К этой лестнице и направился Лозитин. На первой площадке молодой ирск остановился и посмотрел на большую запертую дверь, находившуюся слева от него. Дверь была едва заметна в полумраке.
Лозитин думал: «Не заглянуть ли туда? Убедиться, что все в порядке с…»
С кем или чем, для Мортона осталось непонятно: он не смог проникнуть в глубинный подтекст этой мысли.
Что бы ни находилось в комнате, оно было важным для Лозитина. Тем не менее, он обуздал свои чувства и взялся за перила. Мортон подумал, что ирск станет подниматься по ступенькам. Но Лозитин не сделал ни одного шага и уже был наверху! «Боже мой!» — потрясение подумал Мортон, когда осознал, что Лозитин перенесся с места на место практически мгновенно. Изящные пальцы-щупальца коснулись перил, и ирск мгновенно оказался на верхней площадке.
Больше у Мортона не было времени думать об этом: Лозитин прошел мимо многих теней, которые, видимо, были дверями, и вошел в маленькую комнату в дальнем конце коридора.
Там были кровать, стол, маленький шкаф и ковер. Все это едва можно было рассмотреть в темноте. Насколько Мортон мог судить, мебель и ковры были земные. Лозитин разделся, не зажигая света, лег в постель, и какое-то время лежал без сна со спокойной улыбкой на губах.
По крайней мере, Мортон думал, что на лице Лозитина была загадочная улыбка ирсков, а чувствовал он счастье, покой и расслабление
Вытянувшись в своей постели, Лозитин думал: «Что плохого в том, чтобы быть диамондианцем? Каждый должен кем-то быть, а они самый артистически одаренный народ, какой когда-либо существовал».
Улыбка исчезла с его лица, мышцы этого лица напряглись, и Лозитин тихо заговорил, обращаясь — к кому? — к кому-то неизвестному:
— Вы совершаете большую ошибку, сделав то, что сделали, и, упорствуя в своем заблуждении. Только сегодня ко мне подошли ирски-мятежники и требовали у меня Оружие Лозитина. Просят ли они его от вашего имени? Поскольку вы уже подчинили себе Тьму, я не удивился бы, если бы вы оказывали на них давление, чтобы заставить меня отдать в ваши руки оружие моих предков. Его действительно можно использовать как дополнение к Тьме, но его подлинное назначение — защитить народ ирсков в случае реальной опасности. Я хотел бы спросить вас, что вы выиграете. Вы, у которого так мало надежды остаться в живых? Мне такое властолюбие кажется бессмысленным.
Лозитин помолчал, ожидая ответа, потом продолжил:
— Как? Вы не ответили даже из вежливости? Хорошо. Если это ваш ответ, я распространяю и на вас свою защиту с помощью двойника. Прощайте.
С этими словами Лозитин повернулся на бок и мирно заснул.
А Мортон проснулся в больничной палате.
7
8
Лозитин думал: «Не заглянуть ли туда? Убедиться, что все в порядке с…»
С кем или чем, для Мортона осталось непонятно: он не смог проникнуть в глубинный подтекст этой мысли.
Что бы ни находилось в комнате, оно было важным для Лозитина. Тем не менее, он обуздал свои чувства и взялся за перила. Мортон подумал, что ирск станет подниматься по ступенькам. Но Лозитин не сделал ни одного шага и уже был наверху! «Боже мой!» — потрясение подумал Мортон, когда осознал, что Лозитин перенесся с места на место практически мгновенно. Изящные пальцы-щупальца коснулись перил, и ирск мгновенно оказался на верхней площадке.
Больше у Мортона не было времени думать об этом: Лозитин прошел мимо многих теней, которые, видимо, были дверями, и вошел в маленькую комнату в дальнем конце коридора.
Там были кровать, стол, маленький шкаф и ковер. Все это едва можно было рассмотреть в темноте. Насколько Мортон мог судить, мебель и ковры были земные. Лозитин разделся, не зажигая света, лег в постель, и какое-то время лежал без сна со спокойной улыбкой на губах.
По крайней мере, Мортон думал, что на лице Лозитина была загадочная улыбка ирсков, а чувствовал он счастье, покой и расслабление
Вытянувшись в своей постели, Лозитин думал: «Что плохого в том, чтобы быть диамондианцем? Каждый должен кем-то быть, а они самый артистически одаренный народ, какой когда-либо существовал».
Улыбка исчезла с его лица, мышцы этого лица напряглись, и Лозитин тихо заговорил, обращаясь — к кому? — к кому-то неизвестному:
— Вы совершаете большую ошибку, сделав то, что сделали, и, упорствуя в своем заблуждении. Только сегодня ко мне подошли ирски-мятежники и требовали у меня Оружие Лозитина. Просят ли они его от вашего имени? Поскольку вы уже подчинили себе Тьму, я не удивился бы, если бы вы оказывали на них давление, чтобы заставить меня отдать в ваши руки оружие моих предков. Его действительно можно использовать как дополнение к Тьме, но его подлинное назначение — защитить народ ирсков в случае реальной опасности. Я хотел бы спросить вас, что вы выиграете. Вы, у которого так мало надежды остаться в живых? Мне такое властолюбие кажется бессмысленным.
Лозитин помолчал, ожидая ответа, потом продолжил:
— Как? Вы не ответили даже из вежливости? Хорошо. Если это ваш ответ, я распространяю и на вас свою защиту с помощью двойника. Прощайте.
С этими словами Лозитин повернулся на бок и мирно заснул.
А Мортон проснулся в больничной палате.
7
Полковник Чарлз Мортон нашел за раздвижной дверью свою форму. Все его оружие исчезло из тайников мундира. Мортон сердито выругался, хотя это его не удивило. Конечно, оружие лежало где-то под замком вместе с другими его личными вещами.
Успокоившись на этот счет, полковник подошел к окну и неумело попытался поднять штору устаревшего типа. Проклятые новонеаполитанцы! Что у них за страсть восстанавливать старый Неаполь во всех подробностях, даже его неудобства!
Внезапно штора поднялась сама и свернулась в рулон над окном с громким щелчком. Мортон подскочил на месте, но быстро забыл свое изумление, когда выглянул в окно, выходившее на восток.
Диамондианское солнце висело над старинными домами. Любуясь панорамой города и оживленным движением на улицах, Мортон сообразил, что находится на самом верхнем этаже больницы и солнце поднялось над крышами примерно три часа назад, что в Новом Неаполе означало девять часов утра.
