Этика в основном рассматривает вопросы, связанные с проблемой добра. Цель этики – выявить фундаментальные, предельные основания справедливых и разумных действий в совместной жизни людей. При этом выдвигаемые этические принципы должны быть общезначимыми и понятными, их обоснование не должно опираться на какие-то внешние авторитеты или соглашения. Поэтому по отношению к действующей морали, господствующей на конкретном историческом этапе, этика занимает критическую позицию, подвергая эту мораль (эмпирически данную) критическому осмыслению (теоретическому анализу). В рамках данной дисциплины развивается также метаэтика, задача которой заключается в анализе языковых форм морали, этических высказываний.
Эстетика предлагает общие определения прекрасного и исследует формы его проявления в искусствах и природе, а также его воздействие на воспринимающего. Эстетика может быть либо чисто функционально-описательной (анализ эстетических объектов), либо нормативно-дискурсивной (анализ некоторых критериев прекрасного). Эстетика включает в себя теорию искусств, анализ эстетического суждения, а также форм эстетического ощущения и переживания. В современной эстетике активно используются информационно-коммуникативные и логические подходы к анализу эстетического языка.
Метафизика и онтология. Первая представляет собой раздел философии о принципах и началах бытия. В ряде философских систем она отождествляется с онтологией. Вторая традиционно, от Аристотеля, считается важнейшей частью метафизики и исследует бытие как таковое, его наиболее общие свойства, сущности и категории. Кроме этого, в ряде философских концепций исследуются божественное бытие (философская теология), душа (психология) и общая взаимосвязь всего сущего (космология).
Социальная философия – дисциплина, связанная с выяснением вопросов о том, что такое общество, что можно отнести к общественным явлениям, как реализуют себя в общем бытии социальные закономерности. Разделом социальной философии является философия истории, которая исследует сущность, смысл и ход истории общества и человека как субъекта исторического процесса.
По своему формальному статусу данная дисциплина должна быть отнесена к разряду вспомогательных, о которых речь пойдет ниже. Однако поскольку человек реализует себя как личность прежде всего в обществе, вопросы общественного развития, путей его изменения чрезвычайно важны для человека, что и позволяет говорить о социальной философии как одной из основных философских дисциплин.
Логика, представляющая собой учение о последовательном и упорядоченном мышлении, изучает формы выражения мыслей и формы развития знаний, приемы и методы познания, а также особые законы мышления. Классическая формальная логика подразделяется на элементарные учения о понятии, суждении и умозаключении, а также учение о методах логического исследования, доказательства и опровержения. Кроме того, в ней выделяются логико-методологические и логико-семиотические проблемы [232]. Современная логика стремится к предельной формализации и математизации. Она работает с логическими исчислениями, понимаемыми как система знаков (символов) с соответствующими правилами оперирования над ними. Современная логика изучает также многозначные системы, в которых высказывания могут принимать большее количество значений, чем истина или ложь. Важный раздел современного логического знания – неклассические логики, изучающие своеобразные способы рассуждений, связанные с использованием модальностей, времени, нормативных и оценочных понятий, вопросно-ответных методик, нестандартных условий истинности (например, без использования некоторых основных законов логики или с ограничением области их применения).
Гносеология выступает как раздел философии, исследующий условия, сущность и границы познания, отношение знания к реальности, а также условия достоверности и истинности познания. Кроме того, в теории познания исследуется и теория науки (эпистемология), как один из видов познавательной деятельности. Сюда наряду с общегносеологическими вопросами включаются также исследования особых познавательных процедур в науке, критериев и способов создания идеализированных объектов, которыми оперирует наука, изучение соотношения эмпирического и теоретического уровней исследования и пр. Весь комплекс указанных проблем часто выделяют в специальный раздел знания, который называют методологией науки.
Философия языка рассматривает возникновение, развитие и функции языка, а также его значение в жизни человека и общества. Традиционно, вслед за Витгенштейном, анализ языка подразделяется на два направления. Первое – анализ посредством критики языка и использования средств логики и создание языка высокой логической точности, соответствующего требованиям точной науки. И второе – «философия естественного языка», в которой анализируются высказывания обыденного языка с позиции их использования и значения.
Философия религии ставит вопрос о сущности феноменов религиозной веры и религиозного сознания, о специфике их функционирования в обществе, о значении религии для человека. Здесь выясняются фундаментальные предпосылки такого феномена, как вера, критически анализируются религиозные положения.
Философия права решает проблемы обоснования права. Исследует, из чего исходит право, существует ли некая высшая правовая норма. Она занимается проблемами соотношения права с моралью, религией, политикой, государством, властью, экономикой.
