Страница:
— Плакса свое дело знает! — нетерпеливо отрезал Тунлин. — Теперь тебе надо искать парня, брат. Он и есть твой убийца! Как он выглядел, Плакса?
— О, молодой господин, очень хорошо одетый, только, по-моему, любил выпить: щеки у него так и горели! Больше я нигде его не видал.
Судья Ди, поглаживая бороду, взглянул на Тунлина.
— Лучше мне самому сходить и расспросить людей в этом доме, — сказал он.
Вожак с хохотом ткнул судью под ребра.
— Думаешь, ты все еще стражник, да? Схватить их, вздернуть на дыбу — вот тогда-то они тебе все и выложат! Как по-твоему, что сделает хозяйка этого дома, когда ты явишься туда с расспросами? Предложит обслужить за счет заведения?
Ди прикусил губу. События развивались слишком быстро, и он делал ошибку за ошибкой.
— Единственная возможность что-нибудь разузнать, — продолжал Тунлин уже серьезным тоном, — это отправиться туда вместе с Гвоздикой и снять комнату якобы для дела! В доме ее знают, так что никто ничего не заподозрит. Даже если ты не сумеешь вычислить своего убийцу, по крайней мере, чему-нибудь научишься у девчонки. Она в своем деле мастерица, правда, Гвоздика? Да еще и бесплатно!
— Вам придется оставить там несколько связок медных монет, — равнодушно заметила девица. — Этот дом — не из дешевых. Да и насчет дармовых услуг ничего не выйдет: это здесь меня сдают вместе с комнатой, а за пределами «Огненной птицы» все по-другому.
— Об этом не беспокойся, — пообещал судья. — Когда мы сможем туда пойти?
— Пополудни, — ответила Гвоздика. — Такие места раньше не открываются.
Судья Ди предложил Тунлину и нищему выпить по чаше вина. Последний стал рассказывать какую-то выдуманную историю из своей жизни. Тем временем вернулся Чао Тай и сел рядом с судьей. Они осушили еще несколько чаш, а потом Гвоздика ушла на кухню готовить рис.
— Днем я поведу ее в зеленый терем у Западных ворот, — пояснил Ди помощнику.
— Чем таскаться но девкам, лучше б ты занялся делом! — послышался сзади противный голос: это Кунь-Шань тихонько подкрался к столу в своих войлочных туфлях.
— Я уладил дело, о котором мы толковали, — отозвался судья Ди. — Пойдем, мы приглашаем тебя в лучшую харчевню — надо же это отпраздновать!
Кунь-Шань кивнул, и они втроем вышли из притона.
На соседней улице они зашли в небольшую уютную харчевню. Судья Ди выбрал самый дальний столик и заказал большое блюдо жареного риса со свининой, соленых овощей и три кувшина вина. Как только прислужник ушел, вор нетерпеливо поинтересовался:
— Ну как, Лен Цянь заплатил? Нам надо спешить — я слыхал, его только что задержали.
Судья Ди молча достал из рукава два документа и показал одноглазому. Едва сдержав ликующий крик, Кунь-Шань потянулся к бумагам, но судья Ди быстро убрал их в рукав.
— Не так быстро, друг мой! — холодно обронил он.
— Вы что, отказываетесь от уговора? — угрожающе оскалился нор.
— Ты обманул нас, Кувь-Шань! — бросил судья. — Ты изобразил дело так, будто нам надо всего-навсего «подоить» жулика менялу, и забыл упомянуть, что оно связано с убийством.
— Чушь какая-то! — прошипел одноглазый. — Какое еще убийство?
— Так называемое самоубийство господина Ко Цзюаня!
— Я ничего об этом не знаю! — сердито буркнул Кунь-Шань.
— А ну, выкладывай правду, ублюдок! — рявкнул Чао Тай. — Нам не по нраву, когда нас пытаются подставить!
Кунь-Шань открыл было рот, но, увидев прислужника с едой и вином, прикусил язык.
— Все это грязные штучки, — фыркнул вор, как только слуга ушел. — Отдайте мне мою долю, я вам говорю!
Судья взял палочки для еды, налил в чашу вина и отхлебнул несколько глотков.
— Ты отдашь мне тетрадь и точно скажешь, где и как ее раздобыл, — спокойно заметил он. — И только тогда получишь свою бумагу.
Кунь-Шань вскочил, перевернув стул, и, весь багровый от злости, заорал:
— Ты обо мне еще услышишь, подлый мошенник!
Чао Тай схватил одноглазого за руку и усадил на место.
— Лучше отведем его на постоялый двор и спокойно потолкуем наверху, — предложил молодой человек.
Отчаянно извернувшись и бормоча проклятия, Кунь-Шань вырвал руку.
— Ты об этом пожалеешь! — прошипел он судье.
Чао Тай хотел было встать, но судья остановил его:
— Оставь его, пусть уходит! Мы не можем устраивать здесь скандал! — Он повернулся к Кунь-Шаню: — Ты знаешь, где нас найти и как получить твои деньги!
— Так я и сделаю, — злобно ответил тот, повернулся и вышел из харчевни.
— А стоило ли отпускать этого негодяя? — с сомнением проворчал Чао Тай.
— Пусть немного остынет, тогда он вспомнит о своих деньгах и вернется обратно, — махнул рукой судья и, поглядев на огромное блюдо риса и три кувшина вина, добавил: — Вот только что теперь делать со всем этим?
— Это меньше всего должно вас беспокоить, господин правитель уезда, — улыбнулся Чао Тай и, взяв палочки, с удовольствием принялся за еду. Горка жареного риса стала уменьшаться с поразительной скоростью.
Судье Ди совсем не хотелось есть. Рассеянно вертя в руках чашу с вином, он размышлял о поразительном известии насчет тайных свиданий госпожи Тэн. Ди понимал, что теперь ему придется действовать особенно осторожно и не принимать никаких скоропалительных решений. В «Огненной птице» судья сделал досадный промах, а сейчас стал сомневаться, правильно ли повел себя с Кунь-Шанем. Урод был очень опасен, а Ди знал о нем слишком мало, — он даже не успел выяснить, где обитает одноглазый. И не слишком ли много он, судья, взял на себя в чужом уезде?
Ди выпил только одну чашу вина; об остальном позаботился Чао Тай.
— Высший сорт, — объявил он, причмокивая губами. — Ну и какая работа нам сегодня предстоит?
Судья вытер бороду и усы горячим полотенцем.
