– Смотря что вы имеете в виду, – Антон внимательно посмотрел на Милославскую и она поняла, что и с этим человеком будет разговаривать так же нелегко, как и с Ваксмахером.
«Вот черт, – ругнулась она про себя, – повезло мне с этими ребятами».
– Я имею в виду, – она решила говорить откровенно, – что за ней кто-то следил последние несколько дней.
– И кто же?
– Это я и собираюсь выяснить, может быть, с вашей помощью. Вам ведь не безразлично, что вашу невесту убили?
– Я бы хотел, чтобы ее убийца был наказан, – твердо произнес Антон и выпил еще виски, – но не понимаю, каким образом вы можете в этом помочь?
– Дело в том, Антон, что я обладаю некими способностями, которые помогают мне в расследовании преступлений, – пояснила Милославская. Если вам это интересно, могу сказать, – добавила она, – что уже раскрыла несколько убийств.
– Очень интересно, – произнес Антон безразличным тоном, – но от меня-то вы что хотите?
– Я не всемогуща, мне нужна ваша помощь, – честно призналась Милославская. – Но если вы не хотите мне помогать, я могу уйти.
Она сделала вид, что собирается встать, но Антон остановил ее.
– Погодите, – поднял он руку. – Я сделаю все, что в моих силах.
– Отлично, – Яна закурила. – Мне удалось узнать, что в тот день Жене кто-то позвонил, и она ушла с работы примерно в четыре часа. Вы не знаете, кто это мог быть?
Ничего не ответив, Антон поднялся и быстро подойдя к двери, распахнул ее. За ней оказалась Геля.
– Прошу прощения, если помешала вам, – она протиснулась в гостиную мимо Антона и направилась к бару, – но у меня там кончилась вода.
Забрав бутылку «Перье», она ни слова больше не говоря, снова вышла за дверь.
– Это я звонил Жене, – Антон закрыл за ней дверь и опять устроился в кресле.
– Вы должны были с ней встретиться?
– Да, только позже, в шесть вечера, я пригласил ее в театр, – ответил Антон. – Не понимаю, почему она ушла раньше.
– Может быть, захотела переодеться? – предположила Яна.
– Теперь уже мы об этом никогда не узнаем, – вздохнул Засурский-младший.
– Где вы должны были встретиться с Женей?
– В «Мадриде» – Антон сделал еще глоток, поставил стакан на подлокотник и махнул рукой куда-то в сторону. – Это небольшое кафе неподалеку отсюда.
– Вас там знают?
– Меня? – усмехнулся Антон. – Конечно. И даже могут подтвердить, что я там был с трех и почти до семи часов вечера. Я же понимаю, – добавил он, – что вы имеете в виду, есть ли у меня алиби. Ведь это так называется?
– И кто это может подтвердить? – Яна проигнорировала его вопрос.
– Бармен Рустам, – Антон покрутил в стакане лед с остатками виски и опрокинул его в рот. – Я сидел прямо напротив его стойки.
– Вы знали об отношениях Жени и вашего отца? – неожиданно спросила Милославская.
– Я не хочу обсуждать эту тему, – после недолгого молчания ответил Засурский.
– Значит, знали, – с печалью в голосе сказала Яна. – И как вы к этому относились?
– Не собираюсь обсуждать эту тему, – повысил голос Антон. – Если у вас больше нет вопросов, тогда прощайте.
Он поднялся и подошел к двери. Яна тоже встала. Она остановилась почти вплотную к Антону и, глядя на него снизу вверх, потому что он был на полголовы выше, сказала:
– Вы могли убить ее и не сами, поэтому и устроили себе отличное алиби. А мотив у вас был очень сильный – ревность, разве не так?
– Не так, – глядя на нее с нескрываемой неприязнью, ответил Антон. – До свидания.
– Кстати, – Милославская вышла в холл, – эта занятная блондинка, Геля… Кажется, она ваша сестра?
– Ангелина моя мачеха, – Антон принялся возиться с замками, – а сестра сейчас на работе.
– И вы живете с мачехой под одной крышей, как я понимаю?
– Идите к черту, – сквозь зубы процедил Антон и его растянувшиеся губы стали почти такими же тонкими, как у отца.
Он захлопнул за Яной дверь, и она осталась стоять под пальмой, поглядывая на бегущую в фонтане воду, которая переливалась всеми цветами радуги, благодаря специальной подсветке.
Очень интересная ситуация, – думала она, завороженно глядя на мерцающую воду, – значит, у Засурского молодая жена и еще любовница, которую он делил со своим сыном. Сынок, без сомнения, знал о папиных шашнях. Веселая семейка!
Придя домой, Яна решила немного отдохнуть. Ей нужно было восстановить силы. Приняв ванну и выпив кофе, она растянулась с сигаретой на диване. Джемма лежала у ее ног. Сон все не шел – мешали мысли. Она закрыла глаза и попробовала расслабить тело – мышцу за мышцей. Есть у йогов такое упражнение, называется «труп». Яна пыталась проделать его равномерно и тщательно. В итоге ей удалось задремать.
Когда она проснулась, стрелки на часах показывали без четверти семь. Она протерла глаза, зевнула. Джемма радостно завиляла обрубком хвоста. Яна снова сварила себе кофе и устроилась с картами на диване. Она попробовала поработать с «Джокером».
Смежила веки и положила ладонь на карту. Тьму, омывавшую ее зрачки, вскоре наполнили слабые вибрации. Вначале Яна ощущала ее так, как ощущают запах, потом увидела тонкие, извивающиеся полоски лазури. Пульсация усилилась. Полоски растекались, превращаясь постепенно в голубое светящееся озеро. Потом вдруг озеро приняло вполне четкие границы, застыло, словно внутри него возникла твердая основа. Это уже не была вода или какая-то жидкость, или рассеянный свет. Свечение не исчезало и на нем стали проступать быстро бегущие белые загогулины. Вначале Яна не могла разобрать их: они прыгали, сливались, разбрызгивались, вновь устремлялись навстречу друг другу, наслаивались друг на друга. Затем магические знаки стали приобретать более ясные контуры, выпрямляться, выстраиваться в ряды, и Яна поняла, что это цифры. Теперь они, по-прежнему двигающиеся в ускоренном темпе, напоминали построенные к бою войска. Взгляд Яны скользил вниз-вверх и повсюду были эти стройные подвижные колонны. Ровная лазурь под ними чуть заметно дрожала, ее все еще наполняла странная дрожь. Яна даже услышала приглушенное жужжание. Она попыталась сосредоточиться на одном ряде цифр, но они поплыли у нее перед глазами, смазанные невесть откуда появившейся влагой. Яна почувствовала под веками слезы, вызванные тем, поняла что она слишком пристально «глядела» на цифры. Нестерпимая резь в глазах походила на сильный ожог. Будучи больше не в состоянии «смотреть», Яна распахнула глаза. Слезы мигом исчезли, выпитые мягким дневным светом, робко проникавшим сквозь занавески и населявшем комнату тусклым чародейством майского вечера.
