Страница:
Валерий Григорьевич Исаченко
Зодчие Санкт-Петербурга XVIII–XX веков
От автора
В эту книгу вошли написанные в разные годы очерки из большого цикла, посвященного зодчим Петербурга – Петрограда – Ленинграда.
В свое время они публиковались в различных изданиях. Сейчас, когда они собраны под одной обложкой, появилась возможность еще раз вспомнить с благодарностью тех людей, чей труд и вдохновение создали облик нашего города. Кроме того, такое издание позволяет по-новому взглянуть на преемственность в творческих подходах к архитектуре различных поколений зодчих.
Очерки охватывают все периоды жизни города – от появления и создания признанных шедевров XVIII–XIX веков до не менее интересного и плодотворного в архитектурном отношении советского времени, со многими представителями которого пишущего эти строки связывают годы сотрудничества и дружбы.
Книга иллюстрирована не только фотографиями, но и рисунками автора, позволяющими взглянуть на город его глазами.
В свое время они публиковались в различных изданиях. Сейчас, когда они собраны под одной обложкой, появилась возможность еще раз вспомнить с благодарностью тех людей, чей труд и вдохновение создали облик нашего города. Кроме того, такое издание позволяет по-новому взглянуть на преемственность в творческих подходах к архитектуре различных поколений зодчих.
Очерки охватывают все периоды жизни города – от появления и создания признанных шедевров XVIII–XIX веков до не менее интересного и плодотворного в архитектурном отношении советского времени, со многими представителями которого пишущего эти строки связывают годы сотрудничества и дружбы.
Книга иллюстрирована не только фотографиями, но и рисунками автора, позволяющими взглянуть на город его глазами.
Жан Леблон
На берегах широкой Невы великолепно уживаются все архитектурные стили, и первый из них – петровское барокко, крупнейшим представителем которого, наряду с Доменико Трезини и Н. Гербелем, был Жан-Батист Александр Леблон (1679–1719).
Познакомившись с молодым архитектором, Петр сообщал в одном из писем, что Леблон «не ленив, добрый и умный человек». Это имя вызывает в душе особое волнение, ощущение неповторимости явления. Генерал-архитектор Леблон положил начало созданию гигантского уникального культурного пласта, который называется Петербургом.
Он прожил всего 40 лет. Однако от наследия великого зодчего почти не осталось реальных сооружений. Тем не менее его мощное дарование преодолело «веков завистливую даль». Имя архитектора вспоминается почти на каждом шагу.
Как и сам Петр I, он увлекался величественным северным ландшафтом, возможностью создать на берегах Невы прекрасный, идеальный город. Его чаще всего вспоминают в связи с проектом планировки Петербурга и создания городского центра на Васильевском острове – с каналами, как в Венеции.
Дом Ж. Леблона на набережной реки Мойки
Царь предпочел этому замыслу проект более трезвого Доменико Трезини, однако это не обескуражило Леблона. Неутомимый мечтатель, горевший новыми идеями, он был вполне практичным и деятельным строителем: разрабатывал проекты типовых домов, создавал первые производственные мастерские, первое регулярное освещение города, первые лесопильные заводы.
Леблон основал первую архитектурную школу Петербурга. Он вызывал симпатии и в то же время зависть. Известно было, что однажды он подвергся нападению наемных убийц, однако, как истинный француз, он шпагой владел не хуже, чем карандашом и сумел отбиться от врагов.
Бесспорно, Леблон с трудом уживался в среде царедворцев и карьеристов, да и отношения с Петром I не были безоблачными.
Ему мы обязаны планировочными работами в Кронштадте. Летнем саду, участием в застройке нынешней набережной Лейтенанта Шмидта, оформлением интерьеров Меншиковского дворца.
Монплезир. Восстановленная галерея. После археологических исследований
С изумительным размахом создавал Леблон планировку Стрельнинского дворцово-паркового ансамбля. К сожалению, не был реализован проект дворца, пожалуй превосходивший тот, который был построен К. Микетти. Сохранился не раз перестроенный деревянный путевой дворец Петра I на окраине парка (ныне – музей).
Все силы таланта и души Леблон вложил в планировку парков Петергофа, создание их водной системы. По-видимому, его замыслы легли в основу проектов зданий Марли и Эрмитажа, он – один из строителей Монплезира. Перестраивая Большой дворец, Ф.Б. Растрелли сохранил центральную, леблоновскую часть. Сколько французского изящества и широты, вдохновения и свободы в этом выдающемся парковом ансамбле, сохранившем очарование, несмотря на последующие переделки. И какое удивительное ощущение прелести северного русского пейзажа!