— Отправляйся в крепость и попробуй раздобыть сведения о Тунлине, хоть я и не думаю, что он замешан в каком-либо из интересующих нас дел. Потом загляни к прорицателю Пьен Хуну. Это он предупредил Ко, что пятнадцатого числа его жизни будет угрожать опасность. Узнай, настоящий это прорицатель или просто обманщик, а также знаком ли он с Кунь-Шанем. Поболтай с ним немного о Ко. Смерть этого торговца очень меня заинтриговала.
Судья оплатил счет, и они неторопливо зашагали в «Огненную птицу».
Глава 11
Глава 12
— О, молодой господин, очень хорошо одетый, только, по-моему, любил выпить: щеки у него так и горели! Больше я нигде его не видал.
Судья Ди, поглаживая бороду, взглянул на Тунлина.
— Лучше мне самому сходить и расспросить людей в этом доме, — сказал он.
Вожак с хохотом ткнул судью под ребра.
— Думаешь, ты все еще стражник, да? Схватить их, вздернуть на дыбу — вот тогда-то они тебе все и выложат! Как по-твоему, что сделает хозяйка этого дома, когда ты явишься туда с расспросами? Предложит обслужить за счет заведения?
Ди прикусил губу. События развивались слишком быстро, и он делал ошибку за ошибкой.
— Единственная возможность что-нибудь разузнать, — продолжал Тунлин уже серьезным тоном, — это отправиться туда вместе с Гвоздикой и снять комнату якобы для дела! В доме ее знают, так что никто ничего не заподозрит. Даже если ты не сумеешь вычислить своего убийцу, по крайней мере, чему-нибудь научишься у девчонки. Она в своем деле мастерица, правда, Гвоздика? Да еще и бесплатно!
— Вам придется оставить там несколько связок медных монет, — равнодушно заметила девица. — Этот дом — не из дешевых. Да и насчет дармовых услуг ничего не выйдет: это здесь меня сдают вместе с комнатой, а за пределами «Огненной птицы» все по-другому.
— Об этом не беспокойся, — пообещал судья. — Когда мы сможем туда пойти?
— Пополудни, — ответила Гвоздика. — Такие места раньше не открываются.
Судья Ди предложил Тунлину и нищему выпить по чаше вина. Последний стал рассказывать какую-то выдуманную историю из своей жизни. Тем временем вернулся Чао Тай и сел рядом с судьей. Они осушили еще несколько чаш, а потом Гвоздика ушла на кухню готовить рис.
— Днем я поведу ее в зеленый терем у Западных ворот, — пояснил Ди помощнику.
— Чем таскаться но девкам, лучше б ты занялся делом! — послышался сзади противный голос: это Кунь-Шань тихонько подкрался к столу в своих войлочных туфлях.
— Я уладил дело, о котором мы толковали, — отозвался судья Ди. — Пойдем, мы приглашаем тебя в лучшую харчевню — надо же это отпраздновать!
Кунь-Шань кивнул, и они втроем вышли из притона.
На соседней улице они зашли в небольшую уютную харчевню. Судья Ди выбрал самый дальний столик и заказал большое блюдо жареного риса со свининой, соленых овощей и три кувшина вина. Как только прислужник ушел, вор нетерпеливо поинтересовался:
— Ну как, Лен Цянь заплатил? Нам надо спешить — я слыхал, его только что задержали.
Судья Ди молча достал из рукава два документа и показал одноглазому. Едва сдержав ликующий крик, Кунь-Шань потянулся к бумагам, но судья Ди быстро убрал их в рукав.
— Не так быстро, друг мой! — холодно обронил он.
— Вы что, отказываетесь от уговора? — угрожающе оскалился нор.
— Ты обманул нас, Кувь-Шань! — бросил судья. — Ты изобразил дело так, будто нам надо всего-навсего «подоить» жулика менялу, и забыл упомянуть, что оно связано с убийством.
— Чушь какая-то! — прошипел одноглазый. — Какое еще убийство?
— Так называемое самоубийство господина Ко Цзюаня!
— Я ничего об этом не знаю! — сердито буркнул Кунь-Шань.
— А ну, выкладывай правду, ублюдок! — рявкнул Чао Тай. — Нам не по нраву, когда нас пытаются подставить!
Кунь-Шань открыл было рот, но, увидев прислужника с едой и вином, прикусил язык.
— Все это грязные штучки, — фыркнул вор, как только слуга ушел. — Отдайте мне мою долю, я вам говорю!
Судья взял палочки для еды, налил в чашу вина и отхлебнул несколько глотков.
— Ты отдашь мне тетрадь и точно скажешь, где и как ее раздобыл, — спокойно заметил он. — И только тогда получишь свою бумагу.
Кунь-Шань вскочил, перевернув стул, и, весь багровый от злости, заорал:
— Ты обо мне еще услышишь, подлый мошенник!
Чао Тай схватил одноглазого за руку и усадил на место.
— Лучше отведем его на постоялый двор и спокойно потолкуем наверху, — предложил молодой человек.
Отчаянно извернувшись и бормоча проклятия, Кунь-Шань вырвал руку.
— Ты об этом пожалеешь! — прошипел он судье.
Чао Тай хотел было встать, но судья остановил его:
— Оставь его, пусть уходит! Мы не можем устраивать здесь скандал! — Он повернулся к Кунь-Шаню: — Ты знаешь, где нас найти и как получить твои деньги!
— Так я и сделаю, — злобно ответил тот, повернулся и вышел из харчевни.
— А стоило ли отпускать этого негодяя? — с сомнением проворчал Чао Тай.
— Пусть немного остынет, тогда он вспомнит о своих деньгах и вернется обратно, — махнул рукой судья и, поглядев на огромное блюдо риса и три кувшина вина, добавил: — Вот только что теперь делать со всем этим?
— Это меньше всего должно вас беспокоить, господин правитель уезда, — улыбнулся Чао Тай и, взяв палочки, с удовольствием принялся за еду. Горка жареного риса стала уменьшаться с поразительной скоростью.
Судье Ди совсем не хотелось есть. Рассеянно вертя в руках чашу с вином, он размышлял о поразительном известии насчет тайных свиданий госпожи Тэн. Ди понимал, что теперь ему придется действовать особенно осторожно и не принимать никаких скоропалительных решений. В «Огненной птице» судья сделал досадный промах, а сейчас стал сомневаться, правильно ли повел себя с Кунь-Шанем. Урод был очень опасен, а Ди знал о нем слишком мало, — он даже не успел выяснить, где обитает одноглазый. И не слишком ли много он, судья, взял на себя в чужом уезде?
Ди выпил только одну чашу вина; об остальном позаботился Чао Тай.