Телефонная трель окончательно вывела Яну из забытья. Звонил Руденко, интересовался что новенького. Яна не стала рассказывать ему о цифрах, для него это была чистой воды тарабарщина. Для нее самой цифры представляли загадку – зачем еще нагружать «чудесами» мозг Руденко! Яна лишь вкратце рассказала лейтенанту о своих визитах в казино и к Антону. Руденко прореагировал довольно вяло, сказав напоследок в своей комично-серьезной манере, что дело запутанное. Яна и без него понимала, что дело непростое, что здесь намешано всего помаленьку и что единственное, что может помочь – это прояснение отношений между людьми, с которыми она уже успела пообщаться и с которыми ей еще придется разговаривать и встречаться. Думая так, Яна повесила трубку со смешанным чувством признательности и нелепости. Да, она была благодарна Руденко, он в меру своих возможностей и разумения заботился о ней, но часто эта забота раздражала ее, ибо лейтенант придавал ей статус ответственной, квазигосударственной миссии и был нестерпимо навязчив и серьезен.
Яна отхлебнула из чашки и, выбрав карту «Взгляд в будущее», накрыла ее ладонью и опустила веки.
Эта карта, собственноручно изготовленная Яной, как впрочем и все остальные, не была безупречной в силу того, что уголок глянцевого картонного прямоугольника был обуглен. Сама Яна, когда бывала в хорошем настроении, уподобляла мысленно эту карту псу с одним ухом. Обгоревший угол осыпался и это стало причиной различных сюрпризов, а также того, что картина будущего, возникавшая в результате манипуляций с картой, получалась смазанной, половинчатой, а то и вовсе хаотичной. Все зависело от конкретного случая. С этой картой возникала и другая проблема. Яна называла ее «быстро мотает». Видение напоминало киноленту, которая то скользила перед Яниным взором с молниеносной скоростью, не позволяя ничего рассмотреть, то на мгновение застывала, и тогда Яна могла различить на ней прихотливый узор будущего. Порой она видела будущее расплывчато, аллегорически и символически, что в свою очередь ставило задачу интерпретации. Но зачастую она видела фрагмент, выпадающий как бы из канвы готовящихся событий, но видела его так отчетливо, так ясно и по-житейски конкретно, что это позволяло, как говорится, оказаться в нужном месте в нужное время или благодаря ничтожной детали, явленной в момент предвидения, повернуть ход развития ситуации. Порой это помогало спастись ей самой или спасти кого-то еще.
Лента шуршала и летела перед Яниными глазами, едва касаясь их острым краем, пока не замерла. Вначале Яна не могла различить ничего, кроме темных и бронзовых кругов, которые мерцали и разбегались. Вслед одним устремлялись другие, пока из этого центробежного движения не родилось некое сумрачное пространство, по которому осторожно шарили танцующие блики. Один из таких бликов упал на лицо… Антона. Яна узнала Засурского-младшего и это ее совсем не удивило. Бледность кожи скрадывалась вечерним освещением. Она заметила, что его губы улыбаются, время от времени складываются в горькую усмешку. Напротив него сидел Ваксмахер. Он был оживлен, хотя не было понятно: какого рода это оживление, нервное или приятное, связанное с интересной беседой или поглощенным вином. Бутылка вина темно-рубиновой башней плыла в огненно-розовых сумерках, возвышаясь над накрытым столом. Все как-то медленно кружилось. Затянутая в русло это движения, Яна хотела оказаться позади Антона, чтобы рассмотреть сидящего рядом с Ваксмахером мужчину. Она чувствовала, что он ей не знаком. Она скользила подобно бликам, но ей никак не удавалось перейти грань, за которой она смогла бы увидеть лицо незнакомца.
Заинтригованная открывшимся ей зрелищем и раздосадованная этой непреодолимой преградой, Яна вдруг посмотрела наверх, туда, где на стене, поблескивая сапфировым циферблатом и золотыми стрелками, висели часы. Она ясно различила, что толстая маленькая стрелка застыла на латинской цифре десять, чуть сместившись вправо, а тонкая и длинная – на цифре три. Под часами располагалась стойка бара. Яна увидела бармена, парня в черном, расшитом красными узорами болеро. Он наливал в фужер бледно-лимонную жидкость, стараясь непринужденной улыбкой выказать кому-то, стоящему к Яне спиной, свою гостеприимную благожелательность. Это была женщина внушительной комплекции. Яна снова захотела взглянуть на того, кто сидел за одним столом с Антоном и Михаилом Анатольевичем. Но не могла, их силуэты расплылись, став частью сумеречного фона.
Когда Яна открыла глаза, сердце ее билось в груди с пугающей частотой. Так, значит это кафе или ресторан. Время – десять пятнадцать. Что же это за заведение? Яна улыбнулась. Ну, конечно! Бармен в куртке-болеро… Это «Мадрид». И Антон говорил об этом кафе!
Не спасала и щекотка, ускользнувшая, как и воспоминание о прятках. Яна заплатила за проезд и вышла. Она шла по говорливым улицам, мимо тусклых витрин бутиков – освещения еще не было, банков и кафе, пока на одной из вывесок на противоположной стороне дороги не заметила синих букв: «Мадрид». Рядом, кое-как притулившись на обочине, замерли в ожидании владельцев иномарки, «девятки» и «стодесятые».
Яна вошла в кафе, вспугнув мелодичный колокольчик. Ее сразу окутал лучащийся огнями, пьяными улыбками и возбужденными взглядами полумрак. Справа, за стойкой стоял бармен, русоволосый парень с широкоскулой, истинно русской физиономией, но в изящной курточке-болеро, расшитой красной узорчатой тесьмой. Тот самый, которого Яна «видела». Она невольно вздрогнула – ее видения не успели ей, что называется, прискучить. Они по-прежнему будили в ней интерес и некоторое даже благоговение. Ибо она считала себя лишь проводником энергии, эманирующей из некой высшей сущности.
Пройдя вдоль барной стойки, Милославская «определила» столик, за которым в ее видении сидели Антон, Ваксмахер и незнакомец и устроилась за соседним столиком. «Тот» стол был занят другими людьми – румяная блондинка лет двадцати пяти о чем-то мило беседовала со своим спутником, лица которого Яна видеть не могла, так как он сидел к ней спиной. Время подходило уже к десяти, так что Яна начала уже волноваться, не обманула ли ее карта. Возможно, это был не этот день, а следующий, а может, и еще более поздний или ранний, смотря с какой стороны считать. Как бы то ни было, Яна решила подождать намеченного часа и, обратившись к подошедшему «тореро», на котором было такое же как и у бармена болеро, заказала порцию камбалы с виноградом и сухое белое вино.
Время шло, а те, кого поджидала Яна, не показывались. Милославская проглотила ужин – она была голодна, а Антон с Ваксмахером так и не появились. Яна просидела до закрытия ресторана и, разочарованная, покинула его. Поймала машину и вернулась домой. Сразу же завалилась спать. Она чувствовала себя жутко усталой.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Вот черт, – ругнулась она про себя, – повезло мне с этими ребятами».
– Я имею в виду, – она решила говорить откровенно, – что за ней кто-то следил последние несколько дней.
– И кто же?
– Это я и собираюсь выяснить, может быть, с вашей помощью. Вам ведь не безразлично, что вашу невесту убили?
– Я бы хотел, чтобы ее убийца был наказан, – твердо произнес Антон и выпил еще виски, – но не понимаю, каким образом вы можете в этом помочь?
– Дело в том, Антон, что я обладаю некими способностями, которые помогают мне в расследовании преступлений, – пояснила Милославская. Если вам это интересно, могу сказать, – добавила она, – что уже раскрыла несколько убийств.
– Очень интересно, – произнес Антон безразличным тоном, – но от меня-то вы что хотите?
– Я не всемогуща, мне нужна ваша помощь, – честно призналась Милославская. – Но если вы не хотите мне помогать, я могу уйти.
Она сделала вид, что собирается встать, но Антон остановил ее.
– Погодите, – поднял он руку. – Я сделаю все, что в моих силах.
– Отлично, – Яна закурила. – Мне удалось узнать, что в тот день Жене кто-то позвонил, и она ушла с работы примерно в четыре часа. Вы не знаете, кто это мог быть?
Ничего не ответив, Антон поднялся и быстро подойдя к двери, распахнул ее. За ней оказалась Геля.
– Прошу прощения, если помешала вам, – она протиснулась в гостиную мимо Антона и направилась к бару, – но у меня там кончилась вода.
Забрав бутылку «Перье», она ни слова больше не говоря, снова вышла за дверь.
– Это я звонил Жене, – Антон закрыл за ней дверь и опять устроился в кресле.
– Вы должны были с ней встретиться?
– Да, только позже, в шесть вечера, я пригласил ее в театр, – ответил Антон. – Не понимаю, почему она ушла раньше.
– Может быть, захотела переодеться? – предположила Яна.
– Теперь уже мы об этом никогда не узнаем, – вздохнул Засурский-младший.
– Где вы должны были встретиться с Женей?
– В «Мадриде» – Антон сделал еще глоток, поставил стакан на подлокотник и махнул рукой куда-то в сторону. – Это небольшое кафе неподалеку отсюда.
– Вас там знают?
– Меня? – усмехнулся Антон. – Конечно. И даже могут подтвердить, что я там был с трех и почти до семи часов вечера. Я же понимаю, – добавил он, – что вы имеете в виду, есть ли у меня алиби. Ведь это так называется?
– И кто это может подтвердить? – Яна проигнорировала его вопрос.
– Бармен Рустам, – Антон покрутил в стакане лед с остатками виски и опрокинул его в рот. – Я сидел прямо напротив его стойки.
– Вы знали об отношениях Жени и вашего отца? – неожиданно спросила Милославская.
– Я не хочу обсуждать эту тему, – после недолгого молчания ответил Засурский.
– Значит, знали, – с печалью в голосе сказала Яна. – И как вы к этому относились?
– Не собираюсь обсуждать эту тему, – повысил голос Антон. – Если у вас больше нет вопросов, тогда прощайте.
Он поднялся и подошел к двери. Яна тоже встала. Она остановилась почти вплотную к Антону и, глядя на него снизу вверх, потому что он был на полголовы выше, сказала:
– Вы могли убить ее и не сами, поэтому и устроили себе отличное алиби. А мотив у вас был очень сильный – ревность, разве не так?
– Не так, – глядя на нее с нескрываемой неприязнью, ответил Антон. – До свидания.
– Кстати, – Милославская вышла в холл, – эта занятная блондинка, Геля… Кажется, она ваша сестра?
– Ангелина моя мачеха, – Антон принялся возиться с замками, – а сестра сейчас на работе.
– И вы живете с мачехой под одной крышей, как я понимаю?
– Идите к черту, – сквозь зубы процедил Антон и его растянувшиеся губы стали почти такими же тонкими, как у отца.
Он захлопнул за Яной дверь, и она осталась стоять под пальмой, поглядывая на бегущую в фонтане воду, которая переливалась всеми цветами радуги, благодаря специальной подсветке.
Очень интересная ситуация, – думала она, завороженно глядя на мерцающую воду, – значит, у Засурского молодая жена и еще любовница, которую он делил со своим сыном. Сынок, без сомнения, знал о папиных шашнях. Веселая семейка!
Придя домой, Яна решила немного отдохнуть. Ей нужно было восстановить силы. Приняв ванну и выпив кофе, она растянулась с сигаретой на диване. Джемма лежала у ее ног. Сон все не шел – мешали мысли. Она закрыла глаза и попробовала расслабить тело – мышцу за мышцей. Есть у йогов такое упражнение, называется «труп». Яна пыталась проделать его равномерно и тщательно. В итоге ей удалось задремать.
Когда она проснулась, стрелки на часах показывали без четверти семь. Она протерла глаза, зевнула. Джемма радостно завиляла обрубком хвоста. Яна снова сварила себе кофе и устроилась с картами на диване. Она попробовала поработать с «Джокером».
Смежила веки и положила ладонь на карту. Тьму, омывавшую ее зрачки, вскоре наполнили слабые вибрации. Вначале Яна ощущала ее так, как ощущают запах, потом увидела тонкие, извивающиеся полоски лазури. Пульсация усилилась. Полоски растекались, превращаясь постепенно в голубое светящееся озеро. Потом вдруг озеро приняло вполне четкие границы, застыло, словно внутри него возникла твердая основа. Это уже не была вода или какая-то жидкость, или рассеянный свет. Свечение не исчезало и на нем стали проступать быстро бегущие белые загогулины. Вначале Яна не могла разобрать их: они прыгали, сливались, разбрызгивались, вновь устремлялись навстречу друг другу, наслаивались друг на друга. Затем магические знаки стали приобретать более ясные контуры, выпрямляться, выстраиваться в ряды, и Яна поняла, что это цифры. Теперь они, по-прежнему двигающиеся в ускоренном темпе, напоминали построенные к бою войска. Взгляд Яны скользил вниз-вверх и повсюду были эти стройные подвижные колонны. Ровная лазурь под ними чуть заметно дрожала, ее все еще наполняла странная дрожь. Яна даже услышала приглушенное жужжание. Она попыталась сосредоточиться на одном ряде цифр, но они поплыли у нее перед глазами, смазанные невесть откуда появившейся влагой. Яна почувствовала под веками слезы, вызванные тем, поняла что она слишком пристально «глядела» на цифры. Нестерпимая резь в глазах походила на сильный ожог. Будучи больше не в состоянии «смотреть», Яна распахнула глаза. Слезы мигом исчезли, выпитые мягким дневным светом, робко проникавшим сквозь занавески и населявшем комнату тусклым чародейством майского вечера.
Телефонная трель окончательно вывела Яну из забытья. Звонил Руденко, интересовался что новенького. Яна не стала рассказывать ему о цифрах, для него это была чистой воды тарабарщина. Для нее самой цифры представляли загадку – зачем еще нагружать «чудесами» мозг Руденко! Яна лишь вкратце рассказала лейтенанту о своих визитах в казино и к Антону. Руденко прореагировал довольно вяло, сказав напоследок в своей комично-серьезной манере, что дело запутанное. Яна и без него понимала, что дело непростое, что здесь намешано всего помаленьку и что единственное, что может помочь – это прояснение отношений между людьми, с которыми она уже успела пообщаться и с которыми ей еще придется разговаривать и встречаться. Думая так, Яна повесила трубку со смешанным чувством признательности и нелепости. Да, она была благодарна Руденко, он в меру своих возможностей и разумения заботился о ней, но часто эта забота раздражала ее, ибо лейтенант придавал ей статус ответственной, квазигосударственной миссии и был нестерпимо навязчив и серьезен.
Яна отхлебнула из чашки и, выбрав карту «Взгляд в будущее», накрыла ее ладонью и опустила веки.
Эта карта, собственноручно изготовленная Яной, как впрочем и все остальные, не была безупречной в силу того, что уголок глянцевого картонного прямоугольника был обуглен. Сама Яна, когда бывала в хорошем настроении, уподобляла мысленно эту карту псу с одним ухом. Обгоревший угол осыпался и это стало причиной различных сюрпризов, а также того, что картина будущего, возникавшая в результате манипуляций с картой, получалась смазанной, половинчатой, а то и вовсе хаотичной. Все зависело от конкретного случая. С этой картой возникала и другая проблема. Яна называла ее «быстро мотает». Видение напоминало киноленту, которая то скользила перед Яниным взором с молниеносной скоростью, не позволяя ничего рассмотреть, то на мгновение застывала, и тогда Яна могла различить на ней прихотливый узор будущего. Порой она видела будущее расплывчато, аллегорически и символически, что в свою очередь ставило задачу интерпретации. Но зачастую она видела фрагмент, выпадающий как бы из канвы готовящихся событий, но видела его так отчетливо, так ясно и по-житейски конкретно, что это позволяло, как говорится, оказаться в нужном месте в нужное время или благодаря ничтожной детали, явленной в момент предвидения, повернуть ход развития ситуации. Порой это помогало спастись ей самой или спасти кого-то еще.
Лента шуршала и летела перед Яниными глазами, едва касаясь их острым краем, пока не замерла. Вначале Яна не могла различить ничего, кроме темных и бронзовых кругов, которые мерцали и разбегались. Вслед одним устремлялись другие, пока из этого центробежного движения не родилось некое сумрачное пространство, по которому осторожно шарили танцующие блики. Один из таких бликов упал на лицо… Антона. Яна узнала Засурского-младшего и это ее совсем не удивило. Бледность кожи скрадывалась вечерним освещением. Она заметила, что его губы улыбаются, время от времени складываются в горькую усмешку. Напротив него сидел Ваксмахер. Он был оживлен, хотя не было понятно: какого рода это оживление, нервное или приятное, связанное с интересной беседой или поглощенным вином. Бутылка вина темно-рубиновой башней плыла в огненно-розовых сумерках, возвышаясь над накрытым столом. Все как-то медленно кружилось. Затянутая в русло это движения, Яна хотела оказаться позади Антона, чтобы рассмотреть сидящего рядом с Ваксмахером мужчину. Она чувствовала, что он ей не знаком. Она скользила подобно бликам, но ей никак не удавалось перейти грань, за которой она смогла бы увидеть лицо незнакомца.
Заинтригованная открывшимся ей зрелищем и раздосадованная этой непреодолимой преградой, Яна вдруг посмотрела наверх, туда, где на стене, поблескивая сапфировым циферблатом и золотыми стрелками, висели часы. Она ясно различила, что толстая маленькая стрелка застыла на латинской цифре десять, чуть сместившись вправо, а тонкая и длинная – на цифре три. Под часами располагалась стойка бара. Яна увидела бармена, парня в черном, расшитом красными узорами болеро. Он наливал в фужер бледно-лимонную жидкость, стараясь непринужденной улыбкой выказать кому-то, стоящему к Яне спиной, свою гостеприимную благожелательность. Это была женщина внушительной комплекции. Яна снова захотела взглянуть на того, кто сидел за одним столом с Антоном и Михаилом Анатольевичем. Но не могла, их силуэты расплылись, став частью сумеречного фона.
Когда Яна открыла глаза, сердце ее билось в груди с пугающей частотой. Так, значит это кафе или ресторан. Время – десять пятнадцать. Что же это за заведение? Яна улыбнулась. Ну, конечно! Бармен в куртке-болеро… Это «Мадрид». И Антон говорил об этом кафе!
* * *
Когда стрелки часов показывали девять, Яна стала собираться. Она надела бежевый костюм с юбкой, на голову – парик, сделала заново макияж и, приказав Джемме сторожить дом, вышла на улицу. Она гнала от себя любые мысли, стараясь сохранить чистоту сознания. Просто рассеянно наблюдала из окна маршрутного такси за бегущим пейзажем. Теперь она была шатенкой со средней длины волосами, и этот невинный маскарад доставлял ей некоторое удовольствие. На лбу ее смешно, как казалось ей самой, колыхалась густая ровная челка. Яна покрасила губы бледно-абрикосовой помадой, подвела глаза так, чтобы скрыть их обычный контур, в общем, сделала все, чтобы изменить свою внешность. Таящаяся в этом банальном, в принципе, изменении наружности толика предательства и провокации заставляла Яну морщить нос – она чувствовала знакомую щекотку на переносице. Ей на миг почудилось, что она маленькая девочка и прячется не за челкой, а за диваном в ожидании ищущей ее по всему дому бабушки, и все ее тело приятно покалывает от предвосхищения встречи с ней, от того радостного испуга и удивления, которые та обязательно проявит, как только внучка вылезет из своего укрытия.* * *
Разбуженный весной город принарядился и зазеленел. Толпы людей устремлялись в центр гулять по проспекту, поедать мороженое, пить пиво, заводить знакомства, сидеть подолгу на террасах открытых кафе, нарушать общественный порядок или тихонечко сплетничать, расположившись на свежевыставленных неухоженных лавках. Урчали джипы, шуршали «мерседесы» и «опели», унося хозяев к чудесным волжским берегам, к пикникам-шашлыкам и не обремененным строгой моралью девушкам, готовым, подобно цветам, раскрыться навстречу случайной улыбке, приглашению отобедать или скромной купюре. Эта столикая чехарда, обмен оценивающими взглядами, насмешливыми или завлекающими улыбками действовал на Яну не возбуждающе, а усыпляюще. Она зевала, недоумевая по поводу напавшей на нее сонливости. Вот не вовремя-то!Не спасала и щекотка, ускользнувшая, как и воспоминание о прятках. Яна заплатила за проезд и вышла. Она шла по говорливым улицам, мимо тусклых витрин бутиков – освещения еще не было, банков и кафе, пока на одной из вывесок на противоположной стороне дороги не заметила синих букв: «Мадрид». Рядом, кое-как притулившись на обочине, замерли в ожидании владельцев иномарки, «девятки» и «стодесятые».
Яна вошла в кафе, вспугнув мелодичный колокольчик. Ее сразу окутал лучащийся огнями, пьяными улыбками и возбужденными взглядами полумрак. Справа, за стойкой стоял бармен, русоволосый парень с широкоскулой, истинно русской физиономией, но в изящной курточке-болеро, расшитой красной узорчатой тесьмой. Тот самый, которого Яна «видела». Она невольно вздрогнула – ее видения не успели ей, что называется, прискучить. Они по-прежнему будили в ней интерес и некоторое даже благоговение. Ибо она считала себя лишь проводником энергии, эманирующей из некой высшей сущности.
Пройдя вдоль барной стойки, Милославская «определила» столик, за которым в ее видении сидели Антон, Ваксмахер и незнакомец и устроилась за соседним столиком. «Тот» стол был занят другими людьми – румяная блондинка лет двадцати пяти о чем-то мило беседовала со своим спутником, лица которого Яна видеть не могла, так как он сидел к ней спиной. Время подходило уже к десяти, так что Яна начала уже волноваться, не обманула ли ее карта. Возможно, это был не этот день, а следующий, а может, и еще более поздний или ранний, смотря с какой стороны считать. Как бы то ни было, Яна решила подождать намеченного часа и, обратившись к подошедшему «тореро», на котором было такое же как и у бармена болеро, заказала порцию камбалы с виноградом и сухое белое вино.
Время шло, а те, кого поджидала Яна, не показывались. Милославская проглотила ужин – она была голодна, а Антон с Ваксмахером так и не появились. Яна просидела до закрытия ресторана и, разочарованная, покинула его. Поймала машину и вернулась домой. Сразу же завалилась спать. Она чувствовала себя жутко усталой.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Утром ее разбудила телефонная трель. Надоедливая донельзя, она заставила Яну протянуть руку и взять трубку. Звонил Руденко. Он был разочарован Яниным молчанием. Яна в свою очередь поинтересовалась, как идет следствие. Руденко бубнил какой-то вздор, что, мол, есть кое-какие сдвиги, намечается определенный прогресс и тому подобное, и Яна поняла, что ничего у него не выходит. Наконец она сжалилась и сообщила ему, что стало ей известно. А что, собственно, было ей известно? Засурский теперь был ее основным подозреваемым. Он предлагал денег, чтобы Яна бросила все к чертям. Эта информация не оставила Руденко равнодушным.
– Ты бы по своим каналам навел о нем справки, – намекнула Яна.
– Об этом не беспокойся, – немного приободренный, ответил лейтенант. – Ты – молодец!
– Да я не при чем, – Янина улыбка переросла в бесконечный зевок, – он сам мне позвонил, назначил встречу. Ясно одно, Сеня, девушку убили из-за того, что у нее оказался некий предмет, которым Засурский страшно дорожил. Если только здесь не замешана ревность.
– Ревность? – удивленно спросил Руденко.
– Видишь ли, Сеня, Засурские, и папа, и сын, спали с Женей.
– Ничего себе раскладец! – воскликнул тот.
Этим словом Руденко именовал нечто такое, что будило в нем интерес, нечто диковинное, что вот-вот должно было упасть к нему в руки и что доказывало сложность человеческой жизни. Но был еще один оттенок у этого слова. Оно выражало его восторженное недоумение и крепчающую с каждой минутой надежду овладеть таинством бытия, ибо если такой, простой, безо всяких умных заскоков парень, каким был, в сущности, Руденко, может так близко подобраться к великой разгадке, то, значит, жизнь не настолько запутана, трудна для понимания, увертлива, какой ее предсталяют разные там интеллигенты, а следовательно, есть повод для оптимизма.