Не жалея сил, Леблон словно торопился успеть сделать как можно больше. Он проектировал усадьбу в Екатерингофе, великолепный дворец генерала Апраксина (находился на месте Зимнего дворца).
Монплезир в Петергофе
Зодчий трудился в северной столице с 1716 года, а в 1719-м он скончался. И все же за два с половиной года он сделал больше, чем иным удавалось за десятилетия. Однако время оказалось беспощадным к его наследию.
Многое исчезло в напластованиях веков, не сохранился и дом, где жил Мастер, – на Мойке, у Невского проспекта. Свой последний приют он нашел на первом городском кладбище, у стен первого деревянного Сампсониевского собора.
Имя великого зодчего Леблона навсегда останется в первом ряду строителей Петербурга как один из символов архитектурного гения.
Познакомившись с молодым архитектором, Петр сообщал в одном из писем, что Леблон «не ленив, добрый и умный человек». Это имя вызывает в душе особое волнение, ощущение неповторимости явления. Генерал-архитектор Леблон положил начало созданию гигантского уникального культурного пласта, который называется Петербургом.
Он прожил всего 40 лет. Однако от наследия великого зодчего почти не осталось реальных сооружений. Тем не менее его мощное дарование преодолело «веков завистливую даль». Имя архитектора вспоминается почти на каждом шагу.
Как и сам Петр I, он увлекался величественным северным ландшафтом, возможностью создать на берегах Невы прекрасный, идеальный город. Его чаще всего вспоминают в связи с проектом планировки Петербурга и создания городского центра на Васильевском острове – с каналами, как в Венеции.
Царь предпочел этому замыслу проект более трезвого Доменико Трезини, однако это не обескуражило Леблона. Неутомимый мечтатель, горевший новыми идеями, он был вполне практичным и деятельным строителем: разрабатывал проекты типовых домов, создавал первые производственные мастерские, первое регулярное освещение города, первые лесопильные заводы.
Леблон основал первую архитектурную школу Петербурга. Он вызывал симпатии и в то же время зависть. Известно было, что однажды он подвергся нападению наемных убийц, однако, как истинный француз, он шпагой владел не хуже, чем карандашом и сумел отбиться от врагов.
Бесспорно, Леблон с трудом уживался в среде царедворцев и карьеристов, да и отношения с Петром I не были безоблачными.
Ему мы обязаны планировочными работами в Кронштадте. Летнем саду, участием в застройке нынешней набережной Лейтенанта Шмидта, оформлением интерьеров Меншиковского дворца.
С изумительным размахом создавал Леблон планировку Стрельнинского дворцово-паркового ансамбля. К сожалению, не был реализован проект дворца, пожалуй превосходивший тот, который был построен К. Микетти. Сохранился не раз перестроенный деревянный путевой дворец Петра I на окраине парка (ныне – музей).
Все силы таланта и души Леблон вложил в планировку парков Петергофа, создание их водной системы. По-видимому, его замыслы легли в основу проектов зданий Марли и Эрмитажа, он – один из строителей Монплезира. Перестраивая Большой дворец, Ф.Б. Растрелли сохранил центральную, леблоновскую часть. Сколько французского изящества и широты, вдохновения и свободы в этом выдающемся парковом ансамбле, сохранившем очарование, несмотря на последующие переделки. И какое удивительное ощущение прелести северного русского пейзажа!
Не жалея сил, Леблон словно торопился успеть сделать как можно больше. Он проектировал усадьбу в Екатерингофе, великолепный дворец генерала Апраксина (находился на месте Зимнего дворца).
Зодчий трудился в северной столице с 1716 года, а в 1719-м он скончался. И все же за два с половиной года он сделал больше, чем иным удавалось за десятилетия. Однако время оказалось беспощадным к его наследию.
Многое исчезло в напластованиях веков, не сохранился и дом, где жил Мастер, – на Мойке, у Невского проспекта. Свой последний приют он нашел на первом городском кладбище, у стен первого деревянного Сампсониевского собора.
Имя великого зодчего Леблона навсегда останется в первом ряду строителей Петербурга как один из символов архитектурного гения.