— Высший сорт, — объявил он, причмокивая губами. — Ну и какая работа нам сегодня предстоит?
Судья вытер бороду и усы горячим полотенцем.
— Отправляйся в крепость и попробуй раздобыть сведения о Тунлине, хоть я и не думаю, что он замешан в каком-либо из интересующих нас дел. Потом загляни к прорицателю Пьен Хуну. Это он предупредил Ко, что пятнадцатого числа его жизни будет угрожать опасность. Узнай, настоящий это прорицатель или просто обманщик, а также знаком ли он с Кунь-Шанем. Поболтай с ним немного о Ко. Смерть этого торговца очень меня заинтриговала.
Судья оплатил счет, и они неторопливо зашагали в «Огненную птицу».
Глава 11
Гвоздика уже поджидала судью Ди. Она переоделась в темно-синее платье и черную шелковую куртку, а волосы просто свернула в пучок на затылке. Накрасилась девушка, как всегда, грубо, но, несмотря на это, выглядела довольно привлекательно.
В зале больше никого не было — Гвоздика сказала, что все ушли наверх отдыхать.
— Последую-ка и я их примеру, — притворно зевнул Чао Тай. — Вино было крепковато! Пожалуй, я немного вздремну здесь. — Он тяжело опустился в старое плетеное кресло, а судья Ди с Гвоздикой отправились на улицу изнывать от жары.
Девушка на несколько шагов опережала судью, как полагалось в тех случаях, когда певичка вела к себе гостя. Если же мужчина выходил на улицу с женой, той, наоборот, следовало идти на несколько шагов сзади.
Гвоздика хорошо знала город и могла выбрать самый короткий путь. Вскоре они вышли на тихую улицу, где стояли нарядные дома людей среднего достатка. Похоже, здесь обитали удалившиеся от дел лавочники. Гвоздика остановилась у высокой двери, аккуратно покрытой черным лаком. Ничто не указывало, что это дом свидании.
Судья Ди постучал, но, когда в дверях появилась дородная дама в черных одеждах из дамаста, первой с ней заговорила Гвоздика, спросив, нет ли свободной комнаты. Это означало, что именно она предложила гостю здесь побывать и, следовательно, могла рассчитывать на вознаграждение.
Хозяйка, приветливо улыбаясь, проводила их в небольшой приемный зал и пообещала предоставить лучшую комнату за три связки медных монет. Судья возмутился, и после долгих торгов сошлись на двух связках. Как только гость заплатил, хозяйка проводила их наверх в большую, богато обставленную спальню и удалилась.
— Это и впрямь лучшая комната в доме, — сказала Гвоздика. — Можешь не сомневаться, твоя знатная дама именно тут встречалась со своим дружком.
— Сейчас мы осмотрим ее! — кивнул судья.
— Погоди немного. Скоро хозяйка вернется сюда с чаем. Кстати, не забудь дать ей немного мелочи — здесь так принято. — Увидев, что судья собирается сесть за столик, она мимоходом обронила: — Не знаю, что ты задумал, но в любом случае нам стоило бы переодеться во что-нибудь полегче. Здесь у людей острый глаз, и они могут заподозрить неладное, если мы станем вести себя не так, как другие гости.
Подойдя к столику для притираний, Гвоздика сняла с себя куртку, платье и выскользнула из широких штанов. Судья Ди тоже переоделся в чистую белую рубаху из легкой шелковой ткани, приготовленную заранее и висевшую на лакированной вешалке у ложа. Совершенно голая Гвоздика стояла у столика с беззаботным видом, столь свойственным всем ее товаркам. Судью Ди поразило, как прекрасно девушка сложена, но, когда она наклонилась, стали видны тонкие белые шрамы, крест-накрест пересекавшие спину и бедра.
— Кто это так обошелся с тобой? — гневно спросил судья. — Тунлин?
— Нет, что ты, — безразличным тоном ответила Гвоздика. — Это случилось больше года назад. Меня продали на цветочную лодку не ребенком, а когда мне было уже шестнадцать, Я терпеть не могла эту работу, вот и получала кнутом то за одно, то за другое, но мне повезло: как-то раз появился Тунлин, влюбился и сказал хозяину, что хочет меня купить. Тот показал расписку на сорок серебряных монет, выданную моим отцом при продаже. — Гвоздика надела легкую рубаху и, завязывая шелковый пояс, с улыбкой продолжала:
— Потом хозяин начал подсчитывать другие расходы, которые якобы понес из-за меня, а Тунлии забрал у него бумагу со словами: «Ладно, договорились!» А когда хозяин спросил насчет денег, Тунлин грозно посмотрел на него и сказал: «Я же только что заплатил тебе, так ведь? Или ты хочешь сказать, что я лгу?» Видел бы ты кислую физиономию хозяина! Однако он выдавил из себя улыбку и, заикаясь, пробормотал: «Да, господин! Спасибо, господин!» — и Тунлин увел меня с собой. Мой хозяин понимал, что, если он пожалуется в свою гильдию или в суд, Тунлин придет к нему со своими людьми и разнесет весь дом. А я, конечно, была счастлива. Тунлин, безусловно, может показаться вспыльчивым и грубоватым, но в душе он добрый малый. Я не обращаю внимания на эти шрамы они знак моего ремесла, если можно так выразиться!
Слушая девушку, судья Ди выдвигал и рассматривал ящики для притирании.
— Ничего нет, — вздохнул он, — совсем ничего.
— А на что ты рассчитывал? — фыркнула Гвоздика, присаживаясь на край кровати. — Все, кто приходит сюда, очень осторожны и стараются не оставлять ничего такого, что могло бы их выдать. Гости понимают — содержатели таких домов иногда не прочь вытянуть немного денег у растяпы. По-моему, тебе лучше рассмотреть надписи на рисунках, что висят здесь, над кроватью. Я слыхала, их подписывают вымышленными именами, но ты ведь умеешь читать, значит, сможешь что-нибудь найти.
Вошла хозяйка с большим подносом, на котором стояли чашки, чайник и блюда со свежими фруктами и сластями. Судья протянул горсть медных монет, и женщина с вежливой улыбкой удалилась.
Гвоздика раздвинула занавеси и взошла на ложе. Судья снял шапочку, положил ее на чайный столик и сел, скрестив ноги, на безукоризненно чистый, набитый соломой тюфяк. Ложе напоминало крохотный домик: задняя и боковые стенки были сделаны из резного черного дерева, а крышку заменял балдахин. Встав на колени у дальней стены, Гвоздика принялась старательно засовывать заколку для волос в трещину между деревянными панелями.
