Страница:
«Мы обнаружили, что люди со средним уровнем доходов глубоко несчастливы, потому они жаждут служить общественному благу, вкладывать куда-нибудь свои таланты и энергию, но считают, что та работа, которая у них есть, почти не дает им такой возможности, – пишет Лернер. – И зачастую они начинают требовать повышения зарплаты, в качестве компенсации за жизнь, которая, в противном случае, ощущается как бесполезная и пустая».
«Может быть именно этот страх собственной ненужности в мире ненужных вещей делает наиболее очевидными неестественность и абсурдность большой части того, что в наше время называется работой», – написал Стаде Теркель в бестселлере «Работа». Может быть, именно чувство, описанное Лернером и Теркелем, привело к одним из самых печальных в современной американской статистике результатам. Уровень депрессии, существующий в наше время в Соединенных Штатах, в десять раз превышает тот, который существовал до 1945 года. Миллионы американцев притупляют свою душевную боль с помощью «Прозак» и т п. других лекарственных препаратов.
Поскольку все больше американцев становятся жертвами синдрома потреблятства, чувство подавленности, страха, пониженная самооценка станут, вероятно, все более распространенными среди них. Это предсказание находит научное подтверждение в сериях недавних исследований, проведенных двумя профессорами психологии, Тимом Кассером и Ричардом Разном (Куап). Они сравнили индивидов, чьи главные устремления имели финансовый характер, с другими, которые были ориентированы на служение обществу и установление тесных взаимоотношений с другими людьми.
Выводы получились недвусмысленные: те индивиды, для которых накопление материальных благ являлось главной целью, «были менее способны к самовыражению, страдали большей подавленностью и чувством страха». Их исследование, как писали ученые, «продемонстрировало опасные последствия ориентации на накопление денег как на ведущий жизненный принцип».
«Одиночество, отчужденность и изоляция – вот слова, которые описывают громадную дистанцию, существующую сегодня между человеком и человеком, – писал Хейден. – Преобладание этих тенденций не может быть преодолено ни более качественным кадровым руководством, ни более современной техникой, но только фактом превосходства человеческой любви над идолопоклонническим отношением к вещам».
Во времена 1960-х годов призывы к ведению осмысленной жизни на пользу всему миру, подобные призывам Хейдена и являющиеся отчасти откликом на инаугурационный призыв Джона Ф. Кеннеди:«не задавайтесь вопросом, что ваша страна может сделать для вас, задавайтесь лучше вопросом, что вы можете сделать для своей страны», вдохновили десятки тысяч студентов. Устный историк Стаде Теркель, признавая, что в 1960-е годы молодежь предавалась некоторым излишествам (наркотики, сквернословие, беспорядочный секс), утверждает, что самые сильные воспоминания, оставшиеся у него от этого десятилетия, связаны со случаем, произошедшим в 1968 году во время Демократического съезда в Чикаго. Тогда полиция гнала демонстрантов, выступавших против войны, через парки Грант и Линкольн, пуская в ход дубинки и слезоточивый газ.
Теркель вел репортаж с места событий вместе с британским журналистом Джеймсом Кэмероном, когда полиция внезапно выстрелила слезоточивым газом в их направлении. «Мы бросились прочь, по щекам у нас бежали слезы, но я замешкался, и патрон со слезоточивым газом упал к моим ногам, – вспоминает Теркель. – И я никогда не забуду этого маленького глупого мальчика-хиппи с длинными светлыми кудрявыми волосами. Он отбросил патрон со слезоточивым газом от Кэмерона и меня, и тем самым направил его на себя. Он спасал нас от газа! В поступке этого мальчишки отразилась вся суть шестидесятых. У людей были заботы, помимо их частных забот. Гражданские права. Вьетнам. Вот в чем заключаются шестидесятые».
С той поры мечты студентов колледжей заметно изменились. Не так давно, когда Томас работал в Университете Дюка, он попросил своих студентов перечислить их цели. Прежде всего они хотели денег, власти и вещей – очень больших вещей, включая дома для отдыха, дорогие иностранные автомобили, яхты и даже самолеты. Их пожелания к преподавателям, работающим на факультете: «Научите меня быть машиной для зарабатывания и траты денег». Самой частой фразой, которую можно было слышать в разговорах студентов этого университета, была фраза: «Просто невероятно, как я напился вчера вечером». Злоупотребление алкоголем – и, особенно, коллективные попойки, это проблема, актуальность которой в университетских городках нарастает. Смерти, травмы и отравления, связанные с алкоголем, стали обычным делом. В наши дни студенты тратят на спиртное около шести миллиардов долларов ежегодно, это больше, чем они расходуют на другие напитки и учебные книги, вместе взятые.
Вильгельм Ропке был одним из гигантов традиционной консервативной мысли в экономике. «Homo sapiens consumens[17] теряет из виду все, что составляет человеческое счастье, кроме денег и преобразования их в товары», – писал Ропке в 1957 году. Тем, кто заражается стремлением «не отставать от Джонсов» в своем образе жизни, – утверждал он, – не хватает истинных, нематериальных по сути условий для простого человеческого счастья. Их жизнь пуста, и они пытаются как-то заполнить эту пустоту».
В своей книге «Гуманная экономика: общественная структура свободного рынка» Ропке поставил жесткие вопросы о направлении, в котором с точки зрения морали движется общество потребления.