Михаил Земцов
«Для пользы всенародной» – так объяснял смысл своего подвижнического труда этот прославленный зодчий. XVIII век в истории нашего города богат присутствием русских и европейских архитекторов, но и в таком величественном ряду имя М.Г. Земцова выделяется поистине грандиозным размахом деятельности, сочетанием таланта художника и строителя с редким трудолюбием и высокими нравственными качествами. Перечень проектов и построек мастера настолько велик, что даже современники сомневались, способен ли одни человек делать всю эту работу, посильную серьезному коллективу. Земцов явился первым русским архитектором Петербурга, официально удостоенным этого звания. Слава его была прочной, зодчего уважали и цари, и рабочие, хотя жалованье тот получал гораздо более скромное, нежели иноземцы. Такое уж было время.
Авторский чертеж М.Г. Земцова. Зала для славнъх торжествований
Москвич Земцов, получивший первоначальное образование в древней столице, появился на берегах Невы в 1709 году. Здесь юноша стал главным и необходимым помощником мало искушенного в художественных делах Трезини, включившись в строительство Петропавловской крепости, Александро-Невского монастыря, триумфальных ворот на Петровской площади и Невском проспекте, других знаменитых впоследствии объектов. Михаил приобретает опыт на многих стройках стремительно растущего города и одновременно сам учил своих соотечественников. Ему полностью доверяли и Д. Трезини, и Н. Микетти. С последним он возводил дворцы в Ревеле (Таллин) и Стрельне, а после кончины первого завершал госпиталь на Выборгской стороне. Точно так же, сменив умершего Н. Гербеля, первый русский архитектор достраивал здания Кунсткамеры, Двенадцати коллегий и Придворных конюшен. Будучи блестящим организатором, человеком пытливого творческого ума и благородства, Михаил Григорьевич пользовался особым расположением самого Петра I.
Время оказалось беспощадным ко многим его произведениям: почти все они были, если не уничтожены, то кардинально перестроены, неузнаваемо изменив облик. Однако следы творчества Земцова, умевшего делать все, от крупных градостроительных проектов до «малых форм», не исчезли. Если бы не его безвременный уход из жизни, архитектура города пошла бы другим путем: тот же классицизм, к которому тяготел зодчий, оставаясь при этом приверженцем и мастером барокко, мог появиться у нас на несколько десятилетий раньше.
Рис. В.Г. Исаченко Церковь Св. Симеона и Анны
Работая над планировкой и благоустройством Летнего сада, Земцов построил здесь, на невском берегу «Залу для славных торжествований» – яркий, но, увы, не сохранившийся образец барокко. Заметной страницей творческой биографии автора стала работа в качестве главного архитектора пригородных императорских резиденций. Вот лишь некоторые из проектов, которые осуществлялись под началом Михаила Григорьевича в Петергофе: работы в парках, оранжереи и фонтаны, Большой и Марлинский каскады, деревянные колоннады (на месте воронихинских). В Царском же Селе мастеру принадлежит общий замысел ансамблей и Эрмитаж (перестроен Растрелли), а также совершенно великолепный Большой дворец, возведенный одним из лучших его учеников, А.В. Квасовым (вскоре тоже перестроенный Растрелли). Школа Земцова – это не просто громкие слова.
Церковь Св. Симеона и Анны
После грандиозных пожаров 1736–1737 годов «де-факто» и вместе с П.М. Еропкиным сам М.Г. Земцов становится главным архитектором столицы, выступая уже не только как создатель отдельных домов, но и автор целых градостроительных узлов, занимаясь, например, определением застройки Невского проспекта, Миллионной и Морских улиц. Не станем забывать, что в основе целого ряда зданий, признанных теперь памятниками, лежат постройки Земцова. Назову несколько таких адресов: Невский пр., 17 и 18, Садовая ул., 13 и 14, Большая Морская ул., 28, 31, 47 и 53, Английская наб., 10 и 74, Исаакиевская пл., 9. Список далеко не полный – впрочем, великим достижением грядущих градостроительных преобразований, которые неизбежно потребуют реконструкции перечисленных объектов, можно будет считать хотя бы фрагментарное сохранение, музеефикацию этого внушительного пласта городской застройки. На месте одного из зданий РНБ некогда стоял земцовский Итальянский дворец (наб р. Фонтанки, 36), и до сих пор радует взор «Петровский» зал заседаний Сената в здании Двенадцати коллегий – еще одно детище первого русского архитектора. Горожанам и приезжим хорошо известен Аничков дворец на Невском, который с 1741 года проектировал и строил Земцов, а после его кончины завершали другие зодчие.