— Что ты там делаешь? — полюбопытствовал судья.
— Закрываю щель, чтобы тайком не подглядывали, — усмехнулась девушка. — Я, правда, не думаю, что найдутся любители этого дела, но лучше чтобы они не знали, чем мы тут занимаемся.
Она села напротив судьи и откинулась на изголовье. Судья подумал, что сегодня он, несомненно, обрел много полезных знаний. До встречи со своей старшей женой, живя в столице, Ди иногда пользовался услугами дорогостоящих певичек, однако он совершенно не был знаком с обычаями простых зеленых теремов и понятия не имел, сколь низменные вкусы они удовлетворяют. Вскинув голову и поглаживая бороду, он стал один за другим изучать многочисленные рисунки и стихи в круглых или квадратных рамках, вставленные между деревянными панелями. Ложа супругов всегда украшают надписи и рисунки назидательного свойства, подчеркивающие важное значение брака со ссылками на добродетельных мужчин и женщин древности. Здесь же картинки носили более легкомысленный характер. Поэты, посещая такого рода дома, нередко развлекались, записывая импровизированные стихи или делая наброски. Самые лучшие образчики хозяева оставляли для украшения ложа, а когда те тускнели от времени, срывали их и заменяли новыми. Судья прочитал вслух четверостишие, написанное беглым почерком образованного человека:
— Грубовато, но, к сожалению, верно. — Внезапно взгляд Ди упал на другое стихотворение — из двух четверостишии, и он чуть не охнул от неожиданности. Первое было написано той же стремительной рукой художника, что и надпись на рисунке с лотосами, висевшем на стене в кабинете Лен Цяня. Второе же было дописано очень мелким и аккуратным почерком, свойственным девочкам из хороших семей. Судья медленно прочитал вслух первое четверостишие
— Это стихотворение, видимо, написала госпожа Тэн и ее друг, — сказал судья Гвоздике.
— Я не совсем поняла, о чем оно, — ответила девушка, — но, по-моему, звучит очень грустно. А ты знаешь почерк ее любовника?
— Думаю, да, но даже если я угадал верно, это не поможет нам найти убийцу госпожи Тэн. Молодой человек, написавший первые строчки, умер. — Судья немного поразмыслил. — Тебе бы лучше спуститься вниз и попробовать получить от хозяйки подробное описание этой пары.
— По-моему, ты только и думаешь, как бы поскорее от меня избавиться, — рассердилась девушка. — Мог бы хоть еще немного потерпеть мое общество — нам ведь как-никак полагается изображать любовников.
— Прости, — виновато пробормотал судья Ди. Он не ожидал, что девушка окажется такой чувствительной и потом, она совершенно была права. — Никак не могу отделаться от невеселых мыслей, — поспешно добавил он, — но мне очень приятно с тобой. Может, стоит принести сюда этот поднос с чаем? Тогда мы сможем немного поесть, выпить и поболтать.
Гвоздика молча встала с ложа и тут же вернулась с подносом; поставив его на тюфяк, она неспешно наполнила чашки чаем и вдруг спросила:
— Ну что, небось доволен, снова оказавшись в настоящей постели, как дома?
— Что ты сказала? — встревожено воскликнул судья. — Дома? Ты ведь прекрасно знаешь, что у таких, как я, никакого дома не бывает!
— Да перестань ты городить чепуху! — с досадой отмахнулась Гвоздика. — Ты, конечно, здорово играешь свою роль и можешь не бояться, что Тунлин и его люди тебя раскусят, но не пытайся провести опытную женщину, особенно в постели!
— Что ты имеешь в виду? — удивился судья. Он был изрядно обеспокоен.
Наклонившись, Гвоздика распахнула его рубашку и, потрогав плечо, презрительно сморщила носик.
— Посмотри, какая гладкая кожа! Ежедневное купание, дорогие притирания… И ты хочешь, чтобы я поверила, будто твои волосы так блестят от дождя и ветра? Да, ты силен, но кожа твоя бела и без единого шрама. Эти мышцы ты нарастил, занимаясь борьбой и сражаясь на мечах с другими молодыми господами! А как небрежно ты обращаешься со мной? Ты, конечно, можешь считать, что я стою не дорого, но, позволь тебе заметить, ни один настоящий разбойник с большой дороги или какой-нибудь бродяга не сидел бы рядом со мной на кровати, спокойно попивая чай! Этим людям лишь в редчайших случаях выпадает возможность побыть с такой женщиной, как я. Даже будь у них очень серьезное дело, любой сгреб бы меня в охапку, как только я сняла штаны, а все остальное отложил на потом! Никто не позволил бы себе так пренебрегать мною, как ты, — ведь дома наверняка сидят четыре или пять послушных жен и наложниц, готовых ухаживать за тобой день и ночь, и спины их умащены благовониями, а не покрыты шрамами! Не знаю, кто ты и что ты, — мне на это плевать, но я не желаю, чтобы ты оскорблял меня своим надменным видом!
Судью Ди поразил этот внезапный всплеск негодования. Он даже не знал, что ответить, а девушка с горечью продолжала:
— Если ты не один из нас, зачем тогда явился подглядывать за нами? Зачем выведываешь тайны Тунлина — прекрасного человека, который полностью тебе доверяет? Чтобы потом шутить и смеяться над нами со своими людьми, да?
Слезы гнева выступили на ее глазах.
— Ты права, — спокойно ответил судья. — Я действительно играю роль, но, поверь мне, не для глупой похвальбы. Я чиновник, и мне поручено расследовать тяжкое преступление. Вы с Тунлином, сами того не подозревая, оказываете мне ту помощь, на которую я надеялся, взяв на себя эту роль. Ну а насчет того, что я — не один из вас, ты глубоко заблуждаешься. Я поклялся служить государству и народу, а это значит, служить старшей жене правителя уезда и тебе, государственному советнику и твоему Тунлину. Мы, ханьцы, — великий народ и принадлежим друг другу, Гвоздика. В этом — наша непреходящая слава, и именно это отличает нас, культурных людей Срединного государства, от грубых, неотесанных варваров остального мира, что ненавидят и пожирают друг друга, как звери. Теперь тебе ясно?
Немного успокоившись, девушка кивнула и вытерла лицо рукавом.
— И вот еще что, — добавил судья Ди. — Позволь тебя заверить, что ты — очень привлекательная женщина. У тебя красивое лицо и великолепная фигура. Не будь у меня сейчас столько неотложных дел, я почел бы зачесть оказать тебе должное внимание!
