Теперь Госсейну уже не так тяжело было думать о грозящей ему смертельной опасности.
17
Джон Прескотт — галактический агент. Единственное, в чем они могли быть уверены. Сейчас он лежал, связанный, на диване, и следил за каждым их движением. Его светлые волосы казались до странности белыми при сильном электрическом освещении. Губы его, несмотря на кляп, кривила издевательская усмешка.
— Знаете, — с отвращением заметил Госсейн, — во всем этом есть что-то патологическое. Негодяй отправил на смерть жену, лишь бы убедить меня в своей лояльности. А я поверил, думая, что он склоняется к нуль-А учению. У меня и тени подозрения не возникло, что Харди и «X» убиты им не случайно. Только теперь я вспоминаю, как он остановился, прежде чем подойти к Торсону, и позволил мне вмешаться. Одним словом, он уничтожил двух землян, которых галактическая империя использовала вместо ширмы, и теперь се представители контролируют правительство Земли.
Госсейн закрыл глаза.
— Минутку, — сказал он. — Я что-то не понимаю. — Игры этого года. Разве на них не должны избрать преемника Харди? — Он встрепенулся. — У кого больше шансов? Кто впереди?
Кэр пожал плечами.
— Какой-то Торсон. — Он запнулся и недоуменно моргнул. — А ведь знаете, — медленно сказал он, — я раньше не улавливал связи… Вот вы и ответили на свой вопрос.
Госсейн промолчал. Страшная мысль, пришедшая в голову, заставила забыть о том, что Джим Торсон, личный представитель Энро, будет следующим президентом Земли. Он подумал о Машине. Если она хоть в чем-то оказалась уязвимой, ей вообще нельзя больше доверять.
Трудно было представить себе Землю без Машины Игр.
Стоявший рядом доктор Кэр мягко проговорил:
— Все это не имеет сейчас никакого значения. Давайте действовать по порядку. Я считаю, что одному из нас придется выйти наружу вместо Прескотта и попытаться выяснить, что к чему.
Очень медленно Госсейн сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться.
— Где ваша жена? — спросил он. — Дома? Я давно хотел вас спросить. И дети. У вас есть дети?
— Трое. Но рожденные на Венере не имеют права посещать Землю, пока им не исполнится восемнадцать лет. В настоящий момент моя жена находится с ними в Нью-Чикаго.
Они улыбнулись друг другу, доктор был доволен собой. Он имел на это право. Им обоим предстояло решить сложную задачу, но один из них был знаменитым ученым, а другой… другому еще предстояло доказать себя.
Они сразу же решили, что на встречу с агентами заговорщиков выйдет доктор Кэр. Телосложением он напоминал Прескотта, а его седые волосы могли не заметить в темноте. Ботинки-локаторы, слишком большого размера и довольно узкие, едва налезли на Кэра, но рисковать не хотелось. Подражать голосу Прескотта не составило труда для жителя Венеры, и тем более психиатра, который виртуозно владел голосовыми связками. К тому же он только что разговаривал с Прескоттом, а Госсейн помог исправить некоторые интонации. Не прошло и трех минут, как доктор с легкостью освоил диапазоны от громкого разговора до неясного шепота.
— А сейчас, — жестко произнес Госсейн, — джентльмен сообщит нам, о чем он договорился со своими друзьями.
Он наклонился и вынул кляп. Ему не удалось скрыть отвращения, которое он испытывал к Прескотту, а, может быть, тот просто судил по себе, представив, какими методами развязал бы язык пленнику, но он начал говорить сразу же, не дожидаясь вопросов.
— Дом окружен дюжиной человек, и им приказано только следить за вами, не арестовывая. Примерно в, это время я должен выйти и дать знать, что все идет по плану. Пароль — «Венера».
Госсейн кивнул.
— Хорошо, доктор, — сказал он. — Я буду ждать вас через пять минут. Если вы не вернетесь, я преодолею брезгливость и пущу Прескотту пулю в лоб.
Кэр невесело рассмеялся.
— В таком случае мне лучше немного задержаться.
Смех его затих у выхода. Он скользнул в полуоткрытую дверь и исчез в темноте и тумане.
Госсейн посмотрел на часы.
— Сейчас десять минут пятого, — сказал он Прескотту и вынул пистолет.
Мелкие капли пота появились на висках Прескотта, стекая по щекам. Это натолкнуло Госсейна на мысль. Он вновь взглянул на часы. Секундная стрелка, стоявшая на отметке десять, приближалась к сорока пяти. Прошло тридцать пять секунд.
— Одна минута, — сказал Госсейн.
Физиологическое время — это нескончаемый поток изменений в клетках и тканях организма. Но время психологическое зависит от самых неожиданных обстоятельств, и каждый воспринимает его по-своему. В стрессовой ситуации оно меняется. Продолжительность его зависит от ощущений человека на данный полный круг. Соответственно прошла одна минута.
— Две минуты, — сказал Госсейн непреклонным тоном.
Хриплым низким голосом Прескотт проговорил:
— Если Кэр не дурак, он вернется через пять минут. Но агент, с которым я на связи, болтливый идиот. Примите это во внимание и не будьте слишком поспешны.
Когда прошло полторы минуты, пот лился с Прескотта градом.
— Три минуты, — сказал Госсейн.
— Я говорю правду! — запротестовал Прескотт. — Зачем мне лгать? Все равно мы вас схватим, рано или поздно. Одна, две, три недели — какая разница? После слов Кэра мне стало ясно, что у вас практически нет шансов контролировать свой дополнительный мозг. Это все, что мы хотели знать.
Госсейн испытывал любопытное ощущение, слушая венерианина и одновременно рисуя перед собой картину предрассветного тумана, в котором исчез доктор Кэр. По его часам психиатр отсутствовал ровно две минуты.
— Четыре минуты! — сказал Госсейн и внутренне содрогнулся. Если Прескотт не выдержит, то очень скоро. Он возбужденно наклонился вперед, еле удерживаясь от готовых сорваться с языка вопросов.
— Есть еще одна причина, по которой я сказал правду, — продолжал бормотать Прескотт. — Теперь я уже разуверился, что даже супермен в состоянии помешать инопланетному военному вторжению, которое вот-вот начнется. По-моему, в вашем случае мы просто перестраховались.