Разве мы не живем в мире экономики, или, как говорит, Р. X. Тони, в «обществе стяжателей», которое дает волю ничем не прикрытой жадности, учит любыми методами добиваться в бизнесе своего, допускает, чтобы эти методы становились правилом, топит все высокие побуждения в «холодной воде эгоистического расчета» (если говорить словами «Коммунистического манифеста») и позволяет людям приобретать мир, но терять души? Есть ли более верный путь иссушить человеческую душу, чем постоянные мысли о деньгах и о том, что можно на них купить. Есть ли более сильный яд, чем пропитавшая все коммерциализация нашей экономической системы?»
Ропке подчеркнул, что в капиталистическом обществе (которое он, как консерватор, активно поддерживал) каждому человеку тем более важно задаваться вопросом о духовной ценности того, чем он занимается, а не позволять себе плыть по течению, управляемому законами рынка. При отсутствии бдительности этого рода, – считает он, – жизнь станет пустой. «Жизнь не стоит того, чтобы жить, – писал он, – если мы занимаемся своим делом только ради получения материального вознаграждения и не испытываем внутренней необходимости в следовании своему призванию, не находим смысла, который больше, чем просто зарабатывание денег, смысла, дающего нашей жизни глубину и силу».
Прежде всего, – подчеркнул он, – массовое производство, которое создает возможность потребительского стиля жизни по всему миру, отрывает людей разнообразных профессий, таких, как ремесленники или мелкие фермеры от их занятий, и собирает их на фабриках, где разделение труда сводит весь круг их обязанностей к нескольким повторяющимся движениям. Их работа исключает какое-либо разнообразие и не нуждается в контроле.
Со временем их производительность становится достаточно высокой, а навыки подчинения организационным требованиям достаточно прочными, чтобы они могли получить долю в материальных плодах своего труда. Но чтобы произвести то количество товаров, которое делает это возможным, они должны принять идею массового, а тем самым стандартизованного производства продуктов. «Получение выгоды от массового производства, – писал ван ден Хааг, – удалось только благодаря совмещению деиндивидуализированной работы с таким же деиндивидуализированным потреблением. «Следовательно, – настаивал он, – за ошибку, состоящую в подавлении личной индивидуальности в рабочее время или после его окончания придется дорого платить; в конце концов, производство стандартизованных продуктов людьми требует также производства стандартизованных людей [курсив наш]».
Деиндивидуализация, результат собственно материального прогресса, не может не лишать жизнь как смысла, так и присущего ей интереса. Рабочий человек/потребитель ощущает неясное неудовлетворение, тревогу и скуку, и эти чувства усиливаются и поддерживаются рекламой, которая сознательно пытается воспользоваться ими, представляя новые продукты как способ избавиться от этих чувств. Продукты потребления и средства массовой информации – которые стали возможны как таковые только благодаря рекламированию продуктов потребления – «заглушают стоны неиспользованных способностей и подавленных индивидуальностей», оставляя нас «в состоянии апатии или постоянной тревоги», – заявил ван ден Хааг. Продукты и средства массовой информации отвлекают наши души от тоски по занятию, имеющему истинный смысл.
Личность индивида, который не находит возможности осмысленного приложения своих сил и способностей к выбранному им самим и имеющему смысл делу, страдает от постоянного ожидания, чтобы нечто произошло. Внешний мир является поставщиком событий, призванных заполнить пустоту внутри. Существующий спрос на «личные» истории, желание знать о частной жизни знаменитых людей основывается на тоске по частной жизни – даже если это жизнь другого человека – тоске тех, кто смутно ощущает, что чего-то у них нет, по крайней мере, нет жизни, которая бы представляла для них интерес.
Чего скучающий человек по-настоящему жаждет, так это наполненной смыслом, истинной жизни. В рекламе говорится, что такая жизнь приходит путем потребления продуктов или фасованных, коммерциализованных впечатлений. Но религия и психология утверждают, что гораздо больше шансов обрести эту жизнь заключается в служении другим, в отношениях с друзьями и семьей, в соприкосновении с природой и в работе, имеющей духовный смысл.
Такие возможности дали бы нам больше времени на выбранную нами самими, добровольную, зачастую неоплачиваемую работу, которая укрепляла бы наши взаимоотношения и среду, в которой мы живем, и/или позволяла бы нам более полно раскрыть наши таланты и творческие способности (например, на такую работу, которую проделал Джон Бил). А еще такие возможности позволили бы нам посвящать больше времени поиску смысла и радости в красоте и чудесах природы, в очаровательной игре детей или в восстановлении пострадавшей от нашего воздействия окружающей среды. Они дали бы нам время поразмыслить о том, что по-настоящему имеет для нас значение, и как мы на самом деле хотим использовать оставшуюся часть нашей жизни.
Глава 10. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ШРАМЫ
Мало кто из американцев видел эти кадры из Таиланда (в конце концов, мы не очень-то интересуемся «зарубежными» новостями), но они были шокирующими. В 1993 году таиландская фабрика игрушек сгорела до основания. Будучи не в состоянии спастись, сотни женщинработниц погибли в дыму и пламени. Их обуглившиеся тела лежат среди обломков здания-ловушки, подобной многим другим, которые разбросаны по территориям развивающихся стран и в которых производятся игрушки для американских детей. Здесь и там, ереди почерневших камней виднелись и сами игрушки – куклЫ Барта Симпсона, например.
