Ванс испустил громкий вздох.
   — Ужасный вы сангвиник, сержант! Смотрите, не разочаруйтесь, если ваш шар окажется параллелепипедом и не захочет катиться. В этой ребячьей чепухе есть что-то дьявольски страшное, и, если предчувствие не обманывает меня, вам ещё долго придётся играть в жмурки.
   — Да? — Хэс хитро, но доверчиво посмотрел на Ванса. Очевидно, он и сам был более или менее того же мнения.
   — Не позволяйте мистеру Вансу обескураживать вас, сержант, — поддразнил его Маркхэм. — Его всегда увлекает собственное воображение. — Потом с жестом нетерпения он повернулся к двери. — Отправимся лучше осмотреть местность, пока соберутся остальные. Потом я поговорю с профессором и другими членами семейства. Да, вы, сержант, не упомянули м-ра Арнессона, его нет дома?
   — Он в университете, но должен скоро вернуться.
   Маркхэм кивнул и пошёл за сержантом в переднюю. Когда мы проходили по мягким коврам, устилавшим проход в заднюю часть дома, на лестнице послышался шорох, и чистый, хотя и дрожащий, женский голос в полутьме спросил:
   — Это вы, м-р Маркхэм? Дяде показалось, что он узнал ваш голос. Он ожидает вас в библиотеке.
   — Через несколько минут явлюсь к нему, мисс Диллард. — Тон Маркхэма был отеческий и симпатизирующий. — Пожалуйста, останьтесь и вы, я бы хотел видеть вас обоих.
   Девушка шёпотом дала своё согласие и исчезла наверху.
   Мы пошли к задней двери. Перед нами был узкий проход, оканчивающийся деревянными ступеньками, ведшими в подвальный этаж. Спустившись по этим ступенькам, мы очутились в большой, низкой комнате с дверью, выходившей прямо на площадку с западной стороны дома. Дверь эта была приоткрыта, а в проёме стоял человек из уголовного бюро, поставленный там Хэсом для охраны трупа.
   Комната была, очевидно, когда-то подвалом для провизии, теперь же была переделана, заново выкрашена и служила клубным залом. Цементный пол был покрыт кокосовыми циновками, одна стена целиком была увешана изображениями стрелков различных эпох. В комнате стояло пианино и фонограф, множество удобных плетёных кресел, пёстрый диван, посредине — громадный плетёный стол, заваленный всевозможными спортивными журналами, и небольшой книжный шкаф, заполненный книгами о стрельбе из лука. В углу стояло несколько мишеней, и их позолоченные диски и разноцветные кольца образовывали яркие световые пятна в солнечных лучах, льющихся через окна.
   Часть стены возле двери была завешена длинными луками разного размера и веса, а возле них стоял большой старинный комод с инструментами. Над ним висел маленький шкафчик с разным необходимым в этом деле хламом вроде повязок, перчаток для стрельбы, колышков, наконечников и тетивы. На большой дубовой панели между дверью и западным окном были размещены разнообразные и самые интересные, какие я когда-либо видел, коллекции стрел.
   Эта панель обратила на себя особое внимание Ванса. Он тщательно поправил, подходя к ней, свой монокль.
   — Охотничьи и боевые стрелы, — заметил он. — Обольстительны… А одна из них как будто исчезла. Вынута с большой поспешностью. Медная перекладинка, державшая её на месте, сильно погнута. — На полу стояло несколько колчанов, наполненных стрелами для попадания в мишень. Он нагнулся и, вынув одну из них, протянул её Маркхэму.
   — Не похоже на то, чтобы эта крепкая вещь могла пробить грудь человека, но на расстоянии восьми ярдов она может насквозь пронзить оленя… Почему же не хватает охотничьей стрелы на панели? Очень интересно.
   Маркхэм нахмурился и сжал губы. Я видел: он все ещё цепляется за угасающую надежду, что трагедия является лишь несчастным случаем. Он безнадёжно швырнул стрелу на стол и пошёл к выходу.