Часы Госсейна показывали двенадцать с половиной минут пятого. Согласно психологическому времени, которое ускорила нервная система Прескотта, пять минут, данные ему на время отсутствия доктора Кэра, прошли. «Слишком быстро», — подумал Госсейн. Заставив время течь вдвое скорее, он тем самым лишил Прескотта возможности испугаться по-настоящему. Но жалеть было поздно. Если этот человека сломается, то только сейчас.
— Пять минут прошло, — решительно заявил он и поднял пистолет. Лицо Прескотта приняло странный, синеватый оттенок. — Я даю вам еще одну минуту, Прескотт, — свирепо сказал Госсейн. — И если вы мне не ответите или Кэр не вернется, прощайтесь с жизнью. Я хочу знать, где «X» или кто-нибудь другой из заговорщиков достали приспособление, с помощью которого им удалось испортить Машину? И где оно находится в данный момент?
Закончив говорить, он посмотрел на часы, как бы подчеркивая лимит оставшегося времени. Он удивленно вздрогнул, на какую-то долю секунды забыв о Прескотте. Четырнадцать минут пятого! Прошло четыре минуты! Ему стало как-то не по себе, он впервые ощутил, что психиатра на самом деле нет слишком долго. Посмотрев на серое лицо Прескотта, он немного успокоился.
— Генератор Пространства находится в комнате Патриции Харди, — ответил галактический агент слабым, неровным голосом. — Он встроен прямо в стену.
Казалось, Прескотт сейчас потеряет сознание от непосильного нервного напряжения. Похоже, он говорил правду. Генератор Пространства (странное название в какой-то мере подчеркивало, что он не лжет) должен находиться рядом с Машиной и вполне естественно, подальше от нескромных взоров. Почему бы не у Патриции Харди? Госсейн подавил желание принести детектор лжи. Ведь Прескотт считал, что на карту поставлена его жизнь и любая заминка могла все испортить. Но он не отказал себе в удовольствии еще раз взглянуть на часы. 4 часа 15 минут. Госсейн посмотрел на входную дверь. Теперь время стало его врагом. Он начал понимать, что испытывал Прескотт. Усилием воли он заставил себя вновь продолжить допрос.
— Откуда вы достали Генератор Пространства? — спросил он.
— Его привез с собой Торсон. Нелегально. Лига запрещает им пользоваться, кроме как при транспортировке, и…
Скрип двери заставил его умолкнуть. Тело Прескотта обмякло, на губах появилась глупая улыбка. В комнату торопливой походкой пошел доктор Кэр.
— Нельзя терять ни минуты, — произнес он. — Светает, и туман рассеивается. Я сказал им, что мы улетаем. Пойдемте.
Он схватил кожаный саквояж, помог засунуть кляп в рот Прескотту и выпрямился.
Госсейн, успевший опомниться от неожиданности, спросил:
— Но куда?
Кэр был весел, как мальчишка, которого ожидало интересное приключение.
— Мы воспользуемся моим личным робопланом и вообще сделаем вид, что ни о чем не подозреваем. А вот куда мы летим, я надеюсь, вы не будете настаивать, чтобы я упомянул эту маленькую деталь при мистере Прескотте, верно? В особенности если учесть, что я собираюсь выкинуть его ботинки где-нибудь на окраине города.
Через пять минут они поднялись в воздух. Госсейн глядел в клубящийся туман, и в душе у него поднималось ликование.
Им удалось бежать.
18
19
Ангравитационный парашют был продуктом нуль-А мышления в чистом виде. Его создатель просто сел за стол и сознательно и намерение разработал математические принципы, послужившие основой при конструировании аппарата. Его действие основывалось на законе притяжения, который гласил, что два предмета, находящиеся в пространстве, падают по направлению друг к другу, причем основное падение приходится на предмет с меньшей массой. Эту тенденцию можно изменить, только приложив силу со стороны, что являлось не просто опасным, но и требовало непомерных затрат энергии. Оставались еще последователи Аристотеля, кричащие о возможности падения «наверх», которые путались в собственных объяснениях и абсолютно не понимали законов семантики. Неньютонова физика, наука реального мира, признавала тенденцию двух тел к встречному падению одним из законов природы и просто меняла их ядерные структуры, чтобы замедлить полет или изменить направление.
Ангравитационный парашют напоминал металлическую упряжку с кожаными подушечками в тех местах, где на тело приходилась наибольшая нагрузка. Им можно было довольно легко управлять.
Соответственно, принципиально новое устройство успешно соперничало с электрическим мотором, паровой турбиной и атомными двигателями звездолетов. Нажимая нужные кнопки, Госсейн без труда приземлился точно на балконе спальни Патриции Харди.
Ему хотелось сначала побеседовать с Машиной, но он прекрасно понимал, что любая попытка такого рода обречена на провал. Наверняка ее охраняли более ревниво, чем королевскую сокровищницу в древние времена. Но никому не придет в голову, что он осмелится вернуться в президентский дворец — по крайней мере, Госсейн очень на это надеялся.
Он слегка подогнул колени, смягчая удар, потом быстро выпрямился. Парашют расстегнулся от движения его руки. Он аккуратно положил его на пол. Балконные двери распахнулись со скрипом, но Госсейн не собирался осторожничать.
Его план заключался в быстроте, неожиданности и знании расположения комнат.
Пока еще он не решил, как поступить с Патрицией Харди, и внезапно ему пришло в голову, что она наверняка считает его виновником смерти отца. Ничего не поделаешь, все равно отступать сейчас было поздно.
Подойдя к кровати, он навалился на девушку всем телом, зажимая ладонью ром. Быстро связав ее по рукам и ногам, использовав простыню вместо кляпа, он встал и включил свет.
— Извините меня за грубость, — сказал он, посмотрев на нес. Госсейн действительно чувствовал себя неловко. К тому же он рассчитывал, что, после того, как обнаружит и уничтожит Генератор Пространства, Патриция поможет ему выбраться из дворца.
Он увидел, как она неожиданно посмотрела поверх его головы, и резко повернулся. В открытых дверях стоял Элдред Крэнг.
— На вашем месте я бы не делал глупостей, — сказал он. Его карие глаза блеснули отраженным светом. Он стоял в небрежной позе, абсолютно спокойно, между двумя охранниками с бластерами в руках.