Многие из этих женщин сами были матерями, чей скудный заработок не позволил бы им купить для своих собственных детей игруньи, которые они производили на экспорт. Страшные картины этого пожара на фабрике и то, что за ними стоит, красноречивее всяких слов говорят о растущей пропасти, которая отделяет имущих от неимущих в наш век синдрома потреблятства.
Один факт просто невозможно отрицать: не существует экономической системы, способной производить товары потребления настолько дешево, насколько это удается ничем не стесненному, нерегулируемому свободному рынку, разумеется, имеющему за спиной поддержку в виде военных и полицейских сил своего государства. Он может, например (особенно при помощи режимов, которые предоставляют рабочим мало возможностей участвовать в управлении предприятием), производить детские игрушки настолько дешево, что они, даже после транспортировки на расстояние, равное половине кругосветного путешествия, могут выдаваться в придачу к обеду стоимостью два доллара в ресторанах фаст-фуд, таких, как «Макдонаддс» или «Бургер Кинг».
Прекращение регулирования американской экономики, начало которому было положено в 1980-х годах при Рональде Рейгане, на пару со стремительным снижением влияния профсоюзов повысило внутреннюю производительность. Товары продолжали производиться, но на гораздо менее справедливых основаниях.
В Противоположность членам других обществ, американцы всегда считали свое общество «бесклассовым», признавая, что в нем существует небольшое количество очень богатых и очень бедных граждан. За эту идею о «бесклассовости» к американцам всегда относились с подозрением. Даже в 1981 году, когда внезапно были оставлены всеполитические попытки противостоять синдрому потреблятства или ограничить его распространение, Соединенные Штаты были тринадцатыми из двадцати двух ведущих промышленных держав по равенству доходов.
Но сегодня мы безнадежно отстали по этому параметру.
В самом деле за 1980-е годы увеличение на три четверти размера реального дохода до уплаты налогов пришлось на самые богатые семьи, составляющие один процент населения. Их доход в среднем увеличился на семьдесят семь процентов. В семьях со средним достатком доходы повысились только на четыре процента. А оставшиеся сорок процентов семей с низким достатком не выиграли ничего. Возможно, некоторые станут возражать, что эти цифры отражают завышенную оценку уровня инфляции и что, следовательно, на самом деле, доходы всех перечисленных групп семей выросли на большее число процентов, чем значится в официальных данных. Но что является бесспорным, так это поразительное неравенство в распределении доходов.
Коль скоро в 1980-х годах доля самых богатых в национальном доходе увеличилась, они сделались более скупыми. Они стали тратить на благотворительные цели гораздо меньший процент своих доходов. В 1979 году люди, чей доход составлял более 1 миллиона долларов (в долларах 1979 года), отдавали семь процентов своего чистого дохода. Двенадцатью годами позже этот показатель уменьшился до четырех процентов. И это в то время, когда защитники сокращения правительственных благотворительных программ утверждают, что недостаток благотворительных денег, который возникнет в результате, будет компенсирован частными пожертвованиями.
Вместо этого, и здесь нет ничего неожиданного, процент бедных семей, который одно время снижался, теперь снова начал расти. Число людей, которые реально работали (а не жили на материальную помощь), но чья зарплата оставляла их за чертой бедности, удвоилось за 80-е годы, а в период с 1979 по 1994 год уровень детской бедности возрос с восемнадцати до двадцати пяти процентов.
Несмотря на распространенное представление об Америке как о роге изобилия, где полки супермаркетов всегда ломятся от товаров, десять миллионов американцев голодают каждый день, причем сорок процентов из них – дети, и большинство – члены работающих семей. Еще двадцать один миллион американцев спасается от голода, часто прибегая к благотворительным пищевым программам, таким, как пищевые банки и бесплатные столовые. Каждую ночь по меньшей мере 750000 американцев лишены приюта, и около двух миллионов оказываются бездомными время от времени в течение года. Это плохие новости. Хорошие новости заключаются в том, что у девяти миллионов американцев имеется по два дома. Так что, проблема отсутствия крыши над головой в Америке может оказаться просто вопросом распределения.
Стремительная концентрация доходов продолжилась во время экономического бума, который царил при Клинтоне. Совокупный доход двадцати процентов наиболее состоятельных американских семей сейчас почти сравнялся с совокупным доходом остальных восьмидесяти процентов (сорок девять против пятидесяти одного процента национального дохода), при этом неравенство достигло рекордных степеней. Распределение материальных ценностей еще более асимметрично. В 1999 году девяносто два процента всех материальных ценностей (акций, облигаций и недвижимости) в Америке принадлежало двадцати процентам наиболее состоятельных семей (причем восьмьюдесятью тремя процентами акций владели десять процентов самых богатых семей). Многие из наиболее богатых американцев находят способы платить небольшие налоги или вовсе их не платить. В статье «Рай для мошенников», опубликованной недавно в журнале «Мама Джонс» (декабрь 2000 года), показано, как богачи уклоняются от миллиардов долларов налогов, укрывая свои деньги на оффшорных счетах на Карибах или гденибудь еще.
