Чем дольше вы смотрите, тем больше изменяются ваши представления о себе самом, тем отчетливее вы осознаете, как отчаянно нуждаетесь в этой жертве; вы уверены, что без нее вы окончательно погибли!
Чем дольше вы смотрите, тем больше вы убеждаетесь в своей нужде, тем сильнее разрывается ваше сердце. И тем активнее оно исцеляется!
Но как вы принимаете Иисуса в качестве своего Спасителя? Как вы принимаете Его жертву? Как вы говорите Ему, что хотите преодолеть отчуждение? Это, должно быть, трудно, скажете вы.
Нет, совсем не трудно.
Видите ли, мы часто представляем Господа как существо, пребывающее где-то далеко наверху, а себя внизу. И нам кажется, что должна существовать длинная и неприступная лестница, по которой можно туда подняться. На самом же деле все совсем не так. Но наш Господь стремится всеми силами устранить этот разрыв; и это Его желание настолько велико, что Он Сам проделал этот путь. Он стоит у самого входа в ваше сердце и говорит: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20).
Почему же Он не входит? Да потому, что Он не желает входить без приглашения. Он не желает насиловать волю. Он ждет вашего приглашения. И это единственное, что необходимо для признания Его вашим Спасителем. Просто пригласить Его войти.
Вы скажете: «Не может быть, чтобы все было так просто. Наверное, надо делать что-то еще. Надо предпринимать какие-то шаги».
Да, за первым шагом последуют остальные. И нам предстоит о них говорить. Но они будут мотивированы — каждый из них — тем, что вы увидите на кресте неподалеку от Иерусалима. Каждый шаг, предпринятый вами в христианской жизни, будет вдохновлен величием Человека, любившего вас до самой смерти, тогда как вы совсем не любили Его и — забивали гвозди!
Вы? Забивали гвозди? Я? Забивал гвозди? Да, в том, что произошло на Голгофе, легко обвинить Иуду. Легко обвинить Пилата или римских солдат. Но, продолжая смотреть на крест, мы в конце концов поймем, что это сделали мы, и на гвоздях остались отпечатки наших пальцев.
И ничто иное не изменит и не преобразит нас, ничто иное не воспламенит нашу любовь и не усилит наше свидетельство — только это понимание. Ничто иное так не заденет нас за живое. И ничто так не исцелит!
Неужели дошло до этого?
Гордость не желает сдаваться
Пропущенная глава
Чем дольше вы смотрите, тем больше вы убеждаетесь в своей нужде, тем сильнее разрывается ваше сердце. И тем активнее оно исцеляется!
Но как вы принимаете Иисуса в качестве своего Спасителя? Как вы принимаете Его жертву? Как вы говорите Ему, что хотите преодолеть отчуждение? Это, должно быть, трудно, скажете вы.
Нет, совсем не трудно.
Видите ли, мы часто представляем Господа как существо, пребывающее где-то далеко наверху, а себя внизу. И нам кажется, что должна существовать длинная и неприступная лестница, по которой можно туда подняться. На самом же деле все совсем не так. Но наш Господь стремится всеми силами устранить этот разрыв; и это Его желание настолько велико, что Он Сам проделал этот путь. Он стоит у самого входа в ваше сердце и говорит: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20).
Почему же Он не входит? Да потому, что Он не желает входить без приглашения. Он не желает насиловать волю. Он ждет вашего приглашения. И это единственное, что необходимо для признания Его вашим Спасителем. Просто пригласить Его войти.
Вы скажете: «Не может быть, чтобы все было так просто. Наверное, надо делать что-то еще. Надо предпринимать какие-то шаги».
Да, за первым шагом последуют остальные. И нам предстоит о них говорить. Но они будут мотивированы — каждый из них — тем, что вы увидите на кресте неподалеку от Иерусалима. Каждый шаг, предпринятый вами в христианской жизни, будет вдохновлен величием Человека, любившего вас до самой смерти, тогда как вы совсем не любили Его и — забивали гвозди!
Вы? Забивали гвозди? Я? Забивал гвозди? Да, в том, что произошло на Голгофе, легко обвинить Иуду. Легко обвинить Пилата или римских солдат. Но, продолжая смотреть на крест, мы в конце концов поймем, что это сделали мы, и на гвоздях остались отпечатки наших пальцев.
И ничто иное не изменит и не преобразит нас, ничто иное не воспламенит нашу любовь и не усилит наше свидетельство — только это понимание. Ничто иное так не заденет нас за живое. И ничто так не исцелит!
Неужели дошло до этого?
В одной истории, которой, возможно, недостает достоверности, рассказывается о человеке, который охотился в лесу на зайца. Он уже почти настиг длинноухого, как вдруг оба они оказались на самом краю скалы. У зайца, разумеется, были преимущества. Маленький и проворный, он быстро развернулся и убежал. А человеку не удалось повернуть, и он свалился в пропасть. Падая, он заметил какую-то ветку и уцепился за нее. После чего стал взывать о помощи. «Есть ли там кто-нибудь наверху?» — кричал он. Ответа не было. Тогда он крикнул еще громче: «Есть там кто-нибудь наверху?»
Наконец откуда-то сверху раздался величественный голос: «С кем ты желаешь говорить?»
Человек, в отчаянии уцепившийся за ветку, крикнул: «С кем угодно, кто может помочь мне».
Этот странный обмен репликами продолжался, повествует легенда. Голос свыше спросил: «Есть ли у тебя вера?» «Да», — ответил человек. Он надеялся, что это правда.
«Прекрасно, — произнес голос, — если у тебя есть вера, отпусти эту ветку».
Человек заколебался. Он посмотрел вниз. Там была бездонная пропасть. Казалось, между ним и верной смертью осталась только эта ветка. Наконец, после долгого молчания несчастный воскликнул: «Есть там наверху ещекто-нибудь?»
Вот такая история. Всего лишь легенда. Но как она похожа на жизнь! Мы считаем, что у нас есть вера в Бога, мы говорим об этом и гордимся этим. Мы чувствуем себя прекрасно — пока нашей вере ничто не угрожает. Но когда это происходит, когда мы попадаем в рискованную ситуацию, где должны полностью положиться на Бога, где должны либо доказать веру, либо отречься от нее, — это совсем другое дело.
