– Что это они делают? – спросил Хайрам.
   – Забыл добавить «святой отец», – поправил его Питер.
   – Я обращался к Шону, святой отец, – сказал Хайрам. – Однако я виноват, что обратился к нему, не испросив позволения вашего преосвященства. Прошу принять мои искренние и смиренные извинения, святой отец.
   – Извинения приняты, – сказал Питер. – До завтрашнего утра можешь обращаться ко мне без чинов. Тебя это тоже касается, Шон.
   – Как будет угодно вашему преосвященству, – отозвался Шон.
   Тем временем суета на площади приобрела некоторую определенность. В беспорядочной толпе выделилась группа молодых самок, полубоссы выстраивали их в две шеренги, отбраковывая старых и уродливых. Не слишком усердно отбраковывая, надо признать.
   Питер приблизился к строю и обвел самок суровым взглядом. Самки почтительно смотрели себе под ноги, некоторые пытались выпятить грудь, другие, наоборот, скособочились.
   – Ты, ты, ты, – сказал Питер, при каждом слове тыкая в соответствующую самку указательным пальцем. – Ты, ты, ты, ты, ты. Еще ты и ты. А также ты. Хайрам, Шон, теперь вы выбирайте.
   Шон восторженно присвистнул. Хайрам сказал:
   – Я восхищаюсь мужеством вашего преосвященства.
   Шон закашлялся.
   – Балбесы, – сказал Питер и отвернулся.
   И уткнулся взглядом в пастуха Роджера Стентона, который немедленно поклонился.
   – Ванну, – повелел Питер. – Просто ванну, помыться хочу. Потом ужин. Потом выбранных самок, всех сразу. И чтоб помылись заранее и зубы почистили. И еще чтоб побрились, не люблю, когда у самок волосы не на голове.
   – Железо в Оркланде дефицит, – сказал пастух Роджер, неуместно щегольнув словом из языка древних.
   Это он зря.
   – Ты некорректно консидерируешь ситуационную модель, сенсуализированную непосредственной обсервацией, – сказал ему Питер. – Нет импликации к инфинитивному распространению экспериментальных дат на весь Оркланд. Как инстанция – акцептация, реализованная третьего дня в вольфпаке сэра Бэкона, будучи подана на вход критерия максимального правдоподобия, делает ненулевой прокламированную тобою гипотезу о дефиците феррума в Оркланде.
   Скорбный умом сэр Роджер выслушал эту тираду до конца, пробормотал:
   – Преклоняюсь перед мудростью вашего преосвященства, святой отец.
   И удалился озадаченный.
   – Разве слова «экспериментальная дата» могут употребляться в этом значении? – спросил Хайрам.
   – Не уверен, – ответил Питер. – Я просто забыл правильные слова. А откуда ты знаешь древний язык?
   – Я хотел выучиться на летчика, – сказал Хайрам.
   – Гм… – сказал Питер и замолк.
   Он думал, не сказать ли Хайраму, что если они успешно исполнят свою миссию, молодой рыцарь вполне сможет исполнить свою мечту. Но, подумав, Питер решил ничего не говорить. Время раскрывать тайны еще не пришло.

5

   Питер помылся, переоделся в чистое белье, накинул на плечи тонкий шерстяной плащ и немного прогулялся вокруг балагана. Прогулка не принесла удовольствия – взгляд то и дело натыкался на суетящихся орков, при этом суетились они намного больше, чем необходимо, чтобы организовать ужин, достойный почтенного дьякона. Плохо организована служба у Роджера Стентона, не умеет он правильно дрессировать орков. Написать, что ли, донос местному прокуратору? Нет, жрецу с тремя полосками унизительно опускаться до подобных мелочей. Как учил святой Карнеги, истинно великий человек относится к ничтожествам снисходительно, не принимая всерьез. Но и не упуская случая проявить собственное величие, когда это пристойно.
   Где-то вдали начали вопить самки, вначале одна, потом сразу несколько хором. И чего орут, спрашивается? Да так истошно… Волосы им выщипывают, что ли?