   — Посмотрим на тело и место убийства, — сказал он ворчливо.
   Когда мы вышли на тёплое весеннее солнце, я почувствовал себя совершенно изолированным. Узкая, вымощенная площадка напоминала каньон между двумя отвесными каменными берегами. Она была футов на пять ниже уровня улицы, на которую можно было подняться по небольшой лестнице, ведущей к воротам в стене. Ровная, лишённая окон стена многоквартирного дома напротив, поднималась вверх на 150 футов; да и самый дом Дилларда, всего лишь четырехэтажный, по теперешним архитектурным меркам равнялся по высоте шестиэтажному дому. Хотя мы стояли под открытым небом в сердце Нью-Йорка, нас ниоткуда нельзя было увидеть, кроме как из боковых окон диллардовского дома и из выступающего окна дома на 76-й улице, задний двор которого примыкал к участку Дилларда. Дом этот, как мы вскоре узнали, принадлежал некоей миссис Друккер, и ему предназначено было сыграть существенную трагическую роль в деле раскрытия убийства Робина. Несколько больших деревьев замаскировали его задние окна, и только из этого выступающего окна открывался вид на ту часть площадки, где мы стояли.
   Я заметил, что Ванс все время смотрит на это окно и что по лицу его пробегают тени по мере того, как он изучал его. Но только спустя много времени я догадался, что привлекало его внимание.
   Стрельбище простиралось от стены диллардовского участка на 75-й улице до такой же стены друккеровского участка на 76-й улице, где на песчаном ложе возвышалась груда кулей сена. Расстояние между двумя стенами было в 200 футов, что, как я узнал впоследствии, позволяло продлить стрельбище на шестьдесят ярдов, чтобы можно было упражняться на нем в стрельбе на все дистанции, доступные этому средневековому виду оружия.
   Часть высокой железной решётки, разделявшей оба двора в том месте, где она должна была пересекать стрельбище, была снесена. В конце стрельбища с западной стороны друккеровского участка возвышался многоквартирный дом, занимавший угол 75-й улицы и Риверсайдской аллеи. Между этими двумя домами был узкий переулок, отделённый от стрельбища забором, в котором была проделана небольшая дверь с замком.
   Тело Робина распростёрлось почти у самого входа в клубную комнату. Несчастный лежал на спине, с раскинутыми руками и слегка согнутыми ногами, головой в сторону 76-й улицы. Робин был человек лет тридцати пяти, среднего роста, довольно полный, лицо у него было круглое, гладко выбритое, с узкими светлыми усами. Он был в спортивном костюме из светло-серой фланели, в голубой шёлковой рубашке и в коричневых башмаках с резиновыми подошвами. Светло-серая шляпа лежала у его ног.
   Возле тела была большая лужа потемневшей крови, принявшая форму громадной указующей руки. Но, что всех нас повергло в ужас, так это тонкая стрела, торчавшая вертикально из левой части его груди.
   Стрела выдавалась, может быть, на двадцать дюймов и там, где она входила в тело, было большое тёмное пятно от сгустившейся крови. Что придавало этому убийству особую нелепость — это красивое оперение стрелы. Перья были ярко-красного цвета, а вокруг стержня две бирюзовые полоски, ещё более украшавшие вестницу смерти. Я чувствовал какую-то нереальность этой трагедии, как будто присутствовал на театральном представлении для детей.
   Ванс стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на труп. Несмотря на кажущуюся небрежность его позы, я видел, что он оживлён, и ум его занят координированием всех факторов развернувшейся перед ним драмы.
