Страница:
– Не гоношитесь, сявки, нет отсюда другого выхода. Влипли.
Голос снаружи проявил нетерпение:
– Кому сказано? Выходить по одному! Или вас газком простимулировать?
Нюхать газ, видимо, слезоточивый, никому не хотелось, и бродяги по одному, как и приказывал невидимый полицейский, потянулись к выходу. Вольдемар свернул плащ – авось не отнимут, а в камере пригодится, тем более что многие прихватывали свои шмотки – и пошел вслед за остальными к выходу. Мощный луч света ударил в глаза, Дескин на несколько секунд ослеп. За эти секунды его толчками и пинками погнали вперед, затем он наткнулся на металлическую лестницу. Перед лестницей его бегло обыскали и пинком придали ускорение вверх. Вольдемар оказался в металлическом кузове транспортера, предназначенного для перевозки арестованных. Задержанных в этот кузов набилось множество, к счастью, ехать было недалеко. Транспортер свернул во двор полицейского участка, и пойманные бродяги, выгнанные наружу, столпились у забора, охраняемые двумя десятками полицейских.
У некоторых охранников в руках были лазерные винтовки, а не только электрошоковые дубинки. Серьезная публика. Задержанных начали по одному выдергивать из толпы и отводить в участок. Некоторых, видимо, после проверки документов, отпускали. Эти счастливчики, стремясь слиться с местностью, поспешно покидали негостеприимный двор, другие задерживались в здании участка и, похоже, надолго. Вольдемар уже знал, что без документов он автоматически попадает во вторую категорию, но выхода пока не видел. Наконец очередь дошла и до него. При входе обыскали еще раз и гораздо тщательнее, ничего, кроме нескольких монет, не нашли.
– Документы?
Вольдемар молча пожал плечами.
– В камеру! – автоматически среагировал полицейский капрал.
Прежде чем попасть в камеру, задержанный должен быть зарегистрирован. Регистрацию проводил здоровенный сержант в помещении дежурной части.
– Имя? Фамилия? Год рождения?
Не услышав ответов на заданные вопросы, полицейский сержант просто дал Вольдемару в ухо. Вольдемар послушно упал и постарался прикинуться ветошью на полу дежурки. Не получилось: сержант подошел и еще пару раз пнул его. К счастью, по едва сросшимся ребрам не попал, а то было бы совсем плохо.
– Имя? Фамилия? Год рождения?
Вольдемар продолжал молчать: никакой легенды на этот случай не было, а полагаться на собственные способности к импровизации он не рискнул. К тому же по акценту и незнанию местных реалий его мигом расколют, надеяться на то, что в имперской полиции работают дураки, также не стоило, и он продолжал молчать. Мысли о сопротивлении не было – судя по нравам, царившим в участке, за любую попытку оказания физического сопротивления легкими телесными повреждениями не отделаться, скорее, останешься инвалидом. Бежать из участка практически невозможно, слишком много вооруженного народа, да и сам сержант здоровенный, рост под два метра и вес не менее ста двадцати. Попробуй, справься с таким. Оставалось только терпеть. Терпеть и молчать. Сержант пнул его еще раз.
– Эй, кто там есть? Лин? Родней? Заберите это дерьмо и заприте в камере.
Самому разбираться с этим молчуном было некогда, до утра сержанту еще надо было оформить как минимум два десятка разных гавриков, а с этим пусть дежурный следователь разбирается, ему, кстати, и платят больше, чем сержанту из патрульной службы. Кто из следователей может дежурить в такую ночь? Естественно, самый молодой и неопытный. К нему на допрос и попал Вольдемар спустя час после того, как двое полицейских выволокли его из дежурки и кинули в камеру временно задержанных. Падая на бетонный пол, он успел подставить руки и, смягчив удар, спас не только ребра, но и подбородок.
За час, проведенный в камере, он не произнес ни слова, хотя к нему обращались такие же задержанные бродяги. Реноме молчуна надо поддерживать. Из разговоров между задержанными Дескин узнал, что попал в рядовую полицейскую облаву. Никого конкретно не искали, хватали всех подряд, просто к концу квартала требовалось выполнить план по арестованным преступникам. Мозг лихорадочно искал выход из создавшегося положения, но без толку, оставалось ждать и молчать. Молчать и надеяться неизвестно на что, наверное, на чудо. Замок камеры лязгнул, дверь со скрипом отворилась, на пороге появился полицейский. Гомон в камере моментально стих. От этого визита никто ничего хорошего не ждал.
– Ты! – Палец полицейского уперся в сидящего у стенки Вольдемара. – На выход!
Задерживаться опасно, разозлишь конвоира и получишь дубинкой по почкам, а то и по ребрам, чего Вольдемар опасался намного больше. Но и подобострастно выскакивать тоже не годится, если уж решил уйти в глухую оборону и не общаться со следователем вообще.
– Руки за спину!
Вольдемар выполнил команду. Тычок дубинкой между лопаток.
– Пошел! – Видя, что задержанный не знает, куда ему идти, полицейский добавил: – Налево, по лестнице, на второй этаж.
В кабинете следователя допрашиваемому полагался наглухо прикрученный к полу табурет. На этот табурет конвоир и посадил Вольдемара, сам занял место за спиной. Следователь, навскидку чуть больше двадцати, совсем зеленый, да и ростом не вышел, поднялся из-за стола, подошел, остановился перед допрашиваемым. Вольдемар опустил голову и сосредоточил взгляд на грязных носах туфель следователя. Сейчас опять будут бить.
– На вопросы отвечать не желаешь, – начал следователь. – Где документы, сволочь?
Не удержал фасон, в конце дал «петуха», да и в ухо сержант приложил намного качественнее, чем этот пацан. Конвоир помог подняться с пола и снова утвердиться на табурете.
– Будешь говорить?
Вольдемар отрицательно покачал головой и снова оказался на полу. Конвоир невозмутимо поднял допрашиваемого и хотел снова посадить на табурет, но следователь махнул рукой:
– Тащи этого упертого в лабораторию, пусть там его по полной прокатают.
– Ночь сейчас, лаборатория не работает, – напомнил конвоир.
– Ах да, – спохватился следователь. – Тогда обратно в камеру, а после девяти отведешь в лабораторию.
– Я в восемь сменяюсь, – сообщил полицейский.
– Значит, по смене передай, – сорвался на крик следователь. – Но чтобы в девять ноль-ноль этот хрен уже играл на пианино.