– Откуда ж ты все это узнала? – смеялся он.
– Все оттуда, Сеня, оттуда, – многозначительно сказала Милославская.
– Работают, сферы-то, – с мечтательно-благоговеющей нотой в голосе произнес Руденко, чем вызвал искреннее удивление у Яны.
Обычно, когда Руденко говорил о сферах, как он называл Янины видения, проскальзывала слабо завуалированная насмешка. Часто Руденко позволял себя открыто насмехаться над «чудесами». Правда, все его шуточки тут же сходили на нет, когда эти самые «чудеса» подтверждались на практике и более того, выводили запутанное следствие на прямую, светлую дорогу, ведущую к окончательному разоблачению преступника.
– Ну, я этим займусь, – деловито и грозно пообещал напоследок Руденко.
Яна опустила трубку на рычаг и не смогла удержаться от смеха – Руденко, когда не злил и не раздражал, всегда забавлял ее. Яна сварила кофе, накормила Джемму и взялась за гадание. Что-то сегодня ей скажут карты? Она снова выбрала «Взгляд в будущее», потому что ее страшно интриговало вчерашнее видение и она хотела максимально приблизиться к его воплощению, хотела поподробнее рассмотреть интерьер кафе, где должны были встретиться Ваксмахер, Антон и некий третий. Может, ей повезет, и она увидит лицо последнего? Яна накрыла ладонью карту и, смежив веки, откинулась на диванные подушки. Ей пришлось сидеть в такой полурасслабленной позе несколько минут, прежде чем она почувствовала привычное тепло под рукой. Это означало, что пора переходить к максимальной концентрации внутренних сил на поставленной задаче.
Тепло нарастало и когда руку стало жечь, перед глазами Яны заклубились мглистые сумерки. Она увидела задернутый пологом сизых облаков небосвод, крыши домов, влажно мерцающие под моросящим дождиком, черный тротуар, редких прохожих. Это были пасмурные сумерки. Ветер раскачивал кроны деревьев. Только их яркая, омытая дождем листва могла сказать, что сейчас не осень, а весна. Яна спускалась, как на парашюте. У нее было даже такое чувство, что она не узнает город и его обитателей, на миг она представила себя вынужденной космической переселенкой. Летающая тарелка потерпела крушение, но ей удалось спастись и вот она, чужая земле, на которую опускается, пробует настроить свои чувства, свои зрение и слух на восприятие незнакомой реальности. Это вольтижирование, томительно медленное в силу того, что другой, живущей здесь и сейчас Яне, не терпелось выяснить для себя некоторые конкретные вещи, грозило затянуться на неопределенно долгое время, не принеся чаемой разгадки.
Сумерки стали быстро густеть, так, что Яна уже с трудом различала земной пейзаж. Люди вообще исчезли. Теперь это была ночь, хмурая, сырая, враждебная. И тут Яна увидела себя, словно ее единое «я» распалось, рассеялось, стало множественным, раскололась на десятки других «я». И вот один из таких осколков, воплощавший Яну земную, обычную, блуждал в потемках, ничего не зная о том, что там, в небе, мерцая, подобно одинокой звезде, парила некая тень, наблюдающая за его движением.
Земная Яна вышла из казино «Большая игра» и изумленно застыла. Ошеломленная, она стояла и смотрела на белую машину. Полная тревожного предчувствия, Яна шагнула и присела, стараясь рассмотреть номер. Она уже как бы знала, что он, номер, совпадет с тем, что был написан на обороте визитки Жени Галкиной. Так и есть! Вернуться или… У Яны перехватило дыхание, она заметалась, открыла глаза. Видение тут же исчезло. Яна вскочила с дивана, подбежала к окну – день был пасмурным. Так, – лихорадочно работали ее мысли, – значит, сегодня!
От этой уверенности сердце в ее груди подскочило так, что едва не вылетело через рот. Во сколько же ей надо пойти в казино? Вечером – это понятно. Чтобы успокоиться, Яна сделала несколько специальных упражнений, после чего отправилась в ванную. Сделав температуру воды примерно равной температуре тела, она наполнила ванну, разделась и опустилась в нее, словно в невесомость. Почти никаких ощущений! Если бы ни стенки этого чугунного корыта, могло бы показаться, что тела у нее вообще не существует, а есть только мозг – средоточие мысли. Иногда такое «плавание» в невесомости помогало Милославской решить какую-то важную проблему или сосредоточиться на поставленной задаче. Сегодня она просто парила, позволяя мыслям перетекать одна в другую, не пытаясь остановить ни одну из них.
Около девяти она вышла из дома. Поймала машину и уже через двадцать минут была у казино. К ее удивлению, никакой белой машины рядом с ним не стояло. Зато демонстрируя богатство и могущество посетителей «Большой игры», всюду сверкали полировкой иномарки, от «мерседеса» до «крайслера» и «доджа». Яна подождала минут пятнадцать, провожая взглядом входящих и выходящих людей. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, она испытывала одновременно досаду и облегчение. Может, это тоже должно случиться не сегодня? Само то обстоятельство, что она «увидела» белую машину, из которой следили за Галкиной, у казино, было знаком того, что она на правильном пути и найдена та ниточка, которая способна привести к разгадке. Кто ездил на этой машине? Ах да, некий налоговый полицейский…
Яна постояла еще немного и вошла. На этот раз казино изобиловало публикой. Залы плыли в золотистом свете и мерном жужжании. Голоса крупье раздавались с отчетливостью колокольного перезвона. Перед Яной функционировала странная машина, механизмами которой служили желание обогащение и продуманная технология отбирания денег у клиентов. Научная фантастика, – определила для себя жанр этого заведения Яна. Она миновала игральный зал номер один, протиснулась к бару. Отсюда была видна уходящая под арку часть другого зала. Она рассеянно следила за лицами склонившихся над столом игроков. На них, этих озаренных белесоватым освещением лицах, читались самые разнообразные эмоции. От тревоги и отчаяния до сытого спокойствия и космического безразличия. Рядом с погруженным в хищное созерцание вращающегося шарика мужчиной, чьи короткие, тронутые сединой волосы казались почти белыми от падавшего на них зеленоватого света, замерла длинноволосая брюнетка с восточным разрезом глаз и родинкой на щеке. На ней было декольтированное платье из тонкого трикотажа. Черное, с капроновыми вставками, оно очень шло ей, подчеркивая ее соблазнительную худобу и изящный контур бедер. Почти безгрудая, она напоминала одновременно подростка и роковую женщину. В руке брюнетка держала бокал с шампанским.
Мужчина, казалось, был с ней знаком, но не настолько, чтобы запросто, по-дружески делиться связанными с игрой опасениями и надеждами. Он сдвигал свои густые, наседающие на глаза брови, шмыгал крупным носом и нервно поглаживал лоб. Видимо, был азартным игроком.
Яна сделала глоток вина, которое тут же заказала, с удовольствием отметив, что за стойкой та самая словоохотливая девушка, у которой она осведомлялась о Ваксмахере. А вот, кстати, и он! Яна с интересом воззрилась на подошедшего к столу Михаила Анатольевича. Он был несколько озабочен. Не удостоив вертящуюся рулетку взглядом, он обратился к брюнетке. Та напряженно улыбалась ему, делая вид, что внимает ему исключительно руководствуясь требованиями гуманности. Видимо, он ей надоел, но открыто сказать об этом она не решалась. Михаил Анатольевич сделал нетерпеливый жест рукой, словно приглашая девушку последовать за ним, но та проигнорировала его, неловко отмахнувшись.
Крупье объявил о конце очередного кона, и короткостриженный седоватый мужчина в синей рубашке с расстегнутым воротом поднял глаза на Ваксмахера. Тот скривил губы, что-то цедя сквозь них. Мужчина, сохраняя самообладание, ответил презрительной усмешкой и что-то сказав, видимо, не особенно приятное для Ваксмахера, отвернулся на миг, а потом еще ниже склонился над столом, ожидая объявления крупье. Тут Яна увидела Засурского-старшего. Он стремительно подошел к брюнетке и резко заговорил с ней. Его лицо конвульсивно дергалось, он снова был на взводе. Брюнетка бросила короткий, полный недоумения взгляд на Ваксмахера и, отдав ему бокал, пошла с Засурским. Они удалились, но вскоре Засурский вновь появился. Мужчина-игрок обменялся с ним многозначительными взглядами – Яна уловила между ними (мужчинами) некую тонкую связь – потом отозвал Ваксмахера в сторону и стал с ним энергично трепаться. Затем, видимо, не встретив должного понимания, Засурский ушел, не преминув перед уходом одарить своего зама раздраженным, припечатывающим взором.
– Ты бы по своим каналам навел о нем справки, – намекнула Яна.
– Об этом не беспокойся, – немного приободренный, ответил лейтенант. – Ты – молодец!
– Да я не при чем, – Янина улыбка переросла в бесконечный зевок, – он сам мне позвонил, назначил встречу. Ясно одно, Сеня, девушку убили из-за того, что у нее оказался некий предмет, которым Засурский страшно дорожил. Если только здесь не замешана ревность.
– Ревность? – удивленно спросил Руденко.
– Видишь ли, Сеня, Засурские, и папа, и сын, спали с Женей.
– Ничего себе раскладец! – воскликнул тот.
Этим словом Руденко именовал нечто такое, что будило в нем интерес, нечто диковинное, что вот-вот должно было упасть к нему в руки и что доказывало сложность человеческой жизни. Но был еще один оттенок у этого слова. Оно выражало его восторженное недоумение и крепчающую с каждой минутой надежду овладеть таинством бытия, ибо если такой, простой, безо всяких умных заскоков парень, каким был, в сущности, Руденко, может так близко подобраться к великой разгадке, то, значит, жизнь не настолько запутана, трудна для понимания, увертлива, какой ее предсталяют разные там интеллигенты, а следовательно, есть повод для оптимизма.
– Откуда ж ты все это узнала? – смеялся он.
– Все оттуда, Сеня, оттуда, – многозначительно сказала Милославская.
– Работают, сферы-то, – с мечтательно-благоговеющей нотой в голосе произнес Руденко, чем вызвал искреннее удивление у Яны.
Обычно, когда Руденко говорил о сферах, как он называл Янины видения, проскальзывала слабо завуалированная насмешка. Часто Руденко позволял себя открыто насмехаться над «чудесами». Правда, все его шуточки тут же сходили на нет, когда эти самые «чудеса» подтверждались на практике и более того, выводили запутанное следствие на прямую, светлую дорогу, ведущую к окончательному разоблачению преступника.
– Ну, я этим займусь, – деловито и грозно пообещал напоследок Руденко.
Яна опустила трубку на рычаг и не смогла удержаться от смеха – Руденко, когда не злил и не раздражал, всегда забавлял ее. Яна сварила кофе, накормила Джемму и взялась за гадание. Что-то сегодня ей скажут карты? Она снова выбрала «Взгляд в будущее», потому что ее страшно интриговало вчерашнее видение и она хотела максимально приблизиться к его воплощению, хотела поподробнее рассмотреть интерьер кафе, где должны были встретиться Ваксмахер, Антон и некий третий. Может, ей повезет, и она увидит лицо последнего? Яна накрыла ладонью карту и, смежив веки, откинулась на диванные подушки. Ей пришлось сидеть в такой полурасслабленной позе несколько минут, прежде чем она почувствовала привычное тепло под рукой. Это означало, что пора переходить к максимальной концентрации внутренних сил на поставленной задаче.
Тепло нарастало и когда руку стало жечь, перед глазами Яны заклубились мглистые сумерки. Она увидела задернутый пологом сизых облаков небосвод, крыши домов, влажно мерцающие под моросящим дождиком, черный тротуар, редких прохожих. Это были пасмурные сумерки. Ветер раскачивал кроны деревьев. Только их яркая, омытая дождем листва могла сказать, что сейчас не осень, а весна. Яна спускалась, как на парашюте. У нее было даже такое чувство, что она не узнает город и его обитателей, на миг она представила себя вынужденной космической переселенкой. Летающая тарелка потерпела крушение, но ей удалось спастись и вот она, чужая земле, на которую опускается, пробует настроить свои чувства, свои зрение и слух на восприятие незнакомой реальности. Это вольтижирование, томительно медленное в силу того, что другой, живущей здесь и сейчас Яне, не терпелось выяснить для себя некоторые конкретные вещи, грозило затянуться на неопределенно долгое время, не принеся чаемой разгадки.