Политическая философия конкретизирует положения социальной философии, рассматривает построение, функцию и смысл государства, закономерности его развития и особенности управления, основные движущие силы (социальные группы, партии).
Сущность философии как формы теоретического сознания определяется не только предметом, но и методом. Проблема выделения общего философского метода достаточно сложна.
Философия представляет собой прежде всего работу разума – это размышление, или рефлексия. Философская рефлексия – это особое понимание мира посредством его познания и переживания, когда познанные закономерности преломляются сквозь призму интересов Человека, а ценностно-эмоциональное восприятие мира подвергается рациональному осмыслению. «Это поиск логических и иных (нравственных, ценностных, эмоциональных и пр.) оснований и форм духовной жизни, культуры в целом» [233].
Конкретное осуществление рефлексии может быть различным, что и создает богатство философских подходов к миру. «Характерными примерами специфики философской рефлексии могут служить постановка и разработка Платоном проблемы относительно самостоятельной и устойчивой жизни понятий, картезианское радикальное сомнение, кантовская проблема априорных условий познания» [234]. В то же время разнообразие подходов реализуется, как мы указали, в рамках относительно единой философской проблематики, приводя к постоянному обогащению философской рефлексии новыми методами. Таким образом, осуществляется процесс самопознания и самосознания Человека и человеческой культуры в целом.
В истории философии конкретными вариантами философской рефлексии выступали: диалектика (у Платона, средневековых схоластов и Гегеля); радикальное сомнение (у Декарта); априорное познание и критика разума (у Канта); материалистическое понимание истории (у Маркса); материалистическая диалектика в марксизме и т. д.
Важная особенность проблемного поля философии – широкий исходный базис, на который она опирается в своих исследованиях. Материалом для ее выводов могут служить и результаты всего научного познания и знания, в том числе полученные через «вне-теоретические» формы постижения мира, и даже отдельные факты, которые тоже могут быть подвергнуты философской интерпретации. В качестве последних можно говорить о тех фактах, которые носят устойчивый, массовидный характер, «вечные факты», факты социального и жизненного опыта. Кроме того, философ размышляет над теми фактами, которые по тем или иным причинам не получили или принципиально не могут получить своего объяснения в науках. Существует и прямо противоположный взгляд на данную проблему, согласно которому философия как форма рационального познания должна опираться лишь на теоретические выводы наук.
Для философии как мировоззрения важно ее отношение к обыденному сознанию. Одна из задач философии, как мы отмечали, – выдвижение системы ценностных ориентиров, по которым должны жить человек и общество. Философия не должна замыкаться в самой себе. Борясь с предрассудками здравого смысла, она не игнорирует то положительное, что в нем имеется. Это помогает ей ориентироваться на интересы человека, в том числе на ценностно-эмоциональное переживание им бытия. Если наука стремится в максимальной степени отвлечься в познании от конкретного человека, что придает «чистоту» ее теориям и объективность ее результатам, то философия принципиальным образом неотделима от субъекта. Осознавая себя как личность, человек глубже познает и понимает мир.
Не случайно процесс обучения философии кардинально отличается от обучения конкретной науке. Здесь огромное значение придается истории предмета, которая не только знакомит с развитием философских проблем и их хронологией, но и является собственным проблемным полем философских исследований. В науке знание ее истории является лишь вспомогательным и не всегда обязательным. Можно усвоить теорию относительности Эйнштейна, не зная каких-либо тонкостей истории физики. Последняя по времени научная теория считается, как правило, и наиболее истинной, тогда как в философии ее концепции не устаревают и могут быть в любой момент затребованы сознанием человека и общества [235].
Дело в том, что задача конкретной науки состоит в получении конечного знания. Его может со временем заменить более истинное, более адекватное, но само оно остается в истории как нечто завершенное. Философия, кроме получения общих знаний, исходит также из задачи понимания мира, которое модифицируется в зависимости от изменения исторического контекста и социокультурной ситуации.
Кроме того, «широкий «квазиэмпирический базис» позволяет философии выполнять ряд познавательных функций по отношению к науке. В противном случае она могла бы возвращать науке лишь то, что у нее взяла, хотя, может быть, и в более логически рафинированном виде» [236].
Особый интерес представляет сам процесс философствования, философской деятельности, которая также носит специфический характер, отличающий ее от естественных наук и ставящий в особое положение среди наук гуманитарных.