Конвоир вытолкал Вольдемара в коридор. Когда дверь закрылась, полицейский высказал свое мнение о следователе:
– Щенок. – И уже задержанному: – Ну, что встал? Шевели копытами, налево и вниз по лестнице.
После девяти уже другой конвоир отвел Вольдемара в лабораторию. Как оказалось, игрой на пианино называли процедуру снятия отпечатков пальцев, также просканировали радужную оболочку глаз и взяли слюну на образец ДНК. Больше его в тот день не беспокоили – молодой следователь, который вел его дело, отдыхал после дежурства.
На следующий день Дескин опять оказался в знакомом кабинете. Процедура повторилась, только конвоир был другой.
– Колись, сволочь! – пиная лежащего на полу Вольдемара, вопил следователь. – Кто ты? Откуда? Документы куда дел?
Конвоир смотрел на это с легкой усмешкой. И чего, чудак, мучается. Кто ж так бьет? Позвал бы сержанта из дежурки, тот бы этого молчуна за пять минут расколол. А это не допрос, а какой-то детский утренник получается. Но обращение за помощью к младшим по званию следователь посчитал ниже своего достоинства, поэтому продолжал допрос сам. Ведь другие следователи справлялись без помощи всяких сержантов, и он тоже справится.
– Замочил кого-то и думаешь, что мы тебя не установим?
Следователь вернулся к своему столу и хлопнул ладонью по коммуникатору.
– Данные из лаборатории уже пришли. Сейчас мы тебя по базам проверим, где-нибудь да всплывешь. Лучше сам признайся, на суде зачтется.
Вольдемар, не шевелясь, лежал на полу и мечтал потерять сознание, тогда этот допрос закончится и он окажется в своей камере, а если повезет, то и в санчасти. Судьба подыграла бродяге: следователь решил проверить личность задержанного по разыскным базам и только тогда прижать преступника к стенке.
– Ладно, тащи его обратно в камеру.
Сам идти Вольдемар уже не мог, и конвоир вызвал второго полицейского. Вдвоем они оттащили задержанного в камеру и положили на нары.
Следующую неделю Дескина никто не трогал, и он почти оправился от предыдущих побоев и теперь ждал новых, но судьба опять распорядилась иначе. Естественно, в имперских базах данных никакой информации о Вольдемаре Дескине не оказалось, следователь попал в тупик и не знал, что делать дальше. Еще раз прессануть задержанного? А если он опять не расколется? И что делать с этим «господином Никто»? Плюнув на собственный гонор, он решил посоветоваться со старшим товарищем.
– Молчит? – спросил старший.
– Молчит, – подтвердил младший.
– Ты его прессовал?
– Конечно!
– Хорошо прессовал?
– Обижаете, – младший следователь постарался изобразить праведное возмущение.
– И все равно молчит?
– Молчит, – опять подтвердил младший.
– Слушай, а может, он немой? Язык-то у него есть?
– Не похож он на немого, понимает все, и язык у него на месте.
– Да-а, интересный случай, – протянул старший. – Все понимает и молчит. А запросы ты везде разослал?
– А то.
– И везде пусто?
– Везде. Такое впечатление, что он вообще на этой планете не рождался. А может, он шпион?
– Если бы он был шпион, то с документами у него был бы полный порядок. Да и не водятся шпионы в нашей привокзальной ночлежке, видимо, запах там для шпионов неподходящий или климат у нас на планете не тот. А жаль. – Старший следователь мечтательно закатил глаза. – Поймали бы настоящего шпиона, вот это было бы дело. Сразу следующее звание, повышение по службе, премию бы дали. – Старший вернулся к реальности и стукнул кулаком по столу. – Копаешься тут в этом дерьме, где ничего, кроме мелкой шушеры, не водится. Даже грабитель приличный не помню уже, когда попадался.
– А с этим-то что делать? – младший вернул старшего к теме разговора.
– А вещи ты его проверил?
– Вещи? – удивился младший.
– Ну, что на нем надето?
– Да обычные вещи. Рубашка, брюки, кроссовки. Еще плащ непромокаемый, овчиной подбитый.
– Так что же ты раньше молчал?
– О чем? – не понял младший.
– О плаще. Это же пастушеский, такие плащи только пастухи носят. Он же только с гор спустился, а у них там такие деревни есть, что не только сети, электричества нет. Какие у него могут быть документы?
– А чего он тогда молчит?
– А черт его знает. Может, испугался. Или понять не может, чего от него хотят, – предположил старший следователь.
– И что с ним дальше делать?
– Оформи ему бродяжничество. За это ему три года барака суд автоматически выпишет, и придираться никто не будет, факт бродяжничества налицо. Если за три года он в какой-нибудь базе всплывет, то дело опять открыть можно будет и он всегда под рукой.
– А если не всплывет?
– То считай, что ему повезло. Если доживет до конца срока, то ему новое удостоверение личности сделают.
– А как без имени подсудимого дело в суд отправлять? – опять заныл младший.
– А любое впиши, – сообразил старший. – Кому какая разница? Пиши… Айвен… Айвен Мюллер. У нас на планете что Мюллер, что вообще без фамилии, один черт.
– Спасибо… – начал благодарить старшего товарища младший следователь.
– Спасибо в стакане не булькает, – прервал его старший.
Транспортер, предназначенный для перевозки двадцати человек, был практически пустым – кроме заключенного Айвена Мюллера в нем было еще двое, да плюс сонный охранник в отсеке, отделенном от остального кузова двойной решеткой. Прикованный к полу специальными ножными кандалами, Айвен трясся на жесткой скамейке крутящегося по горному серпантину транспортера. В голове билась только одна мысль: «Бежать, бежать, как можно быстрее бежать». До последнего сеанса связи оставалось еще три месяца. Если за это время не удастся добраться до радиомаяка, то можно застрять на этой планете надолго, а то и навсегда.
Глава 2
Голос снаружи проявил нетерпение:
– Кому сказано? Выходить по одному! Или вас газком простимулировать?
Нюхать газ, видимо, слезоточивый, никому не хотелось, и бродяги по одному, как и приказывал невидимый полицейский, потянулись к выходу. Вольдемар свернул плащ – авось не отнимут, а в камере пригодится, тем более что многие прихватывали свои шмотки – и пошел вслед за остальными к выходу. Мощный луч света ударил в глаза, Дескин на несколько секунд ослеп. За эти секунды его толчками и пинками погнали вперед, затем он наткнулся на металлическую лестницу. Перед лестницей его бегло обыскали и пинком придали ускорение вверх. Вольдемар оказался в металлическом кузове транспортера, предназначенного для перевозки арестованных. Задержанных в этот кузов набилось множество, к счастью, ехать было недалеко. Транспортер свернул во двор полицейского участка, и пойманные бродяги, выгнанные наружу, столпились у забора, охраняемые двумя десятками полицейских.