«Похоже, я нахожусь тут со вчерашнего дня», — с беспокойством подумал он. Не было никаких причин считать, что этот срок был больше. Тревожило полковника другое: что с ним произошло прежде, чем он оказался в этой постели? Между потерей сознания в машине лейтенанта Брэя и пробуждением на следующий день в больнице могло произойти многое. Кто его осматривал за это время и что обнаружил?
Эти тревожные мысли продолжали кружиться в уме Мортона, пока он подходил к стоявшему рядом с кроватью телефону. Его комната явно не была отключена от коммутатора, потому что его сразу же соединили с городской сетью. Мортон позвонил в свой кабинет и нашел там своего секретаря, техника-сержанта Струзерса,
— Вот что я хочу, чтобы вы сделали, — приказал Мортон. — Слушайте: возьмите мою машину и приезжайте за мной в… — тут он остановился, чтобы прочесть название больницы, написанное мелким шрифтом на диске телефона, — в больницу Инкурибили, к задней двери.
Струзерс пообещал все исполнить, и Мортон положил трубку. Этот разговор очень успокоил полковника, но выйти отсюда было явно непросто.
Упорно обдумывая план побега, Мортон снова снял трубку. Через несколько секунд, преодолев благодаря своему высокому званию барьер из секретаря и медсестры, полковник объяснял доктору Эндрю Герхардту, психиатру, что с ним случилось, и просил доктора о встрече сегодня же в тринадцать тридцать. В заключение Мортон сказал:
— Я уверен, доктор, что этот случай относится к вашей компетенции, и предпочел бы, чтобы меня не лечили врачи вашей больницы.
Когда доктор Герхардт ответил, в его молодом голосе звучала именно та горечь, которую Мортон хотел у него вызвать. Врач стал убеждать его, что, по всей видимости, его болезнь — не функциональное расстройство.
— Если у вас возникнут хотя бы малейшие трудности в этом отношении, можете сослаться на меня, — заявил он.
Мортон положил трубку уже в хорошем настроении. Он был готов добиваться своего от Герхардту любой ценой, а это оказалось проще простого. Во время бритья полковнику пришла в голову еще одна мысль: с самого пробуждения он ждал очередного наплыва Тьмы с мучительной тревогой и каждый раз, когда она угрожала затопить его мозг, боялся снова быть… перенесенным куда-то.
Этот страх рассеялся: прошло больше двадцати минут, он перенес четыре прилива и отлива Тьмы и после каждого из них оставался самим собой.
В тот момент, когда Мортон думал об этом, на него нахлынула ее очередная волна. Полковник замер, ожидая, пока пройдет этот приступ, а потом с восхищением подумал, как велики возможности приспособления у человеческого организма. «Как мы быстро привыкаем жить в странном мире, в мире безумия».
Мортон уже оделся и теперь поправлял перед зеркалом фуражку, когда зазвонил телефон. Звонил лейтенант Брэй. Молодой офицер задыхался от спешки и рассыпался в извинениях. Наконец Мортон понял из его прерывистых фраз, что Брэй приехал вместе со Струзерсом, что они сейчас находятся внизу, у задней двери, и готовы помочь полковнику бежать из больницы. Когда смысл этих слов дошел до Мортона, полковник оживился и воскликнул:
— Послушайте! Это может получиться! Это была задача на побег его любимого типа. Сколько раз Мортон, в свободное время, решая для забавы такие задачи! Восхищенный этим полковник направился к двери комнаты.
Через несколько секунд он был в коридоре, ярко освещенном рядом круглых фонарей, укрепленных на потолке. Около десяти человек ходили взад-вперед по прибитой к полу ковровой дорожке, имевшей около двухсот метров в длину, мимо выкрашенных в ярко-желтый цвет дверей и стен, и еще три человека вышли из разных дверей, пока Мортон быстро, но без спешки шел туда, где, по его предположению, был выход.
Наблюдали за ним эти люди или нет? Узнать это было невозможно, но Мортон начал беспокоиться, когда двое мужчин из первой группы вошли в лифт вместе с ним. — Мортон встал в дальний угол лифта и оперся спиной о стенку. Похоже, эти двое не действовали вместе, потому что они стояли отдельно друг от друга, оба задумавшись о чем-то. Это были хорошо сложенные светловолосые и коренастые диамондианцы. Должно быть, они пришли к кому-то из больных. Это было немного странно в этот утренний час, и Мортон немного встревожился, когда вспомнил, что во всех больницах часы посещений бывают только днем и вечером.
Он поднял взгляд на световое табло над дверью и прочел, что его комната находится, как он и угадал, на самом верхнем, двенадцатом этаже.
Лифт поехал вниз и остановился на восьмом этаже. Дверь автоматически открылась, и за ней оказался мужчина, толкающий перед собой пустое кресло на колесиках. Когда он вошел в кабину, два диамондианца и Мортон расступились, освобождая ему место, и прижались к одной из стенок.
Санитару с креслом было около тридцати лет, он был довольно красив и вид имел достаточно решительный.
Убедившись, что его перевозочное средство надежно установлено в кабине, он дождался, пока дверь закрылась и кабина снова стала спускаться, и не спеша произнес:
— Друзья, мы теряем время.
Эти слова упали, как топор палача, и звучали угрожающе, как сигнал к нападению. Мортон был один против троих и потому быстро сказал:
— Я сдаюсь.
Сказал ли он правду? Позволит ли он делать с собой все, что им захочется? Мортон не был в этом уверен. Он стал ждать, еще не зная, что сделает В следующий момент.
Молодой санитар с креслом вынул из кармана шприц.
— Садитесь в это кресло, полковник, и примите это успокоительное средство.
Яд? Мортон сомневался в этом: им не нужно убивать его, и никто из них не похож на фанатика. Значит, речь шла не об отравлении.
И Мортон, не говоря ни слова, сел в кресло, закатал рукав и проследил взглядом за тем, как человек со шприцем протер его кожу спиртом и умело вонзил иглу.
Когда укол был сделан, санитар или ординатор выпрямился и сказал:
— Сначала лекарство, которое я вам сейчас ввел, лишит вас возможности говорить и двигаться. Потом, полковник, вы уснете и пробудете без сознания примерно восемь часов. В это время к вам придут и зададут вопросы. От души советую отвечать на них правдиво.