— Может быть, это и неправда, — мягко улыбнулась Гвоздика, — но все равно звучит красиво. Но у тебя усталый вид. Ложись, а я буду обмахивать тебя веером.
Ди вытянулся на мягком тюфяке. Девушка сбросила одежду, взяла пальмовый лист, висевший в углу, и принялась обмахивать им судью. Он сам не заметил, как погрузился в глубокий сон.
Проснувшись, судья Ди обнаружил — Гвоздика уже одета и стоит у кровати.
— Похоже, ты неплохо вздремнул, — рассмеялась она, — а я тем временем успела побеседовать с хозяйкой. Кстати, она очень щедро мне заплатила. И на эти деньги я куплю себе подарок от тебя!
— Долго я спал? — с тревогой осведомился судья.
— Пару часов. Между прочим, хозяйка сказала, что ты, видать, очень страстный любовник. А еще она подтвердила, что, как и говорил Плакса, пара, которая тебя интересует, приходила сюда два раза. Красивая и утонченная женщина — настоящая госпожа, молодой человек тоже явно из хорошей семьи, но он показался хозяйке не очень здоровым: сильно кашлял. Зато платил не торгуясь. Кроме того, по ее словам, за любовниками оба раза следили.
— Каким образом?
— Прямо в этом доме и в этой комнате! Едва парочка поднималась наверх, приходил какой-то человек и выкладывал кругленькую сумму, чтобы подсматривать за ними через дыру в стенке у ложа.
— Кто этот человек? — напряженно спросил судья.
— Думаешь, он представился? Хозяйка говорила, мужчина был высоким и худощавым, но лицо закутал платком до самых глаз, так что не разглядеть, да и бормотал вполголоса. Тем не менее она уверена: это человек образованный и ведет себя как большой начальник. Кстати, этот тип слегка прихрамывал.
Судья так и замер с одеждой в руках: это мог быть не кто иной, как советник Тэна Пань Юдэ. Медленно, с помощью Гвоздики судья оделся.
— Я глубоко признателен тебе за неоценимую помощь! Позволь предложить тебе…
— Сведения — бесплатно! — оборвала судью девушка. — Я не против когда-нибудь снова прийти сюда с тобой, во всяком случае, не сомневаюсь, что ты умеешь приятно провести время с женщиной, когда твоя головане занята другими вещами. Вот тогда заплатишь мне шестьдесят медных монет и еще сотню, если захочешь провести вместе всю ночь, — это моя обычная цена, когда я работаю не в «Огненной птице». — И с этими словами Гвоздика направилась к двери.
Поджидавшая внизу хозяйка заведения с подобострастным видом проводила их до крыльца.
На улице судья стал прощаться с девушкой:
— Мне сейчас нужно заглянуть в северный квартал. Увидимся за обедом.
Гвоздика, объяснив, как лучше добраться до северной дороги, зашагала в другую сторону.
В зале больше никого не было — Гвоздика сказала, что все ушли наверх отдыхать.
— Последую-ка и я их примеру, — притворно зевнул Чао Тай. — Вино было крепковато! Пожалуй, я немного вздремну здесь. — Он тяжело опустился в старое плетеное кресло, а судья Ди с Гвоздикой отправились на улицу изнывать от жары.
Девушка на несколько шагов опережала судью, как полагалось в тех случаях, когда певичка вела к себе гостя. Если же мужчина выходил на улицу с женой, той, наоборот, следовало идти на несколько шагов сзади.
Гвоздика хорошо знала город и могла выбрать самый короткий путь. Вскоре они вышли на тихую улицу, где стояли нарядные дома людей среднего достатка. Похоже, здесь обитали удалившиеся от дел лавочники. Гвоздика остановилась у высокой двери, аккуратно покрытой черным лаком. Ничто не указывало, что это дом свидании.
Судья Ди постучал, но, когда в дверях появилась дородная дама в черных одеждах из дамаста, первой с ней заговорила Гвоздика, спросив, нет ли свободной комнаты. Это означало, что именно она предложила гостю здесь побывать и, следовательно, могла рассчитывать на вознаграждение.
Хозяйка, приветливо улыбаясь, проводила их в небольшой приемный зал и пообещала предоставить лучшую комнату за три связки медных монет. Судья возмутился, и после долгих торгов сошлись на двух связках. Как только гость заплатил, хозяйка проводила их наверх в большую, богато обставленную спальню и удалилась.
— Это и впрямь лучшая комната в доме, — сказала Гвоздика. — Можешь не сомневаться, твоя знатная дама именно тут встречалась со своим дружком.
— Сейчас мы осмотрим ее! — кивнул судья.
— Погоди немного. Скоро хозяйка вернется сюда с чаем. Кстати, не забудь дать ей немного мелочи — здесь так принято. — Увидев, что судья собирается сесть за столик, она мимоходом обронила: — Не знаю, что ты задумал, но в любом случае нам стоило бы переодеться во что-нибудь полегче. Здесь у людей острый глаз, и они могут заподозрить неладное, если мы станем вести себя не так, как другие гости.
Подойдя к столику для притираний, Гвоздика сняла с себя куртку, платье и выскользнула из широких штанов. Судья Ди тоже переоделся в чистую белую рубаху из легкой шелковой ткани, приготовленную заранее и висевшую на лакированной вешалке у ложа. Совершенно голая Гвоздика стояла у столика с беззаботным видом, столь свойственным всем ее товаркам. Судью Ди поразило, как прекрасно девушка сложена, но, когда она наклонилась, стали видны тонкие белые шрамы, крест-накрест пересекавшие спину и бедра.
— Кто это так обошелся с тобой? — гневно спросил судья. — Тунлин?
— Нет, что ты, — безразличным тоном ответила Гвоздика. — Это случилось больше года назад. Меня продали на цветочную лодку не ребенком, а когда мне было уже шестнадцать, Я терпеть не могла эту работу, вот и получала кнутом то за одно, то за другое, но мне повезло: как-то раз появился Тунлин, влюбился и сказал хозяину, что хочет меня купить. Тот показал расписку на сорок серебряных монет, выданную моим отцом при продаже. — Гвоздика надела легкую рубаху и, завязывая шелковый пояс, с улыбкой продолжала:
— Потом хозяин начал подсчитывать другие расходы, которые якобы понес из-за меня, а Тунлии забрал у него бумагу со словами: «Ладно, договорились!» А когда хозяин спросил насчет денег, Тунлин грозно посмотрел на него и сказал: «Я же только что заплатил тебе, так ведь? Или ты хочешь сказать, что я лгу?» Видел бы ты кислую физиономию хозяина! Однако он выдавил из себя улыбку и, заикаясь, пробормотал: «Да, господин! Спасибо, господин!» — и Тунлин увел меня с собой. Мой хозяин понимал, что, если он пожалуется в свою гильдию или в суд, Тунлин придет к нему со своими людьми и разнесет весь дом. А я, конечно, была счастлива. Тунлин, безусловно, может показаться вспыльчивым и грубоватым, но в душе он добрый малый. Я не обращаю внимания на эти шрамы они знак моего ремесла, если можно так выразиться!
