Страница:
– Она уехала, Мойши. Далеко, очень далеко. Однажды она словно растворилась в воздухе. Я искал по всему порту, расспрашивал всех, но никто ее не видел. Если она и уплыла на какомто корабле, то никто не знал куда.
– Она так и не вернулась?
– Нет, – ответил Коссори. – Не вернулась. – Он сунул руку за пояс. – Она оставила мне это. – Он вынул промасленный чехольчик, из которого достал флейту из эбенового дерева с серебром.
– Ее флейта!
– Да. И, конечно, коппо.Она была мастером. И прекрасным учителем. Теперь я знаю, как рукой ломать кости. Некоторые верят, что это искусство чародейское. Конечно, это неправда. Ну, ты сам знаешь. Я научил тебя основам защиты. Как ты сам понимаешь, это куда легче усвоить, чем приемы нападения. Но есть коечто, я уверен, чего ты незнаешь, поскольку мы не говорили об этом. Коппона три четверти искусство духовное. Это собирание внутренней энергии и направление ее уже с помощью физической силы. – Он поднял вверх раскрытые ладони.
– Ты когданибудь сражался с мастером коппо? –спросил Мойши. – То есть с настоящим врагом, а не с учителем.
Коссори усмехнулся.
– Нет. И сомневаюсь, что когданибудь придется. В мире очень мало мастеров коппо.Традициято древняя, но окутана таким покровом тайны, что трудно отыскать человека, который хотя бы слышал об этом, не то чтобы занимался.
– Но если бы, – настаивал Мойши, – если бы ты столкнулся с мастером, ну, предположим, что это случилось – что тогда? – Задавая вопрос, он сам не понимал, что заставляет его спрашивать.
Коссори пожал плечами, задумался.
– Честно говоря, не знаю. Правда, сомневаюсь, что исход решит сила. Победить мастера коппоможно только хитростью. И, конечно, быстротой. Думаю, такие поединки, даже если сражаются мастера, очень коротки. Внезапность – одно из мощнейших приемов коппо,исход поединка практически предопределен еще до начала. Но под хитростью я подразумеваю то, что противник может найти способ нарушить собранность своего соперника. Хватит и доли секунды. И если человек с этим не справится, то вряд ли он переживет схватку. Понимаешь ли, силу коппозачастую называют мицоноцуки, или «лунанаводе». Поверхность реки отражает лунный свет, пока небо чисто. Но как только луну закроет облако, свет исчезает и побеждает тьма. – Он рассмеялся и хлопнул Мойши по спине. – Ты чего так задумался, дружище? Нечего бояться. Единственный мастер коппо,с которым ты можешь встретиться, не причинит тебе зла.
Но Мойши не улыбнулся в ответ, поскольку его мысли были далеко. Чтото в рассказе Коссори – не то слово, не то фраза – вызвало в памяти забытое мгновение из его недавнего сна. Свет и тьма. Это было както связано с ним. И тут он воскликнул, схватив Коссори за руки.
– Я понял! – кричал он. – Я понял, Коссори, нынешний сон! Он и вправду пытался рассказать мне о чемто. Во сне мне снова привиделось то мгновение, когда мы нашли труп. И плевать, что на самом деле мы его нашли днем. А во сне была ночь. Рисунок светабыл тем же. Пятна света не давали мне как следует осознать то, что я увидел. – Коссори непонимающе смотрел на него. – Не понимаешь? Мои глаза и мой разум собрали все детали, все это отложилось в памяти. Просто я не сумел все это связать наяву. Вот почему меня осенило во сне!
– И что же тебя осенило?
– Этот человек из Кинтая, – возбужденно выпалил Мойши, – похоже, был убит мастером коппо.
АРЕНА ДУШ
ОФЕЙЯ
– Она так и не вернулась?
– Нет, – ответил Коссори. – Не вернулась. – Он сунул руку за пояс. – Она оставила мне это. – Он вынул промасленный чехольчик, из которого достал флейту из эбенового дерева с серебром.
– Ее флейта!
– Да. И, конечно, коппо.Она была мастером. И прекрасным учителем. Теперь я знаю, как рукой ломать кости. Некоторые верят, что это искусство чародейское. Конечно, это неправда. Ну, ты сам знаешь. Я научил тебя основам защиты. Как ты сам понимаешь, это куда легче усвоить, чем приемы нападения. Но есть коечто, я уверен, чего ты незнаешь, поскольку мы не говорили об этом. Коппона три четверти искусство духовное. Это собирание внутренней энергии и направление ее уже с помощью физической силы. – Он поднял вверх раскрытые ладони.
– Ты когданибудь сражался с мастером коппо? –спросил Мойши. – То есть с настоящим врагом, а не с учителем.
Коссори усмехнулся.
– Нет. И сомневаюсь, что когданибудь придется. В мире очень мало мастеров коппо.Традициято древняя, но окутана таким покровом тайны, что трудно отыскать человека, который хотя бы слышал об этом, не то чтобы занимался.
– Но если бы, – настаивал Мойши, – если бы ты столкнулся с мастером, ну, предположим, что это случилось – что тогда? – Задавая вопрос, он сам не понимал, что заставляет его спрашивать.
Коссори пожал плечами, задумался.
– Честно говоря, не знаю. Правда, сомневаюсь, что исход решит сила. Победить мастера коппоможно только хитростью. И, конечно, быстротой. Думаю, такие поединки, даже если сражаются мастера, очень коротки. Внезапность – одно из мощнейших приемов коппо,исход поединка практически предопределен еще до начала. Но под хитростью я подразумеваю то, что противник может найти способ нарушить собранность своего соперника. Хватит и доли секунды. И если человек с этим не справится, то вряд ли он переживет схватку. Понимаешь ли, силу коппозачастую называют мицоноцуки, или «лунанаводе». Поверхность реки отражает лунный свет, пока небо чисто. Но как только луну закроет облако, свет исчезает и побеждает тьма. – Он рассмеялся и хлопнул Мойши по спине. – Ты чего так задумался, дружище? Нечего бояться. Единственный мастер коппо,с которым ты можешь встретиться, не причинит тебе зла.
Но Мойши не улыбнулся в ответ, поскольку его мысли были далеко. Чтото в рассказе Коссори – не то слово, не то фраза – вызвало в памяти забытое мгновение из его недавнего сна. Свет и тьма. Это было както связано с ним. И тут он воскликнул, схватив Коссори за руки.
– Я понял! – кричал он. – Я понял, Коссори, нынешний сон! Он и вправду пытался рассказать мне о чемто. Во сне мне снова привиделось то мгновение, когда мы нашли труп. И плевать, что на самом деле мы его нашли днем. А во сне была ночь. Рисунок светабыл тем же. Пятна света не давали мне как следует осознать то, что я увидел. – Коссори непонимающе смотрел на него. – Не понимаешь? Мои глаза и мой разум собрали все детали, все это отложилось в памяти. Просто я не сумел все это связать наяву. Вот почему меня осенило во сне!
