Страница:
Генерал-полковник Кобец зябко передёрнул плечами…
В его распоряжении была целая армия – сто двадцать милиционеров из Отдела по охране административных зданий ГУВД Моссовета, не подчинявшихся Пуго…
Правда, если верить Хасбулатову, завтра грозненским поездом в столицу приедет ещё столько же джигитов из его тейпа – и с собой привезут пулемёты, в том числе крупнокалиберные, к сожалению, всего пулемётов вместе с крупнокалиберным будет два (на большее денег не хватило… нищета).
Но и это было бы хорошо – потому что из оружия у милиционеров только «ксюхи» и «макарычи»…
Да кто же Хасбулатову поверит! Он и соврёт, недорого возьмёт…
А дорогие москвичи и гости столицы, собравшиеся после репортажа «Медведь на велосипеде», то есть «Ельцин на танке»… на них надежда маленькая.
Натащив кучу разнообразного мусора, среди которого синели пара троллейбусов «Управления пассажирского электротранспорта», они вплотную сейчас крепили стальную оборону – ожесточённо опорожняя водочные бутылки для коктейлей Молотова. Чтобы водка не пропадала, её отнюдь не выливали на землю…
Подготовка москвичей дала о себе знать! Уже довольно долго раздавались пьяные песни, кто-то с натугой блевал…
В данный же момент прямо под окном кабинета генерал-полковника кого-то с молодецким уханьем сношали…
Сношаемая радостно повизгивала…
Кобец мучительно кусал от такого непотребства губы… Взять бы офицерский ремень да медной пряжкой по голой жопе! Распустились вконец! Кобели…
«Кобель», напоследок, как филин, глубоко ухнув, довольно произнёс:
– Ну, Моисейка, и славная же ты пидовка… молодчина!
– Служу трудовому наро-о-о-оду! – жеманно ответил довольно мелодичный, прямо-таки музыкальный, мужской баритон…
Кобец с отвращением плюнул и захлопнул окно…
Вышедши в коридор, Кобец с испугом отпрянул – навстречу ему с «ремингтоном» в руках шёл человек в чёрной форме, с чёрным чулком на голове, под которым виднелась черная кожа типичного африканского лица…
– Это, наверное, охранная фирма «Шериф»? – спросил его генерал-полковник.
– Ай-ай, са-а-а-ар! – непонятно ответствовал ему человек в чёрном.
Недоуменно покрутив головой, Кобец отправился дальше…
Из-за угла прямо на генерала вылетел встрёпанный, пучеглазый Глеб Якунин в замызганном подряснике:
– Чудо! Чудо Господне! Опять идёт дождь! По слову, по слову моему!! Скажу, и Ленинские горы сдвинутся!
Уклонившись от объятий пахнущего козлом попа-депутата, Кобец рысцой пробежал к широкой лестнице, выводящей к фойе…
Слева на банкетке, со слюнявой улыбкой урождённого идиота, с автоматом на коленях, сидел Ростропович. Опершись головой на его костлявое плечо, рядом с ним на банкетке пьяно храпел заблёванный омоновец… Единство армии с народом. Каков народ, такова и армия.
Вверх по лестнице, от седьмого подъезда, навстречу Кобцу бежал Малей, заместитель премьер-министра РСФСР:
– Ура! Победа!!! Они уходят…
Войска действительно уходили с площади Свободной России…
…– Это катастрофа! – с отчаянием в голосе сказал Посол США.
19 августа 1991 года. Двадцать часов девять минут. Москва, Кремль. Вовсе не Грановитая палата.
Этот дом, окрашенный в положенный николаевскому ампиру присутственный желтый цвет, на местном «жаргоне» со времён матроса Малькова, первого кремлёвского коменданта, называли просто «Корпусом».
Туристов туда не водили, хотя там был филиал Музея В.И. Ленина – «Кабинет В.И. Ленина в Кремле».