— Вы сглупили, Госсейн, решив, что робоплан сможет незаметно пролететь над дворцом сегодня ночью. Однако я приготовил вам сюрприз. Прескотта нашли и освободили, и на основании его доклада я уговорил Торсона разрешить мне поступить с вами по моему усмотрению.
Госсейн молчал, ожидая, что последует дальше, но перед ним забрезжил луч надежды. Крэнг, тайный нуль-А последователь, УГОВОРИЛ Торсона. Госсейн считал, что положение Крэнга слишком шатко, и он ничем не может помочь, боясь попасть в немилость, но сейчас…
— Нам пришла в голосу мысль, — продолжал Крэнг, — что неизвестному, который ввел вас в Игру, было безразлично, убьют вас или нет. Более того, мы уверены, что он запрограммировал это убийство, считая вашу миссию завершенной после того, как мы обнаружили дополнительный мозг. Вы немедленно появляетесь на сцене во второй раз, теперь на Венере, с тем, чтобы выполнить неведомое вам очередное ограниченное задание. Не скажу, какое, но смею вас уверить, вы его выполнили. И вновь этот неизвестный бросает вас на произвол судьбы. Вывод напрашивается сам собой. Должно существовать третье тело Госсейна, которое появится, как только второе будет уничтожено.
Он улыбнулся. Глаза его сверкнули.
— Человеку, стоящему за вами, Госсейн, приходится нелегко. Совершенно очевидно, что он не может выпустить в свет одновременно двух одинаковых людей. С одной стороны, задача фантастически сложная; с другой — слишком велика вероятность, что каждый из вас реализует свои возможности и начнет производить дублей, не менее могущественных, чем оригинал. Это — колоссальный риск, и не мне вам говорить, к чему приведет такая тактика.
Крэнг с сожалением покачал головой.
— Торсон возражал, настаивая, что вас надо упрятать в надежную тюрьму, но я продолжаю утверждать, что смерть и тюрьма — две стороны одной медали. И то, и другое послужит сигналом к появлению Гилберта Госсейна III. Мы предпочитаем, чтобы у нашего неизвестного космического шахматиста не оставалось шансов ввести в Игру новую фигуру. Итак, руководствуясь здравым смыслом, мы просто решили отпустить вас на свободу, не поставив никаких условий и не сомневаясь, что вы сумеете позаботиться о собственной безопасности.
Госсейн ожидал какого угодно приговора, но только не этого. Свобода! Он никогда особенно не рассчитывал на помощь Крэнга, и действительность превзошла все его ожидания. Вот только немного странно, что галактический агент, уверовавший в нуль-А путь развития, возражает против появления Госсейна III. Неожиданное заявление, благоприятное с его точки зрения, застало Госсейна врасплох.
— Что вы решили?! — переспросил он.
— Ваше дело закрыто, — коротко ответил Элдред Крэнг. — Обвинений, вам предъявленных, больше не существует, о чем оповещены все полицейские участки. Ваш недоразвитый мозг не предвещает никакой опасности, а помещать нашим планам невозможно даже теоретически. Слишком поздно. Вы можете говорить все, что угодно и кому угодно.
Он повернулся. Манеры его были непринужденны, и казалось, он начисто забыл о существовании некоего Госсейна.
— Этого человека, — сказал он охранникам, — надо отвести в приготовленную для него комнату, накормить и выдать одежду. Он может оставаться во дворце до девяти часов утра, но если пожелает уйти раньше, не чините ему никаких препятствий.
Госсейн пошел вслед за охранниками. Он побоялся заговорить с Патрицией Харди, не осмелился поблагодарить Крэнга из страха, что Торсон может подслушивать. Когда в девять часов утра Госсейн вышел из дворца, стоял ясный, погожий день, хотя местами еще клубился туман.
20
Оказавшись на улице, Госсейн сказал сам себе:
— За мной наверняка следят. Не может быть, чтобы Торсон так просто взял и отпустил меня на свободу.
Он был единственным человеком, севшим в автобус на остановке. Стоя у заднего стекла, он глядел, как убегает назад серый тротуар. Примерно два квартала за ними ехала то ли черная, то ли синяя легковая машина. Госсейн вздохнул, когда она свернула на боковую улицу и исчезла за поворотом. Вдалеке за дворцом показался спортивный автомобиль, который очень быстро обогнал автобус, остановившийся перед поднявшей руку женщиной. Не обращая на единственного пассажира никакого внимания, она села на переднее сидение, но Госсейн исподтишка следил за ней до тех пор, пока она не сошла через несколько остановок.
«Может быть, — решил он, — они просто знают, что мне некуда идти, кроме как в отель и к Машине».
В гостинице, где Госсейн оставил не только багаж, но и двести долларов наличными, клерк сказал, подтолкнув в нему регистрационную книгу:
— Распишитесь.
Такой возможности он не учел. Мысленно представив, какой может оказаться тюрьма, он взял ручку и четко расписался, улыбаясь собственной смелости.
Клерк исчез за перегородкой и примерно через полминуты появился с ключом в руке.
— Вы ведь знаете дорогу, — заметил он.
Мысли Госсейна были далеко. «Даже подпись не изменилась, — подумал он и покачал головой. — Если когда-нибудь ему придется выслушивать объяснения, он позаботится о том, чтобы они были до конца ясными и понятными».
Он провел в камере хранения десять минут, копаясь в чемоданах. Больше всего его интересовали три костюма. Если ему не изменяла память, в одном из них он установят термостат на 66 градус вместо привычных 72 по Фаренгейту.
Два ртутных столбика стояли на отметке 72, третий на 66. Он быстро снял брючную пару, выданную ему во дворце, и переоделся. Костюм сидел как влитой. Госсейн вздохнул. Несмотря на свидетельство собственных глаз, ему трудно было привыкнуть к мысли, что мертвец в лаборатории дворца и он сам были одним и тем же лицом.
Он нашел деньги на месте, там, куда вложил их, между листами книги. Отсчитав семьдесят пять долларов десятками и пятерками, Госсейн запер чемоданы, закрыл сейф и вернул ключи клерку. Оказавшись на улице, он почти сразу же услышал голос автомата по продаже газет и вспоминал те нелепые обвинения, которые были предъявлены ему вчера вечером. Как и следовало ожидать, заголовки пестрели сообщениями о смерти президента, но тон статей резко поменялся.