Состоя с 1737 года в руководстве Комиссии о Санкт-Петербургском строении, М.Г. Земцов работал над генпланом города, совместно с И.К. Коробовым завершил начатый П.М. Еропкиным первый русский архитектурно-строительный кодекс «Должность архитектурной экспедиции», занимался планировкой Казанской и Коломенской частей города, что имело большое значение для дальнейшего формирования этих и других районов. Он мыслил как истинный градостроитель.
Акварели В.Г. Исаченко Церковь Св. Симеона и Анны. 1975 г.
Особая глава творчества зодчего – храмовое строительство. Не всем из его планов, в силу разных причин, было суждено сбыться. Так в 1741 году Земцов выполнил проект каменного собора на Троицкой площади взамен деревянной церкви.
Реализовать его так и не удалось, на территории Казанского собора архитектор успел возвести стройную Казанскую церковь с колокольней, начал сооружение церкви Успения на Мокруше (Князь-Владимирский собор на пр. Добролюбова), Спасо-Преображенского собора, создал алтарную часть Сампсониевского. Его шедевр – очаровательная, проникнутая особым лиризмом церковь Симеония и Анны на улице Белинского (1731–1734 гг.). Строил он и здание Знаменской церкви в Царском Селе (с И.Я. Бланком, находится близ лицея).
Скромный и заботливый по отношению к семье, коллегам и ученикам, не щадивший себя, взваливая на свои плечи все новые обязанности, Земцов ушел из жизни, не успев завершить много из начатого и задуманного. Последние годы зодчий жил в собственном доме, на месте которого ныне возвышается здание Пассажа, а раньше на углу Шпалерной и нынешнего пр. Чернышевского, где до него, кстати, проживал Н. Микетти (ныне здесь стоит церковь Всех Скорбящих). Было бы справедливым установить на этих зданиях памятные доски с именем первого русского архитектора Петербурга.
Михаил Григорьевич Земцов погребен у стен Сампсониевского собора.
Москвич Земцов, получивший первоначальное образование в древней столице, появился на берегах Невы в 1709 году. Здесь юноша стал главным и необходимым помощником мало искушенного в художественных делах Трезини, включившись в строительство Петропавловской крепости, Александро-Невского монастыря, триумфальных ворот на Петровской площади и Невском проспекте, других знаменитых впоследствии объектов. Михаил приобретает опыт на многих стройках стремительно растущего города и одновременно сам учил своих соотечественников. Ему полностью доверяли и Д. Трезини, и Н. Микетти. С последним он возводил дворцы в Ревеле (Таллин) и Стрельне, а после кончины первого завершал госпиталь на Выборгской стороне. Точно так же, сменив умершего Н. Гербеля, первый русский архитектор достраивал здания Кунсткамеры, Двенадцати коллегий и Придворных конюшен. Будучи блестящим организатором, человеком пытливого творческого ума и благородства, Михаил Григорьевич пользовался особым расположением самого Петра I.
Время оказалось беспощадным ко многим его произведениям: почти все они были, если не уничтожены, то кардинально перестроены, неузнаваемо изменив облик. Однако следы творчества Земцова, умевшего делать все, от крупных градостроительных проектов до «малых форм», не исчезли. Если бы не его безвременный уход из жизни, архитектура города пошла бы другим путем: тот же классицизм, к которому тяготел зодчий, оставаясь при этом приверженцем и мастером барокко, мог появиться у нас на несколько десятилетий раньше.
Работая над планировкой и благоустройством Летнего сада, Земцов построил здесь, на невском берегу «Залу для славных торжествований» – яркий, но, увы, не сохранившийся образец барокко. Заметной страницей творческой биографии автора стала работа в качестве главного архитектора пригородных императорских резиденций. Вот лишь некоторые из проектов, которые осуществлялись под началом Михаила Григорьевича в Петергофе: работы в парках, оранжереи и фонтаны, Большой и Марлинский каскады, деревянные колоннады (на месте воронихинских). В Царском же Селе мастеру принадлежит общий замысел ансамблей и Эрмитаж (перестроен Растрелли), а также совершенно великолепный Большой дворец, возведенный одним из лучших его учеников, А.В. Квасовым (вскоре тоже перестроенный Растрелли). Школа Земцова – это не просто громкие слова.