У некоторых охранников в руках были лазерные винтовки, а не только электрошоковые дубинки. Серьезная публика. Задержанных начали по одному выдергивать из толпы и отводить в участок. Некоторых, видимо, после проверки документов, отпускали. Эти счастливчики, стремясь слиться с местностью, поспешно покидали негостеприимный двор, другие задерживались в здании участка и, похоже, надолго. Вольдемар уже знал, что без документов он автоматически попадает во вторую категорию, но выхода пока не видел. Наконец очередь дошла и до него. При входе обыскали еще раз и гораздо тщательнее, ничего, кроме нескольких монет, не нашли.
– Документы?
Вольдемар молча пожал плечами.
– В камеру! – автоматически среагировал полицейский капрал.
Прежде чем попасть в камеру, задержанный должен быть зарегистрирован. Регистрацию проводил здоровенный сержант в помещении дежурной части.
– Имя? Фамилия? Год рождения?
Не услышав ответов на заданные вопросы, полицейский сержант просто дал Вольдемару в ухо. Вольдемар послушно упал и постарался прикинуться ветошью на полу дежурки. Не получилось: сержант подошел и еще пару раз пнул его. К счастью, по едва сросшимся ребрам не попал, а то было бы совсем плохо.
– Имя? Фамилия? Год рождения?
Вольдемар продолжал молчать: никакой легенды на этот случай не было, а полагаться на собственные способности к импровизации он не рискнул. К тому же по акценту и незнанию местных реалий его мигом расколют, надеяться на то, что в имперской полиции работают дураки, также не стоило, и он продолжал молчать. Мысли о сопротивлении не было – судя по нравам, царившим в участке, за любую попытку оказания физического сопротивления легкими телесными повреждениями не отделаться, скорее, останешься инвалидом. Бежать из участка практически невозможно, слишком много вооруженного народа, да и сам сержант здоровенный, рост под два метра и вес не менее ста двадцати. Попробуй, справься с таким. Оставалось только терпеть. Терпеть и молчать. Сержант пнул его еще раз.
– Эй, кто там есть? Лин? Родней? Заберите это дерьмо и заприте в камере.
Самому разбираться с этим молчуном было некогда, до утра сержанту еще надо было оформить как минимум два десятка разных гавриков, а с этим пусть дежурный следователь разбирается, ему, кстати, и платят больше, чем сержанту из патрульной службы. Кто из следователей может дежурить в такую ночь? Естественно, самый молодой и неопытный. К нему на допрос и попал Вольдемар спустя час после того, как двое полицейских выволокли его из дежурки и кинули в камеру временно задержанных. Падая на бетонный пол, он успел подставить руки и, смягчив удар, спас не только ребра, но и подбородок.
За час, проведенный в камере, он не произнес ни слова, хотя к нему обращались такие же задержанные бродяги. Реноме молчуна надо поддерживать. Из разговоров между задержанными Дескин узнал, что попал в рядовую полицейскую облаву. Никого конкретно не искали, хватали всех подряд, просто к концу квартала требовалось выполнить план по арестованным преступникам. Мозг лихорадочно искал выход из создавшегося положения, но без толку, оставалось ждать и молчать. Молчать и надеяться неизвестно на что, наверное, на чудо. Замок камеры лязгнул, дверь со скрипом отворилась, на пороге появился полицейский. Гомон в камере моментально стих. От этого визита никто ничего хорошего не ждал.
– Ты! – Палец полицейского уперся в сидящего у стенки Вольдемара. – На выход!
Задерживаться опасно, разозлишь конвоира и получишь дубинкой по почкам, а то и по ребрам, чего Вольдемар опасался намного больше. Но и подобострастно выскакивать тоже не годится, если уж решил уйти в глухую оборону и не общаться со следователем вообще.
– Руки за спину!
Вольдемар выполнил команду. Тычок дубинкой между лопаток.
– Пошел! – Видя, что задержанный не знает, куда ему идти, полицейский добавил: – Налево, по лестнице, на второй этаж.
В кабинете следователя допрашиваемому полагался наглухо прикрученный к полу табурет. На этот табурет конвоир и посадил Вольдемара, сам занял место за спиной. Следователь, навскидку чуть больше двадцати, совсем зеленый, да и ростом не вышел, поднялся из-за стола, подошел, остановился перед допрашиваемым. Вольдемар опустил голову и сосредоточил взгляд на грязных носах туфель следователя. Сейчас опять будут бить.
– На вопросы отвечать не желаешь, – начал следователь. – Где документы, сволочь?
Не удержал фасон, в конце дал «петуха», да и в ухо сержант приложил намного качественнее, чем этот пацан. Конвоир помог подняться с пола и снова утвердиться на табурете.
– Будешь говорить?
Вольдемар отрицательно покачал головой и снова оказался на полу. Конвоир невозмутимо поднял допрашиваемого и хотел снова посадить на табурет, но следователь махнул рукой:
– Тащи этого упертого в лабораторию, пусть там его по полной прокатают.
– Ночь сейчас, лаборатория не работает, – напомнил конвоир.
– Ах да, – спохватился следователь. – Тогда обратно в камеру, а после девяти отведешь в лабораторию.
– Я в восемь сменяюсь, – сообщил полицейский.
– Значит, по смене передай, – сорвался на крик следователь. – Но чтобы в девять ноль-ноль этот хрен уже играл на пианино.
Конвоир вытолкал Вольдемара в коридор. Когда дверь закрылась, полицейский высказал свое мнение о следователе:
– Щенок. – И уже задержанному: – Ну, что встал? Шевели копытами, налево и вниз по лестнице.
После девяти уже другой конвоир отвел Вольдемара в лабораторию. Как оказалось, игрой на пианино называли процедуру снятия отпечатков пальцев, также просканировали радужную оболочку глаз и взяли слюну на образец ДНК. Больше его в тот день не беспокоили – молодой следователь, который вел его дело, отдыхал после дежурства.
На следующий день Дескин опять оказался в знакомом кабинете. Процедура повторилась, только конвоир был другой.
– Колись, сволочь! – пиная лежащего на полу Вольдемара, вопил следователь. – Кто ты? Откуда? Документы куда дел?