И еще там должен был быть создан филиал Музея И.В. Сталина… Тоже мемориальный кабинет, откуда по личному распоряжению Кукурузника вывезли в макулатуру два грузовика сталинских книг из Его личной библиотеки (да не романов – а справочников и учебников, монографий и курсов лекций) – и все как одна были с пометками знаменитым красным карандашом на полях страниц, весьма, кстати, любопытными…
Сейчас в кабинете, стены которого покрывали дубовые панели, у длинного стола, над которым висели портреты Суворова и Кутузова, стоял маршал Язов (чем-то в этот миг неуловимо похожий на первоклассника, забравшегося во время большой перемены в опустевший кабинет директора школы и ужасно трусящего, что Хозяин кабинета вот-вот туда вернётся) и растерянно говорил в сжимаемую потной от страха рукой трубку:
– Да… да… Я ничего не понимаю! Какая директива? Моя директива? Генштаба директива? Кто её дал? Я дал?! И Генштаб… я …нет, не понимаю… есть!
Дверь кабинета неслышно отворилась, и порученец протянул маршалу ленту факсового сообщения.
Язов надел очки («для близи») и стал судорожно вчитываться в прыгающие перед глазами строчки:
«Директива ГШ МО СССР.Язов ошеломлённо опустил листок на стол…
Заместителям МО (всем), Главнокомандующим Войсками направлений и Дальнего Востока (всем), Командующему ВДВ, Командующим Групп войск, Командующим ВО, Комфлотам (всем), Нач ГУ и ЦУ МО СССР.
Коллегия Министерства Обороны для реализации мер, ПРЕДУСМОТРЕННЫХ Конституцией СССР, Законом СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» сочла необходимым привлечь отдельные подразделения, части СА и ВМФ.
Военнослужащие этих подразделений и частей, выполняя свой воинский долг, добросовестно решали поставленные перед ними задачи.
Прежде всего, их участие в реализации мер чрезвычайного положения была направлена на исполнение воли всех советских людей, выраженной в итогах всенародного референдума, на сохранение единой многонациональной Родины – Советского Союза.
В связи с тем, что указанные задачи в основном выполнены,
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. С двадцати часов девятнадцатого августа сего года начать планомерный вывод воинских частей и подразделений из мест, где они находились для стабилизации обстановки, в ППД.
2. Объединения, соединения, части и учреждения всех видов ВС на территории СССР привести в Боевую Готовность – ПОВЫШЕННУЮ.
3. Руководящий состав округов, флотов, армий, флотилий, корпусов, эскадр, соединений и учреждений из отпусков отозвать.
4. Усилить охрану позиций РВСН, ПВО, ПРО, арсеналов, баз и складов хранения специальных и обычных БП, вооружения и БТ, парков, аэродромов, позиций, военных городков, штабов, объектов по спискам один и два.
5. При попытке захвата вооружения и БТ, с чьей бы стороны они ни предпринимались, оружие применять без предупреждения, предупредительных выстрелов не делать, действовать чётко и энергично, на основе требований Общевоинских Уставов.
6. Офицерам и политработникам выдать личное боевое оружие, обязав последних применять его без дополнительной команды как в случае нападения на них, а равно в случае оскорбления их чести и достоинства.
7. Особое внимание обратить на соблюдение военнослужащими Уставного порядка и воинской дисциплины. К нарушителям воинской дисциплины, дезертирам применять меры по ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ.
8. В случае противоправных мер гражданских лиц или нарушения общественного порядка командирам частей и подразделений пресекать такие противозаконные действия вооруженной силой, применяя все штатные виды вооружения, на своё усмотрение.
9. В городах Москва и Ленинград комендантами гарнизонов назначаю командующих войсками военных округов, в остальных гарнизонах – начальников гарнизонов.
Ответственность за исполнение настоящего приказа возлагаю на командиров частей, подразделений и учреждений.
Об исполнении – докладывать по команде лично мне ежедневно, в ноль часов и в двенадцать часов по московскому времени.
Советские ВС всегда были, есть и будут частью народа, всегда готовы обеспечить надёжную оборону нашей Великой Страны. И мы никому не позволим унижать нашу Армию и использовать её в грязных политических игрищах.
Приказ прочитать во всех ротах, эскадрильях, экипажах.
ЯзовМоисеевКочетков».
– Если бы я мог, если бы я только мог отдать такой Приказ… Если бы только я посмел! Но ведь кто-то же посмел?
И тут ему в голову пришла одна важная мысль! Ведь он совсем забыл!