§ 3. Философия как герменевтическая деятельность
Эстетика предлагает общие определения прекрасного и исследует формы его проявления в искусствах и природе, а также его воздействие на воспринимающего. Эстетика может быть либо чисто функционально-описательной (анализ эстетических объектов), либо нормативно-дискурсивной (анализ некоторых критериев прекрасного). Эстетика включает в себя теорию искусств, анализ эстетического суждения, а также форм эстетического ощущения и переживания. В современной эстетике активно используются информационно-коммуникативные и логические подходы к анализу эстетического языка.
Метафизика и онтология. Первая представляет собой раздел философии о принципах и началах бытия. В ряде философских систем она отождествляется с онтологией. Вторая традиционно, от Аристотеля, считается важнейшей частью метафизики и исследует бытие как таковое, его наиболее общие свойства, сущности и категории. Кроме этого, в ряде философских концепций исследуются божественное бытие (философская теология), душа (психология) и общая взаимосвязь всего сущего (космология).
Социальная философия – дисциплина, связанная с выяснением вопросов о том, что такое общество, что можно отнести к общественным явлениям, как реализуют себя в общем бытии социальные закономерности. Разделом социальной философии является философия истории, которая исследует сущность, смысл и ход истории общества и человека как субъекта исторического процесса.
По своему формальному статусу данная дисциплина должна быть отнесена к разряду вспомогательных, о которых речь пойдет ниже. Однако поскольку человек реализует себя как личность прежде всего в обществе, вопросы общественного развития, путей его изменения чрезвычайно важны для человека, что и позволяет говорить о социальной философии как одной из основных философских дисциплин.
Логика, представляющая собой учение о последовательном и упорядоченном мышлении, изучает формы выражения мыслей и формы развития знаний, приемы и методы познания, а также особые законы мышления. Классическая формальная логика подразделяется на элементарные учения о понятии, суждении и умозаключении, а также учение о методах логического исследования, доказательства и опровержения. Кроме того, в ней выделяются логико-методологические и логико-семиотические проблемы [232]. Современная логика стремится к предельной формализации и математизации. Она работает с логическими исчислениями, понимаемыми как система знаков (символов) с соответствующими правилами оперирования над ними. Современная логика изучает также многозначные системы, в которых высказывания могут принимать большее количество значений, чем истина или ложь. Важный раздел современного логического знания – неклассические логики, изучающие своеобразные способы рассуждений, связанные с использованием модальностей, времени, нормативных и оценочных понятий, вопросно-ответных методик, нестандартных условий истинности (например, без использования некоторых основных законов логики или с ограничением области их применения).
Гносеология выступает как раздел философии, исследующий условия, сущность и границы познания, отношение знания к реальности, а также условия достоверности и истинности познания. Кроме того, в теории познания исследуется и теория науки (эпистемология), как один из видов познавательной деятельности. Сюда наряду с общегносеологическими вопросами включаются также исследования особых познавательных процедур в науке, критериев и способов создания идеализированных объектов, которыми оперирует наука, изучение соотношения эмпирического и теоретического уровней исследования и пр. Весь комплекс указанных проблем часто выделяют в специальный раздел знания, который называют методологией науки.
Философия языка рассматривает возникновение, развитие и функции языка, а также его значение в жизни человека и общества. Традиционно, вслед за Витгенштейном, анализ языка подразделяется на два направления. Первое – анализ посредством критики языка и использования средств логики и создание языка высокой логической точности, соответствующего требованиям точной науки. И второе – «философия естественного языка», в которой анализируются высказывания обыденного языка с позиции их использования и значения.
Философия религии ставит вопрос о сущности феноменов религиозной веры и религиозного сознания, о специфике их функционирования в обществе, о значении религии для человека. Здесь выясняются фундаментальные предпосылки такого феномена, как вера, критически анализируются религиозные положения.
Философия права решает проблемы обоснования права. Исследует, из чего исходит право, существует ли некая высшая правовая норма. Она занимается проблемами соотношения права с моралью, религией, политикой, государством, властью, экономикой.
Политическая философия конкретизирует положения социальной философии, рассматривает построение, функцию и смысл государства, закономерности его развития и особенности управления, основные движущие силы (социальные группы, партии).
Сущность философии как формы теоретического сознания определяется не только предметом, но и методом. Проблема выделения общего философского метода достаточно сложна.
Философия представляет собой прежде всего работу разума – это размышление, или рефлексия. Философская рефлексия – это особое понимание мира посредством его познания и переживания, когда познанные закономерности преломляются сквозь призму интересов Человека, а ценностно-эмоциональное восприятие мира подвергается рациональному осмыслению. «Это поиск логических и иных (нравственных, ценностных, эмоциональных и пр.) оснований и форм духовной жизни, культуры в целом» [233].