Слушая девушку, судья Ди выдвигал и рассматривал ящики для притирании.
— Ничего нет, — вздохнул он, — совсем ничего.
— А на что ты рассчитывал? — фыркнула Гвоздика, присаживаясь на край кровати. — Все, кто приходит сюда, очень осторожны и стараются не оставлять ничего такого, что могло бы их выдать. Гости понимают — содержатели таких домов иногда не прочь вытянуть немного денег у растяпы. По-моему, тебе лучше рассмотреть надписи на рисунках, что висят здесь, над кроватью. Я слыхала, их подписывают вымышленными именами, но ты ведь умеешь читать, значит, сможешь что-нибудь найти.
Вошла хозяйка с большим подносом, на котором стояли чашки, чайник и блюда со свежими фруктами и сластями. Судья протянул горсть медных монет, и женщина с вежливой улыбкой удалилась.
Гвоздика раздвинула занавеси и взошла на ложе. Судья снял шапочку, положил ее на чайный столик и сел, скрестив ноги, на безукоризненно чистый, набитый соломой тюфяк. Ложе напоминало крохотный домик: задняя и боковые стенки были сделаны из резного черного дерева, а крышку заменял балдахин. Встав на колени у дальней стены, Гвоздика принялась старательно засовывать заколку для волос в трещину между деревянными панелями.
— Что ты там делаешь? — полюбопытствовал судья.
— Закрываю щель, чтобы тайком не подглядывали, — усмехнулась девушка. — Я, правда, не думаю, что найдутся любители этого дела, но лучше чтобы они не знали, чем мы тут занимаемся.
Она села напротив судьи и откинулась на изголовье. Судья подумал, что сегодня он, несомненно, обрел много полезных знаний. До встречи со своей старшей женой, живя в столице, Ди иногда пользовался услугами дорогостоящих певичек, однако он совершенно не был знаком с обычаями простых зеленых теремов и понятия не имел, сколь низменные вкусы они удовлетворяют. Вскинув голову и поглаживая бороду, он стал один за другим изучать многочисленные рисунки и стихи в круглых или квадратных рамках, вставленные между деревянными панелями. Ложа супругов всегда украшают надписи и рисунки назидательного свойства, подчеркивающие важное значение брака со ссылками на добродетельных мужчин и женщин древности. Здесь же картинки носили более легкомысленный характер. Поэты, посещая такого рода дома, нередко развлекались, записывая импровизированные стихи или делая наброски. Самые лучшие образчики хозяева оставляли для украшения ложа, а когда те тускнели от времени, срывали их и заменяли новыми. Судья прочитал вслух четверостишие, написанное беглым почерком образованного человека:
Судья усмехнулся.
Остерегайся, чтоб врата,
Что в жизнь тебя впустили,
Не стали теми, что ведут
До времени к могиле.
— Грубовато, но, к сожалению, верно. — Внезапно взгляд Ди упал на другое стихотворение — из двух четверостишии, и он чуть не охнул от неожиданности. Первое было написано той же стремительной рукой художника, что и надпись на рисунке с лотосами, висевшем на стене в кабинете Лен Цяня. Второе же было дописано очень мелким и аккуратным почерком, свойственным девочкам из хороших семей. Судья медленно прочитал вслух первое четверостишие
Затем второе:
Как бурная, неугомонная река
Несет горсть хрупких лепестков
В стремительном потоке,
Так быстро мчатся прочь и дни, и ночи…
По старому обычаю, принятому в поэтической среде, мужчина писал первые строки, а женщина продолжала стихотворение таким образом, чтобы оно получилось цельным. Стихотворение, где упоминались опавшие лепестки и недолговечность земных радостен, явно намекало на запретную связь. Нищий описывал возлюбленного госпожи Тэн как хорошо одетого молодого человека с красными пятнами на щеках, но пятна эти появились не от чрезмерного увлечения вином, как подумал попрошайка, а свидетельствовали о долгой и мучительной болезни легких, которая и сгубила Лен Тэ. Склонность же молодого художника к изображению цветов лотоса стала дополнительным подтверждением догадки.
Так пусть плывут, не тронь тех лепестков —
Они умрут в руке твоей, хотя и нежной,
Погубишь этот знак мечты
Для двух других сердец влюбленных.
— Это стихотворение, видимо, написала госпожа Тэн и ее друг, — сказал судья Гвоздике.
— Я не совсем поняла, о чем оно, — ответила девушка, — но, по-моему, звучит очень грустно. А ты знаешь почерк ее любовника?
— Думаю, да, но даже если я угадал верно, это не поможет нам найти убийцу госпожи Тэн. Молодой человек, написавший первые строчки, умер. — Судья немного поразмыслил. — Тебе бы лучше спуститься вниз и попробовать получить от хозяйки подробное описание этой пары.
— По-моему, ты только и думаешь, как бы поскорее от меня избавиться, — рассердилась девушка. — Мог бы хоть еще немного потерпеть мое общество — нам ведь как-никак полагается изображать любовников.
— Прости, — виновато пробормотал судья Ди. Он не ожидал, что девушка окажется такой чувствительной и потом, она совершенно была права. — Никак не могу отделаться от невеселых мыслей, — поспешно добавил он, — но мне очень приятно с тобой. Может, стоит принести сюда этот поднос с чаем? Тогда мы сможем немного поесть, выпить и поболтать.
Гвоздика молча встала с ложа и тут же вернулась с подносом; поставив его на тюфяк, она неспешно наполнила чашки чаем и вдруг спросила:
— Ну что, небось доволен, снова оказавшись в настоящей постели, как дома?
— Что ты сказала? — встревожено воскликнул судья. — Дома? Ты ведь прекрасно знаешь, что у таких, как я, никакого дома не бывает!
— Да перестань ты городить чепуху! — с досадой отмахнулась Гвоздика. — Ты, конечно, здорово играешь свою роль и можешь не бояться, что Тунлин и его люди тебя раскусят, но не пытайся провести опытную женщину, особенно в постели!
— Что ты имеешь в виду? — удивился судья. Он был изрядно обеспокоен.