Нелегко отпустить ветку, за которую мы держимся, даже если она весьма ненадежна, и безоглядно довериться Господу. Но когда Господь требует полного подчинения, многие люди оглядываются вокруг в поисках какого-то другого бога, в поисках веры, которая не требует такой безоговорочной преданности. Нелегко отпустить ветку!
Один христианин рассказывал другому, что все его усилия решить некую проблему оказались тщетными. И заключил: «Мне буквально ничего не остается, как положиться на Господа».
Его друг с сочувствием спросил: «Неужели дошло до этого?»
Неужели дошло до этого? Должны ли мы подчиниться? Должны ли мы вручить Господу управление своей жизнью? Почему нельзя просто сказать, что мы верим? Почему мы должны доказывать это, отпуская ветку?
Подчинение — это самое трудное в христианской жизни. Однако подчинение — это единственный ключ, единственный путь к спасительной связи с нашим Господом. Так как же Он может нас спасти, если мы не прекращаем попыток спастись самостоятельно? Как Он может нас спасти, если мы не позволяем Ему сделать это по-Своему?
Подчинение выглядит рискованным делом, поэтому мы его боимся. По-видимому, мы думаем, что Господь только и ждет момента нашего подчинения, чтобы обрушить на наши головы кучу неприятностей. Он, конечно, заставит покончить со всем тем, от чего мы не хотим отказаться, и делать все то, чего нам делать не хочется.
Каким мы представляем Господа? Неужели Господь, Который так нас любит, что отдал Своего Единородного Сына на смерть за нас, неужели Он изменит Себе, чтобы сделать нашу жизнь по возможности невыносимой? Апостол Павел задал этот вопрос так: «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?» (Рим. 8:32).
Слушайте дальше. Если бы вы узнали Его, если бы вы действительно узнали Его, вами бы овладело страстное стремление позволить Ему управлять вашей жизнью. И вы бы узнали, что это совершенно безопасно, не предполагает никакого риска. Наоборот, чем глубже ваша преданность, чем полнее ваше подчинение, тем больше будет чувство изумления перед Его любовью. Его предусмотрительностью, Его неотступной заботой. Когда вы подчиняетесь Господу Иисусу Христу, вы подчиняетесь Тому, Кто любит вас, как будто вы единственный в мире человек, достойный любви. Разве может быть здесь какой-то риск?
И все же гордому сердцу очень трудно подчиниться!
По поводу интеллектуальной гордости Бертран Рассел когда-то сказал: «Каждый человек хотел бы уподобиться Богу, если бы это было возможно, и лишь немногие с трудом признают невозможность этого».
Человек по природе так устроен, что ему трудно уступить место водителя; он никак не хочет подвинуться и позволить Господу управлять. Но как иначе Он сможет сделать для нас то, чего сами мы сделать для себя не в состоянии?
Как мы осуществляем это подчинение? Как мы вступаем в спасительную связь с нашим Господом? Позвольте мне, сильно упрощая, ответить на этот вопрос тремя краткими, четкими фразами: 1. Я грешник. 2. Я не могу с этим справиться. 3. Но Господь может.
Первое — я грешник.Для гордого сердца нет ничего более трудного, чем это признание — не слабости, не личных проблем, а греха.Мы должны назвать грех его настоящим именем, перестать обвинять свою наследственность, окружающую среду и все остальное, что мы находим нужным обвинять, и подойти к тому, чтобы сказать: «Я виновен. Никто другой не несет за меня ответственность. Помоги мне. Господи!»
Второй печальный факт — я не могу с этим справиться.Я способен спасти себя с таким же успехом, с каким я способен повернуть вспять воды Ниагары и заставить водопад течь вверх. Я не в силах выковать свою личную победу. Я не могу купить ее в готовом виде или открыть ее формулу. Я не могу добиться этого самодисциплиной. Все человеческие попытки укротить тигра, притаившегося внутри нашей воли, ведут только к разочарованиям. Победа — это дар Господа Иисуса Христа. Победа — это чудо. Я грешник. Я не могу с этим. справиться. И третье — Господь может!
Человек никогда не обретет личной свободы, если не откажется от своих жалких подпорок и не скажет: «Господи, я грешник. Я загубил свою жизнь. Я не могу с собой справиться. Я приношу свою разбитую жизнь Тебе, как ребенок приносит отцу поломанную игрушку. Ты заставишь ее работать, а у меня не получается. Но Ты можешь!
Вот насколько это просто. А трудным кажется только потому, что гордое сердце нелегко заставить дрогнуть. Человеку нелегко сдаться, нелегко признать свою слабость. И лишь подчинение — ключ к решению всех задач. Без подчинения нет чуда, нет победы, а есть только вечное поражение.
Мы подчиняемся, когда смотрим на Голгофу и видим Иисуса, умирающего за нас на кресте. Мы подчиняемся, когда крест становится важнее нашей гордости; когда мы понимаем, что не хотим больше ранить Спасителя — во веки веков!
И тогда происходит чудо!
Наконец откуда-то сверху раздался величественный голос: «С кем ты желаешь говорить?»
Человек, в отчаянии уцепившийся за ветку, крикнул: «С кем угодно, кто может помочь мне».
Этот странный обмен репликами продолжался, повествует легенда. Голос свыше спросил: «Есть ли у тебя вера?» «Да», — ответил человек. Он надеялся, что это правда.
«Прекрасно, — произнес голос, — если у тебя есть вера, отпусти эту ветку».
Человек заколебался. Он посмотрел вниз. Там была бездонная пропасть. Казалось, между ним и верной смертью осталась только эта ветка. Наконец, после долгого молчания несчастный воскликнул: «Есть там наверху ещекто-нибудь?»
Вот такая история. Всего лишь легенда. Но как она похожа на жизнь! Мы считаем, что у нас есть вера в Бога, мы говорим об этом и гордимся этим. Мы чувствуем себя прекрасно — пока нашей вере ничто не угрожает. Но когда это происходит, когда мы попадаем в рискованную ситуацию, где должны полностью положиться на Бога, где должны либо доказать веру, либо отречься от нее, — это совсем другое дело.