Конкретное осуществление рефлексии может быть различным, что и создает богатство философских подходов к миру. «Характерными примерами специфики философской рефлексии могут служить постановка и разработка Платоном проблемы относительно самостоятельной и устойчивой жизни понятий, картезианское радикальное сомнение, кантовская проблема априорных условий познания» [234]. В то же время разнообразие подходов реализуется, как мы указали, в рамках относительно единой философской проблематики, приводя к постоянному обогащению философской рефлексии новыми методами. Таким образом, осуществляется процесс самопознания и самосознания Человека и человеческой культуры в целом.
В истории философии конкретными вариантами философской рефлексии выступали: диалектика (у Платона, средневековых схоластов и Гегеля); радикальное сомнение (у Декарта); априорное познание и критика разума (у Канта); материалистическое понимание истории (у Маркса); материалистическая диалектика в марксизме и т. д.
Важная особенность проблемного поля философии – широкий исходный базис, на который она опирается в своих исследованиях. Материалом для ее выводов могут служить и результаты всего научного познания и знания, в том числе полученные через «вне-теоретические» формы постижения мира, и даже отдельные факты, которые тоже могут быть подвергнуты философской интерпретации. В качестве последних можно говорить о тех фактах, которые носят устойчивый, массовидный характер, «вечные факты», факты социального и жизненного опыта. Кроме того, философ размышляет над теми фактами, которые по тем или иным причинам не получили или принципиально не могут получить своего объяснения в науках. Существует и прямо противоположный взгляд на данную проблему, согласно которому философия как форма рационального познания должна опираться лишь на теоретические выводы наук.
Для философии как мировоззрения важно ее отношение к обыденному сознанию. Одна из задач философии, как мы отмечали, – выдвижение системы ценностных ориентиров, по которым должны жить человек и общество. Философия не должна замыкаться в самой себе. Борясь с предрассудками здравого смысла, она не игнорирует то положительное, что в нем имеется. Это помогает ей ориентироваться на интересы человека, в том числе на ценностно-эмоциональное переживание им бытия. Если наука стремится в максимальной степени отвлечься в познании от конкретного человека, что придает «чистоту» ее теориям и объективность ее результатам, то философия принципиальным образом неотделима от субъекта. Осознавая себя как личность, человек глубже познает и понимает мир.
Не случайно процесс обучения философии кардинально отличается от обучения конкретной науке. Здесь огромное значение придается истории предмета, которая не только знакомит с развитием философских проблем и их хронологией, но и является собственным проблемным полем философских исследований. В науке знание ее истории является лишь вспомогательным и не всегда обязательным. Можно усвоить теорию относительности Эйнштейна, не зная каких-либо тонкостей истории физики. Последняя по времени научная теория считается, как правило, и наиболее истинной, тогда как в философии ее концепции не устаревают и могут быть в любой момент затребованы сознанием человека и общества [235].
Дело в том, что задача конкретной науки состоит в получении конечного знания. Его может со временем заменить более истинное, более адекватное, но само оно остается в истории как нечто завершенное. Философия, кроме получения общих знаний, исходит также из задачи понимания мира, которое модифицируется в зависимости от изменения исторического контекста и социокультурной ситуации.
Кроме того, «широкий «квазиэмпирический базис» позволяет философии выполнять ряд познавательных функций по отношению к науке. В противном случае она могла бы возвращать науке лишь то, что у нее взяла, хотя, может быть, и в более логически рафинированном виде» [236].
Особый интерес представляет сам процесс философствования, философской деятельности, которая также носит специфический характер, отличающий ее от естественных наук и ставящий в особое положение среди наук гуманитарных.
§ 3. Философия как герменевтическая деятельность
Какой бы проблемой ни занимался философ, будь то вопросы логики, онтологии, этики или эстетики, в центре его внимания оказывается человек, который мыслит, живет, верит, оценивает и преобразовывает мир. Такая нацеленность философии на человека позволяет ее рассматривать прежде всего как гуманитарную науку.
«Гуманитарные науки – науки о человеке в его специфике, а не о безгласной вещи и естественном явлении» [237]. Естественные науки, определив собственный объект исследования, даже если последний не является проявлением только естественных закономерностей, рассматривают его вне системы иных присущих ему связей и отношений. Так, например, человек может выступать объектом естественнонаучного исследования лишь с позиции отстраненности от его внутренней духовной сущности. Это главное условие естественнонаучного познания, делающее возможным таким образом взглянуть на исследуемый феномен, чтобы раскрыть в нем специфические закономерности, исследуемые данной наукой. Целью является исследование не объекта как такового, а тех предметных закономерностей, которыми занимается наука.