   — Чрезвычайно странно. Вот эта стрела, — говорил он, — предназначена для крупной дичи… несомненно, принадлежит этнологической выставке, которую мы только что видели. И выстрел меткий, прямо в сердце без малейшего уклонения. Необыкновенно!.. Маркхэм, это нечеловеческое искусство. Случайный выстрел мог, конечно, сделать то же, но убийца этого молодца исключал всякие случайности. Это крепкая охотничья стрела, выдернутая, очевидно, из панели, указывает на преднамеренность. — Внезапно он нагнулся над телом. — А, вот это интересно! Ложбинка на конце стрелы отломана: стрела не могла держаться на тетиве. — Он повернулся к Хэсу. — Скажите мне, сержант, где профессор нашёл лук? Недалеко от окна клубной залы?
   Хэс вздрогнул.
   — Прямо под окном, м-р Ванс. Теперь он лежит на фортепьяно, в ожидании дактилоскопистов.
   — Боюсь, что они найдут лишь отпечатки пальцев профессора.
   Затем Ванс открыл портсигар и выбрал папиросу.
   — Я даже склонён думать, что и стрела совершенно чиста от отпечатков.
   Хэс пристально посмотрел на Ванса.
   — Что привело вас, м-р Ванс, к мысли, что лук был найден под окном?
   — Мне казалось, что это логически верное для него место, в связи с положением тела м-ра Робина.
   — Убит в упор, вы хотите сказать?
   Ванс покачал головой.
   — Нет, сержант. Я просто отметил тот факт, что ноги покойного направлены к двери в подвальный этаж, и что, хотя его руки вытянуты, ноги согнуты. Разве так падает человек, пронзённый в сердце?
   Хэс задумался.
   — Нет, — допустил он. — Он, наверно, съёжился бы больше, если бы даже упал на спину, но ноги его были бы выпрямлены, а руки прижаты к телу.
   — Именно так. Да посмотрите на его шляпу. Если бы он упал на спину, она была бы позади него, а не у ног.
   — Скажите, Ванс, — резко спросил Маркхэм, — что у вас на уме?
   — О, множество разных вещей. Но все они сводятся к одной совершенно нерациональной мысли, что покойный джентльмен не был убит стрелой из лука.
   — Так зачем же, ради Бога…
   — Совершенно правильно! Зачем вся эта инсценировка? Честное слово, Маркхэм, в этом деле что-то нездешнее, ужасное.
   В это время открылась подвальная дверь, и доктор Доремус в сопровождении сыщика Бэрка вышел на площадку. Он весело раскланялся и всем пожал руки, а потом с упрёком посмотрел на Хэса.
   — Право, сержант, — начал он жалобным тоном, — я только три часа из двадцати четырех отдаю на еду, и вы неизменно избираете один из этих часов, чтобы мучить меня вашими проклятыми трупами. Вы портите мне пищеварение. — Он весело осмотрелся и тихонько свистнул, увидев Робина. — Боже мой! На этот раз вы выбрали для меня фантастическое убийство.
   Он опустился на колени, и его привычные пальцы стали быстро ощупывать труп.
   Маркхэм смотрел сначала на него, а потом повернулся к Хэсу.
   — Пока доктор занят осмотром, я поднимусь наверх и поболтаю с профессором Диллардом. — Потом он обратился к доктору: — Повидайтесь со мною перед уходом.
   — О конечно! — Доремус даже не поднял головы. Он повернул тело на бок и стал ощупывать затылок.

Глава III
ЗАБЫТОЕ ПРОРОЧЕСТВО

    Суббота, 2 апреля, 1 час 30 минут пополудни
 
   В тот момент, когда мы вошли в холл, приехали из главного управления капитан Дюбуа с сыщиком Беллами и эксперты по дактилоскопии. Сыщик Сниткин тотчас же повёл их к лестнице в подвальное помещение, а Маркхэм, Ванс и я поднялись на второй этаж.
   Библиотека была большая роскошная комната, по крайней мере, двадцати футов длиною, во всю ширину дома. Стены её до потолка были уставлены полками с книгами, посредине западной стены возвышался массивный бронзовый камин, громадный письменный стол был завален газетами и брошюрами. Рядом стояли широкие кресла, обитые тёмной кожей.
