– Что на это скажешь, Мойши? – спросила девочка. – Что тебе какаято женщина, когда тебя здесь ждет такое богатство, только пожелай. На это ты можешь купить весь Алаарат!
   – Алаарат? – Он повернулся к ней. – Что ты знаешь об Искаиле?
   Но девочка исчезла. Вместо нее стояла женщина с головой ибиса. Ее роскошное тело было облачено в радужное платье из разноцветных перьев. Голова ее была бела как снег.
   – Идем, – сказала она, снова протягивая руку и ведя его наверх.
   На следующей площадке за другой дверью он увидел свой дом в Искаиле. а сзади, как раз за кухней, Санду и Йесу, явно о чемто спорящих, хотя слов он не слышал. Йеса ударил ее, и Санда резко отвернулась и побежала в ночь.
   – Что ты знаешь о моем доме? – спросил Мойши. – Как ты это устроила?
   Ибис кивнула и улыбнулась – нелегко улыбаться с птичьим лицом.
   – Такие видения со временем становится очень легко получать, ты просто удивишься, как легко.
   – Я и так уже удивлен. – Он окинул ее взглядом. – Прошлой ночью я видел сон.
   – О доме.
   – Да. О доме. Это твоя работа?
   – Каким образом? Это невозможно.
   – И все же ты знаешь о моем брате, о моей сестре Санде, о моем доме.
   – Да, знаю.
   – Откуда?
   – Как я и сказала, со временем это становится не так сложно. – Она повернулась и махнула рукой. Дверь распахнулась. – Идем.
   Они поднялись на вершину лестницы. Теперь они были уже близко к потолку атриума. Странная музыка тут звучала громче, с разными интонациями.
   – Что…
   Он теперь стоял перед высокой женщиной с кожей золотого цвета. Волосы – платиновая волна, глаза – огромные граненые рубины. Прозрачные сапфировые ногти. Полуоткрытые груди – опалы. Платье было платинового цвета, такой ткани ни одной ткачихе не соткать, а сандалии на низком каблуке были сделаны из шкурки снежного горностая. На ней был платиновый шлем, высокий, конический, украшенный рогами.
   – Я много где бывала. – Голос ее изменился, приобретя металлический призвук. Может, это был ее настоящий голос? Он не знал.
   Они вышли на узенькую галерею. Каменные перила высотой едва по колено отгораживали их от колодца главного зала. По украшенному статуями, перекрытому аркой коридору они вошли в нечто вроде гостиной. Каменный пол перед большой плюшевой тахтой и несколькими креслами с высокими спинками был застлан горностаевыми шкурками. За тахтой была стена, которая на три четверти выдавалась в комнату. Слева открывался ряд узких окон, за ними было темно.
   Войдя, она бросилась на тахту и вытянулась во весь рост.
   – Я бы предложила тебе поесть или выпить, – сказала она совершенно ровным голосом, – но, как ты видишь, здесь ничего нет.
   – Почему бы тебе не наколдовать? – Его левая рука лежала на рукояти меча.
   Женщина смущенно улыбнулась. Лицо ее блестело.
   – Забавное замечание. – Она приложила палец к губам. Он выглядел как драгоценный камешек. – Ты интересный человек. Хотелось бы мне получше с тобой познакомиться.
   Он невесело рассмеялся.
   – Вряд ли это выйдет. – Он присед на краешек тахты и протянул к ней руку.
   – Что ты делаешь?
   – Это все – настоящее? – Он обвел рукой комнату.
   – Такое же настоящее, как и все прочее, – серьезно сказала она. Но улыбка попрежнему играла на ее губах.
   – Но ты – нет.
   Она изобразила удивление.
   – Я? Я такая же настоящая, как и ты. Ну, прикоснись ко мне, если не веришь.
   Его рука застыла в воздухе.
   Она рассмеялась, закинув голову.
   – Ты несправедлив ко мне. – Она взяла руку Мойши и прижала ее к себе. Прижала пальцы его руки к своей груди. К его удивлению, та оказалась теплой и упругой – по крайней мере она была из плоти и крови. Он чувствовал биение ее сердца. – Ну, что теперь скажешь? – почти прошептала она. Она медленно стала продвигать его руку по кругу. Теперь он нащупал ее сосок.