Конвоир смотрел на это с легкой усмешкой. И чего, чудак, мучается. Кто ж так бьет? Позвал бы сержанта из дежурки, тот бы этого молчуна за пять минут расколол. А это не допрос, а какой-то детский утренник получается. Но обращение за помощью к младшим по званию следователь посчитал ниже своего достоинства, поэтому продолжал допрос сам. Ведь другие следователи справлялись без помощи всяких сержантов, и он тоже справится.
– Замочил кого-то и думаешь, что мы тебя не установим?
Следователь вернулся к своему столу и хлопнул ладонью по коммуникатору.
– Данные из лаборатории уже пришли. Сейчас мы тебя по базам проверим, где-нибудь да всплывешь. Лучше сам признайся, на суде зачтется.
Вольдемар, не шевелясь, лежал на полу и мечтал потерять сознание, тогда этот допрос закончится и он окажется в своей камере, а если повезет, то и в санчасти. Судьба подыграла бродяге: следователь решил проверить личность задержанного по разыскным базам и только тогда прижать преступника к стенке.
– Ладно, тащи его обратно в камеру.
Сам идти Вольдемар уже не мог, и конвоир вызвал второго полицейского. Вдвоем они оттащили задержанного в камеру и положили на нары.
Следующую неделю Дескина никто не трогал, и он почти оправился от предыдущих побоев и теперь ждал новых, но судьба опять распорядилась иначе. Естественно, в имперских базах данных никакой информации о Вольдемаре Дескине не оказалось, следователь попал в тупик и не знал, что делать дальше. Еще раз прессануть задержанного? А если он опять не расколется? И что делать с этим «господином Никто»? Плюнув на собственный гонор, он решил посоветоваться со старшим товарищем.
– Молчит? – спросил старший.
– Молчит, – подтвердил младший.
– Ты его прессовал?
– Конечно!
– Хорошо прессовал?
– Обижаете, – младший следователь постарался изобразить праведное возмущение.
– И все равно молчит?
– Молчит, – опять подтвердил младший.
– Слушай, а может, он немой? Язык-то у него есть?
– Не похож он на немого, понимает все, и язык у него на месте.
– Да-а, интересный случай, – протянул старший. – Все понимает и молчит. А запросы ты везде разослал?
– А то.
– И везде пусто?
– Везде. Такое впечатление, что он вообще на этой планете не рождался. А может, он шпион?
– Если бы он был шпион, то с документами у него был бы полный порядок. Да и не водятся шпионы в нашей привокзальной ночлежке, видимо, запах там для шпионов неподходящий или климат у нас на планете не тот. А жаль. – Старший следователь мечтательно закатил глаза. – Поймали бы настоящего шпиона, вот это было бы дело. Сразу следующее звание, повышение по службе, премию бы дали. – Старший вернулся к реальности и стукнул кулаком по столу. – Копаешься тут в этом дерьме, где ничего, кроме мелкой шушеры, не водится. Даже грабитель приличный не помню уже, когда попадался.
– А с этим-то что делать? – младший вернул старшего к теме разговора.
– А вещи ты его проверил?
– Вещи? – удивился младший.
– Ну, что на нем надето?
– Да обычные вещи. Рубашка, брюки, кроссовки. Еще плащ непромокаемый, овчиной подбитый.
– Так что же ты раньше молчал?
– О чем? – не понял младший.
– О плаще. Это же пастушеский, такие плащи только пастухи носят. Он же только с гор спустился, а у них там такие деревни есть, что не только сети, электричества нет. Какие у него могут быть документы?
– А чего он тогда молчит?
– А черт его знает. Может, испугался. Или понять не может, чего от него хотят, – предположил старший следователь.
– И что с ним дальше делать?
– Оформи ему бродяжничество. За это ему три года барака суд автоматически выпишет, и придираться никто не будет, факт бродяжничества налицо. Если за три года он в какой-нибудь базе всплывет, то дело опять открыть можно будет и он всегда под рукой.
– А если не всплывет?
– То считай, что ему повезло. Если доживет до конца срока, то ему новое удостоверение личности сделают.
– А как без имени подсудимого дело в суд отправлять? – опять заныл младший.
– А любое впиши, – сообразил старший. – Кому какая разница? Пиши… Айвен… Айвен Мюллер. У нас на планете что Мюллер, что вообще без фамилии, один черт.
– Спасибо… – начал благодарить старшего товарища младший следователь.
– Спасибо в стакане не булькает, – прервал его старший.
Транспортер, предназначенный для перевозки двадцати человек, был практически пустым – кроме заключенного Айвена Мюллера в нем было еще двое, да плюс сонный охранник в отсеке, отделенном от остального кузова двойной решеткой. Прикованный к полу специальными ножными кандалами, Айвен трясся на жесткой скамейке крутящегося по горному серпантину транспортера. В голове билась только одна мысль: «Бежать, бежать, как можно быстрее бежать». До последнего сеанса связи оставалось еще три месяца. Если за это время не удастся добраться до радиомаяка, то можно застрять на этой планете надолго, а то и навсегда.
Глава 2
Заключенный
– Пошел!
Тычком дубинки в спину Вольдемару придали начальное ускорение, и он влетел внутрь огражденного колючей проволокой периметра. Час назад транспортер с заключенными въехал на территорию, предназначенную для барачной охраны. В административном здании с троих заключенных сняли кандалы, освободили их головы от волос и отвели в душ. Один из вновь прибывшей троицы, видимо, уже не первый раз попавший сюда, успел просветить остальных:
– Пользуйтесь, в следующий раз сюда можно попасть только через три месяца.
– А какие тут порядки? – заинтересовался второй новичок, совсем еще молодой пацан, впервые попавший в барак.
Вольдемар, как всегда, молчал. Более опытный свысока посмотрел на новичка, но снизошел до объяснений:
– На входе котелок, ложку и бадью дадут, береги, как свой глаз, потеряешь – ты труп, без котелка баланду не дают. Когда за колючку попадешь, передвигайся только по желтым дорожкам, не беги, но и не останавливайся, стреляют, сволочи, без предупреждения. Ночью лучше вообще не выходи. В бараке за колесами следи, тоже большая ценность, даже ночью не снимай.
– А что такое колеса? – не понял молодой.
– Что на ноги надел, то и колеса, – заржал бывалый. – Раньше, чем через три года, новые не дадут.
В душевую заглянул охранник:
– Кому тут весело? Помылись? На выход.