Нелегко отпустить ветку, за которую мы держимся, даже если она весьма ненадежна, и безоглядно довериться Господу. Но когда Господь требует полного подчинения, многие люди оглядываются вокруг в поисках какого-то другого бога, в поисках веры, которая не требует такой безоговорочной преданности. Нелегко отпустить ветку!
Один христианин рассказывал другому, что все его усилия решить некую проблему оказались тщетными. И заключил: «Мне буквально ничего не остается, как положиться на Господа».
Его друг с сочувствием спросил: «Неужели дошло до этого?»
Неужели дошло до этого? Должны ли мы подчиниться? Должны ли мы вручить Господу управление своей жизнью? Почему нельзя просто сказать, что мы верим? Почему мы должны доказывать это, отпуская ветку?
Подчинение — это самое трудное в христианской жизни. Однако подчинение — это единственный ключ, единственный путь к спасительной связи с нашим Господом. Так как же Он может нас спасти, если мы не прекращаем попыток спастись самостоятельно? Как Он может нас спасти, если мы не позволяем Ему сделать это по-Своему?
Подчинение выглядит рискованным делом, поэтому мы его боимся. По-видимому, мы думаем, что Господь только и ждет момента нашего подчинения, чтобы обрушить на наши головы кучу неприятностей. Он, конечно, заставит покончить со всем тем, от чего мы не хотим отказаться, и делать все то, чего нам делать не хочется.
Каким мы представляем Господа? Неужели Господь, Который так нас любит, что отдал Своего Единородного Сына на смерть за нас, неужели Он изменит Себе, чтобы сделать нашу жизнь по возможности невыносимой? Апостол Павел задал этот вопрос так: «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?» (Рим. 8:32).
Слушайте дальше. Если бы вы узнали Его, если бы вы действительно узнали Его, вами бы овладело страстное стремление позволить Ему управлять вашей жизнью. И вы бы узнали, что это совершенно безопасно, не предполагает никакого риска. Наоборот, чем глубже ваша преданность, чем полнее ваше подчинение, тем больше будет чувство изумления перед Его любовью. Его предусмотрительностью, Его неотступной заботой. Когда вы подчиняетесь Господу Иисусу Христу, вы подчиняетесь Тому, Кто любит вас, как будто вы единственный в мире человек, достойный любви. Разве может быть здесь какой-то риск?
И все же гордому сердцу очень трудно подчиниться!
По поводу интеллектуальной гордости Бертран Рассел когда-то сказал: «Каждый человек хотел бы уподобиться Богу, если бы это было возможно, и лишь немногие с трудом признают невозможность этого».
Человек по природе так устроен, что ему трудно уступить место водителя; он никак не хочет подвинуться и позволить Господу управлять. Но как иначе Он сможет сделать для нас то, чего сами мы сделать для себя не в состоянии?
Как мы осуществляем это подчинение? Как мы вступаем в спасительную связь с нашим Господом? Позвольте мне, сильно упрощая, ответить на этот вопрос тремя краткими, четкими фразами: 1. Я грешник. 2. Я не могу с этим справиться. 3. Но Господь может.
Первое — я грешник.Для гордого сердца нет ничего более трудного, чем это признание — не слабости, не личных проблем, а греха.Мы должны назвать грех его настоящим именем, перестать обвинять свою наследственность, окружающую среду и все остальное, что мы находим нужным обвинять, и подойти к тому, чтобы сказать: «Я виновен. Никто другой не несет за меня ответственность. Помоги мне. Господи!»
Второй печальный факт — я не могу с этим справиться.Я способен спасти себя с таким же успехом, с каким я способен повернуть вспять воды Ниагары и заставить водопад течь вверх. Я не в силах выковать свою личную победу. Я не могу купить ее в готовом виде или открыть ее формулу. Я не могу добиться этого самодисциплиной. Все человеческие попытки укротить тигра, притаившегося внутри нашей воли, ведут только к разочарованиям. Победа — это дар Господа Иисуса Христа. Победа — это чудо. Я грешник. Я не могу с этим. справиться. И третье — Господь может!
Человек никогда не обретет личной свободы, если не откажется от своих жалких подпорок и не скажет: «Господи, я грешник. Я загубил свою жизнь. Я не могу с собой справиться. Я приношу свою разбитую жизнь Тебе, как ребенок приносит отцу поломанную игрушку. Ты заставишь ее работать, а у меня не получается. Но Ты можешь!
Вот насколько это просто. А трудным кажется только потому, что гордое сердце нелегко заставить дрогнуть. Человеку нелегко сдаться, нелегко признать свою слабость. И лишь подчинение — ключ к решению всех задач. Без подчинения нет чуда, нет победы, а есть только вечное поражение.
Мы подчиняемся, когда смотрим на Голгофу и видим Иисуса, умирающего за нас на кресте. Мы подчиняемся, когда крест становится важнее нашей гордости; когда мы понимаем, что не хотим больше ранить Спасителя — во веки веков!
И тогда происходит чудо!
Гордость не желает сдаваться
Сейлемские процессы над ведьмами (1692 г.) являются пятном позора в истории Америки. Но то, что произошло потом, дает мне право гордиться тем, что я — американец!
В наши дни только высокий сухой дуб на Гэллоуз Хилл обозначает то место, где двадцать невинных жертв в течение трех месяцев 1692 года были казнены как колдуньи и похоронены без отпевания в общей могиле. В то время Сейлем, штат Массачусетс, охватила истерия. На город, казалось, обрушился сам сатана. Во всяком случае, многих людей обвиняли в союзе с ним. Около ста пятидесяти человек были объявлены колдунами и допрашивались в суде, десятки были заключены в тюрьму, двадцать человек — казнены. Сейлем решили очистить от колдунов!
Все началось с того, что несколько девочек-подростков были уличены в запрещенных магических играх. В пуританской атмосфере тех дней это считалось очень серьезным проступком. Поэтому когда девочек застали за этим занятием, они впали в панику, они кричали, дрожали от страха и бросались на землю.
Увидев, что их странное поведение производит на старших большое впечатление, сообразительные юные особы решили, что должны продолжать в том же духе. Так они и сделали, найдя хороший способ избежать наказания.