   Он отдернул руку и встал. С высоты его роста ее глаза казались ему полузакрытыми, она томно посмотрела на него.
   – Почему ты так боишься показать мне свой истинный облик?
   – Боюсь? – сказала она. – Я ничего не боюсь.
   – Ты боишься правды, Сардоникс.
   – Мне нравится, как ты произносишь мое имя. – Она поднялась и встала рядом с ним. – Я тебе докажу, что не боюсь правды. Попроси меня о чемнибудь.
   – Где Офейя?
   – Здесь. Наверху.
   – Она жива?
   – Конечно.
   – Ты пытала ее?
   – Сударь мой, вы за кого меня принимаете?
   – Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос. Сардоникс криво усмехнулась.
   – Ну да. Я бы предпочла все же, чтобы ты ответил.
   – Что ты делала в Искаиле?
   – Ну, мои дела,как ты сказал, были теми же самыми, что и везде. Я торговала, заключала сделки…
   – Пиратствовала, – закончил за нее он.
   Она кивнула:
   – Верно, я пиратка. Профессия старинная.
   – И еще ты колдунья.
   Она рассмеялась.
   – Кто тебе сказал?
   – Я узнал это от одного… друга.
   Ее лицо окаменело. Голос стал режущеострым.
   – Не из Корруньи этот друг, часом?
   – Может быть.
   – И чего эта шлюха тебе наговорила обо мне?
   – Цуки хочет только, чтобы ты оставила ее в покое, – ровным голосом сказал Мойши.
   – Ей следовало подумать об этом намного раньше, друг мой. Теперь слишком поздно. Слишком.
   – Незачем…
   – Не будь дураком, – отрезала она. – Это тебе не идет. Она снова легла на тахту. – Я то, что я есть, – серьезно сказала она, слегка шевельнув бедрами, так что разрез на ее платье раскрылся, обнажая ноги.
   Он отвернулся, подошел к узкому, словно щель, окну и выглянул в него. Правда, смотреть было не на что. Он снова обернулся к ней. Сардоникс попрежнему лежала на тахте.
   – Откуда ты родом? – спросил Мойши. Она фыркнула.
   – Какая разница?
   – Я спросил, потому что мне это любопытно.
   – Вряд ли ты мне поверишь.
   – Ты же дала слово. Сардоникс, что станешь говорить мне только правду. Даже колдуньи должны иметь честь.
   – Хорошо. – Она кивнула. – Я не так отличаюсь от тебя, как ты думаешь. – Она глубоко вздохнула, и он увидел, как ее полная грудь натянула платиновую ткань платья. – Я родилась в стране Адем.
   – Адем, – задумчиво произнес он. – К югу от Искаиля. Наши старинные враги.
   – Эти две страны имеют границу, – сказала она. – Но я родилась в горах. Далеко от границы. Когда я была совсем маленькой, мои родителибедняки продали меня в рабство. – Она пожала плечами. – Обычное дело среди этого народа. – Он отметил, что она не сказала – «моего народа». – Меня продали одному мужчине. Купцу. Такому богатому, что ему не было нужды работать в течение многих сезонов. Этим занимались другие. У него была куча свободного времени, и он умирал от скуки. Тогда он стал покупать женщин – точнее, девочек. Думаю, женщиныдля него звучало слишком громко. – Она вытянулась, заложила руки за голову. Возбуждающий жест, поскольку ее груди выпятились еще сильнее. – Ему нравилось связывать меня. Затем он бил меня, пока… Не станем вдаваться в подробности. Ты сам можешь представить себе, что было потом. Достаточно сказать, что это было… очень неприятно. – Она улыбнулась. – Поначалу, конечно, я не сопротивлялась. Как я уже говорила, рабство в этой стране – норма.
   – Искаильтяне прекрасно знают об этом, Сардоникс.