Ничто лучше не иллюстрирует те масштабы, которых синдром потреблятства достиг в Америке, чем размер заработной платы старшего управленческого состава больших компаний. Статья под названием «Жадность: хорошо ли это?», опубликованная на первой полосе «Бизнес Зик», который, видимо, отвечает на этот вопрос положительно, сообщила, что в 1998 году средний размер зарплаты главных администраторов 365 крупнейших американских компаний повысился на тридцать шесть процентов и достиг 10,6 миллионов долларов. Для сравнения: зарплата синих воротничков повысилась на 2,7 процента.
Средняя годовая зарплата высших управленцев повысилась на 442 процента с 1990 года, когда бедные ребята зарабатывали в среднем только 2 миллиона долларов в год. Теперь они зарабатывают в 400 раз больше, чем рядовые работники, которыми они управляют, тогда как в 1980 году эта разница составляла 40 раз. Отметим для контраста, что до последнего времени, когда у них появилось стремление не отставать от своих американских коллег, японские и немецкие главные администраторы зарабатывали лишь в двадцать раз больше, чем их рядовые работники.
В глазах богатых бедные сделались невидимыми. «Существуют миллионы людей, которые облегчают нашу жизнь: начиная теми, кто убирает посуду в ресторанах, и кончая больничными санитарами, но сами при этом живут на грани бедности, – пишет Дэвид Бродер. – Большинство из нас не удостаивают этих работников даже слова». Мы видим их, но не замечаем».
Факт, с помощью которого когда-то американцы доказывали очевидную «бесклассовость» своего общества (по сравнению, например, с состоятельной частью Латинской Америки), заключался в том, что немногие американские семьи нанимали прислугу для уборки и других работ по дому. Но с тех пор как наше общество распалось на два лагеря, эта ситуация изменилась. Среди американцев с доходами выше среднего становится все более распространенным нанимать домашнюю прислугу. В 1999 году от четырнадцати до восемнадцати процентов американских семей имели специального человека, который делал уборку в доме, что составляет пятидесятитрехпроцентное увеличение с 1995 года. Уборщики и прислуга, работающие полный день, в среднем зарабатывали в 1998 году 12220 долларов. Это на 1092 доллара меньше, чем составляет порог бедности для семьи из трех человек.
«Это внезапное появление класса прислуги является следствием того, что некоторые экономисты называют «бразилиализацией» американской экономики», – пишет Барбара Эренрайх в книге Нагрегз («Арфисты»). «Согласно с нарастающей классовой поляризацией общества, потихоньку возвращается и классическая позиция повинующегося», – с осуждением пишет Эренрайх, которая работала служанкой за 6,63 доллара в час, чтобы изучить проблему. Она сообщает, что одна франчайзинговая компания под названием «Веселые девушки» так расхваливала услуги своих домработниц в рекламном буклете: «Мы вымоем ваши полы старинным способом на четвереньках».
Эренрайх переходила в качестве уборщицы из дома в дом в Портленде, шт. Мэн, работая согласно правилам, которые за-прещали ей даже выпить стакан воды во время уборки. Она обнаружила, что в некоторых домах были скрытые камеры, чтобы контролировать ее работу. Она была удивлена, в каком беспорядке люди оставляли ей свои дома. Особенно дети, один из которых, увидев Эренрайх, воскликнул: «Смотри, мама, белая домработница!»
Эренрайх, которой в бытность ее домработницей доводилось «делать уборку в комнатах многих чересчур благополучных подростков», сделала вывод, что американский «верхний класс воспитывает поколение молодых людей, которые при отсутствии посторонней помощи задохнутся в своих собственных отходах».
Так это или не так, во всяком случае, эти молодые люди достаточно образованны, чтобы понять, что это значит.
«Может быть именно этот страх собственной ненужности в мире ненужных вещей делает наиболее очевидными неестественность и абсурдность большой части того, что в наше время называется работой», – написал Стаде Теркель в бестселлере «Работа». Может быть, именно чувство, описанное Лернером и Теркелем, привело к одним из самых печальных в современной американской статистике результатам. Уровень депрессии, существующий в наше время в Соединенных Штатах, в десять раз превышает тот, который существовал до 1945 года. Миллионы американцев притупляют свою душевную боль с помощью «Прозак» и т п. других лекарственных препаратов.
Поскольку все больше американцев становятся жертвами синдрома потреблятства, чувство подавленности, страха, пониженная самооценка станут, вероятно, все более распространенными среди них. Это предсказание находит научное подтверждение в сериях недавних исследований, проведенных двумя профессорами психологии, Тимом Кассером и Ричардом Разном (Куап). Они сравнили индивидов, чьи главные устремления имели финансовый характер, с другими, которые были ориентированы на служение обществу и установление тесных взаимоотношений с другими людьми.
Выводы получились недвусмысленные: те индивиды, для которых накопление материальных благ являлось главной целью, «были менее способны к самовыражению, страдали большей подавленностью и чувством страха». Их исследование, как писали ученые, «продемонстрировало опасные последствия ориентации на накопление денег как на ведущий жизненный принцип».
