Вагинов Константин. Гарпагониада

   - Скажите просто, что вам неудобно здесь сидеть, что здесь места маловато.
   - Да, действительно, здесь места маловато, - подтвердил Локонов, - а там свободнее.
   Захватив тетрадку, Юлия сказала:
   - Идемте!
   Остановилась:
   - Знаете что, идемте в соседнюю комнату.
   - Нравы здесь очень простые, - сказал Локонов и подумал об окне, о воображенном любовнике Юлии.
   - Да, Торопуло чудный человек - ответила Юлия Сергеевна, - у него чувствуешь себя, как дома.
   Юлия зажгла в темной комнатке лампочку.
   - Здесь лучше, неправда ли, - сказала она. - Вот, садитесь. Знаете что, я сыграю на пианино. Что вы хотите, чтобы я сыграла вам?
   - Да, я, право, и не знаю.
   - Ну ладно, что придет в голову.
   - Вот "Песня без слов", - сказал, перебирая ноты, Локонов, - а вот "Времена года".
   - Давайте "Песню без слов".
   Юлия играла, подчеркивая чувствительные нотки, особенно отчетливо выделывая все арпеджиандо и трели, местами произвольно замедляя темп, местами помещая два такта в один.
   Локонов смотрел на семнадцатилетний профиль. На улице, по-видимому, шел дождь. Локонову стало жаль, что ему, собственно ж не о чем говорить с милой девушкой. Локонов думал:
   " - Вот мы уединились, а говорить не о чем, а завязать разговор необходимо."
   - Хотите, я еще сыграю? - спросила Юлия.
   - Скрывает, - подумал Локонов, - притворяется.
   - Скажите, любили ли вы когда-нибудь? - неожиданно для себя сказал он. Девушка улыбнулась.
   - Ого, какой вы, а я думала - вы скромник. Локонов покраснел.
   - Лучше вы расскажите о своей первой любви, - предложила Юлия.
   - Это невозможно, - почти крикнул Локонов.
   - Нет, я никого не любила, - заметив смущение собеседника, - сказала Юлия.
   - Но молодой человек в этом зеленом доме! - сжег свои корабли Локонов. Он часто вас провожает по вечерам.
   - Ах, вот вы про что, - рассмеялась Юлия. - Да ведь это член-корреспондент этого общества. Какой вы ехидный - ведь ему уже под шестьдесят лет. А провожает меня, потому что у меня есть много благотворительных значков, он хочет их прикарманить.
   - Покажите мне его, - попросил Локонов.
   Юлия встала, подвела Локонова к дверям.
   - Вот он, - сказала она, указывая на диван.
   На диване рядом с Торопуло сидел стройный бритый старик с лицом, слегка попорченным оспой и абсолютно голым черепом.
   - Неужели, - спросил Локонов.
   - Конечно, - ответила Юлия.
   - Объявляю общее собрание открытым, - раздался в соседней комнате голос Торопуло.
   Сегодня на повестке: доклад д-ра Шеллерахера.
   1) Опыт введения в изучение действия сновидений о еде на отделение желудочного сока.
   2) Чтение сновидений о еде: Локонов.
   После общего собрания концерт.
   3) Романсы о еде в исполнении Анны Кремер.
   4) "Свадебный обед" сюита Гаха в исполнении квартета.
   После концерта чай и танцы до утра.
   Локонов слушал сюиту. Звенели и пели рюмки, как голоса детей. Раздавалось разнообразие человеческих голосов, отдельные голоса и как бы произносились речи. Возникал смех и как бы охватывал весь стол, все время приглушенно, как отдаленный аккомпанемент звучала нежная и строгая музыка, служившая как бы фоном для звукового свадебного стола.
   Затем Торопуло прочел свои стихи:
   Тают дома. Любовь идет, хохочет
   Из сада спелого эпикурейской ночи.
   Ей снился юный сад
   Стрекочущий, поющий,
   Веселые, как дети, голоса
   И битвы шум неясный и зовущий.
   Как тяжела любовь в шестнадцать лет.
