Варгас Фред. Дело трех императоров

   Она медленно встала, в темноте обшарила комнату, надеясь найти какую-нибудь выпивку. От звяканья стакана Валанс проснулся и резким движением сел на кровати.
   - Не пугайся, - сказала она, - это я наливаю себе стаканчик.
   Ришар Валанс зажег свет, и она прикрыла рукой глаза. Теперь уже не спрячешься в темноте.
   - По-вашему, это нормально, что вы среди ночи оказываетесь в моей комнате и наливаете себе выпить? - спросил Ришар Валанс, приподнимаясь на локте.
   - А по-твоему, это нормально, что ты на своем письменном столе заготовил мне смертный приговор? Что это у тебя тут? Джин?
   - Да.
   Лаура поморщилась.
   - Сойдет, если больше ничего нет, - сказала она, наливая полный стакан.
   Валанс тем временем встал, растер руками лицо и быстро надел пиджак.
   - Ты уходишь?
   - Нет. Одеваюсь.
   - Это более осмотрительно, - заметила Лаура.
   - Зачем ты пришла? Думаешь откупиться? Не выйдет.
   - Ошибаешься.
   - Это ты ошибаешься. Как ты сюда попала?
   - Через окно, как вампир. А ты знаешь, Ришар, что вампиры могут проникнуть в спальню только в том случае, если спящий страстно желает, чтобы они туда проникли?
   - У меня нет страстного желания, чтобы ты находилась в этой комнате.
   - Знаю. Поэтому мне пришлось взломать дверь, как делают все. Порви свой отчет, и я уйду.
   - Ты знаешь все, что там написано?
   - Думаю, да. Тиберий выражался хоть и несколько выспренно, однако точно.
   - Убирайся вон, Лаура.
   - Похоже, ты здорово вымотался.
   - Победа всегда выматывает. А теперь оставь меня.
   - Это все, что ты смог сказать с тех пор, как я опять увиделась с тобой: «Оставь меня». А разве ты оставляешь меня в покое?
   - Но я-то никого не убивал.
   - Ты хоть сознаешь, что твой отчет вызовет во Франции политический скандал? Если я и убила Анри, какое тебе дело до этого? Твоя карьера, наверно, поважнее.
   - Ты хочешь, чтобы я своим молчанием покрыл убийцу?
   - Почему бы и нет?
   - А что, по-твоему, должно заставить меня согласиться?
   - Склонность к красивым жестам, душевное благородство, воспоминания о прошлом. Все вместе.
   - Хватит пить, Лаура.
   - Не волнуйся, я предупрежу тебя, когда почувствую, что пьяна. Ты уничтожишь отчет?
   - Нет. Но твой приход поможет мне дополнить его. Итак, у тебя связи в римском преступном мире? Ты возишь контрабанду?
   - Вовсе нет. Это мой чемодан возит контрабанду. Когда я приезжаю в Рим, чемодан пуст. Когда уезжаю, он набит всякой дребеденью. Что я могу сделать? Этот чемодан живет своей собственной, чемоданной жизнью. Если ему нравится таскать туда-сюда кучу барахла, это его личное дело, я не собираюсь вмешиваться. Нельзя же бросать чемодан за то, что время от времени он ведет себя независимо. Он вроде ребенка, который постоянно убегает из дому: к его выходкам остается только привыкнуть. Но как бы там ни было, я уверена, что с любым другим чемоданом начнется то же самое. Знаешь, позавчера это произошло с моей сумочкой, видно, она подхватила инфекцию. На пути туда была легкая, на обратном пути стала тяжелая. Давай, Ришар, делай пометки в блокноте, массу коротеньких пометочек. Они просто чудо, эти пометки, одна дополняет другую: Лаура Валюбер то, Лаура Валюбер это, Лаура Валюбер прячет свою дочь в крысиной норе, Лаура Валюбер чемоданами возит контрабанду и в довершение всего пьет джин в комнате своего мучителя и экс-любовника, куда она проникла, взломав дверь. Запиши все это, милый, из этого получится великолепный отчет. Нет, в самом деле великолепный.