Наклонившись, Гвоздика распахнула его рубашку и, потрогав плечо, презрительно сморщила носик.
— Посмотри, какая гладкая кожа! Ежедневное купание, дорогие притирания… И ты хочешь, чтобы я поверила, будто твои волосы так блестят от дождя и ветра? Да, ты силен, но кожа твоя бела и без единого шрама. Эти мышцы ты нарастил, занимаясь борьбой и сражаясь на мечах с другими молодыми господами! А как небрежно ты обращаешься со мной? Ты, конечно, можешь считать, что я стою не дорого, но, позволь тебе заметить, ни один настоящий разбойник с большой дороги или какой-нибудь бродяга не сидел бы рядом со мной на кровати, спокойно попивая чай! Этим людям лишь в редчайших случаях выпадает возможность побыть с такой женщиной, как я. Даже будь у них очень серьезное дело, любой сгреб бы меня в охапку, как только я сняла штаны, а все остальное отложил на потом! Никто не позволил бы себе так пренебрегать мною, как ты, — ведь дома наверняка сидят четыре или пять послушных жен и наложниц, готовых ухаживать за тобой день и ночь, и спины их умащены благовониями, а не покрыты шрамами! Не знаю, кто ты и что ты, — мне на это плевать, но я не желаю, чтобы ты оскорблял меня своим надменным видом!
Судью Ди поразил этот внезапный всплеск негодования. Он даже не знал, что ответить, а девушка с горечью продолжала:
— Если ты не один из нас, зачем тогда явился подглядывать за нами? Зачем выведываешь тайны Тунлина — прекрасного человека, который полностью тебе доверяет? Чтобы потом шутить и смеяться над нами со своими людьми, да?
Слезы гнева выступили на ее глазах.
— Ты права, — спокойно ответил судья. — Я действительно играю роль, но, поверь мне, не для глупой похвальбы. Я чиновник, и мне поручено расследовать тяжкое преступление. Вы с Тунлином, сами того не подозревая, оказываете мне ту помощь, на которую я надеялся, взяв на себя эту роль. Ну а насчет того, что я — не один из вас, ты глубоко заблуждаешься. Я поклялся служить государству и народу, а это значит, служить старшей жене правителя уезда и тебе, государственному советнику и твоему Тунлину. Мы, ханьцы, — великий народ и принадлежим друг другу, Гвоздика. В этом — наша непреходящая слава, и именно это отличает нас, культурных людей Срединного государства, от грубых, неотесанных варваров остального мира, что ненавидят и пожирают друг друга, как звери. Теперь тебе ясно?
Немного успокоившись, девушка кивнула и вытерла лицо рукавом.
— И вот еще что, — добавил судья Ди. — Позволь тебя заверить, что ты — очень привлекательная женщина. У тебя красивое лицо и великолепная фигура. Не будь у меня сейчас столько неотложных дел, я почел бы зачесть оказать тебе должное внимание!
— Может быть, это и неправда, — мягко улыбнулась Гвоздика, — но все равно звучит красиво. Но у тебя усталый вид. Ложись, а я буду обмахивать тебя веером.
Ди вытянулся на мягком тюфяке. Девушка сбросила одежду, взяла пальмовый лист, висевший в углу, и принялась обмахивать им судью. Он сам не заметил, как погрузился в глубокий сон.
Проснувшись, судья Ди обнаружил — Гвоздика уже одета и стоит у кровати.
— Похоже, ты неплохо вздремнул, — рассмеялась она, — а я тем временем успела побеседовать с хозяйкой. Кстати, она очень щедро мне заплатила. И на эти деньги я куплю себе подарок от тебя!
— Долго я спал? — с тревогой осведомился судья.
— Пару часов. Между прочим, хозяйка сказала, что ты, видать, очень страстный любовник. А еще она подтвердила, что, как и говорил Плакса, пара, которая тебя интересует, приходила сюда два раза. Красивая и утонченная женщина — настоящая госпожа, молодой человек тоже явно из хорошей семьи, но он показался хозяйке не очень здоровым: сильно кашлял. Зато платил не торгуясь. Кроме того, по ее словам, за любовниками оба раза следили.
— Каким образом?
— Прямо в этом доме и в этой комнате! Едва парочка поднималась наверх, приходил какой-то человек и выкладывал кругленькую сумму, чтобы подсматривать за ними через дыру в стенке у ложа.
— Кто этот человек? — напряженно спросил судья.
— Думаешь, он представился? Хозяйка говорила, мужчина был высоким и худощавым, но лицо закутал платком до самых глаз, так что не разглядеть, да и бормотал вполголоса. Тем не менее она уверена: это человек образованный и ведет себя как большой начальник. Кстати, этот тип слегка прихрамывал.
Судья так и замер с одеждой в руках: это мог быть не кто иной, как советник Тэна Пань Юдэ. Медленно, с помощью Гвоздики судья оделся.
— Я глубоко признателен тебе за неоценимую помощь! Позволь предложить тебе…
— Сведения — бесплатно! — оборвала судью девушка. — Я не против когда-нибудь снова прийти сюда с тобой, во всяком случае, не сомневаюсь, что ты умеешь приятно провести время с женщиной, когда твоя головане занята другими вещами. Вот тогда заплатишь мне шестьдесят медных монет и еще сотню, если захочешь провести вместе всю ночь, — это моя обычная цена, когда я работаю не в «Огненной птице». — И с этими словами Гвоздика направилась к двери.
Поджидавшая внизу хозяйка заведения с подобострастным видом проводила их до крыльца.
На улице судья стал прощаться с девушкой:
— Мне сейчас нужно заглянуть в северный квартал. Увидимся за обедом.
Гвоздика, объяснив, как лучше добраться до северной дороги, зашагала в другую сторону.
Глава 12
На сей раз судья Ди вошел во владения судебной управы через парадный вход и, протянув одному из стражников вкупе с горсткой медяков красный визитный лист на имя торгового посредника Шэн Мо, попросил отнести его советнику Паню. Вскоре один из служащих проводил гостя через канцелярию в кабинет Пань Юдэ.
Советник отодвинул в сторону ворох документов, предложил судье сесть напротив и принялся наливать в две чашки чай из большого чайника, стоявшего на столе.