После грандиозных пожаров 1736–1737 годов «де-факто» и вместе с П.М. Еропкиным сам М.Г. Земцов становится главным архитектором столицы, выступая уже не только как создатель отдельных домов, но и автор целых градостроительных узлов, занимаясь, например, определением застройки Невского проспекта, Миллионной и Морских улиц. Не станем забывать, что в основе целого ряда зданий, признанных теперь памятниками, лежат постройки Земцова. Назову несколько таких адресов: Невский пр., 17 и 18, Садовая ул., 13 и 14, Большая Морская ул., 28, 31, 47 и 53, Английская наб., 10 и 74, Исаакиевская пл., 9. Список далеко не полный – впрочем, великим достижением грядущих градостроительных преобразований, которые неизбежно потребуют реконструкции перечисленных объектов, можно будет считать хотя бы фрагментарное сохранение, музеефикацию этого внушительного пласта городской застройки. На месте одного из зданий РНБ некогда стоял земцовский Итальянский дворец (наб р. Фонтанки, 36), и до сих пор радует взор «Петровский» зал заседаний Сената в здании Двенадцати коллегий – еще одно детище первого русского архитектора. Горожанам и приезжим хорошо известен Аничков дворец на Невском, который с 1741 года проектировал и строил Земцов, а после его кончины завершали другие зодчие.
Состоя с 1737 года в руководстве Комиссии о Санкт-Петербургском строении, М.Г. Земцов работал над генпланом города, совместно с И.К. Коробовым завершил начатый П.М. Еропкиным первый русский архитектурно-строительный кодекс «Должность архитектурной экспедиции», занимался планировкой Казанской и Коломенской частей города, что имело большое значение для дальнейшего формирования этих и других районов. Он мыслил как истинный градостроитель.
Особая глава творчества зодчего – храмовое строительство. Не всем из его планов, в силу разных причин, было суждено сбыться. Так в 1741 году Земцов выполнил проект каменного собора на Троицкой площади взамен деревянной церкви.
Реализовать его так и не удалось, на территории Казанского собора архитектор успел возвести стройную Казанскую церковь с колокольней, начал сооружение церкви Успения на Мокруше (Князь-Владимирский собор на пр. Добролюбова), Спасо-Преображенского собора, создал алтарную часть Сампсониевского. Его шедевр – очаровательная, проникнутая особым лиризмом церковь Симеония и Анны на улице Белинского (1731–1734 гг.). Строил он и здание Знаменской церкви в Царском Селе (с И.Я. Бланком, находится близ лицея).
Скромный и заботливый по отношению к семье, коллегам и ученикам, не щадивший себя, взваливая на свои плечи все новые обязанности, Земцов ушел из жизни, не успев завершить много из начатого и задуманного. Последние годы зодчий жил в собственном доме, на месте которого ныне возвышается здание Пассажа, а раньше на углу Шпалерной и нынешнего пр. Чернышевского, где до него, кстати, проживал Н. Микетти (ныне здесь стоит церковь Всех Скорбящих). Было бы справедливым установить на этих зданиях памятные доски с именем первого русского архитектора Петербурга.
Михаил Григорьевич Земцов погребен у стен Сампсониевского собора.
Петр Еропкин
Петр Михайлович Еропкин (1698–1740) – самая трагическая фигура в истории русского зодчества последних трех веков. Он открывает собой долгий ряд художников и зодчих – подвижников, новаторов, преобразователей, просветителей, общественных деятелей. От него начинается отсчет: Баженов и Радищев, Львов и Захаров, многие другие, истинно русские, национальные гении. Его имя почти не звучит в лекциях и на экскурсиях – «ничего не сохранилось», а потому вроде бы и нет повода для разговора… Быть русским художником в России – всегда подвижничество.
Кажется, что судьба Еропкина была предопределена. О нем можно сказать словами Грибоедова – «горе от ума». Он происходил из рода смоленских князей, ведущего начало от Владимира Мономаха. Отец зодчего, боярин Михаил Федорович, был сторонником петровских реформ. Не случайно царь вызвал юного Петра из Москвы в Петербург для учения – с 1716 года он в Дании, Голландии, а затем – Италии (Флоренция и Рим), где «птенец гнезда Петрова» изучал «архитектурные художества и разные науки». В 1723 году Петр Еропкин вернулся в Петербург широкообразованным специалистом, знающим языки, он вез с собой книги – основу своей будущей богатой библиотеки. Вернулся Еропкин со страстным желанием служить Отечеству, на деле применить полученные энциклопедические знания. За его плечами была теоретическая и практическая школа – Еропкин был первым русским зодчим-профессионалом нового времени. Его служебная карьера была стремительной. Он много работал, в Москве, пригородах Петербурга – Екатерингофе, Стрельне, Петергофе, до этого пройдя «экзаменацию» у К.Б. Растрелли и Д. Трезини. После второй «экзаменации» в 1725 году он первым из русских получил звание архитектора, а через два года сам экзаменовал Ивана Коробова, в будущем творца Адмиралтейства. В эти годы зародилась дружба и творческие связи с М.Г. Земцовым и другими зодчими того времени.