   - Что в этом чемодане?
   - А ты у него спроси, Ришар, ведь это факт его личной жизни. Думаю, он подбирает все, что ему попадется. У нас такие чемоданы, каких мы заслуживаем. Отметь это в своем блокноте.
   - Сколько времени это продолжается?
   - С тех пор, как он достиг половой зрелости. У чемоданов она обычно наступает в очень юном возрасте. У моего наступила по меньшей мере двадцать три года назад. Так что мой чемодан уже старый развратник.
   - Это приносит доход?
   - Да, и неплохой. Его хватало на содержание Габриэллы.
   - И ты не стыдишься этого?
   - А ты этого стыдишься?
   Валанс не ответил и бегло записал что-то в блокноте.
   - Пиши старательнее, - посоветовала Лаура. - Главное в жизни - быть старательным.
   - Как епископ узнал об этом?
   - Однажды он провожал меня на поезд и чемодан раскрылся у него на глазах. Наверно, был потрясен видом епископского облачения. В тот день Лоренцо почему-то надел нагрудный крест. В общем, чемодан вдруг упал и вывалил наружу все свои потроха, зрелище, скажу я тебе, было не из приятных, мне стало стыдно за него.
   - Ты рылась в письменном столе мужа и нашла там отчеты Мартеле?
   - Да, Ришар.
   - Когда ты последний раз была в Риме, то заметила, что за тобой следят?
   - Да, Ришар.
   - И тем не менее отправилась на встречу с Колорадским Жуком и его шайкой?
   - Я заметила Мартеле только на следующее утро, когда пошла к Габриэлле.
   - О чем ты подумала, когда обнаружила эти отчеты? О чем ты подумала, когда узнала, что Анри собирается в Рим?
   - Подумала, что я здорово влипла, а Анри здорово не повезло.
   - В субботу ты перебралась в загородный дом, от которого рукой подать до аэропорта.
   - Этот дом такой умиротворяющий.
   - Ты запрограммировала лампы, чтобы они зажглись в нужное время, и около шести вечера вышла из дому. Вернулась поздним утром, легла в постель и позвонила привратнице, чтобы она принесла тебе завтрак. Это называется сфабриковать себе фальшивое алиби.
   - Просто «сфабриковать алиби», дорогой. Правосудие такого не прощает.
   - Затем ты вернулась в Рим. Там ты бесстрашно опознала тело, предупредила твоих дорогих друзей, чтобы они вели себя спокойно, и стала ждать, когда произойдет чудо: в расследование вмешается правительство и дело положат в долгий ящик.
   - Как тебе угодно, мой милый. Напиши, что тебе сердце подскажет, можешь написать и это, если тебе так хочется.
   - Ты в стельку пьяная, Лаура.
   - Пока еще нет. Я же тебе сказала: когда это случится, я тебя предупрежу. Ты слишком торопишься, нельзя опьянеть так быстро, особенно если человек может выпить столько, сколько я.
   - Ладно, - сказал Валанс, закрывая блокнот. - Думаю, теперь у нас есть все, что нам нужно.
   - Неправда, не хватает еще моей головы в корзине.
   - Смертную казнь отменили. Ты прекрасно это знаешь.
   - Ах, до чего мне нравится, когда ты так говоришь, Ришар. Ты настрочил все эти бумаги про меня? В последние дни ты потратил на меня много времени. Я очень тронута. Ты собрал замечательное досье. А теперь отдай его мне.
   - Перестань, Лаура.
   - Кое о чем ты меня еще не спросил. Я имею в виду цикуту.
   - И что?
   - Когда я успела приготовить яд? Где? Каким образом? А ведь это существенно. Все, что связано с цикутой, ты оставил без внимания.
   Валанс с недовольным видом снова открыл свою папку:
   - А в каком смысле это важно?
   - Все детали имеют значение, Ришар. Ты должен создать для обвинения прочную доказательную базу.
   - Отлично. Так где же ты взяла цикуту?
   - В цветочном магазине, полагаю. Ведь она не растет ни в Париже, ни возле моего загородного дома. Вообще-то я никогда в жизни не видела цикуты. Это растение из семейства зонтичных, вот все, что я о ней знаю.