Бывалый сразу заторопился, споры с охраной здесь не приветствовались. После душа прибывшим заключенным вкатили какие-то прививки и отправили на вещевой склад. Все получили одинаковые черные трусы и майки, такие же черные брюки и куртки, на ноги выдали грубые, но крепкие ботинки на липучках. Носки или что-нибудь вроде них не полагались. На выходе сунули в руки пластиковый котелок с бренчавшими внутри кружкой и ложкой, стальная калитка отъехала в сторону, и Вольдемар оказался внутри периметра. Вспомнив наставления бывалого, не торопясь, направился к дверям барака по желтой песчаной дорожке. Потянул на себя пластиковую дверь и замер.
Снаружи воздух был несколько испорчен «ароматами», исходившими от большой пластиковой будки, но концентрация запахов внутри барака была на порядок выше. Преобладал запах немытых человеческих тел, гнили и какой-то кислятины. Пока Вольдемар привыкал к обстановке, на него налетел второй прибывший, им оказался бывалый.
– Ну, что замер? Тошно с непривычки? Ничего, все привыкают.
И начал пробираться в глубь барака по центральному проходу. Вскоре оттуда донеслись приветственные выкрики, видимо, у прибывшего в бараке нашлись старые приятели. У Вольдемара приятелей не было, и он, шагнув за порог, начал продвигаться по боковому проходу, выискивая свободное место. Большинство заключенных собиралось в группы по нескольку человек, попадались пары и тройки, одиночек он пока не заметил. Чем дальше от входа, тем больше было свободных мест на трехэтажных нарах. Несмотря на фантастическую скученность, барак был не заполнен. Увидев у прохода несколько пустых мест, Вольдемар решил остановиться здесь, но предварительно поинтересовался мнением будущих соседей:
– Свободно?
Дальше разыгрывать из себя немого было бессмысленно. Один из лежавших на втором ярусе оторвал голову от тряпки, служившей ему подушкой, мутным взглядом окинул стоявшего в проходе и изрек, наконец:
– Новенький? Лезь на дерево.
Интуитивно Вольдемар догадался, что ему предлагают забраться на третий ярус. Но глаза говорившего, недобро блеснувшие в свете тусклой лампочки, очень не понравились Вольдемару, и он двинулся дальше. Метров через семь верхний ярус был пустым, и он решил остановиться здесь. В отличие от зажатых сверху и снизу двух первых ярусов, здесь не было соседей, но была некоторая свобода маневра. Если придется отбиваться или бежать, то с верхнего яруса это сделать проще, до потолка оставалось целых восемьдесят сантиметров.
Однако забраться на выбранное место Дескин не успел, в бараке внезапно началось непонятное, но энергичное движение. Перед Вольдемаром со второго яруса выскользнул человек с несколькими котелками и приспособлением для кружек. «Ужин», – догадался Вольдемар и направился вслед за остальными к выходу. К месту раздачи пищи вытянулась длинная очередь, в конце которой, за такими же одиночками, пристроился и Дескин. Простояв в очереди почти час, он понял всю ценность обладания пластиковой емкостью. Что-то среднее между баландой и кашей наливали только в стандартный котелок. И никого не интересовало, твой это или нет. Многие получали пищу на несколько человек, имея при себе соответствующий набор посуды. Кроме этого, каждому полагалась кружка бурды, именуемой кофе, и кусок хлеба. А вот хлеб оказался вполне приличным.
Вольдемар вернулся в барак на выбранное место. Казалось, никто не обратил внимания на появление нового соседа. После ужина возникло новое движение от барака к водяным колонкам. Отстояв еще одну очередь и помыв посуду, он начал понимать, что основная часть жизни заключенных и состоит в вечном ожидании. Ожидании пищи, ожидании воды, ожидании свободы. Только в сортир очереди не было, но первое его посещение Вольдемар оттягивал, насколько мог. Заметив очевидную необходимость Дескина, сосед снизу просто предупредил:
– Ночью обоссышься – убью.
Сомневаться в его словах не приходилось, по внешнему виду – типичный душегуб. Справиться с ним Дескин, пожалуй, смог бы, но даже самым смелым и хорошо подготовленным бойцам надо когда-то спать, а в такие минуты человек беззащитен. Пришлось сползать с нар и идти в источающую миазмы будку. На подходе к ней Вольдемар постарался задержать дыхание и сделать все очень быстро. Не получилось, дыхания не хватило, и, хватанув местного амбре, Дескин чуть не выдал обратно весь ужин, но обошлось. Ложась спать, Вольдемар засунул котелок с кружкой и ложкой под барачную куртку и прижал к себе руками, надеясь, что так их украсть невозможно.
Ночью Вольдемар проснулся оттого, что кто-то осторожно стягивал с его левой ноги ботинок. Правый ботинок был на месте, им и получил в лоб неудачливый воришка. Отлетев от удара, он на четвереньках исчез в проходе. Вольдемар застегнул левый ботинок и, проверив наличие котелка, уснул до утра. Утром он учел вчерашнюю ошибку и в туалет сходил до завтрака, когда практически все заключенные еще спали. Затем он умылся и стал ждать завтрака. Каким образом обитатели барака получали сигнал о начале раздачи пищи, Дескин так и не понял. Часов ни у кого не было, звуков никаких не раздавалось, даже тусклый свет не моргал, никто не входил в барак и никто из него не выходил. Но если народ вдруг начинал дружно спрыгивать с нар и, стуча котелками, мчаться к выходу, то можно было не сомневаться – раздача пищи началась.
Вольдемар, как и вчера, пристроился в конце и осторожно начал высматривать слабые места в системе охраны барака, на предмет их использования для предстоящего побега. Увы, к моменту, когда ему плеснули в подставленный котелок черпак баланды и выдали кусок хлеба с кружкой мутной, но горячей бурды, ничего полезного он не высмотрел. Поначалу Дескин не сильно огорчился, не повезло сегодня, что-нибудь увидит завтра. Но ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня он так и не смог составить план побега, который давал бы хоть один процент успеха. Точнее, у него не было вообще никакого плана, система охраны, казалось, не имела никаких недостатков.
Тогда Вольдемар решил прибегнуть к опыту предшественников. Два дня он бродил между нарами, стараясь держаться ближе к центру. Останавливался, прислушивался к разговорам между другими заключенными, стараясь выловить хоть какие-то крупицы полезной информации. Несколько раз, заметив интерес Дескина к разговору, его прогоняли, пару раз чуть не побили, еще два раза просто продемонстрировали заточку. Его бы приняли за барачного стукача, но такие охране были не нужны, жизнью подопечных внутри барака люди из-за колючего периметра не интересовались. Результат был нулевым, заключенные говорили о чем угодно: вспоминали волю и удачные дела, провернутые на этой воле, жаловались на судьбу, перемывали кости барачным авторитетам, но про побег ни звука. Никто даже не вспоминал про удачные случаи, как кто-то свинтил из барака в обход охраны. Отчаявшись, он напрямую спросил о возможности побега своего зверообразного соседа снизу. Тот только отмахнулся:
– Забудь. Из барака, кроме как через ворота, еще никто не откидывался. С этапа винтили; когда на работы какие гоняли, то, бывало, валили в туман, а из барака нет, я за свои три ходки о таком ни разу не слышал.