Это было смешно, но и опасно. Мортон успел с грустью сделать вывод, что телефон его комнаты был подключен к пульту прослушивания и, значит, у него с самого начала не было ни одного шанса вырваться отсюда.
Лифт остановился, двери открылись, и один да первой пары выкатил кресло с Мортоном в большой вестибюль. Когда Мортон увидел это, его сердце сжалось: полковник понял, что его комната находилась во флигеле, откуда он не мог легко добраться ни до выхода, ни даже до главного здания, где его ждали Брэй и Струзерс.
Похитители Мортона вели себя так, словно речь шла об обычной перевозке больного.
— Спасибо, доктор, — сказал один из них.
— Я провожу вас до машины, — беспечно ответил «доктор».
Так он и сделал. На этом коротком пути навстречу им попадались люди, в том числе две медсестры. Все они, похоже, посчитали эту картину вполне нормальной. Потом Мортон и его похитители оказались за воротами и после этого на стоянке, где их ждал небольшой фургон.
Два коренастых молодых человека подняли кресло с Мортоном в машину и установили его в задней части фургончика. Один из них сел рядом с Мортоном, а другой за руль. Они попрощались с врачом и отъехали от больницы. Врач, настоящий или мнимый, следил за машиной взглядом, пока она выезжала из ворот и поворачивала на узкую улицу. Через несколько секунд полковник и два его похитителя ехали по какому-то извилистому проезду Нового Неаполя.
Это было последнее, что Мортон смог вспомнить потом: в следующий момент его тело обмякло и он потерял сознание во второй раз меньше чем за сутки.
Успокоившись на этот счет, полковник подошел к окну и неумело попытался поднять штору устаревшего типа. Проклятые новонеаполитанцы! Что у них за страсть восстанавливать старый Неаполь во всех подробностях, даже его неудобства!
Внезапно штора поднялась сама и свернулась в рулон над окном с громким щелчком. Мортон подскочил на месте, но быстро забыл свое изумление, когда выглянул в окно, выходившее на восток.
Диамондианское солнце висело над старинными домами. Любуясь панорамой города и оживленным движением на улицах, Мортон сообразил, что находится на самом верхнем этаже больницы и солнце поднялось над крышами примерно три часа назад, что в Новом Неаполе означало девять часов утра.
«Похоже, я нахожусь тут со вчерашнего дня», — с беспокойством подумал он. Не было никаких причин считать, что этот срок был больше. Тревожило полковника другое: что с ним произошло прежде, чем он оказался в этой постели? Между потерей сознания в машине лейтенанта Брэя и пробуждением на следующий день в больнице могло произойти многое. Кто его осматривал за это время и что обнаружил?
Эти тревожные мысли продолжали кружиться в уме Мортона, пока он подходил к стоявшему рядом с кроватью телефону. Его комната явно не была отключена от коммутатора, потому что его сразу же соединили с городской сетью. Мортон позвонил в свой кабинет и нашел там своего секретаря, техника-сержанта Струзерса,
— Вот что я хочу, чтобы вы сделали, — приказал Мортон. — Слушайте: возьмите мою машину и приезжайте за мной в… — тут он остановился, чтобы прочесть название больницы, написанное мелким шрифтом на диске телефона, — в больницу Инкурибили, к задней двери.
Струзерс пообещал все исполнить, и Мортон положил трубку. Этот разговор очень успокоил полковника, но выйти отсюда было явно непросто.
Упорно обдумывая план побега, Мортон снова снял трубку. Через несколько секунд, преодолев благодаря своему высокому званию барьер из секретаря и медсестры, полковник объяснял доктору Эндрю Герхардту, психиатру, что с ним случилось, и просил доктора о встрече сегодня же в тринадцать тридцать. В заключение Мортон сказал:
— Я уверен, доктор, что этот случай относится к вашей компетенции, и предпочел бы, чтобы меня не лечили врачи вашей больницы.
Когда доктор Герхардт ответил, в его молодом голосе звучала именно та горечь, которую Мортон хотел у него вызвать. Врач стал убеждать его, что, по всей видимости, его болезнь — не функциональное расстройство.
— Если у вас возникнут хотя бы малейшие трудности в этом отношении, можете сослаться на меня, — заявил он.
Мортон положил трубку уже в хорошем настроении. Он был готов добиваться своего от Герхардту любой ценой, а это оказалось проще простого. Во время бритья полковнику пришла в голову еще одна мысль: с самого пробуждения он ждал очередного наплыва Тьмы с мучительной тревогой и каждый раз, когда она угрожала затопить его мозг, боялся снова быть… перенесенным куда-то.
Этот страх рассеялся: прошло больше двадцати минут, он перенес четыре прилива и отлива Тьмы и после каждого из них оставался самим собой.
В тот момент, когда Мортон думал об этом, на него нахлынула ее очередная волна. Полковник замер, ожидая, пока пройдет этот приступ, а потом с восхищением подумал, как велики возможности приспособления у человеческого организма. «Как мы быстро привыкаем жить в странном мире, в мире безумия».
Мортон уже оделся и теперь поправлял перед зеркалом фуражку, когда зазвонил телефон. Звонил лейтенант Брэй. Молодой офицер задыхался от спешки и рассыпался в извинениях. Наконец Мортон понял из его прерывистых фраз, что Брэй приехал вместе со Струзерсом, что они сейчас находятся внизу, у задней двери, и готовы помочь полковнику бежать из больницы. Когда смысл этих слов дошел до Мортона, полковник оживился и воскликнул:
— Послушайте! Это может получиться! Это была задача на побег его любимого типа. Сколько раз Мортон, в свободное время, решая для забавы такие задачи! Восхищенный этим полковник направился к двери комнаты.
Через несколько секунд он был в коридоре, ярко освещенном рядом круглых фонарей, укрепленных на потолке. Около десяти человек ходили взад-вперед по прибитой к полу ковровой дорожке, имевшей около двухсот метров в длину, мимо выкрашенных в ярко-желтый цвет дверей и стен, и еще три человека вышли из разных дверей, пока Мортон быстро, но без спешки шел туда, где, по его предположению, был выход.