Именно это позволяет наукам достигать высокой точности результатов, но в заведомо ограниченной рамками предмета области. «Пределом точности в естественных науках является идентификация (а = а)» [238]. Конечно, такой подход присущ и некоторым гуманитарным наукам, но в них его осуществление невозможно в такой же степени. Более того, если такая степень «научной объективности» будет достигнута, то наука фактически перейдет из своего гуманитарного состояния в естественнонаучное. Это, например, произошло с психологией. Когда-то это была типично гуманитарная наука, одна из составляющих частей метафизики, или философии, исследующая душу человека, наряду с онтологией (учением о бытии), космологией (учением о мире), теологией (учением о Боге).
Специфика философии заключается, как мы уже говорили, в «квазиэмпирическом характере» ее обобщений. Это особенно наглядно проявляется в философском языке. Философ осуществляет оформление своей рациональной рефлексии над бытием, используя все богатство языка, от научных понятий до художественных средств выражения. Поэтому в понятийном аппарате философии можно встретить и слова обыденного языка, и научные термины, и элементы поэзии или иного словесного творчества. Уже здесь заложена проблема принципиальной многозначности понятий, которыми оперирует философ. Нередко философ создает собственную сетку понятий, значение которых может не совпадать с общепринятым.
Относительная «однозначность» понятийного аппарата науки достигается за счет сильного, иногда предельного «огрубления» действительности, в результате которого создается идеализированный концептуальный каркас, отличающий данную науку. Соответственно, область применения такой «сетки понятий» довольна узкая. Научные понятия – это застывшее знание, некая данность, фиксация каких-то сторон бытия. Точность в науке – это всегда предметная точность. Однако «точность отображения теорией предметной области тоже не является абсолютным количественным показателем, а зависит от гносеологических предпосылок и, следовательно, определяется выделенной (абстрагированной) предметной областью и наличными методами ее исследования» [239]. Поэтому говорить о точности теории по сравнению с другой теорией будет логически неправомерно. Все научные теории в этом смысле точны, адекватны собственной предметной области. Абсолютных же критериев точности просто не существует, если совершенно произвольно не принять (что иногда и делается) за таковой математическую или логическую точность. Но тогда, например, и биология не является наукой, так как она неточна по сравнению с математическим знанием.
Естественно, что философия, определяя свою предметную область, отличную от других наук, оперирует и иными параметрами точности. Меньшая однозначность и большая гибкость философских понятий – важнейшее условие философской рефлексии. Понятия философии отражают наиболее общие стороны бытия, его диалектичность, поэтому они «должны быть также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях» [240]. В.И. Ленин приводил удачный пример этого, когда анализировал категорию практики как критерия истины. Он был прав, говоря о его неопределенности, которая отражает специфику понятийного аппарата философии и вовсе не является негативной характеристикой. Поэтому упреки в адрес философии в том, что ее понятия слишком многозначны, туманны и неопределенны, отражают лишь факт ее специфики. «Неточность» философии предоставляет ей возможность наиболее широкого охвата бытия. Точность же математики недостижима не только в гуманитарных, но даже во многих естественных науках, где более существенное значение имеет качественная (предметная) сторона исследуемых объектов, не всегда доступная математической количественной обработке.
Философские понятия и категории диалектически сочетают в себе моменты определенности (устойчивости) и моменты неопределенности (изменчивости), которые содержатся в самом бытии. Гибкость понятий связана с тем, что философия опирается на все богатство духовного освоения мира человеком, на весь его совокупный опыт. Они могут охватывать области еще не познанного или принципиально непознаваемого бытия. Познание в таком случае часто формулируется в виде неопределенных, «смутных» идей (Н. Винер), которые фактически являются предварительной философской оценкой исследуемого объекта.
Кроме того, для философии, опирающейся не только на научное, но и на художественное освоение мира человеком, эстетические критерии не менее важны, и (по крайней мере в некоторых ее вариантах) весьма значимой представляется «игра понятий», которая может доставлять чисто эстетическое удовольствие. Как бы то ни было, язык философии почти всегда труден для понимания, а в некоторых случаях «непереводим» на язык другой культуры. Например, тексты Хайдеггера или Сартра представляют огромную проблему для переводчиков. Перевод философского текста, т. е. языковой системы, перенасыщенной смыслами и значениями, связанными с конкретной культурой мышления, всегда является некоторой интерпретацией, адаптацией к воспринимающей культуре.