   Валанс пожал плечами:
   - Где ты приготовила яд?
   - В туалете самолета, на маленькой электрической плитке.
   - Где ты приготовила яд, Лаура? Дома?
   - Нет, пока стояла в очереди в аэропорту. Я попросила у стюардессы мисочку и пестик. Это нетрудно достать.
   - Ты хочешь вывести меня из равновесия, Лаура?
   - Да нет же, я мучительно стараюсь тебе помочь. Я напрягаюсь изо всех сил, соображая, где я могла бы достать эту чертову цикуту и приготовить из нее яд. К несчастью, я не уверена в том, что сумею отличить цикуту от кервеля. Может быть, у Анри сделалось несварение от кервеля, и он от этого умер?
   - Ну, сейчас-то ты точно пьяная, - сказал Ришар и с силой захлопнул папку.
   - Сейчас - да, вполне возможно. Но это не отменяет того досадного обстоятельства, что ты ни черта не знаешь о цикуте, верно?
   - Нет.
   Лаура встала и взяла в руки папку. Она перелистала бумаги каким-то неуверенным движением, придерживая рукой волосы, падавшие ей на лицо. Затем со вздохом раскрыла ладони, и документы из папки разлетелись по полу.
   - Какая чушь, Ришар, - сказала она. - Все эти аккуратные строчки, одна под другой, - это просто кошмар. Так ты, выходит, ничего не понимаешь? Ты ничего не заметил?
   И тут у нее полились слезы. Как это по-женски, промелькнуло у нее в голове. Она сжала нос у основания, чтобы слезы перестали течь.
   - Так ты ничего не понимаешь? Все эти ужасы? Эти рейсы на самолете, туда-обратно за одну ночь? Эта цикута? Это гнусное убийство из-за денег? Ты во всем этом не разобрался?
   Слезы не давали ей говорить нормально. Пришлось кричать:
   - Что ты на меня навесил, негодяй? Ты навесил на меня кровавый груз и хочешь, чтобы я доставила его прямо в зал суда? Неужели ты не понимаешь, что я не трогала Анри? Что я никогда никого не трогаю? Да, я скрывала от всех Габриэллу, да, у меня чемодан с сюрпризами, да, все так, можешь повторять это хоть сто раз! Но насчет цикуты - это не ко мне! Ты просто дерьмо, Ришар. Да, в субботу вечером я запрограммировала лампы, да, ночью меня не было дома. Но я была не в Риме, Ришар, не в Риме! Мне надо было предупредить подельников, ведь Анри уже почти раскрыл наш секрет. Ночью я навестила каждого из них и велела им быть осторожнее. И вернулась домой только утром. А потом мне позвонили и сказали, что Анри убит. Ты отдаешь себе отчет в том, что цикута не растет на огороде и я не могла бы найти ее на грядке с редиской? Плевать мне на цикуту! Плевать!
   Лаура упала в кресло, уронила голову на колени и прикрыла ее согнутыми руками. Ришар Валанс подбирал бумаги, рассыпанные по полу.
   - Ты мне веришь? - спросила она.
   - Нет.
   Лаура выпрямилась, вытерла глаза:
   - Давай, Ришар. Аккуратно собирай свое «дело Валюбера». Разложи все по порядку и отнеси папку легавым. А потом уезжай, да, уезжай, черт возьми, уезжай!
   Она встала. У нее так сдавило грудь, что казалось, она не сможет идти. Она огляделась, ища дверь:
   - Завтра утром ты отнесешь отчет тому поганенькому полицейскому?
   - Да, - ответил Валанс.
   - Когда двадцать лет назад ты удрал от меня, я кричала и рыдала. Долгие годы ты как живой вставал у меня перед глазами, я напрягалась, чтобы не дать воспоминанию изгладиться. Позавчера вечером, когда мы встретились, я была взволнована. А теперь мне хочется, чтобы ты отдал свой мерзкий отчет, мне хочется, чтобы ты уехал, и еще мне хочется, чтобы жизнь замучила тебя до смерти.