   Питер расхохотался, и его смех напугал орчонка, прошмыгнувшего мимо с какой-то бадьей в руках. Неужели Стентон действительно приказал ощипать самок, как кур? Вот дурак! Хотя… почему бы и нет? Злее будут.
   Самочьи вопли начали раздражать. Питер вернулся в балаган и потребовал трубку. Ему принесли гашиша, он пристально посмотрел на прислугу – орчанку и сказал:
   – Ты бы еще овечьего навоза принесла. Опиум тащи, дура! А как притащишь – скажешь своему полубоссу, что я хочу видеть тебя после ужина. И еще скажешь ему, чтобы Роджер всыпал ему пять плетей.
   – Да, добрый господин, – сказала орчанка, склонившись в поклоне. – Позволено ли мне узнать…
   – Во – первых, не добрый господин, а отец высокорожденных, – поправил ее Питер. – А во – вторых, позволено.
   Самка всхлипнула и сказала:
   – Отец высокорожденных, я хотела узнать… э… за что пять плетей, отец высокорожденных?
   – Для профилактики, – сказал Питер. – Пошла вон.
   Самка пошла вон. Древнего слова она, конечно, не поняла.
   Вскоре она вернулась, на этот раз с правильной трубкой. Питер сделал затяжку, поморщился (отвратительно приготовлен наркотик), вернул трубку самке, и тут его настиг приход. Когда отпустило, Питер решил, что наркотик приготовлен очень даже неплохо, а что вкус дрянной – это дело десятое. На обратном пути надо потребовать у Стентона полный кисет.
   А потом пришло время ужина. По обычаю первое блюдо полагается поглощать в молчании, но Питер решил, что, если он пренебрежет обычаем, никто его не осудит.
   – Роджер, – сказал он. – Говорят, где-то неподалеку от твоего загона есть место, которое орки называют плохим. Так и говорят – Плохое Место.
   – Есть такое, – кивнул Роджер. – Сам я там не бывал, и вообще это не так уж и неподалеку. Если в субботу выйти – два дня пути, если в среду – можно за день успеть, если сильно торопиться. Но мои орки туда не ездят, нечего там делать. Там воды нет, кроме подземной, трава чахлая, даже коровы не жрут. Под пастбище не годится.
   – Сегодня понедельник, – сказал Питер. – Если мы выйдем завтра… ну, не прямо на рассвете, а, скажем, через час…
   – То в среду до полудня будете на месте, – подхватил Роджер. – Если позволит ваше преосвященство, я велю кликнуть моего лучшего разведчика, он там много раз бывал.
   – Кликни, – сказал Питер. – А пока он не пришел, расскажи мне про Плохое Место все, что знаешь сам.
   – Даже не знаю, что рассказывать, святой отец, – растерялся Роджер. – Ну, место, ну, плохое, орки там пропадают. Вообще, про Плохое Место много чего рассказывают, но почти все – по – моему, сказки. Помнится, один полубосс говорил, что какой-то разведчик туда вошел, и… нет, это бред явный, даже стыдно такое вашему преосвященству пересказывать!
   – В пересказе чужой неправды нет стыда, – сказал Питер. – Стыд есть, например, в том, что во всем загоне нет ни одного острого ножа. Так что рассказывай.
   – Как будет угодно, святой отец, – пробормотал Роджер. – Короче, примерно так. Разверзлась земля, и проклюнулось семя, и вырос колос, и было в том колосе… сколько-то зерен там было, точно не помню, сколько…
   – Эту подробность можешь опустить, – сказал Питер. – Ты дело говори. Некий орк вошел в Плохое Место и увидел… Что он там увидел?
   – Нет, святой отец, туда никто не вошел, – сказал Роджер. – Один орк подошел к Плохому Месту и узрел семя и колос, а также оранжевые серпы и голубые цепы.
   – Этот орк пахарем был? – спросил Питер.
