П.: У меня больше нет вопросов.
Мартин Бек выключил магнитофон.
— Невероятно вежливый прокурор, — зевая сказал Колльберг.
— Ага, — согласился с ним Рённ, — и неэффективный.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Поэтому им пришлось отпустить Мальма и поручить Гюнвальду следить за ним. Они рассчитывали через Мальма выйти на Олафсона. Весьма вероятно, что Мальм работал на Олафсона, но, очевидно, он получал за свою работу не очень много, если принять во внимание его уровень жизни.
— К тому же он красил автомобили, — напомнил Колльберг. — Такой человек весьма полезен, если имеешь дело с крадеными автомобилями.
Мартин Бек кивнул.
— А мы можем побеседовать с этим Олафсоном? — спросил Рённ.
— Нет, его все еще ищут, — ответил Мартин Бек. — Вероятнее всего, Мальм говорил правду во время допроса, когда сказал, что Олафсон уехал за границу. Наверняка Олафсон объявится.
Колльберг стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
— А я не понимаю Ларссона, — он искоса взглянул на Рённа. — Как он мог утверждать, что не знает, почему наблюдал за Мальмом?
— А зачем ему вообще нужно было это знать? — спросил Рённ. — И прекрати снова цепляться к Гюнвальду.
— О Боже, да ведь должен же он был знать, что им нужен Олафсон. В противном случае в слежке за Мальмом не было никакого смысла.
— Да, — спокойно сказал Рённ. — Об этом ты сможешь спросить у него сам, когда он выздоровеет.
— Ох-хо-хо, — Колльберг потянулся так, что швы его пиджака затрещали.
— Ладно, эти автомобильные кражи вовсе не наша забота. Ну и слава Богу.
VII
VIII
IX
Мартин Бек выключил магнитофон.
— Невероятно вежливый прокурор, — зевая сказал Колльберг.
— Ага, — согласился с ним Рённ, — и неэффективный.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Поэтому им пришлось отпустить Мальма и поручить Гюнвальду следить за ним. Они рассчитывали через Мальма выйти на Олафсона. Весьма вероятно, что Мальм работал на Олафсона, но, очевидно, он получал за свою работу не очень много, если принять во внимание его уровень жизни.
— К тому же он красил автомобили, — напомнил Колльберг. — Такой человек весьма полезен, если имеешь дело с крадеными автомобилями.
Мартин Бек кивнул.
— А мы можем побеседовать с этим Олафсоном? — спросил Рённ.
— Нет, его все еще ищут, — ответил Мартин Бек. — Вероятнее всего, Мальм говорил правду во время допроса, когда сказал, что Олафсон уехал за границу. Наверняка Олафсон объявится.
Колльберг стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
— А я не понимаю Ларссона, — он искоса взглянул на Рённа. — Как он мог утверждать, что не знает, почему наблюдал за Мальмом?
— А зачем ему вообще нужно было это знать? — спросил Рённ. — И прекрати снова цепляться к Гюнвальду.
— О Боже, да ведь должен же он был знать, что им нужен Олафсон. В противном случае в слежке за Мальмом не было никакого смысла.
— Да, — спокойно сказал Рённ. — Об этом ты сможешь спросить у него сам, когда он выздоровеет.
— Ох-хо-хо, — Колльберг потянулся так, что швы его пиджака затрещали.
— Ладно, эти автомобильные кражи вовсе не наша забота. Ну и слава Богу.
VII
В понедельник Бенни Скакке, сотруднику отдела расследования убийств, впервые в жизни предстояло самостоятельно расследовать убийство или, по меньшей мере, драку с кровопролитием.
Он сидел в своем кабинете и выполнял задание, которое поручил ему Колльберг, перед тем как уйти на Кунгсхольмcгатан. Другими словами, он дежурил у телефона, сортировал документы и рассовывал их по разным папкам. Процесс сортировки шел медленно, потому что он внимательно просматривал каждый документ перед тем, как положить его в нужную папку. Бенни Скакке был самолюбив и болезненно переживал тот факт, что, хотя он выучил назубок в полицейской школе все, что нужно было выучить о расследовании убийств, у него все равно не было ни малейшей возможности применить свои знания на практике. В ожидании того момента, когда ему представится шанс проявить свои скрытые таланты в этой области, он при каждом удобном случае пытался перенять опыт у своих старших коллег. Один из его методов заключался в том, что он постоянно прислушивался к их разговорам между собой, чем приводил в бешенство Колльберга. Другой состоял в том, что он читал старые рапорты. Именно этим он и занимался, когда зазвонил телефон.
Это был дежурный, он звонил снизу.
— Тут пришел человек, который хочет сообщить о преступлении, — сказал дежурный, который, чувствовалось, находился в некотором замешательстве. — Отправить его к вам наверх или…
— Да, направьте его сюда, — немедленно ответил помощник инспектора Скакке.
Он положил трубку и вышел в коридор, чтобы встретить посетителя. При этом он размышлял над тем, что собирался сказать дежурный, когда он его перебил. Или? Возможно: «…или сказать ему, чтобы он обратился к настоящему полицейскому?» Скакке был невероятно чувствительным молодым человеком.
Его посетитель медленно и неуверенно поднимался по лестнице. Бенни Скакке распахнул перед ним застекленную дверь и невольно отшатнулся, почувствовав кислый запах пота, мочи и алкоголя. Он проводил мужчину в кабинет и предложил ему присесть в кресло у письменного стола. Мужчина подождал, пока Скакке сам сядет, и только потом опустился в кресло.
Скакке внимательно посмотрел на посетителя. Он выглядел лет на пятьдесят-пятьдесят пять, ростом был едва ли выше 150 сантиметров, очень худой, наверное, весил около 40 килограммов. У него были редкие светлые волосы и выцветшие голубые глаза. Красные прожилки покрывали его нос и щеки. Руки у него тряслись, в левый глаз дергался. Его коричневый костюм был весь в пятнах и лоснился, а вязаная жилетка, надетая под пиджак, была заштопана нитками другого цвета. От мужчины пахло алкоголем, однако он не выглядел пьяным.
— Итак, вы хотите кое о чем сообщить? О чем же?
Мужчина опустил взгляд на свои руки. В пальцах он нервно вертел сигаретный окурок.
— Можете курить, если хотите, — сказал Скакке, подвинув к посетителю коробок спичек.
Мужчина взял коробок, прикурил, хрипло закашлялся и поднял взгляд.
— Я убил свою жену, — выдавил он.
Бенни Скакке придвинул к себе блокнот и сказал, как ему казалось, спокойным и властным голосом:
— Понятно. Где именно?