После кончины Петра I Еропкин руководил постройкой трех деревянных триумфальных ворот в Москве к коронации Петра II. После Москвы, с 1731 года, – самый насыщенный и к тому же последний этап деятельности мастера – всего 10 лет. Впечатляет уже сам перечень работ: мощение улиц, очистка рек и каналов, дренажные работы и осушение обширных территорий, постройка мостов и новые конструкции набережных с мыслью об их последующей замене каменными (для борьбы с наводнениями), проект Гостиного Двора на Невской першпективе и множество других прозаических, но необходимых дел. Так формировался зодчий-градостроитель: не отдельные, пусть даже и значительные постройки и районы, а весь город становится заботой Еропкина, и здесь он является прямым предшественником великих зодчих конца XVIII – начала XIX веков.
«Звездный час» Петра Михайловича – те недолгие годы, которые ему суждено было трудиться архитектором созданной в июле 1737 года «Комиссии о строении…». Помогло несчастье – сильнейшие пожары 1736–1737 годов в Адмиралтейской части, при которых выгорела почти вся застройка. Это и послужило стимулом к созданию Комиссии, во главе которой стал Б.Х. Миних, крупный военный инженер, все еще не оцененный в нашей науке. Объективной оценке его многогранной и полезной деятельности, очевидно, помешали отрицательные личные качества Миниха. Еропкин был единственным архитектором в этой Комиссии, ставшей прообразом архитектурно-планировочного управления, по существу он и был главным архитектором города. Все каменные казенные и частные здания следовало строить по утвержденным Комиссией планам, что, впрочем, не мешало зодчим проявлять самостоятельность в детальной разработке проектов. Мощная воля, широта кругозора и организаторские способности Еропкина были решающими в деле преобразования городского центра.
Очевидно, именно Еропкиным был подготовлен чрезвычайно грамотно составленный широкий план реконструкции и детальной планировки и застройки Адмиралтейской части города. Регулярное каменное строительство именно жилых кварталов (прежде – дворцы и храмы) стало основой формирования этой и других частей Санкт-Петербурга. Еропкин усовершенствовал трехлучевую систему центральных улиц («трезубец»), намеченную еще при Петре I, – со спрямлением Невского проспекта. Он понял и усилил градостроительную роль Адмиралтейства как главной доминанты. И как бы в дальнейшем ни менялась застройка этого района, сохранилась основа: проспекты-лучи и пересекающие их улицы.
Еропкин тонко уловил природные особенности малых рек и городских каналов, включив их в планировочную структуру. Работая над генпланом города, зодчий учитывал ландшафт, характер среды, роль больших и малых пространств. Но и этого было мало. Еропкин раздвигал границы городского центра, начав создание нового жилого района – Большой и Малой Коломны с системой улиц, главная из которых – Садовая – продлевалась до нынешней площади Тургенева. Селились здесь жители из «погорелых мест» Адмиралтейской части. На площади Еропкин предложил поставить храм, так же как в Морской слободе (будущие Покровская церковь и Никольский собор).
По-прежнему продолжались работы на Васильевском острове, в перспективе были остров Голодай (Декабристов), Выборгская сторона, роты гвардейских полков, Загородный проспект и его окружение и их связь с Литейной стороной, район Александро-Невского монастыря, Острова, Фонтанка… Много не успел сделать неутомимый зодчий, но начало было положено. Активно велось осушение болот, определялись основные контуры районов, намечались новые площади с общественными зданиями (на Невском у Казанской церкви, будущие Владимирская, Конюшенная, Адмиралтейская, Петровская…). Еропкин сделал акцент на рядовую жилую застройку, на взаимосвязь частей города – в этом шаг вперед по сравнению с Трезини и Леблоном.
Императрица Анна Иоанновна, видя загруженность Еропкина, сочла необходимым освободить его от других работ (строительство Александро-Невского монастыря, госпиталь в Ораниенбауме и др.), а загружен он был основательно: с Земцовым проектировал каменный храм на Троицкой площади на месте обветшавшего деревянного, любимой церкви Петра I. Жаль, что этот проект, как и следующий, разработанный Земцовым уже после гибели друга, остались нереализованными.