 
   Валанс провожал ее глазами, пока она шла по коридору к лестнице, видел, как она споткнулась на первой ступеньке. Он улыбнулся и, закрыв дверь, на всякий случай запер ее на два оборота. Ему и раньше нравилось, когда Лаура бывала пьяна. От этого ее движения становились еще более небрежными и неточными. Даже когда она была трезвая как стеклышко, возникало впечатление, будто она выпила. Ему бы следовало проводить ее, но она все равно бы отказалась, а он вовремя не подумал об этом.
   Он не сожалел об этой стычке с Лаурой. Ведь он целый час любовался ею, взглядом отстраненного наблюдателя смотрел на ее изящные позы, изысканность которых успел забыть, смотрел на ее профиль, который так божественно заострялся, когда она плакала, смотрел на ее словно бы незаконченные жесты, когда она не трогала, а лишь едва задевала что-то. Он уважал в Лауре инстинктивное мужество, позволявшее ей, как и прежде, быть может даже эффектнее прежнего, бросать вызов, плакать и оскорблять и под конец уйти побежденной, но великолепной. Двадцать лет спустя это чередование презрения с брезгливым равнодушием было все таким же обольстительным. Раньше это поражало его в самое сердце. А теперь у него только разболелась голова. И он, не раздеваясь, снова лег в постель.
 

XXIV

 
   Валанс пришел к Руджери очень поздно, почти в обеденное время. Он проснулся внезапно, вскочил с постели и, как мог, попытался привести в порядок измятый костюм. Давно уже он не появлялся на людях в таком неряшливом виде. После ухода Лауры он проспал несколько часов, но сон был тревожным и нисколько не освежил его. Под глазами набрякли тяжелые мешки.
   Руджери не было на месте. Стоя в коридоре перед запертой дверью, Валанс топнул ногой с досады. Если он не найдет Руджери, то не сможет вечером уехать в Милан. Никто из коллег Руджери не мог объяснить, куда он девался. Они лишь посоветовали Валансу зайти попозже.
   Валанс уже два часа шагал по римским улицам и совершенно выбился из сил. Мысль о поезде, который увезет его из этого города, превратилась в наваждение. Он зашел на главный вокзал за расписанием, взял его и положил в карман. То, что у него в кармане было расписание, физически приближало его к желанному отъезду. У него было ощущение, что только в поезде он сможет почувствовать себя нормально, только там пройдет головная боль и что, если он задержится в Риме, случится что-то скверное. Остановившись перед витриной, он погляделся в нее. Утром он не успел побриться, и сейчас ему показалось, что с этой щетиной он похож на сбежавшего из тюрьмы. И вновь возникло тягостное ощущение, какое он испытал вчера вечером, когда пришлось опереться о стену, - что сила постепенно, рывками уходит из него. Он купил бритву, зашел в ближайшее кафе и побрился там в туалете. Пальцами пригладил волосы, которые слиплись от пота, когда он спал в душной комнате. Если не остережешься, Рим покроет тебя своим липким, грязным налетом гораздо быстрее, чем можно себе представить. Он подставил под кран руки до локтей, побрызгал водой на грудь, застегнул еще влажную рубашку и почувствовал, что готов к встрече с Руджери. Только бы этот болван уже вернулся к себе в кабинет. До поезда оставалось чуть больше шести часов.
   Но Руджери еще не пришел. В полицейском участке царила суета. Ночью, около трех часов утра, на виа делла Кончилиационе произошло убийство. Жертве перерезали горло, да так, что голова чуть не отвалилась. Об этом Валансу рассказал совсем юный полицейский, понуро сидевший на скамейке в коридоре. Он не выдержал этого зрелища, и коллеги увели его с места преступления.
   - Все вдруг завертелось, - тихо сказал он. - Говорят, со временем это проходит, ко всему можно привыкнуть.
   - Руджери был там с самого утра? - нетерпеливо спросил Валанс.
   - Но я не хочу привыкать к такому. Смотреть на это черное платье, все залитое кровью, на голубей вокруг…
   Молодой человек икнул, и Валанс, размахнувшись, звучно хлопнул его по спине, чтобы немного взбодрить.