   Ей кажется: погас прелестный свет,
   И всюду лес встает ужасный и дремучий,
   И вечно будет дождь и вечно будут тучи.
   Локонов внимательно слушал. - "Уж не стихи ли это о Юлии - обеспокоился он.
   ГЛАВА 6 ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ЖУЛОНБИНА
   Жулонбин отправился к Пашеньке.
   Пашенька служила в булочной.
   Она женихов искала.
   По вечерам они приходили, с ногами ложились отдыхать на ее кровать, покрытую пикейным одеялом, беседовали друг с другом.
   Однажды женихи решили удивить жильцов. Пришли с инструментами и перевернули старинное деревянное сиденье в уборной.
   Пашенька все же надеялась, что если она будет покорной и услужливой, то ее возьмут замуж. Берут же других женщин замуж. Но мужчины приходили, охотно проводили с ней вечера, играли с другими мужчинами в карты, пили водку, орали песни, но не проявляли никакого желания жениться.
   В толпе женихов иногда появлялся Жулонбин. Он играл с женихами в очко, курил и пил приносимую женихами водку.
   - Славная ты девушка, Пашенька, - добрая, гостеприимная. Пожалуй, пропадешь. Это ведь все шпана к тебе ходит. - Говорил он про угощавших его людей. - Надо тебе вырваться из этого омута.
   Наверху круглая луна, внизу сотни фонарей, аллеи Елагина острова. По аллеям мчатся пони, быстро быстро перебирая ногами и распушив по ветру свои длинные хвосты. В санях Ираида и девочка с Мишкой - берлинской игрушкой, позади них карапуз пытается джигитовать на санках. Около лыжной станции какой-то любитель лошадей в шутку уверяет свою спутницу, что у лыж тоже бывают разные масти - не даром здесь на станции собраны самые разнообразные лыжи - от универсальных "муртома", горных лыж "телемаркен" не говоря уже о лыжах-маломерках специально для детей. На станции собрано три с половиной тысячи пар лыж говорят они.
   Бесчисленные лампы так упрятаны в рефлекторы, что их совсем не видать, и все заснеженное пространство в 200 метров длиной в 70 шириной, покрыто яркими бликами неизвестно откуда исходящего света. Получается полная иллюзия, что освещение идет снизу из-под земли. В озеро света, заливающего ледяное пространство, вливаются струи цветных прожекторов. Это каток-гигант. На коньках катается Жулонбин. Он учит булочницу кататься. Здесь волейбол на коньках. Там баскетбол с противниками, летающими со скоростью ветра по гигантскому простору ледяного поля. В отдалении теннис.
   Вот сидят они, отдыхают и слушают разговоры.
   Обыкновенно наши суда не останавливаются в Индии, останавливаются на Цейлоне. Тут - случайность - Трансбалт почему-то зашел в Калькутту. Может быть, для пополнения запасов угля или для срочного ремонта. На борту судна было две коровы в качестве живой провизии. Судно стояло в порту, к капитану на корабль явилась делегация от одного храма и заявила:
   " - У вас на борту имеется корова, которая для нас священна. Стали они просить капитана продать им корову. Говорят, будут ее содержать во храме. Капитан растерялся от такой небывалой просьбы: продашь корову - поощрение религиозных предрассудков, не продашь - невнимание к угнетенной нации. Предсудкома тоже не мог решить. Созвал партийное собрание. На нем этот вопрос жарко обсуждали и решили эту корову подарить.
   Храмовая делегация в это время сидела на спардоке, ожидая решения. Когда индусы узнали решение, они были поражены: Как! им дарят корову! Они ушли, а затем явилась большая процессия, свела корову с корабля и ввела со всеми церемониями в храм.
   После этого прислали индусы ответный подарок экипажу Транcбалта - огромное количество фруктов.
   Особенно были довольны туземцы грузчики. Они оказали особое внимание Трансбалту при погрузке. Быстро они нагрузили судно. - Слышал, - сказал лыжник - наша-то буренка выдвинулась в святые!
   Жулонбин вмешался:
   По понятиям индусов корова вообще имеет первую степень между животными.
   Окно было раскрыто, но несмотря на это в убежище приобретателя отвратительно пахло. Все предметы, вносимые в эту комнату, неизбежно приобретали несвойственный им запах. Острые и кислые ароматы начинали исходить от них.
   Жена стремилась побороть этот запах. Иногда она дарила мужу цветы, которые тот с гордостью принимал. Но запах цветов в этой комнате начинал вызывать тошноту, становился приторно сладким. Спустя некоторое время запах, свойственный цветку, исчезал. Запах различных испарений начинал исходить от него. Затем необыкновенно быстро цветок вял.
   Ни черемуха, ни сирень, ни жасмин, ни раскрытое настежь окно не могли освежить комнату.
   Локонов сидел перед букетом сирени и удивлялся, что от сирени исходит зловоние.
   "- Но все же и в этой жизни, - думал Локонов, - есть семнадцатилетняя Юлия, есть цель жизни."
   Жулонбин говорил о том, как он счастлив, что сейчас он совершенно погружен в классификацию окурков, что здесь истинное разнообразие, и читал целый трактат о различных формах, о различном виде примятости, изогнутости, закрученности, окрашенности окурков.
   - А вот какой осколок, - продолжал Жулонбин, - и к нему прицеплен окурок. Вот тут-то и возникает трудность классификации. Личные симпатии классификатора. Можно было бы отнести этот предмет к осколкам, а можно к окуркам. Вот здесь и возникает трудность, сомнение - никто не может разрешить, - добавил Жулонбин с грустью. - Все в мире удивительным образом соединено друг с другом.
   В городе все давно уже спали. Локонов и Жулонбин сидели на кухне под канцелярской электрической лампой. Локонов следил, как Жулонбин работает и молчал.
   Юлия не пришла.
   Жулонбин закрывал глаза и видно было, что он мучительно раздумывает, затем открывал, вносил запись в инвентарную книгу.
   - Классификация - величайшее творчество, - сказал он, когда все окурки, лежавшие на столе, были занесены в инвентарную книгу - классификация, собственно, оформление мира. Без классификации не было бы и памяти. Без классификации невозможно никакое осмысление действительности. Все люди невольно размещают все по ящикам. Я это делаю сознательно. Классификатор лучший человек.
   - Мне пора, - сказал Локонов.
   - Посидимте, попьемте чайку, я сейчас кипяток поставлю. Жулонбин зажег керосинку и поставил чайник.
   После работы нужно отдохнуть, побеседовать, - возясь над керосинкой, говорил Жулонбин.
   У Локонова не хватило воли уйти.
   - Нет, - сказал Жулонбин - не считайте меня скупцом, я приношу великую пользу человечеству. Это верно, что я духовно оскопил себя, но все это для великого дела систематизации. Систематизация - это моя великая страсть. Как у каждого человека, охваченного великой страстью, у меня есть, конечно, свои странности. Но не обращайте на них внимания. Ведь если б я был скопидомом, то я собирал бы предметы, имеющие реальную ценность. Я же, как видите, собираю всякую чепуху или то, что считается чепухой. Не уходите, - удержал он Локонова, - я покажу вам все, что имею. Ведь скупец не показал бы вам своего богатства. А для меня одно наслаждение показывать мое имущество. Показывая, я вспоминаю, сколько трудностей доставило мне его приобретение - сколько мне пришлось народу объегорить, чтобы его получить. Бессоные ночи я проводил, его собирая, со старушками часами сидел ради какой-нибудь выцветшей ленты. Все это я делал ради классификации.
   Локонов ушел. Жулонбин стал поднимать крышку ящика, в комнате раздался стон.
   - Никто незаметно не заберется ко мне - радовался систематизатор. - Здесь струна издаст стон. Там, неразличный для постороннего взора, сухой листик в замке спрятан.
   Он стал проверять принятые им меры предосторожности. Все вещи были окружены как бы паутиной скрипов, стуков, стонов. Жулонбин мог спокойно спать. Если б его дочь или жена, задумав помешать его работе и взять какой-либо предмет, забрались в комнату во время его сна, он моментально услышал бы, если в отсутствии - легко заметил бы.
   Жулонбин подошел к двери, вложил ключи и прислушался. Дважды повернул. При каждом повороте ключа как бы медленно натягивалась струна и вдруг лопалась.
   - Да, раньше люди были умнее, - стоя у двери размышлял Жулонбин. - У сундуков были запоры с мнимо приятными звонами. Сейчас же жена могла захватить пропойцу-мужа на месте преступления. Теперь не то - все забыли об этих запорах. Удивительно как самые простые вещи забываются, потом следующие поколения полагают, что ради эстетики музыкальные запоры существовали.
   Жулонбин вдохновенно тряхнул своими длинными, нежными волосами.
   - Как жаль, что моя комната так мала, что приходится отказаться от систематизации громоздких предметов, что приходится собирать вещи, почти не имеющие веса.
   Жулонбин подсел к письменному столу, достал бумажки с цифрами.
   Письмо кухарки своей дочери
   а-32 Количество слов 102 имен существ. 20
   б-9 Восклиц. знаков 1 имен прилагат. 40
   в-12 точек 33 союзов 10
   г-7 запятых 0 предлогов 5
   Письмо заведующего кооперативом к предмету страсти
   а-19 Количество слов 58 имен существ. 15
   б-8 точек 3 имен прилаг. 20
   в-10 запятых 1
   г-6
   Жулонбин достал из кармана письмо, похищенное днем в кооперативе.
   Ткацкая контора Июль 7 дня 1912
   наследников Волостное
   В Куйбышевское Правление
   В.1. Гаврилова
   М.Г.
   За выбытием двоих в загробную жизнь и одного на военную службу - паспорта возвращаются въ вышеуказанное учреждение
   Пребывает с почтением къ Вам За Н - въ В. 1. Гаврилова Н. Уткин.
   Не обращая внимания на своеобразие этой записки, не задерживаясь ни на минуту над ней, может быть и смысл ее не дошел до него, Жулонбин стал подсчитывать количество гласных, согласных, слов, имен существительных, прилагательных.
   Затем он подложил ее под другие бумажки, взял счеты и стал подсчитывать, сколько же у него имеется на сегодняшний день - гласных, согласных, слов, имен существительных, имен прилагательных...
   Счеты щелкали. Жулонбин задумался.
   - Но даже, если это и так, допустим, что я скупец. Лейбниц тоже к концу жизни стал чрезвычайно скупым, но ведь это не помешало ему остаться философом.
   Еще долго сидел Жулонбин, видно было, вопрос этот его беспокоил.
   Жулонбин был воспитан, как бы на розах.
   Наступил вечер. Жулонбин стал напевать французские шансонетки. Нюхая букет сирени, Жулонбин мечтал о любовных приключениях. Частенько, в кожаных перчатках, гулял Жулонбин по близ лежащему скверу. Гордо он шагал, вспоминая мимолетные связи, предчувствуя новые. Жулонбин любил женщин, как развлечение.
   - Жаль, что Юлия не пришла, - думал Жулонбин.
   Пошел Жулонбин прогуляться по недавно разбитому скверу. Все ходил по дорожкам, усыпанным гравием, все присматривался. Иногда присаживался, прислушивался. Вставал и опять ходил. Наконец, он твердо подсел к какой-то одинокой девушке и стал чертить на песке корабли, дома, пирамиды.
   Девушка смотрела, смотрела и заинтересовалась.
   - Что жена, - ответил Жулонбин девушке, - жена для меня кухарка, она совсем некультурная.
   Он нежно взял руку обольщаемой.
   - Милая, - сказал он, - если б вы только знали, как больно иногда бывает от сознания, что ты связал свою судьбу с существом низшим, как иногда хочется прикоснуться к чему-то высшему, нежному, почувствовать биение чистого сердца. С моей женой я не могу поговорить о том, что составляет существо моей жизни. Тяжело чувствовать, что твое сердце заперто на ключ, что она холодна к тому, что тебя интересует. Она совсем не понимает всего значения открытия гробницы Тутанхамона. Между тем я был в свое время в Египте, и меня гробница этого новатора очень интересует. И Арктикой она совершенно не интересуется.