   – Да. Конечно, ты прав. Искаильтяне восстали, сбросили цепи и покинули Адем.
   – С помощью Господа.
   – Бога Искаиля. – Она многозначительно посмотрела на него. – Я так вам завидую. – Он не знал, что она имеет в виду – свободу ли, веру ли? Может, и то, и другое. – Через некоторое время, однако, – продолжала она, – я поняла, что слишком себя уважаю, чтобы позволять ему продолжать делать это со мной. И в те дни, когда он играл с другими своими игрушками, я искала то, что мне было нужно. Както ночью, когда он сделал свое дело и, довольный, храпел рядом со мной, я достала четыре локтя крепкой пеньковой веревки, которую тайком припрятала, и привязала его за руки и за ноги к бронзовым столбикам кровати. Он чутко спал, и если бы я не была осторожна, он проснулся бы. Когда я закончила, я сняла с него штаны его шелковой пижамы и… начала свое дело. – Она остановилась, посмотрела на него. – Я не слишком подробно?..
   – Продолжай, – только и сказал Мойши.
   – Конечно же, он проснулся от переполнявшего его удовольствия. Он открыл глаза и уставился на меня. «Еще, – властно сказал он. – Продолжай, продолжай. Я не думал, что ты так в этом искусна». – Она улыбнулась. – Он и не знал, насколько он прав. Я пустила в ход зубы. – Она стряхнула невидимую пылинку со своего золотого бедра. – Думаю, под конец он утонул в собственной крови.
   Мойши смотрел на нее, словно граненые рубины ее глаз могли ему поведать то, о чем не сказал ее голос.
   – Я сбежала в горы, – сказала она. – Там был мой дом, и там я чувствовала себя в безопасности.
   – А затем, – насмешливо сказал Мойши. – ты встретила старуху, жившую далеко от всего мира, которая обучила тебя колдовству.
   Она рассмеялась.
   – У тебя есть чувство юмора. Но это же из детских сказок. Ничего такого на самом деле не было. Меня нашли и схватили. – Она пожала плечами. – Может, это было благом – я умирала от голода, я была вся обожжена солнцем. Мало что от меня оставалось. – Она села, положив руки на колени, словно застенчивая девственница. Разрез платья какимто образом закрылся. – Меня бросили в каменный мешок и оставили там гнить. – Она снова рассмеялась. – Думаю, это было недалеко от истины. Но я не могу чересчур жаловаться на судьбу. Меня каждый день поили и кормили. И никто мне не надоедал. Пока я не оправилась, все было в порядке. Но потом я захотела оттуда выбраться.
   – И ты выбралась, – сказал он.
   – Конечно, – ответила она. – И вот я здесь.
   – И как же ты сбежала?
   – Взятку дала, – улыбнулась она. – Своим телом. – Вряд ли все можно объяснить только этим.
   – Конечно. Но ты ведь не ждешь, что девушка выдаст тебе все свои тайны? По крайней мере, не сразу. – Глаза ее сверкнули. – А мы толькотолько встретились. – Она встала. – Теперь извини, я должна на минутку тебя оставить. – Она коснулась его запястья. – Будь хорошим мальчиком и не уходи. Тут опасно. – Она отвернулась, обошла ту стену, что была слева, и исчезла в темноте.
   Некоторое время он стоял на месте, прислушиваясь к песне Мистраля. Затем, будто вдруг приняв решение, повернулся и последовал за ней.
   Он повернул за угол.
   Там не было света. Впечатление было такое, словно он шел по мелкому морю и внезапно шагнул в глубину. Он повернул было назад, но ничего не увидел. Ни стены, ни окон. Он вытянул руку, пытаясь хоть чтонибудь нащупать. Пустота.
   Он услышал смех у себя за спиной и обернулся. Там стоял Хелльстурм, уперев руку в выставленное вперед бедро и безразлично глядя на него. Он поднял другую руку и поманил Мойши к себе.
   «Что это? – подумал Мойши. – Очередная иллюзия? Или… – Холод прошел по всему его телу. – Неужели я сражался в лесу с иллюзией?»