   Профессор Диллард сидел за письменным столом, одна нога его покоилась на бархатной скамеечке; в углу у окна, на мягком кресле, приютилась его племянница, молодая девушка с правильными чертами лица, в строгом костюме tailleur [3]. Старик не встал нам навстречу и даже не извинился. Он считал, что мы знаем о его болезненном состоянии. Маркхэм объяснил причину присутствия Ванса и меня.
   — Очень сожалею, Маркхэм, — заговорил профессор, когда мы все уселись, — что причиной нашего собрания является трагедия, но видеть вас всегда приятно. Я полагаю, что вы желаете подвергнуть допросу меня и Белл. Спрашивайте обо всем, что вас интересует.
   Профессор Бертран Диллард — человек лет шестидесяти с небольшим, слегка сгорбленный от сидячей жизни, чисто выбритый, с густыми седыми волосами. Его маленькие глаза были на редкость проницательными, морщины вокруг рта придавали ему суровое выражение, свойственное людям, сосредоточенным на решении трудных проблем. В чертах его лица виделся мечтатель и учёный: как известно всему миру, его дикие мечты о пространстве, времени и движении осуществлялись на основе новых научных фактов. Казалось, что смерть Робина только отвлекла его от абстрактных размышлений.
   Маркхэм не сразу ответил. Потом он заговорил с явной почтительностью.
   — Пожалуйста, расскажите, сэр, что вам известно о трагедии, а уже лотом я задам вопросы, которые сочту необходимыми.
   Профессор протянул руку за старой пенковой трубкой, набил её, зажёг и уселся поудобнее в своём кресле.
   — Я уже почти все рассказал вам по телефону. Робин и Сперлинг пришли сегодня к Белл около десяти утра. Но она уже ушла играть в теннис, и они остались ожидать её внизу в гостиной. Я слышал, как они разговаривали там около получаса, а затем спустились в клубную комнату. Я провёл здесь около часа за чтением, а потом, так как солнце ласково светило, я решил выйти на задний балкон. Пробыв там около пяти минут, я почему-то взглянул вниз на стрельбище и, к моему изумлению и ужасу, увидел Робина, лежащего на спине со стрелой в груди. Я поспешил вниз, насколько мне позволяла подагра, и сразу понял, что бедняга был мёртв; я тотчас же позвонил вам. В доме не было никого, кроме старого Пайна, лакея, и меня. Кухарка ушла на рынок, Арнессон в девять часов ушёл в университет, а Белл все ещё играла в теннис. Я послал Пайна поискать Сперлинга, но того нигде не оказалось, и я опять вернулся в библиотеку и стал ждать вас. Вскоре после приезда ваших людей вернулась Белл, а немного позже и кухарка. Арнессон придёт лишь после двух.
   — Сегодня утром здесь никого не было: ни гостей, ни посторонних?
   Профессор покачал головой.
   — Только Друккер. Вы, кажется, видели его здесь однажды. Он живёт в доме за нашим и часто заходит, обыкновенно чтобы повидаться с Арнессоном, у них много общего. Он обладает истинно научным умом… Когда он узнал, что Арнессона нет дома, то посидел немного со мной, мы говорили об экспедиции, отправляемой Королевским астрономическим обществом в Бразилию, а потом он ушёл домой.
   — В котором часу это было?
   — Около половины десятого. Друккер только что ушёл, когда пришли Робин и Сперлинг.
   — Для м-ра Арнессона не совсем обычно отсутствовать утром по субботам? — спросил Ванс.
   Старый профессор взглянул проницательно и не сразу ответил.
   — Не совсем обычно, хотя, вообще, по субботам он дома. Но сегодня утром ему надо было поискать что-то в факультетской библиотеке… Арнессон работает вместе со мной для моей новой книги, — добавил он.
   Наступило короткое молчание, затем заговорил Маркхэм.
   — Сегодня утром вы сказали, что Робин и Сперлинг ухаживали за мисс Диллард, добиваясь её руки?
