- И какой вы можете сделать вывод?
   - Очень простой. Мария Верди не имеет никакого отношения к семейным неурядицам Валюберов. Конечно, она была знакома с Габриэллой, как и все в Ватикане. Но других связей с Валюберами у нее не было. Поэтому можно с большой вероятностью предположить, что причину смерти Марии следует искать в библиотеке. Ведь это она выдавала литературу и была хранителем архивных фондов.
   - Вы хотите сказать, что мы возвращаемся к версии с Микеланджело?
   - Да, сделав большой крюк, мы возвращаемся к ней. Приходится верить, что Анри Валюбер не кривил душой, объясняя причину своего пребывания в Риме, и вор, поняв, что Валюбер идет по следу, поспешил устранить его. Теперь все позволяет нам думать, что Мария Верди, насторожившись после его убийства и начав проверять, не было ли краж в библиотеке, обнаружила что-то и по глупости выдала себя. Все, кто ее знал, сходятся во мнении, что она с неба звезд не хватала. Наверно, вор оказался постоянным читателем, которого Мария давно знала, возможно, даже испытывала к нему симпатию, поэтому она решила поговорить с ним, вразумить его: ведь она всегда отличалась наивной доверчивостью.
   - Если так, не можем ли мы снова прибегнуть к помощи епископа?
   - Я позвонил ему сразу после того, как мы обнаружили тело Марии Верди. И попытался разговорить его, но он не поддается. Может быть, Мария Верди о чем-то рассказала ему, а может быть, и нет. Пока что он молчит, уверяя, что ему нечего сказать. Если он и дальше будет играть в героя-одиночку, он сам окажется под угрозой. Насколько мне известно, вчера утром он приходил к вам и хотел поговорить по срочному делу?
   - Вы хорошо осведомлены, но вчера утром я его не принял. Я виделся с ним вчера вечером, но он передумал. Решил все оставить при себе.
   - Очевидно, есть какая-то веская причина, вынуждающая его молчать, но это отнюдь не страх за собственную жизнь. Насколько я понимаю этого человека, личного мужества ему не занимать. Но, с другой стороны, он способен на глубокую привязанность, как мы можем судить по его отношениям с Габриэллой и с тремя молодыми людьми, которых он взял под покровительство.
   - Или по его отношениям с Лаурой Валюбер.
   - Да, конечно. Вдобавок это человек, который много лет исповедовал, и в итоге у него наверняка сложилось собственное представление о справедливости, о добре и зле. То, что мы расценили бы как соучастие, он назвал бы соблюдением тайны исповеди. Думаю, он считает, что проступки людей должно рассматривать божественное правосудие, а земным судом можно и пренебречь. Вот почему я думаю, что своим молчанием он выгораживает какого-то дорогого ему человека. Боюсь, никто и ничто не заставит его развязать язык.
   - Кого же он выгораживает?
   Вздохнув, Руджери развел руками:
   - У епископа много друзей, это все, что я могу сказать.
   - Какой у вас план действий?
   - В пять часов мы проводим обыск в квартире Марии Верди. Если интересуетесь, вот адрес. У нее нет семьи, нет близкого человека, которому она поверяла бы свои тайны, короче, расспрашивать о ней некого. А что вы хотели сказать мне утром? Это ведь было что-то очень важное?
   Валанс откинулся на спинку стула. Чемодан Лауры Валюбер, легкий на пути туда и тяжелый на пути обратно. Ее фальшивое алиби на вечер убийства, отчеты детектива Мартеле. Он не хотел говорить обо всем этом, потому что на данный момент труп Марии Верди не вписывался в эту схему, пусть даже Лаура и оказалась поблизости в момент убийства. Возможно, он еще найдет тут связь.
   - Да так, ничего особенного, - ответил Валанс.
   - Вот как? Теперь и вы решили отмалчиваться? Прямо эпидемия какая-то. Все вдруг потеряли память.