   Он бросился на Хелльстурма, и высокий тудеск побежал от него, его ни с чем не сравнимый животный смех булькающим эхом отдавался от стен. Мойши выхватил меч, ударил его, развалил его пополам. Но когда он глянул на труп, он увидел вместо Хелльстурма Офейю, и пока он в ужасе пялился на тело, оно черной змеей уползло во мрак.
   Тогда он все понял и, сунув меч в ножны, стал спокойно ждать, не двигаясь с места. Через некоторое время он услышал стук сандалий и ощутил прикосновение руки Сардоникс, твердое и холодное. Она повела его за собой.
   Он снова очутился в гостиной.
   – Я же велела тебе ждать здесь.
   – Что это за место?
   – Комната. Всего лишь комната.
   – Комната, чтобы колдовством вызывать видения?
   – Вернее, сны. – Она пожата плечами.
   – Стало быть, он мертв.
   – Хелльстурм? – засмеялась она. – Бог мой, надеюсь, что да. После того, что ты сделал с ним. – Она улыбнулась. – Благодарю тебя за это.
   Он скептически глянул на нее.
   – Извините, госпожа, если я ошибаюсь, но, насколько я понимаю, этот демон работает на вас.
   – Вернее сказать, работал, – ровно поправила она. – Он сделал свое дело. Его полезность сошла на нет, когда он связался с этой сучкой из Корруньи. Он не стоил тех неприятностей, которые стал причинять. Нет, он пережил свою полезность и все равно умер бы, как только переступил бы порог Мистраля. К счастью, он так до него и не добрался.
   – Тогда я в награду заберу Офейю.
   Она рассмеялась, и золотая богиня исчезла. Вместо нее перед ним была женщина с плоским лицом и высокими скулами. Медные волосы закрывали всю спину, а глаза были как кобальтовосиние пятна. Кожа у нее была гладкой и золотистой, как у женщин Искаиля и Адема. На ней была зеркальная кираса, поверх – старый кожаный камзол. Мягкие облегающие штаны из черной оленьей кожи, заправленные в охотничьи сапоги выше колен. Низко на бедрах лежал узкий кожаный пояс, на котором висел длинный охотничий нож в ножнах. Она была на удивление маленькой.
   – Значит, наконец это истинная Сардоникс?
   – Если пожелаешь.
   – Ты прямотаки воплощенная неожиданность.
   – Не больше, чем любая женщина.
   – Может, покончим с этим? – резко сказал он. Он шатнул к ней, и глаза ее стати настороженными.
   – Покончить с чем?
   – Кончим дурить голову деревенскому парню.
   На мгновение лицо ее помрачнело, словно он попал в самую точку, но, когда она заговорила, голос ее был очень тихим.
   – Я не хотела этого.
   – У меня создалось такое впечатление.
   – Извини. Я и правда не хотела.
   Он ничего не сказал, хотя и подозревал, что она ждала от него какогонибудь подтверждения, даже нуждалась в нем. Но, возможно, он просто воображал себе все это. Да зачем ей волноваться, что он там себе думает?
   – Я хочу Офейю.
   – А меня? – спросила она. – Меня ты не хочешь?
   – Это было бы слишком просто. Разве ты такова?
   – Это не имеет значения, – тихо сказала она, касаясь его руки. – Я могу быть тем, чем ты пожелаешь.
   – И Сандой? Она стала Сандой.
   – Да.
   – И Эленой? Она стала Эленой.
   – Да.
   – И Цуки?
   После небольшого замешательства перед ним предстала Цуки.
   – Даже ею.
   – Это уже слишком много, – сказал он. – Или слишком мало.
   Она снова стала женщиной с медными волосами.
   – Я опасалась, что ты скажешь чтото в этом роде, – с разочарованным видом протянула она. – Это слишком для твоей крови.
   – Может, в другой раз…
   – В другом месте.
   – Кто знает? Она улыбнулась.
   – Иди куда шел. Там есть однаединственная лестница, которая ведет на верхний этаж. Там Офейя. И та буджунка тоже.