   – А я-то откуда знаю? – изумился Роджер. – Если что, я готов принести смиренные извинения, но сами подумайте, ваше преосвященство, какое мне дело до того, пахарем был какой-то там презренный орк или, скажем, скотником?
   – Ты прав, пастух, – сказал Питер. – Продолжай.
   – Так вот, – продолжил Роджер. – Оранжевые серпы этот колос сжали… Простите, святой отец, как именно сжали – запамятовал. То ли один только серп в жатве участвовал, то ли все вместе…
   – А потом цепы этот колос обмолотили, – Шон вставил в разговор свою реплику.
   – А вы откуда знаете? – удивился Роджер.
   Хайрам рассмеялся.
   – Тихо, – сказал Питер. – Вы, господа рыцари, кое-что не понимаете, так я разъясню. Я веду важный разговор и не желаю, чтобы мне мешали. Если мне будет интересно ваше мнение, я спрошу особо. Это понятно?
   – Понятно, – ответил Хайрам.
   – Понятно, святой отец, – ответил Шон.
   – До утра без чинов, – напомнил Питер и продолжил допрос пастуха: – Итак, любезный Роджер, колос сжали и обмолотили неким магическим образом, а каким именно – пока оставим. Что произошло далее с этим любопытным орком?
   – Явился девятихвостый барсук, – с готовностью ответил Роджер.
   Хайрам склонился к Шону и громко прошептал:
   – А говорили, здесь пейотль не растет.
   Роджер услышал эту реплику и стал оправдываться:
   – Так я и не утверждаю, что истину говорю, я с самого начала говорил, ваше преосвященство, сказки все это и глупости.
   Дверь в трапезную залу распахнулась, на пороге появился орк, Питер его раньше не видел. Это был орк средних лет, малорослый и плюгавый, с необычайно коротко остриженными волосами, окружающими большую плешь на макушке. Сквозняк принес отвратительный запах – казалось, этот орк целый год не мылся. Лицо орка было отвратительное, крысиное какое-то лицо, и взгляд неприятный, слишком пронзительный для орка. Уж не полукровка ли часом?
   – Войди, Серый Суслик, – повелел Роджер.
   – Нет, – быстро перебил пастуха Питер. – Пусть стоит, где стоит. Впредь, Роджер, запомни: если я требую привести холопа, но не уточняю, что он должен быть грязнее, чем опарыш из навозной кучи…
   – Смиренно прошу принять ваше преосвященство искренние извинения мои, – сказал Роджер.
   Хайрам хихикнул, Питер тоже улыбнулся. У этого пастуха удивительный талант перевирать слова и портить дела. Это даже не отвратительно, а смешно. Примерно так же смешон Самый Дорогой Господин Морис Трисам, когда пытается, обкурившись, плясать тарантеллу под симфонический оркестр.
   – Слушай меня, орк, – обратился Питер к мерзкому грязнуле. – Отвечай правдиво: что ты знаешь о месте, именуемом Плохим Местом?
   Орк наморщил лоб, секунд пять думал, а затем сказал:
   – Место то отсель на восход в двух воскресеньях.
   Хайрам и Шон расхохотались, Питер тоже не удержался и засмеялся.
   – Да, это очень забавно, – сказал Роджер. – Я когда этого орка впервые увидел, подумал даже, что полукровка. У него взгляд человечий, полубоссы говорят, в детстве его из-за этого подозревали в грязнокровье, с тех пор у него зачатки мозга слегка подвинулись, и он все время пытается книжным слогом говорить. Так уморительно!
   Воистину уморительно. Гадкое тщедушное тело, уродливая плешивая голова, почти человечий взгляд и самое главное – чудовищный контраст между слишком правильным, книжным построением фраз и дремучей орочьей лексикой. Нет, это точно не полукровка.
   – Вообще-то он не такой глупый, как кажется, – сказал Роджер. – Всадник хороший, а следопыт – вообще лучший в стаде. Продолжай, Суслик.
   Суслик наморщил лоб и завращал глазами, собираясь с мыслями.