   - Не нервничайте, Руджери.
   - Хочу - и нервничаю. Не вы один имеете на это право.
 

XXVI

 
   Тиберий ждал Валанса перед входом в полицейский участок, прислонясь спиной к фонарному столбу.
   - Ты сегодня успел поесть? - спросил у него Валанс.
   - Да, но могу взяться за это снова.
   - Тогда пошли со мной. У меня еще целый час до обыска на квартире Марии Верди. Ты пойдешь за мной и туда?
   - Вряд ли. У меня встреча.
   - Будь осторожнее, Тиберий. Я еще не отказался от версии о виновности Лауры Валюбер. Скорее даже наоборот.
   - Отлично. Я приду.
   - Это самая замечательная слежка, какую когда-либо вели за мной.
   - А за вами уже следили?
   - Нет. Никогда.
 
   На обыск у Святой Совести Ватиканских Архивов Ришар Валанс и Тиберий прибыли с опозданием. Впрочем, они и не торопились туда. Они устроились на террасе кафе на площади Санта Мария ин Трастевере, куда Тиберий затащил Валанса, заявив, что любит эту «дурацкую маленькую площадь». По молчаливому уговору они воздержались от споров, касающихся дела об убийстве, и потратили полтора часа на обдумывание важного вопроса - какой напиток лучше всего утоляет жажду за самое короткое время и доставляет при этом наибольшее удовольствие. Нельзя проводить сравнение по всем параметрам сразу, утверждал Тиберий, это неизбежно заканчивается путаницей и неразберихой. Надо исследовать каждое свойство по отдельности - скажем, цвет, образование пузырьков, горький привкус и так далее. С пузырьками пить приходится дольше, заметил Валанс. Верно, признал Тиберий, когда они дошли до группы полицейских, оцепивших дом Святой Совести, но разве доказано, что степень утоления жажды прямо пропорциональна скорости поглощения? Нет. Эта формула была выдвинута как начальный постулат, но так и не была доказана.
   - Подожди меня минутку, - сказал Валанс, придерживая его за локоть. - Происходит что-то странное. Оставайся тут, тебе нельзя идти со мной.
   - Это бесполезно - заставлять меня ждать здесь, - заявил Тиберий, присаживаясь на радиатор чьей-то машины. - Пока вы не отвязались от Лауры, я не отстану от вас, потому что не доверяю вам.
   - Ты принял очень действенные меры, Тиберий.
   Валанс быстрым шагом подошел к подъезду дома. Его окликнул Руджери, выглянувший из окна второго этажа:
   - Месье Валанс, поднимитесь, пожалуйста, сюда! Посмотрите на это, пока здесь не навели порядок!
   - А что тут такого особенного? - спросил Валанс, подняв голову.
   - Когда мы приехали, оказалось, что печати сорваны. В квартире все перевернуто вверх дном.
   - Черт побери!
   Валанс издалека показал Тиберию на свои часы, давая понять, что задержится дольше, чем предполагал. Тиберий жестами ответил ему, что это не страшно и он благодарит за предупреждение. Валанс поднялся в квартиру. Кровать лежала на боку, картины и религиозные календари были сняты со стен и разбросаны по полу, все ящики вывернуты, китайские вазы сброшены с подставок.
   Валанс прошел через комнату, ничего там не трогая. Руджери был в ярости.
   - Подумайте, какая наглость - сорвать печати! Этот тип рылся тут минут десять, пока не появился сосед сверху. За десять минут можно много чего найти. Это случилось примерно два часа назад.
   - Почему вы считаете, что он был один?
   - Сосед его видел. И даже говорил с ним.
   - Вот и хорошо.