   – Стало быть, здесь мы разобрались, – сказал он, положив руку на рукоять меча. – Ты не станешь мешать нашему отъезду?
   Она покачала медноволосой головой:
   – Нет. Не сейчас. Можете уходить, когда вам заблагорассудится. – Она стояла у окна. Теперь она снова отступила во мрак и растаяла в нем. – Прощай, Мойши АннайНин из Искаиля.
 
   Он пошел туда почти сразу. Он знал, что не было смысла следовать за ней. Только она умела повелевать тем, что лежало во тьме. Так что незачем было тратить время.
   Наверху он сначала увидел Чиизаи. Она опиралась на лежащую фигуру, но, как только увидела его, выпрямилась.
   – Мойши! – облегченно воскликнула она. – Хвала богам! Ты невредим. Я не знала, что с тобой приключилось. Как только я перешагнула через порог, я… я вдруг очутилась в полнейшей тьме. И вдруг оказалась здесь. Где…
   – Я был с Сардоникс, – ответил он, ожидая ее расспросов.
   – Значит, ты ее одолел, – радостно сказала она. – Стало быть, нечего тревожиться насчет Огненной Маски.
   – Огненной Маски? – нахмурился Мойши. – Я совсем забыл об этом. – Как он мог забыть о такой важной вещи?
   Чиизаи вцепилась в него:
   – Мойши, где она? Что случилось с Сардоникс? Он проскользнул за ней, упал на колени.
   – Сейчас меня больше тревожит состояние Офейи. – Она была бледной, измученной, под глазами были синие круги, похожие на огромные синяки. Он подсунул руку под ее голову и приподнял. – Офейя, – тихо, но настойчиво повторял он. – Офейя. Чиизаи стояла рядом.
   – Мойши, где Сардоникс?
   – Ушла, – сказал он, думая сейчас только об Офейе. – Не знаю куда. Да какая разница!
   Офейя открыла глаза. Поначалу она ничего не понимала, но затем взгляд ее стал осмысленным, и она узнала его.
   – Мойши, – еле слышно прошептала она.
   – Я здесь, Офейя.
   – Она сказала мне, что ты мертв. Сказала, что Хелльстурм… – Глаза ее наполнились слезами.
   – Все в порядке, – успокоил ее Мойши. – Я здесь. Все будет хорошо.
   Но Офейя продолжала всхлипывать.
   – Нет, ты не понимаешь. Все будет очень плохо. Когда она пришла ко мне и сказала… сказала, что ты мертв, я потеряла всякую надежду. – Она смотрела на него умоляющими глазами. – Мойши, я рассказала ей. То, что я знала. Она теперь знает… знает…
   Вот, значит, куда она отправилась, подумал Мойши.
   – Теперь она добудет Огненную Маску, – голосом, подобным звону тяжелых колоколов, произнесла Чиизаи. – И она намерена ею воспользоваться.

ОПАЛОВАЯ ЛУНА

   Он остановил луму у начала стенных плоскогорий, проклиная себя за то, что попался на уловку Сардоникс. Но, как ни странно, он не держал на нее зла. Она же не обманывала его. Ее план был достаточно прост, и у него была прекрасная возможность все понять, но его мысли блуждали в другом месте.
   Но он мало чем мог сейчас помочь Офейе, и, хотя Мойши хотел оставить Чиизаи с далузийкой, он все же уважил ее просьбу и позволил сопровождать его.
   – Гляди, – сказала она, – я была права.
   Мойши поднял взгляд. Луна стояла высоко и была полной – совершенно невозможное дело, поскольку прошлой ночью она была лишь узким серпиком, – и теперь она не казалась плоской. Она была круглой, как мяч, более всего напоминая око великана, серебрянорозовоизумрудноголубое, подмигивающее ему с небес. Он опустил глаза и посмотрел на Чиизаи. Лицо ее было мрачным. Она кивнула:
   – Легенда жива, Мойши. Времени осталось мало. Только бледные звезды, подавленные пугающим светом опаловой луны, указывали им путь сквозь опасные степи и дальше, через огромные горы, нависавшие над ними, черные, как оникс, на фоне опоясывающего небо моря звезд.