Ему хотелось, чтобы Мартин Бек или Колльберг были сейчас здесь.
— Ударил по голове.
— Нет, я имею в виду, где она сейчас?
— А… Дома. Дансбаневеген, номер 11.
— Как ваша фамилия? — спросил Скакке.
— Готфридсон.
Скакке записал фамилию в блокнот, наклонился вперед и положил локти на стол.
— Вы можете рассказать мне, как это произошло?
Человек, которого звали Готфридсон, закусил нижнюю губу.
— Ну… — сказал он, — ну, я пришел домой, а она мне устроила скандал. Я устал и не мог ей ответить. Сказал, чтоб она заткнулась, а она еще больше разоралась. Тут у меня в голове все помутилось и я схватил ее за горло. Она стала меня пинать и кричать. Ну, в общем, я ударил ее по голове несколько раз. Она упала, а я испугался и хотел привести ее в чувство, но она неподвижно лежала на полу.
— Вы вызвали врача?
Мужчина покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я решил, что она уже мертвая, так что не было смысла вызывать врача. Он немного помолчал н добавил:
— Я не хотел причинить ей боль. Я просто рассердился. Она не должна была так вести себя со мной.
Бенни Скакке встал и снял свое пальто с вешалки у двери. Он не был уверен в том, что поступает правильно. Надев пальто, он сказал:
— Почему вы пришли сюда, а не в районный полицейский участок? Ведь он гораздо ближе.
Готфридсон встал и пожал плечами.
— Я подумал… подумал, что убийство…
Бенни Скакке открыл дверь.
— Будет лучше, если вы пойдете со мной, Готфридсон.
Через несколько минут они подъехали к дому, где жил Готфридсон. В машине он сидел молча, руки у него сильно тряслись. Они поднялись по лестнице, Скакке взял у него ключ и открыл входную дверь.
Они вошли в крошечную темную прихожую с тремя дверями, все они были закрыты. Скакке вопросительно поглядел на Готфридсона.
— Там, — сказал Готфридсон, показывая на дверь слева.
Скакке сделал три шага вперед и открыл дверь.
Комната оказалась пустой.
Мебель была обшарпанная и пыльная, но, судя по всему, все стояло на своих местах. Нигде никаких следов борьбы. Скакке обернулся и посмотрел на Готфридсона, который все еще стоял у входной двери.
— Здесь никого нет, — сказал он.
Готфридсон уставился на него широко раскрытыми глазами, потом медленно подошел к двери в комнату и вытянул вперед руку.
— Но ведь она лежала здесь, — сказал он.
Он в изумлении огляделся вокруг. Потом пересек прихожую н открыл кухонную дверь, Кухня тоже была пустой.
Третья дверь вела в ванную; и там не оказалось ничего примечательного.
Готфридсон запустил руку в свои редкие волосы.
— Как это? — произнес он. — Я же видел, что она лежала здесь.
— Да, — сказал Скакке. — Возможно, видели. Очевидно, она не была мертва. Кстати, а почему вы так решили?
— Я же видел, — ответил Готфридсон. — Она не двигалась и не дышала. К тому же она была холодная. Как покойник.
— Очевидно, она всего лишь выглядела мертвой.
Скакке пришло в голову, что мужчина его разыгрывает и просто-напросто придумал всю эту историю. Возможно, у него вообще нет жены. Хотя, впрочем, видно, что предполагаемая смерть жены, ее воскрешение и исчезновение привели его в состояние оцепенения. Скакке обследовал пол, где, по словам Готфридсона, лежала мертвая женщина. Ни следов крови, ни чего-либо еще ему обнаружить не удалось.
— Ну, ладно, — сказал Скакке. — Теперь ее здесь нет. Может быть, имеет смысл опросить соседей.
Готфридсон попытался его отговорить.
— Не стоит. Мы в плохих отношениях. К тому же они днем не бывают дома.
Он пошел в кухню и сел на табурет.
— Черт бы ее побрал, где же она? — воскликнул он.
В этот момент входная дверь открылась. В прихожую вошла маленькая толстая женщина. На ней были юбка с передником и джемпер, вокруг головы был повязан клетчатый шарф. В руке она держала хозяйственную сумку.
Скакке не знал, что сказать. Женщина тоже молчала. Она быстро прошла мимо него в кухню.
— А, мерзавец, ты уже вернулся?
Готфридсон уставился на нее и открыл рот, чтобы что-то ответить. Его жена с размаху швырнула сумку на кухонный стол.
— А это что за тип? Ты ведь знаешь, мне не нравится, когда ты приводишь сюда своих приятелей-алкоголиков. Твои дружки-пьяницы могут найти себе какое-нибудь другое место.
— Прошу прощения, — неуверенно начал Скакке. — Ваш муж подумал, что с вами произошел несчастный случай и…
— Несчастный случай. — Она фыркнула. — Несчастный случай, еще чего.
Она обернулась и враждебно посмотрела на Скакке.
— Я просто решила его немножко напугать. Пьянствует где-то несколько дней, потом заявляется домой в непотребном виде и начинает распускать руки. Нет уж, теперь с меня довольно.
Женщина размотала шарф. Никаких следов драки на ее лице не было, за исключением небольшой ссадины на скуле.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Скакке. — Вы не ранены?
— Фи! — скривилась она. — Когда он сбил меня с ног, я сделала вид, будто потеряла сознание.
Она повернулась к мужчине.
— Ну что, испугался?
Готфридсон в замешательстве посмотрел на Скакке и что-то пробормотал.
— Кстати, а вы кто такой? — спросила женщина.
Скакке перехватил взгляд Готфридсона и лаконично сказал: «Полиция».
— Полиция! — воскликнула фру Готфридсон.
Она уперлась руками в бедра и с угрожающим выражением лица наклонилась к мужу, который съежился на своей табуретке.
— Ты что, сдурел? — заорала она. — Привел сюда легавого? Зачем, я тебя спрашиваю?
Она выпрямилась и сердито поглядела на Скакке.
— А вы тоже хороши. Надо еще разобраться, что вы за полицейский. Врываетесь в квартиру к ни в чем не повинным людям. Разве вас не учили, что надо предъявлять полицейский значок, когда вы приходите к честным людям?
Скакке торопливо вынул из кармана свое удостоверение.
— А… помощник?
— Помощник инспектора, — сухо сообщил Скакке.
— А что, собственно, вы здесь ищете? Я не сделала ничего дурного и мой муж тоже.
Она встала рядышком с Готфридсоном и покровительственно положила руку ему на плечо.