   - Вы были в Египте и на полюсе были? Не участник ли вы экспедиции на Малыгине? - спросила девушка оживленно.
   Жулонбин растегнул пальто, девушка увидела значек участника арктической экспедиции.
   - И не только в Египте, - ответил Жулонбин, - я и на острове Формозе был. Если б вы знали, какие у вас глаза. Я таких глаз еще нигде не встречал. Такие глаза можно встретить только раз в жизни за минуту до этого. А ну-ка, посмотрите на меня еще раз. Нет, не так, так, как вы за минуту до этого смотрели. Вот спасибо! Нет, вы некрасивы, когда видишь красивую женщину, всегда подозреваешь, что она глупая, - продолжал Жулонбин задушевным тоном Боже мой, но в чем же скрыто ваше очарование, скажите, вы ведь мужчинам очень нравитесь?
   Незнакомка сидела на скамейке. Никто до сих пор так не говорил с ней. Она была благодарна незнакомому человеку за его слова, за его веру в то, что она мужчинам очень нравится.
   Она оживилась и ласково посмотрела на Жулонбина. Жулонбин, как бы невзначай, взял ее руку, повернул ладонью вверх и стал рассматривать.
   - Какая у вас славная рука, - сказал он. - Нет, нет, не говорите! Я сам узнаю, кто вы. Обладательница такой руки должна быть счастливой, между тем вы...
   Жулонбин не отпускал руку девушки.
   О чем только не беседовали они в этот вечер. Девушка рассказала Жулонбину свою жизнь. . ......
   - Как вас зовут?
   - Таня.
   - А меня Присоборов, Михаил, но зовите меня просто Мишей. Расстались друзьями. Условились опять завтра здесь же встретиться.
   Но нет, Жулонбин проводил ее домой, долго беседовали они у ворот. Жулонбин выразил желание посмотреть, как она живет.
   - Нет, нет, сегодня же, - и настоял на этом.
   - Ох, не надо, - сказала девушка, - неужели вы только за этим пришли сюда.
   Рано утром ушел Жулонбин. Он взял на память пучек волос, носовой платок и чулок девушки.
   На следующий день тщетно ждала Присоборова девушка на скамейке.
   Как-то она встретила Присоборова на улице. Но он даже не посмотрел на нее. Он шел с Завитковым и о чем-то с жаром рассказывал. Жулонбин рассказывал о своем последнем любовном приключении.
   Жулонбин стоял и беседовал с буфетчицей. Доставая деньги он расстегнул пальто. На секунду блеснул орден Красного Знамени.
   - Вот уже пятый раз я беседую с вами, а только сегодня узнал, что вас зовут Полиной.
   - Не Полиной, - прервал пожилой ехидный покупатель, а должно быть Прасковьей.
   Жулонбин подождал. Покупатель выпил кружку пива и ушел.
   - Меня зовут Аркадий Трифонов, - сказал Жулонбин - будемте знакомы. Отчего вы здесь работаете, отчего бы вам не поступить в Октябрьскую гостиницу. У меня там знакомый метр-д'отель.
   Покупателей в кафе не было. Когда Жулонбин хотел заплатить за пиво, та уговорила его не платить.
   Жулонбин вышел на улицу, оглянулся, вся устремившись вперед, махала ему рукой.
   Виталий Носков - он же Жулонбин - шел к отставной хористке. Там его должны были хорошо накормить. Там можно было поговорить о любви. Хористка встретила его сильно напудренная. Она бросилась к нему навстречу. Это была ее последняя любовь. Она чувствовала, что скоро ей будет уж не удержать Носкова.
   Она долго прощалась с Носковым. С глубокой нежностью она целовала его глаза, его шею. Вышла на лестницу и смотрела, как спускается дорогое для нее существо.