Наблюдали за ним эти люди или нет? Узнать это было невозможно, но Мортон начал беспокоиться, когда двое мужчин из первой группы вошли в лифт вместе с ним. — Мортон встал в дальний угол лифта и оперся спиной о стенку. Похоже, эти двое не действовали вместе, потому что они стояли отдельно друг от друга, оба задумавшись о чем-то. Это были хорошо сложенные светловолосые и коренастые диамондианцы. Должно быть, они пришли к кому-то из больных. Это было немного странно в этот утренний час, и Мортон немного встревожился, когда вспомнил, что во всех больницах часы посещений бывают только днем и вечером.
Он поднял взгляд на световое табло над дверью и прочел, что его комната находится, как он и угадал, на самом верхнем, двенадцатом этаже.
Лифт поехал вниз и остановился на восьмом этаже. Дверь автоматически открылась, и за ней оказался мужчина, толкающий перед собой пустое кресло на колесиках. Когда он вошел в кабину, два диамондианца и Мортон расступились, освобождая ему место, и прижались к одной из стенок.
Санитару с креслом было около тридцати лет, он был довольно красив и вид имел достаточно решительный.
Убедившись, что его перевозочное средство надежно установлено в кабине, он дождался, пока дверь закрылась и кабина снова стала спускаться, и не спеша произнес:
— Друзья, мы теряем время.
Эти слова упали, как топор палача, и звучали угрожающе, как сигнал к нападению. Мортон был один против троих и потому быстро сказал:
— Я сдаюсь.
Сказал ли он правду? Позволит ли он делать с собой все, что им захочется? Мортон не был в этом уверен. Он стал ждать, еще не зная, что сделает В следующий момент.
Молодой санитар с креслом вынул из кармана шприц.
— Садитесь в это кресло, полковник, и примите это успокоительное средство.
Яд? Мортон сомневался в этом: им не нужно убивать его, и никто из них не похож на фанатика. Значит, речь шла не об отравлении.
И Мортон, не говоря ни слова, сел в кресло, закатал рукав и проследил взглядом за тем, как человек со шприцем протер его кожу спиртом и умело вонзил иглу.
Когда укол был сделан, санитар или ординатор выпрямился и сказал:
— Сначала лекарство, которое я вам сейчас ввел, лишит вас возможности говорить и двигаться. Потом, полковник, вы уснете и пробудете без сознания примерно восемь часов. В это время к вам придут и зададут вопросы. От души советую отвечать на них правдиво.
Это было смешно, но и опасно. Мортон успел с грустью сделать вывод, что телефон его комнаты был подключен к пульту прослушивания и, значит, у него с самого начала не было ни одного шанса вырваться отсюда.
Лифт остановился, двери открылись, и один да первой пары выкатил кресло с Мортоном в большой вестибюль. Когда Мортон увидел это, его сердце сжалось: полковник понял, что его комната находилась во флигеле, откуда он не мог легко добраться ни до выхода, ни даже до главного здания, где его ждали Брэй и Струзерс.
Похитители Мортона вели себя так, словно речь шла об обычной перевозке больного.
— Спасибо, доктор, — сказал один из них.
— Я провожу вас до машины, — беспечно ответил «доктор».
Так он и сделал. На этом коротком пути навстречу им попадались люди, в том числе две медсестры. Все они, похоже, посчитали эту картину вполне нормальной. Потом Мортон и его похитители оказались за воротами и после этого на стоянке, где их ждал небольшой фургон.
Два коренастых молодых человека подняли кресло с Мортоном в машину и установили его в задней части фургончика. Один из них сел рядом с Мортоном, а другой за руль. Они попрощались с врачом и отъехали от больницы. Врач, настоящий или мнимый, следил за машиной взглядом, пока она выезжала из ворот и поворачивала на узкую улицу. Через несколько секунд полковник и два его похитителя ехали по какому-то извилистому проезду Нового Неаполя.
Это было последнее, что Мортон смог вспомнить потом: в следующий момент его тело обмякло и он потерял сознание во второй раз меньше чем за сутки.
8
Фургон промчался по проезду и скоро выехал на широкий проспект. Два диамондианца, увозившие Мортона, что-то тихо напевали в восторге от того, что успешно выполнили задание.
— Изолина будет довольна, — сказал водитель, повернувшись к своему товарищу.
На несколько секунд он доверил судьбу машины и пассажиров своему ангелу-хранителю. А тот, конечно, тоже смотрел в другую сторону, потому что, когда водитель повернулся обратно и снова взглянул на шоссе, он оказался перед выбором: продолжать нестись вперед и тут же умереть или рискнуть сменить ряд и вклиниться между машинами в промежуток, который для любого разумного человека был бы не шире метра. Но в глазах этого парня один метр, должно быть, растянулся до десяти, и он, вполне уверенный в этом, великолепнейшим образом врезался в соседний ряд. В соседнем ряду на расстоянии чуть ли не в целый километр заскрипели тормоза, а потом по божьей милости и по волшебству промежуток между машинами расширился настолько, что автофургон уместился в нем.
Было утро, небо было стального цвета, и воздух уже стал жгучим, что предвещало жару через один-два часа. Похитители Мортона добрались до большого бульвара.
Водитель въехал туда так, что взвизгнули шины, на той же скорости, что и другие сумасшедшие за рулем, которые влетали на эту магистраль и старались поладить с одним и тем же поворотом, оставляя его то спереди, то сзади, то сбоку от себя. Вопль шин не смог разорвать небеса, но сделал для этого все возможное.
Водитель сморщил нос, почувствовав едкий запах паленой резины. Он старался набрать максимальную скорость, ударяясь бампером о бамперы соседних машин, когда его товарищ, сидевший сзади, сказал с волнением в голосе:
— Джордже, нас преследуют.
— Кто, Пьетро?
— Несколько тачек, и в них полно чертовых ирсков в этих пижамах с зелеными полосками — друзей диамондианцев.
Фургон увеличил скорость и перешел в левый ряд.
— Они по-прежнему едут за нами, Пьетро? — спросил водитель.
— Да.
— Не волнуйся, я от них живо оторвусь, сейчас увидишь.
Через минуту фургон, нацеленный водителем, влетел, как пуля в мишень, в пересекавшую проспект улицу. Маневр был рассчитан так, что три автомобиля ирсков не успели повторить его и вихрем пронеслись вперед через перекресток. Джордже промчался по маленькой улице, повернул направо на ближайшем перекрестке, потом снова направо и опять оказался на бульваре, с которого ускользнул минуту назад. Молодой диамондианец снова набрал прежнюю бешеную скорость, и через несколько минут он и его пассажиры оказались у ботанического сада. Если бы Мортон был в сознании, он узнал бы это место: здесь он был с Брэем накануне.