— У него есть ордер или какой-нибудь другой документ, который дает ему право врываться в наш дом? — спросила она. — Он предъявил тебе что-нибудь?
Готфридсон покачал головой и ничего не ответил.
Скакке сделал шаг вперед и открыл рот, но его опередила фру Готфридсон.
— Ага, так значит, вы здесь незаконно. Меня так и подмывает пожаловаться на вас за вторжение в мою квартиру. А теперь убирайтесь, пока я добрая.
Скакке посмотрел на мужчину, который упорно глядел в пол. Потом пожал плечами, повернулся к этой парочке спиной и с чуточку испорченным настроением возвратился в Южное управление.
Мартин Бек и Колльберг все еще не вернулись с Кунгсхольмсгатан. Они сидели в кабинете Меландера и снова прослушивали пленку с записью допроса Мальма, на этот раз в присутствии Хаммара, который заглянул к ним, чтобы поинтересоваться, удалось ли им еще что-нибудь выяснить.
В кабинете висел плотный дым от сигарет Мартина Бека и сигары Хаммара, а Колльберг поджег в пепельнице обгоревшие спички и пустые коробки из-под сигарет, внеся тем самым свой посильный вклад в загрязнение воздуха. Рённ еще ухудшил ситуацию, открыв окно и впустив в комнату самый грязный городской воздух во всей Северной Европе. Мартин Бек откашлялся и сказал:
— Разработка версии поджога осложняется тем, что все свидетели находятся в больнице и их нельзя допросить.
— Да, — согласился Рённ.
— Я не думаю, что это был поджог, — сказал Хаммар. — Однако нам не следует делать поспешных выводов до тех пор, пока Меландер не закончит свою работу на месте пожара и эксперты не скажут свое слово.
Зазвонил телефон. Колльберг снял трубку и одновременно бросил пустой спичечный коробок в костер, который он разжег в пепельнице. С полминуты он слушал.
— Что? — спросил он с непритворным изумлением, и все находящиеся в кабинете тут же уставились на него.
Колльберг с отсутствующим видом посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Джентльмены, у меня для вас большой сюрприз, черт бы его побрал. Гёран Мальм не погиб во время пожара.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Хаммар. — Его что, не было в доме?
— Да нет, он практически полностью сгорел вместе с матрацем. Это звонил прозектор. Он говорит, что Мальм умер еще до того, как начался пожар.
Он сидел в своем кабинете и выполнял задание, которое поручил ему Колльберг, перед тем как уйти на Кунгсхольмcгатан. Другими словами, он дежурил у телефона, сортировал документы и рассовывал их по разным папкам. Процесс сортировки шел медленно, потому что он внимательно просматривал каждый документ перед тем, как положить его в нужную папку. Бенни Скакке был самолюбив и болезненно переживал тот факт, что, хотя он выучил назубок в полицейской школе все, что нужно было выучить о расследовании убийств, у него все равно не было ни малейшей возможности применить свои знания на практике. В ожидании того момента, когда ему представится шанс проявить свои скрытые таланты в этой области, он при каждом удобном случае пытался перенять опыт у своих старших коллег. Один из его методов заключался в том, что он постоянно прислушивался к их разговорам между собой, чем приводил в бешенство Колльберга. Другой состоял в том, что он читал старые рапорты. Именно этим он и занимался, когда зазвонил телефон.
Это был дежурный, он звонил снизу.
— Тут пришел человек, который хочет сообщить о преступлении, — сказал дежурный, который, чувствовалось, находился в некотором замешательстве. — Отправить его к вам наверх или…
— Да, направьте его сюда, — немедленно ответил помощник инспектора Скакке.
Он положил трубку и вышел в коридор, чтобы встретить посетителя. При этом он размышлял над тем, что собирался сказать дежурный, когда он его перебил. Или? Возможно: «…или сказать ему, чтобы он обратился к настоящему полицейскому?» Скакке был невероятно чувствительным молодым человеком.
Его посетитель медленно и неуверенно поднимался по лестнице. Бенни Скакке распахнул перед ним застекленную дверь и невольно отшатнулся, почувствовав кислый запах пота, мочи и алкоголя. Он проводил мужчину в кабинет и предложил ему присесть в кресло у письменного стола. Мужчина подождал, пока Скакке сам сядет, и только потом опустился в кресло.
Скакке внимательно посмотрел на посетителя. Он выглядел лет на пятьдесят-пятьдесят пять, ростом был едва ли выше 150 сантиметров, очень худой, наверное, весил около 40 килограммов. У него были редкие светлые волосы и выцветшие голубые глаза. Красные прожилки покрывали его нос и щеки. Руки у него тряслись, в левый глаз дергался. Его коричневый костюм был весь в пятнах и лоснился, а вязаная жилетка, надетая под пиджак, была заштопана нитками другого цвета. От мужчины пахло алкоголем, однако он не выглядел пьяным.
— Итак, вы хотите кое о чем сообщить? О чем же?
Мужчина опустил взгляд на свои руки. В пальцах он нервно вертел сигаретный окурок.
— Можете курить, если хотите, — сказал Скакке, подвинув к посетителю коробок спичек.
Мужчина взял коробок, прикурил, хрипло закашлялся и поднял взгляд.
— Я убил свою жену, — выдавил он.
Бенни Скакке придвинул к себе блокнот и сказал, как ему казалось, спокойным и властным голосом:
— Понятно. Где именно?
Ему хотелось, чтобы Мартин Бек или Колльберг были сейчас здесь.
— Ударил по голове.
— Нет, я имею в виду, где она сейчас?
— А… Дома. Дансбаневеген, номер 11.
— Как ваша фамилия? — спросил Скакке.
— Готфридсон.
Скакке записал фамилию в блокнот, наклонился вперед и положил локти на стол.
— Вы можете рассказать мне, как это произошло?
Человек, которого звали Готфридсон, закусил нижнюю губу.
— Ну… — сказал он, — ну, я пришел домой, а она мне устроила скандал. Я устал и не мог ей ответить. Сказал, чтоб она заткнулась, а она еще больше разоралась. Тут у меня в голове все помутилось и я схватил ее за горло. Она стала меня пинать и кричать. Ну, в общем, я ударил ее по голове несколько раз. Она упала, а я испугался и хотел привести ее в чувство, но она неподвижно лежала на полу.
— Вы вызвали врача?
Мужчина покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я решил, что она уже мертвая, так что не было смысла вызывать врача. Он немного помолчал н добавил:
— Я не хотел причинить ей боль. Я просто рассердился. Она не должна была так вести себя со мной.