— Госсейн оправдан… Проводится тщательное расследование… Администрация признает, что сразу же после убийства в правительственном заявлении были допущены грубые ошибки… Джим Торсон, наиболее вероятный кандидат в президенты, требует… согласно закону…
17
В нервных реакциях мы копируем животных… что приводит человека к болезненной инфантильности как в частной, так и в общественной жизни… И чем выше технический уровень нации или расы, тем более жестокими, беспощадными и хищными становятся развивающиеся системы общества… только потому, что мы продолжаем огрызаться, как звери, и не даем себе труда мыслить, как человеческие существа.
А.К.
Джон Прескотт — галактический агент. Единственное, в чем они могли быть уверены. Сейчас он лежал, связанный, на диване, и следил за каждым их движением. Его светлые волосы казались до странности белыми при сильном электрическом освещении. Губы его, несмотря на кляп, кривила издевательская усмешка.
— Знаете, — с отвращением заметил Госсейн, — во всем этом есть что-то патологическое. Негодяй отправил на смерть жену, лишь бы убедить меня в своей лояльности. А я поверил, думая, что он склоняется к нуль-А учению. У меня и тени подозрения не возникло, что Харди и «X» убиты им не случайно. Только теперь я вспоминаю, как он остановился, прежде чем подойти к Торсону, и позволил мне вмешаться. Одним словом, он уничтожил двух землян, которых галактическая империя использовала вместо ширмы, и теперь се представители контролируют правительство Земли.
Госсейн закрыл глаза.
— Минутку, — сказал он. — Я что-то не понимаю. — Игры этого года. Разве на них не должны избрать преемника Харди? — Он встрепенулся. — У кого больше шансов? Кто впереди?
Кэр пожал плечами.
— Какой-то Торсон. — Он запнулся и недоуменно моргнул. — А ведь знаете, — медленно сказал он, — я раньше не улавливал связи… Вот вы и ответили на свой вопрос.
Госсейн промолчал. Страшная мысль, пришедшая в голову, заставила забыть о том, что Джим Торсон, личный представитель Энро, будет следующим президентом Земли. Он подумал о Машине. Если она хоть в чем-то оказалась уязвимой, ей вообще нельзя больше доверять.
Трудно было представить себе Землю без Машины Игр.
Стоявший рядом доктор Кэр мягко проговорил:
— Все это не имеет сейчас никакого значения. Давайте действовать по порядку. Я считаю, что одному из нас придется выйти наружу вместо Прескотта и попытаться выяснить, что к чему.
Очень медленно Госсейн сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться.
— Где ваша жена? — спросил он. — Дома? Я давно хотел вас спросить. И дети. У вас есть дети?
— Трое. Но рожденные на Венере не имеют права посещать Землю, пока им не исполнится восемнадцать лет. В настоящий момент моя жена находится с ними в Нью-Чикаго.
Они улыбнулись друг другу, доктор был доволен собой. Он имел на это право. Им обоим предстояло решить сложную задачу, но один из них был знаменитым ученым, а другой… другому еще предстояло доказать себя.
Они сразу же решили, что на встречу с агентами заговорщиков выйдет доктор Кэр. Телосложением он напоминал Прескотта, а его седые волосы могли не заметить в темноте. Ботинки-локаторы, слишком большого размера и довольно узкие, едва налезли на Кэра, но рисковать не хотелось. Подражать голосу Прескотта не составило труда для жителя Венеры, и тем более психиатра, который виртуозно владел голосовыми связками. К тому же он только что разговаривал с Прескоттом, а Госсейн помог исправить некоторые интонации. Не прошло и трех минут, как доктор с легкостью освоил диапазоны от громкого разговора до неясного шепота.
— А сейчас, — жестко произнес Госсейн, — джентльмен сообщит нам, о чем он договорился со своими друзьями.
Он наклонился и вынул кляп. Ему не удалось скрыть отвращения, которое он испытывал к Прескотту, а, может быть, тот просто судил по себе, представив, какими методами развязал бы язык пленнику, но он начал говорить сразу же, не дожидаясь вопросов.
— Дом окружен дюжиной человек, и им приказано только следить за вами, не арестовывая. Примерно в, это время я должен выйти и дать знать, что все идет по плану. Пароль — «Венера».
Госсейн кивнул.
— Хорошо, доктор, — сказал он. — Я буду ждать вас через пять минут. Если вы не вернетесь, я преодолею брезгливость и пущу Прескотту пулю в лоб.
Кэр невесело рассмеялся.
— В таком случае мне лучше немного задержаться.
Смех его затих у выхода. Он скользнул в полуоткрытую дверь и исчез в темноте и тумане.
Госсейн посмотрел на часы.
— Сейчас десять минут пятого, — сказал он Прескотту и вынул пистолет.
Мелкие капли пота появились на висках Прескотта, стекая по щекам. Это натолкнуло Госсейна на мысль. Он вновь взглянул на часы. Секундная стрелка, стоявшая на отметке десять, приближалась к сорока пяти. Прошло тридцать пять секунд.
— Одна минута, — сказал Госсейн.
Физиологическое время — это нескончаемый поток изменений в клетках и тканях организма. Но время психологическое зависит от самых неожиданных обстоятельств, и каждый воспринимает его по-своему. В стрессовой ситуации оно меняется. Продолжительность его зависит от ощущений человека на данный полный круг. Соответственно прошла одна минута.
— Две минуты, — сказал Госсейн непреклонным тоном.
Хриплым низким голосом Прескотт проговорил:
— Если Кэр не дурак, он вернется через пять минут. Но агент, с которым я на связи, болтливый идиот. Примите это во внимание и не будьте слишком поспешны.
Когда прошло полторы минуты, пот лился с Прескотта градом.
— Три минуты, — сказал Госсейн.
— Я говорю правду! — запротестовал Прескотт. — Зачем мне лгать? Все равно мы вас схватим, рано или поздно. Одна, две, три недели — какая разница? После слов Кэра мне стало ясно, что у вас практически нет шансов контролировать свой дополнительный мозг. Это все, что мы хотели знать.