Вот теперь было самое время впасть в уныние, но очередная улыбка судьбы подарила надежду буквально на следующее утро. Когда все еще спали, Вольдемар направился к сортиру, чтобы успеть освободить мочевой пузырь и умыться еще до завтрака. Он, по привычке зажав нос, подскочил к двери пластиковой будки и уже почти взялся за ручку, но замер, навострив уши.
– Уже сколько времени копыта точим, а все без толку, – гундел плохо слышимый через стенку голос, сопровождаемый шлепками падения субстанции с приличной высоты. – Сколько можно здесь дуру гнать?
– Отвали, без тебя тошно, – просипел второй. – Как только будет случай, так сразу и дадим винта.
Вольдемар осторожно, стараясь не шуметь, сделал несколько шагов назад, а потом, топая погромче, подскочил к двери, дернул ручку и, стараясь не выдать свой интерес к будущим подельникам, торопливо начал делать свои дела. Закончив, так же быстро вылетел из будки и, глотнув свежего воздуха, устремился к водяным колонкам умываться.
После завтрака Дескин решил навести справки о парочке из сортира. Сосед снизу оказался ценным источником информации.
– Один гундосит, второй сипит? – Он на секунду задумался и выдал результат: – Сопливый и Сиплый.
– А что они собой представляют? – спросил Вольдемар.
– Сявки, шниферы провинциальные, здесь не в авторитете. Тихушники. А тебе эти чуханы зачем?
– Да так, для информации.
– Ну-ну.
Сосед снизу вернулся к своим делам, точнее, опять завалился спать. Между прочим, зря он Сиплого и Сопливого чуханами назвал. Конечно, образования у Сиплого не было, дифференциальные уравнения второго порядка в уме он решать не мог. И кругозор жизненный у него был узковат, зато он не был обделен природной хитростью и соображал быстро. Сопливый был и вовсе туповат, но силен, и чувство опасности у него работало прекрасно. Вместе эта парочка оставила на воле немало висяков, а если и попадалась, то чаще случайно, в основном на сбыте краденого.
Однако в этот раз Сиплый и Сопливый попали в барак по собственному желанию, но не совсем так, как хотелось бы им. Полгода назад они залезли в дом богатого спекулянта и взяли просто сказочный куш. И все бы хорошо, но помешала домработница, которую хозяин попросил присмотреть за домом. Женщина появилась в самый неподходящий момент, и Сопливый приложил ее по голове подвернувшейся под руку бронзовой статуэткой. Сильно приложил, не рассчитал. Убивать он не хотел, так получилось. В результате вместо привычной банальной кражи они совершили мокрое дело. Однако мотать долгий срок за убийство им не хотелось, и тогда Сиплый придумал гениальный, как ему казалось, ход. Тщательно уничтожив следы своего пребывания в доме и припрятав награбленное в родном городе, парочка подалась в столицу, где, выкинув удостоверения личности, попалась на глаза полицейскому патрулю. Вполне сознательно попалась, Сиплый рассчитывал, что им дадут за бродяжничество два или три года, не впервой. За это время о них забудут и перестанут искать убийцу, а по выходе из барака можно будет пустить добытое в оборот.
Не учел Сиплый, что столица – это не провинция. Столичные полицейские быстро выяснили, какие клиенты пожаловали к ним в гости, и очень обрадовались. На провинциальных воров повесили сразу четыре нераскрытых кражи и уличный грабеж, чем они отродясь не занимались. Сиплый и Сопливый попытались выразить бурный протест, но следователь им попался опытный, не чета тому, что вел дело Дескина. Сплюнув выбитые зубы, парочка быстро подписала нужные показания, получила по двенадцать лет на лицо и отправилась в барак. Теперь вместо трех ожидаемых лет им пришлось тащить все двенадцать за чужие дела, а на воле их ждал клад. Естественно, они пожелали ускорить свое освобождение, но случая пока не представилось.
Первым делом Вольдемар поближе подобрался к этой парочке. Для того чтобы освободить нужное ему место, пришлось вытащить из барака труп примерно суточной давности. Однако когда Вольдемар вернулся, место уже было занято нагловатым субъектом. Это действие полностью шло вразрез с местными понятиями – кто труп вынес, того и место. Мириться с таким беспределом Дескин не стал, тем более что габариты наглеца не впечатляли, да и на бойца он никак не тянул. Вольдемар молча взял его за шиворот, выдернул в проход между нарами и, придав пинком ускорение, отправил в глубь барака. Приземлившись на грязный пол, тот сразу вскочил и, подобравшись, двинулся к Вольдемару с явным намерением отомстить обидчику, но был остановлен голосом с первого яруса нар:
– Слышь, ты, сявка борзая! Кончай беспредел творить, еще раз здесь увижу, вломлю по полной.
Видимо, голос принадлежал весьма авторитетному представителю местного общества, которому соседство с этим субъектом не пришлось по вкусу, а может, просто решил свой авторитет окружающим продемонстрировать. Пробурчав под нос что-то извинительное, нарушитель закона растворился в полутьме барака, и Вольдемар занял принадлежащее ему по праву место на втором ярусе. Теперь двое провинциальных воров оказались его соседями и практически весь день были у него на виду.
Тычком дубинки в спину Вольдемару придали начальное ускорение, и он влетел внутрь огражденного колючей проволокой периметра. Час назад транспортер с заключенными въехал на территорию, предназначенную для барачной охраны. В административном здании с троих заключенных сняли кандалы, освободили их головы от волос и отвели в душ. Один из вновь прибывшей троицы, видимо, уже не первый раз попавший сюда, успел просветить остальных:
– Пользуйтесь, в следующий раз сюда можно попасть только через три месяца.
– А какие тут порядки? – заинтересовался второй новичок, совсем еще молодой пацан, впервые попавший в барак.