   - Руджери? - повторил он.
   - Руджери там, возле нее, возле убитой, еще с утра, - ответил юный полицейский. - Говорит, что намерен заняться этим лично, хоть это и не его участок. У него очень усталый вид. Это продолжение дела Валюбера.
   - Возле нее? - выдохнул Валанс. - Руджери - возле нее?
   Его рука вцепилась в плечо юноши. Он услышал собственный голос: он говорил почти шепотом.
   - Она - это кто?
   - Я не знаю, как ее зовут, синьор. Красивое лицо, на вид лет сорок, а может, чуть побольше, трудно сказать. Ведь она вся в крови. По лицу рассыпались черные волосы, горло перерезано. Там еще епископ, который вроде был с ней хорошо знаком, и молодой человек, с именем, как у римского императора: ему было почти так же плохо, как мне.
   Валанс закрыл глаза. Его тело только что разлетелось на массу неуправляемых осколков. Он чувствовал, как сердце колотится у него в ногах, в затылке, и этот глухой гул приводил его в ужас.
   - Адрес! - крикнул он. - Адрес… скорее!
   - В самом начале улицы, на левой стороне, если стоять лицом к святому Петру.
   Валанс отпустил его плечо и бросился на улицу. Взять такси он не мог. Говорить с таксистом, назвать ему адрес, достать деньги, сидеть на заднем сиденье машины - все это сейчас казалось ему невыполнимым. И он отправился туда пешком, временами - бегом, если на это хватало сил. Почему, почему он не проводил ее? Чтобы добраться от его отеля до «Гарибальди», она должна была перейти мост Святого Ангела, свернуть на набережную, потом на виа делла Кончилиационе. В три часа утра, когда он опять заснул, она, должно быть, шла по этой улице, медленно, чуть ссутулившись, прижав руки к бокам и запахнувшись в свой черный плащ. Шла широко, небрежно шагая, шла задумавшись, не вполне трезвая, отрешенная. И ее убили.
   Еще издалека он увидел группу полицейских: они перекрыли движение по левой стороне улицы. Он побежал к ним. В кармане пиджака лежал отчет, который он утром сложил и засунул в конверт. «Какая чушь, бедный мой Ришар, - сказала она. - Так ты, выходит, ничего не понимаешь? Ты ничего не заметил?» Но что он должен был заметить? Что?
   Когда Валанс подошел, Руджери выслушивал показания свидетеля. Труп был накрыт брезентом, его окружали пятеро полицейских. Руджери смотрел, как Валанс приближается к нему.
   - Вы запыхались, месье Валанс, - сказал он. - Мне доложили, что вы искали меня. Сожалею, что не позвонил вам, но вы же понимаете, тут такое… Я просто не успел. Это новое убийство меняет все. Боюсь, мы с самого начала шли по ложному пути.
   Руджери обернулся к стоявшему в ожидании свидетелю. Этот человек был весь в поту.
   Валанс подошел к телу, накрытому брезентом, и присел на корточки, опершись ладонями на асфальт. Ему казалось, что земля качается у него под ногами. Один из полицейских собрался его отогнать.
   - Не трогайте его, - вмешался Руджери. - Он имеет право взглянуть. Предупреждаю, месье Валанс, на это смотреть нелегко, но если вам очень нужно…
   Валанс сделал глубокий вдох и знаком подозвал полицейского.
   - Приподнимите брезент, - сказал он тихо.
   Брезгливо поморщившись, полицейский перешагнул через труп и, отодвинув брезент, открыл верхнюю половину тела.
   Руджери наблюдал за Валансом. Сегодня с утра здесь было уже три обморока, и мертвенная бледность этого большого лица не предвещала ничего хорошего. Но Валанс не упал в обморок.
   - Это Мария Верди, - пробормотал Валанс, с трудом выпрямляясь во весь рост. - Это Мария Верди, Святая Совесть Священных Архивов Ватиканки.
   - А вы этого не знали?