   — Дядя! — Молодая девушка выпрямилась и сердито посмотрела на старика. — Это нехорошо!
   — Но ведь это правда, милая. — В голосе его чувствовалась нежность.
   — Да, до некоторой степени правда, — согласилась девушка. — Но не следовало говорить об этом. Вы знаете, да и они тоже знали, как я на них смотрела. Мы были друзьями, вот и все. Ещё вчера вечером я совершенно ясно сказала обоим, что не буду больше выслушивать их глупых предложений. Они были просто молодые люди… и вот одного из них уже нет… Бедный Кок-Робин! — Она мужественно старалась победить своё волнение.
   Брови Ванса поднялись, он нагнулся вперёд.
   — Кок-Робин!
   — Да, мы его так поддразнивали, но он не любил этого прозвища.
   — Прозвище было неизбежно, — сочувственно заметил Ванс. — И, право, оно было очень мило. Ведь Кок-Робина любили все «птички в воздухе» и все оплакивали его смерть. — Говоря это, он внимательно смотрел на молодую девушку.
   — Я знаю, — кивнула она головой. Я даже однажды сказала ему это. И все любили Джозефа; его нельзя было не любить, такой он был добрый и славный.
   Ванс снова откинулся в своё кресло, а Маркхэм продолжал допрос.
   — Вы говорили, профессор, что слышали, как разговаривали в гостиной Робин и Сперлинг. Вы расслышали что-нибудь из их разговора?
   Старик искоса посмотрел на племянницу.
   — Действительно, имеет ли этот вопрос значение, Маркхэм? — спросил он после некоторого колебания.
   — При данном положении вещей весьма существенное.
   — Может быть. — Профессор задумчиво затянулся и выпустил густой клуб дыма. — С другой стороны, мой ответ может произвести ложное впечатление.
   — Я предполагаю, что вы доверитесь в этом случае моему суждению?
   Голос Маркхэма звучал настойчиво.
   Опять наступило короткое молчание, прерванное молодой девушкой.
   — Отчего же не рассказать м-ру Маркхэму, что вы слышали, дядя? Кому это повредит?
   — Я думал о тебе, Белл, — мягко ответил профессор, — но может быть, ты права. — Он с неудовольствием заговорил. — Дело в том, Маркхэм, что Робин и Сперлинг обменялись резкими словами по поводу Белл. Я слышал немного, но понял, что каждый из них считал другого помехой…
   — Нет, они не думали этого, — вступилась мисс Диллард. — Они всегда были на ножах, между ними была вражда, но не я была её причиной. Тут дело было в их успехах в стрельбе из лука. Видите ли, Раймонд, то есть м-р Стерлинг, был лучшим стрелком, но в этом году Джозеф несколько раз побеждал его на состязаниях, на последнем годовом турнире он был провозглашён чемпионом.
   — И, вероятно, Сперлингу казалось, что он упал в ваших глазах, — добавил Маркхэм.
   — Какие глупости! — горячо возразила девушка.
   — Я думаю, милая, что мы можем спокойно передать этот вопрос м-ру Маркхэму, — миролюбиво сказал профессор. — Какие у вас ещё вопросы, Маркхэм?
   — Я бы очень хотел узнать все, что вам известно о Робине и Сперлинге: кто они, каковы их связи и знакомства, как долго вы их знали?
   — Думаю, что Белл может просветить вас лучше меня. Оба молодых человека принадлежали к её компании. Я лишь случайно встречался с ними.
   Маркхэм вопросительно повернулся к девушке.
   — Я знаю их несколько лет, — быстро заговорила она. — Джозеф был лет на восемь-десять старше Раймонда и жил в Англии до тех пор, пока не умерли его родители; это было пять лет тому назад. Тогда он переехал в Америку и снял квартиру на Риверсайдской аллее. У него было достаточно денег, и он жил без дела, увлекаясь рыбной ловлей, охотой и другими видами спорта. Он бывал в обществе, но редко, и был хорошим другом, всегда готовым заменить отсутствующего гостя за обедом и войти четвёртым в бридж…
   Она остановилась, точно её сообщения были оскорбительны для памяти погибшего и Маркхэм, поняв её чувства, просто спросил:
   — А Сперлинг?