   - Не так уж хорошо. Сосед услышал шум. Шум все не прекращался, и сосед решил выяснить, в чем дело. Когда он спустился по лестнице, неизвестный уже закрывал дверь: поэтому он не увидел, в каком состоянии квартира. Вот его показания:
   «Этот тип сказал мне, что он из полиции и сейчас придут его коллеги, потому что утром убили мою соседку. Об этом я уже знал. Он не вызвал у меня подозрений. Мы поговорили еще минуту, по поводу ночных прогулок синьоры Верди к собору Святого Петра, и потом он ушел. Я не заметил, высокий он или коротышка, но он явно уже немолодой и одет немодно. Он был в очках. А вообще-то я не обратил на него особого внимания. Для меня все полицейские одинаковые. Правда, могу вам сказать, что он левша. Когда мы прощались, он протянул мне левую руку. Как-то теряешься, когда надо пожать руку левше.
   Вопрос. У него было что-нибудь в другой руке?
   Ответ. Нет. Правую руку он держал в кармане.
   Вопрос. Он был в перчатках?
   Ответ. Нет. Без перчаток.
   Вопрос. Это все, что вы можете о нем сказать?
   Ответ. Да, синьор».
 
   Руджери закрыл папку с протоколом:
   - Знаете, Валанс, таких свидетелей хочется послать куда подальше. На что у людей глаза, черт возьми?
   - Кое-что у нас все же есть. Этот тип, по-видимому, искал не вещь, а документ.
   - Почему вы так думаете?
   - Посмотрите, как он действовал, Руджери. Кровать поднята, книги раскрыты, рамы от картин разломаны… Что можно искать в таких местах, кроме листка бумаги?
   - Засушенный цветок, - зевая, предположил Руджери.
   - Отпечатки?
   - На данный момент - никаких. Мы только начали. Возможно, этот тип надел перчатки, когда рылся здесь. Не стоит чересчур доверять описанию соседа: нет ничего проще, чем скрыть свой возраст. Если вдуматься, нельзя даже с уверенностью сказать, что это был мужчина. В общем, мы не знаем о нем ничего. По-вашему, этот человек и есть убийца?
   - Вряд ли. Если бы убийца знал о существовании улики, которую надо уничтожить, он бы избавился от нее еще до убийства. Что было бы нетрудно, поскольку днем Марии никогда не бывает дома. Скорее это кто-то, кого убийство застало врасплох, загнало в угол и заставило опасаться обыска в квартире убитой.
   - Конечно, это вполне возможно. Мы все здесь тщательно проверим. У нас нет подтверждения, что незваный гость успел найти то, за чем пришел. Наверняка его спугнули шаги соседа, спускавшегося по лестнице. Если бы Мария захотела что-то спрятать, куда бы, по-вашему, она могла это положить?
   Валанс в окно наблюдал за Тиберием. Все еще сидя на радиаторе машины, Тиберий внимательно разглядывал прохожих: он словно играл в какую-то игру. Издали казалось, что к этой игре имеют отношение ноги проходивших мимо женщин.
   - Не знаю, Руджери, - ответил Валанс. - Сейчас я спрошу об этом одного человека, который хорошо ее знает. А вы держите меня в курсе.
 
   - На что ты смотрел, Тиберий? - спросил Валанс.
   - На щиколотки женщин, которые проходили мимо.
   - Тебя это интересует?
   - Очень.
   - Иди за мной до отеля. По дороге я расскажу тебе, что происходит там, наверху.
   Валанс всегда перемещал свое массивное тело без каких-либо лишних движений, Тиберий это уже понял. И эта мощная механика, вначале казавшаяся ему грозной и враждебной, теперь стала его завораживать. А значит, ему надо быть бдительнее прежнего.
 

XXVII

 
   К тому времени, когда Тиберий вернулся домой, Клавдий и Нерон уже успели поужинать, хотя было только семь часов. В гостиной звучала музыка, и Нерон танцевал, медленно, с плавными, манерными жестами, описывая круги возле Клавдия, который пытался писать.
   - Ты работаешь? - спросил Тиберий.
   - Создаю оперное либретто по заказу Нерона, который решил стать королем балерин.
   - И когда это у него началось?