Позвали врача. Он объяснил, что ничем не может им помочь. Позвали священников. И те объявили, что на девочек напустили чары.
Проказницы продолжали свою опасную игру. Если их околдовали, то должен существовать тот, кто это сделал. И они стали обвинять разных членов общины. Объектами обвинения были, разумеется, пожилые люди.
Девчонки подтверждали справедливость своих обвинений тем, что изображали припадки и корчились на полу всякий раз, когда кто-нибудь из обвиняемых прикасался к ним или даже просто смотрел на них.
Истерия нарастала. Подозрение витало в воздухе. Обвинения наслаивались одно на другое, начались судебные процессы, за которыми последовали отлучения от церкви и даже казни!
Итак, это случилось в 1692 году. Но когда истерия утихла, начала свою работу совесть пуритан. Жители Сейлема пришли к пониманию того, что они натворили. Они увидели, что своими руками предали смерти невинных людей. Сейлем раскаялся!
А ведь Сейлем знал, что истинное покаяние ведет к признанию вины!
Ровно через пять лет после трагических событий Сэмюэл Сьюэлл, один из судей на тех процессах, ставший позднее председателем суда, совершил публичное покаяние. Пока священник читал его исповедь, он смиренно стоял у своей скамьи. Он сказал, что хочет «взять на себя эту вину и позор, умоляя простить судей и вознося горячие молитвы Господу, чтобы Он Своей безграничной милостью простил этот грех».
Задумайтесь об этом! Публичная исповедь судьи. Но это еще не все. Все двенадцать присяжных опубликовали признание, в котором говорилось, что их страшит вина за невинную кровь.
Священник Сэмюэл Паррис распространил заявление, в котором выразил свое раскаяние и просьбу о прощении. Но даже это не удовлетворило членов общины. Он был смещен со своего поста.
Главным судьей процесса над ведьмами был Уильям Стаугхтон, убежденный сторонник гонений. Но именно он, став главой исполнительной власти, учредил для членов общины день поста — в знак раскаяния за правонарушения, связанные с гонениями на ведьм.
Энн Путман, одна из тех девочек, зачинщиц обвинений, сделала публичное заявление. Она сказала, что обвиняла людей, которые, как она теперь понимает, были невиновны. «Я хочу лежать в пыли, и чтобы меня срамили за то, что я вместе с прочими явилась причиной столь страшного бедствия для них и их семей».
Сейлем был охвачен покаянием в такой же мере, в какой до этого им владел психоз борьбы против колдовства. Были отменены отлучения от церкви, восстановлены права собственности и добрые имена, а Ребекке Нерс, одной из тех, кто был повешен, воздвигли памятник. Каждая группа в общине внесла свой вклад в покаяние, даже те, кто были просто свидетелями этих казней.
Раскаяние Сейлема было глубоким и подлинным. Он сделал признание свое публичным, потому что грех его был публичным. И горожане сделали все возможное, чтобы исправить содеянное. Истинное раскаяние никогда не останавливается на полпути.
Я спрашиваю, есть ли во всей человеческой истории свидетельство подобного и подлинного раскаяния, если не считать того, что вся Ниневия раскаялась, когда там проповедовал Иона?
Да, Америка вправе гордиться Сейлемом после этого!
Признание — это прекрасное и благородное дело. Но его нелегко сделать. Грех всегда предпочитает оставаться сокрытым. Он препятствует попыткам его разоблачения. Чтобы встать и сказать «я был не прав», требуется настоящее мужество. Но сколь многое изменилось бы к лучшему, сколько ран было бы залечено, сколько имен реабилитировано, сколь многие обрели бы счастье, если бы в частной и общественной жизни мы проявляли больше подобного величия души!
Тайного сознания вины недостаточно. Тайной скорби недостаточно. Апостол Иоанн сказал: «Если исповедуемгрехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Ин. 1:9).
Прощению должна предшествовать исповедь, ибо она следует перед очищением. Другого пути нет. Если мы грешны только перед Господом, то мы можем признаться в этом одному Господу. Но если наш грех ранил другого человека, нам необходимо признать свою вину перед ним. А если наш грех был публичным, то и наше признание обязано быть публичным. Наша исповедь должна быть соразмерна нашей вине.
Раскаяние, не заставляющее человека сказать «я был неправ» или: «Господи, будь милосерд ко мне, грешному», — это ложное раскаяние. Дело в том, что раскаяние, даже если оно прикрывается этим именем, слишком часто бывает поверхностным и лицемерным. Грех, зажатый в угол, бормочет: «Понимаю, я поступил нелепо» — и старается побыстрее ускользнуть.
Точно так же и признание, даже если оно сделано, слишком часто оказывается насквозь искусственным. Оно поддельно, неподлинно. Оно так перегружено оговорками и оправданиями, что лишается всякого смысла.
Мы испытываем омерзение, когда видим, как люди, претендующие на совершенство, бесконечно занимаются самооправданием. Мы оцениваем это как предел лицемерия. Но разве многие из нас не поступают так же?
Грех находит много способов избежать разоблачения, полной ответственности и полного признания вины. Мы уклоняемся от того, чтобы упасть на колени и сказать: «Господи, я виновен. Только я, и никто другой».
Мы обвиняем в грехах свое детство, отцовский счет в банке или его отсутствие; общество, в котором мы выросли;
воспитателя в детском саду, чьи-то слова или поступки, которые мы даже не можем вспомнить. Выдумываем что угодно — только бы не брать вину на себя.
Или подхватываем модную идею, суть которой в том, что единственное, в чем мы нуждаемся, — это простить самих себя. Когда мы наконец поймем, что справиться с грехом нам самим не под силу? Мы не можем сами себе обеспечить прощение. Исцеление должно прийти извне. Только Господь вооружен всем необходимым, чтобы помочь нам справиться со всеми грехами. Но даже Он не поможет, если мы не пожелаем признавать свой грех.
Исповедь — это сражение с гордостью. Гордость не желает сдаваться, она говорит: «Если я признаюсь в своем грехе, что будет с моей репутацией?» Исповедь подразумевает признание другому человеку или другим людям, что вы несовершенны, что с вамичто-то не в порядке. И гордость противится этому.