Госсейн испытывал любопытное ощущение, слушая венерианина и одновременно рисуя перед собой картину предрассветного тумана, в котором исчез доктор Кэр. По его часам психиатр отсутствовал ровно две минуты.
— Четыре минуты! — сказал Госсейн и внутренне содрогнулся. Если Прескотт не выдержит, то очень скоро. Он возбужденно наклонился вперед, еле удерживаясь от готовых сорваться с языка вопросов.
— Есть еще одна причина, по которой я сказал правду, — продолжал бормотать Прескотт. — Теперь я уже разуверился, что даже супермен в состоянии помешать инопланетному военному вторжению, которое вот-вот начнется. По-моему, в вашем случае мы просто перестраховались.
Часы Госсейна показывали двенадцать с половиной минут пятого. Согласно психологическому времени, которое ускорила нервная система Прескотта, пять минут, данные ему на время отсутствия доктора Кэра, прошли. «Слишком быстро», — подумал Госсейн. Заставив время течь вдвое скорее, он тем самым лишил Прескотта возможности испугаться по-настоящему. Но жалеть было поздно. Если этот человека сломается, то только сейчас.
— Пять минут прошло, — решительно заявил он и поднял пистолет. Лицо Прескотта приняло странный, синеватый оттенок. — Я даю вам еще одну минуту, Прескотт, — свирепо сказал Госсейн. — И если вы мне не ответите или Кэр не вернется, прощайтесь с жизнью. Я хочу знать, где «X» или кто-нибудь другой из заговорщиков достали приспособление, с помощью которого им удалось испортить Машину? И где оно находится в данный момент?
Закончив говорить, он посмотрел на часы, как бы подчеркивая лимит оставшегося времени. Он удивленно вздрогнул, на какую-то долю секунды забыв о Прескотте. Четырнадцать минут пятого! Прошло четыре минуты! Ему стало как-то не по себе, он впервые ощутил, что психиатра на самом деле нет слишком долго. Посмотрев на серое лицо Прескотта, он немного успокоился.
— Генератор Пространства находится в комнате Патриции Харди, — ответил галактический агент слабым, неровным голосом. — Он встроен прямо в стену.
Казалось, Прескотт сейчас потеряет сознание от непосильного нервного напряжения. Похоже, он говорил правду. Генератор Пространства (странное название в какой-то мере подчеркивало, что он не лжет) должен находиться рядом с Машиной и вполне естественно, подальше от нескромных взоров. Почему бы не у Патриции Харди? Госсейн подавил желание принести детектор лжи. Ведь Прескотт считал, что на карту поставлена его жизнь и любая заминка могла все испортить. Но он не отказал себе в удовольствии еще раз взглянуть на часы. 4 часа 15 минут. Госсейн посмотрел на входную дверь. Теперь время стало его врагом. Он начал понимать, что испытывал Прескотт. Усилием воли он заставил себя вновь продолжить допрос.
— Откуда вы достали Генератор Пространства? — спросил он.
— Его привез с собой Торсон. Нелегально. Лига запрещает им пользоваться, кроме как при транспортировке, и…
Скрип двери заставил его умолкнуть. Тело Прескотта обмякло, на губах появилась глупая улыбка. В комнату торопливой походкой пошел доктор Кэр.
— Нельзя терять ни минуты, — произнес он. — Светает, и туман рассеивается. Я сказал им, что мы улетаем. Пойдемте.
Он схватил кожаный саквояж, помог засунуть кляп в рот Прескотту и выпрямился.
Госсейн, успевший опомниться от неожиданности, спросил:
— Но куда?
Кэр был весел, как мальчишка, которого ожидало интересное приключение.
— Мы воспользуемся моим личным робопланом и вообще сделаем вид, что ни о чем не подозреваем. А вот куда мы летим, я надеюсь, вы не будете настаивать, чтобы я упомянул эту маленькую деталь при мистере Прескотте, верно? В особенности если учесть, что я собираюсь выкинуть его ботинки где-нибудь на окраине города.
Через пять минут они поднялись в воздух. Госсейн глядел в клубящийся туман, и в душе у него поднималось ликование.
Им удалось бежать.
18
Усевшись поудобнее в кресле робоплана, он посмотрел на доктора Кэра. Глаза психиатра были открыты, но он явно клевал носом.
— Доктор, — спросил Госсейн, — на что похожа Венера? Ее города, я имею в виду.
Кэр наклонил голову, чтобы лучше видеть своего спутника, но не обернулся.
— О, они очень похожи на земные, разве что выстроены с учетом более мягкого климата. Из-за высоких облаков никогда не бывает слишком жарко. И дождь идет только в горах. Но каждую ночь травы равнин сгибаются под тяжестью обильной росы. И когда я говорю «обильной», можете не сомневаться, что ее вполне достаточно для орошения почвы. Вам это хотелось узнать?
— Не совсем. Меня интересуют научные достижения. Вы продвинулись дальше Земли?
— Конечно нет. Любое открытие, сделанное на Венере, немедленно становится достоянием Земли. В некоторых исследованиях Земля значительно опередила Венеру. Что тут удивительного? У вас больше людей, а специализация дает возможность даже среднему уму — или просто сумасшедшему
— изобретать новое.
— Ясно. — Госсейн весь превратился в слух. — Тогда скажите мне, как можно объяснить с точки зрения научных достижений Венеры и Земли существование одной личности в двух физических телах?
— Понятия не имею, — устало ответил доктор Кэр. — Утром разберемся.
— Лучше сейчас, — настаивал Госсейн. — Может ли наука дать ответ на подобный вопрос?
— Не знаю. — Психиатр нахмурился. — И это не вопрос, Госсейн, а проблема. Вы хотите, чтобы я одним махом раскрыл все тайны бытия. Кому удалось осуществить столь радикальный процесс? Я не сомневаюсь, что в Солнечной системе проводились подобные биологические эксперименты, но не могу объяснить, как удалось одновременно создать два тела и дополнительный мозг!
— Подумайте о том, — мягко сказал Госсейн, — что обе враждующие стороны имеют определенные преимущества. Загадка моего странного бессмертия разрешена человеком, выступающим против группы, создавшей Генератор Пространства. И тем не менее, доктор, тот, кто стоит за нами, боится. Ведь обладай он реальной силой, то давно бы выступил в открытую.