   Валанс знаком показал, что не хочет разговаривать. Он протянул руку, чтобы набросить брезент на строгое, с правильными чертами лицо итальянки, и сейчас, только сейчас, его рука начала сильно дрожать.
   - Вы устали, месье Валанс, - сказал Руджери. - Можете подождать в моем кабинете, здесь я уже почти закончил.
   Принесли носилки. Тело подняли, и двери фургона захлопнулись за ним. Валанс отвернулся и зашагал прочь.
 
   Отель «Гарибальди» был в двух шага от места убийства. Лаура сидела на высоком табурете за стойкой бара с таким видом, словно все вокруг ей безразлично. Валанс сел рядом и заказал себе виски. Его все еще трясло. Лаура взглянула на него.
   - Я хочу побыть одна, - сказала она.
   Валанс закусил губу. Надо чуть помедлить, выпить перед разговором немного виски, и тогда он станет таким же бесстрастным, каким был сегодня ночью.
   - Сегодня утром кое-что произошло, - сказал он наконец, поставив стакан на стойку.
   - Бедный мой Ришар, если бы ты знал, как мне на это наплевать.
   - Кто-то перерезал глотку Марии Верди, ходячей совести Ватиканки. Это случилось в три часа утра, на виа делла Кончилиационе.
   - Чем она провинилась, бедняжка?
   - Пока не знаю. Ты была с ней знакома?
   - Конечно. Еще бы. Я же столько лет болтаюсь в Ватиканке… Когда Анри был студентом, Мария уже там работала. Мальчики часто рассказывают мне о ней.
   - Где ты была в три часа утра?
   - Что, опять начинается? У тебя новый приступ?
   - Ты ушла от меня примерно в половине третьего. Чтобы дойти от моего отеля до виа делла Кончилиационе, трезвому нужно четверть часа, а пьяному - полчаса.
   - А почему ты сегодня не пишешь? Не делаешь пометок в блокноте? Думаешь, я стану говорить просто так, в пространство, без протокола? Ты спишь и видишь сны, Ришар. Уходи, я больше не желаю тебя видеть.
   Валанс не шелохнулся.
   - Ну, тогда я уйду, - сказала Лаура, соскальзывая с табурета.
   Она пошла через зал к выходу.
   - А знаешь, Ришар, - сказала она у самой двери, не оборачиваясь, - сегодня ночью я не ходила по виа делла Кончилиационе. И делай с этим что хочешь. Попытайся выяснить, лгу я или говорю правду. Надо же тебе чем-то себя занять.
 

XXV

 
   Валанс зашел в отель и полностью переоделся. Достав из кармана отчет по делу Валюбера, он швырнул его на стол. Теперь, после второго убийства, придется начинать все сначала. За последние часы ситуация осложнилась, а хуже всего было то, что в данный момент он чувствовал себя не способным понимать что бы то ни было. С тех пор как он проснулся, события бросали его из одного конца города в другой, не давая ему возможности привести себя в порядок. Спасение было совсем близко: поезд на Милан отправлялся через два часа. Еще не поздно было все бросить, но даже обдумывать то или иное решение ему сейчас казалось слишком трудным. И он был почти счастлив, когда снова обнаружил Тиберия на посту, у дверей отеля. Значит, не придется в одиночестве идти к Руджери. А то, что неизменный в своем упорстве Тиберий опять оказался на его пути, было, можно сказать, естественным.
   - Вид у тебя неважный, - сказал ему Валанс.
   - У тебя тоже, - ответил Тиберий.
   Валанса покоробило это неожиданное обращение на «ты». Но он был не в форме и не чувствовал в себе сил, чтобы поставить Тиберия на место.
   - С чего это ты мне тыкаешь? - спросил он только.
   - Это честь, которую государи должны оказывать умирающим, - пояснил Тиберий.
   - Звучит весело.
   - Да, не сказать чтобы грустно. Вчера вечером я был мертв.
   - Правда?