Выскочив в приёмную, где когда-то сидел Поскрё-бышев, Язов успокоенно выдохнул – два офицера, со спецсвязью гарантированной стойкости (которая никак не могла быть утрачена, и потому защищена от любых случайностей всякими интересными штучками, вплоть до самоподрыва) – мирно сидели на диванчике… И знакомый черный «дипломат» мирно примостился у их ног.
«Значит, я ещё Министр!» – проскользнула в его голове радостная мысль.
– Сидите-сидите… Со спецсвязью – всё в порядке? – обратился Язов к офицерам.
– Так точно, товарищ Маршал Советского Союза! Полный порядок. Согласно Директиве 002 нами получен кодированный сигнал. Все шифры сброшены! – четко отрапортовал ему в ответ старший по команде.
У Язова вытянулось лицо… Теперь этим чемоданчиком можно было смело заколачивать гвозди. Ни на что другое он уже не годился.
Вот только не надо подозревать нашего главного героя в какой-то особой нелюбви к маршалу Язову!
Просто – спички детям не игрушка.
«Чемоданчики», которые были теперь надёжно заблокированы – крышку уже не открыть! – были еще у начальника Генерального штаба и у Горбачёва… Причём особое опасение вызывал последний. Так что его просто у Мишки Меченого доверенные люди пришли и отобрали – как бутылку водки у спящего похмельным сном алкоголика…
19 августа 1991 года. Двадцать часов десять минут. Москва, площадь Дзержинского, дом два. Самое высокое здание в Москве, что напротив всесоюзно известного универмага «Детский Мир» (откуда даже Воркуту с Магаданом видно). Зал коллегии КГБ СССР.
Генерал-лейтенант Расщепов принял вид лихой и дурковатый:
– Не могу знать!
При этом тишайший и умнейший руководитель управления «А» точь-в-точь стал походить на прапорщика-украинца из Лефортовского СИЗО… Даже усы у него ритуально провисли…
Задачи ему мог давать только человек, стоящий сейчас перед ним и краснеющий от еле сдерживаемого панического гнева всей своей обширной плешью посреди венчика седых волосиков.
А задачи Расщепову ставились такие:
– Первое. Выяснить, кто же засел в бункере Министра обороны и сейчас от его имени, председателя КГБ СССР, отдаёт приказы? (С которыми Расщепов был полностью и целиком согласен.)
– Второе. Обеспечить безопасность встречи представителей ГКЧП с Ельциным, при этом планировалось нейтрализовать его охрану и говорить с Ельциным с позиции силы. (Вязать своих прежних коллег Расщепову не хотелось, кроме того, лично ему импонировал Ельцин.)
– Третье. В ночь на двадцатое августа осуществить штурм здания Верховного Совета РСФСР, для чего захватить два первых этажа, подавив сопротивление (а вот с этой жёсткой акцией был не согласен не только генерал, но и все его офицеры. В конце концов, там же собрались вовсе не чеченские террористы, захватившие в заложники маленьких детей!).
– Не могу знать, товарищ Первый… Сумеем ли мы вообще покинуть наше расположение в пункте постоянной дислокации, – с усмешкой проговорил генерал.
– Что значит, сумеете ли? Вы что?! Отказываетесь выполнять мои приказы?! – в гневе почти прокричал Крючков.
Расщепов лихо ему отрапортовал:
– Та-ак точна! Отказываюсь!.. И не сепети. Тихо мне. Стой спокойно. Потому как только мигнёшь своим волкодавам – я те шейку-то враз сверну, вполне успею. А потом – в окно выпрыгну, здесь невысоко, второй этаж!
Председатель КГБ пожевал тонкие, бескровные губы:
– Ну ладно… А по первому вопросу?
Расщепов чуть ослабил напряжённые, готовые к немедленному прыжку в окно ноги:
– Думаю, ОН сам проявится, в своё время! Уж больно хорошо начал. Этот – своего не упустит!
И Расщепов был абсолютно прав…
19 августа 1991 года. Двадцать один час. Программа «Время».
«Здравствуйте, дорогие товарищи!
Наш сегодняшний выпуск мы начинаем с обращения к народам Советского Союза Президента РСФСР Бориса Николаевича Ельцина.
– Дарагие сограждане! Россияне!
В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти Президент нашей страны… А я скажу – давно пора!
Мы же с вами – далеко не слепые идиоты. Мы помним, как мы жили в 1985 году, и видим, как мы живем теперь.
Сколько жа можно издеваться над Советским народом?