СМЕНА СТУДЕНЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
Исследованием Кассера и Раэна подтверждается мудрость религиозных традиций, предостерегавших от стремления к богатству. Но с некоторых пор люди глухи к этой мудрости. В 1962 году, Том Хейден, ныне сенатор от штата Калифорния, написал «Заявление Порт-Гурона», установочный манифест организации «Студенты за демократическое общество» (СДО), где значилось: «Главной и высшей задачей университета должно быть раскрытие и развитие моральных, эстетических и логических способностей студентов», чтобы помочь им «найти в жизни духовный смысл».«Одиночество, отчужденность и изоляция – вот слова, которые описывают громадную дистанцию, существующую сегодня между человеком и человеком, – писал Хейден. – Преобладание этих тенденций не может быть преодолено ни более качественным кадровым руководством, ни более современной техникой, но только фактом превосходства человеческой любви над идолопоклонническим отношением к вещам».
Во времена 1960-х годов призывы к ведению осмысленной жизни на пользу всему миру, подобные призывам Хейдена и являющиеся отчасти откликом на инаугурационный призыв Джона Ф. Кеннеди:«не задавайтесь вопросом, что ваша страна может сделать для вас, задавайтесь лучше вопросом, что вы можете сделать для своей страны», вдохновили десятки тысяч студентов. Устный историк Стаде Теркель, признавая, что в 1960-е годы молодежь предавалась некоторым излишествам (наркотики, сквернословие, беспорядочный секс), утверждает, что самые сильные воспоминания, оставшиеся у него от этого десятилетия, связаны со случаем, произошедшим в 1968 году во время Демократического съезда в Чикаго. Тогда полиция гнала демонстрантов, выступавших против войны, через парки Грант и Линкольн, пуская в ход дубинки и слезоточивый газ.
Теркель вел репортаж с места событий вместе с британским журналистом Джеймсом Кэмероном, когда полиция внезапно выстрелила слезоточивым газом в их направлении. «Мы бросились прочь, по щекам у нас бежали слезы, но я замешкался, и патрон со слезоточивым газом упал к моим ногам, – вспоминает Теркель. – И я никогда не забуду этого маленького глупого мальчика-хиппи с длинными светлыми кудрявыми волосами. Он отбросил патрон со слезоточивым газом от Кэмерона и меня, и тем самым направил его на себя. Он спасал нас от газа! В поступке этого мальчишки отразилась вся суть шестидесятых. У людей были заботы, помимо их частных забот. Гражданские права. Вьетнам. Вот в чем заключаются шестидесятые».
С той поры мечты студентов колледжей заметно изменились. Не так давно, когда Томас работал в Университете Дюка, он попросил своих студентов перечислить их цели. Прежде всего они хотели денег, власти и вещей – очень больших вещей, включая дома для отдыха, дорогие иностранные автомобили, яхты и даже самолеты. Их пожелания к преподавателям, работающим на факультете: «Научите меня быть машиной для зарабатывания и траты денег». Самой частой фразой, которую можно было слышать в разговорах студентов этого университета, была фраза: «Просто невероятно, как я напился вчера вечером». Злоупотребление алкоголем – и, особенно, коллективные попойки, это проблема, актуальность которой в университетских городках нарастает. Смерти, травмы и отравления, связанные с алкоголем, стали обычным делом. В наши дни студенты тратят на спиртное около шести миллиардов долларов ежегодно, это больше, чем они расходуют на другие напитки и учебные книги, вместе взятые.
ЧТО ОБЩЕГО МЕЖДУ ЛЕВЫМИ И ПРАВЫМИ
В наше время критики пустоты потребительского образа жизни, как правило, относятся к левому политическому крылу. Но это не всегда было так. До прихода Рейгана к власти многие консерваторы еще не до конца стали почитателями свободного рынка. Видные консервативные философы и экономисты относились к чрезмерному потреблению так же критично, как и их противники левые, говоря, что оно ведет к жизни, лишенной смысла.Вильгельм Ропке был одним из гигантов традиционной консервативной мысли в экономике. «Homo sapiens consumens[17] теряет из виду все, что составляет человеческое счастье, кроме денег и преобразования их в товары», – писал Ропке в 1957 году. Тем, кто заражается стремлением «не отставать от Джонсов» в своем образе жизни, – утверждал он, – не хватает истинных, нематериальных по сути условий для простого человеческого счастья. Их жизнь пуста, и они пытаются как-то заполнить эту пустоту».
В своей книге «Гуманная экономика: общественная структура свободного рынка» Ропке поставил жесткие вопросы о направлении, в котором с точки зрения морали движется общество потребления.
Разве мы не живем в мире экономики, или, как говорит, Р. X. Тони, в «обществе стяжателей», которое дает волю ничем не прикрытой жадности, учит любыми методами добиваться в бизнесе своего, допускает, чтобы эти методы становились правилом, топит все высокие побуждения в «холодной воде эгоистического расчета» (если говорить словами «Коммунистического манифеста») и позволяет людям приобретать мир, но терять души? Есть ли более верный путь иссушить человеческую душу, чем постоянные мысли о деньгах и о том, что можно на них купить. Есть ли более сильный яд, чем пропитавшая все коммерциализация нашей экономической системы?»