– И что же тебя осенило?
– Этот человек из Кинтая, – возбужденно выпалил Мойши, – похоже, был убит мастером коппо.
АРЕНА ДУШ
Потрепанные шатры были составлены пятиконечной звездой. Некогда они, несомненно, были яркими, но пески и солнце, дождь и снег смыли узоры, и теперь они были почти неразличимы.
Чадные факелы, воткнутые в деревянные пилястры, окружали шатры неровным кольцом. Дерево было старое, роспись и лак стерлись, само дерево было отполировано до блеска. Пилястры изображали свирепых воинов с огромными курчавыми бородами и грозными лицами, с кольцами в носу; русалок с чешуйчатыми рыбьими хвостами, обвивающимися вокруг тел, с нагими человеческими торсами, ракушками и улитками в длинных волнистых волосах; воительниц в изукрашенных нагрудных латах и поножах, с копьями в мозолистых руках.
Все вместе это казалось какимто пошлым отжившим свое карнавалом, старающимся уцелеть среди перемен.
Наконец они вышли с улицы Голубых Миражей – улицы лавочек с разными изысками – и погрузились в непроглядную тьму аллеи.
– Наверное, ты ошибаешься, дружище, – сказал ему Коссори. – То, о чем ты рассказал мне, что сделали с сердцем того несчастного, явно не коппо,а какаято страшная, извращенная пытка, и откуда все это взялось, мне непонятно.
– Я не о сердце. Коссори, а скорее о том, что сделали с телом. Может, хоть посмотришь на труп?
– Да, конечно. Но я сомневаюсь, что твои догадки подтвердятся. – Он покачал головой. – Может, я всетаки за чемнибудь другим тебе понадоблюсь? Пускай твой приятель регент разбирается с этим кинтайцем.
– Нет, – твердо ответил Мойши. – Я хочу разобраться с этим сейчас, и, кроме прочего, я обещал Эранту. – Впереди замаячили точечки света, аллея почти кончилась, и он положил руку на плечо друга, останавливая его. – Я тут вспомнил. Эрант не обсуждал со мной Шариду. Что это такое на самом деле? Я думал, что это просто еще один невольничий рынок, которые так и расползаются по городу.
– Ну, если бы так, то зачем держать в тайне его постоянно меняющееся местоположение или открывать торги, лишь когда луна заходит, в ту пору, которое называют ночным мраком?
– Он незаконен.
– Да, незаконен, – рассмеялся Коссори. – Как все в Шаангсее.
– Эрант сказал, что собирается уничтожить Шариду.
– Ну, боги ему навстречу. – Коссори глубоко вздохнул, глотнув ночною воздуха. – И до него пытались. Даже зеленые. Это невозможно. Лучше забыть о его существовании, нежели пытаться уничтожить его.
– Но почему это так сложно? Вот ты же знаешь, где он этой ночью находится. Остальные тоже наверняка знают.
– Точно. В конце концов, именно это и обеспечивает существование Шариды.
– Это звучит както противоречиво…
– Знаешь, дружище, дело не в том, сколько народузнает о существовании Шариды, а, скорее, ктоэти люди. – Он показал вперед, и они снова пошли. – Идем. Я покажу тебе, что имею в виду.
Итак, они вышли на площадь Отлива – странное название, если учесть, как далеко от моря они находились. Когдато, наверное, здесь строили модные дома. Но уже много лет они стояли заброшенные, разваливались и гнили, пока не стали совсем непригодными для жилья. Остатки кирпичных и деревянных стен, все в извести и пыли, торчали среди развалин, как обломки сгнивших зубов во рту у старика.
И посреди них колыхались шатры Шариды.
Пусть эти временные сооружения казались грубыми и залатанными, но они были прекрасным практическим решением при полутайном существовании этого рынка. Теперь Мойши ясно видел, что шатры сделаны так, чтобы свернуть их в одну минуту. Для Шариды была явным преимуществом возможность исчезнуть как можно быстрее.
Потрепанные палатки резко контрастировали с теми, кто населял Шариду. Почти все они были закутаны в темные безликие плащи. Но в теплых шатрах им приходилось приоткрывать их, и Мойши с изумлением увидел, что все они, и мужчины, и женщины, были из самых богатых слоев города.
– Только они могут позволить себе посещать Шариду. – сказал ему Коссори. – Теперь понимаешь, почему Шарида практически неуязвим для любого закона? Сами посетители заботятся об этом.
Мойши исподтишка оглядел самый большой шатер – центральный. Наверное, здесь столько золота, серебра и драгоценностей, что хватило бы прокормить и одеть всех кубару Шаангсея, включая тех, что жили на тасстанах в гавани, и не один год.
– Но что здесь есть такого, – спросил он, – чего они не могут получить на легальных невольничьих рынках?
– Шарида – это рынок, подобного которому нет в мире. – Бронзовый свет факела играл на темной коже Коссори, плясал в его задумчивых глазах. – Здесь продают только самых красивых мужчин и женщин, молодых и совершенно здоровых. И покупают их только для одного.
– Для утех?
– Для смерти.
Какоето время Мойши не мог ничего сказать, глаза его метались по шатру, который быстро наполнялся, так что им пришлось потесниться. Люди почти толкались.
– А зачем ты сюда приходишь? – спросил Мойши. Его охватили стыд и злоба за то, что именно Коссори привел его сюда, не сказав ни слова о том, что должно здесь произойти.
– Я прихожу сюда временами, чтобы побыть вблизи этого невероятного извращения, существование которого тоже имеет смысл.
– Но ты привел меня сюда без…
– Дорогой мой друг, не помню, чтобы ты хотя бы раз спросил меня о Шариде. прежде чем мы пришли сюда. И это после достаточно недвусмысленного предупреждения регента.
Мойши умолк. Он прав, мрачно думал он. Нельзя винить Коссори за свою собственную безответственность. Но неужели этот простой ответ – правда? Сейчас он думал, что нет. Жизнь редко дает простые ответы, он знал это. Это вам не игра. Реальный мир куда сложнее познать. Устрани сложности – и утратишь смысл. В конце концов, заключил он, он же сам хотелпопасть на Шариду, несмотря на намеки Эранта.
– Смотри. Мойши, – прошептал Коссори, – начинается.
На временном помосте перед шатром, который Мойши приметил еще раньше, стоял огромный мужчина. Он был гол по пояс, и огромные мускулы его бугрились под блестящей в свете факелов, словно натертой маслом кожей. Голова, огромная и круглая, как тыква, вырастала прямо из массивных плеч.
– Сегодня ночью Шарида пришел в Шаангсей, – проревел он, как река в час половодья. – Близится утро, а мы должны закончить до рассвета. Времени мало. Но все равно – это время праздника. Я, МаоМаошань, хозяин Шариды, охотник за плотью не ради мяса, не ради похоти. Я, МаоМаошань, поставщик высших чувств! – Он театрально простер толстую, как ствол дерева, руку. – Итак, я предоставляю вашему вниманию изысканные плоды моих ночных трудов. Ибо мой труд – ваш прибыток, и единственный ваш враг – рассвет! Итак, воззритесь же на явление взывающих к власти смерти!
Это была эффектная речь. Мойши ощутил, как легкая дрожь пробежала по его спине, хотя он и понимал, что это все фокусы, но все же чрезвычайно искусные.
Полог шатра приоткрылся, и на помост вышел мужчина. Он был высок, прекрасно сложен, с шоколадной кожей. Неожиданно светлоголубые глаза смотрели прямо вперед, он словно не замечал настойчивых взглядов толпы. Он был совершенно наг. Конечно, подумал Мойши, зачем этим людям видеть свое будущее имущество одетым? Мысль была бы забавной, если бы не весь ужас ситуации.
– Двадцать лет, – сказал МаоМаошань. – Торги начинаются с четырехсот таэлей.
Мойши обернулся к Коссори.
– Четыреста таэлей серебром! –прошептал он. Когда тот кивнул, Мойши подумал: «Боги, за это же весь город можно купить!»
В толпе возникло движение. МаоМаошань кивнул.
– Да, сударь, четыреста таэлей. И? – Он огляделся. Краем глаза Мойши заметил, как худощавый светловолосый человек в черном плаще кивнул. – Четыреста пятьдесят. Очень хорошо. Продолжаем. Но, конечно, эта прекрасная душа стоит куда дороже. За четыреста пятьдесят я бы мог… Да, сударыня, благодарю вас. Пятьсот…
Мойши обернулся и увидел женщину неопределенного возраста с пылающими глазами. Она гневно глянула на него, и он быстро отвернулся.
Торги продолжались, пока цена не достигла семисот пятидесяти таэлей. Женщина подошла, шурша шелками, забрать прекрасную душу, как МаоМаошань назвал темнокожего человека. Как только она получила свою собственность, полог шатра снова распахнулся, и на помост вышла стройная молодая женщина, синеглазая и белокурая.
Когда начались торги. Мойши повернулся к Коссори и сказал громким шепотом:
– Как ты можешь такое оправдывать? Это же чудовищно!
– Я и не оправдываю, дружище. Я принимаю это как часть жизни. Огромная разница.
Торги шли вяло, и МаоМаошань стал подзуживать толпу, потчуя ее историями о пламенном нраве женщины. Хотя эти байки явно были вымышленными, действие свое они возымели. Торги пошли бодрее. МаоМаошань оказался прекрасным лицедеем.
– А ты сам – сказал Коссори, – не веришь в рабство, а? И все же терпишь, что в Шаангсее оно существует. Почему?
– Потому… ну, думаю, потому, что тут уж так повелось. Я…
– Ну вот!
– Но сравнивать… Коссори, чего они…
– Глянька на помост, друг мой. Нет, ты хорошенько посмотри. Найди хотя бы одного, кто протестовал бы.
Теперь, когда Коссори указал ему на это, Мойши заметил эту странную особенность. Ни одна из душ ничуть не сопротивлялась тому, что было тут всем известно. Может, они не знали? Но Коссори быстро развеял его сомнения.
– Нет, дружище, они прекрасно знают, что с ними будет. МаоМаошань не столько занимается поискамидуш, сколько выпалываниемнежелательных.
Хрупкую женщину продали за пятьсот таэлей.
– Ты хочешь сказать, что люди стоят в очереди за… за смертью? – Мойши не мог этому поверить.
– Именно.
– Но почему? Я не могу…
– Возможно – ответил тот спокойно, – они хотят освобождения.
– Теперь очень неординарное предложение, – возвестил с высоты МаоМаошань. В толпе возникло слабое движение, когда полог снова раздвинулся и на помосте появился мужчина. Он был обнажен только по пояс, далеко не так огромен, как хозяин Шариды. Он был в черных шароварах и пыльных сапогах. Талия его была обмотана широким кушаком, за который почти небрежно был засунут кривой кинжал. Он постоял на краю помоста, шагнул назад, за чтото резко дернул, и на помост, споткнувшись, вылетела женщина.
МаоМаошань тут же завел свою волынку, но Мойши не смотрел на него. Взгляд его был прикован к женщине. Она была обнажена, как и прочие. Высокая, с тонкой талией, что еще более подчеркивало ее широкие плечи и крутые бедра. У нее были очень длинные ноги.
– Не видишь разве? – сказал Коссори. – Шарида – отчасти воплощение стремления человеческого духа к освобождению…
У женщины были высокие скулы, тонкий нос с нежными раздувающимися ноздрями – как у загнанного в угол животного. Ее непокорные глаза были чистейшего синего цвета, такого глубокого, какого Мойши никогда в жизни не видел. Длинные, цвета пламени, волосы свободно разметались по плечам, растрепанные и всклокоченные, словно она отчаянно от когото отбивалась.
– Здесь освобождаются и находят успокоение темнейшие стороны человеческой души, выходя наружу, вместо того чтобы гнить внутри. У всех у нас в какойто мере есть наше внутреннее «я»…
Мойши никогда не видел таких красивых ног. Красивой формы, крепкие, готовые, казалось, бежать без конца. Она поднял взгляд.
– … Здесь смешиваются похоть и смерть…
На какоето мгновение их взгляды встретились. Удар. По его телу прошла дрожь. И все. Связь прервалась. Начались торги, в которые быстро втянулась почти вся толпа, и МаоМаошань вмешивался лишь изредка. Когда цена дойдет до настоящей, он узнает.
Но что же случилось? – ошеломленно спрашивал себя Мойши. Она чтото хотела сказать ему, передать ему чтото через расстояние между ними, через пропасть, разделяющую их миры.
Торги остановились на восьмистах пятидесяти таэлях, и на некоторое время цена застыла.
– Нуну, – подбадривал МаоМаошань, – восемьсот пятьдесят – это же жалкая цена за такую душу. Честно могу сказать – много лет мне не попадалась такая великолепная душа! Теперь – да, сударь, мои поздравления. Тысяча таэлей!
Толпа ахнула, завертела головами, чтобы посмотреть хоть глазком на покупателя. Но Мойши не сводил взгляда с женщины на помосте. Тут было чтото не так… Ее запястья! Она слегка подвинулась, как будто хотела посмотреть на того, кто предложил за нее столько серебра, и он увидел, что у нее связаны руки за спиной. Не только это – он заметил, что она пытается высвободиться из пеньковых пут. Он толкнул Коссори.
– Что?
– Я думал, что все приходят сюда по доброй воле.
– Именно, – кивнул Коссори.
– Посмотри туда. – Мойши показал на женщину на помосте.
– Боги! Я не понимаю…
Торги возобновились. Довольно пожилая женщина с иссохшим лицом подняла цену до тысячи двухсот, и тут из глубины шатра прогудел злой мужской голос:
– Тысяча пятьсот!
Мойши обернулся, чтобы посмотреть, не тот ли это самый покупатель, что вздул тогда цену до тысячи. Среди толпы он увидел высокого мужчину в черном плаще, покрывавшем его с ног до головы. Мойши не мог разглядеть его лица, потому что освещение в том углу было слабым и мужчина не снимал капюшон. И все же его легко было выделить среди толпы, поскольку он по меньшей мере на голову был выше прочих.
– Тысяча восемьсот! – опять повысила пожилая женщина цену.
Высокий мужчина протолкнулся вперед, сметая людей на своем пути. Поднял голову.
– Две тысячи, во имя бога железа!
Мойши показалось, что он заметил под капюшоном холодный блеск, будто свет отразился в хрусталике глаза того человека. Он повернулся к помосту и увидел, что женщина смотрит на него. Теперь он понял, что она пыталась сказать ему.
– Две пятьсот! – выкрикнул он, чтобы все слышали.
– Что? – Коссори схватил его за руку. – Ты что? Спятил? У тебя же столько…
– Две семьсот!
Мойши не надо было даже оборачиваться, чтобы узнать голос человека в капюшоне. Теперь он подошел ближе, направляясь туда, где стояли Мойши и Коссори, почти у самого помоста.
– Три тысячи! – крикнул Мойши.
– Три сто! – Затем более тихим голосом: – Ты, подонок вонючий, если ты еще раз вякнешь, я…
– Эй, ты! – Коссори повернулся к высокому.
– Три пятьсот! – крикнул Мойши.
Сзади возникло движение – высокий с шипением пропихивался к нему.
– Я тебе говорил… С дороги, мразь!
Но это уже ничего не значило, поскольку Мойши дал женщине достаточно времени. Она вывернулась из пут и в мгновение ока выхватила изза пояса своего хозяина кинжал, воспользовавшись потасовкой в толпе, умело всадила кинжал по самую рукоять ему в правый бок между третьим и четвертым ребром.
Шум стоял такой, что Мойши не слышал собственного крика, хотя уже двигался вперед.
– Бежим! – крикнул он Коссори и, зная, что друг следует за ним, бросился вперед, оперся на чьето плечо в стеснившейся толпе и прыгнул на помост.
МаоМаошань настолько растерялся от их странного, непристойного поведения, что спохватился, только когда было уже поздно. Мойши подсек его щиколотку ногой и дернул. Гигант рухнул, как стена дома.
Мойши обхватил женщину, прикрыв ее нагую грудь, ощущая ее тепло. Коссори был рядом, и, когда они выбрались из шатра, он бросил взгляд назад, на толпу. Высокий расшвыривал людей, пробиваясь к помосту, и чтото рычал – Мойши не мог разобрать слов изза шума. Он ожидал увидеть у высокого меч или какоенибудь другое оружие, но в руках у того не было ничего.
Они выбрались изпод полога и попали в другой шатер, поменьше, тускло освещенный. Здесь, несомненно, держали души на продажу, поскольку он был заполнен молодыми красивыми мужчинами и женщинами, явно готовыми стать собственностью, как сказал бы МаоМаошань.
Троица пробилась через эту кучку перешептывающихся и тупо пялящихся на них людей. Снаружи была холодная ночь. Некоторые из факелов на деревянных резных пилястрах догорели, и Мойши повел всех через развалины площади Прилива туда, где было темнее всего.
Он нашел аллею, и они нырнули в ее угольночерную тьму. Звук их шагов был словно эхо топота погони. Мойши спросил себя, кто возглавляет ее, ведь это уж явно был не МаоМаошань.
– Это же безумие! – задыхаясь, проговорил Коссори. – Как ты…
– Береги дыхание, дружище, – ответил Мойши. – Что сделано, то сделано. – Они поднимались к улице Голубых Миражей, и Мойши подумал, что им бы такие миражи очень сгодились, чтобы оторваться от того человека в черном капюшоне. Позади раздавался топот ног – люди из Шариды бежали по узкой аллее. – Да и в любом случае я сомневаюсь, чтобы ты позволил продать ее на смерть, зная, что ее привели сюда насильно.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Коссори и помчался вверх, как только они выбежали на широкую торговую улицу. – Времени мало, так что спорить не будем. – Снова топот позади. – Веди девушку направо. Через квартал – налево. Оттуда ты до дому доберешься.
– А ты? – Воздух горел в легких Мойши; позади, в аллее, послышались крики. – Ну, хоть из прямой видимости ушли.
– Обо мне не думай, – отмахнулся Коссори. – Я их отвлеку. Теперь идите. Быстро. Они должны быть уверены, что вы с девушкой гдето впереди меня.
– Но…
– Бегите же! Через мгновение будет поздно, и мы попадемся, как рыба в сеть. Давайте быстро.
Мойши схватил девушку за руку, и они оба ринулись вниз по улице Голубых Миражей. Он надеялся, что она не зря так названа. На углу он, справившись с соблазном оглянуться, нырнул в тень перпендикулярной улицы. Оглядевшись на бегу, он понял, что и вправду знает, как отсюда добраться до дому, и, сориентировавшись, бросился вниз по черной боковой аллее, полной крыс, что с писком разбегались прямо изпод ног, затем по ярко освещенным улицам и затененным деревьями площадям. Когда они наконец добрались до Нанкиня, Мойши подозвал рикшу. Пришлось окликнуть дважды, поскольку сонная женщинакубару сразу не услышала его. Он без всяких церемоний запихнул девушку в закрытую часть повозки, прыгнул следом за ней и назвал свой харттин. Когда повозка тронулась, он снял плащ и прикрыл великолепную наготу дрожащей девушки.
Подпрыгивая на ухабах, повозка покатила в ночь.
Чадные факелы, воткнутые в деревянные пилястры, окружали шатры неровным кольцом. Дерево было старое, роспись и лак стерлись, само дерево было отполировано до блеска. Пилястры изображали свирепых воинов с огромными курчавыми бородами и грозными лицами, с кольцами в носу; русалок с чешуйчатыми рыбьими хвостами, обвивающимися вокруг тел, с нагими человеческими торсами, ракушками и улитками в длинных волнистых волосах; воительниц в изукрашенных нагрудных латах и поножах, с копьями в мозолистых руках.
Все вместе это казалось какимто пошлым отжившим свое карнавалом, старающимся уцелеть среди перемен.
Наконец они вышли с улицы Голубых Миражей – улицы лавочек с разными изысками – и погрузились в непроглядную тьму аллеи.
– Наверное, ты ошибаешься, дружище, – сказал ему Коссори. – То, о чем ты рассказал мне, что сделали с сердцем того несчастного, явно не коппо,а какаято страшная, извращенная пытка, и откуда все это взялось, мне непонятно.
– Я не о сердце. Коссори, а скорее о том, что сделали с телом. Может, хоть посмотришь на труп?
– Да, конечно. Но я сомневаюсь, что твои догадки подтвердятся. – Он покачал головой. – Может, я всетаки за чемнибудь другим тебе понадоблюсь? Пускай твой приятель регент разбирается с этим кинтайцем.
– Нет, – твердо ответил Мойши. – Я хочу разобраться с этим сейчас, и, кроме прочего, я обещал Эранту. – Впереди замаячили точечки света, аллея почти кончилась, и он положил руку на плечо друга, останавливая его. – Я тут вспомнил. Эрант не обсуждал со мной Шариду. Что это такое на самом деле? Я думал, что это просто еще один невольничий рынок, которые так и расползаются по городу.
– Ну, если бы так, то зачем держать в тайне его постоянно меняющееся местоположение или открывать торги, лишь когда луна заходит, в ту пору, которое называют ночным мраком?
– Он незаконен.
– Да, незаконен, – рассмеялся Коссори. – Как все в Шаангсее.
– Эрант сказал, что собирается уничтожить Шариду.
– Ну, боги ему навстречу. – Коссори глубоко вздохнул, глотнув ночною воздуха. – И до него пытались. Даже зеленые. Это невозможно. Лучше забыть о его существовании, нежели пытаться уничтожить его.
– Но почему это так сложно? Вот ты же знаешь, где он этой ночью находится. Остальные тоже наверняка знают.
– Точно. В конце концов, именно это и обеспечивает существование Шариды.
– Это звучит както противоречиво…
– Знаешь, дружище, дело не в том, сколько народузнает о существовании Шариды, а, скорее, ктоэти люди. – Он показал вперед, и они снова пошли. – Идем. Я покажу тебе, что имею в виду.
Итак, они вышли на площадь Отлива – странное название, если учесть, как далеко от моря они находились. Когдато, наверное, здесь строили модные дома. Но уже много лет они стояли заброшенные, разваливались и гнили, пока не стали совсем непригодными для жилья. Остатки кирпичных и деревянных стен, все в извести и пыли, торчали среди развалин, как обломки сгнивших зубов во рту у старика.
И посреди них колыхались шатры Шариды.
Пусть эти временные сооружения казались грубыми и залатанными, но они были прекрасным практическим решением при полутайном существовании этого рынка. Теперь Мойши ясно видел, что шатры сделаны так, чтобы свернуть их в одну минуту. Для Шариды была явным преимуществом возможность исчезнуть как можно быстрее.
Потрепанные палатки резко контрастировали с теми, кто населял Шариду. Почти все они были закутаны в темные безликие плащи. Но в теплых шатрах им приходилось приоткрывать их, и Мойши с изумлением увидел, что все они, и мужчины, и женщины, были из самых богатых слоев города.
– Только они могут позволить себе посещать Шариду. – сказал ему Коссори. – Теперь понимаешь, почему Шарида практически неуязвим для любого закона? Сами посетители заботятся об этом.
Мойши исподтишка оглядел самый большой шатер – центральный. Наверное, здесь столько золота, серебра и драгоценностей, что хватило бы прокормить и одеть всех кубару Шаангсея, включая тех, что жили на тасстанах в гавани, и не один год.
– Но что здесь есть такого, – спросил он, – чего они не могут получить на легальных невольничьих рынках?
– Шарида – это рынок, подобного которому нет в мире. – Бронзовый свет факела играл на темной коже Коссори, плясал в его задумчивых глазах. – Здесь продают только самых красивых мужчин и женщин, молодых и совершенно здоровых. И покупают их только для одного.
– Для утех?
– Для смерти.
Какоето время Мойши не мог ничего сказать, глаза его метались по шатру, который быстро наполнялся, так что им пришлось потесниться. Люди почти толкались.
– А зачем ты сюда приходишь? – спросил Мойши. Его охватили стыд и злоба за то, что именно Коссори привел его сюда, не сказав ни слова о том, что должно здесь произойти.
– Я прихожу сюда временами, чтобы побыть вблизи этого невероятного извращения, существование которого тоже имеет смысл.
– Но ты привел меня сюда без…
– Дорогой мой друг, не помню, чтобы ты хотя бы раз спросил меня о Шариде. прежде чем мы пришли сюда. И это после достаточно недвусмысленного предупреждения регента.
Мойши умолк. Он прав, мрачно думал он. Нельзя винить Коссори за свою собственную безответственность. Но неужели этот простой ответ – правда? Сейчас он думал, что нет. Жизнь редко дает простые ответы, он знал это. Это вам не игра. Реальный мир куда сложнее познать. Устрани сложности – и утратишь смысл. В конце концов, заключил он, он же сам хотелпопасть на Шариду, несмотря на намеки Эранта.
– Смотри. Мойши, – прошептал Коссори, – начинается.
На временном помосте перед шатром, который Мойши приметил еще раньше, стоял огромный мужчина. Он был гол по пояс, и огромные мускулы его бугрились под блестящей в свете факелов, словно натертой маслом кожей. Голова, огромная и круглая, как тыква, вырастала прямо из массивных плеч.
– Сегодня ночью Шарида пришел в Шаангсей, – проревел он, как река в час половодья. – Близится утро, а мы должны закончить до рассвета. Времени мало. Но все равно – это время праздника. Я, МаоМаошань, хозяин Шариды, охотник за плотью не ради мяса, не ради похоти. Я, МаоМаошань, поставщик высших чувств! – Он театрально простер толстую, как ствол дерева, руку. – Итак, я предоставляю вашему вниманию изысканные плоды моих ночных трудов. Ибо мой труд – ваш прибыток, и единственный ваш враг – рассвет! Итак, воззритесь же на явление взывающих к власти смерти!
Это была эффектная речь. Мойши ощутил, как легкая дрожь пробежала по его спине, хотя он и понимал, что это все фокусы, но все же чрезвычайно искусные.
Полог шатра приоткрылся, и на помост вышел мужчина. Он был высок, прекрасно сложен, с шоколадной кожей. Неожиданно светлоголубые глаза смотрели прямо вперед, он словно не замечал настойчивых взглядов толпы. Он был совершенно наг. Конечно, подумал Мойши, зачем этим людям видеть свое будущее имущество одетым? Мысль была бы забавной, если бы не весь ужас ситуации.
– Двадцать лет, – сказал МаоМаошань. – Торги начинаются с четырехсот таэлей.
Мойши обернулся к Коссори.
– Четыреста таэлей серебром! –прошептал он. Когда тот кивнул, Мойши подумал: «Боги, за это же весь город можно купить!»
В толпе возникло движение. МаоМаошань кивнул.
– Да, сударь, четыреста таэлей. И? – Он огляделся. Краем глаза Мойши заметил, как худощавый светловолосый человек в черном плаще кивнул. – Четыреста пятьдесят. Очень хорошо. Продолжаем. Но, конечно, эта прекрасная душа стоит куда дороже. За четыреста пятьдесят я бы мог… Да, сударыня, благодарю вас. Пятьсот…
Мойши обернулся и увидел женщину неопределенного возраста с пылающими глазами. Она гневно глянула на него, и он быстро отвернулся.
Торги продолжались, пока цена не достигла семисот пятидесяти таэлей. Женщина подошла, шурша шелками, забрать прекрасную душу, как МаоМаошань назвал темнокожего человека. Как только она получила свою собственность, полог шатра снова распахнулся, и на помост вышла стройная молодая женщина, синеглазая и белокурая.
Когда начались торги. Мойши повернулся к Коссори и сказал громким шепотом:
– Как ты можешь такое оправдывать? Это же чудовищно!
– Я и не оправдываю, дружище. Я принимаю это как часть жизни. Огромная разница.
Торги шли вяло, и МаоМаошань стал подзуживать толпу, потчуя ее историями о пламенном нраве женщины. Хотя эти байки явно были вымышленными, действие свое они возымели. Торги пошли бодрее. МаоМаошань оказался прекрасным лицедеем.
– А ты сам – сказал Коссори, – не веришь в рабство, а? И все же терпишь, что в Шаангсее оно существует. Почему?
– Потому… ну, думаю, потому, что тут уж так повелось. Я…
– Ну вот!
– Но сравнивать… Коссори, чего они…
– Глянька на помост, друг мой. Нет, ты хорошенько посмотри. Найди хотя бы одного, кто протестовал бы.
Теперь, когда Коссори указал ему на это, Мойши заметил эту странную особенность. Ни одна из душ ничуть не сопротивлялась тому, что было тут всем известно. Может, они не знали? Но Коссори быстро развеял его сомнения.
– Нет, дружище, они прекрасно знают, что с ними будет. МаоМаошань не столько занимается поискамидуш, сколько выпалываниемнежелательных.
Хрупкую женщину продали за пятьсот таэлей.
– Ты хочешь сказать, что люди стоят в очереди за… за смертью? – Мойши не мог этому поверить.
– Именно.
– Но почему? Я не могу…
– Возможно – ответил тот спокойно, – они хотят освобождения.
– Теперь очень неординарное предложение, – возвестил с высоты МаоМаошань. В толпе возникло слабое движение, когда полог снова раздвинулся и на помосте появился мужчина. Он был обнажен только по пояс, далеко не так огромен, как хозяин Шариды. Он был в черных шароварах и пыльных сапогах. Талия его была обмотана широким кушаком, за который почти небрежно был засунут кривой кинжал. Он постоял на краю помоста, шагнул назад, за чтото резко дернул, и на помост, споткнувшись, вылетела женщина.
МаоМаошань тут же завел свою волынку, но Мойши не смотрел на него. Взгляд его был прикован к женщине. Она была обнажена, как и прочие. Высокая, с тонкой талией, что еще более подчеркивало ее широкие плечи и крутые бедра. У нее были очень длинные ноги.
– Не видишь разве? – сказал Коссори. – Шарида – отчасти воплощение стремления человеческого духа к освобождению…
У женщины были высокие скулы, тонкий нос с нежными раздувающимися ноздрями – как у загнанного в угол животного. Ее непокорные глаза были чистейшего синего цвета, такого глубокого, какого Мойши никогда в жизни не видел. Длинные, цвета пламени, волосы свободно разметались по плечам, растрепанные и всклокоченные, словно она отчаянно от когото отбивалась.
– Здесь освобождаются и находят успокоение темнейшие стороны человеческой души, выходя наружу, вместо того чтобы гнить внутри. У всех у нас в какойто мере есть наше внутреннее «я»…
Мойши никогда не видел таких красивых ног. Красивой формы, крепкие, готовые, казалось, бежать без конца. Она поднял взгляд.
– … Здесь смешиваются похоть и смерть…
На какоето мгновение их взгляды встретились. Удар. По его телу прошла дрожь. И все. Связь прервалась. Начались торги, в которые быстро втянулась почти вся толпа, и МаоМаошань вмешивался лишь изредка. Когда цена дойдет до настоящей, он узнает.
Но что же случилось? – ошеломленно спрашивал себя Мойши. Она чтото хотела сказать ему, передать ему чтото через расстояние между ними, через пропасть, разделяющую их миры.
Торги остановились на восьмистах пятидесяти таэлях, и на некоторое время цена застыла.
– Нуну, – подбадривал МаоМаошань, – восемьсот пятьдесят – это же жалкая цена за такую душу. Честно могу сказать – много лет мне не попадалась такая великолепная душа! Теперь – да, сударь, мои поздравления. Тысяча таэлей!
Толпа ахнула, завертела головами, чтобы посмотреть хоть глазком на покупателя. Но Мойши не сводил взгляда с женщины на помосте. Тут было чтото не так… Ее запястья! Она слегка подвинулась, как будто хотела посмотреть на того, кто предложил за нее столько серебра, и он увидел, что у нее связаны руки за спиной. Не только это – он заметил, что она пытается высвободиться из пеньковых пут. Он толкнул Коссори.
– Что?
– Я думал, что все приходят сюда по доброй воле.
– Именно, – кивнул Коссори.
– Посмотри туда. – Мойши показал на женщину на помосте.
– Боги! Я не понимаю…
Торги возобновились. Довольно пожилая женщина с иссохшим лицом подняла цену до тысячи двухсот, и тут из глубины шатра прогудел злой мужской голос:
– Тысяча пятьсот!
Мойши обернулся, чтобы посмотреть, не тот ли это самый покупатель, что вздул тогда цену до тысячи. Среди толпы он увидел высокого мужчину в черном плаще, покрывавшем его с ног до головы. Мойши не мог разглядеть его лица, потому что освещение в том углу было слабым и мужчина не снимал капюшон. И все же его легко было выделить среди толпы, поскольку он по меньшей мере на голову был выше прочих.
– Тысяча восемьсот! – опять повысила пожилая женщина цену.
Высокий мужчина протолкнулся вперед, сметая людей на своем пути. Поднял голову.
– Две тысячи, во имя бога железа!
Мойши показалось, что он заметил под капюшоном холодный блеск, будто свет отразился в хрусталике глаза того человека. Он повернулся к помосту и увидел, что женщина смотрит на него. Теперь он понял, что она пыталась сказать ему.
– Две пятьсот! – выкрикнул он, чтобы все слышали.
– Что? – Коссори схватил его за руку. – Ты что? Спятил? У тебя же столько…
– Две семьсот!
Мойши не надо было даже оборачиваться, чтобы узнать голос человека в капюшоне. Теперь он подошел ближе, направляясь туда, где стояли Мойши и Коссори, почти у самого помоста.
– Три тысячи! – крикнул Мойши.
– Три сто! – Затем более тихим голосом: – Ты, подонок вонючий, если ты еще раз вякнешь, я…
– Эй, ты! – Коссори повернулся к высокому.
– Три пятьсот! – крикнул Мойши.
Сзади возникло движение – высокий с шипением пропихивался к нему.
– Я тебе говорил… С дороги, мразь!
Но это уже ничего не значило, поскольку Мойши дал женщине достаточно времени. Она вывернулась из пут и в мгновение ока выхватила изза пояса своего хозяина кинжал, воспользовавшись потасовкой в толпе, умело всадила кинжал по самую рукоять ему в правый бок между третьим и четвертым ребром.
Шум стоял такой, что Мойши не слышал собственного крика, хотя уже двигался вперед.
– Бежим! – крикнул он Коссори и, зная, что друг следует за ним, бросился вперед, оперся на чьето плечо в стеснившейся толпе и прыгнул на помост.
МаоМаошань настолько растерялся от их странного, непристойного поведения, что спохватился, только когда было уже поздно. Мойши подсек его щиколотку ногой и дернул. Гигант рухнул, как стена дома.
Мойши обхватил женщину, прикрыв ее нагую грудь, ощущая ее тепло. Коссори был рядом, и, когда они выбрались из шатра, он бросил взгляд назад, на толпу. Высокий расшвыривал людей, пробиваясь к помосту, и чтото рычал – Мойши не мог разобрать слов изза шума. Он ожидал увидеть у высокого меч или какоенибудь другое оружие, но в руках у того не было ничего.
Они выбрались изпод полога и попали в другой шатер, поменьше, тускло освещенный. Здесь, несомненно, держали души на продажу, поскольку он был заполнен молодыми красивыми мужчинами и женщинами, явно готовыми стать собственностью, как сказал бы МаоМаошань.
Троица пробилась через эту кучку перешептывающихся и тупо пялящихся на них людей. Снаружи была холодная ночь. Некоторые из факелов на деревянных резных пилястрах догорели, и Мойши повел всех через развалины площади Прилива туда, где было темнее всего.
Он нашел аллею, и они нырнули в ее угольночерную тьму. Звук их шагов был словно эхо топота погони. Мойши спросил себя, кто возглавляет ее, ведь это уж явно был не МаоМаошань.
– Это же безумие! – задыхаясь, проговорил Коссори. – Как ты…
– Береги дыхание, дружище, – ответил Мойши. – Что сделано, то сделано. – Они поднимались к улице Голубых Миражей, и Мойши подумал, что им бы такие миражи очень сгодились, чтобы оторваться от того человека в черном капюшоне. Позади раздавался топот ног – люди из Шариды бежали по узкой аллее. – Да и в любом случае я сомневаюсь, чтобы ты позволил продать ее на смерть, зная, что ее привели сюда насильно.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Коссори и помчался вверх, как только они выбежали на широкую торговую улицу. – Времени мало, так что спорить не будем. – Снова топот позади. – Веди девушку направо. Через квартал – налево. Оттуда ты до дому доберешься.
– А ты? – Воздух горел в легких Мойши; позади, в аллее, послышались крики. – Ну, хоть из прямой видимости ушли.
– Обо мне не думай, – отмахнулся Коссори. – Я их отвлеку. Теперь идите. Быстро. Они должны быть уверены, что вы с девушкой гдето впереди меня.
– Но…
– Бегите же! Через мгновение будет поздно, и мы попадемся, как рыба в сеть. Давайте быстро.
Мойши схватил девушку за руку, и они оба ринулись вниз по улице Голубых Миражей. Он надеялся, что она не зря так названа. На углу он, справившись с соблазном оглянуться, нырнул в тень перпендикулярной улицы. Оглядевшись на бегу, он понял, что и вправду знает, как отсюда добраться до дому, и, сориентировавшись, бросился вниз по черной боковой аллее, полной крыс, что с писком разбегались прямо изпод ног, затем по ярко освещенным улицам и затененным деревьями площадям. Когда они наконец добрались до Нанкиня, Мойши подозвал рикшу. Пришлось окликнуть дважды, поскольку сонная женщинакубару сразу не услышала его. Он без всяких церемоний запихнул девушку в закрытую часть повозки, прыгнул следом за ней и назвал свой харттин. Когда повозка тронулась, он снял плащ и прикрыл великолепную наготу дрожащей девушки.
Подпрыгивая на ухабах, повозка покатила в ночь.
ОФЕЙЯ
Он наблюдал игру ее мускулов под шелком – силу ее бедер, крепость ягодиц.
– Офейя… Красивое имя.
Она повернулась к нему. Настороженно, но вовсе не боязливо. Как какаянибудь огромная кошка из легенд, она была полна звериной живости.
– Ты на что уставился? – сердито сказала она. – Что, женщины никогда не видел?
Мойши прошел через всю комнату к столу и налил им обоим вина. Повернулся и протянул ей чашечку. Она не спускала с него взгляда. Даже не шевельнулась. Он пожал плечами, поставил ее чашечку на стол и стал пить свое вино.
– Ты…
– Я не буду отвечать ни на какие вопросы, – отрезала она. – Не будь дураком и не думай, что изза того, что случилось, я тебе чемто обязана.
Он подошел к окну, раздвинул занавеси, так что стало видно набережную, тихую в этот ранний час, и спокойную гавань. Было еще совсем темно, до рассвета хватало времени, хотя маленькие фонарики, висевшие на рангоутах как светлячки, тут и там разгоняли тьму.
– Если бы ты дала мне закончить, – сказал он, – ты поняла бы, что я не собирался тебя расспрашивать. Я хотел сказать – ты видела чтонибудь прекраснее?
Медленно, почти против воли, словно ожидая какогонибудь подвоха, она отвернулась и посмотрела в окно.
Мойши прошел мимо нее и вышел на веранду. Офейя последовала за ним мгновением позже.
Воздух был очень чист, и до них доносились малейшие ночные звуки – фасады вытянувшихся длинной линией харттинов служили резонатором. Гдето играли в кости, поскрипывала оснастка кораблей, и откудато издали доносился смутный напев рабочей песни кубару. Ближе слышалось журчание – ктото, перебрав хмельного, мочился у стены дома.
– Что такое харттин? – спросила Офейя.
– Так в Шаангсее называют торговый склад. Все богатые гильдии имеют харттины, чтобы хранить там свое добро – либо для отправки, либо сгруженное с кораблей.
– А это твой харттин?
– Нет. Он принадлежит Ллоуэну, смотрителю порта Шаангсея.
– Тогда что ты тут делаешь?
– Жду. – Он подошел к ограде веранды и оперся на нее руками. Впереди мачты и реи, ванты и лини составляли странный геометрический узор.
Офейя сделала пару шагов в его сторону, остановилась, как лань, идущая на водопой, но боящаяся того, что может таиться в окружающих воду зарослях.
– Чего ты ждешь?
– Корабля, керхида. –Он увидел, как она вся подобралась и в упор посмотрела на него, однако промолчала. – Жду корабля, чтобы отплыть домой, в Искаиль.
– А ты… ты капитан?
– Капитан? – улыбнулся он. – Нет, я штурман. – Он отвернулся. Его мысли были гдето далеко, за морем.
Она некоторое время смотрела на него своими темносиними глазами, сейчас угольночерными. Он не мог этого видеть, но она все время дрожала и прятала руки под мышками, словно буквально пыталась взять себя в руки. Ужас снова охватил ее – как после того шторма, который принес ее легкую джонку в порт. Это было крепкое суденышко, но предназначалось оно только для каботажного плавания, а не для океанских волн, и потому не могло выстоять против ярости ветра, так что пришлось укрыться в гавани.
Она была в ужасе, когда обнаружила, что их занесло в Шаангсей. Страшная ошибка, но сейчас избежать ее было невозможно. За пределами порта до сих пор бушевал шторм, так что иного выбора не было, кроме как оставаться и ждать, пока ветер переменится или уляжется.
Изза бури они лишились необходимых припасов, поэтому пришлось сойти на берег. Вот тогдато человек в черном плаще и наткнулся на нее. Она в ужасе бросилась бежать от него – и попала прямо в руки МаоМаошаня. Так ее привели в Шариду. Она не сомневалась, что это была хитрая уловка. В Шаангсее, где ничего нельзя было скрыть, человек в черном не мог прямо взять и похитить ее без дурных последствий для себя. Потому он заключил сделку с МаоМаошанем. Она видела, как они разговаривали, знала, что человек в черном заранее заплатил за нее. Так что аукцион в Шариде был лишь прикрытием – ее уже продали. И тут вмешались этот человек и его друг. По меньшей мере, счастливая случайность. Но так ли это? Она знала, насколько хитер тот, в черном плаще. Может, это еще одна его уловка? Наверняка в обществе дружелюбных к ней людей она была бы разговорчивее. Как тут будешь уверенной? Она снова невольно вздрогнула, подумав о человеке в черном и его мести. Господи, какая же она дура! Но теперь все кончилось. Нет, сурово сказала она себе, еще нет. Это все еще оставалось под сомнением, и она собиралась по крайней мере сделать все возможное, чтобы все кончилось как надо.
– Офейя… Красивое имя.
Она повернулась к нему. Настороженно, но вовсе не боязливо. Как какаянибудь огромная кошка из легенд, она была полна звериной живости.
– Ты на что уставился? – сердито сказала она. – Что, женщины никогда не видел?
Мойши прошел через всю комнату к столу и налил им обоим вина. Повернулся и протянул ей чашечку. Она не спускала с него взгляда. Даже не шевельнулась. Он пожал плечами, поставил ее чашечку на стол и стал пить свое вино.
– Ты…
– Я не буду отвечать ни на какие вопросы, – отрезала она. – Не будь дураком и не думай, что изза того, что случилось, я тебе чемто обязана.
Он подошел к окну, раздвинул занавеси, так что стало видно набережную, тихую в этот ранний час, и спокойную гавань. Было еще совсем темно, до рассвета хватало времени, хотя маленькие фонарики, висевшие на рангоутах как светлячки, тут и там разгоняли тьму.
– Если бы ты дала мне закончить, – сказал он, – ты поняла бы, что я не собирался тебя расспрашивать. Я хотел сказать – ты видела чтонибудь прекраснее?
Медленно, почти против воли, словно ожидая какогонибудь подвоха, она отвернулась и посмотрела в окно.
Мойши прошел мимо нее и вышел на веранду. Офейя последовала за ним мгновением позже.
Воздух был очень чист, и до них доносились малейшие ночные звуки – фасады вытянувшихся длинной линией харттинов служили резонатором. Гдето играли в кости, поскрипывала оснастка кораблей, и откудато издали доносился смутный напев рабочей песни кубару. Ближе слышалось журчание – ктото, перебрав хмельного, мочился у стены дома.
– Что такое харттин? – спросила Офейя.
– Так в Шаангсее называют торговый склад. Все богатые гильдии имеют харттины, чтобы хранить там свое добро – либо для отправки, либо сгруженное с кораблей.
– А это твой харттин?
– Нет. Он принадлежит Ллоуэну, смотрителю порта Шаангсея.
– Тогда что ты тут делаешь?
– Жду. – Он подошел к ограде веранды и оперся на нее руками. Впереди мачты и реи, ванты и лини составляли странный геометрический узор.
Офейя сделала пару шагов в его сторону, остановилась, как лань, идущая на водопой, но боящаяся того, что может таиться в окружающих воду зарослях.
– Чего ты ждешь?
– Корабля, керхида. –Он увидел, как она вся подобралась и в упор посмотрела на него, однако промолчала. – Жду корабля, чтобы отплыть домой, в Искаиль.
– А ты… ты капитан?
– Капитан? – улыбнулся он. – Нет, я штурман. – Он отвернулся. Его мысли были гдето далеко, за морем.
Она некоторое время смотрела на него своими темносиними глазами, сейчас угольночерными. Он не мог этого видеть, но она все время дрожала и прятала руки под мышками, словно буквально пыталась взять себя в руки. Ужас снова охватил ее – как после того шторма, который принес ее легкую джонку в порт. Это было крепкое суденышко, но предназначалось оно только для каботажного плавания, а не для океанских волн, и потому не могло выстоять против ярости ветра, так что пришлось укрыться в гавани.
Она была в ужасе, когда обнаружила, что их занесло в Шаангсей. Страшная ошибка, но сейчас избежать ее было невозможно. За пределами порта до сих пор бушевал шторм, так что иного выбора не было, кроме как оставаться и ждать, пока ветер переменится или уляжется.
Изза бури они лишились необходимых припасов, поэтому пришлось сойти на берег. Вот тогдато человек в черном плаще и наткнулся на нее. Она в ужасе бросилась бежать от него – и попала прямо в руки МаоМаошаня. Так ее привели в Шариду. Она не сомневалась, что это была хитрая уловка. В Шаангсее, где ничего нельзя было скрыть, человек в черном не мог прямо взять и похитить ее без дурных последствий для себя. Потому он заключил сделку с МаоМаошанем. Она видела, как они разговаривали, знала, что человек в черном заранее заплатил за нее. Так что аукцион в Шариде был лишь прикрытием – ее уже продали. И тут вмешались этот человек и его друг. По меньшей мере, счастливая случайность. Но так ли это? Она знала, насколько хитер тот, в черном плаще. Может, это еще одна его уловка? Наверняка в обществе дружелюбных к ней людей она была бы разговорчивее. Как тут будешь уверенной? Она снова невольно вздрогнула, подумав о человеке в черном и его мести. Господи, какая же она дура! Но теперь все кончилось. Нет, сурово сказала она себе, еще нет. Это все еще оставалось под сомнением, и она собиралась по крайней мере сделать все возможное, чтобы все кончилось как надо.