Отсюда водитель на полном ходу повернул фургон во вторую поперечную улицу, свернул влево на третью, и наконец въехал на узкую улочку. Здесь он, стирая покрышки, влетел в широкий двор за большим двухэтажным домом.
Оба похитителя Мортона спрыгнули на землю. Водитель подошел к своему товарищу, дожидавшемуся его сзади машины, они почти без труда подняли кресло с Мортоном, поставили его на круглые плиты двора и, не останавливаясь даже, чтобы отдышаться, покатили кресло к дому.
На первом этаже была большая массивная дверь, но у боковой стены был бетонный пандус, позволявший попасть сразу на второй этаж. Именно к нему похитители подвезли Мортона. Оба едва не выбились из сил, пока вкатывали бесчувственное тело по этой крутой наклонной дорожке. Они потели, пыхтели, останавливались, чтобы отдышаться, но в конце концов добрались до верха. Тот, которого звали Джордже, постучал в дверь.
Сперва за дверью стояла тишина, потом послышался звук приближающихся шагов. За стеклом, занимающим верхнюю часть двери, показалась изящно одетая молодая женщина в крошечной зеленой шапочке и оглядела троих прибывших.
— Везите его сюда, — наконец сказала она, понижая звонкий от природы голос.
Затем женщина открыла дверь и держала ее, пока Джордже и Пьетро вкатывали кресло в комнату. В доме стоял полумрак, а под его высокими потолками даже сохранялась прохлада. Молодая хозяйка дома забежала вперед маленькой группы и открыла другую дверь.
— Сюда! Кладите его на постель у окна, — приказала хозяйка.
Когда мускулистые молодые люди повернулись, чтобы направиться к выходу, Изолина Феррарис — это была она — внимательно оглядела их сквозь ресницы: она инстинктивно не доверяла диамондианским мужчинам. Потом она спросила:
— Все прошло хорошо?
— Еще бы! — ответил Джордже.
Пьетро, который уже приоткрыл рот для такого же ответа, закрыл рот и кивнул.
— Трудностей не было? Никаких проблем?
— Все прошло как по маслу, — заявил Джордже с самой невинной улыбкой, и молодые подчиненные Изолины вышли из комнаты.
Когда они оказались одни во дворе, Пьетро, немного обеспокоенный, спросил у Джордже:
— Ты не думаешь, что надо было сказать ей про ирсков, которые гнались за нами?
— Кто же рассказывает такое женщине! — отрезал тот. — И потом, мы же оторвались от них, верно?
Затем Джордже ушел, не дожидаясь ответа и всем своим видом выражая полнейшее презрение к глупому и малодушному Пьетро, который ничего не понимает в жизни.
А в комнате Изолина, наклонившись над лежавшим без сознания Нортоном, долго глядела на него, потом покачала головой, язвительно улыбнулась и тихо произнесла:
— Диамондиана не самое безопасное место в мире для члена Комиссии по Переговорам. Вы согласны, полковник? Оказаться без сознания два раза за одни сутки! Так вот, меня тревожит первый раз. Как это произошло? Мы были бы сумасшедшими, если бы позволили увезти вас с вашей планеты, не узнав об этом случае немного больше. Она повернулась и пошла к двери.
— Сегодня вечером я вернусь, и советую вам найти правильные ответы на мои вопросы.
С этими словами Изолина открыла дверь и вышла из комнаты.
Маленькие изящные часы на комоде медленно пробили семь раз. К этому времени в комнату проникла жара диамондианского дня. На лице лежавшего в кровати человека заблестели капли пота, но он не шевелился и не |подавал никаких признаков жизни до самого вечера. Сияющий свет — таким было первое ощущение Мортона. Это ощущение долго оставалось единственным, но полковник осознал, что он думает, вернее, может мыслить. Понемногу оцепенение покидало Мортона. Он почувствовал мурашки сначала в ногах, потом во всем теле. Чувства Мортона медленно просыпались, и наконец он смог открыть глаза, Мортон понял, что лежит на боку лицом к окну. Он мог видеть только ветви дерева за окном и кусок комнаты: вышивку, висящую на стене у окна, кресло в углу под лампой и книгу на нем.
«Может быть, через минуту я смогу повернуться и увидеть остальную часть комнаты и дверь. А тогда…» — подумал он.
Мортон смутно надеялся, что возможность управлять своим телом вернется к нему до того, как кто-нибудь придет, но тут дверь за его спиной открылась, и кто-то вошел в комнату.
Мортон пошлялся повернуться, но не смог. Он чувствовал, что мышцы сокращаются, но им не хватало сипы.
Полковник смирился с этим и стал ждать.
Какое-то время не было слышно ни звука. Потом женский голос тихо и достаточно мягко произнес:
— Изолина Феррарис. Я хотела бы поговорить с вами о вашем вчерашнем обмороке.
Мортон приоткрыл рот и с удивлением услышал свой голос, громко произносящий «да». Ободренный этим успехом, полковник еще раз попытался сдвинуться с места, и опять безуспешно. Мышцы не напрягались, но волю свою он мысленно напряг, заставляя себя сказать правду. У народа Диамондианы оставалось, говоря иносказательно, «пятнадцать минут до полуночи» — совсем немного времени до катастрофы. Это было неподходящее время для хитростей. Накануне Мортон был намерен попытаться убедить эту девушку правдиво ответить на его вопросы о мирной делегации. Он считал, что искренность всегда вызывает уважение. В сущности, неважно, поверит или нет Изолина в его фантастический рассказ.
— Я желаю лишь одного — рассказать вам во всех подробностях о том, что со мной произошло, кроме одного имени, которое я вам не назову, по крайней мере до тех пор, пока не буду убежден, что вам можно доверять, — сказал он вслух.
Полковник рассказал Изолине о своем невероятном приключении. Имя Лозитина он не открыл, а названия деревни не знал.
После того как он закончил, в комнате долго стояла тишина. Было невозможно угадать выражение лица Изолины. Мортон мог догадываться о нем только по голосу, звучавшему у него за спиной, а голос молчал. Он спросил себя, что может думать о таком невероятном рассказе диамондианская женщина, и не смог представить себе этого.
