Страница:
Раскопки В. С. Флёрова, 2010
Является ли памятник Правобережное Цимлянское городище остатками города? Безусловно нет. Это крепость, построенная, вероятнее всего, в византийских традициях (с непосредственным участием византийских инженеров?) и заселённая гарнизоном – группой вчерашних кочевников с семьями с традиционными для них юртообразными жилищами (рис. 9), расположенными без всякой системы. Условно говоря, культуру населения крепости можно назвать «культурой юртообразных жилищ». Что касается черепицы, кирпичей, плиток, то для гарнизона это был необычный материал, которым они по-настоящему воспользоваться не могли, да не было в этом и необходимости при их приверженности к традиционному жилищу.
Не относила Правобережное городище к городам и С.А. Плетнёва, включив его в группу «замки». Так ли это?
«Замки» или иное
В своей самой известной монографии «От кочевий к городам» С.А. Плетнёва шесть поселений с земляными валами, включая неизученное у с. Костомарово на Среднем Дону, относила к категории замков. В данном случае «замок» представлен автором социальной категорией, но не архитектурной или фортификационной: «…эти большие огороженные посёлки можно считать одной из первичных форм “феодальных кочевнических замков”» (Плетнёва С.А. 1967. С. 24).
«Кочевнический замок» – сочетание для меня неприемлемое. Оно, как и другие категории в трудах Плетнёвой, является производным из самой концепции – развитие Хазарии «от кочевий к городам». Тема «кочевые феодальные замки» была позднее разработана С.А. Плетнёвой в другой монографии (1982. С. 78). К ней я ещё вернусь.
Двенадцать городищ салтово-маяцкой культуры С.А. Плетнёва отнесла уже без всяких оговорок к «каменным замкам» (Плетнёва С.А. 1967. С. 25–44). Среди них и Правобережное Цимлянское городище. Может быть, это сделано под влиянием отдельных фраз в ряде трудов М.И. Артамонова.
В ранней монографии М.И. Артамонов на основании найденных В.И. Сизовым следов «квадратного здания» писал о Право-бережном Цимлянском городище: «Может быть, правобережное городище предстанет перед нами в виде замка местного феодального властителя, т. е. как важнейшее свидетельство социально-экономического строя Хазарского государства» (Артамонов М.И. 1935– С. 86). Не трудно усмотреть во фразеологии влияние времени. В 1934 г., уже завершив монографию, Артамонов писал о Правобережном городище как о «маленьком укреплении», которое, «по-видимому, представляет род феодального замка» (цит. по: Медведенко H.A. 2006. С. 119). Я прежде всего обращаю внимание на этот небольшой нюанс – род замка (т. е. разновидность), за которым явно должно было стоять понимание, что этот хазарский замок чем-то отличается от западноевропейских. В «Истории хазар» (1962. С. 321) городище постоянно называется крепостью, но, определяя его назначение, М.И. Артамонов вновь говорит о замке местного владетеля, правда не называя его феодальным владетелем. Мне трудно комментировать это упорство известного ученого, тем более что проблему феодализма в этой книге он специально не рассматривает.
Понятие «замок» (в современном немецком языке das Schloß) пришло в отечественную историографию из западноевропейской медиевистики. Западноевропейский замок – мощное фортификационное сооружение с плотной застройкой, часто это одно сплошное здание, стены которого являются одновременно крепостными (Виолле-ле-Дюк Э. 2007). Второе принципиальное отличие: европейский замок – это жилище феодала с запасами, рассчитанными на многие месяцы, а то и годы осады. Но европейские государства времен Хазарского каганата ещё не знали таких замков. К примеру, для Германии под замками понимаются сооружения крепостного характера, в которых главное место отводится жилым и парадным помещениям. Строятся они с конца XIV в. (Майер В.Е. 1981. С. 122). Ничего подобного в Хазарии не было. Справедливости ради отмечу, что небольшие укрепления (castrum) в сельских местностях строятся в Западной Европе, в частности во Франции и Германии, в IX–X вв. Одновременно подновляются старые, римского времени, получавшие иное название (castellum, bur-gus). А.К. Дживелегов в небольшой обзорной книжке связывал это строительство с набегами норманнов и мадьяр (Дживелегов А.К. 1902. С. 11). Не следует забывать и об участии в этом строительстве церкви. Не буду углубляться в историю запад-ноевропейских замков. Отмечу другое. Социальные процессы шли в Европе совершенно по иному пути, и при сравнении социальных статусов укреплений там и в Хазарском каганате это надо учитывать. Если же и предпринимать такое сравнение, то непременно с участием медиевистов, которые, уже «глядя из Европы», выскажут своё мнение о «замках» каганата.
Вряд ли что-либо решит замена «замка» арабским «qasr».
Проблема социальной характеристики городищ Хазарского каганата сложна. В ней переплетены минимум «четыре неизвестных»: 1) наше весьма смутное представление о социальных процессах в каганате; 2) практически полное отсутствие известий о внутриполитических событиях, о степени централизации власти и самостоятельности местных институтов; 3) слабая изученность некоторых и полная неизученность большинства городищ; 4) как вытекающее из последнего, полное отсутствие представлений о хронологии и стадиях появления в каганате укреплений разных типов. В свете вышеперечисленного заслуживает упоминания возражение М.А. Рыбловой против тезиса С.А. Плетнёвой о связи куренного расположения жилищ на Правобережном городище с феодальными отношениями (Рыблова М.А. 2002. С. 37, 38).
В качестве примера иных решений проблемы полезно упомянуть гипотезу Деяна Рабовянова, посвященную выяснению причин появления и статуса укреплений, в том числе с доминирующим четырёхугольным планом. Речь идёт о становлении в X в. системы каменных крепостей с башнями-бастионами в районах Первого Болгарского царства, ранее охраняемых земляными «лагерами» (Рабовянов Д. 2007). Не без влияния исследований по общинным укреплениям Византии (частично и становлению крепостей в Западной Европе) болгарский исследователь предполагает, что в период ослабления центральной власти, не обеспечивавшей должную охрану внутренних районов государства и торговых путей, за строительство укреплений берутся местные, достаточно свободные от аристократической зависимости слои населения. В итоге «появляется множество крепостей, в сущности укреплённых селищ, отличающихся планами, способами и материалами строительства, соответствующими местным возможностям… Возможно, именно крепости типа «Цар Асен» были построены и поддерживались организованными сельскими общинами, находившими в них убежище». Мало того, этому процессу содействовало и государство (Там же. С. 355, 356). Д. Рабовянов приводит и археологические доводы. При том что крепости исследованы недостаточно, примеры заслуживают внимания. В укреплениях найдены те же полуземлянки, что и на синхронных неукреплённых поселениях. В двух случаях прямо отмечен невысокий общественный статус и экономические возможности обитателей крепостей. Другими словами, они не относились к богатым слоям. Даже церкви в них были маленькие и небольшие. Наконец, отмечено отсутствие в крепостях ценных находок. Забегая вперед: с жилищами и находками совершенно аналогичное положение в Маяцкой крепости. Что же касается «замков», то Рабовянов прямо указывает, что таковых в это время не было и в Византии.
Я не предлагаю перенести гипотезу Д. Рабовянова в исследования памятников Хазарского каганата и уклоняюсь от её оценки, не владея достаточным объёмом знаний о крепостном строительстве на Дунае. Но я обращаю внимание на саму возможность построения иных гипотез, нежели о «замках» в Хазарском каганате.
Было бы совершенно несправедливо не отметить, что термин «замок» неудачно, не по существу его содержания используется в работах некоторых исследователей до последнего времени. Так, в заслуживающем внимания труде Ф.Х. Гутнов упоминает с соответствующими ссылками на источники резиденцию царей Серира – замок с каменными стенами площадью 4x4 фарсаха. Сам же Серир X в. определяется им как раннеклассовое общество, но не феодальное государство (Гутнов Ф.Х. 2008. С. 26). Не разбирая данную характеристику стадиального положения Серира, отмечу, что «замок» просто не мог быть столь громадной площади и с таким протяженным периметром.
Итак, мы встретились с почти единовременными «замками»: с одной стороны, хазарским миниатюрным с десятками юртообразных жилищ – Правобережная Цимлянская крепость, с другой стороны – со столичным «замком» Серира, громадной площади, обнесенной каменными стенами.
Илл. 10.
Маяцкий археологический комплекс (по: Плетнёва С.А. 1984)
Илл. 11.
Маяцкое городище (по: Плетнёва С.А. 1984)
И ещё раз обратимся к Правобережной Цимлянской крепости – предполагаемому С.А. Плетнёвой «замку». Так вот, если мысленно убрать его внешние стены с башнями и внутренние, то на берегу Дона в конце VIII – начале IX в. мы увидели бы небольшой посёлок, состоящий из нескольких десятков примитивных юртообразных жилищ (на 2010 г. раскопано 50), издали напоминающих самые обыкновенные юрты. Обнаружить среди их скопления жилище вождя (постройка № 12) было бы чрезвычайно трудно, ибо оно ничем не отличается от прочих, разве что, позволим некоторую вольность, обозначено шестом с висящим на нём «знаменем». Так примем ли мы этот степной посёлок за замок как в архитектурном, так и в социально-экономическом аспекте?
Думаю, такой же виртуальный опыт стоит проделать и с другими крепостями Хазарского каганата.
Перейдём к памятникам в среднем течении р. Дона и на его притоке р. Северский Донец, начав с упомянутого Маяцкого комплекса.
«Кочевнический замок» – сочетание для меня неприемлемое. Оно, как и другие категории в трудах Плетнёвой, является производным из самой концепции – развитие Хазарии «от кочевий к городам». Тема «кочевые феодальные замки» была позднее разработана С.А. Плетнёвой в другой монографии (1982. С. 78). К ней я ещё вернусь.
Двенадцать городищ салтово-маяцкой культуры С.А. Плетнёва отнесла уже без всяких оговорок к «каменным замкам» (Плетнёва С.А. 1967. С. 25–44). Среди них и Правобережное Цимлянское городище. Может быть, это сделано под влиянием отдельных фраз в ряде трудов М.И. Артамонова.
В ранней монографии М.И. Артамонов на основании найденных В.И. Сизовым следов «квадратного здания» писал о Право-бережном Цимлянском городище: «Может быть, правобережное городище предстанет перед нами в виде замка местного феодального властителя, т. е. как важнейшее свидетельство социально-экономического строя Хазарского государства» (Артамонов М.И. 1935– С. 86). Не трудно усмотреть во фразеологии влияние времени. В 1934 г., уже завершив монографию, Артамонов писал о Правобережном городище как о «маленьком укреплении», которое, «по-видимому, представляет род феодального замка» (цит. по: Медведенко H.A. 2006. С. 119). Я прежде всего обращаю внимание на этот небольшой нюанс – род замка (т. е. разновидность), за которым явно должно было стоять понимание, что этот хазарский замок чем-то отличается от западноевропейских. В «Истории хазар» (1962. С. 321) городище постоянно называется крепостью, но, определяя его назначение, М.И. Артамонов вновь говорит о замке местного владетеля, правда не называя его феодальным владетелем. Мне трудно комментировать это упорство известного ученого, тем более что проблему феодализма в этой книге он специально не рассматривает.
Понятие «замок» (в современном немецком языке das Schloß) пришло в отечественную историографию из западноевропейской медиевистики. Западноевропейский замок – мощное фортификационное сооружение с плотной застройкой, часто это одно сплошное здание, стены которого являются одновременно крепостными (Виолле-ле-Дюк Э. 2007). Второе принципиальное отличие: европейский замок – это жилище феодала с запасами, рассчитанными на многие месяцы, а то и годы осады. Но европейские государства времен Хазарского каганата ещё не знали таких замков. К примеру, для Германии под замками понимаются сооружения крепостного характера, в которых главное место отводится жилым и парадным помещениям. Строятся они с конца XIV в. (Майер В.Е. 1981. С. 122). Ничего подобного в Хазарии не было. Справедливости ради отмечу, что небольшие укрепления (castrum) в сельских местностях строятся в Западной Европе, в частности во Франции и Германии, в IX–X вв. Одновременно подновляются старые, римского времени, получавшие иное название (castellum, bur-gus). А.К. Дживелегов в небольшой обзорной книжке связывал это строительство с набегами норманнов и мадьяр (Дживелегов А.К. 1902. С. 11). Не следует забывать и об участии в этом строительстве церкви. Не буду углубляться в историю запад-ноевропейских замков. Отмечу другое. Социальные процессы шли в Европе совершенно по иному пути, и при сравнении социальных статусов укреплений там и в Хазарском каганате это надо учитывать. Если же и предпринимать такое сравнение, то непременно с участием медиевистов, которые, уже «глядя из Европы», выскажут своё мнение о «замках» каганата.
Вряд ли что-либо решит замена «замка» арабским «qasr».
Проблема социальной характеристики городищ Хазарского каганата сложна. В ней переплетены минимум «четыре неизвестных»: 1) наше весьма смутное представление о социальных процессах в каганате; 2) практически полное отсутствие известий о внутриполитических событиях, о степени централизации власти и самостоятельности местных институтов; 3) слабая изученность некоторых и полная неизученность большинства городищ; 4) как вытекающее из последнего, полное отсутствие представлений о хронологии и стадиях появления в каганате укреплений разных типов. В свете вышеперечисленного заслуживает упоминания возражение М.А. Рыбловой против тезиса С.А. Плетнёвой о связи куренного расположения жилищ на Правобережном городище с феодальными отношениями (Рыблова М.А. 2002. С. 37, 38).
В качестве примера иных решений проблемы полезно упомянуть гипотезу Деяна Рабовянова, посвященную выяснению причин появления и статуса укреплений, в том числе с доминирующим четырёхугольным планом. Речь идёт о становлении в X в. системы каменных крепостей с башнями-бастионами в районах Первого Болгарского царства, ранее охраняемых земляными «лагерами» (Рабовянов Д. 2007). Не без влияния исследований по общинным укреплениям Византии (частично и становлению крепостей в Западной Европе) болгарский исследователь предполагает, что в период ослабления центральной власти, не обеспечивавшей должную охрану внутренних районов государства и торговых путей, за строительство укреплений берутся местные, достаточно свободные от аристократической зависимости слои населения. В итоге «появляется множество крепостей, в сущности укреплённых селищ, отличающихся планами, способами и материалами строительства, соответствующими местным возможностям… Возможно, именно крепости типа «Цар Асен» были построены и поддерживались организованными сельскими общинами, находившими в них убежище». Мало того, этому процессу содействовало и государство (Там же. С. 355, 356). Д. Рабовянов приводит и археологические доводы. При том что крепости исследованы недостаточно, примеры заслуживают внимания. В укреплениях найдены те же полуземлянки, что и на синхронных неукреплённых поселениях. В двух случаях прямо отмечен невысокий общественный статус и экономические возможности обитателей крепостей. Другими словами, они не относились к богатым слоям. Даже церкви в них были маленькие и небольшие. Наконец, отмечено отсутствие в крепостях ценных находок. Забегая вперед: с жилищами и находками совершенно аналогичное положение в Маяцкой крепости. Что же касается «замков», то Рабовянов прямо указывает, что таковых в это время не было и в Византии.
Я не предлагаю перенести гипотезу Д. Рабовянова в исследования памятников Хазарского каганата и уклоняюсь от её оценки, не владея достаточным объёмом знаний о крепостном строительстве на Дунае. Но я обращаю внимание на саму возможность построения иных гипотез, нежели о «замках» в Хазарском каганате.
Было бы совершенно несправедливо не отметить, что термин «замок» неудачно, не по существу его содержания используется в работах некоторых исследователей до последнего времени. Так, в заслуживающем внимания труде Ф.Х. Гутнов упоминает с соответствующими ссылками на источники резиденцию царей Серира – замок с каменными стенами площадью 4x4 фарсаха. Сам же Серир X в. определяется им как раннеклассовое общество, но не феодальное государство (Гутнов Ф.Х. 2008. С. 26). Не разбирая данную характеристику стадиального положения Серира, отмечу, что «замок» просто не мог быть столь громадной площади и с таким протяженным периметром.
Итак, мы встретились с почти единовременными «замками»: с одной стороны, хазарским миниатюрным с десятками юртообразных жилищ – Правобережная Цимлянская крепость, с другой стороны – со столичным «замком» Серира, громадной площади, обнесенной каменными стенами.
Маяцкий археологический комплекс (по: Плетнёва С.А. 1984)
Маяцкое городище (по: Плетнёва С.А. 1984)
И ещё раз обратимся к Правобережной Цимлянской крепости – предполагаемому С.А. Плетнёвой «замку». Так вот, если мысленно убрать его внешние стены с башнями и внутренние, то на берегу Дона в конце VIII – начале IX в. мы увидели бы небольшой посёлок, состоящий из нескольких десятков примитивных юртообразных жилищ (на 2010 г. раскопано 50), издали напоминающих самые обыкновенные юрты. Обнаружить среди их скопления жилище вождя (постройка № 12) было бы чрезвычайно трудно, ибо оно ничем не отличается от прочих, разве что, позволим некоторую вольность, обозначено шестом с висящим на нём «знаменем». Так примем ли мы этот степной посёлок за замок как в архитектурном, так и в социально-экономическом аспекте?
Думаю, такой же виртуальный опыт стоит проделать и с другими крепостями Хазарского каганата.
Перейдём к памятникам в среднем течении р. Дона и на его притоке р. Северский Донец, начав с упомянутого Маяцкого комплекса.
Маяцкое поселение
Расположено при впадении р. Тихая Сосна в р. Дон. Занимает около 40 га (= 400 000 кв. м), включая небольшую крепость из блоков известняка (рис. ю). На поселении десятки жилищ (Плетнёва С.А. 1984). Из них исследовано около 50 – преимущественно однотипных полуземлянок (Винников А.З. 2006; Винников А.З., Плетнёва С.А. 1998; Винников А.З., Синюк А.Т. 2003. С. 260). Рядом с поселением комплекс из нескольких гончарных мастерских. Концентрации следов иного производства не обнаружено. А.З. Винников, исследователь поселения, отметил малое количество находок орудий труда кузнецов по железу и ювелиров, отсутствие железных шлаков.
Миниатюрная крепость, 95x80 м, практически не застроена (рис. и). В ней лишь несколько жилищ самого рядового облика. Ничем не выделяется по составу находок и цитадель крепости. Она невелика – 27x47 м. Как фортификационное сооружение Маяцкая крепость не слишком совершенна (Флёров B.C., Флёрова В.Е. 2008).
Илл. 12. У юго-западной стены Маяцкой крепости, слева направо: директор Дивногорского археологического заповедника М.И.Лылова, В.Е.Нахапетян-Флёрова, художница А.Атавина. 1991 2.
На блоках крепостных стен (рис. 12) среди сотен разных изображений и знаков только две более или менее длинные рунические надписи неизвестного содержания и несколько коротких (не расшифрованы). Об уровне грамотности населения эти находки ничего не говорят, но, вероятно, она была невысока.
Две культовые постройки на поселении довольно примитивны и типологически близки жилищам-полуземлянкам.
Среди исследованных погребений (катакомбы, редко ямы) могильника и поселения преобладают самые рядовые. Погребения знати, представителей правящего слоя не обнаружены. Таким образом, однообразию жилищ соответствует однообразие захоронений. Даже несколько воинских погребений нельзя признать сколь-либо выдающимися.
Маяцкий комплекс – один из наиболее исследованных памятников салтово-маяцкой культуры. Известен по многочисленным публикациям Г.Е. Афанасьева, А.З. Винникова, С.А. Плетнёвой, В.Е. Флёровой (Нахапетян), B.C. Флёрова и др.
С.А. Плетнёва пишет о Маяцком поселении с крепостью: «Вероятно, был городом» (Плетнёва С.А. 2002. С. 121). Аргументы не приведены. Перечисленные обязанности жителей, такие, как сельскохозяйственные работы, ремесло, внутренняя торговля, присущи любому сельскому поселению. Упоминается сбор дани и таможенных пошлин, но это не подтверждается археологическим материалом. Полностью отсутствуют находки монет на поселении, а на могильнике на 140 погребений найдена лишь одна индикация (серебро?), не поддавшаяся определению.
Многочисленность находок граффити и нескольких надписей автор сама объяснила хорошей сохранностью стен, служивших удобным «писчим» материалом. Так что это не свидетельствует о большем распространении здесь зачатков искусства и грамотности, нежели у населения иных регионов. Наконец, она же указала и на отсутствие уличной планировки на поселении.
В итоге на Маяцком поселении нет ни одного признака, который позволил бы выделить его среди прочих в лесостепи.
Теперь о крепости. Почти без культурного слоя, с несколькими рядовыми полуземлянками, она не была ни градообразующим ядром, ни даже постоянным местом жительства местного воинского начальника. Это не более чем убежище, причём для небольшого числа людей на случай непродолжительной осады. К Маяцкой крепости, как и аналогичным Верхне-Ольшанской, Верхне-Салтовской и подобным, не могут быть применены и определения типа «замок феодала». Затрагивая проблему планировки салтово-маяцких поселений, A.A. Тортика отметил: «Даже застройка окруженных оборонительными сооружениями участков – Правобережное Цимлянское городище, «цитадель» Маяцкого городища – лишена какой-либо упорядоченной планировки и по своему характеру напоминает застройку неукреплённых селищ» (Тортика A.A. 2005. С. 477)-
Оборона поселения базировалась не на маленькой крепости, а прежде всего на многочисленности населения и на взаимодействии с жителями соседних столь же обширных поселений с небольшими убежищами-крепостями или без них на р. Тихая Сосна: Алексеевское, Верхне-Ольшанское, Колтуновское, Красное, Павловское и др. (Афанасьев Г.Е. 1987«С. 182, 183). Основное назначение этой линии поселений, вероятнее всего, сторожевое наблюдение за соседями-славянами на северо-западной границе каганата. Я не говорю даже о долговременной обороне, которая только собственными силами этих поселений была невозможна. Я не очень погрешу, используя сравнение с Кавказской пограничной линией XIX в., при создании которой наряду с возведением крепостей и укреплений главным стабилизирующим мероприятием было заселение её, создание непрерывной цепи казачьих станиц против набегов горцев (Захаревич A.B. 2002. С. 7–9) – Без этого крепости оказывались изолированными друг от друга и совершенно беззащитными.
Не могу не отметить, что основной исследователь Маяцкого поселения А.З. Винников ни в одной из своих работ не называет его вкупе с крепостью городом. В археологическом отношении воронежский ученый характеризует памятник как «сложный археологический комплекс». Полностью согласен с таким определением[8].
Перейдём к Верхне-Ольшанскому комплексу.
Миниатюрная крепость, 95x80 м, практически не застроена (рис. и). В ней лишь несколько жилищ самого рядового облика. Ничем не выделяется по составу находок и цитадель крепости. Она невелика – 27x47 м. Как фортификационное сооружение Маяцкая крепость не слишком совершенна (Флёров B.C., Флёрова В.Е. 2008).
На блоках крепостных стен (рис. 12) среди сотен разных изображений и знаков только две более или менее длинные рунические надписи неизвестного содержания и несколько коротких (не расшифрованы). Об уровне грамотности населения эти находки ничего не говорят, но, вероятно, она была невысока.
Две культовые постройки на поселении довольно примитивны и типологически близки жилищам-полуземлянкам.
Среди исследованных погребений (катакомбы, редко ямы) могильника и поселения преобладают самые рядовые. Погребения знати, представителей правящего слоя не обнаружены. Таким образом, однообразию жилищ соответствует однообразие захоронений. Даже несколько воинских погребений нельзя признать сколь-либо выдающимися.
Маяцкий комплекс – один из наиболее исследованных памятников салтово-маяцкой культуры. Известен по многочисленным публикациям Г.Е. Афанасьева, А.З. Винникова, С.А. Плетнёвой, В.Е. Флёровой (Нахапетян), B.C. Флёрова и др.
С.А. Плетнёва пишет о Маяцком поселении с крепостью: «Вероятно, был городом» (Плетнёва С.А. 2002. С. 121). Аргументы не приведены. Перечисленные обязанности жителей, такие, как сельскохозяйственные работы, ремесло, внутренняя торговля, присущи любому сельскому поселению. Упоминается сбор дани и таможенных пошлин, но это не подтверждается археологическим материалом. Полностью отсутствуют находки монет на поселении, а на могильнике на 140 погребений найдена лишь одна индикация (серебро?), не поддавшаяся определению.
Многочисленность находок граффити и нескольких надписей автор сама объяснила хорошей сохранностью стен, служивших удобным «писчим» материалом. Так что это не свидетельствует о большем распространении здесь зачатков искусства и грамотности, нежели у населения иных регионов. Наконец, она же указала и на отсутствие уличной планировки на поселении.
В итоге на Маяцком поселении нет ни одного признака, который позволил бы выделить его среди прочих в лесостепи.
Теперь о крепости. Почти без культурного слоя, с несколькими рядовыми полуземлянками, она не была ни градообразующим ядром, ни даже постоянным местом жительства местного воинского начальника. Это не более чем убежище, причём для небольшого числа людей на случай непродолжительной осады. К Маяцкой крепости, как и аналогичным Верхне-Ольшанской, Верхне-Салтовской и подобным, не могут быть применены и определения типа «замок феодала». Затрагивая проблему планировки салтово-маяцких поселений, A.A. Тортика отметил: «Даже застройка окруженных оборонительными сооружениями участков – Правобережное Цимлянское городище, «цитадель» Маяцкого городища – лишена какой-либо упорядоченной планировки и по своему характеру напоминает застройку неукреплённых селищ» (Тортика A.A. 2005. С. 477)-
Оборона поселения базировалась не на маленькой крепости, а прежде всего на многочисленности населения и на взаимодействии с жителями соседних столь же обширных поселений с небольшими убежищами-крепостями или без них на р. Тихая Сосна: Алексеевское, Верхне-Ольшанское, Колтуновское, Красное, Павловское и др. (Афанасьев Г.Е. 1987«С. 182, 183). Основное назначение этой линии поселений, вероятнее всего, сторожевое наблюдение за соседями-славянами на северо-западной границе каганата. Я не говорю даже о долговременной обороне, которая только собственными силами этих поселений была невозможна. Я не очень погрешу, используя сравнение с Кавказской пограничной линией XIX в., при создании которой наряду с возведением крепостей и укреплений главным стабилизирующим мероприятием было заселение её, создание непрерывной цепи казачьих станиц против набегов горцев (Захаревич A.B. 2002. С. 7–9) – Без этого крепости оказывались изолированными друг от друга и совершенно беззащитными.
Не могу не отметить, что основной исследователь Маяцкого поселения А.З. Винников ни в одной из своих работ не называет его вкупе с крепостью городом. В археологическом отношении воронежский ученый характеризует памятник как «сложный археологический комплекс». Полностью согласен с таким определением[8].
Перейдём к Верхне-Ольшанскому комплексу.
Верхне-Ольшанский комплекс
Находится на той же р. Тихая Сосна при впадении в неё речки Ольшанки, в 40 км от Маяцкого выше по течению. Полностью аналогичен последнему, но менее изучен и менее известен. Это скопление поселений на протяжении не менее 2 км, среди которых стояла белокаменная крепость, 100х100 м (рис. 13, 14, 15). Как и на Маяцком, здесь открыт гончарный центр (Замятнин С.Н. 1921; Флёров B.C. 1994а; Якименко Е.В. 1994[9]).
Внутреннее пространство крепости не исследовано, но мой небольшой раскоп 1991 г. свидетельствует об отсутствии на нём сколько-нибудь заметного культурного слоя. Уже это одно показывает, что крепость не имела многочисленного населения.
Илл. 13.
Местоположение городища Верхне-Ольшанского
Илл. 14. Верхне-Ольшанское городище (по: Замятнин С.Н. 1921)
Илл. 15. Верхне-Ольшанское городище. Глазомерная съёмка В.С.Флёрова, 1991. Публикуется впервые
Верхне-Ольшанские могильники, предположительно катакомбно-ямные, пока не найдены.
Вместе с Маяцкой Верхне-Ольшанская крепость входила в северо-западную[10] сторожевую пограничную линию Хазарского каганата. При том что Маяцкая и Верхне-Ольшанская крепости одинаковы, кладка на Верхнее-Ольшанском городище более совершенна и выполнена из блоков более крупных размеров, чем в Маяцкой крепости. В прекрасно сохранившемся нижнем слое кладки внешнего панциря стены зафиксированы блоки следующих размеров (рис. 16):
По размерам верхне-ольшанские блоки ближе блокам расположенной далеко на юге Правобережной Цимлянской крепости, нежели соседней Маяцкой.
Илл. 1б. Верхне-Ольшанское городище. Северо-западная стена крепости.
Раскопки В.С.Флёрова, 1991. Публикуется впервые
Нет особых сомнений в том, что Верхне-Ольшанская и Маяцкая крепости возводились разными группами каменщиков. Каждая из них строго не придерживалась определённой меры длины. Выбор размеров был довольно произволен. В определённой степени это позволяет предполагать у каменщиков Хазарского каганата довольно низкий уровень строительной культуры.
Внутреннее пространство крепости не исследовано, но мой небольшой раскоп 1991 г. свидетельствует об отсутствии на нём сколько-нибудь заметного культурного слоя. Уже это одно показывает, что крепость не имела многочисленного населения.
Местоположение городища Верхне-Ольшанского
Верхне-Ольшанские могильники, предположительно катакомбно-ямные, пока не найдены.
Вместе с Маяцкой Верхне-Ольшанская крепость входила в северо-западную[10] сторожевую пограничную линию Хазарского каганата. При том что Маяцкая и Верхне-Ольшанская крепости одинаковы, кладка на Верхнее-Ольшанском городище более совершенна и выполнена из блоков более крупных размеров, чем в Маяцкой крепости. В прекрасно сохранившемся нижнем слое кладки внешнего панциря стены зафиксированы блоки следующих размеров (рис. 16):
Раскопки В.С.Флёрова, 1991. Публикуется впервые
Нет особых сомнений в том, что Верхне-Ольшанская и Маяцкая крепости возводились разными группами каменщиков. Каждая из них строго не придерживалась определённой меры длины. Выбор размеров был довольно произволен. В определённой степени это позволяет предполагать у каменщиков Хазарского каганата довольно низкий уровень строительной культуры.
Верхнее Салтово и Нетайловка
Верхнее Салтово – один из самых известных памятников каганата, давший первое составляющее наименованию его культуры – салтово-маяцкая.
Историю раскопок городища изложил Г.Е. Свистун (2009; там же библиография). Исследовалось оно эпизодически начиная с
В.А. Бабенко, оставившего план ещё не нарушенной водохранилищем цитадели (рис. 17). Последующие раскопки Н.Е. Макаренко опубликованы предельно кратко. Печально, что не сохранились чертежи раскопок 1947–1948 гг. С.А. Семёнова-Зусера. Недавние раскопки В.В. Колоды, Н.В. Черниговой при участии Г.Е. Свистуна опубликованы частично. К настоящему времени в нарушение законодательства Украины об охране памятников археологии и при попустительстве местных властей городище застроено «новыми украинцами» и стало для исследований недоступно.
Илл. 17. Верхнее Салтово, городище (по: Свистун Г.Е. 2009)
При обращении к нижерассматриваемой проблеме «Верхнее Салтово: город или негород» надо иметь в виду следующее.
1. Основным объектом раскопок на городище Верхнее Салтово были стены цитадели. «На исследованиях оборонительных сооружений были сконцентрированы усилия практически всех археологических экспедиций, работавших на городище» (Свистун Г.Е. 2009. С. 469) – Внутреннее пространство цитадели осталось неизученным за исключением небольших площадей, опять же примыкающих к стенам. В итоге мы лишены всей полноты археологических данных о плотности её заселённости, а также типах, количестве и расположении жилищ; лишены и каких-либо социальных характеристик обитателей цитадели. Ко всему прочему, цитадель активно использовалась в XVII в., укрепления перестраивались. 2. Ещё в меньшей степени, чем цитадель, изучены пространство, охваченное внешним валом, и примыкающие к городищу поселения. Их реальные границы не установлены; ещё хуже они представлены в публикациях. Г.Е. Свистун, изучавший архивные материалы раскопок, отметил существование на прилегающей к городищу территории селища, имеющего культурные отложения раннего и позднего Средневековья. Раскопки здесь вела А.Т. Брайчевская в 1959–1961 гг. В их ходе была зафиксирована граница «селища-посада». Но и её внимание было сосредоточено также на исследовании фортификации, а результаты их остались не опубликованными (Там же. С. 463, 464). Вероятно, информация была настолько скудна, что Г.Е. Свистун ограничился, помимо упоминания находок лощёной керамики (иной не найдено?), следующим: «С западной и северной сторон к городищу примыкает обширное селище, образующее посад крепости» (Там же. С. 363)«Но надо иметь в виду, что в центре внимания Свистуна было не селище, не вопросы заселённости крепости, а опять же, как у его предшественников, фортификация.
До настоящего времени по Верхнему Салтову нет ни одного обобщающего труда, нет и отдельного труда по исследованиям городища и поселения[11]. Несмотря на такое состояние информации о памятнике, Верхнее Салтово без серьёзных оснований уже с 60-70-х годов XX в. стали называть «городом».
Одним из первых о Верхнем Салтове как «городе» (по-украински Micто) написал Д. Т. Березовец в сводном издании по археологии Украины (Археолопя УРСР. 1975– С. 422). То же самое, но усилив акцент, повторила О.В. Пархоменко (Иченская): «…большой средневековый город, являвшийся, очевидно, крупным ремесленным, торговым и, возможно, административным центром» (Археология УССР. 1986. С. 217). Оговорки «очевидно» и «возможно» свидетельствуют о том, что данных для таких утверждений у автора не было.
В конце XX в. небольшие раскопки стены крепости-цитадели и нескольких прямоугольных полуземлянок на соседнем Нетайловском поселении проводила Н.В. Чернигова. Автор использовала исключительно археологическую терминологию (селище, городище) и вопрос о «городе» не поднимала (Чернигова Н.В. 199В, 1999).
Первым в полной мере о Верхне-Салтовском комплексе (включая в него и Нетайловский памятник) как о городе стал писать А.В.Крыганов, исходя в первую очередь из общих размеров поселений и могильников. Стоит процитировать полностью его описание памятника: «…Представлен огромным городищем с небольшой цитаделью и большими пригородами, несколькими частями громадного могильника с несколькими десятками тысяч катакомб. Расположенный напротив… Нетайловский археологический памятник состоит из огромного поселения и некрополя, где не менее 15 тысяч ямных могил. Оба являются остатками самого большого города салтовской культуры и всей (! – В.Ф.) Хазарии» (Крыганов A.B. 2001а. С. 102). На первый взгляд описание впечатляет, но разберёмся в нём.
Городище не громадное, а самое обычное, а цитадель (в данном случае это не укрепление внутри крепости, а собственно крепость) столь же невелика, как и Маяцкая (90x115 м) или Верхне-Ольшанская (100×100 м). Её усреднённые размеры 160x140 м (Аксёнов B.C. 2006. С. 74). Для сравнения, размеры Семикаракорской прямоугольной крепости 200x215 м, а её прямоугольной цитадели 80x85 м. Пространство городища между второй линией обороны и цитаделью не исследовано, а работы на цитадели едва начаты. Были ли городище и его цитадель сплошь заселены – неизвестно.
Второе. Собственно поселение (селища), «пригород» по Крыганову, охватывает примерно 120 га, грубо округляя, 1x1,2 км (об этом см. ниже). Не много и вполне сравнимо с Маяцким поселением и другими в лесостепи. Но дело в том, что опять же совершенно неизвестно, было ли оно заселено сплошь или это скопление отдельных небольших посёлков с сельским, бессистемным типом размещения жилищ. Последнее же более чем вероятно. Так, сделавший сводку жилищ Верхнего Салтова
В.В. Колода (2000) перечисляет «селище», «селище А», «селище Б», но неизвестны границы и этих отдельных селищ. О структуре и планировке селищ данных нет. Кроме того, не изучен их культурный слой, в литературе нет ни его детальных описаний, ни стратиграфических чертежей. Об одном из селищ (каком из двух?) имеется лишь очень краткая, менее страницы текста, информация[12] (Колода В.В. 1998а. С. 22).
Историю раскопок городища изложил Г.Е. Свистун (2009; там же библиография). Исследовалось оно эпизодически начиная с
В.А. Бабенко, оставившего план ещё не нарушенной водохранилищем цитадели (рис. 17). Последующие раскопки Н.Е. Макаренко опубликованы предельно кратко. Печально, что не сохранились чертежи раскопок 1947–1948 гг. С.А. Семёнова-Зусера. Недавние раскопки В.В. Колоды, Н.В. Черниговой при участии Г.Е. Свистуна опубликованы частично. К настоящему времени в нарушение законодательства Украины об охране памятников археологии и при попустительстве местных властей городище застроено «новыми украинцами» и стало для исследований недоступно.
При обращении к нижерассматриваемой проблеме «Верхнее Салтово: город или негород» надо иметь в виду следующее.
1. Основным объектом раскопок на городище Верхнее Салтово были стены цитадели. «На исследованиях оборонительных сооружений были сконцентрированы усилия практически всех археологических экспедиций, работавших на городище» (Свистун Г.Е. 2009. С. 469) – Внутреннее пространство цитадели осталось неизученным за исключением небольших площадей, опять же примыкающих к стенам. В итоге мы лишены всей полноты археологических данных о плотности её заселённости, а также типах, количестве и расположении жилищ; лишены и каких-либо социальных характеристик обитателей цитадели. Ко всему прочему, цитадель активно использовалась в XVII в., укрепления перестраивались. 2. Ещё в меньшей степени, чем цитадель, изучены пространство, охваченное внешним валом, и примыкающие к городищу поселения. Их реальные границы не установлены; ещё хуже они представлены в публикациях. Г.Е. Свистун, изучавший архивные материалы раскопок, отметил существование на прилегающей к городищу территории селища, имеющего культурные отложения раннего и позднего Средневековья. Раскопки здесь вела А.Т. Брайчевская в 1959–1961 гг. В их ходе была зафиксирована граница «селища-посада». Но и её внимание было сосредоточено также на исследовании фортификации, а результаты их остались не опубликованными (Там же. С. 463, 464). Вероятно, информация была настолько скудна, что Г.Е. Свистун ограничился, помимо упоминания находок лощёной керамики (иной не найдено?), следующим: «С западной и северной сторон к городищу примыкает обширное селище, образующее посад крепости» (Там же. С. 363)«Но надо иметь в виду, что в центре внимания Свистуна было не селище, не вопросы заселённости крепости, а опять же, как у его предшественников, фортификация.
До настоящего времени по Верхнему Салтову нет ни одного обобщающего труда, нет и отдельного труда по исследованиям городища и поселения[11]. Несмотря на такое состояние информации о памятнике, Верхнее Салтово без серьёзных оснований уже с 60-70-х годов XX в. стали называть «городом».
Одним из первых о Верхнем Салтове как «городе» (по-украински Micто) написал Д. Т. Березовец в сводном издании по археологии Украины (Археолопя УРСР. 1975– С. 422). То же самое, но усилив акцент, повторила О.В. Пархоменко (Иченская): «…большой средневековый город, являвшийся, очевидно, крупным ремесленным, торговым и, возможно, административным центром» (Археология УССР. 1986. С. 217). Оговорки «очевидно» и «возможно» свидетельствуют о том, что данных для таких утверждений у автора не было.
В конце XX в. небольшие раскопки стены крепости-цитадели и нескольких прямоугольных полуземлянок на соседнем Нетайловском поселении проводила Н.В. Чернигова. Автор использовала исключительно археологическую терминологию (селище, городище) и вопрос о «городе» не поднимала (Чернигова Н.В. 199В, 1999).
Первым в полной мере о Верхне-Салтовском комплексе (включая в него и Нетайловский памятник) как о городе стал писать А.В.Крыганов, исходя в первую очередь из общих размеров поселений и могильников. Стоит процитировать полностью его описание памятника: «…Представлен огромным городищем с небольшой цитаделью и большими пригородами, несколькими частями громадного могильника с несколькими десятками тысяч катакомб. Расположенный напротив… Нетайловский археологический памятник состоит из огромного поселения и некрополя, где не менее 15 тысяч ямных могил. Оба являются остатками самого большого города салтовской культуры и всей (! – В.Ф.) Хазарии» (Крыганов A.B. 2001а. С. 102). На первый взгляд описание впечатляет, но разберёмся в нём.
Городище не громадное, а самое обычное, а цитадель (в данном случае это не укрепление внутри крепости, а собственно крепость) столь же невелика, как и Маяцкая (90x115 м) или Верхне-Ольшанская (100×100 м). Её усреднённые размеры 160x140 м (Аксёнов B.C. 2006. С. 74). Для сравнения, размеры Семикаракорской прямоугольной крепости 200x215 м, а её прямоугольной цитадели 80x85 м. Пространство городища между второй линией обороны и цитаделью не исследовано, а работы на цитадели едва начаты. Были ли городище и его цитадель сплошь заселены – неизвестно.
Второе. Собственно поселение (селища), «пригород» по Крыганову, охватывает примерно 120 га, грубо округляя, 1x1,2 км (об этом см. ниже). Не много и вполне сравнимо с Маяцким поселением и другими в лесостепи. Но дело в том, что опять же совершенно неизвестно, было ли оно заселено сплошь или это скопление отдельных небольших посёлков с сельским, бессистемным типом размещения жилищ. Последнее же более чем вероятно. Так, сделавший сводку жилищ Верхнего Салтова
В.В. Колода (2000) перечисляет «селище», «селище А», «селище Б», но неизвестны границы и этих отдельных селищ. О структуре и планировке селищ данных нет. Кроме того, не изучен их культурный слой, в литературе нет ни его детальных описаний, ни стратиграфических чертежей. Об одном из селищ (каком из двух?) имеется лишь очень краткая, менее страницы текста, информация[12] (Колода В.В. 1998а. С. 22).