   - Клавдий и Нерон сидели со мной до двух часов утра. Потом Нерона сморило, и он бесформенной кучей осел на тротуар, а Клавдий намекнул мне, что с них, пожалуй, хватит. И они пошли спать, а я немножко прогулялся перед тем, как идти домой. А когда я узнал от Лоренцо, что убили Святую Совесть, мне сильно полегчало, хоть я и любил ее, и, увидев, как она мертвая валяется на асфальте, два часа не мог прийти в себя. А если мне полегчало, из этого логически следует, что вам стало хуже.
   - Ты о чем?
   - Лаура не убивала Святую Совесть, потому что это было бы бессмысленным. Эти две женщины никак не были связаны друг с другом. Могла ли Святая Совесть знать что-нибудь такое, что было бы опасно для Лауры? Нет, не могла. Святая Совесть вообще мало что знает, если не считать ее познаний о фондах Ватиканки. Значит, надо вернуться к первоначальной версии, то есть к рисунку Микеланджело. А Лаура вырвалась из вашего капкана. Она вырвалась из вашего капкана, и я могу вздохнуть свободно. Теперь вам придется побегать, пока вы опять ее поймаете. Придется пошевелить мозгами.
   - Сейчас я не могу шевелить мозгами, Тиберий. Пошли.
   - Вам скверно, и это меня безумно радует. Это убийство так некстати, да? Оно такое непонятное, такое омерзительное?
   - Я подумал, что это Лауру убили.
   - И были разочарованы, когда узнали, что ошиблись?
   - Нет. Я почувствовал облегчение. Из-за этого я даже не успел подумать о возможных причинах второго убийства. Успел только удостовериться, что Лаура Валюбер жива.
   - Вы все еще ее любите? - спросил Тиберий, скорчив жалостную гримасу.
   Валанс остановился и пристально взглянул на Тиберия, который, сложив руки за спиной, с невинным видом уставился куда-то вдаль.
   - Она тебе рассказала?
   Тиберий покачал головой. Валанс зашагал дальше.
   - Вы мне не ответили, - настаивал Тиберий. - Вы все еще ее любите?
   Валанс опять промолчал. Он не привык, чтобы его так бесцеремонно расспрашивали.
   - Нет, - ответил он наконец.
   - Тем лучше, - сказал Тиберий.
   - Почему?
   Тиберий обернулся:
   - Потому что в день убийства Анри вы, между прочим, были в Италии, верно? От Милана до Рима не так уж далеко. И если бы вы по-прежнему любили Лауру… Но никому не пришло в голову спросить у вас, что вы делали в тот вечер.
   - Ты дурак, - сказал Валанс. - У меня встреча с Руджери, я тебя покидаю.
   - А я жду вас на улице.
 
   Дверь в кабинет инспектора была открыта. Валанс вошел и сел на стул.
   - Ну как, месье Валанс, - спросил Руджери, - вы пришли в себя?
   Валанс быстро поднял глаза. Руджери тут же сделал примирительный жест.
   - Ради бога, - сказал он, - я не хотел вас обидеть. Не стоит вспыхивать от малейшей искры.
   Валанс вытянул ноги.
   - Каким образом эту женщину среди ночи выманили на улицу, чтобы зарезать? - спросил он.
   - Никто ее не выманивал. Знакомые Марии Верди говорят, что у нее были причуды. Она об этом охотно рассказывала. Мария страдала бессонницей. Раз или два в неделю она выходила ночью из дому, шла на виа делла Кончилиационе - это совсем близко, - становилась лицом к собору Святого Петра и возносила безмолвную молитву. Эта привычка появилась у нее давно, с тех пор, как она, по ее словам, увидела «что-то белое» над куполом нашего храма.
   - Ну, предположим. Кто об этом знал?
   - Все, кто постоянно общался с ней в библиотеке, и все, кто забавлялся, пересказывая эту историю; то есть, как я понимаю, все читатели. Убийце было гораздо проще расправиться с ней на улице, чем у нее дома. Свидетелей преступления мы не нашли. Убийца, вероятно, схватил ее сзади, прижал ее руки к туловищу и полоснул лезвием по горлу. Только один раз. Чтобы проделать такое, нужна незаурядная сила или незаурядная решимость. После убийства ее тело подтолкнули под стоявший у тротуара грузовик. Вот почему труп обнаружили только поздним утром.