Мортон наугад задал вопрос:
— Какой-нибудь ученый когда-нибудь говорил, что физические характеристики этой планеты могут изменяться?
На это он получил ответ:
— Тьма — всего лишь какая-нибудь энергетическая машина. Это хоть немного утешает.
Заявление Изолины было из числа тех, на которые нельзя ответить сразу. Было похоже, что Изолина считает пустяком устройство, способное на расстоянии лишить человека чувств и перенести его сознание (его «я») в ум другого лица. Если Мортон не ошибался, это действительно было энергетическое поле, и такое огромное, что оно окутывало всю планету. Его самого такая мысль вовсе не утешала.
— Такую машину, о которой вы говорите, было бы слишком трудно обслуживать. Я не удивился бы, если бы логическое определенное число у нее было больше чем сто, а это уже фантастика.
Изолина захотела узнать, что такое определенная логика.
Мортон покачал головой: момент был неподходящий для того, чтобы читать лекции по истории логики. Он ограничился ответом:
— Это термин, означающий все то, чем математическая система с точки зрения логики отличается от совокупности природных явлений. В математике есть понятие «множество» — совокупность сходных между собой объектов, которые рассматриваются как одинаковые, как двойники друг друга. В природе же «двойников» не существует. Самый яркий пример того, как реально различаются между собой члены одного множества, — группа диамондианцев.
Подавляя дрожь, Изолина ответила, что прекрасно понимает, о чем он говорит.
Мортон закончил свой анализ достаточно мрачно:
— Итак, нужно узнать, какие команды даны этой машине. Что она должна сделать в случае катастрофы?
Молодая женщина молчала. Тогда Мортон заговорил снова:
— То, что ирск, в чьем уме я находился, сказал своей подруге о несчастье с мирной делегацией в Овраге Гиюма… Что это могло значить?
— Я сейчас позвоню отцу, — тихо и быстро проговорила Изолина и вдруг заявила: — Тут что-то не так, встреча должна была произойти только сегодня утром, а ваш ирск говорил о ней так, словно она произошла уже вчера.
Мортон не мог объяснить ей этого. Оба снова помолчали. Потом Изолина решительно заговорила:
— Думаю, лучше будет перейти к моей собственной роли во всем этом. Полковник, я женщина, которая старается обеспечить себе поддержку самых влиятельных людей в войсках Земной Федерации. Я начала с нижней ступени лестницы — например с… неважно с кого. Но сейчас я достигла вершины, и как раз поэтому вы находитесь здесь.
Говоря это, она обошла постель, встала между Мортоном и окном и начала рассматривать полковника. Мортон видел много фотографий Изолины Феррарис, поэтому теперь у него не осталось ни малейшего сомнения: это действительно была она.
На ее лице молодой патрицианки была легкая циничная улыбка.
— Полковник, что вы думаете о женщине, которая спит с десятком мужчин в месяц?
Мортон спокойно погрузил свой взгляд в глаза, которые вызывали его на осуждающий ответ. Поскольку Мортон почти не знал Изолину и не чувствовал к ней никакой привязанности, он смог объективно оценить ее внешность. Дочь генерала Феррариса была очень красива, еще красивее, чем на фотографиях. У нее были правильные черты лица, сияющие голубые глаза и молочно-белая кожа. Во взгляде Изолины было, может быть, слишком много волнения, щеки слегка покраснели, словно ей было немного стыдно, но выражение лица было решительным. Перед Мортоном была молодая женщина с прекрасным телом и восхитительным лицом, которая собиралась воспользоваться этими своими достоинствами, чтобы победить и выжить.
И полковник ответил:
— Зная, что любая женщина желает прежде всего истинной любви, я могу лишь сожалеть, что жизненные обстоятельства лишили вас этого чувства. Но вы напомнили мне об одном моем друге. Он следил здесь, на Диамондиане, за судьбой двух женщин, непривлекательной и очень красивой, которые пошли на ту же сделку с совестью, что и вы. Не знаю почему, но он беспокоился в основном о судьбе красавицы и совсем не волновался за некрасивую. По моему мнению, некрасивая тоже мечтала о любви и втайне надеялась однажды найти ее.
Брови Изолины сдвинулись, и она с недоумением взглянула на Мортона.
— Что означает это сравнение?
— Поскольку вы очень красивы, я слишком сильно беспокоюсь о вашей судьбе, и в этом я несправедлив к той некрасивой женщине. Я отдаю себе отчет, что ничем не лучше своего друга.
— Ах, вот что! — рассмеялась Изолина. — Я обнаружила, что мужчины могут беспокоиться о моем будущем, но это не мешает им участвовать в моем грехопадении. Этими словами я даю вам понять, что, как только ваше тело будет в силах действовать и все его органы без исключения начнут функционировать, то есть через два или три часа, я лягу с вами в эту кровать, надеясь, что вследствие этого вы станете другом народа Диамондианы.
Мортон ничего не сказал: его ум на мгновение отключился от происходящего.
Молодая женщина заговорила снова:
— Почему бы вам не попытаться заснуть? Может быть, проснувшись, вы получите приятный сюрприз.
— Изолина будет довольна, — сказал водитель, повернувшись к своему товарищу.
На несколько секунд он доверил судьбу машины и пассажиров своему ангелу-хранителю. А тот, конечно, тоже смотрел в другую сторону, потому что, когда водитель повернулся обратно и снова взглянул на шоссе, он оказался перед выбором: продолжать нестись вперед и тут же умереть или рискнуть сменить ряд и вклиниться между машинами в промежуток, который для любого разумного человека был бы не шире метра. Но в глазах этого парня один метр, должно быть, растянулся до десяти, и он, вполне уверенный в этом, великолепнейшим образом врезался в соседний ряд. В соседнем ряду на расстоянии чуть ли не в целый километр заскрипели тормоза, а потом по божьей милости и по волшебству промежуток между машинами расширился настолько, что автофургон уместился в нем.
Было утро, небо было стального цвета, и воздух уже стал жгучим, что предвещало жару через один-два часа. Похитители Мортона добрались до большого бульвара.