Бенни Скакке встал и снял свое пальто с вешалки у двери. Он не был уверен в том, что поступает правильно. Надев пальто, он сказал:
— Почему вы пришли сюда, а не в районный полицейский участок? Ведь он гораздо ближе.
Готфридсон встал и пожал плечами.
— Я подумал… подумал, что убийство…
Бенни Скакке открыл дверь.
— Будет лучше, если вы пойдете со мной, Готфридсон.
Через несколько минут они подъехали к дому, где жил Готфридсон. В машине он сидел молча, руки у него сильно тряслись. Они поднялись по лестнице, Скакке взял у него ключ и открыл входную дверь.
Они вошли в крошечную темную прихожую с тремя дверями, все они были закрыты. Скакке вопросительно поглядел на Готфридсона.
— Там, — сказал Готфридсон, показывая на дверь слева.
Скакке сделал три шага вперед и открыл дверь.
Комната оказалась пустой.
Мебель была обшарпанная и пыльная, но, судя по всему, все стояло на своих местах. Нигде никаких следов борьбы. Скакке обернулся и посмотрел на Готфридсона, который все еще стоял у входной двери.
— Здесь никого нет, — сказал он.
Готфридсон уставился на него широко раскрытыми глазами, потом медленно подошел к двери в комнату и вытянул вперед руку.
— Но ведь она лежала здесь, — сказал он.
Он в изумлении огляделся вокруг. Потом пересек прихожую н открыл кухонную дверь, Кухня тоже была пустой.
Третья дверь вела в ванную; и там не оказалось ничего примечательного.
Готфридсон запустил руку в свои редкие волосы.
— Как это? — произнес он. — Я же видел, что она лежала здесь.
— Да, — сказал Скакке. — Возможно, видели. Очевидно, она не была мертва. Кстати, а почему вы так решили?
— Я же видел, — ответил Готфридсон. — Она не двигалась и не дышала. К тому же она была холодная. Как покойник.
— Очевидно, она всего лишь выглядела мертвой.
Скакке пришло в голову, что мужчина его разыгрывает и просто-напросто придумал всю эту историю. Возможно, у него вообще нет жены. Хотя, впрочем, видно, что предполагаемая смерть жены, ее воскрешение и исчезновение привели его в состояние оцепенения. Скакке обследовал пол, где, по словам Готфридсона, лежала мертвая женщина. Ни следов крови, ни чего-либо еще ему обнаружить не удалось.
— Ну, ладно, — сказал Скакке. — Теперь ее здесь нет. Может быть, имеет смысл опросить соседей.
Готфридсон попытался его отговорить.
— Не стоит. Мы в плохих отношениях. К тому же они днем не бывают дома.
Он пошел в кухню и сел на табурет.
— Черт бы ее побрал, где же она? — воскликнул он.
В этот момент входная дверь открылась. В прихожую вошла маленькая толстая женщина. На ней были юбка с передником и джемпер, вокруг головы был повязан клетчатый шарф. В руке она держала хозяйственную сумку.
Скакке не знал, что сказать. Женщина тоже молчала. Она быстро прошла мимо него в кухню.
— А, мерзавец, ты уже вернулся?
Готфридсон уставился на нее и открыл рот, чтобы что-то ответить. Его жена с размаху швырнула сумку на кухонный стол.
— А это что за тип? Ты ведь знаешь, мне не нравится, когда ты приводишь сюда своих приятелей-алкоголиков. Твои дружки-пьяницы могут найти себе какое-нибудь другое место.
— Прошу прощения, — неуверенно начал Скакке. — Ваш муж подумал, что с вами произошел несчастный случай и…
— Несчастный случай. — Она фыркнула. — Несчастный случай, еще чего.
Она обернулась и враждебно посмотрела на Скакке.
— Я просто решила его немножко напугать. Пьянствует где-то несколько дней, потом заявляется домой в непотребном виде и начинает распускать руки. Нет уж, теперь с меня довольно.
Женщина размотала шарф. Никаких следов драки на ее лице не было, за исключением небольшой ссадины на скуле.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Скакке. — Вы не ранены?
— Фи! — скривилась она. — Когда он сбил меня с ног, я сделала вид, будто потеряла сознание.
Она повернулась к мужчине.
— Ну что, испугался?
Готфридсон в замешательстве посмотрел на Скакке и что-то пробормотал.
— Кстати, а вы кто такой? — спросила женщина.
Скакке перехватил взгляд Готфридсона и лаконично сказал: «Полиция».
— Полиция! — воскликнула фру Готфридсон.
Она уперлась руками в бедра и с угрожающим выражением лица наклонилась к мужу, который съежился на своей табуретке.
— Ты что, сдурел? — заорала она. — Привел сюда легавого? Зачем, я тебя спрашиваю?
Она выпрямилась и сердито поглядела на Скакке.
— А вы тоже хороши. Надо еще разобраться, что вы за полицейский. Врываетесь в квартиру к ни в чем не повинным людям. Разве вас не учили, что надо предъявлять полицейский значок, когда вы приходите к честным людям?
Скакке торопливо вынул из кармана свое удостоверение.
— А… помощник?
— Помощник инспектора, — сухо сообщил Скакке.
— А что, собственно, вы здесь ищете? Я не сделала ничего дурного и мой муж тоже.
Она встала рядышком с Готфридсоном и покровительственно положила руку ему на плечо.
— У него есть ордер или какой-нибудь другой документ, который дает ему право врываться в наш дом? — спросила она. — Он предъявил тебе что-нибудь?
Готфридсон покачал головой и ничего не ответил.
Скакке сделал шаг вперед и открыл рот, но его опередила фру Готфридсон.
— Ага, так значит, вы здесь незаконно. Меня так и подмывает пожаловаться на вас за вторжение в мою квартиру. А теперь убирайтесь, пока я добрая.
Скакке посмотрел на мужчину, который упорно глядел в пол. Потом пожал плечами, повернулся к этой парочке спиной и с чуточку испорченным настроением возвратился в Южное управление.
Мартин Бек и Колльберг все еще не вернулись с Кунгсхольмсгатан. Они сидели в кабинете Меландера и снова прослушивали пленку с записью допроса Мальма, на этот раз в присутствии Хаммара, который заглянул к ним, чтобы поинтересоваться, удалось ли им еще что-нибудь выяснить.
В кабинете висел плотный дым от сигарет Мартина Бека и сигары Хаммара, а Колльберг поджег в пепельнице обгоревшие спички и пустые коробки из-под сигарет, внеся тем самым свой посильный вклад в загрязнение воздуха. Рённ еще ухудшил ситуацию, открыв окно и впустив в комнату самый грязный городской воздух во всей Северной Европе. Мартин Бек откашлялся и сказал:
— Разработка версии поджога осложняется тем, что все свидетели находятся в больнице и их нельзя допросить.
— Да, — согласился Рённ.
— Я не думаю, что это был поджог, — сказал Хаммар. — Однако нам не следует делать поспешных выводов до тех пор, пока Меландер не закончит свою работу на месте пожара и эксперты не скажут свое слово.
Зазвонил телефон. Колльберг снял трубку и одновременно бросил пустой спичечный коробок в костер, который он разжег в пепельнице. С полминуты он слушал.
— Что? — спросил он с непритворным изумлением, и все находящиеся в кабинете тут же уставились на него.
Колльберг с отсутствующим видом посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Джентльмены, у меня для вас большой сюрприз, черт бы его побрал. Гёран Мальм не погиб во время пожара.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Хаммар. — Его что, не было в доме?
— Да нет, он практически полностью сгорел вместе с матрацем. Это звонил прозектор. Он говорит, что Мальм умер еще до того, как начался пожар.
VIII
У медсестры палаты, где лежал Гюнвальд Ларссон, тон был решительный и непреклонный.
— Не могу вам ничем помочь, — сказала она. — Я не хочу понимать, насколько это важно. Для меня самое важное то, что больной Ларссон чувствует себя лучше и ему не пойдет на пользу, если вы будете звонить и волновать его. Доктор приказал, чтобы его никто не беспокоил. Я уже сказала об этом вашему сотруднику Коллербергу[4], который только что звонил и вел себя очень грубо. Перезвоните завтра. До свидания.
Мартин Бек подержал трубку в руке, потом пожал плечами и положил ее на место.
Он сидел у себя в кабинете в Южном управлении. Был вторник, половина девятого утра, и ни Колльберг, ни Скакке еще не пришли. Колльберг, очевидно, был уже на подходе и мог появиться в любой момент.
Мартин Бек снова поднял трубку, набрал номер полицейского участка округа Мария и попросил к телефону Цакриссона. Цакриссон отсутствовал, он должен был заступить на дежурство в час дня.
Мартин Бек распечатал новую пачку сигарет «Флорида», закурил и посмотрел в окно. Пейзаж, открывающийся за ним, был вовсе не таким красивым, как тот, к которому он привык. Мрачный промышленный район и шоссе, ведущее в центр города, все полосы которого забиты автомобилями, ползущими черепашьим шагом. Мартин Бек испытывал отвращение к автомобилям и сам садился за руль лишь в случае крайней необходимости. Ему не нравилось временное управление в Вестберге, и он с нетерпением ждал того дня, когда капитальный ремонт в управлении полиции на Кунгсхольме закончится и все разбросанные по городу отделы снова соберутся под одной крышей.
Мартин Бек повернулся спиной к мрачному пейзажу, закинул руки за голову, и, уставившись в потолок, принялся размышлять.
Когда, как и почему умер Гёран Мальм и какова связь между его смертью и пожаром? Простейшая версия заключалась в том, что кто-то вначале убил Мальма, а потом поджег дом, чтобы уничтожить все следы. Однако как мог в этом случае предполагаемый убийца пробраться в дом и остаться не замеченным Ларссоном или Цакриссоном?
Мартин Бек услышал за дверью в коридоре быстрые, энергичные шаги Скакке, а через минуту объявился и Колльберг. Он грохнул кулаком в дверь Мартина Бека, заглянул внутрь, сказал: «Привет» и исчез. Снова он появился уже без пальто и пиджака и с расслабленным узлом галстука. Он уселся в кресло для посетителей и сообщил:
— Я попытался поговорить с Гюнвальдом Ларссоном по телефону, но мне это не удалось.
— Я знаю, — сказал Мартин Бек. — Я тоже пытался.
— Однако мне удались поговорить с Цакриссоном, — продолжил Колльберг. — Я позвонил ему домой сегодня утром. Гюнвальд Ларссон приехал на Шёльдгатан около половины одиннадцатого, и Цакриссон вскоре после этого ушел. Он говорит, что свет в квартире Мальма погас без четверти восемь. Он также утверждает, что, кроме трех гостей Рота, не видел никого, кто бы входил в дом или выходил оттуда через входную дверь в течение всего вечера. Однако неизвестно, внимательно ли он наблюдал все это время. Стоя там, он вполне мог задремать.
— Да, я тоже об этом думал, — сказал Мартин Бек. — Однако мне кажется совершенно невероятным, что кому-то повезло настолько, что он смог и войти в дом, и выйти незамеченным.
Колльберг вздохнул и потер подбородок.
— Да, в это невозможно поверить, — согласился он. — Какая программа у нас на сегодня?
Мартин Бек три раза чихнул, и Колльберг каждый раз говорил ему: «Будь здоров». Мартин Бек вежливо поблагодарил его.
— Что касается меня, то я собираюсь побеседовать с патологоанатомом, — сказал он.
Раздался стук в дверь. Вошел Скакке и остановился посреди кабинета.
— Ну, чего надо? — буркнул Колльберг.
— Ничего, — ответил Скакке. — Просто я хотел узнать, может быть, что-то прояснилось в деле с пожаром.
Поскольку ни Мартин Бек, ни Колльберг ему не ответили, он нерешительно продолжил:
Я имею в виду, что мог бы что-нибудь сделать…
— Ты уже поел? — спросил Колльберг.
— Нет, — ответил Скакке.
— В таком случае для начала ты можешь сделать нам кофе, — сказал Колльберг. — Ты чего-нибудь еще хочешь, Мартин?
Мартин Бек встал и застегнул пиджак.
— Нет, — сказал он. — Я сейчас поеду в Институт судебной экспертизы.
Он положил в карман пачку «Флориды» и спички и вызвал по телефону такси.
Патологоанатом, который проводил вскрытие, был седым профессором лет семидесяти. Он работал полицейским врачом в те далекие годы, когда Мартин Бек служил простым патрульным, и, кроме того, Мартин Бек слушал его лекции в полицейской школе. С тех пор им часто приходилось работать вместе и Мартин Бек высоко ценил его опыт и знания.
Он постучал в дверь кабинета врача в Институте судебной экспертизы в Сольне, услышал внутри стрекот пишущей машинки и открыл дверь, не ожидая ответа. Профессор печатал на машинке, сидя у окна, спиной к двери. Он закончил печатать, вытащил из машинки лист бумаги и повернулся к Мартину Беку.
— Привет, — поздоровался он. — А я как раз печатаю предварительный протокол для тебя. Как дела?
Мартин Бек расстегнул пальто и сел.
— Так себе, — сказал он. — Этот пожар совершенно загадочен. Кроме того, у меня простуда. Однако для вскрытия я еще не совсем готов.
Профессор внимательно посмотрел на него.
— Тебе нужно обратиться к врачу. Это ненормально, что ты все время ходишь простуженным.
— Да ну их, этих врачей, — сказал Мартин Бек. — Я, конечно, уважаю твоих ученых коллег, но они так и не научились лечить обычную простуду.
Он вытащил платок и с трубным звуком высморкался.
— Ну ладно, давай займемся делом, — сказал он. — В первую очередь меня интересует Мальм.
Профессор снял очки и положил их перед собой на письменный стол.
— Хочешь на него взглянуть? — спросил он.
— Нет, — ответил Мартин Бек. — С меня вполне достаточно того, что ты можешь мне рассказать.
— Должен признать, выглядит он не лучшим образом, — сказал эксперт. — Так же, как и двое других. Что ты хочешь узнать?
— Как он умер?
Профессор вынул носовой платок и начал протирать очки.
— Боюсь, я не смогу тебе этого сказать, — ответил он. — Главное я ведь уже вам сообщил. Мне удалось установить, что он был мертв, когда начался пожар. Когда все вокруг загорелось, он лежал в своей постели, очевидно, полностью одетый.
— Могла ли смерть быть насильственной? — спросил Мартин Бек.
Патологоанатом покачал головой.
— Маловероятно.
— У него были какие-нибудь раны или повреждения на теле?
— Да, естественно. Множество. Жар был очень сильный, и он лежал в характерной позе фехтовальщика. На голове у него было множество трещин, но образовались они после смерти. Кроме того, на теле были ссадины и сдавленности, вероятнее всего, от падающих балок и других предметов, а череп раскололся от жары.
Мартин Бек кивнул. Он уже достаточно насмотрелся на обгоревшие трупы и знал, как легко дилетанту предположить, что повреждения образовались перед смертью.
— А как ты пришел к заключению, что он умер до того, как начался пожар?
— Во-первых, когда тело соприкоснулось с огнем, система кровообращения у него уже не работала. Во-вторых, в его легких н бронхах отсутствовали следы сажи или дыма. У двух других имеются хлопья сажи в дыхательных органах и четкие сгустки крови в сосудах. Что касается их, то несомненно, что они умерли во время пожара.
Мартин Бек встал и подошел к окну. Он посмотрел вниз на шоссе, где желтые машины дорожной службы разбрасывали соль по почти полностью растаявшему серому снегу. Он вздохнул, закурил сигарету и повернулся спиной к окну.
— У тебя есть достаточные основания полагать, что его убили? — спросил профессор.
Мартин Бек пожал плечами.
— Трудно поверить, что он умер естественной смертью как раз перед тем, как загорелся дом.
— Его внутренние органы были вполне здоровыми, — сказал патологоанатом. — Единственная не совсем обычная вещь заключается в том, что содержание окиси углерода у него в крови было слишком высоким, если учесть, что дым он не вдыхал.
Мартин Бек просидел еще полчаса у эксперта перед тем, как вернуться в центр города. Выйдя из автобуса на Норра-Банторгет и вдохнув грязный воздух на автовокзале, он подумал, что в городе наверняка нет ни одного жителя, который не страдал бы от хронического отравления окисью углерода.
Он немного поразмышлял над важностью того, что сказал патолог о содержании окиси углерода в крови покойного, но вскоре переключился на другое. Спускаясь в метро, он думал о том, что здесь воздух еще более ядовит, чем наверху.
— Не могу вам ничем помочь, — сказала она. — Я не хочу понимать, насколько это важно. Для меня самое важное то, что больной Ларссон чувствует себя лучше и ему не пойдет на пользу, если вы будете звонить и волновать его. Доктор приказал, чтобы его никто не беспокоил. Я уже сказала об этом вашему сотруднику Коллербергу[4], который только что звонил и вел себя очень грубо. Перезвоните завтра. До свидания.
Мартин Бек подержал трубку в руке, потом пожал плечами и положил ее на место.
Он сидел у себя в кабинете в Южном управлении. Был вторник, половина девятого утра, и ни Колльберг, ни Скакке еще не пришли. Колльберг, очевидно, был уже на подходе и мог появиться в любой момент.
Мартин Бек снова поднял трубку, набрал номер полицейского участка округа Мария и попросил к телефону Цакриссона. Цакриссон отсутствовал, он должен был заступить на дежурство в час дня.
Мартин Бек распечатал новую пачку сигарет «Флорида», закурил и посмотрел в окно. Пейзаж, открывающийся за ним, был вовсе не таким красивым, как тот, к которому он привык. Мрачный промышленный район и шоссе, ведущее в центр города, все полосы которого забиты автомобилями, ползущими черепашьим шагом. Мартин Бек испытывал отвращение к автомобилям и сам садился за руль лишь в случае крайней необходимости. Ему не нравилось временное управление в Вестберге, и он с нетерпением ждал того дня, когда капитальный ремонт в управлении полиции на Кунгсхольме закончится и все разбросанные по городу отделы снова соберутся под одной крышей.
Мартин Бек повернулся спиной к мрачному пейзажу, закинул руки за голову, и, уставившись в потолок, принялся размышлять.
Когда, как и почему умер Гёран Мальм и какова связь между его смертью и пожаром? Простейшая версия заключалась в том, что кто-то вначале убил Мальма, а потом поджег дом, чтобы уничтожить все следы. Однако как мог в этом случае предполагаемый убийца пробраться в дом и остаться не замеченным Ларссоном или Цакриссоном?
Мартин Бек услышал за дверью в коридоре быстрые, энергичные шаги Скакке, а через минуту объявился и Колльберг. Он грохнул кулаком в дверь Мартина Бека, заглянул внутрь, сказал: «Привет» и исчез. Снова он появился уже без пальто и пиджака и с расслабленным узлом галстука. Он уселся в кресло для посетителей и сообщил:
— Я попытался поговорить с Гюнвальдом Ларссоном по телефону, но мне это не удалось.
— Я знаю, — сказал Мартин Бек. — Я тоже пытался.
— Однако мне удались поговорить с Цакриссоном, — продолжил Колльберг. — Я позвонил ему домой сегодня утром. Гюнвальд Ларссон приехал на Шёльдгатан около половины одиннадцатого, и Цакриссон вскоре после этого ушел. Он говорит, что свет в квартире Мальма погас без четверти восемь. Он также утверждает, что, кроме трех гостей Рота, не видел никого, кто бы входил в дом или выходил оттуда через входную дверь в течение всего вечера. Однако неизвестно, внимательно ли он наблюдал все это время. Стоя там, он вполне мог задремать.
— Да, я тоже об этом думал, — сказал Мартин Бек. — Однако мне кажется совершенно невероятным, что кому-то повезло настолько, что он смог и войти в дом, и выйти незамеченным.
Колльберг вздохнул и потер подбородок.
— Да, в это невозможно поверить, — согласился он. — Какая программа у нас на сегодня?
Мартин Бек три раза чихнул, и Колльберг каждый раз говорил ему: «Будь здоров». Мартин Бек вежливо поблагодарил его.
— Что касается меня, то я собираюсь побеседовать с патологоанатомом, — сказал он.
Раздался стук в дверь. Вошел Скакке и остановился посреди кабинета.
— Ну, чего надо? — буркнул Колльберг.
— Ничего, — ответил Скакке. — Просто я хотел узнать, может быть, что-то прояснилось в деле с пожаром.
Поскольку ни Мартин Бек, ни Колльберг ему не ответили, он нерешительно продолжил:
Я имею в виду, что мог бы что-нибудь сделать…
— Ты уже поел? — спросил Колльберг.
— Нет, — ответил Скакке.
— В таком случае для начала ты можешь сделать нам кофе, — сказал Колльберг. — Ты чего-нибудь еще хочешь, Мартин?
Мартин Бек встал и застегнул пиджак.
— Нет, — сказал он. — Я сейчас поеду в Институт судебной экспертизы.
Он положил в карман пачку «Флориды» и спички и вызвал по телефону такси.
Патологоанатом, который проводил вскрытие, был седым профессором лет семидесяти. Он работал полицейским врачом в те далекие годы, когда Мартин Бек служил простым патрульным, и, кроме того, Мартин Бек слушал его лекции в полицейской школе. С тех пор им часто приходилось работать вместе и Мартин Бек высоко ценил его опыт и знания.
Он постучал в дверь кабинета врача в Институте судебной экспертизы в Сольне, услышал внутри стрекот пишущей машинки и открыл дверь, не ожидая ответа. Профессор печатал на машинке, сидя у окна, спиной к двери. Он закончил печатать, вытащил из машинки лист бумаги и повернулся к Мартину Беку.
— Привет, — поздоровался он. — А я как раз печатаю предварительный протокол для тебя. Как дела?
Мартин Бек расстегнул пальто и сел.
— Так себе, — сказал он. — Этот пожар совершенно загадочен. Кроме того, у меня простуда. Однако для вскрытия я еще не совсем готов.
Профессор внимательно посмотрел на него.
— Тебе нужно обратиться к врачу. Это ненормально, что ты все время ходишь простуженным.
— Да ну их, этих врачей, — сказал Мартин Бек. — Я, конечно, уважаю твоих ученых коллег, но они так и не научились лечить обычную простуду.
Он вытащил платок и с трубным звуком высморкался.
— Ну ладно, давай займемся делом, — сказал он. — В первую очередь меня интересует Мальм.
Профессор снял очки и положил их перед собой на письменный стол.
— Хочешь на него взглянуть? — спросил он.
— Нет, — ответил Мартин Бек. — С меня вполне достаточно того, что ты можешь мне рассказать.
— Должен признать, выглядит он не лучшим образом, — сказал эксперт. — Так же, как и двое других. Что ты хочешь узнать?
— Как он умер?
Профессор вынул носовой платок и начал протирать очки.
— Боюсь, я не смогу тебе этого сказать, — ответил он. — Главное я ведь уже вам сообщил. Мне удалось установить, что он был мертв, когда начался пожар. Когда все вокруг загорелось, он лежал в своей постели, очевидно, полностью одетый.
— Могла ли смерть быть насильственной? — спросил Мартин Бек.
Патологоанатом покачал головой.
— Маловероятно.
— У него были какие-нибудь раны или повреждения на теле?
— Да, естественно. Множество. Жар был очень сильный, и он лежал в характерной позе фехтовальщика. На голове у него было множество трещин, но образовались они после смерти. Кроме того, на теле были ссадины и сдавленности, вероятнее всего, от падающих балок и других предметов, а череп раскололся от жары.
Мартин Бек кивнул. Он уже достаточно насмотрелся на обгоревшие трупы и знал, как легко дилетанту предположить, что повреждения образовались перед смертью.
— А как ты пришел к заключению, что он умер до того, как начался пожар?
— Во-первых, когда тело соприкоснулось с огнем, система кровообращения у него уже не работала. Во-вторых, в его легких н бронхах отсутствовали следы сажи или дыма. У двух других имеются хлопья сажи в дыхательных органах и четкие сгустки крови в сосудах. Что касается их, то несомненно, что они умерли во время пожара.
Мартин Бек встал и подошел к окну. Он посмотрел вниз на шоссе, где желтые машины дорожной службы разбрасывали соль по почти полностью растаявшему серому снегу. Он вздохнул, закурил сигарету и повернулся спиной к окну.
— У тебя есть достаточные основания полагать, что его убили? — спросил профессор.
Мартин Бек пожал плечами.
— Трудно поверить, что он умер естественной смертью как раз перед тем, как загорелся дом.
— Его внутренние органы были вполне здоровыми, — сказал патологоанатом. — Единственная не совсем обычная вещь заключается в том, что содержание окиси углерода у него в крови было слишком высоким, если учесть, что дым он не вдыхал.
Мартин Бек просидел еще полчаса у эксперта перед тем, как вернуться в центр города. Выйдя из автобуса на Норра-Банторгет и вдохнув грязный воздух на автовокзале, он подумал, что в городе наверняка нет ни одного жителя, который не страдал бы от хронического отравления окисью углерода.
Он немного поразмышлял над важностью того, что сказал патолог о содержании окиси углерода в крови покойного, но вскоре переключился на другое. Спускаясь в метро, он думал о том, что здесь воздух еще более ядовит, чем наверху.
IX
В среду, тринадцатого марта, Гюнвальду Ларссону впервые разрешили встать с постели. Он с трудом натянул на себя больничный халат и хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. Халат был на несколько размеров меньше и выцвел так, что установить его цвет было совершенно невозможно. Потом он взглянул на свои ноги. На них были черные шлепанцы на деревянной подошве, рассчитанные явно на Голиафа и могущие служить эмблемой сапожной мастерской.
Его деньги лежали в тумбочке у кровати. Он взял несколько монеток и направился к ближайшему телефону-автомату для пациентов. Набрал номер управления полиции, машинально одергивая рукав своего неудобного облачения. Рукав не поддался ни на сантиметр.