Строительные материалы, кстати, пошли на постройку Зимнего дворца. В 1735–1740 годах Еропкин построил церковь на нынешней Кирочкой ул., 8. На ее месте сейчас стоит церковь Св. Анны (проект Ю.Н. Фельтена).
Главной своей задачей Еропкин считал создание «более достойной Руси столицы» – этому и была подчинена вся его жизнь.
Теперь пора рассказать о ближайшем окружении зодчего. Это его родственник, кабинет-министр А.П. Волынский и связанные с зодчим дружескими и родственными узами А.Ф. Хрущов, Е.Ф. Соймонов, князь А.М. Черкасский. А.П. Волынский, человек чрезвычайно сложный, патриот, противник немецкого засилья (бироновщины), в то же время интриган, с необузданным нравом («прославился» избиением поэта В.К. Тредиаковского) ярко воплощал в себе достоинства и пороки целого столетия. Принято считать, что он активно влиял на Еропкина, но если это и так, то несомненно и обратное влияние просвещенного, энциклопедически образованного архитектора на Волынского. Кстати, министр был женат на его сестре.
Самый интригующий вопрос – собственные постройки главного архитектора, многие из которых исчезли, а некоторые скрыты за поздними наслоениями. Еропкин успевал строить и по своим проектам. Прежде всего, это «палаты» (дворец) А.М. Черкасского на Дворцовой наб., 18, – Миллионной ул., 19, законченные в 1746 году уже после смерти автора под наблюдением его ученика Г.Д. Дмитриева. Великолепный трехэтажный, с тремя ризалитами дом отличался сочной пластикой, акцентированным центром, завершенным лучковым фронтоном, пилястрами, скульптурой. В нем – черты Ренессанса и барокко (перестроен). Можно согласиться с исследователями, полагающими, что именно проект нарядного одноэтажного усадебного дома, разработанный Еропкиным, лег в основу построенного С.И. Чевакинским Фонтанного дома – сходство с дворцом Черкасского несомненно. Кстати, П.Б. Шереметев в 1747 году стал владельцем дома на Дворцовой набережной.
Постройки Еропкина скрыты за стенами (точнее, в объемах) домов № 2 и № 4 на Английской набережной, построенных для вице-канцлера А.И. Остермана в 1730-х годах. Эти дома имели высокие цокольные этажи, рустовку, наличники, высокие крыльца. Быть может, на берегах Невы были и другие его постройки, созданные на основе «образцовых» проектов, но отличавшиеся тонкой нюансировкой деталей, пластикой, силуэтами. Сохранится в перестроенном виде дом А.П. Волынского на Английской набережной, 8, рядом с перестроенным Земцовым домом № 10. Также за новой «одеждой» – стены двухэтажного дома фельдмаршала И.Ю. Трубецкого на Дворцовой набережной, 10, – это был нарядный дом в стиле барокко, в нюансах отличный от построек Трезини и Леблона (постройки Еропкина живописнее).
Еропкин – один из творцов дворцово-паркового ансамбля в Ропше, когда-то не менее выдающегося, чем знаменитые ансамбли пригородов. Первый владелец, министр внутренних дел Г.И. Головкин, получил эти земли от Петра I в 1710 году. Через четыре года после окончания Северной войны (1721 г.) деревянный усадебный дом постепенно заменялся каменными «палатами» с пейзажным парком, сначала для отца, затем для сына – М.Г. Головкина, с юных лет близкого друга Еропкина. Постройку вел ученик Еропкина, крепостной зодчий И. Андреев, очевидно, по его проекту. Двухэтажный дворец с одноэтажными галереями и флигелями, с обширным погребом впоследствии не раз перестраивался и расширялся, но за классическим фасадом скрыты еропкинские палаты.
Важнейший источник для изучения творчества зодчих той поры – стокгольмская коллекция чертежей Ф.В. Берхгольца, в 1960-х годах экспонировавшаяся в Эрмитаже. Она помогает по-новому взглянуть на наш город.
В эти годы были выполнены первые фиксационные планы города, Еропкин думал о будущем столицы, о перспективах ее роста, ратовал за эстетику городской среды, намечал создание Академии архитектуры… Первый русский теоретик архитектуры, Еропкин, переводит Палладио и Макиавелли, составит «Трактат о должности Архитектурной экспозиции» – свод законов и нормативов, связанных с вопросами этики, чести и долга перед личностью и обществом. В этом он – предтеча русского Просвещения.