Наука и философия различаются не только языком, но и формой изложения. Наиболее адекватной формой естественнонаучного знания выступает монолог: «Интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект – познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь» [241]. Напротив, ученый-гуманитарий или философ имеет перед собой в качестве объекта исследования человека, от качеств которого он полностью абстрагироваться не может, даже если сущность последнего реализована в каких-то отчужденных структурах (тексты, другие художественные произведения). Поэтому формой выражения гуманитарного знания является диалог, в котором активность обеих сторон (субъекта и объекта) очень высока и важна не точность, достигаемая за счет сильного огрубления, а глубина проникновения в исследуемый объект. «Познание здесь направлено на индивидуальное. Это область открытий, откровений, узнаваний, сообщений. Здесь важна и тайна, и ложь (а не ошибка)» [242].
Познание в гуманитарной науке выступает как проникновение в смысл исследуемого явления. Достигается это на идеальном уровне, который реализуется через диалог текстов. Текст есть особое смысловое единство, или смысловая целостность. Понять текст и через него целостный смысл явления – это не то же самое, что познать его. Познать, в узком (естественнонаучном) смысле, означает наложить на исследуемый объект некую познавательную форму или структуру, заведомо отвлекаясь от его целостного смысла.
Представитель гуманитарного знания имеет перед собой не бытие как таковое, не совокупность каких-то явлений или феноменов, а их смысл, зафиксированный в текстах. Это как бы вторичный уровень бытия. Посредством текста бытие говорит с нами. Целостность текста, т. е. проявление в нем смысла, который отсутствует в отдельно взятом знаке совокупности, возникновение нового как бы из ничего – вот с чем неизбежно имеет дело представитель гуманитарного познания. Как отмечал Бахтин: «Всякая система знаков (т. е. всякий язык)… принципиально всегда может быть расшифрована, т. е. переведена на другие знаковые системы (другие языки)… Но текст (в отличие от языка как системы средств) никогда не может быть переведен до конца, ибо нет потенциального единого текста текстов. Событие жизни текста, т. е. его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов» [243]. Познание текста – это общее коммуникационное поле двух сознаний, а в более широком смысле двух культур. В таком диалоге глубинное значение текста (не формально-логическое) определяется всем социокультурным контекстом.
Абсолютно адекватное понимание текста невозможно, что и порождает как следствие бесконечное множество его истолкований. Текст содержит некое (вряд ли чем-то ограниченное) потенциальное множество смыслов, которые постигаются людьми, вносящими в эти смыслы свое собственное «Я», признаки собственной культуры. Полного адекватного понимания текста в узком смысле (как смыслового тождества, полной адекватности) смог бы (гипотетично) достичь только человек, его создавший (автор), и то если бы он предстал перед нами как некий идеальный участник диалога, находящийся в абсолютно сходной пространственно-временной ситуации. Но текст всегда создается и для другого. Он вовсе не предназначен для абсолютного понимания. Идеальная модель абсолютного понимания – это сфера тождественности. Если бы оно было возможным, это было бы скучное зеркальное понимание, подразумевающее совпадение жизненных пространств субъектов. Понимающий субъект в данном случае «не может внести ничего своего, ничего нового в идеально понятое произведение» [244]. Но такого совпадения достичь невозможно, так же как невозможно отождествить жизненные пространства отдельных людей или их общественных совокупностей. Любое реальное понимание смыслов текста есть особое взаимодействие в рамках диалога, субъектами которого могут выступать как отдельные личности, так и целые культуры.
Таким образом, можно сказать, что любое понимание текста осуществляется через его личностную интерпретацию, которая представляет собой адаптацию не менее двух индивидуальных «Я» или культур друг к другу. Интерпретация – это поиск смысла сквозь призму собственного «Я». Поэтому точность здесь не может выступать в качестве единственного критерия адекватности той или иной интерпретации. Перевод Пастернаком Шекспира – это уже отдельное самостоятельное произведение, а не просто приведение в однозначное соответствие одной системы знаков с другой. Более того, формальная точность может даже исказить понимание смысла. Передача смысла может быть осуществлена за счет совершенно иных языковых средств и приемов воспринимающей культуры, которые при первом взгляде могут показаться даже искажением [245].
В гуманитарной интерпретации важна передача смысла, а это неизбежно связано с поиском механизма смыслообразования воспринимающей культуры, чего не требуется, например, математике, которая всегда одинаково отражает сущность объекта по определенной количественной характеристике.
«Гуманитарные науки – науки о человеке в его специфике, а не о безгласной вещи и естественном явлении» [237]. Естественные науки, определив собственный объект исследования, даже если последний не является проявлением только естественных закономерностей, рассматривают его вне системы иных присущих ему связей и отношений. Так, например, человек может выступать объектом естественнонаучного исследования лишь с позиции отстраненности от его внутренней духовной сущности. Это главное условие естественнонаучного познания, делающее возможным таким образом взглянуть на исследуемый феномен, чтобы раскрыть в нем специфические закономерности, исследуемые данной наукой. Целью является исследование не объекта как такового, а тех предметных закономерностей, которыми занимается наука.