Вольдемар, как всегда, молчал. Более опытный свысока посмотрел на новичка, но снизошел до объяснений:
– На входе котелок, ложку и бадью дадут, береги, как свой глаз, потеряешь – ты труп, без котелка баланду не дают. Когда за колючку попадешь, передвигайся только по желтым дорожкам, не беги, но и не останавливайся, стреляют, сволочи, без предупреждения. Ночью лучше вообще не выходи. В бараке за колесами следи, тоже большая ценность, даже ночью не снимай.
– А что такое колеса? – не понял молодой.
– Что на ноги надел, то и колеса, – заржал бывалый. – Раньше, чем через три года, новые не дадут.
В душевую заглянул охранник:
– Кому тут весело? Помылись? На выход.
Бывалый сразу заторопился, споры с охраной здесь не приветствовались. После душа прибывшим заключенным вкатили какие-то прививки и отправили на вещевой склад. Все получили одинаковые черные трусы и майки, такие же черные брюки и куртки, на ноги выдали грубые, но крепкие ботинки на липучках. Носки или что-нибудь вроде них не полагались. На выходе сунули в руки пластиковый котелок с бренчавшими внутри кружкой и ложкой, стальная калитка отъехала в сторону, и Вольдемар оказался внутри периметра. Вспомнив наставления бывалого, не торопясь, направился к дверям барака по желтой песчаной дорожке. Потянул на себя пластиковую дверь и замер.
Снаружи воздух был несколько испорчен «ароматами», исходившими от большой пластиковой будки, но концентрация запахов внутри барака была на порядок выше. Преобладал запах немытых человеческих тел, гнили и какой-то кислятины. Пока Вольдемар привыкал к обстановке, на него налетел второй прибывший, им оказался бывалый.
– Ну, что замер? Тошно с непривычки? Ничего, все привыкают.
И начал пробираться в глубь барака по центральному проходу. Вскоре оттуда донеслись приветственные выкрики, видимо, у прибывшего в бараке нашлись старые приятели. У Вольдемара приятелей не было, и он, шагнув за порог, начал продвигаться по боковому проходу, выискивая свободное место. Большинство заключенных собиралось в группы по нескольку человек, попадались пары и тройки, одиночек он пока не заметил. Чем дальше от входа, тем больше было свободных мест на трехэтажных нарах. Несмотря на фантастическую скученность, барак был не заполнен. Увидев у прохода несколько пустых мест, Вольдемар решил остановиться здесь, но предварительно поинтересовался мнением будущих соседей:
– Свободно?
Дальше разыгрывать из себя немого было бессмысленно. Один из лежавших на втором ярусе оторвал голову от тряпки, служившей ему подушкой, мутным взглядом окинул стоявшего в проходе и изрек, наконец:
– Новенький? Лезь на дерево.
Интуитивно Вольдемар догадался, что ему предлагают забраться на третий ярус. Но глаза говорившего, недобро блеснувшие в свете тусклой лампочки, очень не понравились Вольдемару, и он двинулся дальше. Метров через семь верхний ярус был пустым, и он решил остановиться здесь. В отличие от зажатых сверху и снизу двух первых ярусов, здесь не было соседей, но была некоторая свобода маневра. Если придется отбиваться или бежать, то с верхнего яруса это сделать проще, до потолка оставалось целых восемьдесят сантиметров.
Однако забраться на выбранное место Дескин не успел, в бараке внезапно началось непонятное, но энергичное движение. Перед Вольдемаром со второго яруса выскользнул человек с несколькими котелками и приспособлением для кружек. «Ужин», – догадался Вольдемар и направился вслед за остальными к выходу. К месту раздачи пищи вытянулась длинная очередь, в конце которой, за такими же одиночками, пристроился и Дескин. Простояв в очереди почти час, он понял всю ценность обладания пластиковой емкостью. Что-то среднее между баландой и кашей наливали только в стандартный котелок. И никого не интересовало, твой это или нет. Многие получали пищу на несколько человек, имея при себе соответствующий набор посуды. Кроме этого, каждому полагалась кружка бурды, именуемой кофе, и кусок хлеба. А вот хлеб оказался вполне приличным.
Вольдемар вернулся в барак на выбранное место. Казалось, никто не обратил внимания на появление нового соседа. После ужина возникло новое движение от барака к водяным колонкам. Отстояв еще одну очередь и помыв посуду, он начал понимать, что основная часть жизни заключенных и состоит в вечном ожидании. Ожидании пищи, ожидании воды, ожидании свободы. Только в сортир очереди не было, но первое его посещение Вольдемар оттягивал, насколько мог. Заметив очевидную необходимость Дескина, сосед снизу просто предупредил:
– Ночью обоссышься – убью.
Сомневаться в его словах не приходилось, по внешнему виду – типичный душегуб. Справиться с ним Дескин, пожалуй, смог бы, но даже самым смелым и хорошо подготовленным бойцам надо когда-то спать, а в такие минуты человек беззащитен. Пришлось сползать с нар и идти в источающую миазмы будку. На подходе к ней Вольдемар постарался задержать дыхание и сделать все очень быстро. Не получилось, дыхания не хватило, и, хватанув местного амбре, Дескин чуть не выдал обратно весь ужин, но обошлось. Ложась спать, Вольдемар засунул котелок с кружкой и ложкой под барачную куртку и прижал к себе руками, надеясь, что так их украсть невозможно.
Ночью Вольдемар проснулся оттого, что кто-то осторожно стягивал с его левой ноги ботинок. Правый ботинок был на месте, им и получил в лоб неудачливый воришка. Отлетев от удара, он на четвереньках исчез в проходе. Вольдемар застегнул левый ботинок и, проверив наличие котелка, уснул до утра. Утром он учел вчерашнюю ошибку и в туалет сходил до завтрака, когда практически все заключенные еще спали. Затем он умылся и стал ждать завтрака. Каким образом обитатели барака получали сигнал о начале раздачи пищи, Дескин так и не понял. Часов ни у кого не было, звуков никаких не раздавалось, даже тусклый свет не моргал, никто не входил в барак и никто из него не выходил. Но если народ вдруг начинал дружно спрыгивать с нар и, стуча котелками, мчаться к выходу, то можно было не сомневаться – раздача пищи началась.
Вольдемар, как и вчера, пристроился в конце и осторожно начал высматривать слабые места в системе охраны барака, на предмет их использования для предстоящего побега. Увы, к моменту, когда ему плеснули в подставленный котелок черпак баланды и выдали кусок хлеба с кружкой мутной, но горячей бурды, ничего полезного он не высмотрел. Поначалу Дескин не сильно огорчился, не повезло сегодня, что-нибудь увидит завтра. Но ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня он так и не смог составить план побега, который давал бы хоть один процент успеха. Точнее, у него не было вообще никакого плана, система охраны, казалось, не имела никаких недостатков.
