощадно избивали или запирали в неволю, жилища их обращали в пепел. Миндовг теперь решился действовать открыто: отрекся от христианства и королевского титула, вторгся в Пруссию и нещадно опустошил ее. Два раза рыцари, получивши подкрепление из Германии, вступали в кровавый бой с восставшими, и оба раза потерпели решительное поражение. Только незначительную часть Пруссии удалось рыцарям удержать за собой, да и ту приходилось с трудом отстаивать от беспрерывных набегов язычников.
Казалось, дело тевтонских рыцарей было окончательно проиграно; но вышло не так. Орден постоянно пополнялся новыми крестоносцами; отряд за отрядом являлись они с юга и запада, особенно когда усиливались военные действия, и потому во время войны силы рыцарей не слабели, а росли; силы же язычников значительно убывали. Притом по смерти Миндовга начались в Литве беспрерывные смуты и усобицы; а рыцари по-прежнему неуклонно и неутомимо добивались своей заветной цели – завоевания Пруссии, и она была покорена лишь после полувековой упорной борьбы.
Покончив с Пруссией, тевтонские рыцари принялись снова за Литву. Конец XIII в. и первые годы XIV в. прошли в опустошительных набегах литовцев на владения Ордена и рыцарей – на Литву. Последние сильно добивались того, чтобы утвердиться на берегу Немана; но походы рыцарей, и сухопутные, и речные, были для них неудачны, а порой и гибельны.
С каким упорством и отчаянием боролись литовцы против немецкого владычества, ясно показывает такой случай. В 1336 г. большие силы явились на помощь Ордену. Великий магистр воспользовался этим, двинулся на Литву и осадил Пунэ (Поланген), острожек, куда укрывались на время опасности литовцы, делавшие набеги на владения Ордена. На этот раз около 4 тыс. народу из окрестностей искало здесь спасения. Скоро оказалось, что самая отчаянная оборона не спасет осажденных. Немцы были гораздо сильнее литовцев числом; они таранами разбили часть стены, которая во многих местах грозила рухнуть от подкопов; множество из осажденных было убито и погибло во время вылазок; почти все способные к бою литовцы были переранены. Вдобавок немцам удалось зажечь стену. Сдача крепости была неизбежной. Но смерть литовцам была милее немецкой неволи. Они сами перебили своих жен и детей, сложили их трупы на огромный костер среди крепости, зажгли его, а затем стали убивать друг друга. Начальник крепости Маргер умертвил собственноручно большую часть товарищей, поклявшись, что по истреблении их лишит и себя жизни; ему помогала в этом деле одна старуха, которая отрубила топором головы сотне воинов, а затем покончила и с собою – в виду ворвавшихся в крепость врагов. Маргер сдержал свою клятву; с горстью отчаянных храбрецов, не успевших еще пасть от его руки, он бился до последней крайности с ненавистным врагом и, когда все товарищи его пали, кинулся в подземелье, где скрыл свою жену, убил ее, а затем и самого себя. Мертвым молчанием встретил городок своего торжествующего врага, и груды тел литовских борцов, предпочитавших смерть немецкому плену, красноречиво говорили, с какой свирепой злобой смотрели суровые литовцы на своих закованных в железо поработителей.
Вооружение рыцаря-крестоносца
Постоянная и упорная борьба с немцами закалила еще сильнее и без того суровый нрав литовцев, наставила их более сплотиться и развила в них воинственность. Поддаваясь под напором сильных западных и северных соседей, рыцарских орденов, литовцы направили свои силы на русский восток. Западные русские области, обессиленные удельною рознью, а затем татарским погромом, представляли для воинственных литовцев легкую добычу, тем более что многим русским могло казаться легче подчиняться соседнему и родственному племени, чем сносить иго алчных татар.
В XIII в. упоминаются в летописях нападения литовских вождей на соседние русские области (Полоцк, Туров, Пинск и др.) с целью овладеть землею, а Миндовг уже утверждает свою власть на русской земле в Новогрудке и стремится завладеть другими соседними уделами и основать обширное Литовско-Русское государство. Из летописи видно, что уже в половине XIII в. к Новогрудскому княжению принадлежали города Волковыск, Слоним, Здитов (так называемая Черная Русь); что пинские князья признавали над собой верховную власть Миндовга. Еще раньше племянники его, при содействии его, утвердились в Полоцке, Витебске и в земле Смоленской. Борьба Миндовга с Даниилом, который, конечно, не мог смотреть равнодушно на захваты русских земель, кончилась для Литвы благополучно. Сын Миндовга Войшелк помирил отца с Даниилом, выдал сестру свою замуж за Шварна, сына Даниила; а другому его сыну, Роману, отдана была в управление вся Черная Русь, но в зависимости от Миндовга.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента