Вадим Полищук. «Гремя огнем». Танковый взвод из будущего

   – Кому оставить? – встали дыбом генеральские усы. – А известно ли вам, капитан, что они там у себя в будущем революцию устроили? А что они с семьей императора сотворили?!
   – Известно, Ваше превосходительство. Однако никто из них к данным событиям непосредственного отношения не имеет, следовательно, ответственности за них не несет. А ситуация тогда в Телине была критическая. Был момент, что могло и до стрельбы дойти, только благоразумие их командира спасло положение, а могло все закончиться большой кровью. Да и сейчас среди них брожение идет.
   – Вам бы, капитан, вместо господина Кони в судах выступать. А что касается брожения, то это ваша задача вовремя беспорядки пресечь, даже силой оружия. Вам все понятно?
   – Так точно, Ваше превосходительство!
   – Сам жду не дождусь, когда начальство разберется и груз этот с плеч наших снимет. А пока идите, капитан, и смотрите, чтобы никто из них не сбежал и солдат не агитировал.
   В первую ночь никто не спал. Температура упала ниже нуля. Возле разведенного танкистами костра состоялся тяжелый разговор. Начал не согласный с решением командира Мирошкин.
   – Вот скажите, товарищ лейтенант, почему оружие отдали? По сути, в плен сдались!
   – И кому? Царским сатрапам, – влез еще один несогласный, радист Малышев.
   С другой стороны костра донеслось одобрительное гудение еще нескольких голосов. Сергей не стал отвечать сразу, выждал паузу, пока все стихнет, кроме треска огня. Пошевелил дрова, отсветы огня заиграли на его начавшем обрастать щетиной лице.
   – Ответь мне, Мирошкин, а что такое оружие?
   – Как это – что? – удивился младший лейтенант. – Пистолеты, автоматы, танки…
   – Ты еще линкоры в этот список добавь. Оружие – это средство для убийства. Средство! А цель у нас какая?
   О цели, похоже, раньше никто не задумывался. Несколько секунд все молчали. Наконец тот же Мирошкин выдал:
   – Светлое будущее для всех!
   – Хорошо, – констатировал Сергей, – пусть будет светлое будущее. Как я понимаю, необходимой предпосылкой для него является социалистическая революция. Правильно?
   – Ну, правильно. Только к чему вы это, товарищ лейтенант?
   – А к тому, что даже на войне не все задачи решаются с помощью оружия, а здесь дело политическое. Поэтому оружие нам потребуется только на этапе вооруженного выступления, и никак не раньше. А в текущем одна тысяча девятьсот пятом году социалистическая революция победить не смогла, еще товарищ Ленин об этом писал…
   – Но он писал, что поражение царской России в войне приведет к социалистической революции. И мы могли бы этому помочь!
   Это опять влез неугомонный радист Малышев.
   – Приведет, но народное восстание будет подавлено, исторический момент еще не настал. А насчет поражения не волнуйся, японцы вместе с царскими генералами все сделают и без нас.
   – Тебе дай волю, – это Ерофеев обратился к Малышеву, – ты бы еще Ноги попросил, чтобы он нас артиллерией поддержал. С ним мы бы точно этим царским сатрапам наваляли!
   Выступление механика несколько разрядило обстановку. Среди танкистов разнеслись смешки над совсем еще зеленым радистом командирского танка. Воспользовавшись ситуацией, Сергей вернул внимание танкистов к насущным проблемам.
   – Значит, наша основная задача – дожить до создания новой революционной ситуации, проще говоря, до семнадцатого года. Вот тогда нам оружие и потребуется. И оно у нас будет, вряд ли наше появление здесь отменит Первую мировую.
   – При таком раскладе не все из нас до революции доживут, – вставил кто-то из десантников.
   – Это уж кому как повезет.
   – А если нас всех к стенке поставят? – предположил неугомонный радист. – Узнают все, что им надо, – и к стенке.
   – Не думаю. Техника техникой, а опыт ее эксплуатации и боевого применения не менее важны. Иваныч, если вместо тебя, скажем, того же Малышева за рычаги посадить, что получится?
   Сержант недобро взглянул на радиста:
   – Или фрикцион спалит, или коробку угробит.
   – Вот именно. Поэтому нужны мы им.
   – Вы-то нужны, – опять влез кто-то из десантников, – а мы?
   – На вас и нас делиться не будем, мы один взвод. А с генералами мы еще поторгуемся, придет время. Пока же всех попрошу дисциплину соблюдать и глупостей не делать. Все еще только начинается.
   Разговор затих, сидевшие у огня танкисты и десантники задумались каждый о своем. Но беспокойные мысли продолжали крутиться в голове Сергея. А тут еще Ерофеев отозвал его в сторону и тихо, так, чтобы не слышали остальные, задал простой вопрос:
   – А как ты сам это светлое будущее представляешь?
   Лейтенант поежился не только от холода и признался.
   – Сам не знаю. Позавчера еще все было просто: вот свои, вот враг и наше дело правое. А сейчас… Ну, с японцами все ясно, врагами были, врагами и остались. Свои – вон у костра сидят. Только, может, там еще один Васюков есть…
   – А может, и не один, – вставил механик, – поди знай.
   – Может, и не один. Зато, кто революцию делать побежит, едва тут каша заварится, я уже знаю. Дров они могут наломать не задумываясь. А я никак не могу решить, они – Сергей кивнул на болтавшегося неподалеку часового с поблескивавшей в отсвете костров иглой штыка над плечом, – враги или нет?
   – Солдаты вроде как нет.
   – А офицеры? А генералы? И как одних от других отделить?
   – Тише, командир, не кричи. Я тоже разобраться хочу. Допустим, оказались мы здесь случайно, а дальше? Ты вот предлагаешь семнадцатого года дождаться, другим завтра революцию подавай, третьим она и вовсе не нужна. Пока выбора не было, все вместе держались, а теперь? Ох, боюсь, разбежится народ.
   – Может и разбежаться. А я их и трибуналом припугнуть не могу, и о присяге не напомнить, так как нет еще ни советского народа, которому мы присягали, ни советского правительства, чьи приказы обязались выполнять, вместо советской Родины – царская Россия. Да хоть бы ротный над нами был, и то проще. А так только уговаривать остается.
   Ерофеев переваривал сказанное, Сергей тоже некоторое время молчал, потом не выдержал:
   – Знаешь, чего я на самом деле хочу? Да просто чтобы все живы остались! Такую войну прошли, через Хинган перебрались, а здесь чуть больше чем за сутки троих потеряли! И было бы за что!
   – Так ведь через девять следующая война будет.
   – Будет. Но девять лет – это много. Это очень много, я только после Победы это понял. Те, кто из молодых, что они в жизни видели? Школа, фронт, кровь, смерть. Вот у тебя семья есть? То есть была?
   – Не знаю, – мгновенно помрачнел механик.
   – Это как?
   – А так. Немец к городу подошел, семьи рабочих на левый берег эвакуировать начали. Я на ремонте был занят, даже проститься прийти не мог. Баржу с моими немецкие самолеты обстреляли, убитых и раненых было много. Сколько искал, писал – ни ответа, ни привета. Думал, вернусь и…
   – Извини.
   – Да ничего, привык уже, только временами накатывает. Может, ты и прав, лейтенант, поживем – увидим.
   Ближе к утру пошел снег, все вокруг ненадолго покрылось белым покрывалом. Солдаты затеяли возню, толкались и пихались, только чтобы согреться.
   – Чисто дети, – прокомментировал происходящее Ерофеев.
   – Первым делом надо у местных выбить шинели, – сделал свой вывод Иванов.
   Простояв целый день в Телине, с наступлением темноты эшелон медленно двинулся на северо-запад. Сыпин проехали затемно, на рассвете, вагоны с танками загнали в тупик на какой-то крохотной станции. С рассвета до полудня разгружали танки. Паровоз свистнул, пыхнул паром и утащил изуродованные вагоны. Переписка между железнодорожным ведомством и ставкой главнокомандующего по поводу порчи шести вагонов длилась еще семь месяцев, пока всем стало не до них.
   – Прибыли. – Сергей пнул кучу мусора, сваленного в пакгаузе.
   Но с размещением им крупно повезло. При появлении в округе русских частей китайцы бросали свои фанзы и дружно уходили, оставляя неспособных к передвижению стариков и старух в качестве сторожей. Солдаты пускали на растопку крыши, двери и оконные рамы. Потом они уходили, оставляя голые стены. Следующие, вставшие в этой местности на бивак, вынуждены были размещаться в палатках. В пакгаузе хоть крыша была, пусть и дырявая. А вот с продовольствием наметился кризис. Поручик Петров вынужден был взять потомков на свой кошт, но ротный котел-то не резиновый. Пришлось капитану Кондратьеву отправляться в штаб корпуса для решения данной проблемы.
   Уехал капитан вечером, а ночью все были разбужены беспорядочной стрельбой. Сергей вместе с танкистами выскочил из пакгауза и бросился к темнеющим в лунном свете силуэтам танков. Возле танков их встретили прапорщик Щербаков и несколько солдат. Прячась за броней машин, они не спеша постреливали куда-то в темноту, ответного огня не было.
   – Японцы?!
   – Хунхузы.
   Прапорщик последний раз пальнул в темноту из своего нагана и принялся выколачивать из барабана стреляные гильзы.
   – Чансолин озорует, – пояснил прапорщик, – днем боятся, а по ночам, бывает, вылезают. Гаолян жгут, японцы им платят за это, вот и стараются.
   – И на железную дорогу нападают?
   – Воинские-то эшелоны им не по зубам. А остальные с охраной ходят, иначе никак. Прекратить огонь!
   Прапорщик закончил снаряжать барабан, с треском крутанул его и отправил обратно в кобуру.
   – Идите досыпать, сегодня больше не сунутся.
   Действительно, остаток ночи прошел спокойно. С утра все занялись расчисткой мусора и обустройством на новом месте. Все, что могло гореть или пригодиться для ремонта крыши, оставили, остальное выгребли наружу. Ближе к вечеру вернулся Кондратьев, сообщил последние новости:
   – Приказано поставить вас на довольствие. Больше пока ничего, не до вас сейчас. Неразбериха сильнейшая, некоторые части до сих пор найти не могут.
   – Понятно, и когда следует ожидать проявления начальственного интереса?
   – Думаю, дня через три или четыре, не раньше.
   Вернувшись в пакгауз, танкисты как раз начали ладить двухэтажные нары, Сергей «обрадовал» подчиненных:
   – Поздравляю, нас зачислили в ряды Российской императорской армии.
   Переждав взрыв возмущения, Сергей заодно присмотрелся, кто и как отреагировал на эту новость, сам перешел в наступление.
   – А жрать каждый день тут все хотят?! Или дальше будем саперов объедать? Они же царские, их не жалко. Скажите спасибо, что присягу принимать вас никто не заставляет. И, если кто предпочитает николаевской шинели арестантскую робу, то пусть так и скажет, а остальных за собой не тянет.
   Десантники на новость отреагировали довольно спокойно, да и из танкистов бурно высказали свое возмущение всего человек пять. За пару дней остальные к доле царского солдата присмотрелись и против нее сильно не возражали. Тем не менее некоторые не успокоились, от их лица выступил все тот же стрелок-радист Малышев.
   – Так что же, получается, теперь каждая офицерская сволочь может мне в морду дать?
   Ответить на выпад лейтенант не успел, неожиданно вмешались десантники. Первым вступил в разговор невысокий крепенький мужичок с рязанской физиономией:
   – Напугал! Вот у нас в запасном ротный был, чуть что не так – сразу в зубы. А тут я пока что-то не видел, чтобы офицеры кого-нибудь били.
   – Увидишь еще, – пообещал радист, – когда сам получишь! Сегодня унтер…
   – Унтер! – влез длиннорукий пехотинец в короткой шинели. – Я когда на посту уснул и какая-то сволочь со «студера» колеса сняла, так старшина мне так звезданул, что искры из глаз посыпались. А могли и шлепнуть. Или в штрафную роту закатать.
   – Если за дело, так я и сам могу в морду дать, – заявил Вощило.
   Чувствуя, что обстановка накаляется, Сергей решил вмешаться:
   – Отставить! Поберегите силы, если не хотим вторую ночь провести на земле, нары надо до вечера закончить.
   Все разбрелись и занялись работой, бурчание понемногу стихло.
   Надо сказать, что режим для потомков был установлен весьма либеральный, их даже не потрудились обыскать, на наличие нескольких ножей, в том числе боевых НР, никто не обратил внимания. Сергей подозревал, что пехотинцы еще и несколько гранат в своих вещмешках все-таки припрятали. Саперы поручика Петрова располагались тут же, в пакгаузе, при желании до их винтовок вполне можно было добраться. За пределы станции выходить никто не запрещал, правда, никто и не пробовал, нечего там было делать, а по ночам еще и хунхузы в округе пошаливали. Пока что контакты между царскими саперами и советскими танкистами были ограниченными, обе стороны еще только присматривались друг к другу, но Сергей понимал, что это ненадолго, солдаты всегда найдут общие темы, тем более что говорят они на одном языке.
   Едва решились бытовые проблемы, как Сергей постарался загрузить экипажи заботой о технике. Стрелковое оружие из танков убрали, складировав в ящики от трехлинеек. После этого занялись профилактикой техники. Конечно, без запчастей, и даже без технических жидкостей, много не сделаешь, но хоть что-то. Для укрытия техники Сергей потребовал у Кондратьева раздобыть брезент, но лишнего брезента в маньчжурской армии не нашлось, интенданты пообещали прислать парусину. Солдаты поручика Петрова без дела тоже не сидели. На станции теперь разгружалась часть пополнений, следующих к фронту, и припасы для них. Саперы построили пандус, и теперь их постоянно занимали на разгрузке вагонов.
   В один из дней почти налаженный тыловой быт был взорван примчавшимся в расположение телеграфистом:
   – Едут!
   – Кто едет? – удивился Кондратьев.
   – Линевич и Куропаткин! Из Гунчжулина только что передали – едут!
   Неторопливое течение времени тут же сменилось лихорадочной суматохой, мгновенно нашлась масса дел, которые необходимо было закончить до генеральского прибытия, массу вещей убрать, поправить, разложить по линейке, на худой конец убрать с глаз подальше. Находившиеся при своих машинах танкисты были островком спокойствия в бурном море.
   – Значит, так: генералов встречать без бузы, – предупредил танкистов лейтенант, – от этого визита очень многое зависит.
   Ерофеев втихаря сунул свой здоровенный кулак под нос радисту Малышеву:
   – Во!
   – Ерофеев, скорее всего, генералы захотят танк на ходу посмотреть.
   – Не подведу, командир, – заверил механик.
   Среди упорядоченного бардака Сергей не без труда нашел Кондратьева.
   – Нам в общий строй вставать или при танках остаться?
   Капитан впал в раздумье, пытаясь решить еще одну, неожиданно обрушившуюся на его голову задачу.
   – Нет… Да, лучше при танках оставайтесь. Рота их на станции встретит, а уж потом к вам.
   Показавшийся на горизонте паровозный дым положил конец беготне, серый, поблескивающий иглами штыков строй начал принимать пристойный вид под аккомпанемент унтерского мата. Пробежались вдоль строя офицеры, придавая композиции окончательную завершенность, прошмыгнул на левый фланг фельдфебель. Истуканами замерли оставленные у пакгаузов часовые.
   Зашипев контрпаром и лязгнув сцепками, замер короткий эшелон, состоящий из классных вагонов вместо привычных теплушек и платформ. Оркестра не было, поэтому генеральский выход сопровождался только паровозным пыханьем. Приняв доклад Кондратьева, генералы, один невысокий, в шинели с отворотами и черной папахе, с седыми усами и бородой, второй повыше и моложе, повернулись к строю саперов. Генеральского приветствия не было слышно, саперы дружно гавкнули в ответ. Прохождением строя, видимо, решили пренебречь, поблескивающая золотом погон свита с генералами во главе двинулась к укрытым за пакгаузом танкам.
   – По нашу душу, – заметил кто-то из танкистов.
   – Построились, – бросил Сергей, – покажем им, что такое Красная Армия.
   Строй получился непрезентабельный: нашивать на шинели царские погоны и пуговицы с двуглавыми орлами никто не стал, солдатские папахи без кокард, правда, ремни были на месте. Только этим и отличались от арестантов или дезертиров.
   – Р-равняйсь! Смирно!
   Этими командами Сергей решил ограничиться. В конце концов, хоть они и генералы, а один из них еще и главнокомандующий, но армия все-таки другая, присягу они не принимали и приказы выполнять вроде как не обязаны. Да и вообще их статус здесь не очень ясен. В приблизившейся свите Сергей углядел еще одного бородача и усача с генеральскими погонами. Мода у них здесь такая, что ли?
   Не дождавшись привычного доклада, генеральская свита подошла совсем близко, кого-то заинтересовали танки, кого-то стоящие перед ними танкисты. Выделив в строю командира, седой генерал остановился перед Сергеем.
   – Вы…
   – Командир взвода средних танков Т-34 лейтенант Иванов.
   – Иванов. – Генерал как будто попробовал фамилию Сергея на слух. – И что же, вы действительно из сорок пятого года к нам сюда пожаловали?
   – Так точно, из сорок пятого.
   – Чудны дела твои, Господи. И то, что в книжке вашей написано, тоже правда?
   – В этом вы сами можете вскоре убедиться.
   – Ваше превосходительство, – подсказывая обращение к генералу, тихо прошипел кто-то из свиты, но Сергей предпочел подсказку проигнорировать.
   Дальше начались расспросы об обстоятельствах появления танкистов в Маньчжурии 1905 года и их коротком пребывании здесь.
   – Николай Петрович, мне казалось, что они должны быть намного больше.
   Это второй генерал, тот, что моложе, видимо Куропаткин, о танках. Внимание свиты переключилось на технику.
   – Вот это да! – ахнул кто-то, заглянув в пушечный ствол.
   – Шестифунтовка, не меньше, – поддержал его другой.
   – А броня-то почти два дюйма! – Еще один офицер сунул нос в люк механика-водителя.
   Очередные восторженные восклицания донеслись со стороны «тридцатьчетверки», стоявшей с открытым люком моторного отделения и частично разобранным двигателем. Генеральская свита обтекла танки с тыла. Как бы не стащили чего на память, забеспокоился лейтенант, с них станется. А где здесь нужные запчасти возьмешь? Предваряя генеральский интерес, Сергей сам предложил:
   – Может, хотите увидеть танк на ходу?
   Получив согласие, лейтенант скомандовал экипажу занять свои места в танке.
   – Чеботаев, следи, чтобы детали от дизеля не растащили.
   Замешкавшись, чтобы скинуть длинные шинели, танкисты заняли свои места. Дизель рыкнул, выплюнул с кормы облако черного вонючего дыма. Дав мотору прогреться, Ерофеев тронул танк с места. Летом хвост пыли выглядел бы эффектнее, но летящие из-под гусениц комья снега тоже неплохо смотрелись. Разгон, остановка, разворот, по тонкому слою снега машина шла отлично. Выписав еще несколько пируэтов, «тридцатьчетверка» направилась обратно. Приближаясь к пакгаузу, Сергей решил схулиганить.
   – Иваныч, пугани их!
   Рявкнув, танк устремился прямо на генеральскую свиту. Некоторые из офицеров, не выдержав, подались в сторону. Генералы, хоть и дернулись, но устояли. «Тридцатьчетверка» замерла буквально в паре метров от генералов. Тот, что постарше, стащил с головы свою черную папаху и вытер мокрую лысину.
   – Да-с, внушает. И что, можно вот так же и на японцев страху навести?
   Спрыгнувший на землю дал отрицательный ответ:
   – Не получится. Горючее на исходе, боекомплект ограничен. А главное, один танк неисправен, и починить его в здешних условиях невозможно, два остальных тоже на пределе после семисот кило… верст марша, сломаться могут в любой момент.
   Генералы разом поскучнели. Они еще заглянули через люки внутрь машин, узнали характеристики, восхитились скоростью и толщиной брони, похлопали ладонью по длиннющему стволу, но уже как-то без огонька. Осмотрели разложенные для них образцы стрелкового оружия потомков, даже дали несколько очередей из ДТ и ППШ. Покрутили в руках СВТ и уехали на своем куцем поезде, так ничего толком и не сказав, оставив танкистов в прежнем подвешенном состоянии.
 
   – Ну что скажете, Алексей Николаевич?
   Расстояние до Гунчжулина невелико, но и эшелон идет не быстро, есть время обсудить увиденное.
   – Думаю, они те, за кого себя выдают. Танки эти, оружие, документы…
   – Это-то понятно. Что с ними дальше делать?
   – Ума не приложу. Все было не очень хорошо, но по крайней мере понятно, а тут эти появились, напророчили… Государю сообщить надо.
   – Надо, – согласился второй генерал, – только дело это такое: сказать – страшно, не сказать – еще страшнее. Поэтому осторожно надо, так, чтобы виноватыми потом не оказаться.
   – Про Цусиму морячков предупреждать будем?
   – Конечно, если не предупредим, с нас точно спросят.
   – Думаете, поверят?
   – Кто, наши «самотопы»? Когда это они нас, сухопутных, слушали? И все основания не поверить у них есть. В эту войну еще ни один корабль от артиллерийского огня ко дну не пошел. А уж про спуск флага под шпицем никто и не думает!
   – Про «Рафаила» забыли уже.
   – Вспомнят еще, морячков только жалко.
   Пожилой генерал осенил себя крестным знамением. Второй последовал его примеру, а затем вернулся к более близким проблемам.
   – А с Сахалином что делать? Надо перебросить туда дополнительные силы.
   – Позже, Алексей Николаевич, позже. Сначала здесь, на Сыпингайских позициях, укрепимся, а потом и Сахалином займемся. Тем более что в Приамурье японцы не полезут.
   – А если полезут? – усомнился первый генерал.
   Второй задумался.
   – Посмотрим, что на море получится, тогда уж и решим.
   – А с самими что делать?
   – Пусть там и сидят, пока из столицы ответ придет. И еще, Алексей Николаевич, прикажите первому отделу вашего штаба ими заняться. Пусть запишут все: события, даты, фамилии, развитие техники, тактику. Особенно в части будущей войны.
   На том генералы и порешили.
 
   – Слава богу, уехали.
   Облегченно вздохнул капитан Кондратьев вслед генеральскому поезду, остальные офицеры хоть и промолчали, но были полностью с ним солидарны. На Сергея этот визит произвел тяжелое впечатление – приехали, посмотрели и убыли, так ничего и не решив. Впрочем, понять можно, такую ответственность не каждый рискнет на себя взять. Вот и поехали донесения в столицу писать да указаний оттуда дожидаться. Да, оскудела русская армия Суворовыми или хотя бы Кутузовыми, даже генералов Скобелевых на горизонте не просматривается.
   – Командир, я так понимаю, все на сегодня.
   Офицеры остановились около единственного исправного танка, Ерофеев, до этого позвякивавший чем-то внутри, выглянул из люка. Сергей хотел было уже скомандовать отбой, но тут ему в голову пришла мысль:
   – Господа офицеры, а не хотите сами попробовать?
   – Мы?! – изумился Петров.
   – Конечно, хотим.
   Кондратьев начал решительно расстегивать ремень. Оставив шашку, портупею и шинель солдатам, капитан взобрался на холодную стальную башню.
   – Наденьте, – Сергей протянул офицерам ребристые черные шлемы, – я сяду на место наводчика. Малышев, подключи танкошлемы к ТПУ. Если захотите что-то сказать – нажмите тангенту.
   Капитан секунду помедлил, прежде чем опустить ноги в стальной зев люка, откуда исходили непривычные и тем пугающие запахи. Опасение испачкать форму машинным маслом мелькнуло и тут же исчезло, сметенное волной любопытства и восторга новизны. Внутри оказалось довольно тесно, тусклый электрический свет выхватывал казенную часть орудия, поблескивали ручки и стекла какого-то прибора.
   – Готовы?
   От неожиданно раздавшегося в ушах голоса Кондратьев вздрогнул, но тут же взял себя в руки и, не забыв нажать на указанную лейтенантом тангенту, ответил:
   – Готов.
   Дождавшись ответа Петрова, Сергей скомандовал:
   – Заводи!
   Стальная машина вздрогнула и завибрировала. Внутри рев дизеля, да еще и приглушенный наушниками, был совсем не страшным.
   – Поехали.
   Капитан тут же весьма чувствительно приложился затылком о край люка, даже шлем не помог. Ощущения… Капитан никак не мог подобрать слов, чтобы их выразить. В железнодорожном вагоне все не так, скорость почти не ощущается, да и движется он едва постукивая на стыках, а здесь движение машины воспринималось всем телом. Да и ни один вагон такие пируэты выписывать не может. Кондратьев еще раз ударился головой, ушиб локоть, но тут же об этом забыл. Единственное, что огорчало, так это полное отсутствие обзора. Как они тут еще и воевать ухитряются? Капитан рискнул высунуться из люка, в лицо ударил поток холодного воздуха, машина, покачиваясь, шла по уже раскатанному снегу.
   Поворот – вцепившись в края люка, капитан избежал новых травм, и вот уже танк возвращается на место стоянки. Стих шум мотора. Выбираясь наружу, Кондратьев ухитрился ушибить колено, зашипев от боли. Натянувшийся провод дернул его вниз, капитан торопливо вытянул разъем, стянул с мокрой головы шлем.
   – Это с непривычки, – прокомментировал лихо выскользнувший следом из люка лейтенант. – Ну как?
   – Страшно, непривычно, великолепно, – высказался капитан, – жаль, что все так быстро закончилось. А ваше мнение, поручик?
   – Уж лучше я по земле, чем в этой железяке.
   Петров спрыгнул с танка на столь вожделенную землю, солдаты подали поручику шинель.
   – Когда-нибудь я сяду в первый русский танк и поведу его в бой, – неожиданно для всех заявил Кондратьев, – и не смотрите на меня как на фантазера.
   – Слабо в это верится, – усмехнулся Сергей, – но посмотрим.
   – Вот увидите, – не сдавался капитан. – Кстати, по этому поводу у меня к вам будет много вопросов.