Водитель въехал туда так, что взвизгнули шины, на той же скорости, что и другие сумасшедшие за рулем, которые влетали на эту магистраль и старались поладить с одним и тем же поворотом, оставляя его то спереди, то сзади, то сбоку от себя. Вопль шин не смог разорвать небеса, но сделал для этого все возможное.
Водитель сморщил нос, почувствовав едкий запах паленой резины. Он старался набрать максимальную скорость, ударяясь бампером о бамперы соседних машин, когда его товарищ, сидевший сзади, сказал с волнением в голосе:
— Джордже, нас преследуют.
— Кто, Пьетро?
— Несколько тачек, и в них полно чертовых ирсков в этих пижамах с зелеными полосками — друзей диамондианцев.
Фургон увеличил скорость и перешел в левый ряд.
— Они по-прежнему едут за нами, Пьетро? — спросил водитель.
— Да.
— Не волнуйся, я от них живо оторвусь, сейчас увидишь.
Через минуту фургон, нацеленный водителем, влетел, как пуля в мишень, в пересекавшую проспект улицу. Маневр был рассчитан так, что три автомобиля ирсков не успели повторить его и вихрем пронеслись вперед через перекресток. Джордже промчался по маленькой улице, повернул направо на ближайшем перекрестке, потом снова направо и опять оказался на бульваре, с которого ускользнул минуту назад. Молодой диамондианец снова набрал прежнюю бешеную скорость, и через несколько минут он и его пассажиры оказались у ботанического сада. Если бы Мортон был в сознании, он узнал бы это место: здесь он был с Брэем накануне.
Отсюда водитель на полном ходу повернул фургон во вторую поперечную улицу, свернул влево на третью, и наконец въехал на узкую улочку. Здесь он, стирая покрышки, влетел в широкий двор за большим двухэтажным домом.
Оба похитителя Мортона спрыгнули на землю. Водитель подошел к своему товарищу, дожидавшемуся его сзади машины, они почти без труда подняли кресло с Мортоном, поставили его на круглые плиты двора и, не останавливаясь даже, чтобы отдышаться, покатили кресло к дому.
На первом этаже была большая массивная дверь, но у боковой стены был бетонный пандус, позволявший попасть сразу на второй этаж. Именно к нему похитители подвезли Мортона. Оба едва не выбились из сил, пока вкатывали бесчувственное тело по этой крутой наклонной дорожке. Они потели, пыхтели, останавливались, чтобы отдышаться, но в конце концов добрались до верха. Тот, которого звали Джордже, постучал в дверь.
Сперва за дверью стояла тишина, потом послышался звук приближающихся шагов. За стеклом, занимающим верхнюю часть двери, показалась изящно одетая молодая женщина в крошечной зеленой шапочке и оглядела троих прибывших.
— Везите его сюда, — наконец сказала она, понижая звонкий от природы голос.
Затем женщина открыла дверь и держала ее, пока Джордже и Пьетро вкатывали кресло в комнату. В доме стоял полумрак, а под его высокими потолками даже сохранялась прохлада. Молодая хозяйка дома забежала вперед маленькой группы и открыла другую дверь.
— Сюда! Кладите его на постель у окна, — приказала хозяйка.
Когда мускулистые молодые люди повернулись, чтобы направиться к выходу, Изолина Феррарис — это была она — внимательно оглядела их сквозь ресницы: она инстинктивно не доверяла диамондианским мужчинам. Потом она спросила:
— Все прошло хорошо?
— Еще бы! — ответил Джордже.
Пьетро, который уже приоткрыл рот для такого же ответа, закрыл рот и кивнул.
— Трудностей не было? Никаких проблем?
— Все прошло как по маслу, — заявил Джордже с самой невинной улыбкой, и молодые подчиненные Изолины вышли из комнаты.
Когда они оказались одни во дворе, Пьетро, немного обеспокоенный, спросил у Джордже:
— Ты не думаешь, что надо было сказать ей про ирсков, которые гнались за нами?
— Кто же рассказывает такое женщине! — отрезал тот. — И потом, мы же оторвались от них, верно?
Затем Джордже ушел, не дожидаясь ответа и всем своим видом выражая полнейшее презрение к глупому и малодушному Пьетро, который ничего не понимает в жизни.
А в комнате Изолина, наклонившись над лежавшим без сознания Нортоном, долго глядела на него, потом покачала головой, язвительно улыбнулась и тихо произнесла:
— Диамондиана не самое безопасное место в мире для члена Комиссии по Переговорам. Вы согласны, полковник? Оказаться без сознания два раза за одни сутки! Так вот, меня тревожит первый раз. Как это произошло? Мы были бы сумасшедшими, если бы позволили увезти вас с вашей планеты, не узнав об этом случае немного больше. Она повернулась и пошла к двери.
— Сегодня вечером я вернусь, и советую вам найти правильные ответы на мои вопросы.
С этими словами Изолина открыла дверь и вышла из комнаты.
Маленькие изящные часы на комоде медленно пробили семь раз. К этому времени в комнату проникла жара диамондианского дня. На лице лежавшего в кровати человека заблестели капли пота, но он не шевелился и не |подавал никаких признаков жизни до самого вечера. Сияющий свет — таким было первое ощущение Мортона. Это ощущение долго оставалось единственным, но полковник осознал, что он думает, вернее, может мыслить. Понемногу оцепенение покидало Мортона. Он почувствовал мурашки сначала в ногах, потом во всем теле. Чувства Мортона медленно просыпались, и наконец он смог открыть глаза, Мортон понял, что лежит на боку лицом к окну. Он мог видеть только ветви дерева за окном и кусок комнаты: вышивку, висящую на стене у окна, кресло в углу под лампой и книгу на нем.
«Может быть, через минуту я смогу повернуться и увидеть остальную часть комнаты и дверь. А тогда…» — подумал он.
Мортон смутно надеялся, что возможность управлять своим телом вернется к нему до того, как кто-нибудь придет, но тут дверь за его спиной открылась, и кто-то вошел в комнату.
Мортон пошлялся повернуться, но не смог. Он чувствовал, что мышцы сокращаются, но им не хватало сипы.
Полковник смирился с этим и стал ждать.
Какое-то время не было слышно ни звука. Потом женский голос тихо и достаточно мягко произнес:
— Изолина Феррарис. Я хотела бы поговорить с вами о вашем вчерашнем обмороке.