— Да, — сказал Рённ. — О, это ты? Ну, как дела?
— Прекрасно. Послушай, как я здесь оказался?
— Это я привез тебя в больницу. Ты был немного не в себе.
— Последнее, что я помню, так это то, что я сижу и смотрю на фотографию Цакриссона в газете.
— Ну, это было пять дней назад. Как твои руки?
Гюнвальд Ларссон посмотрел на свою правую руку и осторожно пошевелил пальцами. Рука была могучая, покрытая длинными светлыми волосами.
— Вроде бы нормально, — сказал он. — Осталось только несколько маленьких повязок.
— Ну, это хорошо.
— Ты мог бы не начинать каждую фразу с «ну», — раздраженно сказал Гюнвальд Ларссон.
Рённ на это ничего не ответил.
— Ну, Эйнар?
— Ну, что? — сказал Рённ и рассмеялся.
— Почему ты смеешься?
— Просто так. Тебе что-нибудь нужно?
— Сзади и слева в среднем ящике моего письменного стола лежит черный кожаный кошелек. В нем мой ключ зажигания. Поезжай в Булмору и возьми мой белый халат и белые шлепанцы. Халат висит в платяном шкафу, а шлепанцы стоят в прихожей, у двери.
— Ну, думаю, это мне по силам.
— В спальне, в комоде есть кулек с эмблемой универмага «НК», в нем лежит несколько пижам. Возьми его тоже, слышишь?
— Все эти вещи нужны тебе немедленно?
— Да. Эти дураки выпишут меня не раньше, чем послезавтра. Они мне дали серо-сине-коричневый халат, который на десять размеров меньше, и пару клумпов, похожих на гробы. Как там у вас дела?
— Ну, не так уже и плохо. Нормально.
— Чем занимаются Бек и Колльберг?
— Их здесь нет. Они в Вестберге.
— Прекрасно. Как идет расследование?
— Какое расследование?
— Пожара, чего же еще?
— Это дело закрыто.
— Что? — заорал Гюнвальд Ларссон. — Что ты сказал? Закрыто?
— Да, это был несчастный случай.
— Несчастный случай?
— Ну, примерно так… понимаешь, расследование на месте пожара закончилось сегодня утром и…
— Какого черта, что ты болтаешь? Ты что, пьян?
Гюнвальд Ларссон разговаривал так громко, что палатная сестра вышла в коридор.
— Понимаешь, этот Мальм…
— Больной Ларссон, — строго сказала сестра. — Так нельзя себя вести.
— Заткнись, — гаркнул вышедший из себя Гюнвальд Ларссон.
Сестра была полной дамой лет пятидесяти с решительным подбородком. Она окинула пациента ледяным взглядом и приказала:
— Немедленно повесьте трубку. Судя по всему, вам слишком рано разрешили встать, больной Ларссон. Я должна немедленно сообщить о случившемся врачу.
— Ну, ладно, я приеду как можно скорее, — заверил его Рённ. — Я привезу тебе документы, так что ты сам сможешь во всем разобраться.
— Больной Ларссон, немедленно отправляйтесь в постель, — раздался голос медсестры.
Гюнвальд Ларссон открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
Его деньги лежали в тумбочке у кровати. Он взял несколько монеток и направился к ближайшему телефону-автомату для пациентов. Набрал номер управления полиции, машинально одергивая рукав своего неудобного облачения. Рукав не поддался ни на сантиметр.
— Да, — сказал Рённ. — О, это ты? Ну, как дела?
— Прекрасно. Послушай, как я здесь оказался?
— Это я привез тебя в больницу. Ты был немного не в себе.
— Последнее, что я помню, так это то, что я сижу и смотрю на фотографию Цакриссона в газете.
— Ну, это было пять дней назад. Как твои руки?
Гюнвальд Ларссон посмотрел на свою правую руку и осторожно пошевелил пальцами. Рука была могучая, покрытая длинными светлыми волосами.
— Вроде бы нормально, — сказал он. — Осталось только несколько маленьких повязок.
— Ну, это хорошо.
— Ты мог бы не начинать каждую фразу с «ну», — раздраженно сказал Гюнвальд Ларссон.
Рённ на это ничего не ответил.
— Ну, Эйнар?
— Ну, что? — сказал Рённ и рассмеялся.
— Почему ты смеешься?
— Просто так. Тебе что-нибудь нужно?
— Сзади и слева в среднем ящике моего письменного стола лежит черный кожаный кошелек. В нем мой ключ зажигания. Поезжай в Булмору и возьми мой белый халат и белые шлепанцы. Халат висит в платяном шкафу, а шлепанцы стоят в прихожей, у двери.
— Ну, думаю, это мне по силам.
— В спальне, в комоде есть кулек с эмблемой универмага «НК», в нем лежит несколько пижам. Возьми его тоже, слышишь?
— Все эти вещи нужны тебе немедленно?
— Да. Эти дураки выпишут меня не раньше, чем послезавтра. Они мне дали серо-сине-коричневый халат, который на десять размеров меньше, и пару клумпов, похожих на гробы. Как там у вас дела?
— Ну, не так уже и плохо. Нормально.
— Чем занимаются Бек и Колльберг?
— Их здесь нет. Они в Вестберге.
— Прекрасно. Как идет расследование?
— Какое расследование?
— Пожара, чего же еще?
— Это дело закрыто.
— Что? — заорал Гюнвальд Ларссон. — Что ты сказал? Закрыто?
— Да, это был несчастный случай.
— Несчастный случай?
— Ну, примерно так… понимаешь, расследование на месте пожара закончилось сегодня утром и…
— Какого черта, что ты болтаешь? Ты что, пьян?
Гюнвальд Ларссон разговаривал так громко, что палатная сестра вышла в коридор.
— Понимаешь, этот Мальм…
— Больной Ларссон, — строго сказала сестра. — Так нельзя себя вести.
— Заткнись, — гаркнул вышедший из себя Гюнвальд Ларссон.
Сестра была полной дамой лет пятидесяти с решительным подбородком. Она окинула пациента ледяным взглядом и приказала:
— Немедленно повесьте трубку. Судя по всему, вам слишком рано разрешили встать, больной Ларссон. Я должна немедленно сообщить о случившемся врачу.
— Ну, ладно, я приеду как можно скорее, — заверил его Рённ. — Я привезу тебе документы, так что ты сам сможешь во всем разобраться.
— Больной Ларссон, немедленно отправляйтесь в постель, — раздался голос медсестры.
Гюнвальд Ларссон открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.