   Один раз они услышали вой, от которого их лумы задрожали, и задрожала ночь. Лумы, эти обычно бесстрашные животные, зафыркали и попятились в ужасе. Но вой больше не повторился, и они помчались галопом вперед по степи, пока не добрались до ступенчатого глинистого склона горы и, посмотрев вверх, не увидели вспышку света, на миг осветившего острый уступ метрах в сорока над ними. Свет вспыхнул снова, затем погас.
   – Быстрее, – спешиваясь, проговорила Чиизаи. Слева они обнаружили подобие тропинки и, как могли, быстро стали подниматься по каменистому склону. Почти перед самым уступом Мойши остановился и прошептал Чиизаи на ухо:
   – Пусти меня вперед. Она будет ждать меня. Если мне удается ее отвлечь…
   Чиизаи кивнула, и они продолжили подъем.
   Когда они достигли уступа, снова вспыхнул свет, и он окликнул колдунью, опасаясь, что уже поздно. Если она надела маску, то уже никто ничего не сможет сделать.
   – Сардоникс! – позвал он. Голос его гулко отдавался от склонов гор, словно смеялся над ним. – Мы должны довершить нашу сделку. Я передумал! – Он сказал бы что угодно, только бы хоть на мгновение остановить ее.
   Он поднялся на уступ, и тут снова вспыхнул свет. На сей раз он увидел ее черным как ночь силуэтом и рванулся вперед, пересекая ее черную тень, окликая ее снова и снова.
   – Слишком поздно, искаильтянин. Увы, слишком поздно.
   Чтото странное звучало в ее голосе. Он подошел поближе. Она обернулась, и у него дух перехватило от ужаса. Он почувствовал, как все сознание его вопит: прочь отсюда, беги, пока можешь!
   На ней была Огненная Маска.
   Ужасная, мерзкая, воплощенная чудовищность. Это была даже не горгулья – человек не мог вообразить себе такого, настолько это было чуждым. Его мозг с трудом воспринимал то, что видели его глаза. Казалось, маска сделана из какогото отполированного до блеска материала, и именно он сейчас вспыхивал в лунном свете. Однако Сардоникс все еще стояла на уступе. За ней он видел пугающе черный зев пещеры, который, вне сомнения, и был Оком Времени. Почему она медлила? Ведь она наверняка знала, что ни один смертный не последует за ней, раз она надела Огненную Маску.
   – Я надеялась, что мы не так встретимся, – спокойно сказала она. Маска слегка искажала ее голос. – Подругому, Мойши. Я не хотела быть против тебя. Совсем наоборот.
   – Не понимаю, почему мне это не льстит, – сказал он, приближаясь к ней. Он уже наполовину вынул меч из ножен. И все же ему не хотелось обнажать его.
   – Смеешься, – печально проговорила она. – Я не заслуживаю твоего презрения.
   – Тебе что, богатства не хватало? С твоимто… даром?
   Она хрипло рассмеялась.
   – Богатство – полнейшая иллюзия. Я знаю правду лучше, нежели ктолибо. Мое богатство ничего, кроме горя, мне не принесло.
   – А чего же ты хотела, сидя взаперти в Мистрале? Тебя ждет целый мир!
   – Мир, – фыркнула она, – ничего от меня не хочет. Люди загнали меня в Мистраль, Мойши. Разве ты не знал? Разве твоя подружка, эта шлюха из Корруньи, не рассказывала тебе обо мне?
   – Я ничего об этом не знаю.
   – Сейчас мне недосуг рассказывать. – Она сделала шаг к зеву пещеры.
   Металл прошелестел в ночи – Мойши обнажил меч.
   – Не становись на моем пути, Мойши. Прошу тебя.
   – Я не могу позволить тебе войти, Сардоникс. – Он поднял меч.
   – Аа… – мягко проговорила она. – Вот и окончательное решение.
   – У тебя твой путь, у меня – мой.
   – Как верно! – сказала она. И подняла руки.