— Гм-м, в этом что-то весть.
— Доктор, — не желая прерывать разговор, продолжают Госсейн, — если бы вы могли принимать решения на самом высоком уровне, вплоть до судеб планет, как бы вы поступили, узнав, что галактическая империя собирается захватить Солнечную систему?
— Я бы поднял народ, — мгновенно ответил Кэр. — Нуль-А учение еще не проходило испытания боем, но я уверен, что он себя покажет.
Прошло несколько минут, прежде чем Госсейн вновь прервал молчание.
— Куда мы летим, доктор?
Впервые за все время полета доктор Кэр оживился.
— Три года назад я случайно оказался в небольшом домике на берегу озера, — сказал он. — Тихое, пустынное место, где я прожил несколько месяцев. Там так хорошо работалось, что я, не думая, оформил покупку. К сожалению, мне так и не довелось туда вернуться. — Он грустно улыбнулся. — Уверен, что нас там долго никто не потревожит.
— Понятно, — с трудом ответил Госсейн.
Он сидел в кресле, прикидывая, сколько времени прошло с начала полета. Примерно полчаса. Не так и плохо. Человек, который всего за тридцать минут приходит к выводу, что легкий путь ему заказан, далеко продвинулся в совершенствовании своей личности. А как приятно представить, что ты лежишь часами на песчаном пляже, ничем не занимаясь, и тренируешь свой мозг под руководством знаменитого ученого. Только этого никогда не будет.
Перед его глазами возник изолированный от всех дом доктора Кэра. Поблизости наверняка имеется деревня, ферма, может быть, рыбачий поселок. Три года назад целиком поглощенный научном работой психиатр вряд ли обращал внимание на свое окружение. Он много читал и прогуливался по пустынному берегу, а если навстречу попадался прохожий, он мог рассеянно пройти мимо или просто забыть о встрече. Но это отнюдь не означало, что сам он оставался незамеченным. И когда двое людей поселятся в доме сразу после убийства президента Харди, их появление, несомненно, покажется подозрительным.
Госсейн вздохнул. Нет, не пристало ему заниматься собой и загорать на пляжах, когда почва планет сотрясается под сапогами захватчиков. Он искоса посмотрел на доктора. Голова Кэра была откинута на спинку кресла, глаза закрыты. Грудь регулярно опускалась и поднималась в такт дыханию. Госсейн тихо позвал:
— Доктор!
Спящий не шевельнулся.
Госсейн подождал еще минуту, затем подошел к панели управления. Развернув робоплан по широкому кругу, он включил автопилот, потом вернулся на место, вынул блокнот из кармана и написал:
«Дорогой доктор, извините, что покидаю вас так невежливо, но даже хорошо, что вы спите, иначе мы, наверное, проспорили бы до утра. Мне очень хочется пройти у вас курс обследования и научиться контролировать дополнительный мозг, но есть вещи более спешные. Читайте страничку объявлений в вечерних газетах. Я буду подписываться „Гость“. Если возникнет необходимость в ответе, подпишитесь „Небрежный“.
Он положил записку на панель управления и пристегнул лямки одного из ангравитационных парашютов. Через двадцать минут в тумане показался атомный маяк Машины. Госсейн настроил автопилот на прежний курс и, когда робоплан, описывая широкую дугу, пролетел над едва различимыми зданиями президентского дворца, нажал на кнопку двери.
В ту же секунду он летел в предрассветной мгле.
— Доктор, — спросил Госсейн, — на что похожа Венера? Ее города, я имею в виду.
Кэр наклонил голову, чтобы лучше видеть своего спутника, но не обернулся.
— О, они очень похожи на земные, разве что выстроены с учетом более мягкого климата. Из-за высоких облаков никогда не бывает слишком жарко. И дождь идет только в горах. Но каждую ночь травы равнин сгибаются под тяжестью обильной росы. И когда я говорю «обильной», можете не сомневаться, что ее вполне достаточно для орошения почвы. Вам это хотелось узнать?
— Не совсем. Меня интересуют научные достижения. Вы продвинулись дальше Земли?
— Конечно нет. Любое открытие, сделанное на Венере, немедленно становится достоянием Земли. В некоторых исследованиях Земля значительно опередила Венеру. Что тут удивительного? У вас больше людей, а специализация дает возможность даже среднему уму — или просто сумасшедшему
— изобретать новое.
— Ясно. — Госсейн весь превратился в слух. — Тогда скажите мне, как можно объяснить с точки зрения научных достижений Венеры и Земли существование одной личности в двух физических телах?
— Понятия не имею, — устало ответил доктор Кэр. — Утром разберемся.
— Лучше сейчас, — настаивал Госсейн. — Может ли наука дать ответ на подобный вопрос?
— Не знаю. — Психиатр нахмурился. — И это не вопрос, Госсейн, а проблема. Вы хотите, чтобы я одним махом раскрыл все тайны бытия. Кому удалось осуществить столь радикальный процесс? Я не сомневаюсь, что в Солнечной системе проводились подобные биологические эксперименты, но не могу объяснить, как удалось одновременно создать два тела и дополнительный мозг!
— Подумайте о том, — мягко сказал Госсейн, — что обе враждующие стороны имеют определенные преимущества. Загадка моего странного бессмертия разрешена человеком, выступающим против группы, создавшей Генератор Пространства. И тем не менее, доктор, тот, кто стоит за нами, боится. Ведь обладай он реальной силой, то давно бы выступил в открытую.
— Гм-м, в этом что-то весть.
— Доктор, — не желая прерывать разговор, продолжают Госсейн, — если бы вы могли принимать решения на самом высоком уровне, вплоть до судеб планет, как бы вы поступили, узнав, что галактическая империя собирается захватить Солнечную систему?
— Я бы поднял народ, — мгновенно ответил Кэр. — Нуль-А учение еще не проходило испытания боем, но я уверен, что он себя покажет.
Прошло несколько минут, прежде чем Госсейн вновь прервал молчание.
— Куда мы летим, доктор?
Впервые за все время полета доктор Кэр оживился.
— Три года назад я случайно оказался в небольшом домике на берегу озера, — сказал он. — Тихое, пустынное место, где я прожил несколько месяцев. Там так хорошо работалось, что я, не думая, оформил покупку. К сожалению, мне так и не довелось туда вернуться. — Он грустно улыбнулся. — Уверен, что нас там долго никто не потревожит.