Мортон приоткрыл рот и с удивлением услышал свой голос, громко произносящий «да». Ободренный этим успехом, полковник еще раз попытался сдвинуться с места, и опять безуспешно. Мышцы не напрягались, но волю свою он мысленно напряг, заставляя себя сказать правду. У народа Диамондианы оставалось, говоря иносказательно, «пятнадцать минут до полуночи» — совсем немного времени до катастрофы. Это было неподходящее время для хитростей. Накануне Мортон был намерен попытаться убедить эту девушку правдиво ответить на его вопросы о мирной делегации. Он считал, что искренность всегда вызывает уважение. В сущности, неважно, поверит или нет Изолина в его фантастический рассказ.
— Я желаю лишь одного — рассказать вам во всех подробностях о том, что со мной произошло, кроме одного имени, которое я вам не назову, по крайней мере до тех пор, пока не буду убежден, что вам можно доверять, — сказал он вслух.
Полковник рассказал Изолине о своем невероятном приключении. Имя Лозитина он не открыл, а названия деревни не знал.
После того как он закончил, в комнате долго стояла тишина. Было невозможно угадать выражение лица Изолины. Мортон мог догадываться о нем только по голосу, звучавшему у него за спиной, а голос молчал. Он спросил себя, что может думать о таком невероятном рассказе диамондианская женщина, и не смог представить себе этого.
Мортон наугад задал вопрос:
— Какой-нибудь ученый когда-нибудь говорил, что физические характеристики этой планеты могут изменяться?
На это он получил ответ:
— Тьма — всего лишь какая-нибудь энергетическая машина. Это хоть немного утешает.
Заявление Изолины было из числа тех, на которые нельзя ответить сразу. Было похоже, что Изолина считает пустяком устройство, способное на расстоянии лишить человека чувств и перенести его сознание (его «я») в ум другого лица. Если Мортон не ошибался, это действительно было энергетическое поле, и такое огромное, что оно окутывало всю планету. Его самого такая мысль вовсе не утешала.
— Такую машину, о которой вы говорите, было бы слишком трудно обслуживать. Я не удивился бы, если бы логическое определенное число у нее было больше чем сто, а это уже фантастика.
Изолина захотела узнать, что такое определенная логика.
Мортон покачал головой: момент был неподходящий для того, чтобы читать лекции по истории логики. Он ограничился ответом:
— Это термин, означающий все то, чем математическая система с точки зрения логики отличается от совокупности природных явлений. В математике есть понятие «множество» — совокупность сходных между собой объектов, которые рассматриваются как одинаковые, как двойники друг друга. В природе же «двойников» не существует. Самый яркий пример того, как реально различаются между собой члены одного множества, — группа диамондианцев.
Подавляя дрожь, Изолина ответила, что прекрасно понимает, о чем он говорит.
Мортон закончил свой анализ достаточно мрачно:
— Итак, нужно узнать, какие команды даны этой машине. Что она должна сделать в случае катастрофы?
Молодая женщина молчала. Тогда Мортон заговорил снова:
— То, что ирск, в чьем уме я находился, сказал своей подруге о несчастье с мирной делегацией в Овраге Гиюма… Что это могло значить?
— Я сейчас позвоню отцу, — тихо и быстро проговорила Изолина и вдруг заявила: — Тут что-то не так, встреча должна была произойти только сегодня утром, а ваш ирск говорил о ней так, словно она произошла уже вчера.
Мортон не мог объяснить ей этого. Оба снова помолчали. Потом Изолина решительно заговорила:
— Думаю, лучше будет перейти к моей собственной роли во всем этом. Полковник, я женщина, которая старается обеспечить себе поддержку самых влиятельных людей в войсках Земной Федерации. Я начала с нижней ступени лестницы — например с… неважно с кого. Но сейчас я достигла вершины, и как раз поэтому вы находитесь здесь.
Говоря это, она обошла постель, встала между Мортоном и окном и начала рассматривать полковника. Мортон видел много фотографий Изолины Феррарис, поэтому теперь у него не осталось ни малейшего сомнения: это действительно была она.
На ее лице молодой патрицианки была легкая циничная улыбка.
— Полковник, что вы думаете о женщине, которая спит с десятком мужчин в месяц?
Мортон спокойно погрузил свой взгляд в глаза, которые вызывали его на осуждающий ответ. Поскольку Мортон почти не знал Изолину и не чувствовал к ней никакой привязанности, он смог объективно оценить ее внешность. Дочь генерала Феррариса была очень красива, еще красивее, чем на фотографиях. У нее были правильные черты лица, сияющие голубые глаза и молочно-белая кожа. Во взгляде Изолины было, может быть, слишком много волнения, щеки слегка покраснели, словно ей было немного стыдно, но выражение лица было решительным. Перед Мортоном была молодая женщина с прекрасным телом и восхитительным лицом, которая собиралась воспользоваться этими своими достоинствами, чтобы победить и выжить.
И полковник ответил:
— Зная, что любая женщина желает прежде всего истинной любви, я могу лишь сожалеть, что жизненные обстоятельства лишили вас этого чувства. Но вы напомнили мне об одном моем друге. Он следил здесь, на Диамондиане, за судьбой двух женщин, непривлекательной и очень красивой, которые пошли на ту же сделку с совестью, что и вы. Не знаю почему, но он беспокоился в основном о судьбе красавицы и совсем не волновался за некрасивую. По моему мнению, некрасивая тоже мечтала о любви и втайне надеялась однажды найти ее.
Брови Изолины сдвинулись, и она с недоумением взглянула на Мортона.
— Что означает это сравнение?
— Поскольку вы очень красивы, я слишком сильно беспокоюсь о вашей судьбе, и в этом я несправедлив к той некрасивой женщине. Я отдаю себе отчет, что ничем не лучше своего друга.
— Ах, вот что! — рассмеялась Изолина. — Я обнаружила, что мужчины могут беспокоиться о моем будущем, но это не мешает им участвовать в моем грехопадении. Этими словами я даю вам понять, что, как только ваше тело будет в силах действовать и все его органы без исключения начнут функционировать, то есть через два или три часа, я лягу с вами в эту кровать, надеясь, что вследствие этого вы станете другом народа Диамондианы.
Мортон ничего не сказал: его ум на мгновение отключился от происходящего.
Молодая женщина заговорила снова:
— Почему бы вам не попытаться заснуть? Может быть, проснувшись, вы получите приятный сюрприз.