Понимаете, грех — это сугубо индивидуальное. Такая вещь, как грех, не существует отдельно от человека. Звезда, гора или здание муниципалитета не могут грешить. Грешат только люди. Никакая лаборатория в мире не может выделить сущность греха и поместить его в пробирку. Поэтому, когда человек признает свой грех — и называет его грехом, — он признает не вирус в окружающей среде или экстракт в пробирке, на которые можно показать и осудить их. Человек признает нечто в себе самом. А это ох как трудно сделать.
Поэтому гордость выжидает, она не желает обменять свою репутацию, свои эгоистичные амбиции, свои самооправдания и притворства даже на очищение, покой и новую жизнь.
Но, друзья мои, страшно быть слишком гордым, чтобы раскаяться и честно сказать «я был неправ». Трагично — выжидать так долго и заходить так далеко, откуда уже нет пути назад, пренебрегать зовом, пока его не станет слышно, давать сердцу настолько окаменеть, что даже Дух Божий не сможет заставить его дрогнуть. Ибо, помните, — только разбитые сердца раскаиваются и изменяются.
И только разбитые сердца исцеляются.
В наши дни только высокий сухой дуб на Гэллоуз Хилл обозначает то место, где двадцать невинных жертв в течение трех месяцев 1692 года были казнены как колдуньи и похоронены без отпевания в общей могиле. В то время Сейлем, штат Массачусетс, охватила истерия. На город, казалось, обрушился сам сатана. Во всяком случае, многих людей обвиняли в союзе с ним. Около ста пятидесяти человек были объявлены колдунами и допрашивались в суде, десятки были заключены в тюрьму, двадцать человек — казнены. Сейлем решили очистить от колдунов!
Все началось с того, что несколько девочек-подростков были уличены в запрещенных магических играх. В пуританской атмосфере тех дней это считалось очень серьезным проступком. Поэтому когда девочек застали за этим занятием, они впали в панику, они кричали, дрожали от страха и бросались на землю.
Увидев, что их странное поведение производит на старших большое впечатление, сообразительные юные особы решили, что должны продолжать в том же духе. Так они и сделали, найдя хороший способ избежать наказания.
Позвали врача. Он объяснил, что ничем не может им помочь. Позвали священников. И те объявили, что на девочек напустили чары.
Проказницы продолжали свою опасную игру. Если их околдовали, то должен существовать тот, кто это сделал. И они стали обвинять разных членов общины. Объектами обвинения были, разумеется, пожилые люди.
Девчонки подтверждали справедливость своих обвинений тем, что изображали припадки и корчились на полу всякий раз, когда кто-нибудь из обвиняемых прикасался к ним или даже просто смотрел на них.
Истерия нарастала. Подозрение витало в воздухе. Обвинения наслаивались одно на другое, начались судебные процессы, за которыми последовали отлучения от церкви и даже казни!
Итак, это случилось в 1692 году. Но когда истерия утихла, начала свою работу совесть пуритан. Жители Сейлема пришли к пониманию того, что они натворили. Они увидели, что своими руками предали смерти невинных людей. Сейлем раскаялся!
А ведь Сейлем знал, что истинное покаяние ведет к признанию вины!
Ровно через пять лет после трагических событий Сэмюэл Сьюэлл, один из судей на тех процессах, ставший позднее председателем суда, совершил публичное покаяние. Пока священник читал его исповедь, он смиренно стоял у своей скамьи. Он сказал, что хочет «взять на себя эту вину и позор, умоляя простить судей и вознося горячие молитвы Господу, чтобы Он Своей безграничной милостью простил этот грех».
Задумайтесь об этом! Публичная исповедь судьи. Но это еще не все. Все двенадцать присяжных опубликовали признание, в котором говорилось, что их страшит вина за невинную кровь.
Священник Сэмюэл Паррис распространил заявление, в котором выразил свое раскаяние и просьбу о прощении. Но даже это не удовлетворило членов общины. Он был смещен со своего поста.
Главным судьей процесса над ведьмами был Уильям Стаугхтон, убежденный сторонник гонений. Но именно он, став главой исполнительной власти, учредил для членов общины день поста — в знак раскаяния за правонарушения, связанные с гонениями на ведьм.
Энн Путман, одна из тех девочек, зачинщиц обвинений, сделала публичное заявление. Она сказала, что обвиняла людей, которые, как она теперь понимает, были невиновны. «Я хочу лежать в пыли, и чтобы меня срамили за то, что я вместе с прочими явилась причиной столь страшного бедствия для них и их семей».
Сейлем был охвачен покаянием в такой же мере, в какой до этого им владел психоз борьбы против колдовства. Были отменены отлучения от церкви, восстановлены права собственности и добрые имена, а Ребекке Нерс, одной из тех, кто был повешен, воздвигли памятник. Каждая группа в общине внесла свой вклад в покаяние, даже те, кто были просто свидетелями этих казней.
Раскаяние Сейлема было глубоким и подлинным. Он сделал признание свое публичным, потому что грех его был публичным. И горожане сделали все возможное, чтобы исправить содеянное. Истинное раскаяние никогда не останавливается на полпути.
Я спрашиваю, есть ли во всей человеческой истории свидетельство подобного и подлинного раскаяния, если не считать того, что вся Ниневия раскаялась, когда там проповедовал Иона?
Да, Америка вправе гордиться Сейлемом после этого!
Признание — это прекрасное и благородное дело. Но его нелегко сделать. Грех всегда предпочитает оставаться сокрытым. Он препятствует попыткам его разоблачения. Чтобы встать и сказать «я был не прав», требуется настоящее мужество. Но сколь многое изменилось бы к лучшему, сколько ран было бы залечено, сколько имен реабилитировано, сколь многие обрели бы счастье, если бы в частной и общественной жизни мы проявляли больше подобного величия души!
Тайного сознания вины недостаточно. Тайной скорби недостаточно. Апостол Иоанн сказал: «Если исповедуемгрехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Ин. 1:9).