То минеральный секретарь насильно отучает от водки – и сколько же советских людей подавили в диких очередях, сколько наших людей отравилось суррогатами и самогоном?
То плешивый нобелевский лауреат получает премию мира – и льётся человеческая кровь в Фергане и Карабахе, в Литве и Приднестровье, в Сумгаите и Чечне…
То ставропольский начальник начинает выполнять Продовольственную программу – в результате скоро жрать станет совсем нечего!
То руководитель международного рабочего движения внедряет новое мЫшление – и разрушен в результате СЭВ и Варшавский Договор, НАТО, как в сорок первом, уже вновь у наших границ!
На улицах грязь и бандиты, кооператоры разворовывают нашу экономику, а Миша с Раиской разъезжают по Парижам.
С его лёгкой руки выблядки и предатели, вроде Резуна, охаивают нашу историю, обливают грязью нашу Великую Победу и позорят наших ветеранов…
Не хватит ли им над нами измываться?
Я так скажу – хватит!
А один ли меченный Богом шельма во всём этом бардаке виноват?
Нет! Его подельники из ЦК – тоже одним миром с ним мазаны по толстым, зажравшимся рожам.
Пока рядовые коммунисты последний хрен без соли доедают – начальнички всех рангов, от парткома до обкома, – сладко жрут и сладко спят, живут как у Христа за пазухой.
Хватит! Попановали.
Слезай с народной шеи! Вся власть Советам!
Вместе с горбатым главарем должна уйти в прошлое и его банда.
Мы требуем, от лица всех народов СССР, обеспечить прямые выборы президента!
Мы требуем, от лица всех граждан Советского Союза, прекратить растаскивание перекрашенными в демократов вчерашними номенклатурщиками нашей Родины по национальным квартиркам.
Мы требуем вернуть страну к нормальной жизни, сытой, безопасной и спокойной!
С этой целью я, Президент Советской России, до сессии Верховного Совета СССР и созыва Чрезвычайного съезда народных депутатов СССР, принимаю на себя всю полноту власти. И несу всю ответственность за происходящее.
Предупреждаю, что я шутить не намерен. Я не дам утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть партократов.
Призываю всех граждан СССР в этот грозный час проявить высокую гражданственность, мужество и честно исполнять свой долг.
Не сомневаюсь, что буду поддержан всеми Советскими Патриотами!»
«Вы слушали Обращение к народам Советского Союза Президента РСФСР Бориса Николаевича Ельцина.
– А теперь вести с полей. Колхозники Нечерноземья в непростых погодных условиях продолжают битву за урожай…»
Вспотевший от волнения Ельцин вынул из уха крохотный микрофон и с жалкой заискивающей улыбкой посмотрел на внимательно, ласково, немигающим ледяным взглядом удава глядящего на него человека в пенсне:
– Товариш Павлов, я всё правильно произнёс?
19 августа 1991 года. Двадцать один час двадцать семь минут. Москва, Плотников переулок, дом семь.
В этом доме, построенном по особенному, улучшенному проекту, с широкими окнами, с высокими, как в сталинских высотках, потолками, со стеклянными дверьми в подъезд, где сидела внимательная бабушка с цепким профессиональным взглядом лагерного надзирателя, – каждый жилец ещё имел и небольшую комнатку в подвале…
Я, право, и не знаю – зачем… не картошку же хранить? Её – картошку – МЫТУЮ, доставляли жильцам сотрудники Хозяйственного отдела Управления Делами ЦК КПСС, которому, в общем, дом этот и принадлежал…
Квартиры были в доме только служебные – и каждый жилец при заселении получал в ХОЗУ ордер серии СЛ или СЖ, что означало, после освобождения от занимаемой должности, автоматическое освобождение квартиры, с немедленным выселением в чисто поле, хоть посреди зимы с детьми малыми…
Да, номенклатура жила на дачах, ездила на машинах… только на служебных! И когда житейские бури иной раз сбрасывали человека с насиженного места – то он в единый миг лишался всего…
А как вы думаете, зачем ОНИ пошли на авантюру? Только лишь для того, чтобы сделать это добро – своим. Личным. На века!
Ну ладно…
Короче, Кручина тоже имел в подвале комнатку, маленькую, в двенадцать квадратных метров…
Правда, иные московские дворники в таких комнатках жили всей семьей.