   – Так Место Плохое на два воскресенья восточнее расположено, – повторил он. – Сие Место Плохое подобно навоза овечьего катышку, однако больше сего балагана существенно.
   – Ты имеешь в виду, что оно имеет сферическую форму? – уточнил Питер.
   – Чего? – переспросил Суслик. – Не достигаю разумения, отец высокородных.
   Его уродливое лицо стало испуганным.
   – Ладно, проехали, – сказал Питер. – Правда ли, что какие-то орки входили в Плохое Место и возвращались оттуда?
   Суслик думал над этим вопросом почти минуту. Когда он размышлял, его руки подергивались, как бы помогая сформулировать мысль. Наконец орк заговорил:
   – Частично правда слова отца высокородных. Один орк коснулся коленом края плохого места и стал оттого ровнее, чем черепаха, и не съели его.
   – Ничего не понимаю, – сказал Питер. – Что значит «ровнее, чем черепаха»?
   На этот вопрос Суслик не смог дать словесный ответ, он ответил жестом. Присел на корточки и развел руки горизонтально над полом.
   – Плоский? – предположил Хайрам.
   – Да, плоский! – воскликнул Суслик. – Плоский это именуется! Такой плоский, что есть нельзя!
   Питер мысленно возликовал. Он спросил:
   – Ты хочешь сказать, что этот несчастный орк стал настолько плоским, что его труп не годился к употреблению в пищу? Он стал таким плоским, что его можно было скатать в рулон?
   – Не ведаю сути рулона, – ответил орк. – Однако скатал я его и приторочил.
   – Ты? – уточнил Питер. – Ты сам лично наблюдал все, о чем рассказывешь?
   Орк кивнул и сказал:
   – Истинно наблюдал и воздержаться просил от намеренья дерзкого. Но отрекся он и плоским стал.
   – Имплозионное силовое поле! – воскликнул Питер.
   И тут же подумал, что не стоило произносить эти слова вслух. Впрочем, люди все равно ничего не поняли, а орк – и подавно.
   – А теперь расскажи подробно, как выглядел этот… гм… катышек, – повелел Питер. – Прежде всего, меня интересует граница, та, до которой тот плоский орк дотронулся коленом. Как она выглядела?
   На этот раз Суслик почти не думал.
   – Никак не выглядела, – ответил он. – Не было границы. Не видно было.
   – Стало быть, граница невидимая, понятно, – кивнул Питер. – Подпитка поля дистанционная, через… или, может… Вот что, скотина, напряги свой мозгозачаток и постарайся вспомнить вот что. Под этой невидимой границей были такие… гм… ну да, откуда жабе зеленой знать, что такое форсунки… Как бы это сформулировать понятно…
   – Пеньки, – неожиданно сказал орк. – Пеньков в ряд много. Длинные. Гнутые. Одинаковые. Белые. Грязные. Но не очень. С дырками.
   – С какими дырками? – спросил Питер. – Вдоль или поперек?
   – Чего? – переспросил Суслик.
   – Ну, там какие дырки были? Как в сыре?
   – Дырки в сыре, – тупо повторил Суслик и надолго задумался.
   – Может, в этом стаде сыр с дырками не делают? – предположил Шон. – Вот он и тупит.
   Питер вопросительно посмотрел на Роджера, тот смутился и сказал:
   – Я, честно говоря, не знаю даже. Я сыр не ем и вообще молочные продукты не ем, у меня это, как его…
   – Непереносимость лактозы? – предположил Питер.
   – Во – во, это самое! – воскликнул Роджер.
   Это прозвучало настолько похоже на то, как обычно говорят орки, что Питер почувствовал отвращение. Истинно говорят древние пророки: с кем поведешься, от того и наберешься. Или в другой версии: с тем и наберешься. С орками, впрочем, набраться в хорошем смысле невозможно, им наркотики запрещены, и этот закон не имеет отношения к тому безумию, что подсовывают Самому Дорогому Господину всякие сволочи, это нормальное требование здравого смысла. Видел Питер однажды орка – наркомана…
   – Чурка ты неарийская, Роджер, – сказал Питер.