Прощению должна предшествовать исповедь, ибо она следует перед очищением. Другого пути нет. Если мы грешны только перед Господом, то мы можем признаться в этом одному Господу. Но если наш грех ранил другого человека, нам необходимо признать свою вину перед ним. А если наш грех был публичным, то и наше признание обязано быть публичным. Наша исповедь должна быть соразмерна нашей вине.
Раскаяние, не заставляющее человека сказать «я был неправ» или: «Господи, будь милосерд ко мне, грешному», — это ложное раскаяние. Дело в том, что раскаяние, даже если оно прикрывается этим именем, слишком часто бывает поверхностным и лицемерным. Грех, зажатый в угол, бормочет: «Понимаю, я поступил нелепо» — и старается побыстрее ускользнуть.
Точно так же и признание, даже если оно сделано, слишком часто оказывается насквозь искусственным. Оно поддельно, неподлинно. Оно так перегружено оговорками и оправданиями, что лишается всякого смысла.
Мы испытываем омерзение, когда видим, как люди, претендующие на совершенство, бесконечно занимаются самооправданием. Мы оцениваем это как предел лицемерия. Но разве многие из нас не поступают так же?
Грех находит много способов избежать разоблачения, полной ответственности и полного признания вины. Мы уклоняемся от того, чтобы упасть на колени и сказать: «Господи, я виновен. Только я, и никто другой».
Мы обвиняем в грехах свое детство, отцовский счет в банке или его отсутствие; общество, в котором мы выросли;
воспитателя в детском саду, чьи-то слова или поступки, которые мы даже не можем вспомнить. Выдумываем что угодно — только бы не брать вину на себя.
Или подхватываем модную идею, суть которой в том, что единственное, в чем мы нуждаемся, — это простить самих себя. Когда мы наконец поймем, что справиться с грехом нам самим не под силу? Мы не можем сами себе обеспечить прощение. Исцеление должно прийти извне. Только Господь вооружен всем необходимым, чтобы помочь нам справиться со всеми грехами. Но даже Он не поможет, если мы не пожелаем признавать свой грех.
Исповедь — это сражение с гордостью. Гордость не желает сдаваться, она говорит: «Если я признаюсь в своем грехе, что будет с моей репутацией?» Исповедь подразумевает признание другому человеку или другим людям, что вы несовершенны, что с вамичто-то не в порядке. И гордость противится этому.
Понимаете, грех — это сугубо индивидуальное. Такая вещь, как грех, не существует отдельно от человека. Звезда, гора или здание муниципалитета не могут грешить. Грешат только люди. Никакая лаборатория в мире не может выделить сущность греха и поместить его в пробирку. Поэтому, когда человек признает свой грех — и называет его грехом, — он признает не вирус в окружающей среде или экстракт в пробирке, на которые можно показать и осудить их. Человек признает нечто в себе самом. А это ох как трудно сделать.
Поэтому гордость выжидает, она не желает обменять свою репутацию, свои эгоистичные амбиции, свои самооправдания и притворства даже на очищение, покой и новую жизнь.
Но, друзья мои, страшно быть слишком гордым, чтобы раскаяться и честно сказать «я был неправ». Трагично — выжидать так долго и заходить так далеко, откуда уже нет пути назад, пренебрегать зовом, пока его не станет слышно, давать сердцу настолько окаменеть, что даже Дух Божий не сможет заставить его дрогнуть. Ибо, помните, — только разбитые сердца раскаиваются и изменяются.
И только разбитые сердца исцеляются.
Пропущенная глава
Вы никогда не ощущали себя книгой, в которой пропущена глава? Пропущено что-то важное, чему надлежало быть? Не чувствовали, что в вас должно быть нечто большее, когда пытались максимально расширить горизонты своего существования?
Возможно, вы правы, и в вас действительно есть нечто большее.
Среди религиозных книг классические произведения встречаются довольно редко. Немногие выдерживают проверку временем, чтобы заслужить этот статус. Но в моей библиотеке есть книга, которую я оцениваю очень высоко. Она была написана видной представительницей общины квакеров Ханной Уайтл Смит в прошлом веке. Книга называется «Христианский секрет счастливой жизни». В моем выпуске 1952 года сказано, что это издание вышло тиражом два миллиона экземпляров и было распродано, однако все новые и новые издания этого произведения продаются до сих пор.
Но представьте мое удивление, когда я недавно обнаружил, что мой экземпляр неполон — одна глава была пропущена! Это открытие я сделал благодаря покойной Кэтрин Маршалл, супруге знаменитого Питера Маршалла. Она, разумеется, и сама была выдающейся писательницей.
Кэтрин Маршалл тоже очень высоко оценивала эту книгу, но в 1970 году ей подарили экземпляр 1885 года издания. Перелистывая его, Кэтрин с удивлением обнаружила, что там содержится глава, изъятая из последующих выпусков. Это была глава о Святом Духе.
Почему издатели ее опустили? Что в ней не так? Естественно, Кэтрин была заинтересована. А когда начала читать, удивилась еще больше.
Она не нашла там ничего опасного, экстремистского или неортодоксального. В вере в Святой Дух нет ничего неортодоксального, ибо Святой Дух — это Третья Личность Божества, такая же истинная, как Бог Отец и Бог Сын. И в желании преисполниться Духа, креститься Духом нет ничего ошибочного, ибо об этом сказано в Писании.
В пропущенной главе Ханна Смит постоянно обращается к Писанию и демонстрирует здравый смысл. Крещение Духом, говорит она, следует понимать не как однократное событие, а как образ жизни. Она предупреждает, что «крещение подразумевает нечто гораздо большее, чем эмоции. Оно подразумевает погружение в Дух Господа и проникновение в Его характер и природу. Подлинным свидетельством крещения человека являются не эмоции и не появление какого-нибудь одного дара, вроде языков; должнопроизойти уподобление Христу в жизни и в характере: по плодам жизни узнаем, был у нас Дух или нет».
Как вы понимаете, Ханна Смит не исключала эмоции. Она говорила, что крещение Духом может стать, хотя и не всегда бывает, поразительным переживанием Его присутствия.
Тогда почему в столь разумных и взвешенных рассуждениях усмотрели нечто ошибочное? Кэтрин Маршалл решила выяснить причину, по которой издатели сочли необходимым изъять эту главу. И обнаружила очень интересную историю!