— Вы, конечно, слышали ужасную новость, господин Шэн? — взволнованно начал он. — Правитель уезда весь извелся от горя. Сказать по правде, я очень за него беспокоюсь. Представляете, сегодня утром правитель внезапно отправил в темницу менялу Лен Цяня, а ведь господин Лен — один из наших самых уважаемых граждан. Весь город только об этом и говорит! Надеюсь, правитель уезда знает, что делает… И вообще, сегодня все идет кувырком! Надо было делать вскрытие, но судебный лекарь отбыл из города, даже не предупредив нас! А ведь он всегда был таким исполнительным! — Старик, видимо вспомнив о хороших манерах, торопливо спросил: — Но вы, надеюсь, хорошо провели день, господин Шэн? Вы посетили храм городского божества? Правда, днем было довольно жарко, но…
— Я посетил другое, не менее любопытное место на второй улице слева от Западных ворот, — оборвал его судья Ди и пристально уставился на Паня, во лицо советника осталось бесстрастным.
— На второй улице? — переспросил он. — А, понимаю! Вы слегка перепутали, господин Шэн. Вы, конечно, имели в виду третью улицу! Да, этот древний буддийский храм и в самом деле весьма необычен. Он был основан триста лет назад индийским монахом, который…
Судья Ди дал советнику рассказать всю историю, ни разу не перебив его, и пришел к выводу, что, если это Пань следил за влюбленной парой, он, несомненно, был превосходным актером. Когда старик наконец завершил экскурс в историю, Ди вежливо заметил:
— Мне не следовало бы так злоупотреблять вашим временем. Из-за убийства госпожи Тэн вы, наверное, очень заняты. Удалось отыскать какие-нибудь улики?
— Мне об этом ничего не известно, — вздохнул Пань, — но, полагаю, правитель уезда осведомлен лучше. Господин Тэн лично занимается расследованием этого преступления, что, разумеется, можно понять, поскольку жертвой стала его собственная жена! Трагедия, ужасная трагедия, господин Шэн!
— Это очень грустная новость для всех друзей семьи, — проговорил судья Ди. — Ведь госпожа Тэн была поэтессой и, я думаю, занимала видное место в здешнем женском поэтическом кругу?
— Вижу, вы не слишком хорошо знаете семью Тэн! — с улыбкой покачал головой Пань. — Понимаете, они очень редко появлялись на людях. Правитель уезда, безусловно, исполнял все возложенные на него обязанности, но, кроме этого, больше нигде не бывал. У господина Тэна нет ни одного близкого друга среди местной знати. Он придерживается мнения, что правитель уезда обязан быть совершенно беспристрастными не иметь никаких привязанностей. Да и госпожа Тэн почти не выходила из дому. Разве что иногда гостила пo несколько дней у вдовой старшей сестры. Муж последней, богатый землевладелец, умер совсем молодым: ему было тридцать пять, а жене — тридцать. После его смерти вдове остался великолепный дом за Северными воротами. Кстати, тамошний воздух очень шел на пользу госпоже Тэн. Ее служанка говорила, что госпожа всегда возвращалась от сестры на редкость веселой и бодрой. Бедной женщине это было просто необходимо, потому что в последние две недели она чувствовала себя неважно — побледнела и совсем загрустила… И вот теперь она умерла!
Судья, как и подобало в таких случаях, вежливо помолчал, а затем попытался предпринять еще одно нападение.
Советник отодвинул в сторону ворох документов, предложил судье сесть напротив и принялся наливать в две чашки чай из большого чайника, стоявшего на столе.
— Вы, конечно, слышали ужасную новость, господин Шэн? — взволнованно начал он. — Правитель уезда весь извелся от горя. Сказать по правде, я очень за него беспокоюсь. Представляете, сегодня утром правитель внезапно отправил в темницу менялу Лен Цяня, а ведь господин Лен — один из наших самых уважаемых граждан. Весь город только об этом и говорит! Надеюсь, правитель уезда знает, что делает… И вообще, сегодня все идет кувырком! Надо было делать вскрытие, но судебный лекарь отбыл из города, даже не предупредив нас! А ведь он всегда был таким исполнительным! — Старик, видимо вспомнив о хороших манерах, торопливо спросил: — Но вы, надеюсь, хорошо провели день, господин Шэн? Вы посетили храм городского божества? Правда, днем было довольно жарко, но…
— Я посетил другое, не менее любопытное место на второй улице слева от Западных ворот, — оборвал его судья Ди и пристально уставился на Паня, во лицо советника осталось бесстрастным.
— На второй улице? — переспросил он. — А, понимаю! Вы слегка перепутали, господин Шэн. Вы, конечно, имели в виду третью улицу! Да, этот древний буддийский храм и в самом деле весьма необычен. Он был основан триста лет назад индийским монахом, который…
Судья Ди дал советнику рассказать всю историю, ни разу не перебив его, и пришел к выводу, что, если это Пань следил за влюбленной парой, он, несомненно, был превосходным актером. Когда старик наконец завершил экскурс в историю, Ди вежливо заметил:
— Мне не следовало бы так злоупотреблять вашим временем. Из-за убийства госпожи Тэн вы, наверное, очень заняты. Удалось отыскать какие-нибудь улики?
— Мне об этом ничего не известно, — вздохнул Пань, — но, полагаю, правитель уезда осведомлен лучше. Господин Тэн лично занимается расследованием этого преступления, что, разумеется, можно понять, поскольку жертвой стала его собственная жена! Трагедия, ужасная трагедия, господин Шэн!
— Это очень грустная новость для всех друзей семьи, — проговорил судья Ди. — Ведь госпожа Тэн была поэтессой и, я думаю, занимала видное место в здешнем женском поэтическом кругу?
— Вижу, вы не слишком хорошо знаете семью Тэн! — с улыбкой покачал головой Пань. — Понимаете, они очень редко появлялись на людях. Правитель уезда, безусловно, исполнял все возложенные на него обязанности, но, кроме этого, больше нигде не бывал. У господина Тэна нет ни одного близкого друга среди местной знати. Он придерживается мнения, что правитель уезда обязан быть совершенно беспристрастными не иметь никаких привязанностей. Да и госпожа Тэн почти не выходила из дому. Разве что иногда гостила пo несколько дней у вдовой старшей сестры. Муж последней, богатый землевладелец, умер совсем молодым: ему было тридцать пять, а жене — тридцать. После его смерти вдове остался великолепный дом за Северными воротами. Кстати, тамошний воздух очень шел на пользу госпоже Тэн. Ее служанка говорила, что госпожа всегда возвращалась от сестры на редкость веселой и бодрой. Бедной женщине это было просто необходимо, потому что в последние две недели она чувствовала себя неважно — побледнела и совсем загрустила… И вот теперь она умерла!
Судья, как и подобало в таких случаях, вежливо помолчал, а затем попытался предпринять еще одно нападение.