   Виталий уходил, унося деньги полученные в долг. У любящих должно быть все общее. Он не мог отказом оскорбить женщину, страшно его любившую.
   Долго смотрела хористка из окна, но Виталий не обернулся. Она достала бинокль и следила, следила за дорогой фигурой. Нет, не оглянулся.
   ГЛАВА 7 В ПИВНОЙ
   Пируя у двух сестер, Анфертьев писал в припадке веселости письмо инженеру.
   Многоуважаемый Василий Васильевич.
   В ответ на ваше почтенное предложение от 13 февраля с.г. имею честь препроводить прейскурант полученных нами товаров на настоящий месяц.
   С совершенным почтением Анфертьев.
   ПРЕЙСКУРАНТ
   NoNo Наименование Цена
   руб. Коп.
   1. Загробное существование, сон няни из богатого семейства 1
   2. Пятилетка, сон престарелой купчихи 2
   3. Девушка и вежливое отношение к ней медведей
   Сон библиотечной работницы - 50
   4. Чума, сон юристки в 1921 году 2
   5. Сон гимназистки. Она должна выбрать девочку, с которой ей
   сидеть на парте. Гимназистка в затруднении. Вдруг все ученицы
   превращаются в пирожные. Выбор становится легким. 3 50
   особо рекомендуется
   6. Сон о том, как как одна дама встретила на лестнице фигуру с
   архитектурным лицом, которая всем раздавала судьбу и о том,
   как дама подошла к этой фигуре, но та судьбы не дала,
   не хватило. 1
   7. Страшный сон девущки о том, как она кого-то расстреливает
   и о том, что состояние у тех, кого она расстреливает, было
   жуткое, они хотели оттянуть момент смерти, один из них стал
   искать носовой платок. 1
   Уже хохоча, писал Анфертьев записку Локонову
   Многоуважаемый тов. Локонов!
   К величайшему нашему сожалению продать сновидение гимназистки о пирожных мы никак не можем, так как это сновидение оказалось уже проданным Торопуло, который отступиться от своей покупки ни на каких условиях не пожелал. (Прилагаем его подлинное письмо).
   В ожидании ваших дальнейших поручений, которые мы всегда готовы исполнять с величайшей тщательностью, остаемся с совершенным почтением.
   Анфертьев.
   В уборной стоял народ.
   - Эх, - сказал один, - какое теперь пьянство. Вот в семнадцатом я был в Змиеве под Харьковом. Вот тогда мы винца попили. Помню я, было нас человек семь, кушали, прямо лакали из одной бочки, тут же и спали. Докушались до дна, видим, Митька Осьмак на дне во всей аммуниции лежит, насквозь проспиртованный, с сапогами, с махоркой, с котелком.. . Ничего, спирт все очищает.
   - Да, это ты правду говоришь, - сказал другой. - Выпустили водку, все живое и нализалось. Лошадь травку щиплет, а травка уже проспиртовалась, пощиплет, пощиплет, - танцевать начнет, хвостом будто от мух отбивается, подымет голову, прислушается - ржать с аппетитом начнет, а затем по улице носится пьяных кур-петухов и людей давит. Пьяный ворон на ветке сидит и вдруг свалится и из травы встать не может. Собака подойдет, хочет схватить птицу, а ноги у нее разъезжаются, а кругом стрельба, кто девицу тащит, кто комод волочет, кто пуд сахару, кто с осовелыми глазами золото требует, кто немцев языком громит, кто себя страдальцем за Русь святую и вшивым мясом называет. Козявки и те пяны были. С грязью водка текла. Было время, чистого спирту попили.
   - А я знал фельдшера, - сказал третий, отмывая коньячную этикетку, - так тот изо всех банок с гадами спирт выпил. Вот питух был! Пил систематически, с полным сознанием, своих приятелей угощал.
   - Ничего, - добавил первый, - спирт все очищает.
   - Да, - сказал вузовец, заметив смывавшего с бутылки, - за такие действия тебя прямо растерзать нужно, мало вас отправили на торфозаготовки...