В 1865 году Ханна со своим мужем Робертом П. Смитом и детьми переехала в городок Милтаун, штат Нью-Джерси, где Роберт возглавил семейное стекольное дело. Там Ханна познакомилась с группой, именовавшейся «методисты святости». Некоторые из наиболее проникновенных и важных страниц будущей книги «Христианский секрет счастливой жизни» были вдохновлены ее общением именно с этой группой. Ей удалось перевести их учение с того особого языка, которым они пользовались, на разговорный, доступный всем.
Кэтрин Маршалл узнала, что «в конечном счете Роберт Смит, как и его жена, тоже увлекся этим. Однажды летом Смиты отправились на десятидневные богослужения под открытым небом на побережье Нью-Джерси. Целью этих богослужений, по словам Ханны, было «раскрыть наши сердца учению Святого Духа и молиться о Его сошествии на ищущие души». Но именно Роберт, а не его жена, испытал необыкновенное эмоциональное переживание».
Позднее Ханна рассказала, что произошло. «После собрания мой муж удалился в лес, чтобы продолжить молитву в одиночестве. Внезапно он содрогнулся с головы до ног, словно его охватила магнетическая дрожь или Божественный экстаз. Потоки славы, казалось, пронизывали его душу и тело, не давая усомниться в том, что это и было долгожданное крещение Духом Святым».
«Весь мир для него преобразился, — продолжает она, каждый лист и стебель травы трепетал и переливался изысканными красками… Все окружающее стало казаться ему прекрасным, ибо в каждом предмете он прозревал Божественный Дух… Это экстатическое состояние продолжалось несколько недель и явилось началом стремительного развития его духовных способностей и благодати».
Естественно, происшедшее пробудило в Ханне страстное желание испытать такое же переживание. День за днем она ходила к алтарю и молилась долгими часами. Но ничего не происходило. Ей так и не удалось испытать эмоциональное переживание, подобное тому, которое снизошло на ее мужа. Сначала она была разочарована, но потом осознала, что Господь уже дал ей откровение Своего характера, которое изменило ее жизнь. Она хотела эмоций, но Господь дал ей знание — нечто более неизменное и существенное.
Однако на этом история не кончается. В 1873 году Смиты переехали в Англию, где их судьбы переплелись с жизнью таких людей, как Бертран Рассел, Джордж Бернард Шоу, и других представителей английской элиты. На протяжении нескольких лет Смиты с большим успехом занимались духовным служением в аристократической среде.
Весной 1875 года Роберт Смит отправился в Германию, где при большом скоплении народа проводил евангельские собрания в чрезвычайно заряженной эмоциональной атмосфере. В письме своей жене он восклицает: «Вся Европа у моих ног». Когда в продажу поступили его гравированные портреты, восемь тысяч разошлись мгновенно.
Рассказ Кэтрин Маршалл продолжается: «И тут обрушился удар. Начались сплетни о неподобающем поведении
Роберта П. Смита с поклонницами. Никто так и не узнал, было ли это правдой. Столь привлекательная эмоциональность явно вышла у Смита из-под контроля. Эти слухи просочились в газеты. Намеченные собрания в Англии были отменены устроителями, а через некоторое время Смиты вернулись в Нью-Джерси. Ханна безропотно оставалась со своим мужем. Она писала подруге о «сокрушительном ударе», обрушившемся на Роберта:
«Он действительно был совершенно уничтожен. Он поддался разочарованию, тоске и даже стал несколько циничен. Роберт все больше погружался в безрадостную старость, тогда как Ханна «приходила от силы в силу», а ее спокойная, глубокая вера победоносно преодолевала все испытания и трудности».
«История Роберта Смита завершилась трагедией, — говорит Кэтрин Маршалл, — когда он поддался искушению преклоняться перед эмоциями, вместо того чтобы поклониться Иисусу». У Ханны Смит никакого экстаза не наблюдалось;
напротив, она обладала спокойной, счастливой уверенностью, возникшей в результате ее продуманных религиозных убеждений.
«Что касается пропущенной главы, — продолжает Кэтрин Маршалл, — то редакторы, несомненно, испугались ее темы. Это была игра с огнем. Разве Роберт Смит не обжегся им? Должно быть, они решили, что изъять ее будет безопаснее».
И тут Кэтрин Маршалл высказала весьма знаменательную мысль: «Когда мы с Леном обдумали историю Ханны, то пришли к выводу, что в современной Америке подъем интереса к Духу, возможно, балансирует на грани той же самой проблемы — это и чрезмерное увлечение эмоциями, и слишком слабое знание Писания, и полное отсутствие обычной дисциплины, и недостаточное внимание к чистоте, честности и нравственности, то есть к жизни Самого Христа, живущего в нас».
Можно ли сказать об этом лучше? Я все цитировал по книге К. Маршалл «Нечто большее».
Возможно, вы правы, и в вас действительно есть нечто большее.
Среди религиозных книг классические произведения встречаются довольно редко. Немногие выдерживают проверку временем, чтобы заслужить этот статус. Но в моей библиотеке есть книга, которую я оцениваю очень высоко. Она была написана видной представительницей общины квакеров Ханной Уайтл Смит в прошлом веке. Книга называется «Христианский секрет счастливой жизни». В моем выпуске 1952 года сказано, что это издание вышло тиражом два миллиона экземпляров и было распродано, однако все новые и новые издания этого произведения продаются до сих пор.
Но представьте мое удивление, когда я недавно обнаружил, что мой экземпляр неполон — одна глава была пропущена! Это открытие я сделал благодаря покойной Кэтрин Маршалл, супруге знаменитого Питера Маршалла. Она, разумеется, и сама была выдающейся писательницей.
Кэтрин Маршалл тоже очень высоко оценивала эту книгу, но в 1970 году ей подарили экземпляр 1885 года издания. Перелистывая его, Кэтрин с удивлением обнаружила, что там содержится глава, изъятая из последующих выпусков. Это была глава о Святом Духе.
Почему издатели ее опустили? Что в ней не так? Естественно, Кэтрин была заинтересована. А когда начала читать, удивилась еще больше.
Она не нашла там ничего опасного, экстремистского или неортодоксального. В вере в Святой Дух нет ничего неортодоксального, ибо Святой Дух — это Третья Личность Божества, такая же истинная, как Бог Отец и Бог Сын. И в желании преисполниться Духа, креститься Духом нет ничего ошибочного, ибо об этом сказано в Писании.
В пропущенной главе Ханна Смит постоянно обращается к Писанию и демонстрирует здравый смысл. Крещение Духом, говорит она, следует понимать не как однократное событие, а как образ жизни. Она предупреждает, что «крещение подразумевает нечто гораздо большее, чем эмоции. Оно подразумевает погружение в Дух Господа и проникновение в Его характер и природу. Подлинным свидетельством крещения человека являются не эмоции и не появление какого-нибудь одного дара, вроде языков; должнопроизойти уподобление Христу в жизни и в характере: по плодам жизни узнаем, был у нас Дух или нет».
Как вы понимаете, Ханна Смит не исключала эмоции. Она говорила, что крещение Духом может стать, хотя и не всегда бывает, поразительным переживанием Его присутствия.
Тогда почему в столь разумных и взвешенных рассуждениях усмотрели нечто ошибочное? Кэтрин Маршалл решила выяснить причину, по которой издатели сочли необходимым изъять эту главу. И обнаружила очень интересную историю!
В 1865 году Ханна со своим мужем Робертом П. Смитом и детьми переехала в городок Милтаун, штат Нью-Джерси, где Роберт возглавил семейное стекольное дело. Там Ханна познакомилась с группой, именовавшейся «методисты святости». Некоторые из наиболее проникновенных и важных страниц будущей книги «Христианский секрет счастливой жизни» были вдохновлены ее общением именно с этой группой. Ей удалось перевести их учение с того особого языка, которым они пользовались, на разговорный, доступный всем.
Кэтрин Маршалл узнала, что «в конечном счете Роберт Смит, как и его жена, тоже увлекся этим. Однажды летом Смиты отправились на десятидневные богослужения под открытым небом на побережье Нью-Джерси. Целью этих богослужений, по словам Ханны, было «раскрыть наши сердца учению Святого Духа и молиться о Его сошествии на ищущие души». Но именно Роберт, а не его жена, испытал необыкновенное эмоциональное переживание».
Позднее Ханна рассказала, что произошло. «После собрания мой муж удалился в лес, чтобы продолжить молитву в одиночестве. Внезапно он содрогнулся с головы до ног, словно его охватила магнетическая дрожь или Божественный экстаз. Потоки славы, казалось, пронизывали его душу и тело, не давая усомниться в том, что это и было долгожданное крещение Духом Святым».
«Весь мир для него преобразился, — продолжает она, каждый лист и стебель травы трепетал и переливался изысканными красками… Все окружающее стало казаться ему прекрасным, ибо в каждом предмете он прозревал Божественный Дух… Это экстатическое состояние продолжалось несколько недель и явилось началом стремительного развития его духовных способностей и благодати».
Естественно, происшедшее пробудило в Ханне страстное желание испытать такое же переживание. День за днем она ходила к алтарю и молилась долгими часами. Но ничего не происходило. Ей так и не удалось испытать эмоциональное переживание, подобное тому, которое снизошло на ее мужа. Сначала она была разочарована, но потом осознала, что Господь уже дал ей откровение Своего характера, которое изменило ее жизнь. Она хотела эмоций, но Господь дал ей знание — нечто более неизменное и существенное.
Однако на этом история не кончается. В 1873 году Смиты переехали в Англию, где их судьбы переплелись с жизнью таких людей, как Бертран Рассел, Джордж Бернард Шоу, и других представителей английской элиты. На протяжении нескольких лет Смиты с большим успехом занимались духовным служением в аристократической среде.
Весной 1875 года Роберт Смит отправился в Германию, где при большом скоплении народа проводил евангельские собрания в чрезвычайно заряженной эмоциональной атмосфере. В письме своей жене он восклицает: «Вся Европа у моих ног». Когда в продажу поступили его гравированные портреты, восемь тысяч разошлись мгновенно.
Рассказ Кэтрин Маршалл продолжается: «И тут обрушился удар. Начались сплетни о неподобающем поведении
Роберта П. Смита с поклонницами. Никто так и не узнал, было ли это правдой. Столь привлекательная эмоциональность явно вышла у Смита из-под контроля. Эти слухи просочились в газеты. Намеченные собрания в Англии были отменены устроителями, а через некоторое время Смиты вернулись в Нью-Джерси. Ханна безропотно оставалась со своим мужем. Она писала подруге о «сокрушительном ударе», обрушившемся на Роберта:
«Он действительно был совершенно уничтожен. Он поддался разочарованию, тоске и даже стал несколько циничен. Роберт все больше погружался в безрадостную старость, тогда как Ханна «приходила от силы в силу», а ее спокойная, глубокая вера победоносно преодолевала все испытания и трудности».
«История Роберта Смита завершилась трагедией, — говорит Кэтрин Маршалл, — когда он поддался искушению преклоняться перед эмоциями, вместо того чтобы поклониться Иисусу». У Ханны Смит никакого экстаза не наблюдалось;
напротив, она обладала спокойной, счастливой уверенностью, возникшей в результате ее продуманных религиозных убеждений.
«Что касается пропущенной главы, — продолжает Кэтрин Маршалл, — то редакторы, несомненно, испугались ее темы. Это была игра с огнем. Разве Роберт Смит не обжегся им? Должно быть, они решили, что изъять ее будет безопаснее».
И тут Кэтрин Маршалл высказала весьма знаменательную мысль: «Когда мы с Леном обдумали историю Ханны, то пришли к выводу, что в современной Америке подъем интереса к Духу, возможно, балансирует на грани той же самой проблемы — это и чрезмерное увлечение эмоциями, и слишком слабое знание Писания, и полное отсутствие обычной дисциплины, и недостаточное внимание к чистоте, честности и нравственности, то есть к жизни Самого Христа, живущего в нас».
Можно ли сказать об этом лучше? Я все цитировал по книге К. Маршалл «Нечто большее».