Именно это позволяет наукам достигать высокой точности результатов, но в заведомо ограниченной рамками предмета области. «Пределом точности в естественных науках является идентификация (а = а)» [238]. Конечно, такой подход присущ и некоторым гуманитарным наукам, но в них его осуществление невозможно в такой же степени. Более того, если такая степень «научной объективности» будет достигнута, то наука фактически перейдет из своего гуманитарного состояния в естественнонаучное. Это, например, произошло с психологией. Когда-то это была типично гуманитарная наука, одна из составляющих частей метафизики, или философии, исследующая душу человека, наряду с онтологией (учением о бытии), космологией (учением о мире), теологией (учением о Боге).
Специфика философии заключается, как мы уже говорили, в «квазиэмпирическом характере» ее обобщений. Это особенно наглядно проявляется в философском языке. Философ осуществляет оформление своей рациональной рефлексии над бытием, используя все богатство языка, от научных понятий до художественных средств выражения. Поэтому в понятийном аппарате философии можно встретить и слова обыденного языка, и научные термины, и элементы поэзии или иного словесного творчества. Уже здесь заложена проблема принципиальной многозначности понятий, которыми оперирует философ. Нередко философ создает собственную сетку понятий, значение которых может не совпадать с общепринятым.
Относительная «однозначность» понятийного аппарата науки достигается за счет сильного, иногда предельного «огрубления» действительности, в результате которого создается идеализированный концептуальный каркас, отличающий данную науку. Соответственно, область применения такой «сетки понятий» довольна узкая. Научные понятия – это застывшее знание, некая данность, фиксация каких-то сторон бытия. Точность в науке – это всегда предметная точность. Однако «точность отображения теорией предметной области тоже не является абсолютным количественным показателем, а зависит от гносеологических предпосылок и, следовательно, определяется выделенной (абстрагированной) предметной областью и наличными методами ее исследования» [239]. Поэтому говорить о точности теории по сравнению с другой теорией будет логически неправомерно. Все научные теории в этом смысле точны, адекватны собственной предметной области. Абсолютных же критериев точности просто не существует, если совершенно произвольно не принять (что иногда и делается) за таковой математическую или логическую точность. Но тогда, например, и биология не является наукой, так как она неточна по сравнению с математическим знанием.
Естественно, что философия, определяя свою предметную область, отличную от других наук, оперирует и иными параметрами точности. Меньшая однозначность и большая гибкость философских понятий – важнейшее условие философской рефлексии. Понятия философии отражают наиболее общие стороны бытия, его диалектичность, поэтому они «должны быть также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях» [240]. В.И. Ленин приводил удачный пример этого, когда анализировал категорию практики как критерия истины. Он был прав, говоря о его неопределенности, которая отражает специфику понятийного аппарата философии и вовсе не является негативной характеристикой. Поэтому упреки в адрес философии в том, что ее понятия слишком многозначны, туманны и неопределенны, отражают лишь факт ее специфики. «Неточность» философии предоставляет ей возможность наиболее широкого охвата бытия. Точность же математики недостижима не только в гуманитарных, но даже во многих естественных науках, где более существенное значение имеет качественная (предметная) сторона исследуемых объектов, не всегда доступная математической количественной обработке.
Философские понятия и категории диалектически сочетают в себе моменты определенности (устойчивости) и моменты неопределенности (изменчивости), которые содержатся в самом бытии. Гибкость понятий связана с тем, что философия опирается на все богатство духовного освоения мира человеком, на весь его совокупный опыт. Они могут охватывать области еще не познанного или принципиально непознаваемого бытия. Познание в таком случае часто формулируется в виде неопределенных, «смутных» идей (Н. Винер), которые фактически являются предварительной философской оценкой исследуемого объекта.
Кроме того, для философии, опирающейся не только на научное, но и на художественное освоение мира человеком, эстетические критерии не менее важны, и (по крайней мере в некоторых ее вариантах) весьма значимой представляется «игра понятий», которая может доставлять чисто эстетическое удовольствие. Как бы то ни было, язык философии почти всегда труден для понимания, а в некоторых случаях «непереводим» на язык другой культуры. Например, тексты Хайдеггера или Сартра представляют огромную проблему для переводчиков. Перевод философского текста, т. е. языковой системы, перенасыщенной смыслами и значениями, связанными с конкретной культурой мышления, всегда является некоторой интерпретацией, адаптацией к воспринимающей культуре.