Сумерки стали быстро густеть, так, что Яна уже с трудом различала земной пейзаж. Люди вообще исчезли. Теперь это была ночь, хмурая, сырая, враждебная. И тут Яна увидела себя, словно ее единое «я» распалось, рассеялось, стало множественным, раскололась на десятки других «я». И вот один из таких осколков, воплощавший Яну земную, обычную, блуждал в потемках, ничего не зная о том, что там, в небе, мерцая, подобно одинокой звезде, парила некая тень, наблюдающая за его движением.
Земная Яна вышла из казино «Большая игра» и изумленно застыла. Ошеломленная, она стояла и смотрела на белую машину. Полная тревожного предчувствия, Яна шагнула и присела, стараясь рассмотреть номер. Она уже как бы знала, что он, номер, совпадет с тем, что был написан на обороте визитки Жени Галкиной. Так и есть! Вернуться или… У Яны перехватило дыхание, она заметалась, открыла глаза. Видение тут же исчезло. Яна вскочила с дивана, подбежала к окну – день был пасмурным. Так, – лихорадочно работали ее мысли, – значит, сегодня!
От этой уверенности сердце в ее груди подскочило так, что едва не вылетело через рот. Во сколько же ей надо пойти в казино? Вечером – это понятно. Чтобы успокоиться, Яна сделала несколько специальных упражнений, после чего отправилась в ванную. Сделав температуру воды примерно равной температуре тела, она наполнила ванну, разделась и опустилась в нее, словно в невесомость. Почти никаких ощущений! Если бы ни стенки этого чугунного корыта, могло бы показаться, что тела у нее вообще не существует, а есть только мозг – средоточие мысли. Иногда такое «плавание» в невесомости помогало Милославской решить какую-то важную проблему или сосредоточиться на поставленной задаче. Сегодня она просто парила, позволяя мыслям перетекать одна в другую, не пытаясь остановить ни одну из них.
Около девяти она вышла из дома. Поймала машину и уже через двадцать минут была у казино. К ее удивлению, никакой белой машины рядом с ним не стояло. Зато демонстрируя богатство и могущество посетителей «Большой игры», всюду сверкали полировкой иномарки, от «мерседеса» до «крайслера» и «доджа». Яна подождала минут пятнадцать, провожая взглядом входящих и выходящих людей. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, она испытывала одновременно досаду и облегчение. Может, это тоже должно случиться не сегодня? Само то обстоятельство, что она «увидела» белую машину, из которой следили за Галкиной, у казино, было знаком того, что она на правильном пути и найдена та ниточка, которая способна привести к разгадке. Кто ездил на этой машине? Ах да, некий налоговый полицейский…
Яна постояла еще немного и вошла. На этот раз казино изобиловало публикой. Залы плыли в золотистом свете и мерном жужжании. Голоса крупье раздавались с отчетливостью колокольного перезвона. Перед Яной функционировала странная машина, механизмами которой служили желание обогащение и продуманная технология отбирания денег у клиентов. Научная фантастика, – определила для себя жанр этого заведения Яна. Она миновала игральный зал номер один, протиснулась к бару. Отсюда была видна уходящая под арку часть другого зала. Она рассеянно следила за лицами склонившихся над столом игроков. На них, этих озаренных белесоватым освещением лицах, читались самые разнообразные эмоции. От тревоги и отчаяния до сытого спокойствия и космического безразличия. Рядом с погруженным в хищное созерцание вращающегося шарика мужчиной, чьи короткие, тронутые сединой волосы казались почти белыми от падавшего на них зеленоватого света, замерла длинноволосая брюнетка с восточным разрезом глаз и родинкой на щеке. На ней было декольтированное платье из тонкого трикотажа. Черное, с капроновыми вставками, оно очень шло ей, подчеркивая ее соблазнительную худобу и изящный контур бедер. Почти безгрудая, она напоминала одновременно подростка и роковую женщину. В руке брюнетка держала бокал с шампанским.
Мужчина, казалось, был с ней знаком, но не настолько, чтобы запросто, по-дружески делиться связанными с игрой опасениями и надеждами. Он сдвигал свои густые, наседающие на глаза брови, шмыгал крупным носом и нервно поглаживал лоб. Видимо, был азартным игроком.
Яна сделала глоток вина, которое тут же заказала, с удовольствием отметив, что за стойкой та самая словоохотливая девушка, у которой она осведомлялась о Ваксмахере. А вот, кстати, и он! Яна с интересом воззрилась на подошедшего к столу Михаила Анатольевича. Он был несколько озабочен. Не удостоив вертящуюся рулетку взглядом, он обратился к брюнетке. Та напряженно улыбалась ему, делая вид, что внимает ему исключительно руководствуясь требованиями гуманности. Видимо, он ей надоел, но открыто сказать об этом она не решалась. Михаил Анатольевич сделал нетерпеливый жест рукой, словно приглашая девушку последовать за ним, но та проигнорировала его, неловко отмахнувшись.
Крупье объявил о конце очередного кона, и короткостриженный седоватый мужчина в синей рубашке с расстегнутым воротом поднял глаза на Ваксмахера. Тот скривил губы, что-то цедя сквозь них. Мужчина, сохраняя самообладание, ответил презрительной усмешкой и что-то сказав, видимо, не особенно приятное для Ваксмахера, отвернулся на миг, а потом еще ниже склонился над столом, ожидая объявления крупье. Тут Яна увидела Засурского-старшего. Он стремительно подошел к брюнетке и резко заговорил с ней. Его лицо конвульсивно дергалось, он снова был на взводе. Брюнетка бросила короткий, полный недоумения взгляд на Ваксмахера и, отдав ему бокал, пошла с Засурским. Они удалились, но вскоре Засурский вновь появился. Мужчина-игрок обменялся с ним многозначительными взглядами – Яна уловила между ними (мужчинами) некую тонкую связь – потом отозвал Ваксмахера в сторону и стал с ним энергично трепаться. Затем, видимо, не встретив должного понимания, Засурский ушел, не преминув перед уходом одарить своего зама раздраженным, припечатывающим взором.