   – Дырки, как в рогозе, – вдруг подал голос вонючий орк.
   – В чем, в чем? – не понял Питер.
   – Как в камыше, – пояснил Роджер. – Это местный диалект.
   – Стало быть, продольные, – резюмировал Питер. – А какое между этими пеньками расстояние? Сколько раз ступню можно поставить?
   – Ступню нельзя! – испуганно воскликнул Суслик. – Плоская ступня станет, потом ходить нельзя и есть нельзя!
   «Какой же он тупой, – подумал Питер. – А я еще подозревал, что это полукровка. Я здесь тоже тупею».
   – Представь себе, что ты ставишь ненастоящую ступню, – сказал Питер. – Воображаемую. Знаешь, что такое воображение?
   Орк отрицательно помотал головой.
   – А сколько плоских ступней можно положить в ряд от одного пенька до другого? – спросил Шон.
   Суслик стал считать:
   – Раз. Раз – раз. Раз – раз – раз. Много.
   – Плевать, – сказал Питер. – На месте разберемся. Пойдемте развлекаться, ребята, я узнал все, что хотел. Роджер, там уже все готово?
   – Да – да, конечно, готово, – Роджер вскочил из-за стола и засуетился. – Сейчас я вас провожу, святой отец, и вас, благородные сэры.
   – Мы сами найдем дорогу, – сказал Питер. – Лучше отведи этого твоего Суслика в купальню какую-нибудь. И скажи, чтобы трапезную проветрили, а то воняет.

6

   Выступление перед заезжим жрецом прошло отлично. Это было опасное испытание, Серый Суслик очень боялся, и не зря – жрец заподозрил неладное, но первые же слова Серого Суслика развеяли все подозрения. Ловко он в свое время придумал – прикидываться не просто орком, а орком, изображающим человека. Главное – не забывать выстраивать из слов мысленную цепочку перед тем, как произносить вслух. Причем цепочку эту перед произнесением можно не упрощать, а усложнять, так даже смешнее.
   Слава Никс, жрец избавился от подозрений. Молодец Серый Суслик – пилигрима третьего уровня обманул! Никогда еще Серый Суслик не был так близок к провалу. И никогда уже, наверное, не будет – столь ученые люди, как этот дьякон, нечасто забредают в оркландское захолустье. Не такое уж оно глухое, это захолустье, все артефакты древних давным – давно выбраны, одно только Плохое Место осталось, но оно никому не по зубам, оно умеет себя защитить. Интересно, кстати, что такое – имплозионное силовое поле? Что такое силовое поле, Серый Суслик примерно представлял, он прочел об этом в книге, которую украл из балагана в позатом урожае. Но что значит «имплозионное»? Может, имеется в виду эксплозия наоборот, взрыв, направленный не от центра, а к центру? Но силовое поле – это не взрыв, это совсем другое.
   Все эти мысли промелькнули в голове Серого Суслика в те секунды, пока гости доброго господина Роджера Стентона вставали из-за стола. А потом они подошли к двери, и добрый господин Роджер Стентон вырвался вперед с явным намерением избить Серого Суслика за то, что тот посмел явиться к доброму господину Роджеру Стентону в неподобающем виде. Но не стал бить, побрезговал – удачно подул сквозняк, и густой запах орочьего и лошадиного пота окутал доброго господина Роджера Стентона и его высокородных гостей.
   – Фу! – хором завопили рыцари и стали ржать, зажав носы пальцами.
   Смешливые они, эти рыцари; по всему видно, недолго служат. Или из столицы приехали, из стольного града Барнард – Сити. Там, Серый Суслик однажды подслушал, рыцарям живется куда вольготнее, чем в провинциях и особенно в Оркланде.
   – Жаба! – обратился к Серому Суслику добрый господин Роджер Стентон. – Ты когда мылся в последний раз?
   – Перед разведкой, – ответил Серый Суслик. И быстро добавил, воспользовавшись паузой: – Эльфы приближаются.