Наука и философия различаются не только языком, но и формой изложения. Наиболее адекватной формой естественнонаучного знания выступает монолог: «Интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект – познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь» [241]. Напротив, ученый-гуманитарий или философ имеет перед собой в качестве объекта исследования человека, от качеств которого он полностью абстрагироваться не может, даже если сущность последнего реализована в каких-то отчужденных структурах (тексты, другие художественные произведения). Поэтому формой выражения гуманитарного знания является диалог, в котором активность обеих сторон (субъекта и объекта) очень высока и важна не точность, достигаемая за счет сильного огрубления, а глубина проникновения в исследуемый объект. «Познание здесь направлено на индивидуальное. Это область открытий, откровений, узнаваний, сообщений. Здесь важна и тайна, и ложь (а не ошибка)» [242].
Познание в гуманитарной науке выступает как проникновение в смысл исследуемого явления. Достигается это на идеальном уровне, который реализуется через диалог текстов. Текст есть особое смысловое единство, или смысловая целостность. Понять текст и через него целостный смысл явления – это не то же самое, что познать его. Познать, в узком (естественнонаучном) смысле, означает наложить на исследуемый объект некую познавательную форму или структуру, заведомо отвлекаясь от его целостного смысла.
Представитель гуманитарного знания имеет перед собой не бытие как таковое, не совокупность каких-то явлений или феноменов, а их смысл, зафиксированный в текстах. Это как бы вторичный уровень бытия. Посредством текста бытие говорит с нами. Целостность текста, т. е. проявление в нем смысла, который отсутствует в отдельно взятом знаке совокупности, возникновение нового как бы из ничего – вот с чем неизбежно имеет дело представитель гуманитарного познания. Как отмечал Бахтин: «Всякая система знаков (т. е. всякий язык)… принципиально всегда может быть расшифрована, т. е. переведена на другие знаковые системы (другие языки)… Но текст (в отличие от языка как системы средств) никогда не может быть переведен до конца, ибо нет потенциального единого текста текстов. Событие жизни текста, т. е. его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов» [243]. Познание текста – это общее коммуникационное поле двух сознаний, а в более широком смысле двух культур. В таком диалоге глубинное значение текста (не формально-логическое) определяется всем социокультурным контекстом.
Абсолютно адекватное понимание текста невозможно, что и порождает как следствие бесконечное множество его истолкований. Текст содержит некое (вряд ли чем-то ограниченное) потенциальное множество смыслов, которые постигаются людьми, вносящими в эти смыслы свое собственное «Я», признаки собственной культуры. Полного адекватного понимания текста в узком смысле (как смыслового тождества, полной адекватности) смог бы (гипотетично) достичь только человек, его создавший (автор), и то если бы он предстал перед нами как некий идеальный участник диалога, находящийся в абсолютно сходной пространственно-временной ситуации. Но текст всегда создается и для другого. Он вовсе не предназначен для абсолютного понимания. Идеальная модель абсолютного понимания – это сфера тождественности. Если бы оно было возможным, это было бы скучное зеркальное понимание, подразумевающее совпадение жизненных пространств субъектов. Понимающий субъект в данном случае «не может внести ничего своего, ничего нового в идеально понятое произведение» [244]. Но такого совпадения достичь невозможно, так же как невозможно отождествить жизненные пространства отдельных людей или их общественных совокупностей. Любое реальное понимание смыслов текста есть особое взаимодействие в рамках диалога, субъектами которого могут выступать как отдельные личности, так и целые культуры.
Таким образом, можно сказать, что любое понимание текста осуществляется через его личностную интерпретацию, которая представляет собой адаптацию не менее двух индивидуальных «Я» или культур друг к другу. Интерпретация – это поиск смысла сквозь призму собственного «Я». Поэтому точность здесь не может выступать в качестве единственного критерия адекватности той или иной интерпретации. Перевод Пастернаком Шекспира – это уже отдельное самостоятельное произведение, а не просто приведение в однозначное соответствие одной системы знаков с другой. Более того, формальная точность может даже исказить понимание смысла. Передача смысла может быть осуществлена за счет совершенно иных языковых средств и приемов воспринимающей культуры, которые при первом взгляде могут показаться даже искажением [245].
В гуманитарной интерпретации важна передача смысла, а это неизбежно связано с поиском механизма смыслообразования воспринимающей культуры, чего не требуется, например, математике, которая всегда одинаково отражает сущность объекта по определенной количественной характеристике.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента