Он встал перед зеркалом, глядя на свое отражение. Что-то снова блеснуло на серебристой поверхности, точно луч света, скользнувший по текучей воде. Ронин прищурился.
Теперь он смотрел не на свое отражение, а на это расплывчатое светлое пятнышко, странное и загадочное. Оно легонько подрагивало и, кажется, уплывало куда-то. У Ронина слегка закружилась голова. Ему показалось, что он взлетел, – подобное ощущение бывает в снах. А потом он услышал какой-то шелест. Так шуршат листья под ветром...
...Внезапно он оказался в огромном прохладном помещении, богато отделанном мрамором. Все было залито мягким, но тусклым светом. В необъятном пространстве носилось эхо. Чьи-то голоса, шлепанье сандалий, шелест тканей...
Он движется по просторному коридору с колоннами мимо комнат с высокими арочными потолками. Откуда-то издалека доносятся звуки незнакомых ему музыкальных инструментов: глухие раскатистые удары, грустные и тягучие аккорды. Музыка, не похожая ни на что, льется в пространстве, маня и преследуя.
Над головой пролетает громадная черная птица. Он инстинктивно пытается закрыть лицо и вдруг понимает, что у него нет тела. Он плывет, точно дух, бесплотный и невесомый, а черная птица, взмахивая сверкающими крылами, смотрит прямо на него своими черно-красными глазами. В когтях она цепко держит извивающуюся ящерицу, потом разжимает лапу, и несчастная жертва падает вниз – в огонь. Из открытого клюва птицы вырывается жуткий, почти человеческий смех.
Теперь он видит К'рин. Она стоит к нему спиной и ведет разговор с каким-то мужчиной, склонившимся к ней. Он узнает ее черные волосы, нежную кожу, привычные жесты. Ее собеседник, скрытый в тени, кричит на нее – только крика не слышно. Он кричит и вдруг бьет ее по лицу. Раз. Другой. Третий. Ее голова мотается из стороны в сторону. Она неожиданно оборачивается и смотрит в упор на Ронина. Его охватывает немой ужас: это его лицо... в глазах – слезы, во взгляде – тоска.
Вот он уже в другой комнате этого мраморного дворца. Или, может быть, просто в другом дворце. Опять – широкий длинный коридор. В самом конце коридора стоит человек. Высокий, в черных доспехах, изукрашенных самоцветами темно-зеленого, дымчато-синего и лазурно-голубого оттенков. На голове у него – шлем, так что Ронину не видно его лица. Хотя фигура кажется знакомой. Ронина охватывает необъяснимый страх. Что его так пугает? Человек в черных доспехах еще далеко, он и не разглядел его толком. У черного рыцаря два меча. Они такие длинные, что ножны почти касаются мраморного пола. Незнакомец оглядывается, как будто ищет чего-то. А потом быстро уходит.
Ронина вдруг пробивает озноб. Что-то движется на него, дыша леденящим холодом. Курящиеся жаровни раскачиваются на бронзовых цепях. Поднимается ветер.
Он чувствует чье-то присутствие, какое-то странное прикосновение, как будто кто-то – но кто? – пытается влезть ему в сознание тонкими щупальцами. Он отпрянул назад, словно обжегшись о ледяной огонь. Пламя – холодное, бледное и ненасытное – разгорается там, внизу. Ему трудно дышать. Он жадно ловит ртом воздух. Смертельный ужас накрывает его волной, заглушая голос рассудка. Он чувствует, что слабеет. Он как потерявшийся ребенок, застигнутый бурей, – слабый, беспомощный и одинокий.
И вдруг – сквозь смятение, отчаяние и ужас, рвущий его существо на части, – Ронин чувствует что-то еще. Капли холодной воды на лице. Он поднимает голову. Над ним сгущаются багровые тучи. Слышится треск электрического разряда. Пол у него под ногами начинает дрожать. Вспышка белого света вспарывает небеса. Он пытается ухватиться за бледную руку, протянутую ему.
Еще одна вспышка света, как блик на поверхности текучей воды, ослепила его на мгновение...
– ...внизу ничего нет, – раздался у него за спиной голос Г'фанда.
Ронин вздрогнул.
– Почему ты меня не позвал? – возмутился ученый. – Вот же они, свитки.
Ронин моргнул и облизал пересохшие губы.
– Мне показалось... я что-то увидел в зеркале...
Г'фанд подошел ближе.
– В каком еще зеркале?
Ронин уставился на стену. Там висела шестиугольная железная пластина, тусклая и не блестящая, которая в принципе не могла ничего отражать. Ему почудилось, что зеленая рама из оникса заговорщицки ему подмигнула. Он тряхнул головой. Вот уж действительно – дом великого мага.
Пожав плечами, он повернулся обратно к Г'фанду.
– Давай на поиски.
Они принялись методично перебирать свитки один за другим. Ряд за рядом. Один раз Ронин все-таки не удержался и покосился на загадочный шестигранник на стене, который точно был зеркалом. А эти странные сцены, показанные ему... что все это значит? Он уже не сомневался, что Боррос сказал ему правду. На поверхности живут люди. Но зачем тогда Саламандра солгал ему? Непонятно. Однако в одном Ронин теперь был уверен: против собственной воли он оказался втянут в самую гущу событий, грозящих в любой момент обернуться великой трагедией. В чем заключается эта трагедия, он не имел ни малейшего представления, но надо быть уже законченным идиотом, чтобы игнорировать столь явные намеки. Что вообще привело его в это странное место? Любопытство, порожденное скукой. Упрямство, порожденное любопытством. Избыток силы. И еще, надо думать, недавний скандал. Таковы вкратце причины. Ронин мысленно пожал плечами и продолжил искать вожделенный свиток.
Свитка они не нашли. Им даже не верилось... пройти такой долгий и трудный путь, преодолеть столько препятствий – и все напрасно?! Ронин и мысли не допускал, что можно вернуться с пустыми руками. И дело тут даже не в свитке.
Он послал Г'фанда проверить другие комнаты на этом этаже, а сам еще раз внимательно осмотрел шестиугольное помещение. Ковра на полу здесь не было. Темные деревянные доски начищены до блеска. Нигде ни пылинки. Все сияет как новенькое. Рядом с книжными полками стояли две низенькие табуретки. Раньше Ронин таких не видел: обитые плотной кожей, с выдающимся вверх сиденьем и двумя закругленными подлокотниками, которые плавно переходили в деревянные ножки и были пристегнуты к ним кожаными ремешками с медными пряжками.
Вдоль противоположной от двери стены тускло поблескивали стеклянные ящики. Первый был пуст, хотя на зеленом войлоке остались вдавленные следы от стоявших здесь ранее двух предметов, величиной с ладонь взрослого мужчины. Во втором ящике лежала огромная книга, на вид – очень древняя, открытая на середине, с закладкой из синей ткани. Обе страницы были чисты. В третьем ящике Ронин обнаружил макет какого-то коридора без крыши, так что можно было заглянуть внутрь. Макет был сделан из мрамора. Вдоль стен шли в ряд двенадцать колонн, а между ними на одинаковом расстоянии друг от друга висели бронзовые жаровни. Все детали были тщательно проработаны. Чувствовалась рука искусного мастера. Ронин нагнулся, чтобы рассмотреть макет получше, и тут его осенило. Это же точная копия коридора, который он видел в зеркале! Впрочем, в зеркале ли? Он с некоторой опаской покосился через плечо на коварный тусклый шестигранник.
Ладно, продолжим осмотр. Вот здесь стоял облаченный в черные доспехи воин, а здесь он почувствовал чье-то присутствие. Ему снова послышалась загадочная музыка. Ронин поднял стеклянную крышку. Под мраморным полом игрушечного коридора желтела какая-то продолговатая полоса. Ронин тупо уставился на нее, а потом вдруг сообразил, что это может быть.
Он достал кинжал и подцепил острием край макета, но у него ничего не вышло. Тогда он попробовал с другой стороны, и на этот раз ему все-таки удалось приподнять макет.
Пытаясь унять нарастающее возбуждение, Ронин осторожно вытащил свиток. Еще не взглянув на заголовок, он уже знал, что это – именно то, что нужно. Он позвал Г'фанда и показал ему свиток, мелко исписанный сверху донизу непонятными знаками.
Ученый долго рассматривал свиток.
– Очень сложный язык, – покачал он головой. – Даже не знаю, с какой стороны подступиться.
Они спустились на первый этаж. Ронин забрал у Г'фанда свиток и скрутил его в тонкую трубочку.
– Ничего. Есть один человек, который его обязательно расшифрует. Сейчас самое главное – не потерять его.
Они разговаривала на ходу. И, может быть, из-за того, что они были заняты разговором, они слишком поздно заметили промельк движения у них за спиной. Или, быть может, из-за приподнятого настроения. Или из-за того, что вид знакомых уже улиц, залитых мягким, ласкающим светом, располагал к некоторому расслаблению.
Но какова бы ни была причина, спохватились они слишком поздно. Что-то неслось на них сзади. Воздух наполнился едким насыщенным запахом. Ронин развернулся, одновременно вытаскивая меч из ножен. Опоздал он буквально на миг. Мощный удар свалил его с ног, и он шлепнулся в грязь, больно ударившись о мостовую. Жгучая боль опалила легкие. Сделалось невозможно дышать. Ронин судорожно хватал ртом воздух.
Сквозь алый туман, застилавший ему глаза, он увидел то самое трехметровое чудище, которое напало на них перед домом мага. Огромный изогнутый хвост бился из стороны в сторону, когтистые лапы уже тянулись к Г'фанду. Ученый успел достать меч и пытался отбиться от жуткой твари. Безо всякого, впрочем, успеха.
Ронин попробовал встать, но это оказалось не так-то просто. Его словно парализовало. Так он и лежал в грязи, стараясь хотя бы поднять меч и восстановить дыхание, пока чудище напирало на Г'фанда, клацая мерзким клювом. Неожиданно тварь схватила меч ученого прямо за лезвие. Послышался хруст металла, зажатого в шестипалой лапе.
Неимоверным усилием воли Ронин заставил себя подняться на колени. Он оперся на меч, пытаясь справиться с дрожью. Его буквально трясло, точно раненого зверя. Наконец он встал на ноги, но не удержал равновесия и пошатнулся. Меч со звоном упал на мостовую. Ронин достал кинжал и напал на чудовище сзади.
Страшные когти зверя уже впились Г'фанду в горло и неумолимо сжимались. Вид у ученого был беспомощный и растерянный. Дурея от мерзкого запаха, Ронин ударил кинжалом в спину уродливой твари. С тем же успехом он мог бы ударить и в стену. Чудище не обратило на него никакого внимания. Тогда Ронин вскарабкался ему на спину. Он увидел; как ноги Г'фанда мелькнули в воздухе, и в этот момент боль пронзила все тело, как будто в него забили раскаленные гвозди. Он едва удержался, чтобы не закричать. Время как будто остановилось.
Он был похож на микроба, который пытается влезть на гору. Ронин бил кинжалом куда попало. Один раз он едва не выронил клинок. Им уже овладевало отчаяние, но тут он снова увидел перекошенное лицо Г'фанда, исказившееся от боли, и это его подстегнуло. Боль не отпускала. Он уже почти не чувствовал ног. Однако он все же карабкался вверх, цепляясь свободной рукой за чешуйчатые наросты. Зловоние, испускаемое чудовищем, стало невыносимым. У Ронина слезились глаза. Он попробовал сосредоточиться на сияющем лезвии своего кинжала.
Силы покидали его. Онемение распространялось все выше и выше. Уже скоро оно доберется до мозга, и тогда – все. Конец. Леденящий душу крик донесся откуда-то издалека, как будто из другого мира... чужой, искаженный... как будто человеческий голос вырвался из нечеловеческой глотки. Где-то в этом далеком мире остывало его тело... он соскальзывал вниз, в этот далекий нездешний мир...
Он заставил себя заглянуть в эту холодную оранжевую бесконечность, где вращались черные обсидиановые зрачки, огромные, как две планеты. Жуткий смех.
Ронин в отчаянии замахнулся и вложил в удар все оставшиеся силы. Что-то случилось со зрением. Ему вдруг показалось, что чья-то призрачная бледная рука как бы сливается с его рукой... кинжал вошел прямо в зияющую пасть.
Его едва не стошнило от новой порции зловония, ударившей ему в ноздри. Раздался какой-то непонятный звук, похожий на звон туго натянутого провода. Ронин пытался всадить кинжал глубже. Он давил обеими руками, одновременно проворачивая клинок.
Тварь забилась в конвульсиях. Пронзительный вой огласил город. Что было дальше, Ронин уже не видел. Он стремительно погружался в бархатную темноту, поначалу еще пытаясь сопротивляться ее мягким объятиям. Но вскоре его охватила смертельная усталость. Ему уже ничего не хотелось – даже возвращаться.
Бесцветные глаза Ронина потемнели от ярости. Он осторожно закрыл ученому глаза. Еще долго сидел он посреди останков этой ужасной бойни, глядя на Г'фанда. Множество мыслей роилось у него в голове, но все они были какими-то смутными, неуловимыми, точно стайка рыбешек в глубокой воде.
Тени стали еще длиннее. Они обволакивали странные сооружения и темными полосами ложились на мостовую. Вдалеке раздавался какой-то лай, отрывистый и резкий. Слабо попискивали маленькие зверюшки, привлеченные, наверное, запахом свежей крови. Было так тихо, что слышался даже топот их крошечных лапок.
Ронин не обращал внимания на все эти звуки. Как завороженный он смотрел на изуродованный окровавленный труп своего товарища – смотрел, не в силах оторвать глаз.
Ронин убрал меч в ножны.
Он подошел к колодцу и, не дав себе даже мгновения на колебания, бросил туда труп Г'фанда. Спустя какое-то время раздался слабый всплеск – не громче, чем всплеск от камня, который Г'фанд недавно тоже бросил в колодец...
Сумрак сгущался, поглощая последние янтарные лучи. Тени расползлись по улицам. Наконец Ронин оказался перед обшарпанной дверью дома Боннедюка Последнего и устало привалился к ней. Он не помнил, как добрался сюда. За спиной, совсем-совсем рядом, послышалось чье-то сопение. Звук показался Ронину знакомым. Да, именно этот звук какое-то время преследовал его на обратном пути, но он был слишком измучен, чтобы оглянуться и посмотреть, кто это.
За дверью раздалось глухое ворчание Хинда. Дверь открылась, и Ронин рухнул без сил к ногам Боннедюка Последнего.
Хинд с рычанием выбежал на улицу. Он тут же поймал какую-то зверюшку и вырвал зубами приличный кусок трепыхающейся плоти. Втаскивая Ронина в дом и устраивая его в большом удобном кресле, Боннедюк Последний не переставал улыбаться. Хинд вернулся, облизывая губы. Он сам закрыл дверь, подтолкнув ее длинной мордой, лег на пол и принялся наблюдать за тем, как его хозяин возится с гостем.
Боннедюк Последний расстегнул на Ронине кольчугу, потемневшую и поцарапанную. Потом осторожно снял с него изодранные лохмотья, которые уже никак нельзя было назвать рубашкой. Глаза карлика потемнели. Морщины на лице обозначились еще резче.
– Значит, Макконы вырвались на волю, – задумчиво пробормотал он. – Они уже и сюда добрались.
Хинд поднял голову, встал, подошел к двери и замер там, как часовой на посту. Карлик порылся в кожаном рюкзаке, достал баночку с мазью и принялся растирать Ронину грудь и руки.
– Так мне сказали кости, – доверительно сообщил он Хинду. – Что тот, молодой, не вернется назад.
Руки его работали ловко и уверенно.
– Я уже ничего не чувствую. Кости научили меня быть беспристрастным. Иначе я бы просто сошел с ума. Я делаю то, что должен.
Боннедюк Последний прошел в глубь дома и вернулся с графином воды. Бросил в воду пригоршню какого-то коричневого порошка и влил эту смесь Ронину в рот. Половина попала в горло, половина стекла по подбородку.
– Он сейчас будет спать, пока его тело не отдохнет и не восстановит силы, – продолжал объяснять карлик Хинду.
Он вылил остатки воды на золу в камине.
– Он столько всего пережил. Столько выстрадал. И ему еще предстоит страдать. Но так и должно быть. Боль закалит его.
Он снова ушел в глубь дома, принес какую-то маленькую штучку из коричневого оникса и красного гагата и положил ее себе в рюкзак.
– Нам пора уходить из города. Все, что надо, я сделал. Осталось только одно. – Карлик достал из рюкзака какой-то загадочный предмет, повертел его в пальцах и положил на стол рядом со спящим Ронином. – Да. Мало-помалу все проясняется.
Ронин встал и позвал Боннедюка Последнего. Ему никто не ответил. Он прошел через комнату, поднялся наверх. Он почти не чувствовал боли. На втором этаже комнаты были пусты. Внизу тоже не было никого. Складывалось впечатление, что в доме вообще не осталось следов пребывания Боннедюка Последнего и его верного Хинда.
Ронин опустился в кресло. Утренний свет пробивался сквозь пыльные окна. Он рассеянно смотрел на косые лучи, и вдруг его взгляд упал на латную рукавицу, поблескивающую в ярком свете. Раньше она ему на глаза не попадалась. Он вообще не помнил, чтобы такая штуковина была в доме.
Он взял ее в руки. Вещь действительно своеобразная. Ронин в жизни не видел ничего подобного. Рукавица была достаточно тяжелая, и на ней не было никаких швов – только на кончиках пальцев виднелись тоненькие шовчики, похожие на следы от выломанных ногтей. Присмотревшись получше, Ронин заметил еще две вещи: рукавица была чешуйчатая и шестипалая. Быть такого не может! Ронин в потрясении уставился на нее. И чем дольше он смотрел, тем больше убеждался в своей правоте. Да, сомнений быть не могло: он держал в руках рукавицу, сделанную из лапы того самого чудища, которое прикончило Г'фанда... Ужасная картина гибели ученого явственно встала перед мысленным взором. Он вспомнил площадь и всплеск в колодце. И в этот момент Ронин понял, что пути назад у него нет. Он сам отрезал себе все пути к отступлению. Роковой шаг сделан. Возврата нет.
Он без колебаний натянул рукавицу на левую руку и расправил пальцы. Льющийся в окно свет посеребрил чешуйки, которые вспыхнули яркими блестками.
Ронин вышел из дома и пошел по извилистой улочке. Прохладный свежий ветерок дул ему в лицо. Он возвращался Наверх. Во Фригольд. К Борросу.
Сверкающие глаза. Влажные и темные. Они вмещали в себя всю вселенную. Теперь они видели все и не видели ничего. Но больше всего его потряс страх на этом лице, как будто въевшийся в его черты. Страх и красные рубцы. Неужели так и должно быть? Неужели он стал экспертом во всем, что касается смерти?..
Он смотрел на тело, распростертое на кровати. Изможденное, все в морщинах лицо, на котором при жизни всегда был написан страх. Красные глаза мерцают, отражая отблески пламени. Что они с тобой сделали, Сталиг?
Пламя вздрогнуло на сквозняке. Дверь открылась. Рука Ронина легла на рукоять меча.
– Я бы очень хотел, чтобы ты им воспользовался, – раздался вкрадчивый голос Фрейдала.
Ронин медленно обернулся. Саардин по безопасности был не один – с ним пришли три даггама. Фрейдал прошествовал к потайной двери и открыл ее. Оттуда вышли еще четыре даггама.
Губы Фрейдала скривились в подобие улыбки.
– Ну давай, вынимай свой меч. Где же тот героизм, которым так славятся меченосцы? – проговорил он с еле скрываемым торжеством. – Ты разве не хочешь сразиться? Со всеми нами? С боем пробить себе путь? – Саардин пристально наблюдал за Ронином своим единственным глазом. – Заберите у него оружие, – рявкнул он.
Даггамы в мгновение ока разоружили Ронина.
Да, Фрейдал правильно выбрал место, подумал Ронин. В такой тесной комнате особенно не развернешься. Никаких шансов.
Лицо Фрейдала непроницаемо, точно маска. Прилизанные волосы блестят. Вид у него довольный, едва ли не счастливый.
– Неужели ты и вправду думал, что сумеешь улизнуть с верхних уровней без нашего ведома? – С тонких бледных губ саардина не сходила улыбка. – Глупый мальчишка! – Он неодобрительно поцокал языком. – Тебя ведь предупреждали. Тебе, можно сказать, оказали любезность. Но ты явно злоупотребил хорошим к тебе отношением.
Фрейдал подошел к Ронину почти вплотную. Даггамы схватили меченосца за руки, хотя он и не думал сопротивляться.
Саардин расстегнул на Ронине кольчугу и уставился на рубцы у него на груди.
– Я так и думал, – заметил он, проведя пальцем по корке на ране. – Видишь ли, я не сумел развязать язык этому проклятому колдуну. Но потом меня вдруг осенила прекрасная мысль. По чистой, признаюсь, случайности. – Саардин рассмеялся пронзительным, резким смехом. – Я знал, что это сработает... свести вас с Борросом вместе.
Тут его взгляд упал на правую руку Ронина.
– Так, а что у нас здесь?
Он схватил меченосца за руку и поднял ее вверх. Чешуйчатая рукавица блеснула в неверном свете горящей лампы. Фрейдал стащил ее с руки Ронина и принялся пристально изучать.
– Он за этим тебя посылал туда, Вниз?
Саардин сверкнул бельмом. Теперь голос его стал резким:
– За этим? Ты, может, не в курсе, но, пока тебя не было, у нас такое тут завертелось... борьба за власть в полном разгаре.
Ронин подумал о Ниррене. Где он сейчас? Еще перед тем, как уйти вниз, он хотел разыскать чондрина, но тот словно в воду канул, и теперь у Ронина было такое чувство, словно он обманул доверие друга. «Но я же не знал, – успокаивал он себя. – Откуда я знал, что все это начнется так скоро? Если бы даже я и успел рассказать ему о планах Борроса, чем бы это ему помогло? И помогло бы ли вообще? Впрочем, чего уж теперь-то гадать...»
Фрейдал схватил Ронина за локоть и развернул лицом к телу Сталига.
– Он умер бесславно. Он пытался тебя защитить, но страх оказался сильнее его. В конце концов он нам выложил все.
Ронин вспомнил о том, как волновался целитель. Как предупреждал его не соваться не в свое дело. Старик ведь пытался его предостеречь...
– Ну и как тебе это нравится? – продолжал издеваться Фрейдал. – Видишь, что от него осталось? Кусок мяса, который разлагается и смердит.
Саардин сделал глубокий вдох, как будто смакуя запах разложения.
– Терпеть не могу мертвецов. Но Сталига мы оставили здесь не случайно. Даже такой глупый мальчик, как ты, должен это понимать.
Он сделал знак двум даггамам, и те молча унесли тело прочь.
– Будь благоразумным. Если тебе не нужна власть, позаботься хотя бы о собственной жизни. – Саардин провел холодной ладонью по голой груди Ронина. – Будет жалко испортить такое тело. – Он хлопнул себя по ноге чешуйчатой рукавицей, снятой с Ронина. – Машина работает?
Из темной операционной донесся какой-то шум. Фрейдал вздрогнул, как будто очнувшись. Ощущение было такое, что, увлекшись беседой с Ронином, он вообще позабыл о том, что за этими стенами существует еще и Фригольд. Саардин обернулся на звук. Ронин тоже вскинул голову.
Из темноты показались трое. Все – в облегающих бриджах и кожаных куртках кофейного цвета. Они ворвались в кабинет, оттолкнув двух даггамов, которые вынесли тело Сталига и уже успели вернуться обратно. Первым шел стройный молодой человек с пухлыми губами и румянцем во всю щеку. Рукояти кинжалов у него на груди и на правом бедре сверкали россыпью драгоценных камней.
– Саардин, – вежливо обратился он к Фрейдалу.
– Восс, – холодно поприветствовал его Фрейдал. – Чему мы обязаны столь стремительным вторжением?
Восс не удостоил его ответом, а сразу же обратился к Ронину:
– А-а, вот ты где! А то мы уже начали за тебя беспокоиться. – Он улыбнулся. – Все думали, где ты, чего поделываешь... а ты, я смотрю, занят беседой с самим саардином по безопасности!
Здоровый глаз Фрейдала зажегся яростью. Щека задергалась.
Теперь он смотрел не на свое отражение, а на это расплывчатое светлое пятнышко, странное и загадочное. Оно легонько подрагивало и, кажется, уплывало куда-то. У Ронина слегка закружилась голова. Ему показалось, что он взлетел, – подобное ощущение бывает в снах. А потом он услышал какой-то шелест. Так шуршат листья под ветром...
...Внезапно он оказался в огромном прохладном помещении, богато отделанном мрамором. Все было залито мягким, но тусклым светом. В необъятном пространстве носилось эхо. Чьи-то голоса, шлепанье сандалий, шелест тканей...
Он движется по просторному коридору с колоннами мимо комнат с высокими арочными потолками. Откуда-то издалека доносятся звуки незнакомых ему музыкальных инструментов: глухие раскатистые удары, грустные и тягучие аккорды. Музыка, не похожая ни на что, льется в пространстве, маня и преследуя.
Над головой пролетает громадная черная птица. Он инстинктивно пытается закрыть лицо и вдруг понимает, что у него нет тела. Он плывет, точно дух, бесплотный и невесомый, а черная птица, взмахивая сверкающими крылами, смотрит прямо на него своими черно-красными глазами. В когтях она цепко держит извивающуюся ящерицу, потом разжимает лапу, и несчастная жертва падает вниз – в огонь. Из открытого клюва птицы вырывается жуткий, почти человеческий смех.
Теперь он видит К'рин. Она стоит к нему спиной и ведет разговор с каким-то мужчиной, склонившимся к ней. Он узнает ее черные волосы, нежную кожу, привычные жесты. Ее собеседник, скрытый в тени, кричит на нее – только крика не слышно. Он кричит и вдруг бьет ее по лицу. Раз. Другой. Третий. Ее голова мотается из стороны в сторону. Она неожиданно оборачивается и смотрит в упор на Ронина. Его охватывает немой ужас: это его лицо... в глазах – слезы, во взгляде – тоска.
Вот он уже в другой комнате этого мраморного дворца. Или, может быть, просто в другом дворце. Опять – широкий длинный коридор. В самом конце коридора стоит человек. Высокий, в черных доспехах, изукрашенных самоцветами темно-зеленого, дымчато-синего и лазурно-голубого оттенков. На голове у него – шлем, так что Ронину не видно его лица. Хотя фигура кажется знакомой. Ронина охватывает необъяснимый страх. Что его так пугает? Человек в черных доспехах еще далеко, он и не разглядел его толком. У черного рыцаря два меча. Они такие длинные, что ножны почти касаются мраморного пола. Незнакомец оглядывается, как будто ищет чего-то. А потом быстро уходит.
Ронина вдруг пробивает озноб. Что-то движется на него, дыша леденящим холодом. Курящиеся жаровни раскачиваются на бронзовых цепях. Поднимается ветер.
Он чувствует чье-то присутствие, какое-то странное прикосновение, как будто кто-то – но кто? – пытается влезть ему в сознание тонкими щупальцами. Он отпрянул назад, словно обжегшись о ледяной огонь. Пламя – холодное, бледное и ненасытное – разгорается там, внизу. Ему трудно дышать. Он жадно ловит ртом воздух. Смертельный ужас накрывает его волной, заглушая голос рассудка. Он чувствует, что слабеет. Он как потерявшийся ребенок, застигнутый бурей, – слабый, беспомощный и одинокий.
И вдруг – сквозь смятение, отчаяние и ужас, рвущий его существо на части, – Ронин чувствует что-то еще. Капли холодной воды на лице. Он поднимает голову. Над ним сгущаются багровые тучи. Слышится треск электрического разряда. Пол у него под ногами начинает дрожать. Вспышка белого света вспарывает небеса. Он пытается ухватиться за бледную руку, протянутую ему.
Еще одна вспышка света, как блик на поверхности текучей воды, ослепила его на мгновение...
– ...внизу ничего нет, – раздался у него за спиной голос Г'фанда.
Ронин вздрогнул.
– Почему ты меня не позвал? – возмутился ученый. – Вот же они, свитки.
Ронин моргнул и облизал пересохшие губы.
– Мне показалось... я что-то увидел в зеркале...
Г'фанд подошел ближе.
– В каком еще зеркале?
Ронин уставился на стену. Там висела шестиугольная железная пластина, тусклая и не блестящая, которая в принципе не могла ничего отражать. Ему почудилось, что зеленая рама из оникса заговорщицки ему подмигнула. Он тряхнул головой. Вот уж действительно – дом великого мага.
Пожав плечами, он повернулся обратно к Г'фанду.
– Давай на поиски.
Они принялись методично перебирать свитки один за другим. Ряд за рядом. Один раз Ронин все-таки не удержался и покосился на загадочный шестигранник на стене, который точно был зеркалом. А эти странные сцены, показанные ему... что все это значит? Он уже не сомневался, что Боррос сказал ему правду. На поверхности живут люди. Но зачем тогда Саламандра солгал ему? Непонятно. Однако в одном Ронин теперь был уверен: против собственной воли он оказался втянут в самую гущу событий, грозящих в любой момент обернуться великой трагедией. В чем заключается эта трагедия, он не имел ни малейшего представления, но надо быть уже законченным идиотом, чтобы игнорировать столь явные намеки. Что вообще привело его в это странное место? Любопытство, порожденное скукой. Упрямство, порожденное любопытством. Избыток силы. И еще, надо думать, недавний скандал. Таковы вкратце причины. Ронин мысленно пожал плечами и продолжил искать вожделенный свиток.
Свитка они не нашли. Им даже не верилось... пройти такой долгий и трудный путь, преодолеть столько препятствий – и все напрасно?! Ронин и мысли не допускал, что можно вернуться с пустыми руками. И дело тут даже не в свитке.
Он послал Г'фанда проверить другие комнаты на этом этаже, а сам еще раз внимательно осмотрел шестиугольное помещение. Ковра на полу здесь не было. Темные деревянные доски начищены до блеска. Нигде ни пылинки. Все сияет как новенькое. Рядом с книжными полками стояли две низенькие табуретки. Раньше Ронин таких не видел: обитые плотной кожей, с выдающимся вверх сиденьем и двумя закругленными подлокотниками, которые плавно переходили в деревянные ножки и были пристегнуты к ним кожаными ремешками с медными пряжками.
Вдоль противоположной от двери стены тускло поблескивали стеклянные ящики. Первый был пуст, хотя на зеленом войлоке остались вдавленные следы от стоявших здесь ранее двух предметов, величиной с ладонь взрослого мужчины. Во втором ящике лежала огромная книга, на вид – очень древняя, открытая на середине, с закладкой из синей ткани. Обе страницы были чисты. В третьем ящике Ронин обнаружил макет какого-то коридора без крыши, так что можно было заглянуть внутрь. Макет был сделан из мрамора. Вдоль стен шли в ряд двенадцать колонн, а между ними на одинаковом расстоянии друг от друга висели бронзовые жаровни. Все детали были тщательно проработаны. Чувствовалась рука искусного мастера. Ронин нагнулся, чтобы рассмотреть макет получше, и тут его осенило. Это же точная копия коридора, который он видел в зеркале! Впрочем, в зеркале ли? Он с некоторой опаской покосился через плечо на коварный тусклый шестигранник.
Ладно, продолжим осмотр. Вот здесь стоял облаченный в черные доспехи воин, а здесь он почувствовал чье-то присутствие. Ему снова послышалась загадочная музыка. Ронин поднял стеклянную крышку. Под мраморным полом игрушечного коридора желтела какая-то продолговатая полоса. Ронин тупо уставился на нее, а потом вдруг сообразил, что это может быть.
Он достал кинжал и подцепил острием край макета, но у него ничего не вышло. Тогда он попробовал с другой стороны, и на этот раз ему все-таки удалось приподнять макет.
Пытаясь унять нарастающее возбуждение, Ронин осторожно вытащил свиток. Еще не взглянув на заголовок, он уже знал, что это – именно то, что нужно. Он позвал Г'фанда и показал ему свиток, мелко исписанный сверху донизу непонятными знаками.
Ученый долго рассматривал свиток.
– Очень сложный язык, – покачал он головой. – Даже не знаю, с какой стороны подступиться.
Они спустились на первый этаж. Ронин забрал у Г'фанда свиток и скрутил его в тонкую трубочку.
– Ничего. Есть один человек, который его обязательно расшифрует. Сейчас самое главное – не потерять его.
* * *
Тени стали длиннее, косые лучи приобрели густой янтарный оттенок. Золотистые прожилки на черных каменных ступенях переливались радужным мерцанием. Город казался спокойным и дружелюбным. День убывал. Освещение тускнело. Все окутала непроницаемая тишина. Они решили возвращаться тем же путем, что и пришли. Оба устали ужасно, но радость от того, что у них все получилось, была сильнее усталости.Они разговаривала на ходу. И, может быть, из-за того, что они были заняты разговором, они слишком поздно заметили промельк движения у них за спиной. Или, быть может, из-за приподнятого настроения. Или из-за того, что вид знакомых уже улиц, залитых мягким, ласкающим светом, располагал к некоторому расслаблению.
Но какова бы ни была причина, спохватились они слишком поздно. Что-то неслось на них сзади. Воздух наполнился едким насыщенным запахом. Ронин развернулся, одновременно вытаскивая меч из ножен. Опоздал он буквально на миг. Мощный удар свалил его с ног, и он шлепнулся в грязь, больно ударившись о мостовую. Жгучая боль опалила легкие. Сделалось невозможно дышать. Ронин судорожно хватал ртом воздух.
Сквозь алый туман, застилавший ему глаза, он увидел то самое трехметровое чудище, которое напало на них перед домом мага. Огромный изогнутый хвост бился из стороны в сторону, когтистые лапы уже тянулись к Г'фанду. Ученый успел достать меч и пытался отбиться от жуткой твари. Безо всякого, впрочем, успеха.
Ронин попробовал встать, но это оказалось не так-то просто. Его словно парализовало. Так он и лежал в грязи, стараясь хотя бы поднять меч и восстановить дыхание, пока чудище напирало на Г'фанда, клацая мерзким клювом. Неожиданно тварь схватила меч ученого прямо за лезвие. Послышался хруст металла, зажатого в шестипалой лапе.
Неимоверным усилием воли Ронин заставил себя подняться на колени. Он оперся на меч, пытаясь справиться с дрожью. Его буквально трясло, точно раненого зверя. Наконец он встал на ноги, но не удержал равновесия и пошатнулся. Меч со звоном упал на мостовую. Ронин достал кинжал и напал на чудовище сзади.
Страшные когти зверя уже впились Г'фанду в горло и неумолимо сжимались. Вид у ученого был беспомощный и растерянный. Дурея от мерзкого запаха, Ронин ударил кинжалом в спину уродливой твари. С тем же успехом он мог бы ударить и в стену. Чудище не обратило на него никакого внимания. Тогда Ронин вскарабкался ему на спину. Он увидел; как ноги Г'фанда мелькнули в воздухе, и в этот момент боль пронзила все тело, как будто в него забили раскаленные гвозди. Он едва удержался, чтобы не закричать. Время как будто остановилось.
Он был похож на микроба, который пытается влезть на гору. Ронин бил кинжалом куда попало. Один раз он едва не выронил клинок. Им уже овладевало отчаяние, но тут он снова увидел перекошенное лицо Г'фанда, исказившееся от боли, и это его подстегнуло. Боль не отпускала. Он уже почти не чувствовал ног. Однако он все же карабкался вверх, цепляясь свободной рукой за чешуйчатые наросты. Зловоние, испускаемое чудовищем, стало невыносимым. У Ронина слезились глаза. Он попробовал сосредоточиться на сияющем лезвии своего кинжала.
Силы покидали его. Онемение распространялось все выше и выше. Уже скоро оно доберется до мозга, и тогда – все. Конец. Леденящий душу крик донесся откуда-то издалека, как будто из другого мира... чужой, искаженный... как будто человеческий голос вырвался из нечеловеческой глотки. Где-то в этом далеком мире остывало его тело... он соскальзывал вниз, в этот далекий нездешний мир...
Он заставил себя заглянуть в эту холодную оранжевую бесконечность, где вращались черные обсидиановые зрачки, огромные, как две планеты. Жуткий смех.
Ронин в отчаянии замахнулся и вложил в удар все оставшиеся силы. Что-то случилось со зрением. Ему вдруг показалось, что чья-то призрачная бледная рука как бы сливается с его рукой... кинжал вошел прямо в зияющую пасть.
Его едва не стошнило от новой порции зловония, ударившей ему в ноздри. Раздался какой-то непонятный звук, похожий на звон туго натянутого провода. Ронин пытался всадить кинжал глубже. Он давил обеими руками, одновременно проворачивая клинок.
Тварь забилась в конвульсиях. Пронзительный вой огласил город. Что было дальше, Ронин уже не видел. Он стремительно погружался в бархатную темноту, поначалу еще пытаясь сопротивляться ее мягким объятиям. Но вскоре его охватила смертельная усталость. Ему уже ничего не хотелось – даже возвращаться.
* * *
Он пришел в себя как-то вдруг, как будто что-то вырвало его из забытья. Омерзительное зловоние, исходящее от омерзительной твари, по-прежнему било в ноздри. Он откашлялся и вытер рот. Вся мостовая была мокрой и скользкой от густой черной крови. Ронин огляделся. Чудище куда-то делось. Г'фанд лежал в нескольких метрах от него, не подавая признаков жизни. Ронин с трудом поднялся, подошел к ученому и опустился перед ним на колени. Вид у ученого был неважнецкий. Выпученные глаза. Язык, прикушенный посиневшими губами. На подбородке – следы засохшей розовой пены. Кожа как будто просвечивает. Шея неестественно вывернута. На изодранном горле – сплошное кровавое месиво.Бесцветные глаза Ронина потемнели от ярости. Он осторожно закрыл ученому глаза. Еще долго сидел он посреди останков этой ужасной бойни, глядя на Г'фанда. Множество мыслей роилось у него в голове, но все они были какими-то смутными, неуловимыми, точно стайка рыбешек в глубокой воде.