В комнате был стол, два стула с овальными жестяными инвентарными номерками на спинках, маленький сейф.
В сейфе лежали два противогаза, три стеариновые свечи.
Стоял на столе телефон, «вертушка», под стеклом лежал краткий, отпечатанный на портативной «Эрике» список телефонов, с кем нужно связываться в случае крайней необходимости (это для жены – потому что сам Кручина эти телефоны на память знал. Тем более что ни один телефон сейчас не отвечал[33].).
Сейчас Кручина сидел за казённым столом и рассматривал свой наградной пистолетик ПСМ, калибра 5,45 миллиметра.
Как им пользоваться, он примерно знал, но стрелять из него никогда не стрелял. Не любил он этого – на даче по бутылкам баловаться.
Внезапно на столе раздался резкий, пронзительно-дребезжащий звонок «Кремлёвки»!
Кручина, вмиг смертельно побледнев, поднял трубку:
– У аппарата Кручина[34].
Однако звонивший, как видно, не ошибся номером:
– Вот и хорошо. Не уходи никуда.
Кручина оторопело смотрел на чёрную трубку, из которой теперь доносились только короткие гудки.
Потом быстро, стараясь не опоздать, схватил из бювара лист веленевой бумаги и остро заточенным фаберовским карандашом быстро написал неровными строчками, сползающими в нижний правый угол: «Я не заговорщик, но я трус. Сообщите, пожалуйста, об этом советскому народу», – потом подписался (Эх, товарищ! Очень это советскому народу нужно… Прямо он ночи не спит, всё думает, не трус ли товарищ Кручина? О семье бы ты сейчас подумал! О жене и маленьком сыне…), передёрнул затвор, отчего на пол, звеня, выпал и покатился в угол красивенький желтый патрончик, быстро сунул украшенный прихотливой вязью стального узора ствол в рот, успел почувствовать вкус металла и смазки, нажал на позолоченный спусковой крючок…
Тут из глаз Кручины полетели огненные искры, а потом в его глазах всё потемнело…
Там же. Чуть позже.
– Если вам нужно себя застрелить, не забывайте снять оружие с предохранителя!
Кручина растерянно заморгал… В затылке ломило, лицо было мокрое, вода стекала за расстёгнутый чужой рукой ворот…
Крепкая рука, на которую Кручина благодарно оперся, помогла ему сесть за стол…
– А скажите, товарищ Кручина, сколько лечебных и оздоровительных учреждений входит в систему Управления делами? – задал вопрос невидимый в полутьме собеседник.
Это был нестрашный вопрос:
– Их двадцать три… общая балансовая стоимость – 447 миллионов рублей, основная база создана за счёт партийных средств. Доля основных фондов, полученных от других организаций, главным образом от Минздрава и ВЦСПС, составляет всего 4,7 процента…
– Хорошо… а какова вообще стоимость основных фондов центральных партийных учреждений?
– Ну… около 133 миллионов рублей. В ведении партийных органов находится 3700 зданий, полностью построенных за счёт партийных средств. Примерно тысяча зданий построена с долевым участием советских органов, и еще около двухсот в разные годы было передано партийным органам для размещения аппарата.
– А сколько средств находится на балансе Управления делами?
– По-моему, 763 миллиона рублей. А что?
– Товарищ Кручина, вы что, еврей?
– Нет, я русский…
– А я – грузинский. Ха. Ха. Ха. Просто только евреи отвечают вопросом на вопрос. Но на ваш вопрос я отвечу. В порядке исключения.
Остаток муки на сегодняшний день в целом по Союзу составил 1,4 миллиона тонн, или почти на 15 (пятнадцать) дней обеспечения потребностей страны.
Так что, товарищ Кручина, давайте-ка мы с вами вместе подумаем о том, как извлечь партийные средства со счетов иностранных банков. Рабочие и колхозные крестьяне, знаете, привыкли питаться каждый день.
Я уже говорил, что для Берии мелочей не было?
(Не верю! – восклицает взыскательный Читатель. Как мог аппаратчик разговаривать и поступать – почти как нормальный человек?