   – Да я тебя сгною! – рявкнул добрый господин Роджер Стентон, и тут до него дошло. – Чего? Эльфы?
   – Истинно эльфы, – подтвердил Серый Суслик. – Сто особей приблизительно. Восточнее путь держат, но недалече. Сей ночью след протропят, а второй ночью животы станут резать.
   Добрый господин Роджер Стентон растерянно обернулся к отцу высокорожденных Питеру Пейну.
   – Эльфы, – сказал он.
   – Не надо так на меня смотреть, – ответил ему жрец, нехорошо улыбаясь. – Эльфы ничего не меняют. Хотя нет, меняют. Организуй-ка нам по кисетику твоего опиума, вот такого размера каждый кисетик, – он показал пальцами. – Хороший в твоем загоне опиум растет, забористый, хоть и гадкий на вкус. Обидно будет, если пропадет.
   – Но эльфы… сто особей… – жалобно проблеял добрый господин Роджер Стентон.
   – Может быть… – начал говорить тот рыцарь, который чаще улыбался, но жрец его оборвал:
   – Нет, Хайрам! Мы следуем своим курсом, и нам нет дела ни до эльфов, ни до орков. Барнард для людей, понял? Наш путь лежит на восток, эльфы нам не помешают.
   – Загон разорят, – сказал Хайрам. – Вам же на обратном пути…
   – Один раз в поле переночевали и не померли, – отрезал жрец. – Сухпайков у нас в достатке, лишний день ничего не решает. Завтра на рассвете выступим, этот Суслик вонючий тоже с нами пойдет, и пусть лошадь свою возьмет, у нас лишних лошадей нет. Только чтоб помылся!
   – Еще воды возьму, – сказал Серый Суслик. – Чтобы пить.
   Жрец Питер и рыцарь Хайрам озадаченно переглянулись. Вдруг лицо жреца просветлело, он воскликнул:
   – Точно, вода! Суслик говорил, у Плохого Места нет воды! Молодец, Суслик, хорошая скотинка. Роджер, выдашь моим оркам три, нет, пять вьючных лошадей и бурдюков соответственно. И не делай такую морду, это не грабеж, а справедливое распределение ресурсов. Грабеж тебе пучеглазые устроят завтра в полночь.
   – Может, откупимся, – растерянно произнес добрый господин Роджер Стентон.
   – Конечно, откупишься! – рассмеялся жрец и хлопнул пастуха по плечу. – От сотни эльфов откупишься, ага, запросто! Блажен, кто верует, учат нас пророки американского континента.
   – Какого континента? – переспросил Роджер Стентон.
   – Американского, – повторил жрец. – Тебе это неведомо, неуч захолустный, это из первой эпохи. Ладно, друзья, пойдемте веселиться.
   – Подождите, святой отец! – воскликнул Роджер Стентон и упал на колени, пытаясь обнять бедра жреца.
   – Нет – нет, я предпочитаю самок, – сказал тот, брезгливо отодвигаясь.
   – Не позорься, слизь, – вступил в разговор Шон. – Сам подумай своим мозгом прокуренным, что могут сделать три воина против ста эльфов?
   – Три воина? – переспросил жрец.
   – Я считаю вас за воина, святой отец, – пояснил Шон. – Мне кажется, вы владеете мечом не хуже нас с Хайрамом. Насчет лука не уверен.
   – Теперь понял, – сказал Питер. – Ты как бы делаешь мне комплимент. А мне уж показалось было, что ты собрался меня оскорбить…
   – Не имею в мыслях, – сказал Шон. – Я, конечно, прошу святого отца принять мои смиренные…
   – Забей, – отмахнулся Питер. – Лучше стукни этому трусу в бубен вместо меня, а то я мараться не хочу.
   – Ногой можно? – деловито осведомился Шон.
   – Можно, – кивнул Питер.
   Роджер Стентон проворно вскочил и отступил на два шага. На его глазах выступили слезы.
   – Как вы можете?! – воскликнул он. – Это же скот, живые твари, у них тоже души есть! Товар, в конце концов! Как можно?!