   — Он сын богатого фабриканта, ушедшего от дел. Живёт в прелестном загородном доме. Там наше парадное стрельбище, а сам Раймонд — инженер-консультант в какой-то фирме, но, я думаю, он служит там только ради удовольствия своего отца, потому что в конторе он бывает раза два-три в неделю. Он окончил Бостонский политехнический университет, а я познакомилась с ним, когда он был первокурсником и приезжал домой на каникулы. Раймонд, конечно, не перевернёт вселенной, но он представляет лучший тип американской молодёжи: искренний, весёлый, немного застенчивый, но совершенно прямодушный.
   Из описания молодой девушки легко было представить себе Робина и Сперлинга, и трудно связать кого-нибудь из них с мрачной трагедией, приведшей нас сегодня в этот дом.
   Маркхэм с минуту сидел нахмурившись. Наконец он поднял голову и посмотрел в лицо молодой девушке.
   — Скажите мне, мисс Диллард, нет ли у вас какой-либо теории, объясняющей смерть м-ра Робина?
   — Нет! — сорвалось с её губ. — Кому нужно было убивать Кок-Робина? У него во всем мире не было ни одного врага. Все это совершенно невероятно. Я не могла поверить случившемуся, пока не убедилась лично. Даже и теперь все кажется мне нереальным.
   — Но все-таки, милое дитя, — вставил профессор, — он убит. Значит, было что-то в его жизни, чего ты не знала и не подозревала. Постоянно мы открываем новые звезды, в существование которых не верили прежние астрономы.
   — Не могу себе представить, что у Джозефа был враг, — возразила она. — Никогда не поверю этому, это просто бессмыслица.
   — Вы полагаете, — спросил Маркхэм, — что Сперлинг ни в каком случае не может быть ответственным за смерть Робина?
   — Это невозможно! — глаза девушки засверкали.
   — А знаете ли вы, мисс Диллард, — заговорил ленивым безразличным тоном Ванс, — что «стерлинг» значит воробей?
   Девушка сидела неподвижно. Лицо её смертельно побледнело, а руки сжали ручки кресла. Потом медленно, как будто с большим усилием, она кивнула головой и тяжёлый вздох поднял её грудь. Вдруг она вздрогнула и прижала носовой платок к лицу.
   — Я боюсь! — прошептала она.
   Ванс встал, подошёл к ней и ласково погладил по плечу.
   — Чего же вы боитесь?
   Она подняла голову и глаза их встретились. Казалось, его взгляд успокоил её, и она с усилием улыбнулась.
   — Накануне, — заговорила она напряжённым голосом, — мы были все внизу на стрельбище. Раймонд собирался выстрелить, как вдруг отворилась дверь и на площадку вышел Робин. Конечно, опасности не было, но Сигурд, м-р Арнессон, смотрел на нас с заднего балкончика. Когда я в шутку крикнула Джозефу «ай-ай», Сигурд нагнулся к нам и сказал: — Вы не знаете, молодой человек, какой опасности вы подвергаетесь. Вы — Кок-Робин, а этот стрелок — Воробей. Помните, что случилось с вашим тёзкой, когда господин Воробей выпустил стрелу из лука? В то время никто не обратил внимания на эти слова. А теперь!.. — Голос её понизился до шопота.
   — Перестань, Белл, не поддавайся тоске. — Профессор говорил успокоительно, но не без нетерпения. — Просто это была одна из неловких шуток Сигурда. Он ведь постоянно смеётся и подшучивает — это естественное желание отдохнуть от напряжённой работы мысли.
   — Я тоже так думаю, — ответила девушка. — Конечно, это была только шутка. А теперь она кажется каким-то страшным пророчеством. Только, — поторопилась она прибавить, — Раймонд не мог этого сделать.