Ропке подчеркнул, что в капиталистическом обществе (которое он, как консерватор, активно поддерживал) каждому человеку тем более важно задаваться вопросом о духовной ценности того, чем он занимается, а не позволять себе плыть по течению, управляемому законами рынка. При отсутствии бдительности этого рода, – считает он, – жизнь станет пустой. «Жизнь не стоит того, чтобы жить, – писал он, – если мы занимаемся своим делом только ради получения материального вознаграждения и не испытываем внутренней необходимости в следовании своему призванию, не находим смысла, который больше, чем просто зарабатывание денег, смысла, дающего нашей жизни глубину и силу».
СТАНДАРТИЗОВАННЫЕ ЛЮДИ
Может быть, лучшее объяснение тому, как погоня за материальными благами приводит к бессмысленной, постоянно навевающей скуку жизни, было дано другим консерватором, философом Эрнестом ван ден Хватом.Прежде всего, – подчеркнул он, – массовое производство, которое создает возможность потребительского стиля жизни по всему миру, отрывает людей разнообразных профессий, таких, как ремесленники или мелкие фермеры от их занятий, и собирает их на фабриках, где разделение труда сводит весь круг их обязанностей к нескольким повторяющимся движениям. Их работа исключает какое-либо разнообразие и не нуждается в контроле.
Со временем их производительность становится достаточно высокой, а навыки подчинения организационным требованиям достаточно прочными, чтобы они могли получить долю в материальных плодах своего труда. Но чтобы произвести то количество товаров, которое делает это возможным, они должны принять идею массового, а тем самым стандартизованного производства продуктов. «Получение выгоды от массового производства, – писал ван ден Хааг, – удалось только благодаря совмещению деиндивидуализированной работы с таким же деиндивидуализированным потреблением. «Следовательно, – настаивал он, – за ошибку, состоящую в подавлении личной индивидуальности в рабочее время или после его окончания придется дорого платить; в конце концов, производство стандартизованных продуктов людьми требует также производства стандартизованных людей [курсив наш]».
Деиндивидуализация, результат собственно материального прогресса, не может не лишать жизнь как смысла, так и присущего ей интереса. Рабочий человек/потребитель ощущает неясное неудовлетворение, тревогу и скуку, и эти чувства усиливаются и поддерживаются рекламой, которая сознательно пытается воспользоваться ими, представляя новые продукты как способ избавиться от этих чувств. Продукты потребления и средства массовой информации – которые стали возможны как таковые только благодаря рекламированию продуктов потребления – «заглушают стоны неиспользованных способностей и подавленных индивидуальностей», оставляя нас «в состоянии апатии или постоянной тревоги», – заявил ван ден Хааг. Продукты и средства массовой информации отвлекают наши души от тоски по занятию, имеющему истинный смысл.
Личность индивида, который не находит возможности осмысленного приложения своих сил и способностей к выбранному им самим и имеющему смысл делу, страдает от постоянного ожидания, чтобы нечто произошло. Внешний мир является поставщиком событий, призванных заполнить пустоту внутри. Существующий спрос на «личные» истории, желание знать о частной жизни знаменитых людей основывается на тоске по частной жизни – даже если это жизнь другого человека – тоске тех, кто смутно ощущает, что чего-то у них нет, по крайней мере, нет жизни, которая бы представляла для них интерес.
Чего скучающий человек по-настоящему жаждет, так это наполненной смыслом, истинной жизни. В рекламе говорится, что такая жизнь приходит путем потребления продуктов или фасованных, коммерциализованных впечатлений. Но религия и психология утверждают, что гораздо больше шансов обрести эту жизнь заключается в служении другим, в отношениях с друзьями и семьей, в соприкосновении с природой и в работе, имеющей духовный смысл.
ПОСЛЕ СИНДРОМА ПОТРЕБЛЯТСТВА
Наша технологически продвинутая культура предоставляет возможности для гораздо более осмысленной и творческой жизни, чем та, которую ведет большинство. Наши поразительно продуктивные технологии могли бы позволить всем нам проводить меньше времени за повторяющейся, стандартизованной работой или за работой, результатами которой нельзя по-настоящему гордиться, иметь более высокую зарплату и при этом проводить меньше времени на работе.Такие возможности дали бы нам больше времени на выбранную нами самими, добровольную, зачастую неоплачиваемую работу, которая укрепляла бы наши взаимоотношения и среду, в которой мы живем, и/или позволяла бы нам более полно раскрыть наши таланты и творческие способности (например, на такую работу, которую проделал Джон Бил). А еще такие возможности позволили бы нам посвящать больше времени поиску смысла и радости в красоте и чудесах природы, в очаровательной игре детей или в восстановлении пострадавшей от нашего воздействия окружающей среды. Они дали бы нам время поразмыслить о том, что по-настоящему имеет для нас значение, и как мы на самом деле хотим использовать оставшуюся часть нашей жизни.
Глава 10. ОБЩЕСТВЕННЫЕ ШРАМЫ
Существующее в наши дни ничем не ограниченное торжество благосостояния и те вещи, которые можно купить за деньги, допускают выражение отношения к человеку в виде брошенного в лицо; «Я богат, а ты нет», и это делит людей на победителей и проигравших, принцев и нищих.
Джеральд Селент, социолог, наблюдающий за общественными тенденциями
Я иду в Блумингдейл, поднимаюсь на четвертый этаж и покупаю 2000 черных бюстгальтеров, 2000 бежевых и 2000 белых. Потом я развожу их по домам, пока, примерно через полгода они не закончатся, и тогда я должна повторить все сначала.
Ивана Трамп[18]
Мало кто из американцев видел эти кадры из Таиланда (в конце концов, мы не очень-то интересуемся «зарубежными» новостями), но они были шокирующими. В 1993 году таиландская фабрика игрушек сгорела до основания. Будучи не в состоянии спастись, сотни женщинработниц погибли в дыму и пламени. Их обуглившиеся тела лежат среди обломков здания-ловушки, подобной многим другим, которые разбросаны по территориям развивающихся стран и в которых производятся игрушки для американских детей. Здесь и там, ереди почерневших камней виднелись и сами игрушки – куклЫ Барта Симпсона, например.
Многие из этих женщин сами были матерями, чей скудный заработок не позволил бы им купить для своих собственных детей игруньи, которые они производили на экспорт. Страшные картины этого пожара на фабрике и то, что за ними стоит, красноречивее всяких слов говорят о растущей пропасти, которая отделяет имущих от неимущих в наш век синдрома потреблятства.
Один факт просто невозможно отрицать: не существует экономической системы, способной производить товары потребления настолько дешево, насколько это удается ничем не стесненному, нерегулируемому свободному рынку, разумеется, имеющему за спиной поддержку в виде военных и полицейских сил своего государства. Он может, например (особенно при помощи режимов, которые предоставляют рабочим мало возможностей участвовать в управлении предприятием), производить детские игрушки настолько дешево, что они, даже после транспортировки на расстояние, равное половине кругосветного путешествия, могут выдаваться в придачу к обеду стоимостью два доллара в ресторанах фаст-фуд, таких, как «Макдонаддс» или «Бургер Кинг».
Прекращение регулирования американской экономики, начало которому было положено в 1980-х годах при Рональде Рейгане, на пару со стремительным снижением влияния профсоюзов повысило внутреннюю производительность. Товары продолжали производиться, но на гораздо менее справедливых основаниях.
В Противоположность членам других обществ, американцы всегда считали свое общество «бесклассовым», признавая, что в нем существует небольшое количество очень богатых и очень бедных граждан. За эту идею о «бесклассовости» к американцам всегда относились с подозрением. Даже в 1981 году, когда внезапно были оставлены всеполитические попытки противостоять синдрому потреблятства или ограничить его распространение, Соединенные Штаты были тринадцатыми из двадцати двух ведущих промышленных держав по равенству доходов.
Но сегодня мы безнадежно отстали по этому параметру.
ДРУГАЯ АМЕРИКА
Прилив изобилия в Америке не поднял на воду все суда, но потопил многие мечты. Богатых и бедных разделяет сегодня в Америке гигантский пролив. «Если вы посмотрите на большой потребительский бум, который воцарился с 1980-х годов», – говорит экономист из Гарвардского университета Джульет Скор, – вы, в том числе, заметите, что наиболее сильно он затронул верхушку среднего класса и тех, кто еще богаче».В самом деле за 1980-е годы увеличение на три четверти размера реального дохода до уплаты налогов пришлось на самые богатые семьи, составляющие один процент населения. Их доход в среднем увеличился на семьдесят семь процентов. В семьях со средним достатком доходы повысились только на четыре процента. А оставшиеся сорок процентов семей с низким достатком не выиграли ничего. Возможно, некоторые станут возражать, что эти цифры отражают завышенную оценку уровня инфляции и что, следовательно, на самом деле, доходы всех перечисленных групп семей выросли на большее число процентов, чем значится в официальных данных. Но что является бесспорным, так это поразительное неравенство в распределении доходов.
Коль скоро в 1980-х годах доля самых богатых в национальном доходе увеличилась, они сделались более скупыми. Они стали тратить на благотворительные цели гораздо меньший процент своих доходов. В 1979 году люди, чей доход составлял более 1 миллиона долларов (в долларах 1979 года), отдавали семь процентов своего чистого дохода. Двенадцатью годами позже этот показатель уменьшился до четырех процентов. И это в то время, когда защитники сокращения правительственных благотворительных программ утверждают, что недостаток благотворительных денег, который возникнет в результате, будет компенсирован частными пожертвованиями.
Вместо этого, и здесь нет ничего неожиданного, процент бедных семей, который одно время снижался, теперь снова начал расти. Число людей, которые реально работали (а не жили на материальную помощь), но чья зарплата оставляла их за чертой бедности, удвоилось за 80-е годы, а в период с 1979 по 1994 год уровень детской бедности возрос с восемнадцати до двадцати пяти процентов.
Несмотря на распространенное представление об Америке как о роге изобилия, где полки супермаркетов всегда ломятся от товаров, десять миллионов американцев голодают каждый день, причем сорок процентов из них – дети, и большинство – члены работающих семей. Еще двадцать один миллион американцев спасается от голода, часто прибегая к благотворительным пищевым программам, таким, как пищевые банки и бесплатные столовые. Каждую ночь по меньшей мере 750000 американцев лишены приюта, и около двух миллионов оказываются бездомными время от времени в течение года. Это плохие новости. Хорошие новости заключаются в том, что у девяти миллионов американцев имеется по два дома. Так что, проблема отсутствия крыши над головой в Америке может оказаться просто вопросом распределения.