   - Перед ужином. От своих танцев он проголодался.
   - А какой сюжет у твоей оперы? - поинтересовался Тиберий.
   - Думаю, она тебе понравится, - сказал Нерон, томным движением останавливаясь возле него. - Это история о том, как некий ленивый и недалекий уж влюбился в звезду и постепенно превратился в ужа-гомосексуалиста.
   - Ну, если это устраивает вас обоих… - произнес Тиберий:
   - Не то чтобы устраивает, - уточнил Нерон. - Просто занимает. Ты исчез без всяких объяснений, библиотеку закрыли на весь день по случаю кончины Святой Совести С Перерезанной Глоткой. Что же остается делать, кроме как танцевать?
   - И правда, - согласился Тиберий.
   - От тебя сегодня была польза? - спросил Клавдий.
   - Я ни на минуту не отставал от Ришара Валанса.
   - Как это гадко, - нараспев произнес Нерон.
   - Валанс все еще подозревает Лауру, я знаю это, - сказал Тиберий. - Думаю, он попытается навесить на нее еще и убийство Святой Совести. Но пока я рядом с ним, я заставляю его зря терять время, я морочу ему голову.
   - Так только говорится, - сказал Нерон. - На самом деле это лишь предлог, чтобы нежиться в голубом сиянии его глаз, ведь их искрящиеся бездны чаруют твою чувствительную душу.
   - Нерон, не доставай меня. Теперь они говорят, - продолжал Тиберий, - что оба убийства могут быть связаны с рисунком Микеланджело. Но я уверен, что они ошибаются. Кража из архивов - это одно, а убийство двух человек - совсем другое. Это разные профессии, вам так не кажется?
   - Не знаю, - отозвался Клавдий.
   - Он в этом не знаток, - сказал Нерон. - Император Клавдий самым жалким образом дал себя укокошить.
   - Сейчас я опишу вам одного человека, а вы мне скажете, кого он вам напоминает, - сказал Тиберий. - Это человек, который сегодня во второй половине дня проник в квартиру убиенной Святой Совести и что-то искал там. Описание сделано соседом, я привожу его со слов Ришара Валанса.
   - Перестань крутиться, Нерон, - сказал Клавдий. - Послушай Тиберия.
   Тиберий постарался в точности повторить то, что Валанс рассказал ему о незнакомце в очках.
   - И ты хочешь, чтобы это описание, которое и описанием-то не назовешь, кого-то нам напомнило? - сказал Клавдий. - Под него подходят тысячи людей.
   - А это могла быть женщина? - спросил Тиберий.
   - Это мог быть кто угодно, какого угодно пола. Очки, старый костюм - разве это приметы?
   Нерон растирал себе плечи каким-то неприятно пахнущим маслом.
   - Нерон! - позвал его Тиберий. - Тебе нечего сказать?
   - Это лежит на поверхности, - презрительно проворчал Нерон. - Задачка для школьников. От ее решения даже не получаешь удовольствия. А где не получаешь удовольствия…
   - Ты о ком-то подумал? - спросил Клавдий.
   - Клавдий, ты же прекрасно знаешь, что я вообще никогда не думаю, - ответил Нерон. - Сколько раз тебе повторять? Думать - это вульгарно. Я не думаю, я вижу.
   - Хорошо, так ты видишь кого-нибудь?
   Нерон вздохнул, вылил себе на живот струйку масла и принялся меланхолично размазывать.
   - Я вижу, что я сам, на мое несчастье, левша, - сказал он, - и тем не менее в знак приветствия подаю людям правую руку. Быть левшой не значит быть одноруким. Все левши, когда здороваются, подают правую руку. Это облегчает контакты с окружающими. Вот ты, когда куришь, держишь ведь сигарету в левой руке. Из сказанного выше следуют два очевидных вывода: во-первых, инспектор Руджери - кретин, это подтверждается тем, что он пытается думать, а во-вторых, твой незнакомец - правша, который просто не пожелал подать правую руку. Значит, что-то мешало ему действовать этой рукой. А поскольку злоумышленник хотел остаться неизвестным, возникает мысль, что правая рука могла каким-то образом его выдать. Об остальном и говорить не стоит. Это так просто, что даже противно.