Так Николай Ефимович Кручина, в сущности, и был нормальным человеком… Был он обязательным, честным, доступным, простым в обращении. На тех, кто его знал, производил впечатление человека совестливого и порядочного. Никто не мог его ни в чём упрекнуть – ни Андропов, ни Черненко, ни Горбачёв…
До сих пор многие считают, что в обстоятельствах его гибели много неясного.
И главное, неизвестны подлинные мотивы! Что заставило опытного и умудрённого жизнью шестидесятидвухлетнего человека приговорить самого себя к ВМСЗ? И самому исполнить приговор? И исполнить так странно – выброситься из окна? Причем со связанными скотчем руками? Такими материалами следствие не располагало!)
19 августа 1991 года. Двадцать один час тридцать минут. Москва, Кремль. «Корпус», второй этаж.
Маршал Советского Союза, Министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов сидел понуро за широким дубовым письменным столом…
Когда-то, в славные, давно прошедшие времена, за этим же самым длинным столом сиживали блистательный Рокоссовский, утончённый мудрейший «мозг армии» Шапошников, грозный и безжалостный «бог войны» Жуков…
А за их спинами, неслышно, в мягких сапогах, прохаживался тигриной походкой человек с зоркими, всё замечающими глазами, покуривающий свою трубочку…
Маршалу было горько и стыдно… Связался на старости лет с проходимцами.
Переворот? Какой это переворот…
Переворот – это когда ночью тихо, по заранее утверждённому списку, кого надо – вяжут (для последующего допроса), а кого и быстренько исполняют – прямо у ближайшей стенки, при свете автомобильных фар.
Переворот – это когда штурмуют, стремительно и безжалостно, президентские дворцы, истребляя всё живое.
Переворот – это когда сбивают самолёт с премьер-министром… да что?
Мало ли было в мире переворотов.
А когда утром – сначала вводят в город войска без боеприпасов, а обыватель (сперва малость испугавшись) начинает втыкать цветы в стволы орудий и спаивать солдат баварским пивом, рассовывая им по карманом пачки «Кэмел»…
Когда Горбачёв продолжает мирно загорать в Форосе, никакие советские войска его не блокируют, а его безопасность обеспечивает американский крейсер УРО «Белкап», заблаговременно вышедший из Варны к берегам Крыма в ночь на девятнадцатое.
Связь ему отключили, ха-ха… Да отключить СК, ССК и ЗАС невозможно без полного демонтажа многотонного оборудования! Даже авторучка в кармане президента могла бы быть использована для связи.
А как понять слова Янаева, который, выступая перед руководителями автономных республик, заявил – Горбачёв в курсе, он присоединится к нам позднее…
Что, выходит, так называемый переворот готовили кретины? Нет.
Это не переворот. Это декорация… Недаром Буш сказал президентскому пулу журналистов:
– Не все перевороты удаются! Эти – продержатся ровно три дня…
Что у умного на уме, то у Буша…
Язов, глухо застонав, несколько раз ударил себя кулаком по высокому лбу.
Никогда ему не везло.
Не везло, когда, прибавив себе год возраста, – просился на фронт – а его направили в училище…
Не везло, когда после училища засунули (другого слова не подберёшь) на стоячий Волховский фронт, в болота и трясины, в холод, голод и вечную грязь…
Не везло, когда его так неудачно ранило – и он потом долго скитался по госпиталям, страдая от нестерпимых болей в поврежденном осколком седалищном нерве… На войне ведь не каждая боевая рана в грудь – автор и сам, честно говоря… впрочем, сейчас речь не о том.
И с наградами вот тоже… Первый свой орден, Красной Звезды – Язов получил только в сорок пятом (а ведь его представляли до этого трижды). Хотя дело не в наградах, конечно, а всё же – обидно…
А вот теперь, как венец военной карьеры – заговорщик, путчист, блин горелый.
Хотя заговор, конечно, был… он ведь не полный идиот! И скорее всего, назначенный своей кульминацией именно на девятнадцатое августа. Просто они, члены ГКЧП, стали вдруг пешками в чужой, вражеской игре…
Крючков, поблёскивая очками, вошёл в кабинет без стука…
Хотя в прежние, давно прошедшие времена быть бы ему, по уму, не более чем младшим надзирателем в Вятлаге ГУЛЛП[35] и про стены древнего Кремля слышать только в первомайской песне…
– Какие задачи выполняют войска Министерства обороны? – бодро спросил председатель КГБ.