Тогда Вольдемар решил прибегнуть к опыту предшественников. Два дня он бродил между нарами, стараясь держаться ближе к центру. Останавливался, прислушивался к разговорам между другими заключенными, стараясь выловить хоть какие-то крупицы полезной информации. Несколько раз, заметив интерес Дескина к разговору, его прогоняли, пару раз чуть не побили, еще два раза просто продемонстрировали заточку. Его бы приняли за барачного стукача, но такие охране были не нужны, жизнью подопечных внутри барака люди из-за колючего периметра не интересовались. Результат был нулевым, заключенные говорили о чем угодно: вспоминали волю и удачные дела, провернутые на этой воле, жаловались на судьбу, перемывали кости барачным авторитетам, но про побег ни звука. Никто даже не вспоминал про удачные случаи, как кто-то свинтил из барака в обход охраны. Отчаявшись, он напрямую спросил о возможности побега своего зверообразного соседа снизу. Тот только отмахнулся:
– Забудь. Из барака, кроме как через ворота, еще никто не откидывался. С этапа винтили; когда на работы какие гоняли, то, бывало, валили в туман, а из барака нет, я за свои три ходки о таком ни разу не слышал.
Вот теперь было самое время впасть в уныние, но очередная улыбка судьбы подарила надежду буквально на следующее утро. Когда все еще спали, Вольдемар направился к сортиру, чтобы успеть освободить мочевой пузырь и умыться еще до завтрака. Он, по привычке зажав нос, подскочил к двери пластиковой будки и уже почти взялся за ручку, но замер, навострив уши.
– Уже сколько времени копыта точим, а все без толку, – гундел плохо слышимый через стенку голос, сопровождаемый шлепками падения субстанции с приличной высоты. – Сколько можно здесь дуру гнать?
– Отвали, без тебя тошно, – просипел второй. – Как только будет случай, так сразу и дадим винта.
Вольдемар осторожно, стараясь не шуметь, сделал несколько шагов назад, а потом, топая погромче, подскочил к двери, дернул ручку и, стараясь не выдать свой интерес к будущим подельникам, торопливо начал делать свои дела. Закончив, так же быстро вылетел из будки и, глотнув свежего воздуха, устремился к водяным колонкам умываться.
После завтрака Дескин решил навести справки о парочке из сортира. Сосед снизу оказался ценным источником информации.
– Один гундосит, второй сипит? – Он на секунду задумался и выдал результат: – Сопливый и Сиплый.
– А что они собой представляют? – спросил Вольдемар.
– Сявки, шниферы провинциальные, здесь не в авторитете. Тихушники. А тебе эти чуханы зачем?
– Да так, для информации.
– Ну-ну.
Сосед снизу вернулся к своим делам, точнее, опять завалился спать. Между прочим, зря он Сиплого и Сопливого чуханами назвал. Конечно, образования у Сиплого не было, дифференциальные уравнения второго порядка в уме он решать не мог. И кругозор жизненный у него был узковат, зато он не был обделен природной хитростью и соображал быстро. Сопливый был и вовсе туповат, но силен, и чувство опасности у него работало прекрасно. Вместе эта парочка оставила на воле немало висяков, а если и попадалась, то чаще случайно, в основном на сбыте краденого.
Однако в этот раз Сиплый и Сопливый попали в барак по собственному желанию, но не совсем так, как хотелось бы им. Полгода назад они залезли в дом богатого спекулянта и взяли просто сказочный куш. И все бы хорошо, но помешала домработница, которую хозяин попросил присмотреть за домом. Женщина появилась в самый неподходящий момент, и Сопливый приложил ее по голове подвернувшейся под руку бронзовой статуэткой. Сильно приложил, не рассчитал. Убивать он не хотел, так получилось. В результате вместо привычной банальной кражи они совершили мокрое дело. Однако мотать долгий срок за убийство им не хотелось, и тогда Сиплый придумал гениальный, как ему казалось, ход. Тщательно уничтожив следы своего пребывания в доме и припрятав награбленное в родном городе, парочка подалась в столицу, где, выкинув удостоверения личности, попалась на глаза полицейскому патрулю. Вполне сознательно попалась, Сиплый рассчитывал, что им дадут за бродяжничество два или три года, не впервой. За это время о них забудут и перестанут искать убийцу, а по выходе из барака можно будет пустить добытое в оборот.
Не учел Сиплый, что столица – это не провинция. Столичные полицейские быстро выяснили, какие клиенты пожаловали к ним в гости, и очень обрадовались. На провинциальных воров повесили сразу четыре нераскрытых кражи и уличный грабеж, чем они отродясь не занимались. Сиплый и Сопливый попытались выразить бурный протест, но следователь им попался опытный, не чета тому, что вел дело Дескина. Сплюнув выбитые зубы, парочка быстро подписала нужные показания, получила по двенадцать лет на лицо и отправилась в барак. Теперь вместо трех ожидаемых лет им пришлось тащить все двенадцать за чужие дела, а на воле их ждал клад. Естественно, они пожелали ускорить свое освобождение, но случая пока не представилось.
Первым делом Вольдемар поближе подобрался к этой парочке. Для того чтобы освободить нужное ему место, пришлось вытащить из барака труп примерно суточной давности. Однако когда Вольдемар вернулся, место уже было занято нагловатым субъектом. Это действие полностью шло вразрез с местными понятиями – кто труп вынес, того и место. Мириться с таким беспределом Дескин не стал, тем более что габариты наглеца не впечатляли, да и на бойца он никак не тянул. Вольдемар молча взял его за шиворот, выдернул в проход между нарами и, придав пинком ускорение, отправил в глубь барака. Приземлившись на грязный пол, тот сразу вскочил и, подобравшись, двинулся к Вольдемару с явным намерением отомстить обидчику, но был остановлен голосом с первого яруса нар:
– Слышь, ты, сявка борзая! Кончай беспредел творить, еще раз здесь увижу, вломлю по полной.
Видимо, голос принадлежал весьма авторитетному представителю местного общества, которому соседство с этим субъектом не пришлось по вкусу, а может, просто решил свой авторитет окружающим продемонстрировать. Пробурчав под нос что-то извинительное, нарушитель закона растворился в полутьме барака, и Вольдемар занял принадлежащее ему по праву место на втором ярусе. Теперь двое провинциальных воров оказались его соседями и практически весь день были у него на виду.