   - Ты хочешь сказать, что у него на руке была отметина, по которой его можно было бы опознать? - спросил Клавдий. - Например, глубокий порез?
   - Клавдий, дорогой мой, мне стыдно за тебя. Ты явно не в форме после ночного бдения. Разве порез - это отметина, по которой можно опознать человека? Да ни в коем случае. Если ты встретишь парня, у которого на руке не хватает двух пальцев, это ведь не поможет тебе узнать, кто он такой. Возможно, ты подумаешь: «Наверно, этот парень работает на сосисочной фабрике и у него затянуло руку в машину, вот ужас-то». Или, если ты перед этим выпил: «Надо же, у парня откусили два пальца». Вот и все. Больше ты ничего не сможешь о нем сказать. Даже если рука у него будет желтая в синюю клеточку, это не поможет установить его личность.
   - Верно, - сказал Тиберий. - А как можно установить личность человека по правой руке?
   - Вариантов решения не так уж и много, Тиберий. А в интересующем тебя случае - всего один, поэтому я и нашел его, ведь я не имею привычки думать. Если ты нальешь мне на спину масла, я расскажу тебе о незначительном событии, которое недавно имело место в квартире умученной Святой Совести.
   - Что это за мерзость, которую ты называешь маслом?
   - Сам только что изобрел. Не отвлекайся. Втирай. Наш друг епископ Лоренцо поддерживает скандальную связь со Святой Совестью Неодолимого Зова Плоти. Узнав подробности ее ужасной кончины, он с величайшим смущением вспоминает об игривых записочках, которые во множестве ей посылал. Испытывая вполне понятное беспокойство, наш Лоренцо спешит к ней домой, пока полиция не завладела этими милыми пустячками, которые в будущем могут стоить ему кардинальской шапки. Он облачается в старый костюм, сохранившийся у него с молодости - отсюда его старомодный вид, подмеченный добряком-соседом, нацепляет на нос очки - его ведь очень редко можно увидеть в очках, разве только за чтением древних Евангелий, и, моля небо о помощи, срывает с дверей печати. Но сегодня небо не желает помогать Лоренцо: его поиски прерваны появлением глупого и беззлобного соседа. Он в два счета отделывается от этого законопослушного гражданина, однако гражданин желает на прощание пожать ему руку. Вы оба не хуже меня знаете, что Лоренцо никогда не снимает аметистовый перстень, который носит на безымянном пальце правой руки. За долгие годы перстень буквально врезался в палец, и теперь Лоренцо даже не пытается его снять. Если он подаст руку с этим перстнем, в нем сразу же узнают епископа - как если бы у него из кармана торчал епископский посох. Секунду поколебавшись (ведь он не предвидел этого осложнения), Лоренцо протягивает соседу левую руку. Затем он уходит, а мы так и не знаем, унес он с собой эти письма или нет. Зато можно быть уверенным: если их найдет полиция, мы здорово повеселимся.
   - Потрясающе, - пробормотал Тиберий, - просто потрясающе.
   Он перестал растирать Нерона, отошел в сторону и, не присаживаясь, несколько минут размышлял.
   - То, что у монсиньора была связь со Святой Совестью, это только твое предположение?
   - Это единственная часть головоломки, которую я придумал. За остальное я ручаюсь.
   - Ты гений, Друз Нерон, - сказал Тиберий, беря пиджак. - До скорого, друзья.
   - Опять ушел? Зачем? - удивился Клавдий.
   - Если хочешь знать мое мнение, он пошел купаться в сиянии голубых глаз, - сказал Нерон. - И неизвестно, сколько это продлится. Остается только продолжить танец ленивого ужа.
 

XXVIII

 
   Войдя в отель, где жил Валанс, Тиберий еще раз попытался отчистить руки от несмываемого и откровенно вонючего жира, изготовленного Нероном. И опять у него ничего не вышло. Он скомкал платок, засунул его в карман и постучал в дверь. Валанса он застал врасплох: тот лежал на кровати, но не спал и явно не был занят размышлениями. Он был в костюме, но без туфель и носков - Тиберий обратил на это внимание потому, что часто пробовал такую контрастную форму одежды на себе.
   - Ты что, намерен развалиться на ковре и следить за мной, пока я отдыхаю? - спросил Валанс, вставая с кровати.
   - У Нерона только что было озарение насчет Святой Совести. Я расскажу вам об этом и сразу уйду.
   Валанс снова растянулся на кровати, подложил руки под голову и стал слушать.
   - Клавдий говорит, что это просто смешно, а по-моему, это грандиозно, - сказал в завершение Тиберий.
   - Да, у него все четко продумано.
   - Нерон не думает.
   - Но мне не верится, чтобы епископ мог пойти на такой риск - писать любовные записки. Нет, тут что-то другое. Но в данный момент я не имею представления, что именно.
   - А вы с самого утра ни о чем не имеете представления. Для меня такое состояние - норма, но у вас оно должно вызывать беспокойство. Или нет?
   Валанс поморщился:
   - Не знаю, Тиберий.
   - Когда вы смотрите на этот потолок, что вы там видите?
   - Содержимое моей головы.
   - И как оно выглядит?
   - Сплошной туман. Недавно мне звонил Руджери. Они нашли в квартире Святой Совести свеженькие отпечатки, которые принадлежат мужчине. Идентифицировать их не удалось, но их явно оставил утренний гость. Помимо этого в квартире пока не обнаружили ничего интересного, если не считать дневниковых записей весьма целомудренного свойства. Ни о чем важном в них не упоминается. Может быть, стоит рассказать Руджери о гипотезе вашего друга Нерона? Теперь, когда есть отпечатки, ее нетрудно будет проверить.
   - Нет, не стоит. Возможно, поступок монсиньора вызван какими-то вескими причинами, о которых неприятно сообщать полицейским, - а ведь мы даже не знаем, относится это к делу или нет.
   - Тогда подождем. Завтра я иду к епископу. А ты сиди спокойно, это главное, что от тебя требуется.
   - Что насчет Лауры?
   - Мне достаточно слегка подтолкнуть ее, и она свалится…
   - Поберегите силы, месье Валанс.
   Валанс мигнул в ответ, и Тиберий вышел, хлопнув дверью.
 

XXIX

 
   После первого утреннего визита Валанса в Ватикан прошла ровно неделя. Он привычно поднялся по широкой каменной лестнице и, дойдя до кабинета Вителли, заметил, что дверь приоткрыта. Еще на пороге, увидев епископа, Валанс понял, что он чем-то озабочен. На столе перед ним не было книги, он не работал.
   - Давайте побыстрее, - устало произнес Вителли. - Объясните, для чего вы опять пришли, а потом оставьте меня одного.
   Валанс разглядывал его. На лице епископа отражалось напряженное раздумье, не допускавшее никакого вмешательства извне. Ему явно было трудно разговаривать. Валансу самому приходилось испытывать такое мучительное состояние, и всякий раз он выходил из него слегка отупевшим. Вот и Лоренцо Вителли в данный момент слегка отупел.
   - Руджери наверняка рассказал вам, что вчера кто-то проник в квартиру Марии Верди. И наверняка описал вам этого посетителя.
   - Да.
   - Как вы думаете, что могла прятать у себя Мария Верди?
   Вителли воздел руки и уронил их на письменный стол.
   - Женщины… - только и сказал он.
   Валанс сделал короткую паузу:
   - Нерон думает, что это вы обыскали квартиру.