— Понятно, — с трудом ответил Госсейн.
Он сидел в кресле, прикидывая, сколько времени прошло с начала полета. Примерно полчаса. Не так и плохо. Человек, который всего за тридцать минут приходит к выводу, что легкий путь ему заказан, далеко продвинулся в совершенствовании своей личности. А как приятно представить, что ты лежишь часами на песчаном пляже, ничем не занимаясь, и тренируешь свой мозг под руководством знаменитого ученого. Только этого никогда не будет.
Перед его глазами возник изолированный от всех дом доктора Кэра. Поблизости наверняка имеется деревня, ферма, может быть, рыбачий поселок. Три года назад целиком поглощенный научном работой психиатр вряд ли обращал внимание на свое окружение. Он много читал и прогуливался по пустынному берегу, а если навстречу попадался прохожий, он мог рассеянно пройти мимо или просто забыть о встрече. Но это отнюдь не означало, что сам он оставался незамеченным. И когда двое людей поселятся в доме сразу после убийства президента Харди, их появление, несомненно, покажется подозрительным.
Госсейн вздохнул. Нет, не пристало ему заниматься собой и загорать на пляжах, когда почва планет сотрясается под сапогами захватчиков. Он искоса посмотрел на доктора. Голова Кэра была откинута на спинку кресла, глаза закрыты. Грудь регулярно опускалась и поднималась в такт дыханию. Госсейн тихо позвал:
— Доктор!
Спящий не шевельнулся.
Госсейн подождал еще минуту, затем подошел к панели управления. Развернув робоплан по широкому кругу, он включил автопилот, потом вернулся на место, вынул блокнот из кармана и написал:
«Дорогой доктор, извините, что покидаю вас так невежливо, но даже хорошо, что вы спите, иначе мы, наверное, проспорили бы до утра. Мне очень хочется пройти у вас курс обследования и научиться контролировать дополнительный мозг, но есть вещи более спешные. Читайте страничку объявлений в вечерних газетах. Я буду подписываться „Гость“. Если возникнет необходимость в ответе, подпишитесь „Небрежный“.
Он положил записку на панель управления и пристегнул лямки одного из ангравитационных парашютов. Через двадцать минут в тумане показался атомный маяк Машины. Госсейн настроил автопилот на прежний курс и, когда робоплан, описывая широкую дугу, пролетел над едва различимыми зданиями президентского дворца, нажал на кнопку двери.
В ту же секунду он летел в предрассветной мгле.
19
Лейбниц сформулировал постулат непрерывности действия как общий принцип. Закон Ньютона гласит, что сила притяжения действует на расстоянии.
Г.У.
Ангравитационный парашют был продуктом нуль-А мышления в чистом виде. Его создатель просто сел за стол и сознательно и намерение разработал математические принципы, послужившие основой при конструировании аппарата. Его действие основывалось на законе притяжения, который гласил, что два предмета, находящиеся в пространстве, падают по направлению друг к другу, причем основное падение приходится на предмет с меньшей массой. Эту тенденцию можно изменить, только приложив силу со стороны, что являлось не просто опасным, но и требовало непомерных затрат энергии. Оставались еще последователи Аристотеля, кричащие о возможности падения «наверх», которые путались в собственных объяснениях и абсолютно не понимали законов семантики. Неньютонова физика, наука реального мира, признавала тенденцию двух тел к встречному падению одним из законов природы и просто меняла их ядерные структуры, чтобы замедлить полет или изменить направление.
Ангравитационный парашют напоминал металлическую упряжку с кожаными подушечками в тех местах, где на тело приходилась наибольшая нагрузка. Им можно было довольно легко управлять.
Соответственно, принципиально новое устройство успешно соперничало с электрическим мотором, паровой турбиной и атомными двигателями звездолетов. Нажимая нужные кнопки, Госсейн без труда приземлился точно на балконе спальни Патриции Харди.
Ему хотелось сначала побеседовать с Машиной, но он прекрасно понимал, что любая попытка такого рода обречена на провал. Наверняка ее охраняли более ревниво, чем королевскую сокровищницу в древние времена. Но никому не придет в голову, что он осмелится вернуться в президентский дворец — по крайней мере, Госсейн очень на это надеялся.
Он слегка подогнул колени, смягчая удар, потом быстро выпрямился. Парашют расстегнулся от движения его руки. Он аккуратно положил его на пол. Балконные двери распахнулись со скрипом, но Госсейн не собирался осторожничать.
Его план заключался в быстроте, неожиданности и знании расположения комнат.
Пока еще он не решил, как поступить с Патрицией Харди, и внезапно ему пришло в голову, что она наверняка считает его виновником смерти отца. Ничего не поделаешь, все равно отступать сейчас было поздно.
Подойдя к кровати, он навалился на девушку всем телом, зажимая ладонью ром. Быстро связав ее по рукам и ногам, использовав простыню вместо кляпа, он встал и включил свет.
— Извините меня за грубость, — сказал он, посмотрев на нес. Госсейн действительно чувствовал себя неловко. К тому же он рассчитывал, что, после того, как обнаружит и уничтожит Генератор Пространства, Патриция поможет ему выбраться из дворца.
Он увидел, как она неожиданно посмотрела поверх его головы, и резко повернулся. В открытых дверях стоял Элдред Крэнг.
— На вашем месте я бы не делал глупостей, — сказал он. Его карие глаза блеснули отраженным светом. Он стоял в небрежной позе, абсолютно спокойно, между двумя охранниками с бластерами в руках.
— Вы сглупили, Госсейн, решив, что робоплан сможет незаметно пролететь над дворцом сегодня ночью. Однако я приготовил вам сюрприз. Прескотта нашли и освободили, и на основании его доклада я уговорил Торсона разрешить мне поступить с вами по моему усмотрению.