Тени стали еще длиннее. Они обволакивали странные сооружения и темными полосами ложились на мостовую. Вдалеке раздавался какой-то лай, отрывистый и резкий. Слабо попискивали маленькие зверюшки, привлеченные, наверное, запахом свежей крови. Было так тихо, что слышался даже топот их крошечных лапок.
Ронин не обращал внимания на все эти звуки. Как завороженный он смотрел на изуродованный окровавленный труп своего товарища – смотрел, не в силах оторвать глаз.
* * *
Наконец он заставил себя подняться. Все тело ломило, но боль казалась сейчас далекой и нереальной. Он бережно поднял тело и перекинул его через плечо. Г'фанд был легким как перышко. Ронин подобрал меч. Он что-то задел сапогом. Непонятный предмет с грохотом покатился по камням. Оказалось, что это была рукоятка его кинжала, отломившаяся от лезвия.Ронин убрал меч в ножны.
* * *
В угасающем свете камни на площади еле-еле мерцали. Трупы животных, которых они с Г'фандом убили, были уже наполовину объедены. Ронин огляделся. Никого.Он подошел к колодцу и, не дав себе даже мгновения на колебания, бросил туда труп Г'фанда. Спустя какое-то время раздался слабый всплеск – не громче, чем всплеск от камня, который Г'фанд недавно тоже бросил в колодец...
Сумрак сгущался, поглощая последние янтарные лучи. Тени расползлись по улицам. Наконец Ронин оказался перед обшарпанной дверью дома Боннедюка Последнего и устало привалился к ней. Он не помнил, как добрался сюда. За спиной, совсем-совсем рядом, послышалось чье-то сопение. Звук показался Ронину знакомым. Да, именно этот звук какое-то время преследовал его на обратном пути, но он был слишком измучен, чтобы оглянуться и посмотреть, кто это.
За дверью раздалось глухое ворчание Хинда. Дверь открылась, и Ронин рухнул без сил к ногам Боннедюка Последнего.
* * *
Боннедюк Последний как раз спускался по лестнице, когда Хинд вдруг заворчал. В руках у карлика был старый кожаный рюкзак. Со словами «уже пора» он уложил в рюкзак кое-какие вещи, потом бросил рюкзак на стул, прошел через комнату с удивительной резвостью, хотя и заметно прихрамывая, и открыл входную дверь.Хинд с рычанием выбежал на улицу. Он тут же поймал какую-то зверюшку и вырвал зубами приличный кусок трепыхающейся плоти. Втаскивая Ронина в дом и устраивая его в большом удобном кресле, Боннедюк Последний не переставал улыбаться. Хинд вернулся, облизывая губы. Он сам закрыл дверь, подтолкнув ее длинной мордой, лег на пол и принялся наблюдать за тем, как его хозяин возится с гостем.
Боннедюк Последний расстегнул на Ронине кольчугу, потемневшую и поцарапанную. Потом осторожно снял с него изодранные лохмотья, которые уже никак нельзя было назвать рубашкой. Глаза карлика потемнели. Морщины на лице обозначились еще резче.
– Значит, Макконы вырвались на волю, – задумчиво пробормотал он. – Они уже и сюда добрались.
Хинд поднял голову, встал, подошел к двери и замер там, как часовой на посту. Карлик порылся в кожаном рюкзаке, достал баночку с мазью и принялся растирать Ронину грудь и руки.
– Так мне сказали кости, – доверительно сообщил он Хинду. – Что тот, молодой, не вернется назад.
Руки его работали ловко и уверенно.
– Я уже ничего не чувствую. Кости научили меня быть беспристрастным. Иначе я бы просто сошел с ума. Я делаю то, что должен.
Боннедюк Последний прошел в глубь дома и вернулся с графином воды. Бросил в воду пригоршню какого-то коричневого порошка и влил эту смесь Ронину в рот. Половина попала в горло, половина стекла по подбородку.
– Он сейчас будет спать, пока его тело не отдохнет и не восстановит силы, – продолжал объяснять карлик Хинду.
Он вылил остатки воды на золу в камине.
– Он столько всего пережил. Столько выстрадал. И ему еще предстоит страдать. Но так и должно быть. Боль закалит его.
Он снова ушел в глубь дома, принес какую-то маленькую штучку из коричневого оникса и красного гагата и положил ее себе в рюкзак.
– Нам пора уходить из города. Все, что надо, я сделал. Осталось только одно. – Карлик достал из рюкзака какой-то загадочный предмет, повертел его в пальцах и положил на стол рядом со спящим Ронином. – Да. Мало-помалу все проясняется.
* * *
Когда Ронин проснулся, в доме было тихо. У него вдруг возникло какое-то странное ощущение пустоты, и он долго не мог понять – почему. И только потом он сообразил: не хватало привычного размеренного тиканья.Ронин встал и позвал Боннедюка Последнего. Ему никто не ответил. Он прошел через комнату, поднялся наверх. Он почти не чувствовал боли. На втором этаже комнаты были пусты. Внизу тоже не было никого. Складывалось впечатление, что в доме вообще не осталось следов пребывания Боннедюка Последнего и его верного Хинда.
Ронин опустился в кресло. Утренний свет пробивался сквозь пыльные окна. Он рассеянно смотрел на косые лучи, и вдруг его взгляд упал на латную рукавицу, поблескивающую в ярком свете. Раньше она ему на глаза не попадалась. Он вообще не помнил, чтобы такая штуковина была в доме.
Он взял ее в руки. Вещь действительно своеобразная. Ронин в жизни не видел ничего подобного. Рукавица была достаточно тяжелая, и на ней не было никаких швов – только на кончиках пальцев виднелись тоненькие шовчики, похожие на следы от выломанных ногтей. Присмотревшись получше, Ронин заметил еще две вещи: рукавица была чешуйчатая и шестипалая. Быть такого не может! Ронин в потрясении уставился на нее. И чем дольше он смотрел, тем больше убеждался в своей правоте. Да, сомнений быть не могло: он держал в руках рукавицу, сделанную из лапы того самого чудища, которое прикончило Г'фанда... Ужасная картина гибели ученого явственно встала перед мысленным взором. Он вспомнил площадь и всплеск в колодце. И в этот момент Ронин понял, что пути назад у него нет. Он сам отрезал себе все пути к отступлению. Роковой шаг сделан. Возврата нет.