   - Это еще что, - сказал другой вузовец. - Четыре года я видел еще почище гада. Жили мы тогда в общежитии. С девчатами сидели, обедали. Видим в окно на пустыре баба встала над кадушкой с огурцами и своим рассолом их освежает. Мы прямо света не взвидели.
   Сбежали вниз и потащили ее в милицию. Узнали потом - за хулиганство выслали ее.
   - А этот тип тоже - обменяет бутылку!
   - Давай, потащим его в милицию.
   - Бери его за шиворот!
   Пьяный стал отбиваться.
   Появился буфетчик.
   - Это еще что за безобразие! Эй, Петя, гони их в три шеи.
   ГЛАВА 8 СНОВА МОЛОДОСТЬ
   Лишь только успел сесть Локонов, свет потушили. Локонов не смотрел на экран. Он слушал музыку. Симфонический оркестр играл избитые мотивы, знакомые Локонову с детства. Он не мешал. Он помогал сосредоточиться. Локонова мучила перспектива его существования. Теперь, когда выяснилось, что Юлия свободна, это было особенно мучительно. Это проклятое чувство, что его молодость кончилась! Как же он может жениться на Юлии. Вот если б это было несколько лет тому назад.
   Как только дали свет, Локонов выбежал из кинематографа.
   Дома, не раздеваясь, он бросился на постель. Ему хотелось ни о чем не думать.
   - Три пики - откашливаясь, произнес прокурор, теребя свои полседые, рыжие, короткие баки, как-то особенно держа карты в левой руке.
   - Пас, - скромно уронил седенький с лысинкой, с гладко выбритыми шеками и подрезанными седенькими усами старичок, весь чистенький и аккуратененький.
   Партнер прокурора, сложив аккуратно карты на ломберном столе, бросил быстро: "без козырей" - и при этом, как петух, закрыл глаза.
   Четвертый игрок, не смущаясь, спокойно рассмотрев свои карты, сложив аккуратно и взяв в левую руку, а правой проводя черту мелом для записи на столе, спокойно заявил:
   - Я, милостивые государи, позволю себе помочь вам в игре и рискну сказать: пять пик.
   Наступило минутное молчание. Прокурор стал более нервно теребить свои баки, расправляя и гладя их своим корявым мизинцем правой руки.
   Чистенький скромный старичок, которому было лет под семьдесят, нигде никогда не служил и ничем не занимался. Он был старый холостяк, жил где-то на Песках в своем особняке вместе с двумя сестрами приблизительно таких же лет. Сестры были близнецы.
   - Как вы смели толкнуть меня! - раздалось над ухом Локонова, - как вы смели толкнуть меня во время игры, - вскричал толстяк, военный врач, и зло посмотрел на Локонова.
   - Как вы смели дотронуться до чужих денег! - вскричал студент, кривя лицо.
   - Как вы смеете просить разменять, когда я выиграл, - плаксиво сказал старичок.
   - Как вы смели сказать, что это табло будет бито! - раздался лай пяти-шести игроков.
   В азарте даже кто-то крикнул:
   - Что за осел!
   Локонов увидел, что он молча отошел от стола, и стал пересчитывать деньги. Стол, как разъяренный улей, гудел за ним.
   Затем Локонов увидел, что он пошел в кофейную, где и проболтался до шести часов. Там велся горячий разговор про минувшую ночь. Иванов сильно бил. Корнилов ловко сделал из десяти рублей две тысячи. Снова потянуло Локонова в клуб отыграться. Лишь только бьет восемь часов, вот он уже мчится в этот притон.
   Смешав две колоды карт и хорошо перетасовав их, передает соседу. Тот снимает, вкладывает в деревянный ящичек. Банкомет берет ящичек в левую руку и начинает сдавать на четыре табло по три карты. Спустя минуту карты были открыты.
   Локонов, сидя на постели, усмехнулся. Он выиграл. У него была девятка, у банкомета восемь.
   - "Сегодня мне повезет," - подумал он.
   В комнате появился Анфертьев.
   - Тоска, - сказал он, - выпить хочется...