Госсейн молчал, ожидая, что последует дальше, но перед ним забрезжил луч надежды. Крэнг, тайный нуль-А последователь, УГОВОРИЛ Торсона. Госсейн считал, что положение Крэнга слишком шатко, и он ничем не может помочь, боясь попасть в немилость, но сейчас…
— Нам пришла в голосу мысль, — продолжал Крэнг, — что неизвестному, который ввел вас в Игру, было безразлично, убьют вас или нет. Более того, мы уверены, что он запрограммировал это убийство, считая вашу миссию завершенной после того, как мы обнаружили дополнительный мозг. Вы немедленно появляетесь на сцене во второй раз, теперь на Венере, с тем, чтобы выполнить неведомое вам очередное ограниченное задание. Не скажу, какое, но смею вас уверить, вы его выполнили. И вновь этот неизвестный бросает вас на произвол судьбы. Вывод напрашивается сам собой. Должно существовать третье тело Госсейна, которое появится, как только второе будет уничтожено.
Он улыбнулся. Глаза его сверкнули.
— Человеку, стоящему за вами, Госсейн, приходится нелегко. Совершенно очевидно, что он не может выпустить в свет одновременно двух одинаковых людей. С одной стороны, задача фантастически сложная; с другой — слишком велика вероятность, что каждый из вас реализует свои возможности и начнет производить дублей, не менее могущественных, чем оригинал. Это — колоссальный риск, и не мне вам говорить, к чему приведет такая тактика.
Крэнг с сожалением покачал головой.
— Торсон возражал, настаивая, что вас надо упрятать в надежную тюрьму, но я продолжаю утверждать, что смерть и тюрьма — две стороны одной медали. И то, и другое послужит сигналом к появлению Гилберта Госсейна III. Мы предпочитаем, чтобы у нашего неизвестного космического шахматиста не оставалось шансов ввести в Игру новую фигуру. Итак, руководствуясь здравым смыслом, мы просто решили отпустить вас на свободу, не поставив никаких условий и не сомневаясь, что вы сумеете позаботиться о собственной безопасности.
Госсейн ожидал какого угодно приговора, но только не этого. Свобода! Он никогда особенно не рассчитывал на помощь Крэнга, и действительность превзошла все его ожидания. Вот только немного странно, что галактический агент, уверовавший в нуль-А путь развития, возражает против появления Госсейна III. Неожиданное заявление, благоприятное с его точки зрения, застало Госсейна врасплох.
— Что вы решили?! — переспросил он.
— Ваше дело закрыто, — коротко ответил Элдред Крэнг. — Обвинений, вам предъявленных, больше не существует, о чем оповещены все полицейские участки. Ваш недоразвитый мозг не предвещает никакой опасности, а помещать нашим планам невозможно даже теоретически. Слишком поздно. Вы можете говорить все, что угодно и кому угодно.
Он повернулся. Манеры его были непринужденны, и казалось, он начисто забыл о существовании некоего Госсейна.
— Этого человека, — сказал он охранникам, — надо отвести в приготовленную для него комнату, накормить и выдать одежду. Он может оставаться во дворце до девяти часов утра, но если пожелает уйти раньше, не чините ему никаких препятствий.
Госсейн пошел вслед за охранниками. Он побоялся заговорить с Патрицией Харди, не осмелился поблагодарить Крэнга из страха, что Торсон может подслушивать. Когда в девять часов утра Госсейн вышел из дворца, стоял ясный, погожий день, хотя местами еще клубился туман.
20
Нервная система человека реагирует неодинаково, когда клетки организма находятся в угнетенном или возбужденном состоянии. Но если последнее давно научно обосновано, первое представляет особый интерес, поскольку процесс торможения до конца не изучен, а механизм действия ингибиторов, существование которых ни для кого не секрет, останется не вполне ясным.
К.М.К.
Оказавшись на улице, Госсейн сказал сам себе:
— За мной наверняка следят. Не может быть, чтобы Торсон так просто взял и отпустил меня на свободу.
Он был единственным человеком, севшим в автобус на остановке. Стоя у заднего стекла, он глядел, как убегает назад серый тротуар. Примерно два квартала за ними ехала то ли черная, то ли синяя легковая машина. Госсейн вздохнул, когда она свернула на боковую улицу и исчезла за поворотом. Вдалеке за дворцом показался спортивный автомобиль, который очень быстро обогнал автобус, остановившийся перед поднявшей руку женщиной. Не обращая на единственного пассажира никакого внимания, она села на переднее сидение, но Госсейн исподтишка следил за ней до тех пор, пока она не сошла через несколько остановок.
«Может быть, — решил он, — они просто знают, что мне некуда идти, кроме как в отель и к Машине».
В гостинице, где Госсейн оставил не только багаж, но и двести долларов наличными, клерк сказал, подтолкнув в нему регистрационную книгу:
— Распишитесь.
Такой возможности он не учел. Мысленно представив, какой может оказаться тюрьма, он взял ручку и четко расписался, улыбаясь собственной смелости.
Клерк исчез за перегородкой и примерно через полминуты появился с ключом в руке.
— Вы ведь знаете дорогу, — заметил он.
Мысли Госсейна были далеко. «Даже подпись не изменилась, — подумал он и покачал головой. — Если когда-нибудь ему придется выслушивать объяснения, он позаботится о том, чтобы они были до конца ясными и понятными».
Он провел в камере хранения десять минут, копаясь в чемоданах. Больше всего его интересовали три костюма. Если ему не изменяла память, в одном из них он установят термостат на 66 градус вместо привычных 72 по Фаренгейту.
Два ртутных столбика стояли на отметке 72, третий на 66. Он быстро снял брючную пару, выданную ему во дворце, и переоделся. Костюм сидел как влитой. Госсейн вздохнул. Несмотря на свидетельство собственных глаз, ему трудно было привыкнуть к мысли, что мертвец в лаборатории дворца и он сам были одним и тем же лицом.
Он нашел деньги на месте, там, куда вложил их, между листами книги. Отсчитав семьдесят пять долларов десятками и пятерками, Госсейн запер чемоданы, закрыл сейф и вернул ключи клерку. Оказавшись на улице, он почти сразу же услышал голос автомата по продаже газет и вспоминал те нелепые обвинения, которые были предъявлены ему вчера вечером. Как и следовало ожидать, заголовки пестрели сообщениями о смерти президента, но тон статей резко поменялся.
— Госсейн оправдан… Проводится тщательное расследование… Администрация признает, что сразу же после убийства в правительственном заявлении были допущены грубые ошибки… Джим Торсон, наиболее вероятный кандидат в президенты, требует… согласно закону…