Он без колебаний натянул рукавицу на левую руку и расправил пальцы. Льющийся в окно свет посеребрил чешуйки, которые вспыхнули яркими блестками.
Ронин вышел из дома и пошел по извилистой улочке. Прохладный свежий ветерок дул ему в лицо. Он возвращался Наверх. Во Фригольд. К Борросу.
Сверкающие глаза. Влажные и темные. Они вмещали в себя всю вселенную. Теперь они видели все и не видели ничего. Но больше всего его потряс страх на этом лице, как будто въевшийся в его черты. Страх и красные рубцы. Неужели так и должно быть? Неужели он стал экспертом во всем, что касается смерти?..
* * *
Ронин стоял в кабинете целителя. Горела лампа. Он пришел к Борросу, но Борроса не было.Он смотрел на тело, распростертое на кровати. Изможденное, все в морщинах лицо, на котором при жизни всегда был написан страх. Красные глаза мерцают, отражая отблески пламени. Что они с тобой сделали, Сталиг?
Пламя вздрогнуло на сквозняке. Дверь открылась. Рука Ронина легла на рукоять меча.
– Я бы очень хотел, чтобы ты им воспользовался, – раздался вкрадчивый голос Фрейдала.
Ронин медленно обернулся. Саардин по безопасности был не один – с ним пришли три даггама. Фрейдал прошествовал к потайной двери и открыл ее. Оттуда вышли еще четыре даггама.
Губы Фрейдала скривились в подобие улыбки.
– Ну давай, вынимай свой меч. Где же тот героизм, которым так славятся меченосцы? – проговорил он с еле скрываемым торжеством. – Ты разве не хочешь сразиться? Со всеми нами? С боем пробить себе путь? – Саардин пристально наблюдал за Ронином своим единственным глазом. – Заберите у него оружие, – рявкнул он.
Даггамы в мгновение ока разоружили Ронина.
Да, Фрейдал правильно выбрал место, подумал Ронин. В такой тесной комнате особенно не развернешься. Никаких шансов.
Лицо Фрейдала непроницаемо, точно маска. Прилизанные волосы блестят. Вид у него довольный, едва ли не счастливый.
– Неужели ты и вправду думал, что сумеешь улизнуть с верхних уровней без нашего ведома? – С тонких бледных губ саардина не сходила улыбка. – Глупый мальчишка! – Он неодобрительно поцокал языком. – Тебя ведь предупреждали. Тебе, можно сказать, оказали любезность. Но ты явно злоупотребил хорошим к тебе отношением.
Фрейдал подошел к Ронину почти вплотную. Даггамы схватили меченосца за руки, хотя он и не думал сопротивляться.
Саардин расстегнул на Ронине кольчугу и уставился на рубцы у него на груди.
– Я так и думал, – заметил он, проведя пальцем по корке на ране. – Видишь ли, я не сумел развязать язык этому проклятому колдуну. Но потом меня вдруг осенила прекрасная мысль. По чистой, признаюсь, случайности. – Саардин рассмеялся пронзительным, резким смехом. – Я знал, что это сработает... свести вас с Борросом вместе.
Тут его взгляд упал на правую руку Ронина.
– Так, а что у нас здесь?
Он схватил меченосца за руку и поднял ее вверх. Чешуйчатая рукавица блеснула в неверном свете горящей лампы. Фрейдал стащил ее с руки Ронина и принялся пристально изучать.
– Он за этим тебя посылал туда, Вниз?
Саардин сверкнул бельмом. Теперь голос его стал резким:
– За этим? Ты, может, не в курсе, но, пока тебя не было, у нас такое тут завертелось... борьба за власть в полном разгаре.
Ронин подумал о Ниррене. Где он сейчас? Еще перед тем, как уйти вниз, он хотел разыскать чондрина, но тот словно в воду канул, и теперь у Ронина было такое чувство, словно он обманул доверие друга. «Но я же не знал, – успокаивал он себя. – Откуда я знал, что все это начнется так скоро? Если бы даже я и успел рассказать ему о планах Борроса, чем бы это ему помогло? И помогло бы ли вообще? Впрочем, чего уж теперь-то гадать...»
Фрейдал схватил Ронина за локоть и развернул лицом к телу Сталига.
– Он умер бесславно. Он пытался тебя защитить, но страх оказался сильнее его. В конце концов он нам выложил все.
Ронин вспомнил о том, как волновался целитель. Как предупреждал его не соваться не в свое дело. Старик ведь пытался его предостеречь...
– Ну и как тебе это нравится? – продолжал издеваться Фрейдал. – Видишь, что от него осталось? Кусок мяса, который разлагается и смердит.
Саардин сделал глубокий вдох, как будто смакуя запах разложения.
– Терпеть не могу мертвецов. Но Сталига мы оставили здесь не случайно. Даже такой глупый мальчик, как ты, должен это понимать.
Он сделал знак двум даггамам, и те молча унесли тело прочь.
– Будь благоразумным. Если тебе не нужна власть, позаботься хотя бы о собственной жизни. – Саардин провел холодной ладонью по голой груди Ронина. – Будет жалко испортить такое тело. – Он хлопнул себя по ноге чешуйчатой рукавицей, снятой с Ронина. – Машина работает?
Из темной операционной донесся какой-то шум. Фрейдал вздрогнул, как будто очнувшись. Ощущение было такое, что, увлекшись беседой с Ронином, он вообще позабыл о том, что за этими стенами существует еще и Фригольд. Саардин обернулся на звук. Ронин тоже вскинул голову.
Из темноты показались трое. Все – в облегающих бриджах и кожаных куртках кофейного цвета. Они ворвались в кабинет, оттолкнув двух даггамов, которые вынесли тело Сталига и уже успели вернуться обратно. Первым шел стройный молодой человек с пухлыми губами и румянцем во всю щеку. Рукояти кинжалов у него на груди и на правом бедре сверкали россыпью драгоценных камней.
– Саардин, – вежливо обратился он к Фрейдалу.
– Восс, – холодно поприветствовал его Фрейдал. – Чему мы обязаны столь стремительным вторжением?
Восс не удостоил его ответом, а сразу же обратился к Ронину:
– А-а, вот ты где! А то мы уже начали за тебя беспокоиться. – Он улыбнулся. – Все думали, где ты, чего поделываешь... а ты, я смотрю, занят беседой с самим саардином по безопасности!
Здоровый глаз Фрейдала зажегся яростью. Щека задергалась.