   – Ну, все, ты меня утомил, – сказал Питер. – Пшел вон. И ты тоже, скотина, пшел вон.
   Серый Суслик поспешно выполнил приказ. Покидая балаган, он думал о том, что, когда жрец говорил, что три воина ничего не сделают против сотни эльфов, в его глазах читалась ирония. Его взгляд как бы говорил, что будь в том нужда, он лично отправит в черное посмертие не сотню, а целую тысячу беложопых тварей, сил хватит. А он не похож на сумасшедшего…

7

   Они вошли в залу, предназначенную для пастушьих развлечений. Здесь было бедненько, но чисто, Питер ожидал худшего. Не иначе ковры только что почистили.
   У дальней стены толпились самки, при виде господ они вскочили и построились в шеренгу. Питер с удивлением обнаружил, что одна самка держит в руках гусли, другая – барабан, третья – дудку, а еще две самки – какие-то трещотки.
   – О, музыка! – воскликнул Хайрам. – А танцы будут?
   Одна самка вышла из строя и поклонилась.
   – Как будет угодно добрым господам, – сказала она.
   – Так и будет угодно, – сказал Питер, садясь на подушки. – Танцуй, ведьма!
   – Кто танцуй? – переспросил Шон.
   – Не бери в голову, – отмахнулся Питер. – Это из древних мифов. Я просто привык с учеными общаться, они такие шутки хорошо понимают.
   Тем временем самки, неспособные к музыке, уселись у стены в ряд, другие самки заиграли на своих инструментах, а самка – танцовщица вышла вперед и поклонилась. Питер взял со столика трубку и стал набивать ее гашишем. Шон последовал его примеру.
   – Ой! – сказал вдруг Хайрам. И пояснил, когда Питер требовательно посмотрел на него: – Ковры мокрые.
   Питер отложил трубку, опустил руку и убедился, что ковры действительно мокрые.
   – Стадо дебилов, – констатировал он. И тут же пояснил для рыцарей: – Дураков, я имею в виду.
   – Может, пастуха того… наказать? – предложил Шон. – Не ждать беложопых, а самим наказать?
   Питер немного подумал и сказал:
   – Не хочу портить вечер. Чего стоишь, телка? Пляши давай!
   Музыкантши заиграли, танцовщица затанцевала. Питер набил трубку и закурил. Хорошо… Хороший у тебя план, сэр Роджер, хотя в остальном ты – мерзость ходячая и чмо презренное. Надо распорядиться, чтобы плана тоже отсыпали. Но не сейчас, попозже.
   Самка танцевала. Поначалу она двигалась неловко и скованно, но это быстро прошло. Через минуту Питер понял, что если ей замазать жабьи татуировки на морде и одеть не в холстяную накидку, а в нормальную балетную юбочку, то она неплохо смотрелась бы на сцене столичного Большого театра. Не примадонна, конечно, но талант несомненный. Гибкая какая…
   – Раздевайся давай! – крикнул Шон. – Сколько можно ногами сучить?
   Питер посмотрел на Шона с неудовольствием. Эти рыцари – неплохие ребята, но культура – не самая сильная их черта. Их дело – война, а балет и другие искусства им неведомы. Они неспособны оценить изящество поз и движений, а когда танцовщица исполняет сложную фигуру, они восхищаются не балетным мастерством самки, а тем, как у нее юбка задралась. Вот и сейчас хорошо видно, как взгляд Шона прыгает по маршруту грудь – задница – ноги и обратно. Сидит, попыхивает косяком и пялится, разве что слюни не пускает. А укоризненный взгляд дьякона даже не заметил.
   Хайрам завизжал и зааплодировал. Питер перевел взгляд на танцовщицу и увидел, что она освободилась наконец от платья и теперь танцевала обнаженная. От мимолетной скованности не осталось и следа, ноги танцовщицы то и дело взлетали выше головы, вот она откинулась назад, встала на мостик, кувырком поднялась, закружилась волчком… Какая же она гибкая и ловкая!