   - Вы обращаете внимание на болтовню Нерона?
   - Временами - да.
   - Почему он решил, что это был я?
   - У вас на правой руке перстень. Поэтому вам пришлось подать соседу левую руку.
   - Зачем мне обыскивать ее квартиру?
   - Предположения могут быть разные.
   - Не смущайтесь, я прекрасно понимаю, какие предположения могут быть у Нерона. А что думает Руджери об этой оригинальной реконструкции событий?
   - Руджери еще не в курсе. Зато у него есть отпечатки пальцев, которые оставил взломщик.
   - Понимаю, - медленно произнес епископ.
   Он встал, заложил руки за пояс сутаны и прошелся по комнате.
   - Трудно будет найти надежного преемника Марии Верди. Нам пришлось на время закрыть библиотеку, а читатели не захотят долго ждать. Я не уверен, что референт Прицци - это тот, кто нам нужен…
   Теперь он стоял спиной к Валансу и разглядывал в окно сады Ватикана.
   - А может быть, референт Фонтанелли больше подходит для этой должности? Не знаю. У меня есть сомнения.
   - Это вы приходили в квартиру Марии Верди, монсиньор?
   - Конечно. Это был я.
   - Наверно, искали там что-то очень важное? Что именно?
   - То, что было мне нужно.
   - Вам лично?
   Епископ не ответил.
   - Напоминаю вам, монсиньор, у Руджери есть отпечатки пальцев. Мне остается лишь подсказать ему имя, которого он пока не знает. Думаю, он отнесется к вам с меньшим почтением, чем я.
   - Не сказал бы, что вы ко мне очень почтительны.
   - То, что вы искали, связано с вашей частной жизнью?
   В огромном кабинете было тихо, и Валанс начал терять терпение: это была какая-то упрямая тишина.
   - Вы можете идти, - спокойно произнес Вителли. - Потому что на этот вопрос я вам никогда не отвечу.
   - Я позвоню Руджери.
   - Как вам угодно.
   Валанс встал и взялся за телефонную трубку.
   - Но и ему я ничего не скажу, - продолжал Вителли, - даже если он меня арестует.
   Валанс заколебался. Он взглянул на темный силуэт епископа, стоявшего к нему спиной: в этой фигуре чувствовались напряжение и решимость. Валанс положил трубку и вышел.
   - Как ты догадался, что утром я пойду в Ватикан? - спросил он у Тиберия, который шел позади. - Я же тебя просил сидеть тихо.
   - Что сказал Лоренцо?
   - Это он приходил в квартиру. Но он никогда не скажет, зачем. Ты сейчас куда собираешься?
   - Это не я, это вы собираетесь к Руджери. Руджери работает и по воскресеньям. Он ждет вас у себя. Я взялся передать вам сообщение, которое он оставил в отеле.
   - До сих пор ты только шел за мной по пятам. Тиберий. Вот и ограничивайся этим. Не пытайся забавы ради опередить меня.
   - Для меня это не забава.
   Тиберий рассмеялся.
   - Опасность надвигается на нас со всех сторон, это великолепно, - сказал он. - Итак, вы намерены предать нашего друга Лоренцо? Да или нет?
   - Раз ты такой умный, найди ответ сам. Подумай над этим, пока будешь ждать меня.
   Валанс уселся напротив Руджери, который катал в пальцах свернутый листок бумаги.
   - Не можете обойтись без вашего эскорта, месье Валанс? Даже по воскресеньям? - спросил Руджери, не поднимая головы.
   - О чем разговор?
   - О юном психе, который шпионит за вами и которому вы это позволяете.
   - А-а… Это Тиберий.
   - Да, Тиберий. Совершенно верно, Тиберий…
   - Он вбил себе в голову, что должен повсюду ходить за мной. И что теперь прикажете делать? Даже если бы я хотел избавиться от него, мне это не удалось бы. Не могу же я привязать его к дереву.