   Во время этой речи внезапно отворилась дверь, и на пороге появилась высокая, худощавая фигура.
   — Сигурд! — в восклицании Белл Диллард слышалось неподдельное облегчение.
   Сигурд Арнессон, ученик профессора Дилларда и его приёмный сын, имел яркую внешность: ростом выше шести футов, прямой и гибкий, с непослушными светлыми волосами, орлиным носом и лукавым выражением серо-синих глаз, отражавших напряжённую работу мысли, — облик, исключавший всякий намёк на поверхностность его характера. Я сразу почувствовал расположение и уважение к нему. В этом человеке таились могущественные возможности и богатейшая одарённость.
   Когда он вошёл в комнату, его глаза сразу охватили нас быстрым, испытующим взглядом. Он кивнул головой мисс Диллард и затем остановил свой взгляд на профессоре.
   — Скажите, пожалуйста, что случилось в этом доме? Повозки и толпа на улице; страж у входа… когда мне удалось проскользнуть мимо цербера, и Пайн впустил меня, два человека в штатском платье потащили меня без церемоний наверх. Забавно, но неловко… А, здесь, кажется, следователь. Здравствуйте, м-р Маркхэм.
   Не дав Маркхэму ответить на приветствие, Белл Диллард заговорила:
   — Сигурд, пожалуйста, будь серьёзен. М-р Робин убит.
   — Кок-Робин, ты хочешь сказать. Но чего же мог ожидать несчастный с таким именем? — Казалось это известие нисколько его не тронуло. — Кто же отправил его к праотцам?
   — Кто это сделал, мы не знаем, — ответил Маркхэм с упрёком в голосе. — Но м-р Робин был убит стрелою, пронзившей ему сердце.
   — Очень подходящая смерть. — Арнессон сел на ручку кресла и вытянул свои длинные ноги. — Так естественно, что Кок-Робин убит стрелою из лука…
   — Сигурд! — прервала его Белл. — Довольно шуток. Ты знаешь, что Раймонд не мог этого сделать.
   — Конечно, сестричка. Он посмотрел на неё пристально. — Я имею в виду орнитологического предка м-ра Робина. — Он медленно повернулся к Маркхэму. — Так здесь действительно произошло таинственное убийство, с трупом, нитями преступления и прочим хламом? Можно ли мне доверить суть разыгравшихся здесь событий?
   Маркхэм вкратце описал ему создавшееся положение; он выслушал с живым интересом. Когда отчёт был закончен, он спросил:
   — А лука не нашли на стрельбище?
   — Ах! — заговорил Ванс в первый раз после прихода Арнессона, как будто пробуждаясь от летаргического сна, и ответил за Маркхэма. — Очень дельный вопрос. — Да, лук был найден как раз под окном клубной комнаты, меньше чем в десяти футах от трупа.
   — Это, конечно, упрощает дело, — сказал Арнессон несколько разочарованно.
   — Теперь остаётся только снять отпечатки пальцев.
   — К несчастью, лук брали в руки, — объяснил Маркхэм. — Профессор Диллард поднял его и принёс домой.
   Арнессон с любопытством повернулся к старику.
   — Под каким импульсом действовали вы, сэр?
   — Импульсом? Милый Сигурд, я совсем не анализировал своих эмоций. Но мне пришло в голову, что лук — важная улика, и я отнёс его в подвал. В качестве меры предосторожности до прихода полиции.
   Арнессон скривил лицо и шутливо подмигнул.
   — Хотел бы я знать, какая подсознательная идея была в вашем уме…
   В дверь постучали, и Бэрк просунул голову в библиотеку.
   — Доктор Доремус ожидает вас внизу, мистер Маркхэм. Он кончил освидетельствование трупа.
   Маркхэм встал и извинился.
   — Не буду вас больше беспокоить. Мне предстоит долгая работа. Но я попрошу вас оставаться ещё некоторое время наверху. Я увижусь с вами перед уходом.