Самым известным произведением Еропкина и одновременно символом нелепого шутовства, унижения человеческого достоинства является печально известный Ледяной дом, сооруженный на Неве (там, где ныне Дворцовый мост) у Зимнего дворца по инициативе Волынского для царской потехи (декабрь 1739 – февраль 1740 годов). В грандиозном сооружении в полной мере проявились многообразные дарования зодчего, вынужденного обслуживать «ледяную свадьбу» шутов. Так уживалось казалось бы, несовместимое, но таков был жестокий век.
Еропкин был деятельным членом оппозиционного антибироновского кружка, созданного Волынским. В апреле 1740 года все они были арестованы, а в июне Волынский, Хрущов и Еропкин казнены, как раз в день очередной годовщины Полтавской победы. Погребены они были у Св. Сампсония, храма, в память этой победы возведенного. На одной из сторон памятника, поставленного у стен собора в 1885 году, – герб князей смоленских – предков зодчего-патриота. Память об этих мучениках – в названии Волынского переулка, где когда-то на берегу Мойки Еропкин построил своему влиятельному родственнику одноэтажный деревянный дом. Но лучший памятник самому Петру Михайловичу Еропкину – наш город, который помнит и чтит своего Главного архитектора.
Федор (Фридрих) Баур. «Памятно и незабвенно пребудет»
Слова, вынесенные в заголовок, были сказаны современниками о выдающемся русском военном инженере Федоре Виллимовиче Бауре (Боуре), имя которого было известно всему Петербургу во второй половине XVIII века. Его биография увлекательней иных романов, а перечень сделанного за небольшой срок настолько велик, что его хватило бы ни целую плеяду опытных строителей.
Фридрих Вильгельм Баур (1731–1783) происходил из шведских дворян. Сын лесничего, он получил прекрасное воспитание и образование, по собственной инициативе посвятил себя воинской службе, пройдя путь от простого солдата до полковника в армии Фридриха Великого. Непостижимым образом он сочетал в себе отчаянную храбрость с трезвым расчетом и осторожностью.
Инициативный, богато одаренный офицер пользовался непререкаемым авторитетом во всех слоях общества. От отца он унаследовал благородство души, физическую силу и доброту, а также любовь к математике и другим точным наукам. В то же время это была натура поэтическая, художественно одаренная. Баур участвовал во многих европейских баталиях, командуя большими воинскими частями. Нередко его ратные подвиги решали исход сражений.
Вид на дом Баура со стороны Невы
В 1763 году, неожиданно для многих, Баур занялся науками, картографией, анализом сражений, в которых он участвовал. Не удивительно, что Екатерина II пригласила молодого полковника на русскую службу, что соответствовало и его желаниям; Баур мечтал проявить свои способности па просторах великой страны и в 1769 году с радостью отправился в Петербург.
В 1770–1771 годах генерал-майор Баур отличился в Русско-турецкой войне под знаменами П.А. Румянцева (в битвах при Кагуле, Ларге и Измаиле). Он много сделал для улучшения боевого порядка в русской армии, затем работал в Генеральном штабе и, наконец, сосредоточился на строительных делах.
Фридрих Вильгельм Баур (1731–1783) происходил из шведских дворян. Сын лесничего, он получил прекрасное воспитание и образование, по собственной инициативе посвятил себя воинской службе, пройдя путь от простого солдата до полковника в армии Фридриха Великого. Непостижимым образом он сочетал в себе отчаянную храбрость с трезвым расчетом и осторожностью.
Инициативный, богато одаренный офицер пользовался непререкаемым авторитетом во всех слоях общества. От отца он унаследовал благородство души, физическую силу и доброту, а также любовь к математике и другим точным наукам. В то же время это была натура поэтическая, художественно одаренная. Баур участвовал во многих европейских баталиях, командуя большими воинскими частями. Нередко его ратные подвиги решали исход сражений.
В 1763 году, неожиданно для многих, Баур занялся науками, картографией, анализом сражений, в которых он участвовал. Не удивительно, что Екатерина II пригласила молодого полковника на русскую службу, что соответствовало и его желаниям; Баур мечтал проявить свои способности па просторах великой страны и в 1769 году с радостью отправился в Петербург.
В 1770–1771 годах генерал-майор Баур отличился в Русско-турецкой войне под знаменами П.А. Румянцева (в битвах при Кагуле, Ларге и Измаиле). Он много сделал для улучшения боевого порядка в русской армии, затем работал в Генеральном штабе и, наконец, сосредоточился на строительных делах.