   Он отпрыгнул. Сердце его бешено заколотилось – перед ним была уже не Сардоникс, а тварь из бредовых видений больного. Она взмахнула кожистыми крыльями и открыла чересчур человеческий рот, обнажив ряд нефритовых зубов, острых, как обоюдоострые мечи. Она издала леденящий душу нечеловеческий вопль, и он ощутил, как холодный пот высыпал бисеринками на его лице. Волосы на затылке встали дыбом.
   Перед ним был гигантский человекнетопырь из далузийских преданий. Из каких адских глубин Сардоникс призвала его?

ДИАВОЛ, ВЛАДЫКА ПРЕИСПОДНЕЙ

   Чиизаи стояла рядом с ним. Меч ее был обнажен, но она сказала ему:
   – Это всего лишь иллюзия, Мойши. Такая тварь просто не может существовать!
   Он покачан головой:
   – Иллюзия или нет, Чиизаи, но он достаточно веществен, и…
   – Я не верю! – Она бросилась мимо него по уступу прямо к диаволу.
   – Стой! – крикнул Мойши, но она пропустила его вопль мимо ушей.
   Тварь заверещала и подпрыгнула на метр в воздух, осторожно взмахивая крыльями, чтобы не задеть скалу. Жуткий скользящий звук отразился от шероховатой поверхности скалы и усилился, заполнив ночь, как вой демона. Диавол поднял ороговевшие задние четырехпалые лапы с кривыми когтями и бросился на Чиизаи. Дайкатана рассекла низ густо покрытого шерстью тела. Тварь снова взвизгнула, нефритовые зубы блеснули в свете опаловой лупы, и когти метнулись к Чиизаи. Она снова взмахнула дайкатаной, но тварь была слитком сильна, когти размазанным пятном сверкнули в воздухе и вонзились в левое плечо девушки. Она попыталась откатиться, но тварь словно крючком пронзила ее плоть. И все же Чиизаи отбивалась свободной рукой, иее клинок вновь и вновь вонзался в косматое тело.
   Чиизаи поняла, что ей нужно сделать, но никак не могла принять нужное положение, захваченная там, где была. Но Мойши тоже это понял. Он подбежал к хлопающей крыльями гадине, поднял меч над головой и нанес улар сверху вниз, распоров серый хрящ правого крыла твари. Оно разорвалось, как парусина, и тварь, закрутившись, рухнула на скалу, утратив на мгновение равновесие, с воплем полетела вниз.
   Мойши закашлялся от пыли и. снова размахнувшись, отрубил основной хрящ от верхней части крыла. Тело диавола содрогнулось, он забил крылом, словно пытаясь найти опору в воздухе, и Чиизаи швырнуло о скальный выступ. Меч вылетел из ее руки, и Мойши бросился к ней. Сначала он бросил меч в тварь, увидел, как тот отскочил от костистой груди и со звоном упал на уступ. Глупо. Но сейчас он думал только о Чиизаи. Он подхватил ее рукой, другой вырывая из ее тела увязшие когти.
   Освободив девушку, он уложил ее на камни и повернулся к диаволу. Тварь все еще хлопала бесполезным обрубком, стараясь взлететь.
   Мойши хорошо рассчитал время и, когда диавол приблизился к нему, прыгнул ему на спину. Выхватив один из своих кинжалов, он перерезал твари глотку. Та взвыла и подняла воздух тонкой струей блестящей сухой пыли, располосовав небо так высоко, словно, того гляди, схватит опаловую луну и собьет ее вниз.
   Диавол начал косо падать, страшно быстро падать. Ударился о скалу – раз, другой. При третьем ударе Мойши кувырком слетел у него со спины, бросился вперед всем телом и уцепился за край уступа. Так он и висел там, раскачиваясь, цепляясь за скалу ногтями. Пальцы скользили, по спине ползли мурашки, ночной воздух дрожал от предсмертных бешеных метаний диавола, который все еще двигался, судорожно дергал крыльями, как бабочка на булавке, кружа все ниже и ниже, даже в час смерти не желая уступать своей власти над воздухом.