Стремительная концентрация доходов продолжилась во время экономического бума, который царил при Клинтоне. Совокупный доход двадцати процентов наиболее состоятельных американских семей сейчас почти сравнялся с совокупным доходом остальных восьмидесяти процентов (сорок девять против пятидесяти одного процента национального дохода), при этом неравенство достигло рекордных степеней. Распределение материальных ценностей еще более асимметрично. В 1999 году девяносто два процента всех материальных ценностей (акций, облигаций и недвижимости) в Америке принадлежало двадцати процентам наиболее состоятельных семей (причем восьмьюдесятью тремя процентами акций владели десять процентов самых богатых семей). Многие из наиболее богатых американцев находят способы платить небольшие налоги или вовсе их не платить. В статье «Рай для мошенников», опубликованной недавно в журнале «Мама Джонс» (декабрь 2000 года), показано, как богачи уклоняются от миллиардов долларов налогов, укрывая свои деньги на оффшорных счетах на Карибах или гденибудь еще.
КРУПНЫЕ ПОБЕДИТЕЛИ…
В какой-то момент, до того, как падение цен на акции компании «Майкрософт» ополовинило собственный капитал этого предприятия, стоимость активов Билла Гейтса была равна около 90 миллиардов долларов, это почти столько же, сколько составляет совокупная стоимость активов менее состоятельной половины американского населения (и это больше, чем размер ВВП 119 из 156 государств мира). Но теперь активы Билла оцениваются в жалкие 45 миллиардов долларов. Для контраста скажем, что сорок процентов американцев вовсе не располагают активами.Ничто лучше не иллюстрирует те масштабы, которых синдром потреблятства достиг в Америке, чем размер заработной платы старшего управленческого состава больших компаний. Статья под названием «Жадность: хорошо ли это?», опубликованная на первой полосе «Бизнес Зик», который, видимо, отвечает на этот вопрос положительно, сообщила, что в 1998 году средний размер зарплаты главных администраторов 365 крупнейших американских компаний повысился на тридцать шесть процентов и достиг 10,6 миллионов долларов. Для сравнения: зарплата синих воротничков повысилась на 2,7 процента.
Средняя годовая зарплата высших управленцев повысилась на 442 процента с 1990 года, когда бедные ребята зарабатывали в среднем только 2 миллиона долларов в год. Теперь они зарабатывают в 400 раз больше, чем рядовые работники, которыми они управляют, тогда как в 1980 году эта разница составляла 40 раз. Отметим для контраста, что до последнего времени, когда у них появилось стремление не отставать от своих американских коллег, японские и немецкие главные администраторы зарабатывали лишь в двадцать раз больше, чем их рядовые работники.
И ПРОИГРАВШИЕ
Между тем, согласно сообщениям корреспондента Дэвида Бродера, люди, которые делают уборку в ванных и офисах «хозяев мира» (как он называет миллионеров, работающих в области высоких технологий), получают зарплату, оставляющую их за чертой бедности. В Лос-Анджелесе он стал свидетелем пикета, проводимого уборщиками, которые требовали к 2003 году повышения зарплаты до 21000 долларов в год. Даже при таком уровне оплаты понадобится 27380 таких уборщиков, чтобы заработать столько же, сколько в 1998 году заработал один из высших менеджеров компании «01впеу», Майкл Айснер (575 миллионов долларов).В глазах богатых бедные сделались невидимыми. «Существуют миллионы людей, которые облегчают нашу жизнь: начиная теми, кто убирает посуду в ресторанах, и кончая больничными санитарами, но сами при этом живут на грани бедности, – пишет Дэвид Бродер. – Большинство из нас не удостаивают этих работников даже слова». Мы видим их, но не замечаем».
Факт, с помощью которого когда-то американцы доказывали очевидную «бесклассовость» своего общества (по сравнению, например, с состоятельной частью Латинской Америки), заключался в том, что немногие американские семьи нанимали прислугу для уборки и других работ по дому. Но с тех пор как наше общество распалось на два лагеря, эта ситуация изменилась. Среди американцев с доходами выше среднего становится все более распространенным нанимать домашнюю прислугу. В 1999 году от четырнадцати до восемнадцати процентов американских семей имели специального человека, который делал уборку в доме, что составляет пятидесятитрехпроцентное увеличение с 1995 года. Уборщики и прислуга, работающие полный день, в среднем зарабатывали в 1998 году 12220 долларов. Это на 1092 доллара меньше, чем составляет порог бедности для семьи из трех человек.
Эренрайх переходила в качестве уборщицы из дома в дом в Портленде, шт. Мэн, работая согласно правилам, которые за-прещали ей даже выпить стакан воды во время уборки. Она обнаружила, что в некоторых домах были скрытые камеры, чтобы контролировать ее работу. Она была удивлена, в каком беспорядке люди оставляли ей свои дома. Особенно дети, один из которых, увидев Эренрайх, воскликнул: «Смотри, мама, белая домработница!»
Эренрайх, которой в бытность ее домработницей доводилось «делать уборку в комнатах многих чересчур благополучных подростков», сделала вывод, что американский «верхний класс воспитывает поколение молодых людей, которые при отсутствии посторонней помощи задохнутся в своих собственных отходах».
Так это или не так, во всяком случае, эти молодые люди достаточно образованны, чтобы понять, что это значит.